"Обучение травами" - читать интересную книгу автора

Глава 3

Незадолго до преддипломной практики мне довелось познакомиться с удивительным человеком, и это знакомство стало для меня началом нового этапа погружения в чарующий мир целительства.

Я направлялся на встречу с одной из своих подружек, которая должна была состояться недалеко от кинотеатра "Мир". Летнее солнце палило немилосердно, у меня еще оставался запас времени, и я не смог удержаться от соблазна заскочить в манящее прохладой небольшое кафе, приветливо распахнувшее двери на центральной аллее парка, примыкающего к кинотеатру.

- Надо же, в конце концов, хоть иногда доставлять себе удовольствие, - подумал я и, с сомнением оглядев хлипкие пластиковые кресла, уселся на прочный деревянный табурет - единственное сооружение, внушавшее мне доверие.

Я заказал три стакана сока - яблочный, виноградный и томатный - и задумался над тем, не стоит ли побаловать себя пирожными, как кто-то тронул меня за локоть. Я повернул голову. Мне приветливо улыбался студент сельхозинститута, учившийся на одном из начальных курсов агрономического факультета. Мы познакомились примерно год назад, и он страстно увлекся Шоу-Дао. При первой же возможности мы с ним уединялись в одном из бесчисленных коридоров "Альма матер", и после каждой такой встречи, длящейся обычно от пяти до десяти минут, он покидал меня, довольный и счастливый, как медали, унося на себе энное количество свежих синяков.

Глядя на его сияющее лицо, я каждый раз вспоминал любимую поговорку Ли: "Небольно, значит неправильно".

- Если ты не ощутишь хотя бы часть мощи приема на своем собственном теле, ты не сможешь обрести уверенности в нем, - объяснил мне Учитель.

- Сколько лет, сколько зим, - воскликнул я, вставая с табурета и заключая Захара в объятия.

- Учитель, есть подработка! - поспешил сообщить он.

- Это очень кстати, - обрадовался я, и, решив, что по такому случаю тарелочка пирожных уж точно не помешает, направился к стойке бара, бросив на ходу:

- Тебе что-нибудь купить?

- Сок и пару бушеточек, - откликнулся Захар. Мы уселись напротив друг друга, наслаждаясь ощущением уюта и предвкушая удовольствия общения и совместной трапезы. Когда первый голод был утолен, Захар, дожевывая кусок бушетки, сказал:

- Есть возможность хорошо заработать. Нужен иглоукалыватель. В те времена слово "рефлексотерапевт" еще не получило широкого распространения, и человека, применявшего методы рефлексотерапии, даже не имеющие отношения к акупунктуре, называли простым и понятным словом "иглоукалыватель".

- Я к твоим услугам, - бодро откликнулся я. - Когда приступать и кого надо сделать ежиком?

В этот период моей жизни мне пришлось изменить своим принципам и время от времени браться за работу, которую оплачивали. Это было связано с тем, что мою маму уже несколько раз оперировали по поводу рака и деньги, требующиеся на лекарства, на подарки врачам и медсестрам и на усиленное питание, многократно превосходили возможности нашего семейного бюджета.

Захар расправил плечи.

- Начну по порядку, - сказал он. - Пару недель назад я отправился в городскую парилку, и там один забавный дедуля попросил меня сделать ему массаж. Я промассировал его совершенно бескорыстно, но в конце концов он чуть ли не насильно всучил мне двадцать пять рублей.

Названная сумма произвела на меня впечатление, поскольку по тем временам она превышала половину моей студенческой стипендии и составляла почти четверть зарплаты инженера.

- Ты лучше переходи к делу, меня мало интересуют размеры твоих гонораров, - сказал я, вовремя вспомнив о том, что рискую опоздать на свидание.

- Я просто хочу показать, что дедушка умеет быть благодарным, - лукаво подмигнул мне Захар. - Завтра поздно вечером я снова отправляюсь к нему. Похоже, он ищет человека, сведущего в иглоукалывании и массаже, и я порекомендовал ему тебя.

- И где обитает твой щедрый дедуля? - поинтересовался я.

- В зоне Новоромановки. Тебе наверняка известны там районы частных застроек, где живут корейцы.

- Ты хочешь сказать, что дедуля - кореец? - удивился я.

- А разве я об этом не упоминал? - в свою очередь удивился Захар.

Это обстоятельство стало решающим аргументом. Мне показалось очень странным, что щедрый корейский дед пытается отыскать иглоукалывателя среди представителей славянского населения, поскольку из рассказов Учителя и Лин о местной корейской общине я знал, что среди крымских корейцев было немало искусных лекарей и что корейцы жили очень замкнуто, предпочитая решать свои личные проблемы в тесном кругу общины.

