"Путешествие рок-дилетанта. ( часть 1 )" - читать интересную книгу автора (Житинский Александр)

Глава III. РД: Дискотека крупным планом.

Можно ли писать о том, что знаешь так же глубоко, как большинство читающей публики? Точнее, так же неглубоко.

Можно, если есть слова. Слова возникают, если есть мысли. Мысли же рождаются благодаря чувствам. Все очень просто.

Чувства у меня определенно имелись. Они возникали всякий раз, когда я видел на улице хозяйственные сумки с изображениями Боярского и Пугачевой, когда прочитывал незнакомые слова на импортных кофточках, когда пытался вникнуть в смысл текстов, исполняемых под электрогитарный рев, когда виновато топтался под музыку в молодежной компании рядом с юношами и девушками, чьи движения вызывали во мне зависть и стыд.

Безнадежное чувство отчаяния обуревало меня, когда я видел на экране телевизора двух английских красоток - черненькую и беленькую, у которых не было даже имен, а только чувственное наименование KISS, и которые удивительно синхронно и зеркально-симметрично производили движения руками, ногами, телом… Возникало также ощущение предательства, так как я понимал, что это доставляет мне удовольствие.

«Куда мы катимся?» - спрашивал я себя, но телевизора не выключал.

Короче говоря, я решил выставить себя на посмешище. Во-первых, потому что хотел вникнуть в проблему отцов и детей. Во-вторых, по моей склонности ко всякой новой деятельности.

Я сказал себе, что не буду врать. То есть буду писать, что вижу и как вижу.

Меня ободряли, говоря. Что нет ничего ценнее свежего взгляда и не обязательно быть курицей, чтобы судить о качествах снесенного яйца.

Ну, насчет своей свежести я иллюзий не питал.

У меня было впечатление, что я высаживаюсь на Марс без знания языка и копейки марсианских денег, чтобы вступать в контакт и писать об этом репортажи.

Моя дочь в это время сдавала сессию в институте и сидела над конспектами лекций со стереонаушниками на голове. Она говорила, что BEATLES помогают ей усваивать теоретическую механику.

Для начала я восстановил собственные скудные впечатления, связанные с рок-музыкой.

Это было в 1056 году. Я жил тогда во Владивостоке и учился в девятом классе девятой школы.

И вот однажды в бухту Золотой Рог вошел ослепительный лайнер «Грузия», который привез наших олимпийцев из далекой Австралии, из Мельбурна, с XVI Олимпийских игр.

Наши олимпийцы только что блестяще там выступили. Владимир Куц, Лариса Латынина, Вячеслав Иванов и многие другие.

Естественно, весь Владивосток встречал «Грузию» у причала. Была зима, и загорелые спортсмены, приплывшие из Южного полушария, казались нам богами, спустившимися на землю. Они весело помахивали руками с высокого борта теплохода. Хлопал на ветру красный транспарант, гремел духовой оркестр военных моряков.

Я тоже стоял на причале, ибо активно занимался тогда спортом, и мне хотелось взглянуть на своих кумиров.

Олимпийцев радушно принимали в школах, воинских частях, клубах и даже на квартирах.

Случилось так, что мой отец был близко знаком с Николаем Георгиевичем Озолиным, бывшим рекордсменом страны по прыжкам с шестом, одним из руководителей нашей спортивной делегации. Ныне Николай Георгиевич - доктор педагогических наук, профессор Государственного центрального института физической культуры. Его рекорд послевоенной поры превышен уже более чем не полтора метра.

Озолин с группой своих подопечных оказался у нас дома. Мы сидели за столом, обедали и слушали рассказы об Австралии и спортивных соревнованиях.

И вот, когда речь зашла о западных нравах и развлечениях, бывших тогда для нас тайной за семью печатями, появилась небольшая пластинка, которую поставили на проигрыватель. Двое совсем молодых людей, знаменитых в мире спорта, - гимнастка Полина Астахова и рекордсмен страны по тройному прыжку Олег Федосеев - вышли на свободное место и, к нашему восторгу и изумлению, показали нам танец, который они называли «рок-н-ролл», что означало вроде бы «качаться и крутиться».

