"Тень луны" - читать интересную книгу автора (Трапезников Александр)

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

1

Семнадцатого августа маленький премьер-сайентолог все еще огромной страны с холодной улыбкой на устах объявил о ее фактическом банкротстве всего через два дня после того, как Президент в очередной раз дал всенародную клятву: «Девальвации не будет, я — в отпуске!» Гром грянул, но еще мало кто мог предположить, что самые кошмарные сны «с ягодками» впереди. И даже ставшее модным словечко «де-фолт» пока воспринималось с иронией, как новое заклинание либеральных реформаторов. Не всякий ученый муж-академик взялся бы растолковать его значение, не порывшись предварительно в экономическом словаре. Простительно было и Кононову спросить об этом у Большакова — уж больно тот сам внешне походил на этого премьера-Кириенку:

— Что за «де-фолт»?

— По-моему, это — полный… — по-русски отозвался Геннадий. И попал в самую точку. Августовский понедельник девяносто восьмого года отбросил Россию еще дальше назад, средний класс оказался практически уничтожен, народ стал беднее в пять-десять раз, банковская система и ГКО лопнули, а пронырливые демократы кинули теперь не только «чужих» (российское население), но и «своих» — тех, кто все время поддерживал их на Западе. Доигрались окончательно. Но «мастерство» не пропьешь: ни раскаяния, ни тени смущения, можно уважать.

— За такие фокусы отрывают башки, — заметил Игорь и уехал на день рождения к Людмиле Гриневой — еще одно событие, случившееся в этот понедельник; личного значения, но по-своему важное. Трудно определить, что важнее: землетрясение в городе или встреча с любимой женщиной, хотя Игорь и не мог понять — что их объединяет? Любовь — хитрый кроссворд, посложнее высшей математики или экономических законов, тот же «де-фолт» поджидает тебя за неожиданным поворотом. Их тянуло друг к другу, но после встречи в «Кратере» и проведенной затем ночи, они виделись всего два раза, на людях, — не было времени, мешали обстоятельства. Созванивались, но разговоры по телефону казались сухими, выхолощенными, словно они оба боялись, что их подслушивают. Просто не хотелось говорить, не видя лица. Но ведь они вообще не говорили о любви, будто не желая раскрыться. Трудно преодолеть себя, когда многое осталось позади и зачеркнуто. По крайней мере, ты заново учишься ходить. Это честнее, чем изображать из себя бегуна на длинные дистанции.

— Ты? — удивленно произнесла она, увидев его на пороге квартиры. — Я вещь не могла до тебя дозвониться двое суток! Как ты узнал?

Выглядела Людмила превосходно — в нарядном бежевом полуоткрытом платье, почти телесного цвета, и с синим блеском глаз. Лукавила или нет? Прекрасно знала, что он заедет, хотя бы на несколько минут. Из комнат доносились веселые голоса, музыка. Где-то еще более задорно лаяла собака. Отец Гриневой — бывшая номенклатурная шишка, а позже «консультант» зарубежной фирмы — подарил ей эту трехкомнатную квартиру, когда она вышла замуж. Муж со временем ушел в изгнание, квартира осталась. Все это было Кононову известно: сама рассказывала. Не сообщила только, какой породы у нее собака. А это было существенно, поскольку Игорь приготовил два подарка.

— Розы тебе, — произнес он, протягивая букет из двадцати девяти чайных бутонов. — А ошейник — песику.

Это был тот самый музыкально-фосфорицирующий ошейник, купленный им когда-то в Цюрихе — с колокольчиков, на сенбернара. Неизвестно, зачем он его захватил с собой? Собаку так и не завел, может, хоть сейчас пригодится? Оказалось — подвела порода. Выскочивший внезапно в коридор песик напоминал нечто среднее между маленьким крокодильчиком и зубной щеткой. Кто-то подхватил его подмышку и унес обратно.

— Какая прелесть! — искренно сказала Мила, радуясь, то ли цветам, то ли Игорю, то ли этому дурацкому ошейнику. Воспользовавшись тем, что они остались в коридоре одни, она на несколько секунд порывисто прильнула к нему, поцеловала, затем так же быстро отпрянула, поправляя прическу. Пойдем к гостям! — потянула его за руку.

Игорь рассчитывал пробыть здесь не более получаса, но вышло иначе. Гостей оказалось около двух с половиной десятков, самого разнообразного калибра, возраста и пола, включая средний, поскольку некоторые театральные деятели не принадлежали ни к мужчинам, ни к женщинам. Был тут и папа именинницы, неожиданно свалившийся в Москву откуда-то из Мюнхена и державшийся чуть отстранено, в тени. Он разговаривал с бородатым депутатом Госдумы, когда Мила представила ему Игоря, как «друга».

— Вот, помяните мое слово, — сказал папа, будто продолжая начатую мысль: — Сейчас, после этого заявления, пойдет такой обвал — что там девяносто второй год! Американская депрессия. Гоббсовский закон борьбы все против всех. Хило не покажется.

— М-мнда-а — глубокомысленно изрек рыжебородый депутат. Ничего более умного он бы все равно не сказал.

Мила уже куда-то убежала. Игорь немного постоял с «прозорливым папой», покачиваясь на пятках и разглядывая шампанское в своем бокале, затем сунул его на поднос нанятому по сему случаю официанту с бабочкой и отошел: к нему направился Роман Корочкин. Игорь давно заметил журналиста, болтавшего в компании «золотой молодежи». Видимо, пользовался успехом. С той беседы в «Кратере» у них еще не было времени переговорить, но Игорь помнил о тех отношениях, которые связывали Милу и Романа. Хотя и не испытывал ревности не в этом дело. Журналист вызывал у него чувство иной настороженности, связанной с другой, еще неосознанной опасностью.

— Статью заканчиваю, — сказал Корочкин, по панибратски тряся его руку, но улыбаясь довольно кисло. — На днях отдам Бенедиктову. Хотите посмотреть?

— Нет. Зачем? У нас ведь свобода слова?

— Скорее, свобода речи. Каждый говорит что хочет, но думает насколько платят. Боюсь, что у меня будут большие неприятности из-за этой статьи.

— Так порвите. Никто не неволит.

— Ладно, была не была! — Роман залпом выпил свой бокал и выхватил с подноса другой. — А правда она красивая?

— Вы о ком?

