"Охотник" - читать интересную книгу автора (Новиков Александр)Глава восьмая ЖУК ЖУЖЖИТ В ТРОСТНИКЕБелград… Наjлепши на свету град Београд… Прекрасный Белград встретил грозой и ливнем. По улицам бежали потоки воды, прохожие прятались на остановках и под зонтиками уличных кафе, непрерывно грохотало. Небо над городом было темным, вода в Саве кипела. Гурон позвонил по телефону, что дал Томек. Ответил женский голос: хелло. – Мне нужен Инженер, – сказал Гурон. – А кто спрашивает? – Передайте, что я привез привет от Томека. – Передам. Перезвоните через полчаса, – сказала женщина и положила трубку. Полчаса Гурон и Анфиса просидели в кафане. Анфиса ела сладолед – мороженое, Гурон пил кофе. Гроза прошла, улица за стеклом кафаны блестела, в водостоках бурлила вода. Спустя тридцать минут Гурон повторил звонок. Та же женщина произнесла: через сорок минут в кафане "знак вопроса". Гурон не понял. Гурон спросил: какой знак вопроса? Женщина засмеялась, сказала: – У вас есть деньги на такси? – Есть. – Возьмите такси и скажите таксисту: знак вопроса. Он поймет. Таксист действительно понял, кивнул, привез их на улицу Кральа Петра, остановился у ничем не примечательного двухэтажного здания. Над входом висела лаконичная вывеска: "?". Гурон по привычке занял место в углу – так, чтобы видеть вход. На улице снова начался дождь – крупные капли неслись сверху, из безмятежно-голубого неба, взрывались на асфальте. – Грибной дождь, – сказала Анфиса. У нее было прекрасное настроение. Гурон промолчал. Спустя сорок минут после второго звонка дверь кафаны отворилась и внутрь вошел… Томек. Анфиса застыла. Гурон мысленно чертыхнулся, но уже через секунду понял, что мужчина на пороге кафаны – не Томек. Он очень похож на Томека, но все-таки не Томек – он старше лет на десять, у него более жесткие черты лица и седина уже пробивается. Гурон вспомнил свой вопрос: человек-то надежный там? – И ответ Томека: увидишь его – сам поймешь… Гурон понял. Инженер был одет в стильный и дорогой костюм, в распахнутом вороте рубашки блестела массивная золотая цепь, на пальце правой руки сверкал большой камень. Надо полагать – бриллиант. Инженер внимательно осмотрелся, встретился взглядом с Гуроном и подошел к столику. – Dzdzysty dzien[37], - произнес он. – Вот сholera какая! Непроизвольно Гурон улыбнулся – про "холеру" он постоянно слышал от Томека. Инженер протянул руку. Инженер привез их на квартиру на окраине Белграда. Дверь отворила женщина лет пятидесяти. У нее была осанка балерины и породистое лицо. Инженер сразу сказал: – Бася, у нас гости. Они поживут у тебя день-другой… их прислал Котек. – Как там поживает мой маленький Котечек? – спросила хозяйка, и Гурон понял, что именно она отвечала на звонки. – Потом, Бася, потом, – сказал Инженер. – Люди с дороги, голодны… приготовь оbiad. Инженер увел Гурона в комнату, затворил дверь и посмотрел Гурону в глаза. – Выпьешь, пан Иван? Гурон пожал плечами. Инженер открыл дверцу бара, вытащил бутылку виски… выпили. Инженер сказал: – Поживете здесь, у Барбары. Твой паспорт, Иван, готов. Осталось только вклеить фото. А вот паспорт для пани придется чуть-чуть подождать. – Понял, – сказал Гурон. Потом спросил: – Сколько это будет стоить? Инженер удивленно посмотрел ему в глаза, потом ухмыльнулся и спросил: – Как там мой Котек – все воюет? Гурон сказал: да. Инженер покачал головой: – Дурак. Мой братец всегда был… э-э… романтик. Люди деньги делают, а