Крутились они как бешеные. На Полите Астаховой была юбочка колокольчиком, как на Людмиле Гурченко в «Карнавальной ночи», тогда была такая мода, а Олег - в узких брюках, тоже, кстати сказать, виденных нами впервые - он подкидывал, переворачивал и вращал партнершу, успевая при этом проделывать ногами что-то умопомрачительное.

Все это происходило под скрежещущую, ударявшую в уши музыку, на фоне которой хриплый голос в яростном ритме отсчитывал по-английски: “One, two, three o`clock! Four o`clock - rock!”

Тогда я, кажется, не поинтересовался, как называется это музыкальное произведение и кто его исполняет. Только теперь, услышав у коллекционеров запавший мне в душу ритм, я узнал, что это был Билл Хейли с его знаменитым «Роком вокруг часов».

Помнится, все тогда очень смеялись, а больше всех Астахова и Федосеев. Они плясали рок филигранно - координации им было не занимать, гибкости и молодости тем более, - но в то же время слегка пародировали заокеанскую публику, с которой они познакомились в Мельбурне.

Потом мы гадали. Сколько продержится это увлечение. Было высказано мнение, что через год рок-н-ролл отомрет, потому что на смену ему придет что-нибудь еще более дурацкое. Хотя, честно признаюсь, рок в исполнении олимпийцев мне понравился. Я как сейчас вижу их спортивные фигуры, смеющиеся загорелые лица. Говоря избитыми штампами, это был праздник молодости, красоты и здоровья.

У Полины Астаховой в сумочке лежала олимпийская медаль.

Если бы я знал тогда, что четверть века спустя мне придется вспоминать об этом - и совсем не в связи с историей нашего спорта или с моей личной биографией, а благодаря той заморской пластинке с металлическим голосом Билла Хейли, которая причисляется ныне к классике рок-музыки!

Тем не менее я все же лично присутствовал при рождении этого явления, чем не могут похвастать многие молодые читатели.

Между прочим, как я сейчас понял, та встреча с олимпийцами была, по сути дела, дискотекой в миниатюре. Собравшиеся прослушали рассказ о новом музыкальном явлении, сопровождавшийся показом модного танца, которые при желании могли повторить.

Правда, до рождения слова «дискотека» было еще довольно далеко.

Слово это взорвалось в общественном сознании, точно атомная бомба.

– Вы слышали о дискотеках?

– Дискотека? Что это такое?

– Ну как же! Дискотеки теперь всюду!

– Как мы могли жить без дискотек?!

Страшно было об этом подумать, но - жили. Жили также без джинсов, жевательной резинки и пепси-колы. Некоторые и сейчас живут. Но таких мало.

Жили без коктейль-баров, стереосистем, глянца на обложках, летающих тарелок и сексуальной революции.

Просто - жили. Мучились и надеялись, что когда-нибудь придет настоящее человеческое счастье в виде сигарет “Camel”, рюмки “Martini” и журнала “Playboy”…

«Стоп! - сказал мне внутренний голос. - Ты становишься злым и необъективным. Разве ты отказался бы от этих сигарет? Тем более от этой рюмки? Просто их нет у тебя. Потому ты и гневаешься…»

«Помалкивай» - крикнул я внутреннему голосу и расстроился.

Неужели он прав?

Но вернемся к дискотекам.

Поначалу, исследуя этимологию этого слова, я предположил, что дискотека, по аналогии с библиотекой, картотекой или пинакотекой (здесь уместно заглянуть в словарь иностранных слов), есть собрание грампластинок, по-нынешнему - дисков.

Я ошибался. Если дискотека и собрание, то только не дисков, а молодых людей, которые слушают музыку, смотрят слайды и танцуют. В перерывах они пьют пепси-колу и едят пирожные.

Во времена моей молодости мы тоже собирались на танцевальные вечера. Правда, не было слайдов и пепси-колы. Но достаточно ли их присутствия, чтобы переименовывать танцу в дискотеку?

Когда я обращался с этим наивным вопросом к юношам и девушкам, на меня смотрели снисходительно. Что, мол, с него взять? Вообще, у них не укладывалось в мозгу, что я мог когда-нибудь танцевать.

Одна девушка девятнадцати лет сказала определенно:

– Вам уже сорок. Вы свое взяли и должны уступить нам дорогу.