Можно было не спрашивать: журналист глядел на Гриневу, мелькавшую среди гостей, а ее бежевое платье сливалось с цветом кожи, и оттого казалось, что она голая. Словно Маргарита в знаменитом романе на бале у сатаны. «Королева в восхищении!..» Роман хитро подмигнул Игорю и пошел прочь. Слегка пошатывался, видимо, было от чего. Одни гости исчезали, а другие появлялись, будто возникая из ничего, хотя периодически слышалась трель дверного звонка, соперничавшего с телефонным аппаратом. У Милы Гриневой в Москве была куча знакомых. В стометровой квартире, казалось, могли разместиться все. Как в камере Бутырской тюрьмы, если спать в три смены и стоять на одной пятке. Но неудобств здесь никто не испытывал каждый из присутствующих был предоставлен и самому себе, и всем остальным. К удивлению Кононова, он и сам встретил тут немало знакомых. Не считая тех, кто часто мелькал на экранах телевизоров. Певцы, модельеры, художники, артисты. В одной из комнат он обнаружил «своего» циркового диск-жокея из «Кратера», на сей раз не в блестящем костюме матадора, но тоже в чем-то неординарном, с золотыми пуговицами. Очевидно, Мила взяла восходящую звезду под свою опеку. Парень явно пользовался успехом у девушек, которые сновали возле него взад-вперед. Он зачем-то начал представлять каждую из них Кононову, но тот лишь замахал руками.

— Веселитесь без меня, — сказал Игорь. — Мне, к сожалению, пора. Если где-нибудь удастся встретить хозяйку — передавайте поклон.

— А вы меня не помните? — спросила вдруг одна из молодых женщин. Игорь внимательно посмотрел на нее. Светловолосая, гибкая. Морщинки вокруг глаз. Боже мой, как будто не случайно захватил с собой этот швейцарский ошейник, магнит что ли притягивает? Четыре года прошло.

— Света, — произнес он. — Рад приветствовать вас на родине.

— Я ведь давняя Милина подруга, — пояснила она, уводя Игоря в сторонку. — Только у нас по разному судьбы складывались. А со стриптизом покончено. Теперь я дама свободная и обеспеченная. Вот думаю, не удариться ли и мне в журналистику? С Гриневой ведь один институт кончали.

— Не знаю что и посоветовать, — развел руками Игорь. — Оставайтесь свободной — это труднее всего, но тогда вряд ли сохраните свою обеспеченность. Не слишком занудно высказываюсь?

— А вы и тогда, в Цюрихе, как-то сидели отдельно от всех, вдали. В себе. Поэтому я вас и запомнила. И еще того парня ну, молоденький такой, краснел очень. Смешно! Здоровый, а краснеет. Как же его звали? Он — с вами?

— Да, да, конечно. Валера, — глухо произнес Игорь. — Он тоже вас помнит, извините, еще увидимся! — и пошел прочь, не желая больше вдаваться в воспоминания. Пора с балами заканчивать. Но уйти из гостеприимной Милиной квартиры не удалось и на сей раз.

Сначала он встретил институтского приятеля Макса, выросшего из скромного паренька в международного афериста: отвязаться не удалось, проболтали минут двадцать, вспоминая друзей, договорились о новой встречи.

— Нам есть, есть, Игорь, есть что обсудить! — кричал вслед Макс, поднимая вверх палец, унизанный огромным перстнем, словно призывая его остановиться, замереть.

— Обсудим! — отмахнулся Кононов. — Я позвоню.

Едва он вышел в коридор, как столкнулся с Тарлановым и еще одним моложавым, с сединой в волосах. Оба они, при виде Игоря разом заулыбались, вроде не могли поверить столь нечаянной радости.

— А я вот… — начал Тарланов и осекся, под взглядом моложавого. Тот уже не улыбался, а изучал Кононова. Как интересный экспонат. Но длилось это всего мгновение, а потом вновь блеснула белозубая улыбка. Игорь пожал плечами и прошел в раскрытую дверь одной из комнат.

— Сволочь! — смачно произнес кто-то рядом с ним. Оказалось — Корочкин, выглядывавший из-за плеча Игоря — в сторону коридора. Журналист уже поддал до неприличия много. Он даже слегка облокотился на Кононова, и тому пришлось немного встряхнуть его.

— Я об этом… — пояснил Роман. — Который рядом с Тарлановым.

— А кто он? Незнакомая личность.

— Личность еще та! — ответил журналист. — Литовский. Небось слышал?

— А чего нам? Я спать пошел. Лягу где-нибудь на коврике. Как собака.

— Тогда попроси у Милы ошейник. Кто-то ей принес твоего размера.

— Идея! — кивнул Корочкин. Потом покачал головой: — Но! Все — впустую. От хозяина не уйдешь. От нее — да.

И он действительно куда-то исчез — в полумраке комнаты, за тяжелыми портьерами, может быть, и в самом деле лег где-нибудь, свернувшись калачиком. Игорю даже стало жаль бедолагу-журналиста, запутавшегося в каких-то своих историях. В трех соснах, в которых блуждают почти все, кто хочет изначально перехитрить самого себя. Но на месте Романа неожиданно возникла Мила, потянув за собой.

— Я тебя два часа ищу! — возбужденно говорила она. — Это некрасиво. Ты меня бросил среди всей этой ужасной толпы!

— Ты же сама собрала ее на свой праздник?

— Они приходят и уходят когда хотят. Как фантомы, как тени. Разве я виновата?

— Никто ведь тебя и не упрекает. Праздник удался. Я серьезно. Но мне пора ехать.

— А я? — Мила даже остановилась, замерев, пытаясь чуть ли не обжечь его синими огоньками. Не обращая внимания на других людей, сновавших где-то вокруг, она прижалась к нему, обхватила за плечи.

— Чего же ты хочешь? — спросил он. Она улыбнулась.

— А вот выгоню-ка я сейчас всех на улицу!

— Так нельзя.

— Тогда… уедем мы. Я хочу быть вместе с тобой. Ты — настоящий, ты не скрываешься.

— Скрываться приходится и мне, довольно часто.

— Вот мы и скроемся вместе, — нахмурившись, с чисто женской логикой произнесла она. — Или ты против?

Игорь пожал плечами. Что можно на это ответить?

— Поехали, — просто сказал он. — Я жду тебя внизу, в машине.

Мила вдруг вспомнила что-то. И вновь на ее губах заиграла лукавая улыбка.

— Но сначала… сначала я тебя кое с кем познакомлю. Пошли!

Она повела его за собой и они очутились в огромной кухне. Все-таки это была необычная квартира — и по размерам, и по встречающимся здесь людям. Мимо них прошмыгнули два официанта с горячими блюдами на подносах, а возле плиты остался колдовать плотный коренастый мужчина с брюшком и выдающимся носом. Игорь узнал его, поскольку видел совсем недавно. На Цветном Бульваре. Только тогда у него под этим «выдающимся» кавказским носом были еще и усы. И называл он себя Гиви, а не Отар, как представила его Мила.