этот… Cholera! – Инженер безнадежно махнул рукой и… улыбнулся. Он поднял свой бокал: Na zdrowie! – сделал глоток. Потом произнес: – Влюбился он в твою жену, пан Иван… романтик, kurwa такая. Инженер еще раз улыбнулся, поднялся и уже серьезно сказал: – Фотографа я пришлю. Пока – отдыхайте. Инженер ушел. В окно Гурон видел, как он перешел улицу, сел в сверкающий "мерс" и стремительно сорвался с места. – Вот холера, – пробормотал Гурон. Хозяйку звали Барбара, но она сразу предложила называть ее Басей. Ей было на вид около пятидесяти, и Гурону казалось, что это несколько фамильярно. А вот Анфиса быстро нашла с Басей общий язык. Они вдвоем приготовили обед. При этом оживленно о чем-то разговаривали… Анфиса была весела, смеялась. Обеденный стол Бася-Барбара застелила накрахмаленной скатертью, поставила бутылку зубровки. Сказала: – Это настоящая польская зубровка… а не та холера, что пьет Войцех… то есть пан инженер. Бася сама налила зубровки и произнесла: – У нас в Польше говорят: гость в доме – что Бог в доме. Она очень прилично, хотя и с акцентом, говорила по-русски, за обедом много рассказывала о Варшаве и Париже, где танцевала когда-то в "Мулен Руж". Проявляя такт, ни о чем не расспрашивала гостей. После обеда Гурон прилег отдохнуть во второй комнате, а Бася стала обучать Анфису польскому. Начала почему-то с самой "легкой" фразы: "Жук жужжит в тростнике". По-польски это звучало, как "Chrzaszcz brzmi w trzcinie". Гурон несколько раз попробовал произнести про этого горемычного жука, запутался в согласных, сказал в сердцах: вот холера какая, – и незаметно для себя задремал. Вечером пришел молчаливый мужчина с профессиональной камерой "никон", сфотографировал Анфису и Гурона на фоне белой простыни и сразу ушел. Потом Бася гадала Анфисе на картах. Выпадала все какая-то неожиданная встреча… Ночью Гурон спал плохо. Снился сон про то, как он вместе с Большой Погремушкой и поросенком ест человечину. Утром Бася с Анфисой собрались пройтись по магазинам. Гурон сказал: стоит ли? На это ему ответили, что он ничего не понимает и что у женщин есть свои маленькие секреты… Гурон пожал плечами. Потом он сто раз проклянет себя за то, что отпустил их. Гурон принял душ, почистил "дерринджер"… почему-то было тревожно. Примерно через час позвонил Инженер, сказал, что все готово, и он сейчас заедет и привезет. Гурон встал у окна, за шторой, принялся наблюдать за улицей. Через несколько минут он увидел Басю и Анфису. Они шли по пустынной, залитой солнцем улице, оживленно беседовали. На Анфисе было новое платье бордового цвета, новые, в тон платью, туфли. На плече висела бордового цвета сумочка, а в левой руке Анфиса несла большой пакет… она размахивала пакетом, как ребенок – беспечно. – Ты счастливая, девочка, – говорила Бася. – С таким мужиком не пропадешь. – Почему вы так думаете, Бася? – весело спросила Анфиса. Ей было очень хорошо. Бася всплеснула руками, произнесла: – Ale jaja![38] А то я не вижу, девочка! Уж в мужиках-то я разбираюсь. Анфиса рассмеялась… и вдруг увидела Азиза. Азиз в обществе двух крепких парней стоял возле черного джипа с немецкими номерами. Анфиса застыла… …Анфиса застыла. У нее мгновенно похолодели руки и ослабели ноги. Если бы у нее хватило воли пройти мимо, то все могло бы быть по-другому… Но она остановилась. Ее сковало ужасом от одного только вида Азиза. Азиз стоял, прислонившись спиной к машине, курил, перебирал четки. И Азиз