"Индиана Джонс против Третьего рейха" - читать интересную книгу автора (Тюрин Александр, Щеголев Александр)
ЧАСТЬ ПЯТАЯ. ГЕРМАНИЯ. ЯНВАРЬ. ГОТИКА И РЕНЕССАНС 1. ПЕРВЫЕ ВПЕЧАТЛЕНИЯ
Керосиновая лампа давала больше тепла, чем света, потому что стекло давным-давно закоптилось. Влажная земля обжигала холодом пальцы. Впрочем, здесь было несравненно теплее, чем на поверхности. Атмосфера лишь наполовину состояла из воздуха, вторую половину составляла вековая гниль.
Человек полз на четвереньках: плоский низкий свод не позволял ему распрямиться, не давал возможности двигаться по-людски. Бесконечный узкий тоннель словно бы сдавливал мозг, непроницаемая чернота, обступавшая жалкий огонек лампы, рождала призраки. И все-таки путник упорно шел к цели, борясь с назойливыми иррациональными видениями, убеждая себя, что подземный ход выведет его не в египетское царство мертвых, не в греческий Аид или христианскую преисподнюю.
Он изо всех сил надеялся, простая душа.
Человек любил подземелья ничуть не больше, чем, например, тварей, в них обитавших, однако так уж складывалась его нелепая научная карьера, что половину своего рабочего времени он проводил именно в подземельях. Пирамиды Месоамерики, мавзолеи Малой и Средней Азии, пещерные храмы Индии, гробницы Египта - куда только не заманивали его ослепительные сны. И в какие только кошмары эти сны затем не превращались.
Впрочем, сейчас все было мирно и скучно. Подземный ход оказался истинно европейским, никакой вам экзотики. Легенды не обманули. Известняковый свод, остатки недогнивших подпорок и перекрытий - каждый штрих подчеркивал суровую простоту древнего замысла. Каменная кишка постоянно забирала влево, выводя в самое сердце холма. Тайный ход имел имя собственное: "Волчья глотка", - очень похоже, - и был сооружен во времена германо-венгерских войн в середине десятого века. Это местечко вообще из века в век притягивало к себе любителей строить и разрушать, в силу своего выгодного стратегического положения. Холм стоял в излучине реки Марх, левого притока Дуная, оставалось только прорыть с другой стороны ров, чтобы получился остров. И это, разумеется, было сделано - еще до образования собственно маркграфства Австрия, древними баварами. После разгрома венгров у реки Лех германским королем Оттоном I, остров был отдан графу Конраду, одному из Бабенбергов, с мягким пожеланием построить здесь настоящее укрепление, непреодолимое для будущих гостей с востока. И встал на холме замок-крепость, хвастливо названный Шверт-на-Мархе #168;, впрочем, соответствующий всем требованиям оборонительной науки. Символом и гербом Конрада Бабенберга являлся спящий волк, вот откуда взялось название, данное тайному ходу… Отвлеченные мысли временно прервались, потому что человек, ползущий по тоннелю, уперся в дверь.
Просмоленные доски, окованные железом. Смех. Внешняя неприступность оказалась на деле величественным блефом: дерево сгнило, металл проржавел. Путник имел с собой ломик, и воспользовался инструментом без всякого уважения к седой древности. Небольшого усилия хватило, чтобы преграда слетела вместе с петлями.
И тесные ссохшиеся недра кончились. Пространство раздвинулось, позволяя поставить лампу на пол, встать, потянуться, разминая слипшиеся мышцы. Человек на мгновение оперся о стену, приходя в себя, превращаясь из безмозглого земляного червя в полноценного профессора археологии. "Инди, сказал он себе, - а ведь ты, кажется почти дошел…" Отсюда начинался нормальный тоннель, с каменными, укрепленными люнетами перекрытиями крестовой формы. Эта часть подземелья была более поздней постройки, а наверху, очевидно, началась территория, ограниченная остатками внутренней крепостной стены.
Профессор археологии продолжил путь. Разум его обрел простор и свободу движений - вместе с телом.