2

Этим же вечером в правительственном лимузине, мчавшемся по Рублевскому шоссе, состоялось маленькое производственное совещание. Спереди и сзади шли две машины сопровождения, сам лимузин принадлежал Марку Лозовскому, в салоне находилось еще два пассажира — Аршилов и Споров, шофера отделяло звуконепроницаемое стекло. И все равно Споров говорил несколько иносказательно, обращаясь преимущественно к Аршилову, а Лозовский часто-часто кивал головой и многократно повторял: «да-да-да-да».

— …многоступенчатая операция, — продолжал полковник ФСБ. — Накануне Марк Анатольевич выступит с сенсационным разоблачением: будто бы в недрах нашей конторы на него готовилось покушение. Мой Леонид и другие ребята подтвердят. Бросим горсть жареных орехов. Отводим этим возможные подозрения и бьем по нашим шефам, чтобы не дергались. В конце концов, обоим им пора в отставку.

— Да-да-да-да, — подтвердил Лозовский, промокая платочком лоб, хотя в салоне работал кондиционер. Аршилов холодно смотрел на него, почти не мигая.

— Далее. В день «Х» некая известная дама приезжает в Питер. Мы взяли в разработку одного криминального фигуранта, назовем его «Игрек». Пойдет как подстава, уломаем. Ежели нет — есть замена. Тут важен именно криминальный интерес — деньги. Цепочка: друг — бизнесмен, он же посредник — и авторитет со своим киллером. Все потом пропадут. Это уже моя забота. Твоя, Алексей Викторович, расставить своих людей в Питере, чтобы никто не вмешался. Не нужны нам лишние жертвы, верно?

— Да-да-да-да.

— О деталях говорить пока еще рано. Не все фигуры притерлись, не каждое колесико крутится. Но в ближайшее время.

— А кто у тебя этот «Игрек»? — спросил Аршилов, переводя взгляд с Лозовского на Спорова.

— Потом скажу, — отозвался тот. — Тебе он известен. Легче будет, в случае чего, брать. А вот ответьте-ка мне, Марк Анатольевич — я не очень силен в подобных вопросах — что, нельзя было уж никак избежать этого «де-фолта»?

— Ну что вы! Как можно! — закивал головой Лозовский. — Так надо. Так положено. Это необходимо. Это просчитано.

Глядеть на улыбающегося, кивающего, одновременно и властного и заискивающего Лозовского было до того противно, что генерал Аршилов подумал: «А вот интересно было бы достать сейчас пистолет и всадить в него всю обойму. Может быть, со временем так и придется сделать». И он улыбнулся олигарху. Лимузин мягко мчался вперед, луна почти не поспевала за ним, а в салоне не ощущалось никакого движения, только постоянно слышалось торопливо-заискивающее «да-да-да-да», напоминающее постукивание зубов.

3

Роман Корочкин, спавший сейчас возле батареи, за шторой, которая позже сорвалась и укрыла его шуршащим шелком, как водится, обманул Кононова — в действительности его статья о «русском разбойнике», с элементами имперского национального мышления и неким христианским противостоянием вселенскому злу, — была написана еще несколько дней назад. И написана именно в том русле, о чем с ним толковал Игорь. Журналист постарался отойти от привычных газетных штампов; на сей раз он никого не стравливал, просто объяснил причины возникновения «этой чисто русской разновидности преступности», которая исходит из законов справедливого возмездия и будущего мироустройства России. Статья, названная коротко и ясно — «Предтеча русского бунта», ему явно удалась и наверняка читатели о многом бы задумались, заглянули в себя — что там зреет? — почему? — кто подталкивает их к сиюминутным и постоянным «разборкам»? — и кого надо в том винить? — и многое другое, но в набор опус Корочкина не пошел. Более того, Бенедиктов, прочитав материал, чуть не откусил черенок собственной трубки. Постоянно спокойный, тут он разошелся не на шутку, кричал, топал ножками, тряс кулаком перед скисшим лицом Романа.

— Дурак ты что ли? Или нажрался? — напирал Бенедиктов. — Ты зубробизон, акула в журналистике, тебе ли объяснять азбучные истины? Захотелось поиграться в солдатики? Отправим на фронт. Кретин. Ну че ты пишешь? Какое сопротивление, какая общенациональная идея, какие русские? Где ты их видел? Стадо это, что ли, халявщиков? Выгляни в окно. Сербов сейчас отбомбят, Россия — на очереди. Сгинь с глаз. Неси к Проханову, в «Завтра». Там тебя примут. Кончилось тут все, в России. Нету. И не будет.

Понурый Корочкин лишь вначале вяло поспорил, но сопротивляться не стал. Сделал так, как и посоветовал Бенедиктов. И уснул позже возле батареи со спокойной совестью. А на роскошной кухне в это время Мила Гринева знакомила Игоря Кононова со своим бывшим супругом. Она веселилась:

— Вот не поверишь, до сих пор не могу выговорить его фамилию! Мголи… мбола-блиш… Швили! Хорошо, что я не поменяла паспорт.

— Мголаблишвили, — скупо бросил Отар, сунув руку Игорю и искоса поглядывая на него Он был занят делом: готовил чохахбили.

— У нас отличные отношения, — продолжала Людмила. — Чисто европейские: лучшие друзья — это разведенные супруги. Главное, нам теперь больше нечего делить, я не лезу в его жизнь, он — в мою. А когда надо помочь — всегда приходит. А кто лучше него угостит чахохбили?

— Да и дешевле, чем пригласить повара из «Арагви»! — усмехнулся Отар. — Мила, шла бы ты отсюда, нам поговорить надо.

— Да? — удивилась Гринева. — А о чем?

Тут только она сообразила, что оба мужчины как-то странно на нее смотрят. И на друг друга тоже. И до нее стало кое-что доходить. Она взяла со стола нож, так и пошла с ним к двери.

— А то еще прирежете друг друга на моих именинах! — пояснила она, мило улыбнувшись. И скрылась в коридоре.

— Чем я буду разделывать мясо? — возмутился Отар. — Чертовка. Садись, Игорь, чего стоишь? Конечно я тебя узнал. Хмурый.

— Да и я тоже, — ответил Кононов. — Только не думал, что бывший супруг — это муровский сыщик, ты.

— Сколько раз ты мне переходил дорогу? Просто любопытно. Нет, даже забавно. Надо вспомнить. Мила, конечно, не в счет. Тут другое. Да у меня и жена новая. И все равно. Кто бы мог подумать? Ты и Людмила. Что мне плакать или смеяться?

— Лучше выпить, — предложил Игорь.

— Согласен.

Отар нырнул под стол и вытащил фляжку.

— Чача. Настоящая, — произнес он. — Я знаю, ты не пьешь крепких напитков, но — за очное знакомство, думаю…

— Конечно. А рентгеновских снимков в моем деле нет?

— Все есть. Я даже знаю, что у тебя в голове, — Отар разлил чачу по стаканам. — Потому и не шибко злюсь. Нет, правда. Мы ведь с тобой практически одно дело делаем. И оба из-за ширм. Только у меня погоны, а у тебя — нет.

