"Я – инквизитор" - читать интересную книгу автора (Мазин Александр)

Глава третья

— Недурно ты устроился, — заметил отец Егорий, оглядывая полки стеллажа. — Неужто подлинное? — Он взял коричневый потертый фолиант с золотой косичкой-закладкой и таким же золоченым обрезом. — И впрямь подлинное! С удовольствием поглядел бы! — И вопросительно взглянул на хозяина.

— Не забыл, значит, эллинское письмо в своей тьмутаракании! — засмеялся отец Серафим. — Голоден с дороги?

— Не без того.

— Потерпи, матушка сейчас накроет. А книгу читай. Да только не обессудь — с собой не дам. Дорогая. И не ценой, сам понимаешь! Бери, брат, что хочешь. — Хозяин махнул рукой вдоль застекленных полок. — Здесь у меня — нерусские, наши-то — в кабинете. А кстати — взгляни!

И положил на колени Игоря Саввича большую книгу в блестящей цветной обложке. На обложке был нарисован Моисей с воздетым посохом, высекающий воду из скалы, а поверху надпись по-английски: «Мир Библии. Том четвертый».

Отец Егорий полистал, иногда задерживаясь на тексте, потом отложил, покачав головой.

— Картинки-то правильные, утварь там, сандалии, одежда, — сказал он. — Да слова какие-то… пресные!

— Может быть, — согласился отец Серафим.—

Я по-английски — не очень, со словарем. Но не в словах дело. Слова нужные найдем. Рисунки посмотри: вот где дело! Полиграфия какая, а? Вот подумываем в митрополии для наших детишек что-нибудь подобное издать, как средства отыщем.

Вошла жена отца Серафима, принялась накрывать на стол. Хозяин посмотрел на нее с удовольствием, подмигнул Игорю Саввичу:

— Машенька-то моя все хорошеет, верно?

— Что ни год — краше, — поддержал отец Егорий старую их игру.

— Да ну вас! — фыркнула Мария Глебовна. — Шли бы лучше руки мыть!

Игорю Саввичу сразу стало тепло. Не виделись они с отцом Серафимом более пяти лет. Переписывались, правда, регулярно, с праздниками друг друга поздравляли, но жизнь у обоих разная была.

И дело не в том, что один к «белому», а другой к «черному» духовенству относился, а в том, что отец Серафим здесь, в Петербурге. И Академию закончил, и карьера складывается будьте-нате, а отец Егорий — почти пять часов лету на восток. Зато сам делами церковными ведает, без вечного присмотру, без интриг столичных. И уважаем паствой не по чину, а по служению.

— Прошу, брат Егорий! — Хозяин сделал приглашающий жест. — Хоть не со своего огорода, а пища хорошая.

— Не слыхал я, чтоб икра осетровая на огороде родилась, — усмехнулся Игорь Саввич. — Молитву — сам? Или мне доверишь?

— Куда мне до твоего баса, — улыбнулся отец Серафим.

Игорь Саввич подождал, пока Мария Глебовна зажжет свечу, потом прочел вдумчиво:

— Очи всех на Тя, Господи, уповают, и Ты даеши им пищу во благовремении, отверзаеши Ты щедрую руку Твою и исполняеши всякое животное благоволения.

— Аминь! — разом отозвались хозяева, и Мария Глебовна тотчас принялась накладывать гостю салат.

— Завтра, — сказал отец Серафим, — и водочки попьем. Сегодня воздержимся.

— Да я теперь не любитель, — пробасил отец Егорий. — А вкусно! И как ты, брат, с такой хозяйкой не растолстел, аки братия наша старшая?

— Ты кушай, кушай, — напутствовал отец Серафим, пропуская мимо ушей последние слова гостя. — Ты большой, тебе хорошо кушать требуется, чтоб здоровый был. Ты нам здоровый нужен, брат Егорий!

— Кому — нам? — поинтересовался Игорь Саввич.

— Церкви нашей православной. Наслышаны о твоих делах!

— Что еще за дела такие особые? — удивился отец Егорий. Так удивился, что даже есть перестал.