В замок, являвшийся целью очередного путешествия, не так-то просто было попасть. Пусть ограждение и стены разрушены, пусть от большинства башен остались только фундаменты, - этим необратимым процессам изрядно помогла длившаяся столетиями борьба городов с феодалами, а феодалов - друг с другом. И пусть ров давным-давно высох, поскольку река заметно обмелела за девять веков. И пусть грозная некогда цитадель, начиная с шестнадцатого века, была брошена под безжалостные подошвы времени, ведь она частично, а затем и полностью утратила свое стратегическое значение в связи с изменением способов ведения войны. Все так. Но, к сожалению, чтобы сейчас проникнуть в него и вернуться обратно, причем сделав это максимально тише, давалась всего одна попытка. В самом деле, не постучишься же с улицы и не скажешь нынешним владельцам, предварительно сменив шляпу на берет, что тебя интересуют старинные гобелены, а сам ты - шотландский граф? На тебя в лучшем случае спустят собак. Вышколенных немецких овчарок. Потому что нынешние владельцы - о-о, они явно не простые бароны или банкиры. Слишком уж много у них автомашин и катеров, слишком уж заметна военная выправка у прислуги.
Когда пала династия Бабенбергов, эти земли перешли чехам, затем Габсбурги вернули их Австрии, а уже в семнадцатом веке холм вместе с руинами был отдан одному из ландграфов по имени Грумм. Пресловутый Грумм построил на месте жалких остатков готической крепости шикарный охотничий замок в стиле позднего ренессанса, дорушив при этом то, что мешало строительству, и пощадив то, что не мешало. Груммы владели замком до восемнадцатого года нашего века, затем он несколько раз менял владельцев, в среднем каждые пять лет.
Кому бывший Шверт-на-Мархе принадлежал теперь?
Путник прошел еще ярдов шестьдесят, прежде чем тоннель кончился. Пол превратился в лестницу, ступеньки которой упирались прямо в потолок. Оставалось подняться и просочиться сквозь толщу камня… Спокойно, сказал себе археолог, - здесь должен быть люк. И люк действительно нашелся, требовалось только внимательно осмотреть поверхность камня над своей головой. В агонизирующем свете лампы был ясно виден квадрат. Человек уперся в плиту обеими руками и поднатужился, включив нетерпение на полную мощность. Что-то хрустнуло - нет, не в камне, а в человеческой спине. Он опустился на ступеньки, покачнувшись, едва не упав. Он озабоченно подумал: "Не сорвать бы поясницу. Радикулита мне только не хватало." Затем взглянул вверх и вновь упруго поднялся. Ощупал щель пальцами: камни были плотно пригнаны друг к другу. Что же делать? Рисковать или не рисковать? Путник взял поудобнее ломик и ударил в щель. Замер, прислушиваясь. Вторично ударил, уже смелее, уже сильнее, и пошел обивать плиту по периметру. Одно из размеренных движений дало неожиданный результат - то ли удар оказался точнее, то ли преграда дряхлее, но острие лома пробило щель насквозь, выскочило наружу. Воодушевившись, человек втянул инструмент обратно, и в тот же момент…
В тот же момент сквозь дыру хлынула какая-то жидкость. Человек отскочил, впрочем, пальто все равно оказалось испачканным. Пиво! Из потолка щедро лилось прекрасное черное пиво, мгновенно наполнив подземелье совершенно неуместным сладко-кислым запахом. Археолог отступил еще на шаг, давая дорогу вырвавшемуся на свободу бодрящему продукту. Липкие струи стекали по ступенькам, жизнерадостно пенясь, и в утомленном мозгу зрителя родилась безумная мысль: что, если этот поток не кончится? Что, если наверху гигантский заводской чан, чудо бродильного производства? Ужасная картина представилась ему: пиво неудержимо поднимается, до краев наполняет тесный тоннель, человек отчаянно барахтается под самым потолком, ловит ртом остатки воздуха… Он встряхнулся. Поток на глазах иссякал, таял, терял силы. Последние капли звонко упали на ступеньки - конец, можно продолжать работу.
Человек снова надавил руками на плиту, и она подалась!
Наверху было что-то вроде погреба. Вдоль стены рядами выстроились бочки с пивом, и одна как раз стояла на люке, вот почему камень оказался столь неуступчивым. Излив из чрева все запасы, бочка полностью потеряла не только смысл своего существования, но и массу. Человек выполз наружу, раздвигая стянутые железными обручами деревянные бока…
Замок Грумм!
