"Алая кровь на белых крыльях" - читать интересную книгу автора

Глава 4 Весна 1919 года. Данциг - Гданьск. Кровавая тризна.

В каждой грязной истории или войне есть свой крейсер "Мэн". Новой Польше был необходим выход к морю. Попытки экспансии Литвы пресекались странами Антанты, поэтому единственным доступным морским портом на Балтике для Польши был Данциг. Но его статус был двоякий - с одной стороны территория Польши, с другой стороны большинство населения в городе немцы. Поэтому, несмотря на наличие польской полиции и посаженного поляками градоначальника, порядки в Данциге оставались немецкими. Отношения между немцами и поляками, как в Данциге, так и на всей территории Германии отошедшей к Польше были очень напряженными.

Масло в огонь подливали заявления польской прессы. Поляки заслуженно считали себя победителями в мировой войне, наряду с Англией, Францией и САСШ. Гунны должны быть наказаны. Германии больше нет как государства. То что не удалось Наполеону, поддавшемуся на уговоры Александра I удалось теперь объединенным силам Антанты, САСШ и Великой Польши. Великой, потому что теперь Польша получила выход сразу к двум морям - Балтийскому и Черному. И польский порт на Балтике Гданьск должен избавиться от своего прошлого, избавиться от своего старого наименования - Данциг, и избавиться от памяти о нем. Морские ворота Польши должны населять поляки. Именно об этом и стали трубить все депутаты польского сейма и польские газеты. Немецкому населению было предложено покинуть польский город и перебраться на жительство в земли восточной Германии, точнее сказать в западные польские воеводства, ибо Германия стерта с карты, как когда-то была стерта Польша. Время реванша!

Осталось только найти повод. И повод был найден - в городское управление полиции обратился торговец некто Ф. Пелинский, с жалобой на то, что немецкие жители города сожгли магазин, которым он владел, а его самого жестоко избили, наказав перед уходом убираться в свою Варшаву пасти свиней. Полиция арестовала некоторых из зачинщиков беспорядков, на которых указал пострадавший, но в ответ у здания городского полицейского управления собралась демонстрация возмущенных жителей города, требовавших освободить земляков, незаконно арестованных по фальшивому доносу лже-купца. Представители немецкой общины пытались уверить начальника полиции, что никакого купца Ф.Пелинского в городе никогда не было, и не было никакого сожженного магазина. При попытке польской конной стражи оттеснить митингующих от здания управления, со стороны улицы прогремели выстрелы, одна из лошадей рухнула сраженная метким выстрелом наповал, еще одну зацепило пулей и она понесла, вместе со всадником. Наряд стражи был вынужден отступить внутрь и забаррикадироваться во внутреннем дворе здания. Два выстрела сделанные неизвестными оказались единственными, и более в сторону полицейских никто не стрелял. Но именно эти два выстрела, вкупе с избиением "торговца" и стали для поляком крейсером "Мэн". Через два часа в город вошли части 3-й армии под командованием Рыдз-Смиглы - 1-я и 2-я пехотные дивизии и 4-я кавбригада майора Яворского, а также конный отряд Булак-Балаховича. Город был поделен на сектора. Кварталы оцеплены. Движение по улицам запрещено. Началось изгнание немецкого населения за пределы города. Вооруженные патрули врывались в дома и выгоняли всех на улицу. Согнанных жителей строили в колонны и гнали под конвоем на запад, за пределы города. Там, в трех верстах от города, рядом с песчаным карьером их принимали удалые бойцы Булак-Балаховича. Вниз согнали первую партию в три тысячи человек. Испуганные и ничего не понимающие люди смотрели вверх, на темные силуэты поляков в лучах заходящего солнца. Но боялись они не долго. Вниз полетели гранаты, а затем ударили пулеметы. Когда стоящих внизу в котловане не осталось, командир одного из эскадронов, просигналил фонариком на окраину города. Конная сотня погнала следующую толпу. Подталкивая пиками людей скинули вниз в котлован карьера. Снова полетели гранаты, а затем ударили пулеметы. Снова сигналит фонариком командир эскадрона. Снова гонят толпу. Некоторых симпатичных немок выдергивают из нее на ходу и отводят в сторону. Они умрут не сразу, а после того как польская шляхта выполнит свою работу и захочет с ними позабавиться. Снова взрывы гранат, снова стрельба пулеметов. Конвейер работает. Из карьера слышны крики и стоны раненых, плач детей. Но освобождение Гданьска от гуннов продолжается. Опять взрывы гранат, опять пулеметы. Наконец работа сделана. Теперь можно и позабавиться. Прямо в поле. Ибо немецким фрау после забав не суждено вернуться в свои дома. Некоторых со вспоротыми животами и отсеченными грудями повесят на деревьях вдоль дороги. Некоторых с вырванными языками прибьют гвоздями к деревьям, заставляя медленно и мучительно умирать на лоне чудесной природы. Но это произойдет чуть позже, а сейчас время для забав, и ужасный женский крик висит в поле рядом с карьером. Смерть гуннам! Наконец и похоть удовлетворена, и самые буйные фантазии. Тела тех, кто не нужен оттаскиваются и бросаются туда же - вниз, в пасть карьера. По краям карьера крепятся подрывные заряды и отматываются провода. Гремят взрывы. Лавины песка обрушиваются вниз и засыпают многометровым слоем крики и стоны несущиеся снизу. О Гданьск! Теперь ты свободен!

