"Бросок на Альбион" - читать интересную книгу автора (Торопцев Александр Петрович)

ИЗГНАНИЕ

В 1048 году король Англии Эдуард Исповедник преподал своему первому советнику, мудрому государственному деятелю Годвину сыну Вульфнота, великолепный урок по практике государственного управления. Между прочим, мало кто из современников Эдуарда, а так же поздних хронистов и ученых обратил на этот воистину изящно проведенный урок внимание. А зря! Он многому бы мог научить, во-первых, самих саксов, во-вторых, Годвина и сына его Гарольда, в-третьих, всех, кто увлечен по разным причинам сложнейшим из искусств – искусству государственного управления. Это удивительно! Это, в конце концов, обидно – такой урок пропал даром! А он – пропал, потому что Эдуарда Исповедника даже самые смелые историки не называют мудрым королем и – тем более – не признают за ним права преподавать эту дисциплину.

К 1048 году усилиями Эдуарда Исповедника, вопреки активному противодействию первого советника, тестя короля Англии, в стране сложилась уникальная ситуация, которая, можно смело предположить, самым непосредственным образом повлияла на исход борьбы между нормандцами и англосаксами в 1066 году. Всего шесть лет правил Эдуард и как правил! Внешне он казался инфантильным и безразличным ко всему мирскому, вялым и по-мальчишески упрямым, болезненно раздраженным и нестойким в принятии решений и претворении их в жизнь. Да и в семье он был точно таким же, если верить близким и пользующимся особенным доверием короля людям, которые будто бы собственными глазами видели и собственными ушами слышали, как ведет себя и что при этом восклицает английский монарх в своей опочивальне.

Да, не осчастливил Эдуард Исповедник свою жену, дочь Годвина, не дал ей ребенка, за что и получил в память о себе презрительные усмешки фактолюбов, нежелающих рассматривать факты сами по себе, как отдельно взятые штакетины изгороди, но именно как составляющие какой-либо постройки – той же изгороди, кем-то ведь сооруженной для вполне определенных целей. Фактоманы часто упускают это из виду, не утруждают себя исследованием фактов на предмет их необходимости, закономерности. Что факт! Точка. Даже без тире. Но… кому нужна была безродность Эдуарда Исповедника, кому? Нормандцам. Кто сделал безродным Эдуарда Исповедника? Какая-либо физиологическая напасть, вероятнее всего.

Но если отойти от физиологии и попытаться пофантазировать о человеке, преподавшем многим политикам всех времен и эпох великолепный урок и уже поэтому достойному неординарного к себе подхода…

В своей политике король Англии был по-японски изящен, по-китайски тонок, по-индусски стоек, по-тюркски упорен, по-русски загадочен, по-арабски напорист, по-византийски изыскан, по-скандинавски холоден и прост, по-апеннински вздорен и умен одновременно, по-европейски нестандартен. И это все было в одном человеке. И это в нем было. Иначе он не смог бы содеять за шесть лет своего правления столь могучее зло в стране, которой, как могло показаться многим, правил всемогущий Годвин.

Король Англии ничего не знал о великих системах воинских единоборств, созданных в Индии, Китае и Японии, но вел он свой долгий и упорный бой, как выдающийся мастер одной из этих систем. Годвин предложил ему шесть лет назад стать королем, обещал при этом полную поддержку и на собрании Витана и во всех делах:

– У меня огромный авторитет в стране. Тебе нечего бояться.

Эдуард согласился не сразу. Своим поведением на протяжении многих лет он убедил людей в том, что его, якобы, не интересуют мирские дела, что ему хочется уйти в монастырь. А предлагают ему стать королем Англии. Зачем ему такая обуза?

– Я буду помогать тебе во всем, – не сдавался Годвин.

Для него вялый, равнодушный к делам людей король был бы лучшим подарком судьбы. Он долго уговаривал Эдуарда.

– Ну, ладно, – нехотя согласился тот. – Не пойду в монастырь. Пойду в короли.