Я понял, что она обращается ко мне как к представителю поколения, и сказал:

– Может быть, я свое взял. Но я еще не отдал. Так что вы берите, девушка, берите, пока не поздно!

Продолжая исследование дискотеки и отличий ее от обыкновенных танцев, я включил телевизор. Мне сказали, что на телевидении есть такая передача «Дискотека».

Сам этот факт уже указывал на то, что дискотека - это не танцы. В самом деле, трудно предположить, чтобы танцы моей молодости транслировались по телевидению как хоккей. Хотя, ей-богу, пара-тройка драк на танцплощадке, которые я помню до сих пор, наверняка украсили бы собой любой хоккей.

Итак, передавали дискотеку.

Молодой человек с микрофоном, лениво танцуя, приближался к группе юношей и девушек, которые тоже покачивались под музыку. Не переставая танцевать, они вступили в беседу.

– Назовите ансамбли и исполнителей на букву «м»?

– Маккартни! МАШИНА ВРЕМЕНИ! Макаревич! Поль Мориа! Махавишну! - бодро отвечали танцующие.

– Спасибо! Я удовлетворен! - сказал ведущий и отплыл.

Он-то был удовлетворен, а я нет. Во-первых, почему именно на «м»? Есть и другие буквы. Во-вторых, зачем они ему? В-третьих, кто такие эти Макаревич и Махавишну?

Потом я узнал, что это такая викторина. Предыдущие буквы я пропустил.

Далее они еще потанцевали. Затем ведущий пустился в непонятные мне рассуждения относительно рок-музыки. Танцующие поддакивали, иногда несмело возражали.

Вдруг, как гром среди ясного неба, раздался женский голос:

– А вам не кажется, что вы не совсем точно определяете границу между «ритм-энд-блюзом» и «тяжелым роком»?

Женщину показали. Она сидела у телевизионного пульта и была, вероятно, режиссером передачи. Удивило меня то, что женщина была примерно моего возраста. Откуда ей знать разницу между «ритм-энд-блюзом» и, как она выразилась, «тяжелым роком»? Значит, есть еще и «легкий»?…

Я ничего не понимал, но мне стала жаль эту женщину, потому что интонация выдавала ее. В интонации присутствовал испуг. Женщина явно не понимала, о чем она говорит.

В голосе ее я ощутил ужас моего поколения, еще недавно бывшего молодым, перед нынешней молодежью и ее безумными увлечениями.

А там, на экране, разобрались с «тяжелым роком» и поехали дальше. Пустили пленку и изображением целой группы девушек в костюмах, напоминавших космонавтов. Девушки что-то делали руками и ногами, при этом пели. Кто они были - танцовщицы или певицы - я тоже не понял.

Я выключит телевизор и глубоко задумался.

«Крепкий орешек». - подумал я.

Я вдруг поймал себя на мысли, что сейчас преобладает молодежный стереотип внешности и поведения. Вот что я под этим понимаю.

Возьмем фотографии примерно столетней давности. Я много раз поражался, что запечатленные на них люди выглядят старше своих лет. Мужчины благообразны, с окладистыми бородами, в жилетках с золотыми цепочками, по виду учтивы и степенны; женщины в длинных платьях и широкополых шляпах, с загадкой во взоре. Мужчинам на вид около пятидесяти, женщинам не менее тридцати пяти.

Это был принятый в ту пору стереотип. Немудрено, что юные барышни и безусые юнцы стремились поскорее проскочить свой легкомысленный возраст и превратиться - хотя бы внешне! - во взрослых людей.

Ныне мы наблюдаем обратную картину. Взрослеть - ни внутренне, ни внешне - никто не хочет. Все вокруг - Алики, Шурики, Танечки, Люсеньки, даже если они уже дедушки и бабушки. Назвав человека по имени и отчеству, как в добрые старые времена, ты рискуешь его обидеть или высказать нерасположение.

Где степенность? Где учтивые повадки? Где уважительность и неспешность речи?

Мы одеваемся, говорим и думаем, подражая двадцатилетним. При этом упрекаем их в инфантильности. Проблема отцов и детей вывернута наизнанку, поскольку отцы стараются походить на детей, правда, не всегда удается.