Захар проводил меня к месту свидания. Моя подружка запаздывала, и мы, отойдя в безлюдный переулочек, принялись с энтузиазмом мутузить друг друга, как сказал Захар, для лучшего усвоения вкусной и здоровой пищи.

На следующий день я отправился в Новоромановку, где мы должны были встретиться с Захаром. Было около десяти часов вечера, и опустившаяся на город ночь была прекрасна. Воздух был прозрачен и чист, блюдечки мерцающих южных звезд кокетливо подмигивали мне с высоты. Захар опаздывал, и это давало мне возможность лишний раз насладиться таинственными пейзажами ночи. Прождав более получаса, я задумался о том, что, если так пойдет и дальше, я рискую провести под звездами всю ночь, но шестое чувство подсказывало мне, что нужно еще подождать и что встреча, которая мне предстоит, обещает стать совершенно особенной.

Минут через пятнадцать в конце улочки замаячила стремительно приближающаяся фигура Захара. Он размахивал руками, еще издалека выкрикивая извинения и объясняя причину задержки.

- Это была девушка моей мечты. Я просто не мог ее оставить, - задыхаясь и обливаясь потом, сообщил он. - Я знал, что ты меня дождешься. Все вышло совершенно случайно. Ее родители так редко уезжают из дома, а тут нам как раз выпал шанс...

- Для даоса любовь священна, - улыбнулся я. Несколько минут спустя мы постучались в калитку небольшого домика. Дверь открыла улыбчивая, но немногословная женщина средних лет. Она провела нас через двор, а затем по блистающим чистотой комнатам, давая нам возможность по достоинству оценить аккуратность и трудолюбие корейского народа.

Хозяин домика оказался и улыбчив, и многословен.

- А, это и есть долгожданный доктор, - воскликнул он. - Спасибо, Захарушка, спасибо!

Он притянул Захара к себе, крепко обнял его и, расцеловав в обе щеки, незаметно сунул деньги в нагрудный карман его рубашки. Передача двадцати пяти рублей прошла в лучших традициях контрактной передачи информации в шпионских боевиках.

Захар, подозревая, что в его присутствии больше не нуждаются, спросил:

- Так я пойду?

- Давай сначала покушаем, - сказал старый кореец. - Из моего дома никто голодным не уходит. Затем он переключил свое внимание на меня.

- Ты можешь звать меня дедушка Давы, - обнимая меня, сказал старик. - А теперь пойдемте за стол.

Я хотел было возразить, напомнив о том, что лечение не рекомендуется проводить на полный желудок, но сдержался, понимая, что мои возражения были бы бесполезны.

Дедушка Давы провел нас в самую большую комнату дома и усадил за внушительных размеров деревянный стол, уставленный всевозможными яствами. Тут были и воздушные пирожки из почти прозрачного белого теста, казалось вот-вот готовые вспорхнуть, как вспугнутые голубки, и мисочки, наполненные красной и черной икрой, и разнообразные салаты, и непонятным образом приготовленное мясо, происхождение которого я на глаз не смог определить.

Хозяин радушно потчевал нас, и только сейчас я смог внимательно рассмотреть его. Я поразился тому, насколько колоритной была его внешность. В глубоких морщинах выразительного и приветливого лица прятались маленькие черные глазки, излучающие энергию и лукавство. Его многое повидавшие на своем веку руки, как корнями мангровых деревьев, были опутаны выпуклыми венами.

Старый кореец щедрой рукой накладывал нам на тарелки новые и новые блюда. Когда глаза Захара осоловели и выражение его лица свидетельствовало о том, что его измученный едой организм больше не способен принимать дополнительные порции пищи, дедушка Давы поднялся из-за стола и бережно проводил до двери дорогого гостя.

Я, не в силах пошевелиться, остался сидеть на своем месте, впадая в полусонную медитацию воспоминаний и последовательно воспроизводя в памяти все новые для меня вкусы этого удивительного застолья.

Вскоре кореец вернулся, и мы направились в его спальню, которая, как и все комнаты в этом доме, буквально ослепляла чистотой. Несмотря на небольшие размеры, спальня казалась просторной, поскольку единственными предметами, находившимися в ней, были большой удобный стул и широкая кровать, застеленная белым покрывалом.