тоже увидел ее. Сначала он, видимо, не узнал ее… но она стояла, как столб, с ужасом глядя прямо на него, и он невольно обратил внимание на женщину в бордовом платье… несколько секунд он всматривался, потом на лице появилось выражение узнавания… потом он отшвырнул сигарету, ухмыльнулся и направился к ней… Гурон увидел, как Анфиса внезапно остановилась. Как появилось на ее лице выражение страха… нет – ужаса. Он еще ничего не понял. Улица была солнечной и абсолютно мирной. Он посмотрел туда, куда смотрит Анфиса и увидел большой черный "Опель-фронтера". Рядом с машиной стояли трое мужчин… Один из них вдруг оттолкнулся спиной от черного борта, отшвырнул сигарету и сделал шаг в сторону Анфисы и Баси. – Сучка, – сказал Азиз, потирая щетину на щеке. – Вот мы и снова встретились, сучка. Бася смотрела непонимающе, испуганно… палило солнце. Из распахнутых дверей ближайшей кафаны доносилась музыка… – Как ты здесь оказалась? Я же продал тебя португальцу. От ужаса Анфиса не могла говорить. Она даже думать не могла… – Сбежала, что ли, сучка? У нее застучали зубы. – Значит, сбежала, – сказал Азиз и радостно оскалился. Бася что-то произнесла гневно, двинулась вперед… Азиз оттолкнул ее в сторону, бросил презрительно: пошла вон, блядь старая! – и схватил Анфису за локоть. Стиснул сильно, больно… ему нравилось причинять боль. Он и кончить мог только тогда, когда щипал за сосок или выворачивал пальцы. – А ты стала шикарной телкой. Значит, в этот раз продам дороже, – подвел итог Азиз и засмеялся. Его слова, его отвратительный смех и – главное – его прикосновение отрезвили Анфису. Она закричала: сволочь! – бросилась на нелюдь в человеческом облике, вцепилась ногтями в ненавистную морду. Азиз выдохнул: сука! – схватил за волосы, ударил лицом о борт автомобиля. Полетел на асфальт пакет, упала сумочка. Гурон схватил "дерринджер", прыгнул, не раздумывая, в окно… Удар был жестким – третий этаж. Он выронил пистолет, перекатился, подобрал его с асфальта. Вскочил, закричал: стоять! – выстрелил в воздух. На звук выстрела трое у "фронтеры" обернулись. Секунду они смотрели на Гурона, потом один что-то коротко выкрикнул. Анфису запихнули в машину. – Стоять! – снова закричал Гурон, снова выстрелил. Вскочил. Побежал, хромая, к черному джипу… Бася вцепилась в дверцу. Ее ударили кулаком в лицо. Заворчал стартер. Гурон бежал. До джипа было всего полсотни метров… он уже добежал, он уже готов был прыгнуть на подножку… "Фронтера" рванулась вперед, как выброшенная катапультой. Гурон пытался схватиться за задний бампер, промахнулся, упал. Кричала Бася, ревел двигатель, черная машина уходила… …Скрипнув резиной по асфальту, остановился "мерс". Выскочил Инженер, бросился к Басе. Она сидела на асфальте и зажимала рукой окровавленное лицо. – Что, Бася? – спросил Инженер. – Что случилось? Бася показала рукой на удаляющийся джип. Невнятно пробормотала разбитыми губами: Анфиса, Анфиса… Инженер бросил взгляд на "фронтеру" в конце улицы, крикнул Гурону: – В машину, холера! Гурон прыгнул в "мерс". Из кафаны уже выбегали люди, смотрели растерянно. Кто-то спрашивал: миа, шта овде?[39] Инженер зарычал на них: хитна помоч![40] – прыгнул за руль. Визжали в повороте колеса. Черный корпус джипа маячил впереди. Ярко вспыхивали огни стоп-сигналов, когда "фронтера" притормаживала на поворотах. – За город рвутся, – зло произнес Инженер. – Может быть, в Сурчин.