"Хуевая книга" - читать интересную книгу автора (Никонов Александр)
Глава 18. Хуюс, Членис, Пенис, Пиписис
А когда мы отмечали введение антиалкогольного Указа, названного в народе сухим законом, купили несколько бутылок вина и шарахнули их вкруговую из майонезной баночки в беляевском лесу. Никто не блевал...
В общагах студенческих именно и происходит великолепное общение студентов с водками. Там мы и проводили любезно время, а после, счастливо смеясь, дружно ссали с 16-го этажа вниз. Это было летательно и чудесно. Душа пела под журчание высоковольтной струи. Это ли не счастье?!
На лекциях мы тоже времени даром не теряли, а играли в литературные игры, поскольку были рафинированные интеллигенты. Один пишет на листочке первые 2 строки стихотворения в рифму, другой - другие 2 строки, и так стих ковыляет сам по себе, ища себе дорогу. Вот пример.
Детишек много, на спинах ранцы,[14]Все утром в школу идут, засранцы. Идет Ванюша в расцвете лет, В кармане финка, в руках кастет. Потянет Таня на первый сорт: В 12 лет - второй аборт. Кто в том повинен - поди дознайся: Ромашкин Вова иль Дубов Вася? А может Коля, а может Сидор, А может Юра по кличке Пидор? Приходят в классы, садясь за парты, А на камчатке играют в карты На человека - училку Зинку, В нее продувший запустит финку. Продулся в дупель Печенкин Стас, Попал ей ручкой под левый глаз, Поскольку финки кидает худо Тот сраный Стасик, паршивый муда. Шел мимо завуч, услышал крики, Дверь открывает - о ужас дикий! Помчался завуч, старик несчастный, Ведь это дети - народ опасный. Бежал он быстро, всем жить охота, А у детишек своя забота: Пинают Зинку и в глаз, и в ухо, А кто-то хочет разрезать брюхо. Вдруг слышат голос: "За парты всем!" Вошел директор, в руке ПМ.[14]Попробуй вякни, жесток грузин! И в лоб залепит весь магазин. Ребята быстро за парты сели, Убрали финки свои в портфели. Училка встала, как ей не злиться? Плюется кровью и матерится. И то спасибо, что хоть живая: Ведь в этом классе она восьмая!
По тому же принципу рисовались комиксы: одна картинка одного автора, другая - другого.
Но интереснее всего были прозаические полотна, написанные поочередно несколькими авторами. Каждый выбирал себе персонаж, одного или нескольких героев и говорил, и действовал за них поочередно в пределах реплики или какого-то небольшого участка текста. Каждый вел своего персонажа и, в зависимости от сюжета, старался сделать ему хорошо.
Иногда разворачивалась жуткая борьба между авторами через персонажей. Усложнялось дело тем, что персонажи действовали в основном через разговоры. Надо сказать, что мои герои чаще одерживали победы, я упорно гнул свою линию. Это свидетельствует, на мой взгляд, о превосходстве моей фантазии, некоторой природной агрессивности и упрямстве, умении настоять на своем, когда нужно. Хороший я мужик.
Очень долго и нудно у нас тянулась эпопея о некоем неудачном сицилийском мафиози Родригесе и его приятеле Санчо Паноса с названием "Из жизни мафии". Я вел Родригеса, Бен - Санчо, Яшка - лейтенанта Интерпола Дэрьмо и старика Гандоне. Двое мафиози поехали в Ленинград, чтобы выкрасть из Эрмитажа статую амура, просящего подаяния. За ними все время охотится лейтенант Дэрьмо.
Была у нас космическая история, где действовали Хуюс, Членис, Пенис, Пиписис.
Были истории о средневековых инквизиторских допросах, абстрактные диалоги, эпизоды о стычках работников МВД и КГБ... Была повесть на шести клетчатых тетрадных листах о том, как мы в лагерях едем в танке на стрельбище, а кто-то в танке бзднул, а потом насрал в снарядную гильзу. Были шпионские страсти. И многое другое.
