"Костер для инквизитора" - читать интересную книгу автора (Мазин Александр Владимирович)

Глава девятая

Альбина сняла пиджак и расстегнула верхнюю пуговицу блузки. Не из кокетства, а потому что жарко.

«Зря я столько выпила»,– подумала она.

Похититель словно забыл о ней. Расстелил на полу большой лист ватмана, принес откуда-то полиэтиленовый пакет и вытряхнул его содержимое на бумагу. Альбина не сумела сдержать восклицание.

В пакете были деньги. В основном рубли. Много. Аккуратные упаковки и мятая россыпь. Вошь быстро рассортировал купюры (доллары – отдельно), крупные перехватил резинками – точь-в-точь как банковский кассир – мелочь сгреб обратно в мешок, пачки, еще раз подмигнув Альбине, бросил в картонный ящик из-под телевизора, стоящий у соломенной «кухонной» занавески.

– Посуда – на тебе,– сказал он.

Альбина сердито дернула головой, но встала и пошла на «кухню». Кто их знает, психов: вдруг зарежет, если она откажется?

Проходя мимо ящика, не удержалась, заглянула внутрь. Пачки денег, наших и зелени, лежали грудой. Десятки пачек, а может, и сотни. Предпринимательское сердце Альбины Сергеевны защемило от такого количества праздных денег. Но тут же на ум пришли собственные проблемы. Если завтра он ее не отпустит… Господи, если он ее завтра отпустит, это будет просто приключение. Даже интересно. А если нет?

Альбина терла губкой тарелки (даже забыла, когда последний раз этим занималась) и старалась выгнать вообще все мысли. Чтобы вместо них в голове клубился желтый приятный туман.

Альбина почувствовала на себе чей-то взгляд и оглянулась.

Широко расставив кривоватые лапы и палкой вытянув хвост, с табурета на нее пристально смотрел огромный полосатый кот самого помоечного облика. И выражение его вытянутой морды нельзя было назвать дружелюбным.

– Здравствуй, кошище,– поздоровалась Альбина, протягивая руку.– Кис-кис.

Кошек она любила.

Полосатый тоже поднял лапу, но с противоположными чувствами. А чтобы у Альбины не осталось сомнений на его счет, прижал уши и противно зашипел.

– Не бойся, дурачок,– ласково укорила Альбина.– Мы ведь с тобой оба узники.

– Он – нет!

Женщина вздрогнула от неожиданности. Вошь появился внезапно, словно возник из воздуха.

– Пардус – вольный бродяга,– хозяин подземелья бесцеремонно спихнул кота с табуретки и сел на нее сам.– Приходит и уходит, когда захочет. Здесь две вентиляционные шахты. Человек застрянет, а коту – в самый раз.

Пардус стоял рядом и оскорбленно дергал хвостом.

– Наташ, ты что, сердишься на меня? – спросил Андрей.

– Нет,– отстраненно сказала Наташа.

Ласковин прикрыл глаза… и увидел обочину грунтовки. И Харлея, волокущего за ноги труп со снесенным черепом.

«Чувствует?» – подумал он.

– Слава звонил,– тем же отстраненным голосом произнесла Наташа.– Сегодня зайдет. После четырех.

«Это не я их убил,– Ласковин посмотрел на свои руки. Руки как руки. Человеческие.– Это не я».

«Но мог бы и ты»,– мелькнула мысль.

Прабабушка с портрета смотрела на него неодобрительно. Что, сударыня, в ваши времена убивали деликатнее? Маленькая, почти бескровная дырочка от рапиры, да?

Ласковин потянулся к телевизионному пульту, но передумал. Встал, подошел к зеркалу. Представил бороду, волосы скобкой, шнурок поперек лба…

«Ты – владыка».

Вот двойник понял бы. И одобрил. А отец Егорий?

Наташа на кухне включила воду. Посуду моет? Что-то не так.

Чуть позже сообразил, что именно. Наташа не пела. А она ведь всегда поет, когда моет посуду. Блин!

Рука Андрея протянулась через Наташино плечо, завернула кран.

– Я сам помою,– сказал он.– После.

Подал ей полотенце, увел в комнату, посадил на тахту, рядом, обнял ласково.

– Наташенька, родная, что стряслось?

Наташа попыталась спрятать лицо, но Андрей не дал. Бережно взял ладонями, повернул к себе, заглянул в черную синеву глаз.

– Ты плачешь?

Сердце сжалось, в груди стало пусто.

– У Сергея Сергеевича дочь пропала.