— Ну, не скромничай! — улыбнулся хозяин. — Знаем! Знаем, что ты из своего прихода за неполных десять лет сотворил!

— Сотворил? — Отец Егорий хмыкнул. — Ну да, паства у меня добрая, верующая. И щедрая по мере возможностей. И власти — с пониманием, достойные христиане. Но ведь и город наш невелик. Не столица! — И ухмыльнулся в бороду. — А мне нравится!

— Было время, ты сие назначение как опалу воспринял, — заметил отец Серафим не без лукавства.

— Дурак был, — спокойно ответил Игорь Саввич. — Думал: здесь надобен, а в глуши пропаду без толку. Был грех, каюсь.

— Кабы не нрав твой непримиримый, по-иному бы обошлось, — сказал отец Серафим. — Незаурядный ты человек, брат Егорий, Богом отмеченный. Бог о тебе и позаботился, видишь? Все к лучшему обернулось. Однако ж, — отец Серафим подождал, пока удастся встретиться с гостем глазами, — теперь ты нам здесь нужен, брат Егорий.

— Не хотелось бы, — сказал Игорь Саввич. — Земля и там православная. Люди мне верят. Как же их бросить?

— Понимаю тебя, — согласился хозяин.—

А правду ли говорят, что в районе вашем истинно верующих более половины, а всяких там иудеев-кришнудеев и вовсе нет?

— Почему ж нет? — отозвался отец Егорий. — Иудеи есть. Синагоги нет, да ведь это и не моя забота, верно? А касаемо прочих… заглядывают и к нам. Вот с полгода назад один, хм, наставник приезжал. Йог. Да не задержался, уехал.

— Отчего ж уехал? — с видимым интересом спросил отец Серафим.

— А умный потому что. Как регистрироваться пришел, так мы ему вместе с Граменских, мэром нашим, доходчиво объяснили: зарегистрировать его нетрудно, да вот йогой у нас мало кто интересуется. Йогу, ему в Индии место или в Америке. Или вот у вас, в граде Петровом! — Игорь Саввич хохотнул, но собеседник его шутки не принял, напротив — помрачнел.

— Да ты не думай, что я мракобес какой-нибудь, — сказал отец Егорий. — Люди ведь разные есть. Есть православные. Есть иудеи. Есть католики. Мусульмане. Мечеть в городе — повыше церкви моей, а с муллой я лично знаком: хороший человек, хоть и басурман. А вот без йогов мы шесть веков прожили и, даст Бог, еще столько проживем утешно. Провинция, брат, сам понимаешь! Ох, рыбка у тебя, Марья Глебовна, во рту тает!

— Кушай на здоровье, родной!

— А нас вот душат, — мрачно сказал отец Серафим. — Никакого от них продыху!

— Ужли? — Игорь Саввич прижмурил глаз. — Сколь, гляжу, церквей новых наоткрывалось!

— Что церкви, — качнул головой хозяин. — Люди-то… безумствуют!

— Князь Тьмы силен, — согласился Игорь Саввич. — Я-то хоть издали, а слежу. Честных людей среди бела дня убивают безнаказанно. А то к тебе шел — колдуны, нечисть с каждой стены, с каждого забора пялятся: от всякой хвори телесной избавим, только душу в заклад извольте! Эти вот, мошны проповедники: я Бога любил, а он мне машину подарил! На стадионах, по телевизору! — Отец Егорий рассерженно хлопнул ладонью по столу.

Мария Глебовна удивленно посмотрела на гостя, но отец Серафим успокаивающе положил свою руку на ее, а Игорю Саввичу сказал:

— Ну и мы не молчим, тоже, знаешь, и по телевизору выступаем, и книжки печатаем!

— Слышал я, — буркнул отец Егорий, — слышал. Пускай, дескать, райские птицы сладко поют, а все равно русский человек к православию придет. А ты его сделал православным? — вдруг рассердившись, закричал Игорь Саввич. — Ты сделал так, чтобы он за мешок консервов веру свою не продавал?

Тут отец Егорий опомнился, сконфузился даже.

— Извини, брат, извини, матушка, — уже тихим голосом проговорил он. — Разгорячился, аки судия.