Неужели добрался? Невозможно поверить. Месяц поисков позади, месяц выживания во вражеском тылу, без денег и без связей, в условиях жестокой конспирации. Хоть и года не прошло, как Австрия была захвачена Германией, мирная эта страна стремительно преображалась, теряя остатки свободы. Впрочем, в Вене не так уж трудно было затаиться. Он жил именно в Вене, проводя все отпущенное ему время в библиотеках и открытых архивах. Одна из пожилых библиотечных фрау приютила его за символическую плату расплачиваться приходилось главным образом своим обаянием и разнообразными обещаниями. Ведь археолог, согласно документам, прибыл из Италии, и не просто из Италии, а из самой Венеции, где работал консультантом знаменитой галереи Академии. Бедный в денежном отношении ученый прибыл в Австрию по личным делам, то есть командировку ему никто не оплачивал, и женское сердце не могло не сжалиться. Тем более, он честно и от всей души обещал принять фрау с ответным визитом в Венеции, и вообще, он был мил, очень мил.
Первым большим успехом итальянского ученого стало то, что ему удалось раздобыть зимнее пальто. Он получил этот необходимейший для местной жизни предмет благодаря меткой стрельбе. Нет, никого не убивал, просто некий азартный австриец, сосед доброй фрау, затащил его однажды в тир и предложил соревнование. Представитель чистой расы, очевидно, хотел посмеяться над грязным библиотечным хлюпиком. Откуда бедняге было знать, что перед ним стопроцентный американец? Короче, археолог поставил свою осеннюю куртку против пальто развлекающегося оппонента, и победил, разумеется. Откровенно говоря, пальто было старым, ношенным, но все же… Затем он выяснил местонахождение замка Грумм и, ухватив след, побежал по нему, уткнув острый тренированный нос в каталоги и древние книги. Интересовавший его объект располагался практически на границе бывшей Австрии со Словакией, да и расчлененная Чехия была совсем неподалеку, из чего следует, что археолог не мог себе позволить даже короткое время болтаться в тех местах. Он прекрасно понимал, что попытка ему давалась всего одна, а лжеитальянцу "засветиться" в провинциальном городке проще, чем фотопластине в погожий день. Необходимо было приехать, вооружившись максимально большей информацией - чем он и занимался, кочуя из одного книжного хранилища в другое.
В результате, прибыв в Шверт-на-Мархе, он сразу взялся за дело - едва сойдя с поезда. Он нигде не останавливался и ни у кого ничего не спрашивал. Он отправился к холму, и в лесочке, по эту сторону высохшего рва, остановился. Согласно картам, там должно было быть кладбище. И там действительно было кладбище -средневековое, брошенное. Прочесав территорию, археолог нашел, что искал. Прямо возле рва была могила, на которой помещался гранитный памятник в виде лежащего волка, выполненный в натуральную величину. Местные жители всерьез полагали, что под изъеденным временем куском гранита, который больше напоминал бесформенный валун ледникового периода, покоился сам Конрад Бабенберг. Прибывший из Вены исследователь был другого мнения. Точнее, у него имелись обоснованные сомнения, вызванные кропотливым разгребанием архивов, поэтому он сковырнул спящего волка вместе с постаментом, желая проверить красивую рыцарскую легенду, и начал копать. Остатки крепостной стены по другую сторону рва, а в особенности круглая башня-донжон, вдохновляли его. Нескольких бросков земли оказалось достаточно, чтобы лопата наткнулась на каменный люк. "Волчья глотка" раскрылась, приглашая прыгнуть в жуткий земляной пищевод…
Индиана Джонс (а это был именно он, как, возможно, кто-то из читателей уже догадался) встал и осмотрелся, подняв повыше лампу.
Четырехлепестковый свод монастырского типа, стены из бутового камня.
Несомненно, это нижний уровень древней башни, так называемого "донжона" единственного сооружения, сохранившегося с рыцарских времен. Более поздний замок Грумм был пристроен к ней, образовав этакий замкнутый прямоугольник, состоящий из башен, башенок и домов с фронтонами… Отлично. Что дальше?
Доктору Джонсу не пришлось долго размышлять на тему: "что предпринимать дальше", поскольку события уже вновь тащили его за собой, неудержимо и властно - так, как он любил. Послышались далекие голоса, затем бодрый смех. Он затаился, закрутив лампу до нуля. В подвал спускался человек, осторожно ставя ноги на ступеньки - лестница была крутовата. В руках вновь вошедшего подрагивала собственная лампа, яркая и чистая. Человек был один, без товарища.