Очень трогательная история, помнится, сложилась про бандитов. Хороши там были действующие лица: главарь бандитов Скотопизд, его дочь Любовь Скотопиздовна, некая Блядина Демидова, грузин Мандулия, грузин Ебулия, старик Еблыська, поручик Хуевич в пенсне, с наганом.
Отрывок подобной эпопеи для примера и строгой оценки нашей студенческой деятельности литературоведами, я быть может приведу в Приложении. Его читать не обязательно, это только для продвинутых. А также для заядлых эстетствующих молодчиков от литературы. Иногда в охотку случалось и индивидуальное творчество. Я вот стихи написал:
Хочу в стихах я, а не в прозе Про радость жизни написать: Люблю пописать на морозе, А проще говоря - поссать. Привычным жестом, по старинке, Над предрассудками смеясь, Я извлекаю из ширинки Холодный член, не торопясь.Чуть-чуть помедлю, ожидая, И вот с улыбкой вижу я, Как, снег пушистый разъедая, Журчит ядрёная струя. Клубится пар густым туманом И попадает в глаз и в рот. И будь ты трезвым или пьяным - Душа ликует и поёт.
Или.
Не надо! Не орите на меня звонко, Я могу умереть от страха. Я поэт, человек тонкий, И идите вы все на хуй!
Писулю с этим стихом я направил Бену. Он написал: "Сам пошел!" Имея в виду на хуй. Тогда я послал писулю Вове Моренблиту на повторную рецензию. Вова написал: "Присоединяюсь к предыдущей рецензии". Козел. Ни хуя нет пророка для местных распиздяев.
Но я и разные другие стихи писал. В том числе и про офицеров, конечно. И вот однажды, вдохновленный моими виршами, Рубин показал их своей даме сердца и будущей жене, а потом притащил мне ответ - фронтовой треугольник. Но прежде чем огласить его содержание, я должен познакомить аудиторию со своими шедеврами.
Русская рулетка
Снова дым над столом, Снова водка в стакане, Тупорылый патрон Притаился в нагане. Вновь бокалы звенят В бестолковом угаре. Ну и масть у меня - Всякой твари по паре. Припев: Позабудьте, барон, Бесполезные споры. Все равно для ворон Что святые, что воры.Мои карты, барон, Так смешно наблюдать - Короли без корон, Они биты опять Затрещит на ладони Барабаном судьба. Вспоминаются кони, Где-то стонет труба.Припев Как всегда дам зарок - Брошу пить и уйду, Если щелкнет курок По пустому гнезду.Повезло. И привычно Снова карты сдаю. И кляну как обычно Эту слабость мою.Припев
А еще вот стих:
Нынче все потерялось. Суета и обман. Что от жизни осталось?.. Лишь потертый наган. Пулеметные ливни И станичные хаты, Лошадиные гривы - Это было когда-то. Над желтеющей нивой Я лечу от беды, Сын, конечно, счастливой, Но упавшей звезды. Мой случайный попутчик, Придержите свой кнут: Все дороги, поручик, Из России бегут. Тройка скачет удало, Тройка мчится вперед. Мы прожили так мало, Будто день или год. В небе грустно и бойко Шелестят журавли, И следы нашей тройки Пропадают вдали. Колокольчик старинный - Чистый звон в облаках, А дорога пустынна Будто в старых стихах. С бесполезным стараньем Мы бежим от судьбы. И мелькают в тумане Верстовые столбы. Дышим хрипло, устало И глядим тяжело. Мы прожили так мало, Может быть ничего... А склоны все круче. А ветер в лицо все сильней, Я прошу вас, поручик, Я прошу, не гоните коней.
А вот прочитав стихи "Пока 12 не пробило", будущая рубинская жена, которой я тогда в глаза не видел, и написала мне треугольник. У меня там как-то так было:
Пока 12 не пробило, Пока не начат артналет, Выпьем мы за то, что было, Выпьем, господа, за старый год...