Недавно мне довелось присутствовать на банкете, посвященном выпуску в институте. Говорились речи, пенилось шампанское, профессора и доценты напутствовали.

Потом врубили что-то громкое - не то БОНИ М, не то АББУ - и начались танцы. Профессора и доценты, среди которых были и довольно-таки пожилые женщины, образовали свой преподавательский кружок и, слегка расставив руки и поглядывая по сторонам, принялись копировать движения своих веселящихся питомцев и вообще делали вид, что им тоже ужасно весело.

И я прыгал, стараясь убедить себя в том, что ничего унизительного не происходит. Прыгал, как рыбка на крючке, склюнувшая приманку фальшивой молодости.

«А что тебе, собственно, не нравится? - снова возник внутренний голос. - Учти, ты рискуешь оказаться в смешном положении старого моралиста и ханжи, который ополчается на грехи, ему недоступные».

«Увы, это так, - отвечал я. - Мои чувства чрезвычайно противоречивы. Будь я на двадцать лет моложе, я посмеялся бы над собою. И все же утверждаемый ныне стиль жизни вызывает во мне определенные опасения, ибо чреват возмездием. За все рано или поздно приходится платить и, оттягивая срок платежа, мы лишь увеличиваем свой долг».

Вскоре представился случай глубже познакомиться с дискотеками. В Ленинграде проводился смотр-конкурс, победители которого показывали свои программы в заключительном туре.

Перед заключительным туром оргкомитет отсматривал программы. Происходило это во Дворце культуры работников связи. Танцевальный зал на пятом этаже спешно готовился к смотру. На высоких козлах стоял маляр и что-то подкрашивал. Носили стулья и столы, настраивали пульты.

Грянула музыка, началась репетиция очередной программы. В зале погасили верхний свет. Маляр присел у своего ведра и вытащил «Беломор». По его лицу было трудно догадаться, как он оценивает происходящее.

А двое ведущих, отчаянно пытаясь быть веселыми и раскованными, начали тематическую программу. Она была посвящена истории Ленинграда. Ведущие вели себя так, будто перед ними полный зал молодежи. На самом же деле их смотрели члены оргкомитета, человек восемь - усталые и задерганные предстоящим конкурсом.

Тем не менее их попытались втянуть в литературную викторину. За правильные ответы угощали жевательной резинкой. На экране мелькали слайды: петербургские дома, старинные гравюры и портреты. Попутно члены оргкомитета узнавали, что «царь заставил Пушкина посещать придворные балы», «Американцы построили Дом книги», а «Литератор Греч ссорил Пушкина с Николаем Андреевичем Гоголем»…

Это была чудовищная мешанина из имен, дат и непроверенных, а то и просто неверных фактов.

Маляр спустился с козел и исчез в неизвестном направлении.

После короткого и энергичного обсуждения программа была отвергнута.

«В известной басне Крылова герой объедается популярным первым людом! Как называется это блюдо? Какие первые блюда вы еще знаете?»

«Уха, страдая от неловкости, отвечали члены оргкомитета. - Борщ. Харчо. Солянка…»

Вот именно, солянка.

И вот началось!

Председатель жюри объявила об открытии заключительного тура, и в зал, точно цунами, выкатился из колонок первый аккорд музыки.

В центре было свободное место для танцев. По бокам располагались столики. За столиками сидели молодые люди.

Опоздавшие спешили на свои места из буфета, прижимая к груди бутылочки пепси-колы и бережно неся тарелки с бутербродами.

– Наша дискотека начинает свою программу! Желаем вам приятного отдыха!

Ритм, ритм!

Будто к уху приложили подушку и колотят по ней деревянной скалкой.

В центре зала, откуда ни возьмись, появились извивающиеся фигурки, затянутые во что-то блестящее. Они напоминали шелковичные коконы, только до чрезвычайности подвижные. Это были заводилы танцев.

Возглавлял их небольшого роста молодой человек в полупрозрачной белой накидке. Серебряная ленточка стягивала его античную шевелюру. Он был похож на мотылька и амура одновременно. Пока он солировал в центре зала, обнаруживая явную балетную выучку, его коллеги вытягивали за руки в круг первых танцующих.