— Может, нацеплю какие-нибудь, — усмехнулся Игорь. — Чем черт не шутит.

Они подняли стаканы, в нос ударил сладковато-тяжелый запах самодельной водки, а когда залпом выпили — вниз по горлу к груди потекла теплота, растекаясь по каждой жилке.

— Хорошая штука! — произнес Мголаблишвили. — А сколько людей из-за всякой дряни гибнет! Из-за дури этой, будь она проклята. А ведь я того старикашку на скамейке сразу приметил. Твой, что ли, был?

— Не понимаю о чем ты, — ответил Игорь. Потом добавил: — Негров-то с товаром повязали?

— Если бы! — вздохнул Отар. — Пустые. А я знал, что мы когда-нибудь встретимся и поговорим по душам. И хорошо что не в следственном изоляторе.

— А там бы беседы и не вышло, — согласился Игорь.

4

Разразившийся в стране кризис не мог обойти стороной и криминальный мир, а поскольку даже по официальным данным в руках оргпреступности находилось до сорока процентов российской экономики, а косвенные связи затрагивали все девяносто, то тут-то и произошел самый мощный обвал. Кононов с конца августа и почти весь сентябрь ездил по стране, встречался с различными лидерами и авторитетами, и все в один голос говорили о беспредельной глупости государственной власти, которая поступила, как последний ушастый отморозок: она захотела отнять у населения все. Беспредел, иного слова не подберешь. Разорили источник своего же существования. Раздавались и более крепкие мнения:

— Эти «ломщики и кукольники», кинувшие народ, должны из собственного кремлевского общака ответить за базар. Все эти черномырдины, чубайсы, лозовские, немцовы, кохи и прочие.

Логика в этом есть: иначе те, кто придет им на смену, хоть левые, хоть правые, захотят в очередной раз «кинуть». А вот если кремлевскую банду сделать заложниками и хотя бы не отпускать из страны, то тройку-другую миллиардов долларов можно было бы вернуть. К собственной заднице они относятся очень нежно.

В преддверии экономического коллапса произошло несколько «сходок». И напоминало это не расписываемые журналистами малинники, а скорее обычные производственные совещания. Ну, вроде Давоских форумов, только меньших масштабов. Анализ сложившейся ситуации, обмен мнений, поиски решений, прогнозы. Предсказывались различные варианты. Приход к власти человека с твердой рукой, вроде фаршированного Лозовским генерала. Разгул уголовной вакханалии, тотальное воровство, полный аншлаг: люди начнут грабить друг друга, а милиция вольется в этот процесс на общих основаниях. А что станет делать трехмиллионная армия российских наркоманов, когда цены поднимутся до астрономических пределов? Гражданская война, неизбежная интервенция. Если раньше отечественная оргпреступность являлась по существу инвестором российской экономики, вовлекая сотни тысяч людей в легальные сферы бизнеса, решая и социальные проблемы, то теперь Кремль зарезал свою «золотую курицу», срубил сук, на котором сидел. А справиться с голодным и озверевшим людом будет отныне некому и некогда. По аналитическим прогнозам, ситуация в стране будет ухудшаться медленно, но неотвратимо, а с 1999 года падение в пропасть станет стремительно нарастать. Итог: где-то к середине девяносто девятого следует ожидать того самого «русского бунта», который так боялся увидеть Александр Сергеевич.

На одном из таких «форумов», в Сочи, по приглашению давнего знакомого Николы, поприсутствовал и Хмурый. Собрание протекало бурно, но без эксцессов. Тактика вынуждала подтянуть ремни всем, а вообще-то разбираться с кредиторами в индивидуальном порядке: кого-то освободить от оброка, кого-то «подогреть», ну а кто уж тонет — пусть ищет спасательный круг сам. Главное, к чему пришло большинство: это не допустить грызни между собой, пускай горло друг другу политики рвут. Но нового «канцлера» — мужика рассудительного и дальновидного (даром что разведчик), поддержать всеми доступными средствами. Вплоть до пехоты, если кипиш начнется. И пусть «менты» делом займутся, а не в бизнес лезут. Посмотрим, как поведет себя «канцлер». Людей нельзя загонять в тупик к полной нужде. И пусть не списывают это на чужие грехи, на криминальную революцию. Победила не она, а бесправовое государство. Под ним все и организовалось, а потом лопнуло. А предателей всегда убивали, особенно на зоне. Коли Россия вновь превращена в огромную «зону», вот и ждите теперь… В общем, так, примерно, и проходила «сходка», то с идеями бредовыми, то с умными, к которым не грех было прислушаться и тем, кто все еще сидел в Кремле.

Два дня пробыл Кононов в Сочи, но большей частью хмуро молчал. На прощанье сказал Николе, поехавшему его провожать до аэропорта.

— …без поводыря «слепые котята» разбегутся быстро, в худшем случае, передерутся. Особенно сейчас, когда база сужается — любой червячок сомнения — и все, разлад. В смутное время без идеи нельзя. Да и в любое другое время. Мы подошли к черте, за которой необходимо либо реорганизовываться, либо тихо разойтись, чтобы не мутить лишний раз воду. И так намучено. Большинство ведь тут над этим не задумывается. Казалось, вечно «лафа» будет. А выживут немногие. И если раньше все можно было списать на врагов, то теперь к краху привела сама жизнь, а с ней как бороться?

— Говоришь, немногие выживут? — задумчиво переспросил Никола.

— Вопрос в другом: что дальше? — отозвался Игорь. — Если ты перестанешь его задавать для себя ежедневно, просыпаясь утром, считай кончился. Надрыв, пустота. Любому человеку нужен смысл в жизни. А кто ж в этом мире безгрешен? Суди их не умом, а сердцем. Законченных негодяев почти нет. Но есть люди, которые становятся скотами, если ты обращаешься с ними, как с людьми.

— И у меня таких полно, — согласился Никола, думая о своем.

Попрощались в зале ожидания, скупо обнявшись. Через месяц Кононов получил весточку, что его сочинский приятель был убит в начавшемся «переделе сфер».

5

Мовлад в столице еще не появлялся, но слухи о нем доходили: руководил в Чечне каким-то шариатским «наркомпросом». Впрочем, вскоре и там должна была начаться большая резня между «полевыми чабанами». А что они еще умели, кроме как грабить, воровать и насиловать? Может и умели, да забыли. Теперь, благодаря сильной диаспоре и поддержке градоначальника, вновь начали просачиваться в Москву, набирать силу, отвоевывая места под солнцем. Но Кононов ждал только Мовлада. Он знал, что их встреча рано или поздно произойдет. Никуда они друг от друга не денутся. Кровью повязаны. Бывший гэбист Леша, ездивший во время войны в Чечню, подтвердил, что по его информации и Мовлад надеется на свидание со столицей и Кононовым. А пока произошла совершенно иная, случайная стычка, меньшего калибра.