Мудрый Годвин подумать в тот миг не мог, что Эдуард принял предложение, уже имея в своей голове прекрасный план. Великолепным бойцом был Эдуард. Ты хочешь со мной драться, ты хочешь победить меня? Но я не люблю, боюсь драк. Мне не хочется. Ой, мне больно! Так иной раз ведут себя опытнейшие бойцы в поединках с более сильными соперниками. Они отступают, увиливают, корчат в страхе лицо, точно рассчитывая при этом каждый свой шаг, каждое свое движение.

– Ты принял верное решение! – эдак свысока похвалил Эдуарда Годвин. – А чтобы закрепить наш союз, ты женишься на моей дочери.

Противник наступал, справиться с ним было трудно, отказаться от предложения – невозможно.

– Этот брак одобрят все англосаксы, – продолжал атаку первый советник, и будущий король просто не мог найти контрудара, он вновь отступил.

И стал королем в стране, где датчане занимали после правления трех подряд датских королей прекрасные позиции, где саксы могли бы готовиться к празднованию шестисотлетнего юбилея десанта Генгиста и Горзы на остров, где продолжали упорную борьбу со всеми пришельцами племена бриттов. И стал Эдуард мужем прекрасной Эдит, дочери Годвина. Саксы могли бы радоваться этой победе первого советника – и они некоторое время радовались, в тайне на что-то важное надеясь.

Новый король оправдал их надежды: ставленники датских королей изгонялись с ключевых и, как правило, доходных мест в государстве, а на их место назначались… нормандцы и изредка саксы и англы. Годвину и многим его единомышленникам долгое время казалось, что именно он «ведет бой», но это было далеко не так.

Отступая, увиливая, притворяясь немощным и, порою, даже глупым, Эдуард делал свое дело незаметно для всех – и даже для Годвина!! – наращивая силу нормандцев в Англии. Он не спешил. Терпел. Набирался сил. И, наконец, решил нанести противнику первый серьезный удар. То был даже не удар, а демонстрация силы.

В 1048 году король Англии пригласил к себе в гости нормандцев. Те охотно приняли приглашение, прибыли на Альбион, удивились: как много на острове нормандского, родного, как много их соотечественников в ближайшем окружении короля! Приятная новость поразила иноземцев, порадовала, породила в их душах гордость и чванство. Некоторые из прибывших в Англию нормандцев уже тогда почувствовали себя в прямом смысле этого слова хозяевами острова.

Граф Евстафий по наследству правил Булонью и прилегающими к городу-порту прибрежными землями. Он был очень богат. Портовый город приносил ему большие доходы. Эдуард издавна относился к графу с симпатией. Став королем Англии, он выдал за него свою сестру. Евстафий в числе первых приглашенных приехал в гости к тестю. Свиту он взял с собой огромную. Прибыл на богатых кораблях в Кентербери. Вышел на берег, услышал родной язык, увидел родные лица нормандцев, вздохнул полной грудью:

– Какая хорошая страна, Англия!

Вместе со свитой тесть короля отправился в Дувр. Ехал он не спеша на походном коне и никак не мог успокоиться:

– Ну до чего же красивая страна!

В двенадцати километрах от Дувра граф Булонский слез с походного коня, надел кольчугу, боевой шлем, на котором торчали два длинных пера, взобрался в полном вооружении на рослого боевого коня, осмотрел свою дружину. Хорошие воины – нормандцы! Китовых усов, правда ни у кого больше не было, но граф-то в Булони один, значит ему, Евстафию, и китовый ус носить на шлеме.

В Дувр дружина вступила, как в побежденный город. Гулко цокали копыта тяжелых лошадей, гордо позвякивало оружие, жадные взгляды рыцарей блуждали по окнам домов, искали. Искали нормандцы добычу, позабыв, что город-то они не взяли штурмом или долгой осадой, а лишь вошли в него на правах гостей.