И так далее. И вот я получаю от нее треугольник:
Письмо на фронт
"Действующая армия. Штабс-капитану Его Императорского величества Тверского непробиваемого полка Никонову А.П."
Cher Александр! Вы помните то время, Когда еще Вы жили на Тверском? Не думайте, что Вы забыты всеми, Кто до германской с Вами был знаком. Перед войной, в собрании, на бале Мой брат-повеса познакомил нас. Вы Блока, Северянина читали, Когда мы танцевали па-де-грас. Признаюсь, мне потом частенько снилась Фигура Ваша в блеске аксельбант.. И как судьбы негаданную милость Мне сообщил Ваш адрес интендант. Мой брат при государе адъютантом (У каждого, конечно, свой талан) Я знала Вас поручиком и франтом, Теперь Вы, говорят, Штабс-капитан. Вы б не узнали девочку-курсистку: Не в шляпке я с цветками на полях - С крестом косынка над бровями низко Дежурю по ночам в госпиталях. Я к Вам пишу, как сказано в романе. Виной тому не взбалмошность, а страх, Что (не дай Бог!) убьют Вас или ранят. (Я часто вижу смерти - медсестра). Храни Вас Бог от пули иль осколка. Я каждый день и час молюсь за Вас... Как странно - мы не виделись так долго, А голос Ваш я слышу как сейчас. Прощайте. Жду письма. Живу надеждой, Что очень скоро немцев разобьют. PS. А на Арбате музыка как прежде, И у Никитских розы продают.
Штабс-капитан тут же нахуякал ответ девушке.
Письмо с фронта
Дожди. Дожди стоят над нами, Воды в окопах до колен, Но все же мысленно я с Вами, Я вспоминаю Вас, Элен. И нет уже окопной глины, Не липнет к телу мокрый шелк, Вдруг испарился, умер, сгинул Окоченевший третий полк. И я не ежусь в грязной бурке. Мне в воспаленной голове Вдруг кажется - я в Петербурге, Или напротив - я в Москве. Холодный ветер на опушке Доносит странные слова: "Монетный двор", "Литейный", "Пушкин", "Замоскворечье", "Яр", "Нева". Неужто все когда-то было - Река и розы в полынье?.. Мы познакомились так мило. "Pardon, madamе" - "Pardon,monsieur". "Et je vous pris..." - "Ну что вы, право..." Тверской бульвар, парадный строй, Потом театр и крики "браво"... Все это было... Боже мой! А вот теперь в осенней каше, Где то и дело "в душу мать", Лицо, улыбку, жесты Ваши Мне все труднее вспоминать. Теперь мне ближе вой снаряда, (Как итальянцу близок Тибр). И если ляжет где-то рядом, Я точно укажу калибр. Ну что ж, быть может, так и надо, Как говорят попы - "юдоль", За все прошедшее награда - Неутихающая боль. Но все же пульс надеждой бьется, Лишь в том я вижу смысл и суть, Что все ушедшее вернется, Что все пройдет когда-нибудь...
И вот снова она пишет:
Письмо на фронт
Мon cher! Благодарю сердечно! Письмо! Вот радость, Боже мой! Вы вспоминали наши встречи, И я все помню до одной. Знакомясь, я нашла Вас дерзким: Едва ль не в первый же момент С апломбом чисто офицерским Вы мне сказали комплимент. Я вижу вновь как это было: "Pardon, madame, vous etes tres bellе..." "Pardon, monsieur, - я возразила, - Je suis encore mademoiselle!" Зачем в Москве была к вам строже, Чем мне хотелось - не пойму, Но - случай, промысел ли Божий - Весной мы встретились в Крыму. Под ветром с запахом полынным Там, на понтийском берегу Упрямо древние руины Эллады память берегут. Гекзаметр прибоя мерный И парусов крылатый крен... Сравнив с Прекрасною Еленой, Вы стали звать меня Элен. Лазури празднество и света, Прогулки к морю допоздна И звездопад на склоне лета - Все вдруг оборвалось - Война! Вдруг - как по злому мановенью - Нет места счастью и стихам, Вой бабий, да в солдатском пенье Тоска и удаль - пополам. Знать, наших дней беспечных стая Снялась и взмыла в синеву - На поиски такого края, Где боль и горе не живут. W...