— Ничего, — улыбнулся отец Серафим, очень довольный. — Страсть твоя — от Бога. Не говори только, что не делаем ничего. Но сам посуди: тебя вот власти ваши поддерживают, а наши — нет. Сколько раз обращались: урезоньте, остановите — без толку. Конституция, говорят. Закон!.. Долларовыми бумажками выложенный! Только и можем, что книги разъяснительные писать: кто они есть да кому служат.

— Господи! — воскликнул, перебив, отец Егорий. — Что вы делаете? Книги ваши! Смешали все в кучу: протестантов, иудеев, тварь эту из Киева, тантристов, буддистов, ивановцев, иеговистов — да всех. В одну кучу и говном сверху помазали. Без ума, без понимания, вранье на вранье — стыдоба, да и только! Кого увещеваете? Православных, чтоб с дубьем поднялись? Души несчастные, заблудшие, с пути сбившиеся? Ведь не японцы с американцами, а? Хорош бы я был, кабы мулле в рожу плюнул. А он мне. То-то бы безбожники повеселились.

— Сам же сказал, — слегка опешив от этой ярости, попытался возразить отец Серафим. — Не место у нас буддистам всяким!

— Может, и не место, — согласился отец Егорий. — Да только зачем врать? Все-то у вас, выходит, кровь православную пьют! Не пьют! А которые пьют, те уже не Будде, а самому сатане поклоняются! Хочешь от ереси человека спасти? Так узнай сначала про ересь эту, а уж потом обличай. Да с умом. И католиков не хули. Господь Церковь единой создал, а что разделилась она — так наш грех! А кто лучше Господу служит: католик, православный или протестант, — так это Господу и решать! Сказано же: не ты сеял, не тебе полоть, особенно если сорняк от доброго колоса отличить не умеешь!

— Есть вещи повыше Писания, — осторожно заметил отец Серафим.

— Нету! — рявкнул Игорь Саввич. — Нету слова выше Евангельского!

— Вот за эти-то речи тебя за Урал и отправили! — в сердцах воскликнул отец Серафим, но гость словно бы и не заметил его слов.

— У иных Церковь впереди Бога стоит! — продолжал он. — Храмы, соборы восстанавливаете — хорошо! Да ведь храмы сии без вас выстроены! При царе-батюшке. Новые стройте! Новые! А то на целые районы — ни одного Божьего Дома!

— Ну, верующий человек и в центр может съездить, — возразил отец Серафим.

— То-то и оно, что верующий! А много их? Мало! Неверующих наставлять надо, их души спасать в первую голову, в мир Слово Божие нести, да не дубьем, а духом!

— Тебя послушаешь, — сказал отец Серафим, — так ты и есть еретик! Если б не знал тебя двадцать лет…

— Пойду самовар принесу, — поднимаясь, сказала Мария Глебовна.

— Ну давайте, — буркнул отец Егорий, — лишайте меня сана священного! Кабы я дареными Библиями втридорога торговал или, церковь свою закрывши, бандитские дома да машины освящал, чтобы собственную домину возвести да на «мерседесе» ездить, — так мил был бы, а если говорю не по ндраву высочайшему, так расстричь меня!

— Упаси Бог, брат Егорий, никто тебя расстричь не намерен, с чего ты взял?

— Людям помогать надо, — твердо сказал отец Егорий. — Людям, ибо они и есть Церковь!

— Разве мы не помогаем? — удивился хозяин. — Хворым, обездоленным…

— Горе мое! — воскликнул Игорь Саввич. — Да, да, надо помогать! И хворым, и обездоленным надо! И накормить людей надо, чтоб за тушенкой к еретикам не бегали! Но ведь сказано же святым человеком, тезкой твоим, Серафимом: кто к Богу в беде приходит, тот и уйдет, как полегче станет.

— Добро, — сказал отец Серафим. — Сам что посоветуешь? По Божьи-то всех накормить надо, а ведь всех — никак!

— Вот тут ты прав, — согласился отец Егорий. — Но и неправ. Я свою паству кормлю. Не хлебом — Словом.