[41] – Албанцы? – спросил Гурон. – Ты где был, курва?! – закричал Инженер, игнорируя вопрос. – Быстрей, холера, – огрызнулся Гурон. Инженер посмотрел на него удивленно, пробормотал что-то себе под нос… Выскочили на трассу, Инженер прибавил газу, расстояние между машинами стало сокращаться. "Мерс" шелестел широкой резиной, рокотал двигателем, расталкивал горячий воздух лобовым стеклом. "Фронтера" резко затормозила, ушла, кренясь, на прилегающую грунтовку. Инженер повторил маневр. "Мерс" вылетел на грунтовку, подпрыгнул на ухабе, ударился днищем о полотно. Поднимая фонтаны грязной воды, проскочил лужу, оставшуюся после вчерашнего ливня. – Дави, дави, – почти закричал Гурон. – Уйдет. Уйдет он от нас на грунтовке. – Не учи отца сношаться, – буркнул Инженер. Впереди высился скелет какой-то стройки, "фронтера" лихо шла по ухабам и лужам. – Уйдет, блядь! – Никуда он не денется… Я ведь раллист, Ваня. Бывший. Но его я и на грунтовке сделаю. "Фронтера" лихо шла по ухабам, "мерс" не отставал. Мягкая подвеска "мерседеса" давала частые "пробои", колеса вышвыривали грязь, широкая лапа дворника едва успевала сгребать воду с лобового стекла. Проскочили стройку. Инженер вдавил педаль газа в пол, "мерс" подпрыгнул на груде щебенки, пролетел несколько метров по воздуху, шлепнулся в лужу. Под машиной что-то захрустело, с треском оторвалась выхлопная труба, покатилась по дороге. Инженер топил педаль газа, расстояние между машинами сокращалось. Два автомобиля – бампер в бампер – летели между полей, как связанные, но обогнать джип на узкой, петляющей дороге не было никакой возможности. Гурон посмотрел на зажатый в руке разряженный "дерринджер"… Инженер перехватил взгляд, понял. Он открыл бардачок, вытащил оттуда "беретту", протянул Гурону. Гурон жадно схватил пистолет, опустил стекло… в салон ворвался рев двигателя. Гурон почти наполовину высунулся из машины – в лицо ударил ветер с запахом бензина и полевых трав. Двадцатизарядная армейская модель "беретта 93Р" позволяет стрелять как одиночными, так и очередями по три выстрела – это серьезно… Машину бросало, в лицо полетели брызги. Первая очередь прошла мимо. Второй Гурон зацепил правое заднее. Пробитая девятимиллиметровой пулей резина мгновенно осела, загуляла по обод у. Зад джипа занесло, и Гурон двумя очередями "сделал" левое колесо. "Фронтера" продолжала движение. Ее мотало по всей ширине дороги. Водитель джипа, видимо, понял, что на простреленных колесах уйти не сможет. На очередном повороте грунтовки он направил машину прямо в поле. Инженер пробормотал: холера! – бросил "мерс" вслед. Подвеска стонала, хрякала. Инженер лихорадочно работал рулем, обходя густо рассыпанные по полю камни. Джип, используя преимущества полного привода, упорно катил и отрывался, отрывался. С левого заднего колеса уже сорвало изжеванную резину, но передние колеса тянули "фронтеру" вперед… Гурон матерился сквозь зубы и не решался стрелять, а джип уходил. Голый обод высекал искры из камня. Джип преодолел горку и скрылся из вида. – Упустим! – закричал Гурон. Инженер промолчал. "Мерс" забрался на горку, замер – внизу лежал неглубокий овраг. На дне, воткнувшись радиатором в камень, стояла "фронтера". Три дверцы автомобиля были распахнуты, а по противоположному склону бежали наверх трое мужчин. – Холера! – сказал Инженер, бросил машину вперед. Подпрыгивая, скрежеща днищем по каменной осыпи, "мерседес" ринулся вниз. Когда до джипа осталось метров десять, Иван распахнул