Мы обменялись несколькими общими фразами обо всем и ни о чем, а затем я, решив, что пришло время перейти к делу, расстелил на полу газету и выложил на нее из сумки спирт, вату, иглы и прочие предметы, которые могли мне пригодиться при лечении.

- Что вас беспокоит? - спросил я.

- Ты же доктор, вот ты и догадайся, - лукаво сказал кореец.

Он ловко стянул рубашку и штаны и улегся на кровать. Моему взору предстал ряд воронкообразных шрамов, причудливым узором украшавший его тело в самых разных местах. По их расположению я понял, что над дедушкой Давы поработал опытный врач и что у него болят ноги.

Я неторопливо стал складывать свой реквизит обратно в сумку.

- Что такое? Почему, дорогой, ты убираешь свои медицинские приспособления? - забеспокоился старый кореец.

- Я буду лечить вас другим способом, - сказал я. В моей голове уже созрел план лечения.

- И что же ты будешь со мной делать, если не колоть? - с несколько игривой интонацией поинтересовался дед.

- Я буду вас жечь, - в тон ему ответил я.

На счастье я прихватил с собой самодельные полынные сигареты. Я последовательно прогрел все круглые шрамики, оставшиеся от контактного прижигания травяными конусами. Эта процедура заняла много времени. Мы разговорились, и старик объяснил мне, что он прибег к моим услугам потому, что его личный врач был в отъезде.

Так на месяц я стал врачом дедушки Давы. Он так ни разу и не сказал мне, от чего я должен был его лечить, но отметил, что от моего прижигания в его состоянии наступило значительное улучшение.

С каждым новым сеансом дедушка Давы чувствовал себя все лучше и лучше, и по мере выздоровления он становился все более приветливым и откровенным со мной.

Я начал дополнять прижигание полынной сигаретой массажем болезненных зон, прорабатывать зоны шрамов нажатием с долгой задержкой руки, выполнять некоторые другие манипуляции, совмещая несколько методов воздействия.

Старый кореец потчевал меня историями из своей жизни, а затем он неизменно приглашал меня к столу, на котором нас среди прочих блюд неизменно поджидали объемистые миски с черной и красной икрой.

Не выдержав, я однажды поинтересовался, откуда берется икра в таких количествах, поскольку в то время купить икру в магазине было практически невозможно, и дедушка Давы объяснил, что черную икру доставляют из Астрахани его родственники, скрывая контрабандный товар в автомобильных шинах, поэтому она и выглядит помятой. Не знаю, говорил ли это дедушка Давы в шутку или всерьез, да, честно говоря, меня это и не беспокоило. Больше всего на свете мне хотелось познакомиться с личным лекарем старого корейца, который вскоре должен был вернуться из своей поездки.

За столом дедушка Давы снова увлекался воспоминаниями. Он говорил неправильно с уникальным, удивительно приятным акцентом, придававшим его речи особую выразительность и очарование. Однажды он с энтузиазмом принялся рассказывать о своей жизни во время Великой Отечественной войны. Выглядело это примерно следующим образом:

- Ой, как было плохо! Шел война, был тяжелый период для нашей Родина. Народ воевал, страна голодал. Люди плохо жили.

Неожиданно протяжно-жалостливые интонации его речи сменялись на бойко-веселые с резким поднятием тона.

- Я хорошо жил, - говорил он, и темп его речи постепенно убыстрялся. - Я на железный дорога работал. На один станция начальник русский, за все отвечай. Его заместитель корейца ни за что не отвечай. Заместитель корейца лесом вагон с верхом грузит. На второй станция начальник русский за все отвечай, а его заместитель корейца ни за что не отвечай. На второй станция заместитель корейца верхушка леса снимай. Хорошо жил...

На столе одно блюдо сменяло другое, на смену воспоминаниям о войне приходили воспоминания более приятные...

- Один девушка любовница дом подарил, - вещал дедушка Давы, мечтательно закатывая глаза. - Сорок тысяч!

Сделав выразительную паузу, чтобы мы по достоинству оценили его щедрость, старик, неожиданно спохватившись, что его могут неправильно понять, многозначительно добавил:

- Новый деньга!

Дедушка Давы обвел взглядом наши лица, выражающие подобающее случаю восхищение, и продолжил свой рассказ:

- Второй девушка любовница дом подарил. Тридцать тысяч! Новый деньга! Один мальчик сиротка бегал по двору, мама погиб, папа погиб, дал двадцать тысяч на его воспитание, новый деньга. Теперь большой человек - председатель обкома.

Дедушка Давы явно перепутал должности, и ему казалось, что "председатель" звучит солиднее, чем "секретарь".