Мгновенное облегчение – не из-за меня! – тут же сменилось раскаянием: Наташе плохо!

Андрей не сразу, но вспомнил. Сергей Сергеевич Растоцкий, Наташин учитель.

– Успокойся, родная,– проговорил он.– Ты же знаешь, дочки – это по моей части.

– Нет!

Сглаживая резкий ответ, Наташа потерлась о его фланелевое плечо.

– Она не с какими сатанистами не связывалась. Просто пропала, и никаких следов. Машину пустую нашли.

– Чем она занимается? – спросил Ласковин.

– Фирма у нее. Всякие кожаные вещи, пояса, жилеты. Не ширпотреб, красивые.

Привычный уверенный голос друга принес облегчение. Может, и вправду Андрей сумеет помочь? Он же все может.

Андрей размышлял не больше минуты.

– Одевайся, малыш,– сказал он.– Поедем к твоему учителю.

– А Слава?

– Мы успеем. А не успеем – позвоним. Это не проблема.

Сергей Сергеевич Растоцкий чем-то походил на кузнечика. Высокий, тонкий, изящный. Маленькая, прямо посаженная голова, походка, которая вызывает в памяти ипподром и тренеров, прогуливающих сухоногих нервных лошадей. Просторная комната, белый кабинетный рояль, подлокотники кресел с львиными головами. Афиши. Фотографии. На фотографиях – феи пуантов и пачек, «черные лебеди» и блестящие испанские мачо.

Растоцкий поцеловал Наташу, протянул руку Ласковину. Познакомились.

«Хорошо держится»,– подумал Андрей.

Хозяин позвонил в колокольчик. В дверях возникла седенькая старушка.

– Олюшка, нам чаю с бутербродами. Или вы, Андрей, предпочитаете кофе?

– Чай, это хорошо,– кивнул Ласковин.– Мы по делу, Сергей Сергеевич.

Растоцкий бросил быстрый взгляд на Наташу.

– Да, я слушаю вас.

– Сергей Сергеевич, Наташа мне рассказала о… вашей дочери. Если вы не против, я хотел бы ее поискать.

– Спасибо,– сухо произнес Растоцкий.– Ее уже ищут.

– Дядя Сережа,– вмешалась Наташа.– Андрей действительно может помочь!

Растоцкий помолчал, раздумывая. Потом кивнул.

– Что ж,– сказал он.– Хуже не будет. А, чай, спасибо, Олюшка. Пейте, Андрей, а я пока буду рассказывать.

Ласковин надкусил бутерброд, пригубил чай. Чай ему понравился. Растоцкий – тоже.

– Аля пропала два дня назад. Выехала из офиса домой… и не доехала. На следующий день мне позвонил ее сотрудник: Аля не пришла на важную встречу. Дома ее тоже не было, она живет отдельно,– пояснил Растоцкий.– И где она, никто не знал… Я обратился в милицию…

Андрей улыбнулся. Чуть заметно, но Растоцкий уловил:

– Я понимаю вашу иронию, Андрей. И знаю, что пропавших начинают искать не раньше, чем на третий день. Но я обратился не к участковому, а прямо в Управление. У меня хорошие связи. Так что спустя два часа они уже нашли.

К сожалению, не мою дочь, а только ее машину. Два дня – не такой уж большой срок, Андрей. Я… – Он помедлил.– Я чувствую, что она жива. Это звучит странно…

– Почему же? – возразил Ласковин.– Предчувствию я доверяю больше, чем милиции. Скажите, у нее большая фирма?

– Затрудняюсь сказать. Но предупреждая ваш вопрос: я не слышал, чтобы у нее были связи с криминальным миром. И ее сотрудники говорят то же. Она никому ничего не должна.

«Проверим»,– подумал Андрей.

– Можно взглянуть на ее фотографию?

– Наташенька, принеси, пожалуйста, синий альбом.

Наташа поднялась и выскользнула в соседнюю комнату. В этой старой просторной квартире подруга Андрея казалась такой же естественной, как кресла с львиными ручками.

«А она здесь – как дома»,– ревниво отметил Ласковин.

Растоцкий словно угадал его мысли.

– У мужчины в жизни бывает только один настоящий друг, Андрей,– сказал он.– Для меня таким другом был Тимур Аршахбаев, отец Наташи.

Ласковин перевел взгляд на увешанную фотографиями стену.

– Его здесь нет,– ответил на невысказанный вопрос Растоцкий.– То, что мне действительно дорого, я не выставляю напоказ.

