"Казнь за разглашение" - читать интересную книгу автора (Андрюхин Александр Николаевич)

14

Теперь, когда «долг перед родиной» был исполнен, можно было подумать и о вечном. То есть о Лилечке. Берестов посмотрел на часы. Половина седьмого. Ни черта себе, как летит время!

Он нашел её на лестнице сидящей на перевернутом сейфе и смолившей «Кэмел». Вид у неё был грустный.

— Ты не забыла, что у нас мероприятие? — улыбнулся Берестов, отмечая, что его ещё слегка покачивает от только что завершенного труда, как моряка, сошедшего на сушу.

— Я-то нет. А вот коллектив весь в работе, — произнесла она, одарив коллегу теплым взглядом.

— Работа не помеха! Главное, начать. А коллектив подтянется.

— Вы уверены?

— Еще бы! Халява для журналюг столь же притягательна, как свет для мотыльков.

Лилечка швырнула сигарету на подоконник и улыбнулась.

— Где будем пить?

— Начнем с корректорской.

В корректорской Инга с Юлей сосредоточенно вчитывались в свежеотпечатанные полосы, деловито шевеля губами и поминутно заглядывая в словарь Ожегова.

— «Под ними чай другой мужчина пьет», — задумчиво пробормотала Юля, подняв голову на неожиданных гостей. — Это эпиграф из песни Визбора. Скажите, «чай» нужно выделять запятыми?

— Смотря какой чай! — ответил с умным лицом Берестов. — Если Рязанской чаеразвесочной фабрики, то его можно взять и в скобки, и даже в кавычки. Но лучше приготовить стаканы.

Девчонки переглянулись и пожали плечами. Когда же увидели внезапно вынырнувшую из пакета бутылку шампанского, понимающе заулыбались.

— По какому поводу пьем?

— А без всякого повода! За мир, за родину, за урожай!

Лилечка развернула шоколадку, корректорши достали из стола стаканы и печенье. Берестов откупорил коньяк и принялся откручивать пробку от шампанского.

— Коллектив звать? — спросила Лилечка.

— Сами придут, — ответил Берестов.

И точно, не успел он хлопнуть пробкой и разлить по стаканам шампанское, как в к орректорскую начали заглядывать коллеги с одним и тем же вопросом: «Что происходит?»

Берестов каждому терпеливо отвечал, что вчера всех предупреждал о предстоящей гулянке и намекал открытым текстом, чтобы каждый был не только готов морально, но и имел при себе что-нибудь существенное, лучше армянского разлива.

— Ах да! — били себя по лбу коллеги и, вздохнув, отправлялись за стаканами.

Лилечка изящно восседала на стуле нога на ногу, а Берестов напротив неё на столе, вальяжно облокотившись на книжную полку. Она потягивала шампанское, а он коньяк. Можно было наслаждаться и вкусом коньяка, и видом Лилечки, и той специфической легкостью, которая наступает после сваленного с плеч материала. Расслабуха!

Коллеги прибывали. Все входили, и никто не выходил. Берестов взял на себя обязанность Диониса: наливал вновь прибывшим коньяк и шампанское. Некоторым даже и то и другое в один стакан. Коллеги не замечали, озабоченные незаконченными заметками, а Лилечка едва сдерживала смех. Ее глазки блестели, губки горели, щечки все более розовели. К тому же запах, исходивший от нее, все более заполнял эту тесную корректорскую.

Гул по мере опустошения бутылок возрастал, привлекая внимание уже не только братьев репортеров, но и бухгалтеров с компьютерщиками.

— Тише! — прикладывала палец к губам Юля. — Топоров услышит. А нам ещё столько вычитывать. Боже мой! Куда вы пишете?

Коллеги на минуту переходили на полушепот, затем опять начинали галдеть. Было уютно и приятно находиться среди журналистской братии, слушать галиматью про их материалы и встречаться глазами с Лилечкой. «Сегодня она просто необыкновенна, — отмечал про себя Берестов. — Пантера чистой воды! Интересно, согласится она пойти в ресторан?»

Наконец в корректорскую заглянул Топоров. Все стаканы с бутылками молниеносно исчезли куда-то под столы.

— Что здесь происходит? — задал он тот же бессмысленный вопрос, что и все, не блеснув остротой мысли.

— Обсуждаем, что давать на первую полосу! — произнес Берестов, оглушенный внезапно наступившей тишиной.

— И при этом пьем вино?

— Почему вино? Коньяк! — улыбнулся журналист, поднимая свой стакан на высоту бокала пьющего за дам гусара. — Тебе налить?