Рыцари выбирали дома по вкусу, слезали с коней и начинали раздавать хозяевам строгие приказы. В родном доме выслушивать приказы чужеземцев неприятно! Спесивый, гордый вид рыцарей жителям Дувра – а этим городом правил сам Годвин! – не понравился. Один из них отказался впустить непрошенного гостя в дом. Рыцарь, не слезая с коня, извлек из ножен меч, пригрозил им саксу. Тот оказался не из пугливых.

– Я тебя в дом не приглашал, – сказал он твердо. – Ищи приют в другом месте, где твой меч может сделать свое дело.

– Он сделает его здесь, – осклабился рыцарь и полоснул мечом по руке дуврца.

Тот не вскрикнул от резкой боли, стерпел, скрылся за дверью и через несколько секунд выбежал из дома с сыновьями, напал на рыцаря. Схватка была короткой. Хозяева убили окруженного со всех сторон воина и отправились домой. Дел у них было много.

В тихий Дувр пришла война.

Евстафию доложили о случившемся. Он злобно сдвинул брови, дрогнули усы на боевом шлеме.

– Вперед! – крикнул зять короля Англии, и буйный топот копыт тревогой отозвался в душах мирных граждан.

Дом строптивого англичанина нормандцы взяли сходу. Хозяина убил сам Евстафий, его рыцари учинили здесь настоящий погром, но этого им было мало. Они бросились на штурм соседних домов, взломали двери. Некоторое время горожане находились в состоянии шока: так неожиданно нагрянула на них беда! Но кровь родных, крик детей, отчаянный визг женщин быстро взбесили жителей Дувра. Отдав без боя свои дома на разграбление, они убегали от врага, собирались на площади. Инициатива боя была в руках нормандцев недолго. Горожане устроили засаду и дали настоящее сражение Евстафию и его рыцарям. 19 булонцев погибли, граф вырвался целым и невредимым из рук озверелого врага.

Зять английского короля поскакал, не жалея боевого своего коня, в Глочестер, где находился в те дни Эдуард Исповедник со своей свитой, почти полностью состоявшей из нормандцев. Кони у рыцарей особой стати. Высокие, упитанные, они легко несли тяжеловооруженных воинов по пыльным дорогам. Быстро скакали побитые рыцари. Евстафий не решался повернуться назад, посмотреть, как далеко погоня. Погони не было вообще. Жители Дувра хоронили родных, восстанавливали дома.

Граф Булонский прибыл в Глочестер, слез с усталого коня, снял шлем, на котором нервно телепались китовые усы, подошел, чувствуя непослушную дрожь в коленках, к Эдуарду, сказал:

– Жители Дувра напали на нас. Они убили девятнадцать рыцарей. Их надо наказать.

Король внимательно выслушал зятя и, прекрасно понимая, что тот почти все выдумал, позвал Годвина. Советник короля уже знал о случившемся, но он не догадывался, что поединок, который начался между ним и королем шесть лет назад, ведет не он, Годвин, а его соперник. Не раз сыну Вульфнота докладывали о том, что любимцы короля, нормандцы, пытаются убедить монарха низвергнуть с вершины власти саксонского графа. Сделать пытались это его недруги еще тридцать лет назад при Кнуте Могучем. Не удалось. И не удастся. Так думал Годвин перед встречей с Эдуардом. Король, не жалея красок, рассказал все, услышанное от Евстафия и, не дожидаясь ответа, повелел:

– Сурово накажи дуврцев за самовольство. Это твои люди. Они нанесли моему зятю кровную обиду.

Кто-то из присутствующих при этом разговоре мог бы улыбнуться. В самом деле, не смешно ли?! Тесть короля Англии должен был наказать своих соотечественников за то, что они отстояли свою честь в схватке с зятем короля Англии! Семейная распря. И впрямь можно улыбнуться. Но Годвину было не до улыбок.

Впервые за годы правления Эдуарда он получил от него хоть и несмертельный, но довольно-таки неприятный удар, за которым – это мог понять любой боец, любой политик – должны были последовать другие удары, более болезненные, а то и смертельные.

Какой план действий мог предложить Годвин своему сопернику, наступательный или оборонительный? Годвин решил наступать. Он попытался организовать суд с привлечением многочисленных свидетелей, заинтересованных лиц, потерпевших. Он был уверен, что король не откажет ему в этом.

