"Жесть" - читать интересную книгу автора (Щёголев Александр)Четверг, утро. ТРИ СЛОВАПожилой прапорщик вел свой УАЗик по лабиринту узеньких улочек и думал о том, как все удачно складывается. Орлика, считай, нет. Как и его отмороженного Ворона. Удобные были партнеры, и хабар от них тек вкусный, но уж больно страшные. Совершенно неуправляемые. А Орлик так глупо себя сейчас ставит, что шконку в психушке сам себе бронирует… и хрен с ним. Главное — просьба старшего товарища выполнена. А это значит… Это значит, что на деньги, полученные за наглого рубоповца, он пристроит дочку в Университет. Пусть уже сентябрь и группы укомплектованы — договоримся. Пока на платный, на вечерний, так проще. А дальше — переведемся на дневной… Просьбы от «старших» он получал нечасто, но они всегда оплачивались. В срок и щедро. И это со всей определенностью говорило о том, что в стране — порядок, чтобы ни вопили обнищавшие коммуняки. А за «деда» Терминатор ответит! Совсем обнаглел, убогий… Прапор был уверен в завтрашнем дне. Его мобильник проиграл первые такты «Марша энтузиастов». — Здравия желаю, — сказали в трубке. — Узнал? — Как не узнать? Благодетелей надо узнавать даже по пуканью, — он угодливо хохотнул. Это был Муса по кличке Брокер — бывший мент, служивший вместе с прапором, а ныне преуспевающий бизнесмен. Именно этот скользкий тип связывал его со «старшими». От него приходили как просьбы, так и гонорары за выполненную работу. — Ты где? — спросил Муса. — От Терминатора возвращаюсь. В сторону шоссе. — Это… постой… это недалеко от Останкино? — Не так уж недалеко… «Останкином» в садоводствах называли ретрансляционную вышку, демонтированную и разграбленную. — Ничего, сделаешь крюк. Я тебя здесь жду. Хочу сказать «спасибо» — и еще… есть новая просьба. Все понял? — Через десять минут буду. Как не понять? «Спасибо» — это башли. За башлями можно и два крюка дать. Тем более — новая просьба, то есть новые деньги… …Машину Брокера он заметил издали. Правда, внутри никого не было, но это его не насторожило. Водитель вышел размяться, обычное дело. Прапор подъехал вплотную и вылез сам. Заглянул сквозь стекло… и отшатнулся. Муса трепыхался за заднем сиденье, связанный, с заклеенным ртом. Приподняться Брокеру никак не удавалось… Что за шутки, успел подумать прапор, прежде чем заметил, что его окружили два мужичка — бомжеватого вида, в обшарпанных фиолетовых куртках и спортивных штанах. Он схватился за кобуру… Две руки крепко обняли его сзади, две другие руки — разоружили. В воздухе мелькнула катушка скотча — и рот его также оказался надежно запечатан. Нападавшие двигались быстро и уверенно. Никакие это были не бродяги, а бойцы в образе. — В машину, — толкнули прапора. — Не сюда, в кузов. Открыли заднюю дверь УАЗа и влезли — все трое. Пленника бросили на пол. Один из бойцов сел ему на ноги, второй сковал руки наручниками. — Емельян Захарович Шмалян? Кивни. Прапор кивнул. Смертная тоска одолевала его. Хотелось жить. — Поклон тебе от Нигилиста. Передашь привет Ленскому, если когда-нибудь ему приснишься, — сказал один. Второй позевывал. Первый скомандовал: — Посредник нам больше не нужен. Иди, закончи с ним. Второй вылез. Вернулся через минуту с окровавленным ножом и, ухмыляясь, вытер лезвие о форму прапорщика. Похоже, земной путь Мусы Брокера трагически прервался. Тоска превратилась в ужас. — А исполнитель нам пока нужен. Будешь говорить, исполнитель? Прапор кивнул. С него содрали скотч — вместе с отросшей за сутки щетиной. — Ты замочил Пашу Смыка? — Не я… Орлик… с Вороном… — Я и говорю — ты. — Обоссался, — констатировал второй. — И это правильно. Что тебе сказал Терминатор? — Маньяка он не видел, — прапор заторопился поделиться всем, что знает. — Но за бабу почему-то сильно обиделся, когда я мысли высказал. Я думаю, с бабой он встречался. А то, может, прячет ее где… — Ты ведь никому об этом не расскажешь? Прапор отчаянно закрутил головой. Второй из бойцов, тот, который молчаливый, поймал пятерней его рот и сдавил щеки. Лицо пленника вытянулось, как у лошади. Первый — тот, который говорливый, — брезгливо залез в чужой рот пальцами, вытащил язык и ловко отсек его. — Конечно, не расскажешь. Молчать будешь. Он сунул отрезанный язык прапору во внешний карман кителя. Глаза у того чуть не вывернулись наизнанку. Грудь сдавило гигантскими тисками: сердечный приступ. Впрочем, сердце у мента было крепким, не такие передряги выносило. — Нигилист просил передать тебе три слова, — опять заговорил палач, сделав дело. — Вот они: «Сдохни, сука!» — Это два слова, — лениво возразил второй. — Два? Как два! Точно — два… Е-мое, какое же третье? Было же третье, я точно помню! Е-мое, Нигилист обидится… Может — «сука поганая»? Нет… «сука грязная»? — Ладно тебе. Никто не побежит жаловаться. — Убедил. Палач любовно извлек откуда-то из-под куртки инструмент, похожий на шило. Этакое царь-шило — с толстой иглой сантиметров двадцать пять. — Подглядывать за людьми тоже нечего, — сказал он и осторожненько выколол прапору один глаз. Тот рвался кричать — но не мог. Деньги так и не получил, трепыхалась в голове бесполезная мысль. Пропали деньги… накрылся университет… Потом ему выкололи второй глаз. Потом, со словами «…и подслушивать не надо», ему вонзили шило в ухо. Другой конец иглы вышел с противоположной стороны головы, из другого уха. Тело дернулось и обмякло. Прапорщика Емельяна Захаровича Шмаляна не стало. — Вспомнил, какие три слова! — обрадовался убийца. — «В добрый путь!» |
||
|