Письмо из госпиталя
Приказ. Привычно, терпеливо - В атаку, сбросив сон и негу. Но что-то нынче мне тоскливо: Я так соскучился по снегу... Бежим по этому же лугу Как час назад, как день, как век. Мир будто движется по кругу. Я так устал... Когда же снег? И вдруг, как будто вниз с обрыва - Удар и боль, оборван бег... И дым шрапнельного разрыва Как чистый снег, как первый снег. Мне снег покоем обернулся И долго плыл в бреду, увы. Но вот случайно я очнулся И показалось - рядом Вы! Да, я, конечно, обознался, В глазах плыло, как в том бою... Я победить себя старался, И вот теперь уже встаю... PS. Смотрю в окно и вижу прелый, Замерзший, позабытый стог И первый снег. Такой же белый Как госпитальный потолок.
Письмо в госпиталь
Простите меня за молчанье, мой друг, На ваш треугольник последний. Я ездила к бабушке в Санкт-Петербург И только вернулась намедни. Прочла - обомлела. Какая беда! Вы ранены, Боже всевышний! В бреду и горячке метались, когда Кружил меня вихорь столичный. Смеялась, плясала, не зная того, Что гибель Вам, друг, угрожала. Каталась на тройках и под Рождество Красавицу-ель наряжала. Лишь в праздник - за воинов тост прозвучал - Вдруг сердце предчувствие сжало, Из рук моих выпал со звоном бокал, И я вся дрожа убежала. Потом в бывшей детской сидела тайком В вольтеровском кресле большущем И год уходящий листала, потом Мечтала о годе грядущем. День Нового года настанет. Пришлет Нам солнышко зайчиков стаю. Чертя в синеве прихотливый полет, Снежинки как зайцы играют. Рассыпал на пол, на узоры окна Камин свои зайчики-блики... Сквозь стекла озябшая смотрит Луна На танец тепла многоликий. Над каждою крышей (зима-то строга!) Пусть теплятся дыма колечки, И Огненный Заяц огонь очага Хранит неустанно и вечно. Пусть кончатся месяцы страшной войны, - Ах, Заяц, ведь ты не задира! - Верни же друзей из чужой стороны, Верни же безоблачность мира, А нам поскорей подари rendez-vous... Лечитесь, себя берегите. Надеюсь, в Крещенье вернетесь в Москву. Иль я к вам приеду, - хотите?
На этом переписка обрывается, видимо, штабс-капитан был убит...
История знает романы в стихах и письмах. Революционный герой Шмидт, еще там кто-то. Один взор, пятиминутная встреча - и переписка на всю жизнь. В письмах любить легче. Мазохизм какой-то, самолюбование своей придуманной любовью к придуманному персонажу. Окучивание, старательное взращивание, лелеяние придуманной любви к придуманному человеку. Так легче, так чище, так идеальнее, так воздушнее, так печальнее и оттого острее. Так надрывнее, вразнос, остро до бритвы.
...Милый друг... Смею ли я... Как я взволнована Вашим прошлым письмом, я сама, как и Вы, много об этом думала...
А если б они вдруг встретились, то что ж, любовь скультивирована - надо автоматически под венец.
Только разлука оттачивает тонкую любовь. Разлука - это письма, чуткие переживания. Совместная жизнь - это быт, стирки, ругань. Опять спит в бигудях. Опять пепел на ковер стряхивает, идиот.. Опять она в драном халате, мымра.
А разлука... Дух взмывает ввысь, вдаль от пресыщения, к звездам, навстречу любимой. И тоскует, тоскует там, облекаясь в эпистолу, утончаясь до платонизма.
...Но у нас не было любви. У нас была красивая игра. Очень красивая, правда?