- Чем пахнет? - спросил он в пустоту, принюхиваясь. По-немецки спросил, разумеется. Ничем особенным не пахло: ну, разлитое пиво, ну, погашенная керосиновая горелка, что ему не понравилось в этих невинных запахах? Доктор Джонс не дал гостю времени поудивляться. Секунды хватило, чтобы зажать ладонью беззащитный рот, еще секунды, чтобы другой рукой взять выбритую прыщавую шею на захват и сдавить, прижимая трепыхающееся тело к своей груди. Враг недолго разгонял пыль хаотической пляской конечностей, и доктор Джонс нежно уложил его на холодные плиты, чтобы тому удобно было наслаждаться тишиной и покоем.
Гость, собственно, таковым не являлся. Наоборот - он, очевидно, представлял компанию хозяев. Черный мундир, галифе, пилотка. Петлицы отсутствуют, значит, просто солдат. Солдат СС. Что ж, профессору археологии не привыкать быть просто солдатом, самым низшим, не обласканным милостью начальства, - из тех, на которых держится мир, - и он без колебаний принялся раздевать безвольное тело.
Мундир слегка жал в плечах, зато был свободен в талии и в паху. Раздетый эсэсовец, очевидно, не слишком усердно занимался физическими упражнениями. Но выбирать не приходилось, и профессор, приведя новый наряд в порядок, поправившись и заправившись, собрался было на выход. Ему не терпелось посмотреть, с кем бывший обладатель эсэсовского мундира разговаривал, прежде чем спустился в подвал. Однако события развивались по своему сценарию.
- Гюнтер! - раздался властный оклик. - Ты что там застрял!
Затем - скрип двери.
И шаги.
Когда новый посетитель появился в подвале, Индиана был уже готов к встрече. Эсэсовец с опрометчивым спокойствием преодолевал ступеньки, вдруг замер, увидев своего подчиненного - тот лежал среди мешков с овощами, трогательно белея исподним, - но дотянуться рукой до кобуры не успел.
- Тихо, - попросил Индиана, толкая его к стене. - Кроме тебя еще есть кто-нибудь?
Человек устоял на ногах. Однако явно впал в ступорозное состояние косил взглядом на приставленный к его голове кольт, открывал и закрывал рот, будто вытащенный из Дуная сом. Индиана освободил немца от парабеллума и прошипел в самое его лицо:
- Ты кто?
- Заукер, - откликнулся тот, плохо владея голосом.
- Звание? Должность?
- Шарфюрер… Кто вы?
- Здесь спрашиваю я, ублюдок, - продолжал шипеть профессор. - Кому принадлежит замок?
- Великой Германии.
Шарфюрер Заукер был усат: усы его обвисли, словно бы начали таять. Наверное, вспотели от страха. Он завороженно смотрел в отверстие револьвера и откровенно трясся.
- Ясно, что не Америке, - усмехнулся Индиана. - Кто тут у вас главный?
- Фон Урбах. А что вы собираетесь со мной…
- Урбах! Что ж, я попал, куда надо… Где Генри Джонс?
- Кто?
- Ну, американец, пожилой человек. Почти старик.
- Я ничего не знаю, - человек запаниковал, уже все его лицо таяло вместе с усами, - я из хозчасти, у стажеров сегодня праздник, им выпивка скоро понадобится, а ключи от арсенала только у меня и у повара, честное слово…
- Да, фельдфебель вроде тебя вряд ли мне поможет, - задумчиво согласился Джонс, разглядывая младшего чина СС. - Придется поискать кого-нибудь другого… Кстати, у вас тут есть тюрьма?
- Подопытных содержат в питомнике. В этой же башне, но на последнем ярусе.
- Подопытных? - поднял брови Джонс. - А где начальник тюрьмы? Он уже лег спать, наверное?
- Штурмбанфюрер сейчас на празднике. А что вы со мной сделаете?
- Праздник какой-то, - археолог мысленно перебрал даты. - Не знаю я никаких праздников в конце января. Не день же смерти Ленина вы отмечаете…
- Да и нет в башне стариков, - продолжал о своем шарфюрер. - В замке таких не содержат. Вот в Дахау есть старики и дети, да, но тот лагерь не мы придумали, матерью клянусь, это Гиммлер с Гейдрихом. Не надо меня, умоляю вас, меня-то за что…
- Ладно, - решил Джонс. - Достаточно поговорили.
- Нет! - всхлипнул человек. - Ой, нет! - Еще немного, и подвал начал бы трястись вместе с ним. - Что вы задумали? Только не меня!