- К себе в край зовет, - между тем продолжал кореец. - Говорит - ни в чем нуждаться не будешь!

Из рассказов дедушки Давы я узнал, что он был весьма уважаем в тесном кругу корейских семей. В своем роде он был местным "капо де тутти капи"(*), если проводить аналогии с "Крестным отцом", но, естественно, в его случае в условиях Советского Союза сфера действий корейского "капо" по большей части ограничивалась экономической деятельностью, хотя за многословием экзотичного старика нередко угадывалось нечто, о чем он предпочитал не распространяться. В чем-то жизнь корейской общины напоминала мне рассказы Учителя о выживании клана Спокойных среди чуждых им народов. Община жила по своим собственным законам, стараясь по мере возможности избегать столкновений с коренным населением и правоохранительными органами, гибко и разумно приспосабливаясь к обстоятельствам.

Дедушка Давы твердой рукой регулировал жизнь общины. Большинство корейских семей зарабатывало на жизнь, выращивая ранние арбузы, лук, овощи и фрукты на частных огородах или на взятых в аренду у государства землях. От дедушки Давы зависело, куда каждая из семей поедет продавать свою сельхозпродукцию. Старик распределял места так, чтобы у всех семей был приблизительно равный доход и чтобы никто никому не мешал в торговле на рынке. Великолепно зная ситуацию на всех основных рынках Советского Союза, дедушка Давы руководил делами так, что община процветала. Конечно, иногда случались и неприятные инциденты, вроде столкновений с конкурентами кавказского происхождения, но мудрый патриарх ухитрялся улаживать и эти проблемы.

В дедушке Давы, почти по О Генри, удивительным образом сочетались черты гангстера и филантропа.

- Я всегда людям помогай, - объяснил мне как-то дедушка Давы. - С Дальний Север друг приехал, говорит - страдают там русские люди. Местная власть не дает водку продавать, вино продавать. Сухой закон, понимаешь, ввели. А как рабочему человеку без водки на холоде жить? Вот я и помог. Партию арбузов на север отправил.

Половина арбузов бесплатно в детские дома передал, а в другая половина для страдающий рабочий спирт шприцами впрыснул. Связи свои использовал - через два дня арбузы на месте были. Друг у меня есть - в транспортная авиация работает. А если бы официально перевезти просил - на две недели груз бы застрял. Рабочие спасибо говорили.

Похоже, что делать инъекции арбузам дедушке Давы понравилось, и он неоднократно пользовался этим методом. Однажды на бахчу одного корейца из общины колоритного патриарха совершили налет жившие в соседней деревне русские конкуренты по арбузному бизнесу. Арбузы у трудолюбивого корейца удались на диво, чего по какой-то причине не смогла перенести загадочная русская душа. Вооруженные палками налетчики в открытую пришли на поле и под аккомпанемент забористого мата перебили почти поспевшие арбузы.

Ответный удар не заставил себя ждать. Месть, хотя и не была столь демонстративной, оказалась достойной. Дедушка Давы под покровом ночи отправил корейских детишек на поля интервентов. Детишки были вооружены шприцами, которыми они впрыскивали керосин в готовые к сбору арбузы. Эффект превзошел самые смелые ожидания. Возмущенные покупатели, попробовав пожароопасные плоды, вернулись на рынок, объединились, и, пылая негодованием, перевернули лотки с товаром и забросали продавцов их же собственными арбузами.

Еще один раз дедушка Давы воспользовался инъекциями, когда на одном из российских рынков конкуренты кавказской национальности, угрожая физической расправой, потребовали у корейцев по дешевке продать им все свои арбузы и убраться с рынка. По совету патриарха корейцы, не вступая в конфликт, арбузы таки продали, но зато в недрах каждого арбуза таился очередной сюрприз.

Так, по мере возможности не прибегая к насилию, но действенно и эффективно, корейский "капо де тутти капи" отвечал ударом на удар, все же предпочитая не наносить удара первым.

Дедушка Давы регулярно прибегал к нехитрым приемам первобытной магии. Впервые я столкнулся с этой чертой его характера, обратив внимание на то, как он прячет под подушку в спальне здоровенный кинжал.

- Готовитесь защищаться от врагов? - пошутил я.

- Ты знаешь, дорогой, мне часто снится плохой сон, - ответил дедушка Давы. - Когда снится плохой сон, когда за мной кто-то бежит, когда на меня кто-то нападать, я хватай во сне кинжал за ручку, от меня все убегай. Я с кинжал - меня все боятся.