Маленькая девушка с пышной гривой волос, похожая на пони, прогарцевала мимо меня, возглавляя змейку пляшущей молодежи. Я остался в одиночестве за своим столиком и стал медленно чистить апельсин, старясь не смотреть в облицованную зеркальным стеклом колонну напротив, где делало то же самое мое старое и неуместное изображение. Оно мне не нравилось.

Носок моего ботинка предательски подрагивал под столом. По-видимому, молодым у меня остался только он. Ботинок прямо-таки рвался в бой. Но когда я представлял себя в этой молодой, беспечной, прыгающей толпе, то мне становилось грустно. Я мог с грехом пополам изобразить лишь прыжки, но не молодость и беспечность.

Я никогда не был страстным любителем танцев. Между тем, когда я вспоминаю собственную жизнь, выясняется, что танцы занимали в ней определенное место. Мне удалось пережить танцевальные увлечения примерно трех последних столетий. Впрочем, как и любому человеку моего поколения.

В шестом классе я посещал кружок бальных танцев, где нас учили светски походить к даме и кивком головы приглашать ее на танец. В танце полагалось тянуть носочек и смотреть на даму с аристократической полуулыбкой. Т

анцы были такие: мазурка, краковяк, падеспань, падепатинер, полька, кадриль, вальс… Кажется, еще что.

Вспомнил: менуэт и гавот.

Господи, как летит время! Менуэт и гавот!

Хотел бы я сейчас попробовать пригласить даму на гавот. Моя дочь и слова-то такого не знает!

Я взрослел, и сменяли друг друга танцевальные эпохи: танго, фокстрот, чарльстон, рок-н-ролл, буги-вуги, твист, шейк…

Вот скромница: она едва поводит плечами и глазками, спина выгнута, ноги почти не работают, временами она просто стоит на месте, работают лишь кисти рук.

Вот кокетка: головка повернута к плечу, губы трубочкой, ноги и руки ходуном ходят. Выражение лица такое, будто ее застали не совсем одетой, - оскорбленная невинность.

Вот деятельная фигура: она сучит руками бесконечную нить и вращает нижней частью туловища, точно рукояткой мясорубки. На лице решимость танцевать до конца, даже если это продлится неделю.

Вот особоа романтичная: она запрокинула голову и передвигается, точно сомнамбула, с безвольно опущенными руками.

О юношах молчу. Они, как правило, танцуют безобразно. Грубо, некрасиво и пошловато.

Если забыть об эстетической стороне бытовых танцев, то у них имеются следующие утилитарные цела:

А) выработка танцующими координации движений;

Б) поддержание мышечного тонуса;

В) времяпровождение;

Г) знакомство с партнером или партнершей, поддержание знакомства, ухаживание и т.п.

Что касается первых трех пунктов, то современные танцы дадут сто очков вперед танцам прошлых лет. Это трудная и опасная работа, требующая подготовленного костно-мышечного аппарата. Трясутся полы, гудят колонны. В Америке на танцующих упал потолок. Мощность средней дискотеки равняется мощности колхозной гидроэлектростанции.

Но с последним пунктом заминка.

Вспомним, какие муки, какие страдания пережили мы в юности на танцах! И из-за чего? Только из-за боязни пересечь зал, подойти к противоположной стене, у которой жались девочки, и с деревянным кивком пригласить на танец ту… Или даже эту.

Ноги становились как ватные. Прошибал пот, в глазах толпились красные шарики, в ушах стучала кровь. И вдруг тебе отказывают! И ты как идиот возвращаешься к противоположной стене под огнем кинжальных взглядов всей школы. Ах, позор…

Или стоять в стайке подруг, мять влажный платочек, делать вид, что тебе безразлично, когда вокруг приглашают всех, кроме тебя, и краснеть, и слезы наворачиваются… Ах, обида!

Я уже не говорю обо всех переживаниях, связанных с тем, куда положить руку и в какую сторону двинуть ногу. Это неописуемо.

Этот священный ритуал приглашения, выбора, равносильного жизненному (так казалось), ритуал, породивший множество драм и неврозов, начисто изжит современным танцем.