Король отказал. Он нанес противнику второй удар!

Многие историки, рассказывая об этом эпизоде долгого противостояния двух бойцов – двух политиков – обязательно вспоминают нормандцев, которые, якобы, подстрекали Эдуарда, направляли, «вели» в тот момент его по сцене жизни. Очень расхожее мнение. И мало убедительное.

Эдуард Исповедник был не первым в истории человечества правителем, к которому прилипла эта «версия». Да, бывали на разных тронах в разные времена люди, явно слабые, нежелающие, неготовые, неспособные повелевать, править. Их «ставили», их «ставят» на эти троны люди сильные в надежде сотворить из своего правителя эдакую куклу в своих собственных руках. Порою подобные задумки удавались, но бывали в истории стран и народов случаи обратные. Кукла вдруг обретала свой голос, свое мышление и через некоторое время разрывала все нити, когда-то связывающие ее с «благодетелями», которые (и такое бывало в истории!) сбрасывались небрежной рукой вчерашней «куклы» на свалку, в могилы.

Но случались в истории человечества эпизоды, когда «кукле» выгодно было играть эту внешне невзрачную роль всю жизнь. Именно – роль. Именно – играть чисто внешне. Это нравится «зрителям», это радует «кукловодов». Они, гордые, живут в полной уверенности, что «кукла» подчиняется любому движению их души, их ума, не понимая, что существуют более глубинные течения жизни, которые порождают саму необходимость подобной «куклы», что она, «входя в роль», соглашаясь играть неприглядную роль, более соответствует той самой необходимости, движению жизни, чем ее «водители» по сцене.

Осознав это, войдя в роль, «кукла» превращается в истинного правителя, хотя внешне поведение ее остается прежним, и вся атрибутика сцены жизни и даже «кукловоды» остаются! Они с этакой гордой миной дергают за нити не по собственной воле или прихоти, а по воле своей игрушки, играющей с ними в очень интересную игру. «Я – король, а вы мои королята, как бы вы не изощрялись, какие бы ниточки не дергали». Таких гениальных артистов на тронах было немного, но они были. Жизнь короля Англии Эдуарда Исповедника является ярким примером того, что даже на вид невзрачные для столь ответственной должности «куклы» могут управлять теми, кто пытается управлять ими.

Годвина, имеющего непререкаемый авторитет могущественного политика, признанного борца за честь и достоинство Англии, первого советника, Эдуард Исповедник обвинил в открытом неповиновении и в мятеже. Возможно ли это?! Возможно, только лишь в том случае, если Эдуард был королем Англии, а не «куклой». Он и раньше имел к своему тестю весьма обоснованные претензии, но удар нанес по нему лишь тогда, когда почувствовал силу – нормандцев, которых сам же и собрал на Альбионе. Годвину велено было прибыть в Глочестер на Совет мудрых, состоявших, практически, полностью из нормандцев и подвластных воле короля людей. Сын Вульфнота понял, что его вместе со всей семьей приговорят к изгнанию. Гарольд сын Годвина поднял саксов на восточном берегу острова между Темзой и Бостонским заливом. Свейн сын Годвина собрал ополчение в Саверне и в Гаэльском пограничье. Три войска кратчайшими дорогами поспешили в Глочестер, где и соединились. Годвин отправил к королю посла, просил Эдуарда осудить действия булонцев и нормандцев.

Король, надеясь нанести противнику решающий удар, стал оттягивать переговоры, отправил людей в Нортумбрию и Мерсию, приказал правителям этих областей Сиварду и Леофрику привести в Глочестер ополчения. Англия находилась на грани гражданской войны. Кому она была выгодна? Нормандцам.