Не знаю, отчего дедушку Давы терзали ночные кошмары - то ли оттого, что он слишком много кушал перед сном, или у него действительно было много врагов, но верно одно - кинжал действовал безотказно, мгновенно отпугивая всех противников.

Когда в его семье кто-то болел, дедушка Давы брал шерстяные ниточки и завязывал на них узлы. Нитки могли быть разного цвета, но обязательно шерстяные. Он подолгу, тщательно и неторопливо раскладывал их на подоконниках и шкафах, и никто в мире не смог бы убедить его в том, что это средство вряд ли поможет.

Старый кореец пытался влиять и на погоду, совершая странные ритуалы, отдаленно напоминающие мне обряды Буду. Если дедушке Давы нужна была теплая солнечная погода, он, убивая очередную курицу, брызгал ее кровью на заранее насыпанные небольшие горки сухого песка, а если для получения хорошего урожая срочно требовался дождь, старик наливал в блюдечко воду и затем окроплял ее кровью курицы.

И, хотя в натуре дедушки Давы слишком откровенно проглядывало что-то первобытно-жутковатое, он был исключительно обаятельным, добрым и щедрым человеком. Я относился к нему с искренней теплотой, не будучи склонным морализировать по поводу его несколько вольного отношения к закону, но одна черта его характера неизменно коробила меня, несмотря на то что, согласно заповедям Шоу-Дао, я старался и ней относиться терпимо. Дело в том, что дедушка Давы был страстным и неисправимым собакоедом.

После того как я несколько раз отведал исключительно вкусно приготовленное мясо, старый кореец с лукавой усмешкой открыл мне секрет его происхождения и признался, что отлавливает бродячих собак. В порыве великодушия дедушка Давы пригласил меня на "охоту", и я, несмотря на то что подобное мероприятие не вызывало у меня энтузиазма, не смог отвергнуть столь экзотическое предложение.

Несколько дней спустя мы отправились на охоту. Дедушка Давы вооружился лишь большим мешком. Когда я спросил его, не нужна ли ему приманка, старик лукаво ответил, что у него - свой собственный метод охоты и приманка ему не потребуется.

Примерно четверть часа мы блуждали по пустынным вечерним улицам, пока не наткнулись на крупную кудлатую дворнягу.

- Тише, не мешай! - шепнул мне дедушка Давы. Он сделал несколько шагов по направлению к собаке, слегка согнул колени и, наклонившись в ее сторону, каким-то особенным, приторно-сладким голосом пропел:

- Куть-куть-куть!

Псина замерла на месте и, с любопытством наклоняя голову из стороны в сторону, уставилась на старого корейца.

- Куть-куть-куть, куть-куть-куть! - продолжал выпевать дедушка Давы.

Собака, как зачарованная, медленно переставляя лапы, двинулась к нему.

Я, наблюдая за этой сценой с внезапно пробудившимся интересом, поймал себя на том, что сам был готов следовать на сладкий, но коварный призыв, как крыса за дудочкой крысолова.

- Куть-куть-куть, куть-куть-куть!

Дворняга приблизилась к корейцу почти вплотную, и тут дедушка Давы сделал молниеносное, как бросок кобры, движение рукой, одним взмахом накинув мешок на несчастную псину. Последовала короткая борьба, кореец затянул горловину и с легкостью, неожиданной для его возраста, вскинул мешок на плечо.

- Хороший собачка, сладкий собачка, - время от времени приговаривал он, пока мы возвращались к дому.

Посвящение в тонкости корейской кулинарии напоминало ужасы застенков гестапо в сочетании с некоторыми индонезийскими обрядами. В одном из сараев, расположенных во дворе, находился пыточный станок, в который бедную собаку зажимали, полностью обездвиживая ее. Затем, замотав ей морду тряпками, ее избивали палками и оставляли в таком виде, полуживую, на несколько дней, чтобы ее мясо стало более мягким и сочным.

Дедушка Давы объяснил мне, что если мясо собаки он может съесть сам, то для того, чтобы отведать мозг, он обязательно приглашает всех домочадцев, поскольку мясо одной собаки похоже на мясо другой, но мозг каждой собаки имеет свой собственный, неповторимый вкус.

- Особенно, - добавил дедушка Давы, мечтательно закатывая глаза, - хорош мозг белый собака. Очень-очень вкусный мозг.

Процесс приготовления блюд из собачатины окончательно отбил у меня аппетит к ним, и в дальнейшем я вежливо, но упорно отказывался от собачьих деликатесов, предпочитая телятину или курятину.