Андрей кивнул. Это он понимал.

Вернулась Наташа. Положила на колени Ласковина открытый альбом.

– Вот она.

Цветная фотография. Смеющаяся черноволосая женщина на капоте белого автомобиля. Загорелые крепкие ноги, длинные черные волосы, круглые голые плечи. Ласковин посмотрел на Растоцкого, сравнивая. Дочь мало походила на отца.

Наташа перевернула лист.

Очень серьезная женщина за компьютером. Волосы собраны и оплетены бархатной лентой. Длинная сильная шея напряжена, губы приоткрыты. Андрей не рискнул бы назвать женщину красивой, но привлекательной – безусловно.

Еще одна фотография: вышка для прыжков в воду, прогнувшийся трамплин. Дочь Растоцкого вскинула руки, ноги чуть согнуты, лицо сосредоточенное. Мастерски пойманный миг.

– Достаточно,– остановил Андрей.– Я запомнил.

Растоцкий улыбнулся.

– Ее снимал настоящий художник,– произнес он.– Для меня. И для нее.

– А что-нибудь попроще?

– Разумеется,– кивнул Сергей Сергеевич.– Я дам вам обычную фотографию, перед уходом. Я только хотел, чтобы вы познакомились с моей дочерью, Андрей.

– Мы еще познакомимся по-настоящему,– заверил Ласковин.

Слишком много жизни было в этой женщине, чтобы поверилось в ее смерть.

Они вернулись домой до прихода Зимородинского. Андрей сразу же набрал номер.

– Капитана Саэтдинова.

– Майора Саэтдинова,– поправил взявший трубку мужчина.– Минуту.

– Привет, Ростик!

– А, Ласка, наше вам! Как жизнь?

– Разнообразно. Я по делу, Ростик.

– А то я не понял. Опять какая-то заварушка?

– Не совсем. Меня попросили поискать женщину. Параллельно с вашей конторой. Хотелось бы получить кое-какую информацию. Если можно.

– Посмотрим. Как зовут женщину?

– Альбина Сергеевна Растоцкая.

– Слыхал краем уха. Проясню. До встречи.

– До встречи.

Ласковин положил трубку, и тут же раздался звонок в дверь.

Вячеслав Михайлович Зимородинский был самым желанным гостем в Наташином доме и прекрасно об этом знал.

– Даме – цветы! – провозгласил он, пощекотав усами Наташину щеку и вручив ей букет белых, еще не распустившихся роз.– А нам, мужикам,– гостинец! – протянул Ласковину бутылек, к котором плавало нечто неаппетитное: то ли червяк, то ли обесцвеченный корень лопуха.

– Это втирать? – ухмыльнулся Андрей.

– Угадал. Только изнутри.

– А я пирог испекла,– сообщила Наташа.

– А я уже учуял! – Зимородинский смешно подвигал носом.– Только пришли? – спросил он Андрея.

– Да, дела,– коротко ответил Ласковин.– Пойдем в комнату.

– Надеюсь, завтра вечером у тебя дел нет? – поинтересовался Зимородинский, устраиваясь в кресле.

– А что?

– Завтра я устраиваю маленький турнир. Среди свои хлопцев. Пожюришь?

– С удовольствием. А кто еще?

Ласковин хорошо знал Славу – тот всегда обставлял внутришкольные соревнования так, словно это международный турнир, и жюри набирал соответствующее.

– Стужин, Шиляй, Саэтдинов. Кимоно возьми.

– Понял.

Наташа вкатила сервировочный столик.

– Потрясающе! – восхитился Зимородинский.– Это едят? Или разрешено только любоваться?

Наташа улыбнулась.

– И еще три ма-аленькие стопочки,– попросил Слава, поднял принесенную бутылку с «червяком», шлепнул по донышку. Пробка выскользнула точно на три сантиметра. Ласковин уже не раз видел подобные Славины фокусы. Наташа – нет. И оценила. С соответствующей гримаской.

– А то ж! – важно изрек Слава, вытянул пробку и расплескал по стопочкам золотистое содержимое.

– Это что ж ты туда насовал? – спросил Ласковин, понюхав.– Можжевельник?

– Ты слов таких не знаешь,– усмехнулся Зимородинский.– За самую очаровательную девушку в Питере, то есть за тебя, Наташенька!

– Ого! – произнес Андрей, проглотив и оценив движение в организме.– Просто женьшень!

Зимородинский пожал плечами, изобразил смущение:

– И это, Наташенька, мой лучший ученик. Ни фантазии, ни полета мысли.