Где-то в конце сентября Мишель заскочил по делам в гостиничный комплекс Измайлово — и нос к носу столкнулся с чечем из близкого окружения Мовлада. Узнали друг друга сразу, но артист оказался проворнее. Двинув в зубы, он бросился бежать, поскольку к нему уже мчались еще двое. Времени на обмен комплементами не было. Мишель хорошо знал гостиничные коридоры, все ходы-выходы. Бегал минут десять, а толпа за ним все росла. «Сколько ж вас тут, как тараканов расплодилось!» — подумал Мишель. За одним из углов он остановился передохнуть, вытащил из куртки прихваченную на всякий случай ракетницу, стрелявшую разноцветными шариками. Хорошо, что под рукой оказалась. Выглянув, он выстрелил в первого приближающегося «абрека». Шарик, величиной с теннисный мяч, ударил того в грудь, чеченец оторвался от пола и, пролетев метров пять, растянулся пластом. Пока остальные в замешательстве остановились, Мишель нырнул в какие-то технические помещения и выбрался на волю, где в машине поджидал Серж. Вот такая получилась партия в теннис.

Рассказывал он об этой истории в «Кратере», хорошо имитируя голоса чечей, погоню и собственные переживания. Но все могло кончится гораздо хуже. Игорь слушал его в пол-уха, раздумывая о другом. Его больше занимало завтрашнее мероприятие. То, которое было условно названо одним единственным словом — «Хакер». Затем речь за столиком перекинулась на другую тему. И вновь в центре внимания оказался Мишель, поскольку он стал бесподобно копировать Сержа и Ларису, их предстоящую свадьбу. Беззлобно, но все равно едко. Артистически. Между ним и Сержем один раз уже возникла ссора по этому поводу, теперь назревала новая.

— Да прекрати ты, — сказал Игорь. — Что за дело?

— Мне никакого, парня жалко. На чем «сыпались» великие мира сего? На вине и женщинах. Дело не в том, чтобы на ком-нибудь жениться, а чтобы проснуться на следующий день живым и на свободе. К тому же, Ларису-то мы все знаем… И вдесятером «разрывали». Так что…

Окончить фразу Мишель не успел: кулак Сержа через стол въехал ему в ухо. Не до конца: Игорь, сидящий между ними, почти отбил руку в сторону. Но оба они вскочили со стульев. Оба покраснели, напряглись, как бойцовые петухи. Да и другие замолчали, глядя на них: что будет дальше?

— Хватит! — твердо произнес Хмурый. — Чтобы в последний раз.

— Она больше этими делами не занимается, — процедил Серж, глядя на Мишеля. — Кончено.

— Ладно, мне что: но помянешь мое слово, — отозвался тот.

Игорь заставил их сесть, пожать руки. Конфликт, вроде бы, был исчерпан. Но незаметная маленькая трещина уже пошла расползаться. И в общем-то, в словах Мишеля была большая доля правды: и плохое, и хорошее, все — начинается и заканчивается из-за женщины, но главное, никогда не угадаешь — чего ждать? Думая о Миле, Игорь вынужден был с ним согласиться.

— Мы венчаться будем, — сказал затем Серж, когда они остались вдвоем. — Так правильно. И знаешь кого я встретил в церкви, возле Фили? Никогда не угадаешь. Кирильчика. Седой весь, свечки продает. Не узнал меня. А глаза светлые. Я у него купил пять штук, а он мне: спасибо. Так вот. Спасибо.

6

Недоучившегося студента-очкарика два года назад нашел Саша Каратов, буквально на улице, но саму эту замечательную и перспективную идею еще в начале девяностых прокручивали в своих головах Стас с Игорем. После смерти Стаса, Кононов приложил все усилия, чтобы развить ее и воплотить в жизнь. Средств на этом не жалелось, хотя посвященных в программу было не так уж много: он, Каратов, Серж, Большаков и те люди, которые обеспечивали наружное прикрытие, но они сами не знали — что охраняют. И, естественно, сам студент-очкарик. Алик. Алик-хакер. Можно и иначе: одну букву с прописной, другую с заглавной — алик-Хакер. Ему было все равно. Он даже фамилию свою не любил и на нее не откликался (что-то вроде Мартемьянкин), а вот Хакером был настоящим, с рождения. Наверное, даже подлинное его рождение произошло именно тогда, когда он впервые увлекся и влез в компьютер. Теперь и жил в нем, как в избушке, не выглядывая из окон. Зачем? Перед ним, на экране монитора — весь мир. Другого просто не существует. Игорь считал, что такие люди, как Алик — это новая разновидность Маугли, только выброшенного не в джунгли, а в сеть «Интернет». Вызволи его оттуда и оставь одного на улице, среди толпы, и он пропадет, завоет от одиночества. Особая популяция двадцать первого века. Через сорок-пятьдесят лет таких «Маугли» будет в мире большинство. Во что тогда превратится Земля — трудно представить, но это несомненно произойдет, к этому толкают мир, но пока еще есть время и надо спешить.

Мальчик был найден по объявлению в газете «Из рук в руки»: «Даю уроки программирования, компьютерного обучения и т. д.» По просьбе Кононова, Каратов давно подыскивал именно такого парня, перебрав несколько десятков кандидатов. Вначале Игорь хотел использовать для этих целей маститых специалистов, но вскоре понял, что они: во-первых, слишком амбициозны; во-вторых, чересчур дорого себя ценят; а в-третьих, панически боятся нарушить закон. А Алик, мало того, что был классным компьютерщиком, но еще и оказался «вписанным» во все три требования. На законы ему было плевать, деньги и удовольствия его интересовали мало, а что касается амбиций, то они заключались лишь в «покорении» компьютерных сетей, а именно это и устраивало Кононова. Он предоставил в его владение самую современную и супермощную технику, какую хочешь — только работай.

Когда Алик явился на встречу к Каратову, к театру Советской Армии, его после этого несколько недель проверяли. Изучали характер, связи, психологическую устойчивость, слабости, родных и близких. Естественно, умение и навыки. Здесь проблем не было, двадцатидвухлетний паренек «вскрывал» компьютеры за пару минут. Происходил из малообеспеченной семьи, институт бросил, подрабатывал частными уроками, друзей мало, девушек почти не замечает. Главная слабость, но она же и сила — это компьютер. Его бог и раб. Такой вот мальчонка. Подходящий по всем параметрам. А главное — не болтлив. И Хмурый взял его к себе «на службу». Давал деньги, обеспечил техникой, необходимой литературой, всем, что требовалось. Даже устроил ему через знакомых и Дениса «белый билет», чтобы не беспокоили из военкомата. Мозги надо беречь.