дверь, выкатился из машины. Стукая по камням раскрытой дверью, "мерседес" с ревом рванулся вверх по склону. Гурон с колена дал очередь по одной из человеческих фигурок наверху. Человек упал, но тут же вскочил и побежал. Гурон осторожно подошел к джипу. Внутри клокотало, во рту было сухо, как после крутой пьянки… его очень беспокоило то, что Анфиса не выходит из машины… Он заглянул внутрь салона. Анфиса – бледная, как мел, но невредимая – сидела на заднем сиденье, смотрела огромными глазами. – Коля, – произнесла она тихо. Гурон выдохнул и опустился на камни рядом с джипом, положил на землю "беретту". Сверху доносился рев "мерса". – Коля, – сказала Анфиса. Он поднял голову… Анфиса была очень хороша в этом бордовом платье… только очень бледная. – Поцелуй меня, Коля. Гурон поднялся, мгновенно ощутил боль в ноге – наверняка, вывих – и неловко влез в салон. Под ногами что-то хлюпало. Он посмотрел вниз и увидел кровь… много крови… Он похолодел, метнул взгляд на Анфису и только сейчас заметил, что правой рукой она держится за живот. Между пальцами сочится красное, липкое. – Что? – закричал Гурон. – Что? Он оторвал руку Анфисы от живота, но в первый момент не увидел ничего – красное на бордовом не очень бросается в глаза… – Я говорила: не надо в Югославию, Коля… здесь – албанцы… Азиз здесь… – Молчи, – сказал он, – молчи… все будет хорошо. Она посмотрела огромными глазами, прошептала: – Коля… Коля… поцелуй ме… Гурон лихорадочно искал аптечку… Ему довелось видеть много раненых, и он уже знал, что аптечка ни к чему, но продолжал искать… Гурон шел, спотыкаясь, нес женщину на руках. Он поднялся наверх, увидел "мерс". Машина стояла всего в сотне метров, из-под капота валил пар… Инженер стоял рядом. Ругался и стучал по крыше кулаком. Лопаты у них не было. Они опустили тело в ямку и начали таскать камни… один… другой… третий… сотый… Они носили серые камни сербской земли и опускали их на тело русской женщины из древнего Пскова. Потом Инженер опустился на колени и стал читать католическую молитву. Безбожник Гурон хотел было сказать, что Анфиса не католичка, но не сказал… он молча стоял рядом и слушал строгие слова, произносимые на латыни. Было очень тихо, ветер шевелил цветы… – Мы поставим ей памятник, – сказал Инженер. – Зачем ей памятник? – сказал Гурон. – Мы поставим ей памятник, – сказал Инженер упрямо. – Что на нем написать? Гурон промолчал. Инженер схватил его за плечи, развернул к себе, закричал: – Что на нем написать? – Напишите: жук жужжит в тростнике. – Девочка, – сказала Бася. – Ай, девочка! Как же так? За что? Гурон и Инженер сидели молча, смотрели в скатерть. Бася заплакала. Инженер сказал: – Не плачь, Бася. Бася плакала. Слезы текли по разбитому лицу. – Не плачь, Бася, – повторил Инженер. Бася несколько раз кивнула, прикусила нижнюю губу и продолжала плакать. Инженер ударил кулаком по столу и третий раз сказал: не плачь, Барбара. Бася встала, вышла в прихожую и вернулась, неся в руке сумочку бордового цвета. – Вот, – сказала она. – Это сумочка Анфисы. Гурон смотрел на изящную сумочку, не понимая, зачем она здесь… зачем она теперь? Для кого? Бася поставила сумочку на стол, сказала: – Откройте, Иван… там… подарок для вас. – Подарок? – Да. Анфиса хотела сделать вам подарок. Гурон смотрел на сумочку… А жук в тростнике все жужжал, жужжал… А красное на бордовом не очень заметно… Гурон расстегнул застежку, открылся нежно-зеленый шелковый