Счастливые вы наши! Вам никогда не узнать этих терзаний, не испытать глубины поражения, не обрести комплекса неполноценности. Вы встаете из-за столиков и выходите на свободное место - просто встаете и выходите сами по себе, небрежно посматривая по сторонам. В одиночку ли, группой - вам это, в сущности, все равно, вы идете танцевать для себя, чтобы самовыразиться, и плевать вам на все муки предыдущих поколений с их ритуалами.

Я не могу забыть одного паренька лет шестнадцати, увиденного однажды в Крыму. Мы отдыхали семьей в пансионате, расположенном вдали от шумного Южного берега, где-то между Севастополем и Евпаторией.

Там была открыта танцевальная площадка, над которой висел алюминиевый репродуктор-колокольчик. По субботам из него падала на площадку хриплая музыка, а отдыхающие с детьми от нечего делать толпились рядом. Почти никто не танцевал, за исключением группы молодых девушек и стайки детей, уморительно им подражавших.

Парень приходил из соседнего поселка один, вел себя скромно, стоял под ветвями акации, залитой электричеством южной ночи. Медленные танцы он пережидал, но когда колокольчик начинал ритмично содрогаться, он выходил на возвышение танцплощадки и начинал танцевать.

Глаза его были прикрыты в экстазе, он словно гладил себя движениями ладоней, гримаса боли и счастья искажала лицо. Ему никто не был нужен, только он сам и музыка. Это была квинтэссенция нарциссизма и одиночества.

Но вот кончился танцевальный блок, и публика вновь осела за столиками. Начался блок тематический. Три слайд-проектора принялись обстреливать экран изображениями. Каждое задерживалось на нем не более чем на три секунды. Ведущий произносил текст.

Продолжала играть напористая музыка. Публика потребляла информацию.

За три дня смотра мне довелось увидеть довольно много тематических блоков продолжительностью от трех до пяти минут. О чем я только не узнал! Об архитектуре Ленинграда и о докторе Споке, о космических исследованиях и о новых марках мотоциклов, о художнике Малевиче и о Джоне Ленноне, о музее восковых фигур и о президенте Рейгане.

Смотреть было временами интересно, но почти ничего не задержалось в памяти.

Если дискотечные слайд-фильмы назвать искусством, то это искусство мотыльковое, сиюминутное, рассчитанное на мгновенное потребление без последствия. И очень поверхностное.

Собственно, мои непосредственные живые впечатления от дискотеки на этом исчерпываются. За три дня я получил такой заряд рок-музыки, который не только компенсировал мое многолетнее небрежение к этому жанру, но и создал изрядный запас на будущее. Учитывая, что я не танцевал, можно сказать, что звуковая энергия накапливалась во мне, не находя выхода наружу в виде танцев до изнеможения.

Но вот какая крамольная мысль преследовала меня, когда я наблюдал за ритмично содрогавшейся толпой: от чего отдых? Так ли перегружены мы физически? Нет. После разгрузки вагонов трудно прыгать в течение трех часов. Значит, отдыхаем от духовных трудов? Но где они? что-то не видно.

В том-то и дело, что происходит не кратковременное отвлечение от чего-то трудного и серьезного, а подмена его легким и развлекательным. И мы идем на это, потому что так проще, легче, удобнее. Но это именно та легкость, которая впоследствии мстит за себя.

«А знаешь ли ты, старик, древнюю истину? - довольно развязно сказал внутренний голос. - Молодость всегда права».

«Это преимущество проходит со временем, - отвечал я. - И еще посмотрим, что будут танцевать их дети».

Собственно, это я и имел в виду, когда говорил об отмщении.

…Я писал эти строчки, а из динамика за моей спиной доносился обволакивающий голос Аманды Лир. Таким голосом могла бы петь только космическая пришелица.

А мне вспомнилась вполне земная девушка, посетительница дискотеки. Я приметил ее на второй программе, а потом наблюдал специально. Она посещала каждую конкурсную дискотеку и танцевала каждый танец.

Семь часов танца в день.

Высокая, рыжая, в вельветовых брюках песочного цвета, она выходила на площадку и танцевала с веселым азартом, будто споря с кем-то и ощущая свое превосходство.

«Я хочу повеселиться и размять тело, - весьма кстати переводил текст очередного шлягера диск-жокей. - Я танцую, и все на меня смотрят. И вы отнять этого не можете!»