В рабочем поселке под Москвой был куплен невзрачный двухэтажный домик, барачного типа — ничем не отличающийся от других. С виду неказистый, но внутри он был напичкан не только лучшей аппаратурой, но и всем необходимым для жизни. Холодильник, забитый продовольствием, комнаты для отдыха, сауна. Скрытые камеры следили за тем, что происходит на улице. На первом этаже двое охранников, окна изнутри укреплены стальными решетками, внутренние двери — на магнитных регуляторах, кругом сигнализация. Во дворе — пара натасканных доберманов и еще один, прогуливающийся охранник, с рацией. Забор крепкий, а на подступах к домику — обязательно стоит машина, где играет тихая музыка и сидят люди. А еще дальше — патрульная «ГАИ», их тоже нанимали, подзаработать. Но все это тогда, когда шла какая-то «операция», во время проведения ответственной акции, для подстраховки. В обычные дни все выглядело куда скромнее. Ни к чему афишировать. Хватало крепкого сторожа с псами, чтобы отогнать любопытных. А их тут особенно и не было. В этом домике Алик и проводил большую часть своего времени.

С помощью Алика был налажен выпуск пиратских компьютерных игр, программ, операционных систем и т. д. Производство их находилось в другом месте, здесь же, в «Домике», как любовно окрестил это место в подмосковном поселке Каратов, был мозговой штаб, генеральных пульт, где в табачном дыму за мощным компьютером парил русский хакер — Александр Мартемьянкин, Алик, будущая гроза Запада и «последняя надежда» России. Именно в такой роли он и представлялся Кононову, и это не было пустой фразой или данью уважения талантам молодого парня. Да, сейчас Алик приносил значительные суммы, но все это было мелочью по сравнению с тем, что ожидалось в будущем. Именно ему удалось еще весной взломать базу «Майкрософта» и скачать оттуда засекреченную систему «Виндоус», а Каратов оперативно наладил ее подпольное производство по вполне доступным ценам, поставив Билла Гейтса с его 300-миллионной рекламой своего нового продукта на уши. А потом представители «Майкрософта» в Москве не могли понять и долго удивлялись почему новая программа расходится в России так плохо? Удар Гейтсу был нанесен не в глаз, а «по шарикам» в брюках. Именно Алик из чистого любопытства проник в компьютер Лувра, и теперь его полная экспозиция поступила на рынок, приобщая тем самым любителей прекрасного к мировой культуре. На отечественном фронте — уже по заданию Кононова — Алику удалось несколько раз «входить» в центральный компьютер Петровки, 38, снимая оттуда информацию. Это имело и оперативное, и прикладное значение. Например, выкрав из ее сервера телефонно-адресную базу данных по всей Москве, ее уложили в обычный компакт-диск, а вскоре продавали любым желающим за несколько десятков долларов. И именно Алик всего за тридцать минут — спор с Каратовым — выкачал и вывел на монитор протокольное расписание визитов зарубежных делегаций в Брюссель: информация была выкрадена через обычную сеть Интернет с сервера центрального компьютера внутренней сети канцелярии штаб-квартиры НАТО, а это уже говорило о многом. Некоторые террористические организации заплатили бы за подобную информацию немалые деньги. Кононов взял это на заметку, хотя и не собирался связываться с Бен Ладдемом или другими международными террористами. Не время. Пока хватало пиратских игр и новых программ, успешно похищаемых Аликом. Но можно было не сомневаться, что Алик сможет войти и в сеть НАСА — национального аэрокосмического агентства США — при желании получить программу на управление действующим спутником-шпионом. А обладай он соответствующими знаниями, этот спутник вообще можно было бы загнать к черту на рога или «уронить» с орбиты.

На эту тему у Кононова состоялась как-то интересная беседа с Николаем Сабуровым. Не раскрывая деталей, Игорь завел речь о хакерах, бывший гэбист также интересовался этим перспективным явлением. Также как и Хмурый, считал их силой, способной нанести мощный удар кулаком по могущественной Америке. Сами виноваты — внедрили к нам Интернет, теперь ждите от туземцев любых сюрпризов. Русские люди не только чрезвычайно талантливы и самообучаемы, но во многом превосходят зарубежных киберпреступников.

— Хорошо, они вопят о русской мафии, — говорил Сабуров, — но не хотят ли получить кибермафию, кибервойну, электронное Ватерлоо? Просто нам некому взять отечественных хакеров под свою опеку, готовить их к будущему сражению.

— Некому, — лукаво согласился Игорь. — Не государственные же структуры этим займутся?

— Им на все наплевать. А кому-то и не до этого. Ведь не могут понять, что США, к примеру, будучи самой технологически развитой страной, также являются и самой ранимой. Пентагон ежегодно переживает десятки тысяч нападений хакеров, а источники отследить крайне сложно. Я тебе так скажу и у нас в комитете об этом знают — достаточно правильно спланировать и хорошо скоординировать тридцать виртуозов-хакеров, расположенных по всему миру, чтобы поставить США на колени. Будет отключена электроэнергия по всем штатам, парализованы авиадиспетчерские, компьютерные сети, спутники. А они не готовы к ведению такой информационной войны, они боятся ее. В прошлом году там провели учения: подставные нанятые хакеры вывели из строя за сутки системы управления войсками на тихоокеанском театре военных действий. Это о чем-то говорит?

— Говорит, — заметил Каллистратыч, который как всегда был хозяином дворницкой, где принимал обоих гостей — Сабурова и Кононова. В последнее время они встречались довольно часто, их будто тянуло друг к другу, как три деревца на болоте. — Я правда, не совсем понимаю, кто такие эти ваши хакеры, но если способны дать Америке пинка под зад — люди хорошие. А то уж в России никого и не осталось.

— Кто владеет информацией — владеет миром, — сказал Сабуров.

— Пожалуй, — согласился Кононов. — Тут ведь важнее не деньги с чужих банков «скачивать», а знания.

— То-то и оно. Только будь осторожен, — сказал проницательный Сабуров. — Если раньше времени на хвост наступишь, на тебя не наши спецы сядут, а Интерпол с црушниками. А они тут во всю хозяйничают. По крайней мере, на меня можешь рассчитывать. Когда в стране полный развал и многие уже смирились с поражением, каждый, кто любит свою Родину, чем бы он ни занимался, должен хоть как-то помешать врагам ее закабалить. Не надо никого ждать. Сегодня — кто может, тот и должен.

А Каллистратыч добавил:

— Нанеси, Игорь, по этому Антихристу ракетный удар!