зев. Внутри лежала бордовая, похожая на человеческое сердце косметичка… носовой платок… и маленькая, обтянутая бархатом, коробочка… Гурон посмотрел на Басю. Бася кивнула… Гурон осторожно взял в руки коробочку… нажал на золотистую кнопочку сбоку. Раздался еле слышный щелчок, поднялась подпружиненная крышка… на черном бархате лежал золотой крестик. – Поможешь мне найти их? – спросил Гурон. – А чего их искать? – пожал плечами Инженер. – Они убили мою женщину. – Да я не в том смысле… я в смысле: искать-то их нечего – двое были "сурчинские", третий албанец – Азиз. Он женщинами торгует. – Откуда знаешь? – быстро спросил Гурон. Они сидели в огромной квартире Инженера, пили… Выпили уже немало. Инженер запьянел, а Гурона хмель не брал вовсе. – Откуда, откуда? Пока ты там, в овраге… ну, в общем, я покатался на "мерседесе"… пока не пропорол картер… покатался, погонялся за этими суками. Одного сшиб… того, которого ты ранил… – Инженер замолчал, прикуривая. – Ну, – поторопил Гурон. – Ну! Вот тебе и ну… задал я ему несколько вопросов. Он и раскололся: "сурчинские" они… парни с горячего асфальта. Но спутались с этим албанцем… с Азизом. – Какие парни? – раздраженно спросил Гурон. – С какого-такого асфальта? Инженер уронил сигарету на стол, небрежно смахнул ее на пол. – С горячего, Ваня, с горячего… так здесь братву называют: парни с горячего асфальта… А я и сам такой же – ма-а-фиозо! Но! Но я не торгую женским телом и наркотой… Я хочу себя уважать! Ты понимаешь, холера? У-ва-жать! Гурон досадливо сморщился, перебил: – Погоди, пан Инженер, погоди…где теперь тот парень? – Какой? – Да тот, которого ты сшиб… подраненый. – Э-э, пан Иван… он уже того, – Инженер показал пальцем наверх. – Ясно, – сказал Гурон. – А как найти Азиза? Инженер снял трубку с аппарата и сказал: айн момент! Сейчас распоряжусь. Спустя час приехали двое – Миха и Шмайссер. Так, по крайней мере, их представил Инженер. О чем-то пошептались с Инженером. Потом Инженер подозвал Ивана, сказал: – Они в Сурчине, в бильярдной… они часто там бывают. И сейчас там. – Дай мне ствол и объясни, как добраться в этот самый Сурчин. Инженер помолчал, потом сказал неожиданно трезвым голосом: – Поехали. "Опель-омега" мчался по ночной дороге, за рулем сидел Шмайссер. Рядом с ним Миха. Фары рассекали ночь. Инженер курил сигарету. Молчал. Гурон тоже молчал. Магнитола наигрывала мелодию из "Крестного отца". …Сурчин оказался невзрачным поселком. Улицы были освещены худо, и только на центральной площади было светло, у двух питейных заведений и бильярдной толпились нетрезвые. Пожилой дядька играл на аккордеоне "Очи черные". – Вон она – бильярдная, – сказал Миха, хотя и так было понятно – над входом висели перекрещенные кии. – Спасибо, мужики, – сказал Гурон. Он передернул затвор "беретты" и протянул руку Инженеру. – За все спасибо, Инженер… за паспорт, за помощь… н у, пойду я. Инженер покачал головой и произнес: – Вот холера! Куда ты один пойдешь? – За Азизом. – Один ты никуда не пойдешь, – решительно сказал Инженер. – Эй, Шмайссер! Пукалка твоя где? – В багажнике, шеф. – Давай сюда. Через минуту на коленях у Инженера лежал немецкий пистолет-пулемет МП-38.