А хлебом они уж меж собой поделятся. А не поделятся, так я с ними и отвечу. На Суде Всевышнего отвечу, когда с детьми моими духовными пред Господом предстану!

— А с ересями — как? — спросил отец Серафим. — Забыть?

— То же самое. Все зло искоренить — нам не по силам. Посему и дано понятие: есть заповеди, есть грехи тяжкие, есть — смертные, а есть и полегче. А вот кто от Бога отрекся, паче того Дух Святый похулил — пощады нет!

— Это еще признать надо, кто — заблудший, а кто — отрекся! — возразил отец Серафим.

— Можно признать! — заявил его гость. — Можно! С Божьей помощью!

— А ты бы взялся? — быстро спросил отец Серафим. Видно было: давно он уж ищет повод задать этот вопрос.

— Что «взялся»? — не понял сначала Игорь Саввич.

— Признать. И покарать.

Отец Егорий задумался на мгновение, потом засмеялся:

— Шутишь, да?

— А если не шучу? — Отец Серафим улыбнулся.

— Назвался груздем… — пробормотал отец Егорий. — Ан можно и получше найти!

— Вот-вот, — отец Серафим покачал головой. — Критику разводить — это пожалуйста! Нет, ты мне скажи: признал бы слугу сатаны или нет?

— Признать бы, может, и признал, — подумав, ответил Игорь Саввич. — С Божьей помощью. Они ведь нынче и не таятся.

— Иные — да, а иные — иначе, — вставил отец Серафим.

— Признал бы — да, а вот карать? — Отец Егорий поскреб волосатую щеку. — Нет у меня, слава Богу, власти такой — карать! А то…

— А то — что?

— А то иной раз не удержался бы! — усмехнулся Потмаков. — Согрешил бы. Хоть и знаю, что не в том сила священника православного, коему не бить, а вразумлять подобает. Вот служба Апостольская! — заключил с удовольствием, как человек, удержавшийся от искуса. — Иное же — тяжкий грех!

— Вот-вот, — словно бы раздумывая, а на самом деле подначивая своего гостя, произнес отец Серафим. — В ком сила есть, тот согрешить боится, паствы своей держится, прихода. Но проворна вражина: пока добрый священник, греха боясь, десять заблудших вразумит, тысяча иных к сатане уйдет!

— А сам ты — как? — медленным, напряженным басом произнес Игорь Саввич.

— Борюсь, — коротко ответил отец Серафим. — И не я один.

— И что же?

— Трудно! — И устремив взгляд на отца Егория: — Ты нам нужен, брат! Ты — Богом отмеченный! Доброе дерево по плодам узнается, а дела твои — верные. Сила в тебе есть. И здесь тебя не знают, так что и руки твои будут развязаны. А вот решишься ли оставить все, что по сану положено, паствы своей уважение, славу пастырскую да еще грех на душу взять: силой силу отвесть?

— Ну, бесов гнать — христианину не грех, — проворчал отец Егорий. — Но как ты себе видишь: буду я, что ли, с дубиной ходить и головы мозжить сатанистам?

Образ этот Потмакова даже развеселил, и он хохотнул, хлопнув себя по колену.

— Нет, — не разделив его веселости, возразил отец Серафим. — Будешь ты вроде судьи над тем, на кого тень падет. Сам-то я не могу, — сказал он скромно. — Я ведь и не монах даже. Не зря ж и Церковью нашей подобные тебе правят.

— Не зря, — не уловив лести, согласился отец Егорий. — И ты, выходит, хочешь меня инквизитором сделать?

— Ну… — Хозяин усмехнулся. — Инквизиторы — это у латинян! У нас — иное. Так что ни мир, ни Церковь о подвиге твоем не узнают. И хвалы не вознесут. А труд тяжкий. Может, и дубину взять придется. Бог знает. Так что, если скажешь «нет», пойму.

— Соблазняешь меня?

— Может, и соблазняю, — согласился отец Серафим. — Знаю, что подвиг сей — тебе по духу!

— Переоцениваешь, — пробормотал отец Егорий, но растрогался. Мнением друга своего издавна дорожил. И верил ему, потому что был крепок в привязанностях не по времени, которое иной раз полностью меняло людей.