Сказал в шутку, но доля правды в его словах была. В работе Алика Кононова больше привлекала именно секретная информация с центральных зарубежных компьютеров, где вынашивались планы по руководству миром, хотя и Каратову, и Большакову, и Сержу, он говорил о другой стратегической цели «разгрузить» какой-либо иностранный банк. Более понятно и в духе времени. Но здесь был большой риск сорваться, погубить все начинание. Тем более что не все в его близком окружении могли разделять его долгосрочные планы. Сабуров, несомненно, прав: безопасность больше не определяется наличием войск, стоящих между агрессором и родиной. Теперь биты информации, а не пули являются новым оружием, и атаки, производимые при помощи клавиатуры, хотя и не проливают крови, но способны парализовать самые важные нервные центры страны.

7

Готовящуюся почти два месяца операцию по «разгрузке» одного словацкого банка пришлось отложить. Не только в связи с разразившемся кризисом и нехваткой необходимых средств: деньги можно было бы изыскать. Но в самый последний день Кононов принял именно такое решение, риск «засветиться» был по-прежнему слишком велик. На карту было поставлено все — и будущее его группировки, и голова Алика, и его собственная голова. И хотя Большаков с Сержем уверяли его, что все пройдет нормально, но он больше прислушался к доводам специалистов — Каратов и самого хакера. В последний день сентября они все собрались в «домике» и долго спорили.

— Нужны новые вливания, — говорил Большаков. — Многие наши предприятия уже на грани краха. Кредиторы в бегах. Что делать?

— Топить тех, кто должен, — резко отвечал Серж. — А с этого банка можно снять миллиона полтора-два. Верно, Алик?

— Верно-то, верно, — отвечал за хакера Каратов. — Но посуди сам. Сегодня бригада уже попалась со своим хакером. Дело это дорогое и небезопасное. Нельзя рисковать. А наши два оператора в словацком банке вне игры. По моим данным. Они уже под наблюдением. Надо искать других людей или другой банк.

— Но ведь все готово! — горячился Большаков.

— Как провалился тот хакер? — спросил Кононов.

— Он вошел в базу данных через Интернет, вместо того, чтобы воспользоваться менее засвеченной новой сетью Х25, - ответил Алик, плавая в табачном дыму. Курил он не переставая, но Игорь прощал ему и это: Несколько раз осуществлял взлом с одного и того же телефонного номера, с одним и тем же сетевым паролем. Не запустил вслед за программой взлома программу «заметания следов». Вот и попался.

— Но ты-то у нас умница! Такого не допустишь? — произнес Большаков. Алик покачал головой:

— Мне — что! А вы обеспечите периферийную ресурсную поддержку: девять машин класса 486 и 586, двадцать восемь радиобуйков по всему городу, двенадцать операторов, трое — в роли дублеров?

— А еще — надо перевести его IBM на автономный источник питания, шесть телефонов с автоответчиком, модемы, факсы, три зеркальных монитора, два автомобиля с полевой радиостанцией, пять раций «Алан» и несколько милицейских экипажей. Но главное — нет у нас теперь своих людей в банке, нету! Ну выведем мы их компьютерные системы из строя, соберем тысяч пятьсот, подмочим репутацию банка, и все. Даже если не раскроемся, прибыль — ничтожна.

Каратов умолк, выдав столь длинную тираду. И, кажется, сумел убедить своего друга Большакова.

— Готовились ведь… — уныло произнес Серж. А для Кононова все было ясно еще раньше. Там, вчера вечером, в «Кратере», когда он обдумывал аналитические выкладки Каратова.

— Дискуссию кончаем, — сказал он. — Отложим месяца на три, а пока будем собирать деньги в другом месте. Никто еще не горит, пожара нет. А рубить с плеча не будем. И для Алика найдется занятие.

— Какое? — спросил хакер, прикуривая от одной сигареты другую.

— Пора тебе повышать квалификацию. Не потому что к тебе есть какие-то претензии, а… не помешает. Поедешь в Мекку компьютеров и информатики. Лишний опыт не повредит.

— В Америку, что ли? — равнодушно спросил тот.

— Другой бы обрадовался, — заметил Серж. — А ему все с гуся вода.

— Ладно, поеду. Надолго?

— Месяца на полтора-два, — сказал Игорь. — Виза уже на подходе. Каратов тоже махнет. По своим делам.

— Вроде, как «казачки» засланные, — усмехнулся Большаков. — Главное, чтобы с пользой было.

— Спросим потом строго, — добавил Серж. — А мне нельзя?

— Ты мне здесь нужен, — отозвался Кононов.

8

Что-то порою потрескивало, словно в доме начинался невидимый пожар, где-то за обоями, в проводке, в подполе, там, откуда могло неожиданно рвануть пламя. В созданном тобой доме, обустроенном и обжитом. Его выстроил Игорь — с помощью своих друзей, но теперь жильцы этого дома присматривались друг к другу с некоторой настороженностью, изучая и следя за каждым движением. Например, Серж и Мишель, трещина между которыми все расползалась и чей антагонизм проявлялся пока что в словах, но не в поступках. Другие близкие к Игорю люди, начинавшие тихо роптать, то ли обеспокоенные складывающимся положением, то ли скучая без дела. Армию надо кормить или отправлять в тыл, на зимние квартиры. Генератор идей — Гена Большаков стал предлагать несусветные, фантастические проекты, но в основе их лежали лишь деньги — и ничего больше. Не проще ли в таком случае ворваться в Центральный банк, уложить всех на пол и выйти с рождественскими мешками? Если удастся выйти. Каратов с Аликом собирались в Америку, «на стажировку». Денис, Проктор, Леша, Петро, другие ребята — все они чего-то ожидали от Игоря, но в большей степени «выжидали», как флотилия парусников у берега в безветренную погоду. А Кононов находил отдушину лишь в беседах с двумя людьми — стариком Каллистратычем и Николаем Сабуровым, но и им он не мог довериться полностью, поскольку они не принадлежали к его братству. Что же касается Людмилы Гриневой — здесь было совсем иное. Женщина никогда не станет тебе другом. Любящей женой или преданной любовницей — да, но не другом, который готов и умеет сопереживать твоим мыслям, разделять взгляды и идти за них на смерть.

Все чаще и чаще Игорь стал испытывать одиночество, усиливающееся головной болью. Иногда боль становилась просто невыносимой, начинающаяся с затылка и охватывающая виски подобно железным раскаленным прутьям. Что это? Следствие каких-то застарелых травм, ушибов или внутреннее перенапряжение, чувство некоего духовного голода, вызывающего такие же спазмы, как и голод физический, жажда? Он ни к кому не обращался, даже к Денису, как-то по инерции не доверяя медикам с раннего детства. Чему быть — того не миновать, и никакие таблетки или пилюли тут не помогут. Единственный человек, который знал об этих приступах и умел снимать боль — была Лера.