Весело гудят паровозы. По железным дорогам Польши мчаться поезда с полякам спешащими на новоселье. Им суждено стать жителями города Гданьска. Теперь они не будут ютиться в тесных квартирках и снимать углы - немецких домов много и хватит на всех. Работников и хлопов привезут с востока. Шляхта не должна заниматься грязным трудом - грузить суда, мести улицы - дело шляхты война и охота. Но не все хлопы хотели быть быдлом и не всех Данцигских мужчин уничтожили оккупанты… те жители, которых вывезли ранее, и ветераны войны, которые не успели добраться домой, будут мстить.

Через пол года Легионеры будут делать в штаны при виде хмурых солдат с древним гербом Данцига на рукавах шинелей и мундиров старой Германской Армии.

Из детских сочинений:

- Как раз в это время было Рождество Христово. В вагоне была елка. Пришел капитан и сказал, что мост у Ростова взорван. Папа связал аэропланные лыжи, и мы побежали. Был мороз. Я и брат плакали. Мама успокаивала, а у нее было воспаление легких. Дон был замерзший. Моя мама скончалась только у Тихорецкой.

- Я бродил один и видел, как в одном селе на 80-летнего священника надели седло и катались на нем. Затем ему выкололи глаза и наконец убили.

- Расстреливали у нас ночью по 10 человек. Мы с братом знали, что скоро и наша очередь, и решили бежать. Условились по свистку рассыпаться в разные стороны. Ждать пришлось недолго. Ночью вывели нас и повели. Мы ничего, смеемся, шутим, свернули с дороги в лес. Мы и виду не подаем. Велели остановиться. Кто-то свистнул, и мы все разбежались. Одного ранили, и мы слышали, как добивают. Девять спаслось. Голодать пришлось долго. Я целый месяц просидел в темном подвале.

- Долго оставаться на одном месте нам было нельзя. Мама не жалела себя и служила иногда в пяти местах. Потом заболела, тогда я торговал табаком. Последний год мы ели немолотую пшеницу. У нас был один большой глиняный горшок, в нем и варили на три дня.

- Пришлось мне жить в лесу. Долго я бродил один. То совсем ослабеешь, то опять ничего. Есть пробовал все. Раз задремал, слышу: кто-то толкается. Вскочил - медведь. Я бросился на дерево, он тоже испугался и убежал. Через неделю было хуже: я встретил в лесу человека с винтовкой на руке; он шел прямо, крича, кто я. Я не отвечаю, он ближе. Я предложил бросить винтовку и обоим выйти на середину поляны. Он согласился. Тогда я собрал все силы, прыгнул к винтовке и спросил, кто он. Он растерялся и заплакал. Тогда мне стало стыдно, я швырнул винтовку и бросился к нему. Мы расцеловались. Я узнал, что он такой же изгнанник, как и я. Мы пошли вместе‹…›

- Видел я все, но больше всего ненавижу сейчас трусость толпы.

- Люди оказались похожими на диких зверей.

- Я пережил столько, что пропала у меня вера во все хорошее.

- Я с радостью ухватился за последнюю надежду - окончить образование. И хоть здесь отдохнуть. Вы улыбаетесь? Да, отдохнуть. Ведь жизнь все-таки прожита, и по сравнению с недавним прошлым все будет мелко и ничтожно.

- Господи, спаси и сохрани Россию. Не дай погибнуть народу твоему православному!