- Почему не тебя? - доктор Джонс улыбнулся широко, по-американски. Чем ты хуже Гюнтера? - он указал на неподвижное тело.
- Вы один не дойдете до третьего яруса, - клацая зубами заговорил Заукер. - Эти умники как раз на втором сейчас празднуют, мимо них вам никак, они вас сразу обнаружат, вот увидите. А Курт Коппи, дежурный по питомнику, он мой приятель.
- Ты хочешь предложить помощь?
Человек кивнул, шаря отчаянным взглядом по лицу собеседника, и на всякий случай еще раз горячо кивнул, и рот открыл, чтобы подтвердить словесно, но ничего больше выжать из себя не смог.
- Имей в виду, - сказал тогда Индиана, - при первом же неправильном жесте или звуке я перешибу тебя, слизняка, кулаком. Хотя, могу и пулю не пожалеть. Ты предпочитаешь из моего кольта или из своего "Парабеллума"?
Он взял шарфюрера за воротник и толкнул к выходу.
- Не забывай ни на секунду о том, что я очень опасен для тебя, добавил он. - И перестань ты дергаться, все же дело испортишь, трус!
- Надо пиво с собой взять, - воодушевившись, ответил эсэсовец. Будто бы для их попойки тащим…
Через несколько минут два сотрудника хозчасти покинули подвал, прихватив один из бочонков. Они понесли пиво старшим товарищам. Точнее, младший офицер распоряжался маршрутом, а работу выполнял человек в форме солдата СС - именно он нес на плече ношу, прикрывая лицо от случайных взглядов. Впрочем, до второго яруса они никого не встретили. Повсюду горел тусклый электрический свет. В башне кроме подвальных помещений было три яруса, как и полагалось, причем на каждый следующий вела только одна лестница, чтобы легче было защищаться в случае проникновения врагов внутрь. Жилые помещения обычно устраивались на последнем. Древнее сооружение вообще хорошо сохранилось, даже штукатурка, которой были залиты стены из бутового камня, не везде осыпалась. Башня была внушительных размеров, особенно для тех времен, когда строилась: толщина внешней стены не менее двадцати пяти футов, диаметр пятьдесят пять ярдов.
Когда послышались гулкие звуки человеческой речи, шарфюрер Заукер замедлил движение и пугливо сообщил:
- Нам все равно не пройти к той лестнице наверх! Посмотрите сами, они рядом свой алтарь придумали.
Впереди был зал, состоящий из готических крестовых сводов на нервюрах. Низкие толстые столбы держали нависающие над головами подпружные арки. Профессор археологии, который вполне достойно смотрелся в черном мундире, поставил бочку на пол и выглянул из-за столба.
Зрелище впечатляло. Висели штандарты, как привычные, со свастиками, так и красно-бело-черные полосатые знамена средневекового Рейха. Центральный свод украшал гигантский круг, размещенный горизонтально рунический лунный календарь. А точно под этим календарем было устроено возвышение в виде каменного надгробия с многочисленными барельефами рыцарей. Эсэсовцы торжественным полукольцом окружали надгробие, они стояли неподвижно, абсолютно сосредоточенно. Все без головных уборов. Они слушали. С возвышения им вещал человек…
Хорхер!
- Почему мы верим нашему фюреру? - бросал Хорхер в публику отрывистые слова. - Потому что в нем - Германский Дух! Дух Водана и Тора! Фюрер воплощение Германского Духа!..
В своем одеянии - черно-красная мантия со свастикой в белом круге, с поднятой вверх правой рукой, он выглядел как священник. Рука, разумеется, была в перчатке. Служитель черного культа, кадровый разведчик, садист и убийца…
- Сюда! - зашептал Индиана Джонс, притягивая шарфюрера за шиворот. Кто это говорит?
- Из шестого управления РСХА, шеф какого-то отдела, - прошелестел немедленный ответ. - Не выдавайте меня ему, умоляю, кому угодно, только не ему…
- Чего достоин народ, осквернивший Германский Дух? - спросил между тем оратор. И аудитория вдруг слаженно откликнулась, грозным рыком:
- Смерть и забвение!
- Имя! - потребовал "священник". - Дайте нам имя!
- Израиль!
- Еще?
- Дети израилевы! Рабы израилевы! Друзья израилевы!..
Доктор Джонс неслышно прокомментировал: "Иными словами, все человечество."