Однажды вечером она неслышно вошла в его комнату — он сидел за письменным столом, уронив голову в ладони, тихо раскачиваясь, еле-еле, сжимая пальцами виски, в полной темноте. Он даже не мог думать, настолько сильной была боль. Просто сидел и ждал, сжав зубы, когда пройдет спазм. Лера осторожно приблизилась сзади, положила, прохладные ладони на лоб и затылок, словно две печати, что-то произнесла, но он не расслышал. Лишь вздрогнул, а боль неожиданно стала куда-то уходить, исчезать, растворяться в этой густой темноте. И — исчезла. Прошло, наверное, минут пять, прежде чем она отняла руки.

— Спасибо, — глухо произнес Игорь. — Надо же, какое-то наваждение… Погода меняется, что ли?

— Это не погода, — ответила она, включив свет. — Я давно знаю, видела. Мучительно на тебя смотреть, когда ты так сидишь… в одиночестве. И страдаешь.

— Уже нет, — усмехнулся он. — Теперь мы тут вдвоем. Только не надо придавать этому никакого значения.

— Понимаю. Тебе ведь все равно нет до меня никакого дела.

— Ничего подобного. Ты очень много для меня значишь.

— Неправда. Я взрослая девушка, но вроде пустого места в твоей жизни. Почему? Я изменилась. Той, прежней, уже нет. Я действительно многое поняла, наблюдая за тобой. Может быть, ты и не хотел этого, но ты заставил меня думать. Смотреть на жизнь своими глазами. И там, под Серпуховом… И здесь, когда ты иногда уделял мне внимание, разговаривал, учил. Как старший брат. Нет, не брат… — она запнулась, но потом все же продолжила, как бы пересилив себя: — Я не хочу, чтобы бы был мне как брат, как Валера. Потому что я люблю тебя больше. Ты ведь знаешь это, но все время молчишь. Почему? Потому что любишь эту… Людмилу? Зря, напрасно. Она не заслуживает твоего внимания.

— Но не тебе об этом судить, — хмуро произнес Игорь. — И вообще. Оставим этот разговор. Нет, подожди…

Игорь внимательно всмотрелся в ее лицо, бледное, с расширенными зрачками, тонкое и прекрасное. Неужели она действительно полюбила его? Но почему эти глаза так странно смотрят?

— Да. Я выкурила одну сигарету. С травкой. Просто так, — невозмутимо произнесла Лера. — Потому что мне нечего здесь делать. Я — торшер, ваза с цветами, стоящая в углу комнаты. И ты сам поставил меня в этот угол.

— Но ты же не хочешь, чтобы эта ваза разбилась?

Игорь не знал — как с ней разговаривать, что сказать, чтобы она поняла? Теперь он вдвойне в ответе за нее. Глупая взрослая девочка, выбравшая себе не тот образ, играющая не ту роль. Мы все играем, и страдаем от своих игр. И невольно учим других жить так, как живем мы.

— Ты должна обещать мне, что никогда больше не повторишь этого, произнес он, взять ее лицо в свои ладони. — Слышишь?

— Никогда? — переспросила она, плача. Это было всего несколько скатившихся по щекам слез, прозрачных и крупных. — Никогда больше не заговаривать с тобой?

— Нет. Глупая, дорогая. Нет, конечно. Никогда, никакой наркотик. Кто бы и когда ни предлагал. А наговориться мы еще успеем на всю оставшуюся жизнь.

— Правда?

— Конечно. И я никогда не стану тебя обманывать. Ни теперь, ни в будущем. Но пока, пока мне надо остаться одному, или не одному, но все равно… Нужно многое решить, обдумать.

— А мне… мне уехать? — с тревогой спросила Лера.

— Да. Очень скоро.

Это решение также пришло внезапно, хотя он уже подспудно думал об этом. Назревали события, когда Игорь больше не мог рисковать ее судьбой. Это не Людмила, которая живет своей жизнью, независимой, как кошка, и может гулять сама по себе.

— Почему бы тебе не поехать заграницу? Посмотреть мир. Поучиться. Например, сценическим танцам или актерскому мастерству? Тебя же привлекает это? Есть хорошие школы-колледжи на Бродвее, в Калифорнии. Я хочу отправить тебя на пару месяцев в Америку, вместе с Каратовым. Это не сложно, скучать тебе не придется. А когда ты вернешься… мы все обсудим и обо всем поговорим. Согласна?

Игорь ожидал, что Лара воспротивится этому решению, воспримет его в штыки, но она неожиданно улыбнулась. Слезы давно высохли, глаза сияли.

— Хорошо, — сказала она. — Почему бы и нет? Выучу язык, буду потом у тебя переводчиком. И ведь всего на два месяца, не такой уж большой срок! Надеюсь, за это время ты меня не забудешь.

— Не забудь ты, — пришлось сказать Игорю. У него словно гора с плеч свалилась. А следующей фразы он не ожидал:

— Только я бы предпочла поехать вместе с Аликом, — задумчиво произнесла она. — Хоть он и скучный, но интересный парень.

— Вот так-так! Где же ты успела с ним познакомиться?

— Гена Большаков представил. Недели две назад.

— Тогда не волнуйся. Твой Алик уже пакует чемоданы.

Это неожиданное пожелание слегка озадачило Игоря, но особого значения он ему не придал. Может быть, оно и к лучшему. Каратов будет при них как дядька-надзиратель, а Лере смена обстановки пойдет на пользу.

— Но ты не против? — с женским лукавством произнесла она.

— Буду жалеть только о том, что некому станет снимать мою головную боль.

— Ничего, придется немного потерпеть. А… Людмила?

— Что — Людмила? Не думай ты об этом.

— Она действительно так похожа на твою бывшую жену?

Вопрос этот повис в воздухе, Игорь растерялся. Ну, ладно, Лере об этом мог сказать Серж или Мишель — они знали Лену. Или Большаков, или кто угодно из близких друзей. Но вот откуда сама Гринева узнала об этом, поскольку всего три дня назад, когда они скрылись в той уютной квартире, Мила спросила ночью то же самое: «Я очень на нее похожа?» «Кто тебе сказал?» Ей пришлось нехотя признаться: Роман Корочкин. И Игорь задумался. Выходит, кто-то продолжает поставлять журналисту информацию, даже такого, совсем интимного свойства. Кто-то из тех, кому Игорь всецело доверяет, кто прошел с ним весь путь, с самого начала. И этот человек, вольно или невольно, играет против него, И не он ли виноват в смерти Стаса? Кто же он, этот человек, который стоит рядом с ним? Чье лицо проглядывает из темноты комнаты?

Игорь взял руку Леры в свои ладони, мягко произнес:

— Никто ни на кого не похож. Даже из зеркала на тебя смотрит совершенно иной человек — ни хуже и не лучше. Чужой. А двойники существуют лишь в воображении.

Она вздохнула и улыбнулась, словно давно ждала этого признания. Будто оно многое объясняло не только в его, но и в ее жизни.