[42] – Пошли, – сказал Инженер. – Шеф! – сказал Миха. Инженер ответил: – Не лезь, Миха, не лезь… Я знаю, что делаю. Это брат у меня романтик-идеалист, а я… в общем, я знаю, что делаю. Я хочу себя уважать. Гурон тоже сказал: – Послушай, Инженер. Может, не стоит? – Холера! – закричал Инженер. – Да что вы все сегодня!?. Ты идешь или нет, холера? Гурон распахнул дверцу и вышел из машины. Костяной стук шаров был слышен с улицы… Гурон и Инженер остановились у окна, вглядываясь в зал. Там стояли три бильярдных стола, за всеми шла игра. У дальней стены – штук пять игровых автоматов, в центре – барная стойка. За столиками в углу сидели полтора десятка мужчин. Было довольно сильно накурено и шумно. – Вот он, – сказал Инженер, – у стойки бара. – Вижу, – ответил Гурон. – Тогда пошли. Гурон посмотрел в глаза Инженеру… тот подмигнул. Кажется, хотел что-то сказать, но не сказал ничего. Гурон с пистолетом в руке, а за ним Инженер с пистолетом-пулеметом вошли в бильярдную, остановились на пороге… с треском разлетелась пирамида. А потом звуки стали стихать. Кто-то еще смеялся, еще издавал бравурную музычку игровой автомат, но постепенно в зале становилось все тише… тише. Те, кто стоял или сидел спиной к входу, начали оборачиваться… смолкли все звуки. Только аккордеон на площади все играл "Очи черные". На Гурона и Инженера смотрели десятки напряженных глаз. Азиз обернулся, встретился взглядом с Гуроном… побледнел. Он медленно сполз с высокой табуретки, двинулся вбок, прижимаясь спиной к стойке… локтем сбил пивную кружку. Она упала на кафельный пол, разлетелась на миллион осколков… Гурон поднял "беретту". Тишина в зале сделалась неестественной… Азиз завыл – страшно. Гурон трижды нажал на спуск… трижды "беретта" выплюнула пули… трижды дернулось тело албанца… смолк аккордеон на площади. Кто-то закричал, все пришло в движение. Инженер дал длинную очередь по потолку, по полкам с рядами бутылок… Потом они повернулись и вышли. Никто не пытался их остановить. На другой день Гурон уехал в Австрию. Его документы не вызвали у пограничников никаких вопросов. Вечером двадцать второго июля он сидел в кафе, в венском аэропорту Швехат, пил кофе, ждал рейса на Варшаву. По телевизору передавали новости. Он ни черта не понимал по-немецки, смотрел на экран совершенно бездумно… а потом на экране появилось лицо Инженера. Его трудно было узнать, но Гурон узнал сразу. Инженер сидел в издырявленном пулями "мерседесе", и лицо его было спокойно… Второй был, кажется, Миха, но точно Гурон сказать не мог. Голос диктора скороговоркой произносил текст, в котором Гурон выхватывал только отдельные слова: "инженер", "калашников", "криминаль вендетта"… впрочем, ему и так все было понятно… Гурон подошел к стойке и спросил бармена, нет ли у него польской водки… Бармен ответил, что польской водки, к сожалению, нет… А русская? – О, да! Русская, конечно, есть. Гурон выпил сто граммов "столичной". Через десять минут объявили рейс на Варшаву. Еще через три дня он пересек границу в районе Подзерок. Он сел под деревом, запалил костерок. Осталось дождаться появления погранцов… они появились минут через тридцать. Старший сержант направил на Гурона автомат и закричал неожиданно пронзительным бабьим голосом: – Подъем, господа пассажиры, подъем! Просыпаемся, сдаем белье, через полчаса – Санкт-Петербург. Город, так сказать, герой… подъем! Гурон открыл глаза. Шел дождь, капли стучали по крыше вагона. Гурон вышел на перрон, сунул в рот сигарету и поднял воротник куртки. Он чиркнул спичкой, прикурил и ощутил чей-то взгляд… он скосил глаза и увидел Чапая и Паганеля. Снова защипало в глазах. Совсем как тогда, когда погранцы положили его лицом в землю. |
||
|