Сивард и Леофрик собрали людей, повели их на юг. Настроение в войске того и другого графов было невоенное. Да и сами правители Нортумбрии и Мерсии не хотели воевать против Годвина, к которому относились они, мягко говоря, недружелюбно по разным причинам. Да, Годвин вел просаксонскую политику, а в Нортумбрии и Мерсии саксов было не так много. Да, этот деятель, породнившись с древними европейскими родами, в любую минуту мог «протащить» на английский престол своего даровитого сына Гарольда, к которому даже Эдуард относился хорошо. Да, Годвин опасный соперник. Но нормандцы еще опасней! Теперь это стало ясно многим на Альбионе.

Королю доложили о настроениях в ополчениях, продвигавшихся из Нортумбрии и Мерсии на юг. Ситуация резко изменилась. Эдуард понял, что воевать против Годвина северяне не станут, и нашел в этой трудной ситуации великолепный ход. Он во всеуслышание предложил противнику перемирие до следующего Совета мудрых, который должен был состояться в дни осеннего равноденствия, то есть через несколько месяцев. Годвину ничего не осталось, как принять предложение, хотя, как мудрый государственный муж, он понимал, что время может сыграть с ним злую шутку, стать главным его врагом. Трудно судить-обвинять первого советника четырех королей Англии, но… почему он пошел на мировую? Потому что он, ко всему прочему, не верил в силу и способности короля, приучившего многих относиться к себе, как к больному малому дитяти, капризному к тому же.

Перемирие было объявлено. Напряжение борьбы спало, опасность, угрожавшая вождю саксов и его сыновьям, миновала. И саксы-ополченцы приняли решение разойтись по домам в полной уверенности, что они сделали святое дело. Но дела-то только начинались!

К осеннему равноденствию в войске Годвина осталось совсем мало людей, а Эдуард, объявив призыв на службу, собрал в Лондоне огромную армию, вновь почувствовал силу. Разве может так точно просчитывать свои ходы бессловесная кукла с синдромом избалованного дитя?!

Пришло время Собрания мудрых.

Эдуард приказал Годвину явиться в Лондон без людей и даже без вооружения! То был приговор, а не приказ. Король готовился нанести противнику смертельный удар. Годвин отказался выполнить требование явиться на Витан лишь с 12-ю свидетелями, готовыми подтвердить его невиновность.

Естественно, первый советник короля на Совете мудрых был приговорен к изгнанию, причем, в пятидневный срок. Хорошо подготовленный удар Эдуарда оказался нокаутирующим, но не смертельным. Годвин, не доверяя никому, собрался быстро и вместе с сыновьями Свейном, Тости и Гуртом и с женой Гюдой срочно отправился во Фландрию к тестю Тости графу Балдуину. Гарольд и Леофрик столь же поспешно прибыли в Бригстоу[9] и оттуда, не мешкая, вышли в Ирландское море курсом на запад.

Они спешили не напрасно. Эдуард Исповедник, не дожидаясь окончания пятидневного срока, послал в погоню за изгнанниками большой отряд во главе с саксом. Королю почему-то показалось, что именно сакс должен схватить вождя саксов, но в этом деле король допустил ошибку. Сакс не догнал сакса. Почему? Точно никто не знает. Вероятнее всего, потому что он был саксом.

Эдуард саксом был наполовину – наполовину он был нормандцем. Кем больше?

Все имущество Годвина и его детей король Англии раздал своим подчиненным – теперь сплошь нормандцам. Жену Эдит, дочь Годвина, бездетную горемыку, некоторое время трогать он не решался, хотя и не запрещал придворным издеваться над ней. Эдит страдала и как сестра, и как дочь, и как женщина. Удивительное то было создание! Удивительно терпеливое, спокойное, безропотное. Эдуарду надоело слушать язвительные о ней речи, и он… лишил ее всего имущества и насильно отправил в монастырь. Он бил уже наотмашь, как бьют в кабаках мужики.

В Англию бурным потоком устремились нормандцы. Не потеряв при этом ни единого человека, они оккупировали страну. Эдуард отдавал им высокие должности в стране и посты, в том числе и церковные. Монах из Юмиега Роберт стал архиепископом Кентерберийским. В Лондоне епископский сан получил нормандец. Саксонские прелаты и аббаты лишались приходов, нормандцы занимали святые места. Родственники Эдуарда по материнской линии чувствовали себя на острове, как дома. Земли Годвина и его сыновей передали нормандцам. Мирная оккупация Англии была прекрасно осуществлена королем, в талант государственного деятеля мало кто верил.