Топоров отпрянул от двери. Отрицательно мотнул головой и исчез. Журналюги тут же вспомнили о своих недописанных материалах и стали расходиться по местам. Через пять минут в корректорской остались те, кто начинал: Берестов с Лилечкой и Юля с Ингой. Последние снова уткнулись в отпечатанные полосы, а Берестов с Лилечкой встретились глазами.

— Вы должны вынести из редакции бутылки, — сказала она.

— Через окно? — переспросил Берестов.

Юля с Ингой тревожно подняли головы и посмотре ли в окно. Внизу по Солянке несся поток машин и между ними сновали пешеходы.

— Лучше Авекяну под стол.

Лилечка стрельнула своими синими глазками и покинула корректорскую. Берестов сложил бутылки в полиэтиленовый пакет и отнес их в мусорку на второй этаж. Когда он поднялся в редакцию, Лилечки уже не было ни на лестнице, ни в отделе.

— Иванова ушла домой, — сказала секретарша Оля.

Берестов схватил сумку и кинулся на выход. Нагнав Лилечку в переходе, сказал, что пустые бутылки, по её желанию, поставил под стол редактору. Лилечка рассмеялась, и они пошли вместе.

Несмотря на девятый час, было несколько душновато, однако не смертельно. Парочка направилась в сторону Красной площади.

— Вы сдали что-нибудь сегодня? — спросила она.

— Суперматериал! Подозреваю, что он наделает большой переполох.

— Среди домохозяек?

— Нет. Он привлечет внимание совсем иных кругов. Более узких и менее болтливых. А ты сегодня чем порадовала Топорова? Новым прогнозом по ТВЦ?

— Разве это не интересно?

— Абсолютно! Вся это конкурсная возня среди телекомпаний затеяна для того, чтобы показать Лужкову его место в нынешнем раскладе. Власть Путина не может быть полноценной без абсолютной власти над Лужковым. Я даже подозреваю, что с этой целью Россию и поделили на семь частей. Ослабление влияния московского мэра того стоит. Поставить над известным политиком никому не известного полковника КГБ — до этого нужно додуматься.

— Для Лужкова это унизительно?

— При чем здесь унизительно? Я же тебе говорил, что идет новый передел собственности. В руках столичного мэра сосредоточено более четверти всей российской промышленности. Одна только Москва дает в российский бюджет сорок процентов налогов. Ты понимаешь, какая финансовая сила сосредоточена в руках Лужкова? А ты говоришь — унизительно. Цель кремлевских деятелей не унизить Лужкова, а перехватить финансовые потоки столицы! Только ради этого и поставили над московским мэром Полтавченко.

— А при чем здесь ТВЦ?

— Видимо, при том, что процесс передела проходит не столь блестяще, как ожидали в Кремле. Лужков ещё достаточно силен и может позволить себе взбрыкнуть.

— Вы имеете в виду инцидент с Куликовым?

— Хотя бы и с Куликовым. Заступиться за него вопреки воле президента, поверь мне, — это ход далеко не слабого человека. Так что за ТВЦ не переживай. Это игра. Попугают немного мэра, и все вернется на круги своя.

— Вы уверены?

— На сто пудов! Путину нет никакого резона уничтожать Лужкова. Ослабить влияние — другое дело, но уничтожить — упаси боже! Ведь, как юрист, ты должна знать, что восемьдесят процентов всех инвестиций, которые идут в Россию, даются под Лужкова. Для западного финансового мира — он единственный гарант.

Берестову было любопытно наблюдать за тем, как глазки Лилечки в процессе разговора становились серьезней, лицо умным, походка деловой. По всей видимости, этот аспект жизни её очень интересовал. Леонида всегда удивляло, когда красивых девушек интересовало что-то, кроме любви. Их предназначение — очаровывать, завораживать, разбивать сердца, вдохновлять на подвиги, так нет — лезут в какую-то низменную политику.

— Кстати, я заметил, Иванова, что тебя в политике интересует только мелкая закулисная возня. На кой черт она тебе сдалась? Все это преходяще.

— А что вы можете предложить из вечного? Инопланетян? — сверкнула глазками Лилечка.

В это время Берестов заметил неподалеку маленький ресторанчик «Тибет».

— Намек понят! — подмигнул он. — Хочу предложить тебе самую лучшую кухню Востока в Москве. Ты была в «Тибете»?

Не дожидаясь ответа, Берестов взял её под локоток и повернул лицом к ресторанчику. Она расширила глаза, но упираться не стала.

— Только недолго, — произнесла она перед входом и целомудренно потупила взор.