- Предки слышат вас, солдаты! - возгласил Хорхер. - Предки видят кровь наших героев и отворачиваются от слез израилевых праведников. Все ли герои здесь? Зигфрид?
- Здесь! - откликнулся кто-то.
- Какой Зигфрид? - не понял Джонс. - Из "Песни о Нибелунгах", что ли?
- Да, - подтвердил Заукер. - Вы не обращайте внимания, они тут все сумасшедшие.
"Барбаросса!" - выкрикивал тем временем оратор. "Здесь!" - отвечала аудитория. "Оттон Первый!" "Здесь!" "Хорст Вессель!" "Здесь!.."
- Что происходит? - спросил Индиана. - Ты можешь объяснить?
- Праздник Посвящения. Стажеров посвящают в солдаты Памяти.
- Какой "Памяти"?
- Ну, Памяти Предков. Умники университета, не люблю я их. Чины получили, и думают, что теперь чернее свастики.
"Память предков, - пробормотал Джонс. - Память предков…" И вдруг вспомнил. Аненэрбе! #168; Тот самый таинственный институт! Вот, значит, куда его занесло - в один из законспирированных филиалов, - вот, значит, кому в действительности принадлежит замок… Он ободряюще похлопал шарфюрера по спине:
- Ты не переживай, приятель, у тебя ведь тоже чин есть. Маленький, но все-таки. Повысят, потом и тебя примут, наберись терпения.
- Они посвящают только тех, у кого есть списки родни до 1648 года. Я такую родословную не могу представить.
- Да, весело живете, - согласился Индиана. - 1648-й, говоришь? Вестфальский мир, конец Тридцатилетней войны… А кого они теперь вспоминают?
Хорхер называл уже совершенно незнакомые имена, на что массовка исправно отвечала: "Здесь, здесь, здесь…"
- Это жертвы "пивного путча", - скорбно сообщил Заукер. - Они всегда с нами.
- Наследники Зигфрида! - сказал Хорхер, форсировав голосовые связки. - Клянемся быть достойными славной памяти предков!
- Еще нет, - отозвался Заукер нервно. - Послушайте, а что вы со мной сделаете после того, как мы дойдем до тюрьмы?
- Поцелую. А потом возьму к себе в ассистенты. Да не бойся ты так, твои зубы на весь зал слышны.
Странный ритуал и в самом деле еще не закончился. Хорхера сменил другой "священник", отличающийся тем, что на голове его громоздился рогатый рыцарский шлем, скрывающий лицо, а на рукаве - выделялся шеврон с несколько необычным рисунком. На шевроне был рунический знак, похожий на букву "А", повернутую набок.
- Чем скрепляется рыцарское братство? - очень спокойно, тихо спросил он.
- Кровью! - хором ответили ему.
- Сколько рун "Зиг" в сердце рыцаря?
- Зиг хайль! Зиг хайль!
Вверх взметнулись кинжалы - чистой пробы, гордость СС. В руках у нового оратора появилась ваза, точнее, чаша. Впрочем, больше речей не было, все дальнейшее происходило без единого слова.
"Стажеры" царапают кинжалами свои левые руки.
"Священник" ставит чашу на надгробие: все присутствующие поочередно подходят и выдавливают в нее из ран по нескольку капель крови…
- Кто это? - спросил Индиана, пораженный до самых глубин археологической души. - Который в шлеме - это Урбах?
- Урбах не из СС, - покорно ответил Заукер. - Он научный руководитель, просто член партии, имеет право не участвовать в праздниках.
- Тогда - кто?
Шарфюрер до сих пор не предпринимал ни малейших попыток убежать, привлечь внимание или, например, промолчать, спасая служебные тайны от посторонних посягательств. До сих пор он выполнял любой каприз захватившего его в плен незнакомца. Однако сейчас послушание оставило его. Заукер сжался, сморщился, словно бы ссохся, открыл и закрыл рот, затем робким шажком отодвинулся назад к лестнице.
- Меня убьют, если скажу, - еще немного, и он бы заплакал.
- Тебя обязательно убьют, - подтвердил Джонс. - Но раньше, чем ты думаешь, - притянул труса к себе и взял его стальными пальцами за подбородок.
- Вы не понимаете… - еле слышно шепнул тот. - Это же Мертвая Голова…
- Кто?
- Я не знаю его имени. И никто не знает. Наверняка Урбах и Вольфганг тоже не знают, и этот, из РСХА, тем более…
- Идиоты, - сказал доктор Джонс. - Язычники проклятые.