В 1050-1051 годах Англию посетил главный нормандец – дюк Вильгельм. Здесь его встретили как самого дорогого гостя, самого родного человека. Еще бы так не встречать своего соотечественника! Начальником гарнизона в гавани Дувра, нормандцем, было организовано великолепное пышное представление по случаю прибытия дюка Нормандии. В самом городе Вильгельм слышал только родную речь, немного даже удивляясь этому. Крепость Кентербери (крепостей было немного в Англии – эта сама лучшая) охранялась сплошь нормандцами. Это обстоятельство не столько удивило, сколько порадовало Вильгельма, который знал военное дело не понаслышке.

Эдуард встретил гостя с такой нежностью, будто это был его сын, вернувшийся после долгого путешествия в родные края. Он одарил его так, что даже самые богатые люди Альбиона охнули от невиданной щедрости: оружие, лошадей, собак, ловчих птиц… про золото и украшения можно и не говорить! Очень понравилась эта поездка дюку. Он был уверен, что Эдуард пойдет дальше, объявит его во всеуслышание престолонаследником. А разве не шло к этому дело?!

Страна находилась в руках нормандцев. Ею и править должен нормандец.

Ах, как ждал дюк Нормандии заветного часа! Как хотелось ему, чтобы Эдуард поставил последнюю точку, объявил его наследником престола Англии! Не дождался, хотя в разговорах с королем Вильгельм с присущей прямотой и дерзостью напоминал ему об этом. Король оставался самим собой. Юлил, притворялся, уворачивался от главной темы, мечтал о чем-то бестолковом вслух… Вильгельм, такой весь обласканный, покидал Альбион злой. Он не стал официально наследником английского престола. Эдуард Исповедник сделал все так, как хотелось только ему – Эдуарду.

Лишь неожиданная встреча с Ланфранком порадовала Вильгельма.

Ланфранк пришел к дюку сам, еще в Дуврской гавани. Как и зачем он оказался в Англии, никто толком сказать не может, но заговорил он с дюком с такой прямотой и откровенностью, что дерзкий по натуре Вильгельм даже опешил. До этого разговора он о своих тайных мечтах говорил лишь с королем Англии. Ланфранк сам сказал ему все, о чем он мечтал, начав с привычного, почти как в волшебных детских сказках, предисловия:

– Я человек бедный, но выслушай меня, и ты добьешься того, что хочешь.

Дюк удивленно промолчал, Ланфранк продолжал:

– Ты хочешь стать королем Англии, но тебя все боятся. Кто-то – как сильного соперника, кто-то по иным причинам, связанным в том числе и с твоим рождением. Это не страшно. Тебе повезло. Ты встретил на жизненном пути меня. Я помогу тебе жениться на Матильде Фландрской…

– Каким образом?! – спросил Вильгельм взволнованно, и один этот вопрос выдал его с головой.

Ланфранк заговорил увереннее:

– Женитьба на потомке двух могучих европейских родов поможет тебе стать законным основателем новой династии королей Англии. Да, Матильда – твоя кузина. Церковь против таких браков. Но я привезу официальное разрешение папы Римского на твой брак с Матильдой Фландрской.

Вильгельму было в то время 24 года. На полях сражений он одержал много блестящих побед, но разговор с монахом убедил его в том, что он еще не научился чему-то очень важному и полезному в жизни, чем Ланфранк владел великолепно. Дюк Нормандии отправился на материк, приор монастыря Бек вскоре исполнил свое обещание. Дела у Вильгельма пошли все лучше и лучше. Он женился на Матильде, был счастлив, как мальчишка. Он был спокоен в эти первые годы женитьбы, хотя дел военных и мирных у него не убавилось, а скорее наоборот. К тому же события на Альбионе развивались не так, как ему хотелось.