— А как же паства моя? — спросил все же, почти уж решившись.

— Преемника, брат, мы тебе подберем такого, что одобришь, человека достойного, не стяжателя, чтоб труд твой не растратил, а приумножил. И с иереем твоим — поможем. Чтоб отпустил тебя по причине важной, но… — подняв палец, — не той, что истинна. Время ныне для Церкви трудное, не каждый нас поймет, а многие и осудят!

— Преемник у меня свой есть, слава Богу. Но я еще не сказал «да»! — напомнил отец Егорий.

— Скажешь, — уверенно произнес хозяин. — Да я и не тороплю. Обсудить главное и сейчас можно. На нет — и суда нет.

— Нужно мне и внешнее дело иметь, — сказал Игорь Саввич. — Общину, допустим, вроде той, что дома у меня. Благотворительность тоже.

— Это неглупо, — согласился отец Серафим. — Но вот средства…

— То мое дело, — отрезал Игорь Саввич. — Если приеду, старосту своего возьму. Он уж давно жалуется, что в провинции тесно. А это такой человек, что деньги сами к нему идут. И честные деньги, что важно! А сам, хоть и торгует, о душе печется и Бога любит! — Сказано было с воодушевлением. Близок был отцу Егорию его староста.

— Бери, конечно, — охотно согласился отец Серафим. — Такие люди ныне дорогого стоят. Это ведь кому дары освящать, а кому и десятину платить. Эх! — проговорил, потирая руки, — жаль, день постный, а то бы водочки за доброе дело! Ох и важное дело начинаем, брат Егорий! — Он приобнял гостя за плечи.

— Душа от такого дела болит, — честно сказал Игорь Саввич.

— Болит, — согласился отец Серафим. — А ведь нельзя иначе!

Вернулась Мария Глебовна, принесла, покряхтывая, электрический самовар. Затем принялась выставлять на стол чашки, варенья, пирожки. Мимоходом, наклонясь к мужу, спросила:

— Поговорили?

— Да, — чуть слышно ответил тот.

— Умница!

И принялась разливать чай.

— Завтра чем заниматься намерен? — спросил хозяин.

— Да вот в собор схожу, проповедь твою послушаю, — улыбнулся отец Егорий. — А там… поброжу… по камешкам знакомым, поздороваюсь.

— Могу машину дать, хочешь?

— Да нет, я уж лучше пешочком. Хорошее у тебя варенье, Марья Глебовна! Черничку сама собирала?

— Где там! — махнула рукой хозяйка. — На рынке.

— Более ни с кем меня знакомить не будешь? — спросил Игорь Саввич.

— Нет. Всё — со мной. А иные… тебя знают. — Отец Серафим улыбнулся тонко.

— Конспирация?

— Полная! — подтвердил хозяин и добавил: — Легко с тобой, брат Егорий. И трудно. Твердый ты человек!

— «Живущий под кровом Всевышнего под сенью Всемогущего покоится», — ответил отец Егорий. — А все же страшное дело: кровью за кровь брать!

— Ныне не шестнадцатый век, — возразил отец Серафим. — Да и мы… иные.

— Думаешь? — прищурился отец Егорий. Его собеседник промолчал.

— Ладно. — Игорь Саввич прихлопнул по столу большой ладонью: — Все уж сказано. Спасибо, матушка, сыт!

— На доброе здоровье, отец Егорий! Да вы бы шли почивать, я вам уж и постель постелила.

— Верно, Игорь, — поддержал отец Серафим, — шел бы ты спать, лица на тебе нет.

— Пожалуй, да, — тихо сказал отец Егорий. — Устал. Ну ладно, помолимся — и ко сну. — И, немного помолчав: — А тебе — спасибо. За доверие.

— Тебе спасибо, — улыбнулся отец Серафим. — Отказался бы — уж и не знаю, что делать тогда!

— Потому и не отказался. Ну давай: «Благодарим Тя, Христе Боже наш, яко насытил еси нас земных Твоих благ; не лиши нас и Небеснаго Твоего Царствия…»