Ритуал завершался очень красиво. "Священник" по имени Мертвая Голова обходил строй будущих солдат Памяти и рисовал на лбу каждого кровавую свастику - при помощи маленькой кисточки, смоченной в чаше. Стажеры в ответ пригубляли чашу, пробовали на вкус собранную там жидкость, в результате чего губы у всех присутствующих сделались жуткими, ирреальными, бесформенно красными. После такого причастия логичным выглядел финальный жест жреца - он клал свой кинжал на язык каждого из стажеров. Кинжал вместо облатки - красиво придумано…
И это был конец ритуала.
Немцы расходились без церемоний, разговаривая свободно и весело. Обнаружив бочонок с пивом, обрадовались, загорланили, дружно обступили неожиданную находку. Индиана так и не успел придумать, куда здесь можно спрятаться, он остался, готовясь принять последний бой, однако никому не было решительно никакого дела до скромно стоящих поодаль младших товарищей по партии. Возможно, их просто не заметили, приняв за незначительную деталь интерьера. Что ж, все правильно: раса хозяев естественным образом разделяется на своих хозяев, разговаривающих с богами, и своих рабов, недостойных и секунды внимания. Так было, есть и будет. Очень удобно быть ничтожеством, - Индиана этого не подумал, надвинув пилотку до бровей, но ощутил в полной мере. Особенно когда мимо проследовала пара нацистских жрецов. Хорхер и его загадочный шеф удалились, не обратив высочайшего внимания не только на жмущихся возле стены солдата с фельдфебелем-шарфюрером, но и на собственных же "посвященных". Они приглушенно беседовали.
"…Искендерон…" - расслышал Индиана, что заставило его вздрогнуть. И еще раз: "…Искендерон…" - от этого слова злое напряжение пошло в суставы и жилы.
Неужели пронюхали? Неужели и до Эльзы добрались? Или снова Маркуса допросили, применив изощренные готические пытки?
Своего нелепого шлема "Мертвая Голова" так и не снял, поэтому Индиана не увидел его лица, зато разглядел на отвороте красно-черного плаща зловещий значок со стилизованным черепом.
Эсэсовцы между тем уже скрутили у бочонка крышку и, толкаясь, дурачась, окунали в благословенный напиток оскаленные хохочущие пасти. Кровавый узор на лицах сменился аппетитной липкой пеной. Невероятно вовремя здесь оказалось пиво, фантастически вовремя. И пусть никто не отдавал приказа: в такой день можно забыть о формальностях. Рабы из обслуги на то и существуют, чтобы угадать невысказанные желания хозяев. Прихватив бочонок, новоиспеченные рыцари ушли вслед за вождями, оставив только двух скучающих охранников возле надгробия.
Злость в очередной раз помогла доктору археологии. Приветливо улыбаясь, не отпуская от себя проводника Заукера, он спокойно приблизился к охранникам и выключил их в два движения. Затем добил лежащих их же кинжалами. Бесконечный стресс, в котором пребывал шарфюрер, вновь сменился паникой, тоскливым причитанием: "…не меня, умоляю, только не меня…", и доктор Джонс сказал ему: "Заткнись, ублюдок".
Трупы были оттащены к стене и спрятаны в нишу, с глаз долой. Когда поднимались по лестнице на следующий ярус, Джонс бормотал: "Значит, говоришь, дружеская попойка будет? Как обязательное завершение ритуала? Как неотъемлемая часть рыцарского празднества? Ох, язычники, настоящие язычники…" Затем он спросил перепуганного проводника: "У вас что, все праздники такие?" - "Сегодня праздник не крупный, - ответил тот, преодолевая пережитый минуту назад ужас. - Вот в конце декабря был День зимнего солнцестояния. Видели бы вы, что тут делалось. Жгли во дворе костры, голыми по снегу бегали, шлюх из Вены навезли."-"День солнцестояния? - в который раз поразился рациональный археолог. -Что за игры в архаику! Я всегда считал, что СС - это всего лишь "охранные отряды", жестокие, но очень современные." - "Я не жестокий, нет, вы не думайте, я ведь из хозчасти…" - "Пришли, - сказал наконец Джонс. - Стой, куда прешь."
Они поднялись до решетки заграждения.
- Зови своего приятеля, - скомандовал солдат шарфюреру. И встряхнул его для ясности. - Вперед!