"Хедлайнеры" - читать интересную книгу автора (Кушнир Александр)

1. Новые технологии

Коммерческие интересы Фадеева в России представлял его новый финансовый партнер Александр Аркадьевич Элиасберг – владелец клиники “Новый взгляд”. У Макса с Элиасбергом действительно было немало общего. Интеллигентный Александр Аркадьевич часть прибыли вкладывал в киноискусство, пригласив Фадеева написать музыку к фильму “Триумф”. В свою очередь Макс убедил бизнесмена разделить коммерческие риски по своим остальным проектам.

…Принято считать, что первое впечатление является определяющим. Первое впечатление от посещения “Нового взгляда” – здесь во всем чувствовалась Европа. В разгар рабочего дня оживленно, но без суеты. Вместе с поэтом Ильей Кормильцевым, с которым Макс планировал сотрудничать, мы оказались в просторном директорском кабинете. Вокруг – море солнца, море аппаратуры и море обаяния, исходившего от Фадеева и Элиасберга.

Познакомились, обменявшись дежурными комплиментами. Сразу бросилось в глаза, что Максим – свободный человек. У него свободная походка, на нем непринужденно болтается свитер, сверху – какая-то креативная жилетка. Брюки развеваются, как паруса. С шеи свисает непонятный черный шнурок. На правой руке – кольцо, на левой – швейцарские часы.

Мне показалось, что в ходе беседы его мысли находятся в двух местах одновременно – в Москве и Германии. Там за толстыми стенами немецких студий заканчивалась запись его нового проекта.

Без ненужной раскачки нам поставили экспериментальный клип на песню “Я смотрела вперед”. На фоне индустриальных труб и стен цементного завода светловолосая девушка пронзительно пела под жесткий гитарный аккомпанемент. И почти никакой электроники и трип-хопа, с которыми у меня всегда ассоциировался Фадеев.

…Первоначально новый проект назывался “Тату”. Правда, вскоре это название запатентовал ушлый психиатр из Саратова по фамилии Шаповалов. Такое бывает – кто первый, тому и тапки. Но Фадеева интересовало не название. Фадеева интересовала суть.

Мотаясь между Франкфуртом, Прагой и Москвой, он записывал саундтреки для европейских киношников, параллельно делая первые шаги в сторону жесткой гитарной эстетики. “После долгих размышлений я решил создавать музыку, которая в корне отличается от того, что я делал раньше, – говорил Максим, нога которого отстукивала никому не ведомый ритм. – Это будет драйвовая гитарная волна. И только живая. Я отошел от частого применения компьютера – в Европе становится модным не брит-поп, а музыка более тяжелого плана, типа HIM и Guano Apes. Вот в этом направлении мы и пытаемся двигаться”.

Как я узнал позднее, на этом отрезке жизни Макс мог воспринимать исключительно жесткий рок. В частности, слушал Guano Apes, двойник Nine Inch Nails, новый HIM и всего Курта Кобейна.

Группу, готовую сыграть подобную музыку в России, Фадеев собирал по частям. Вокалистка Марина Черкунова и гитарист Гена Гаев – из Кургана, диджей Аня Корнилова – из Волгограда, ритм-секция – из Москвы. Первоначально они записали трип-хоповый альбом в Германии, но Максу эти эксперименты показались похожими на линдовскую “Ворону”. Как выяснилось, эту запись Фадеев то ли потерял, то ли уничтожил, – тайна, покрытая мраком…

Музыкальная истина рождается в муках. Фадеев никогда не искал легких путей. У каждого неординарного музыканта свой “путь самурая”. Но в случае с новым проектом Макс, похоже, был доволен результатом. “Я убежден на сто процентов, что эта группа займет достойное место, – в его голосе неожиданно зазвучали металлические нотки. – У нее будет свой слушатель, потому что этот проект сделан мной. А значит – он сделан качественно”.

Дома на четырехполосных колонках я прослушал новые песни Фадеева . То, что я услышал, меня удивило. И впечатлило. Много гитар, выведенная на первый план барабанная “бочка”, живые скретчи. Над мелодичной гранжевой фактурой неистовствовал сильный женский голос: “Не гони тоску на меня!!!” В одной из композиций даже промелькнул рэп в исполнении самого Фадеева. На энергичном инструментальном фоне несколько хромали тексты, но это искупалось драйвом и стеной плотного гитарного звука, непривычного для русских групп конца 90-х.

“И насколько такая музыка автобиографична?” – осторожно спросил я Макса на следующий день.

“Понимаешь, со мной часто происходят невероятные происшествия и аномалии, – выдержав долгую паузу, ответил Фадеев. – Я пережил два инфаркта, операцию на сердце. Перехоронил почти всех друзей. Один утонул, второй погиб. Третий мой близкий друг… Мы возвращались из Германии, ехали по автобану. Лопнуло колесо, и мы на огромной скорости вылетели на встречную полосу. В нас врезался трейлер… Я сломал себе ребра, а другу снесло голову – на меня вылетели его мозги. Я провалялся несколько месяцев переломанный, но жизнь все-таки продолжалась. Такие вещи не могут породить во мне легкую и веселую музыку. В лютом депрессняке все и пишется. Если я прихожув студию в тяжелом настроении, никакая техника не работает – ни пульт, ни компьютер. Я – депрессивный композитор, причем депрессивный до стадии нирваны. Я сам впадаю в нирвану, когда делаю музыку, и происходит это без наркотического воздействия. Потому что музыка – это самый сильный наркотик”.

Мне нравилось, что Фадеев говорит откровенно, – значит, доверяет. Хорошо. Но на его доверие надо было отвечать тем же. И я решил спросить Макса о том, о чем спрашивать, в принципе, не планировал. “Мне в твоем проекте нравится почти всё: плотный звук, драйв, мелодии, аранжировки, саунд… – Самый сложный вопрос я дипломатично задал в конце: – Но, Макс, ты ведь знаешь, что у этой группы реально слабые тексты… В них нет ни послания, ни идеи, ни философии…”

“Ну что тут сказать, – перебил Фадеев. – Я ведь музыкант, а не поэт. Пытаюсь общаться и сотрудничать с поэтами – мне ведь самому не написать: „Чингисхан и Гитлер купались в крови, но их тоже намотало на колеса любви“… Так и должно быть, должно наматывать на колеса! У меня так не получается… Я ведь не поэт и не текстовик. Я просто пытаюсь передать эмоциональное состояние и отлично знаю все недостатки своих текстов, если их так можно назвать”.

Через несколько дней мы вместе с Фадеевым и Элиасбергом собрались на совещание. Работа над альбомом подходила к концу, настало время снимать клип и запускать в радиоэфир первый сингл. Макс предложил нестандартную для России тактику “песни-разведчика”. Суть ее состояла в следующем. Вначале в эфир выбрасывается ординарный “медляк” “Не гони”. Он, словно рекламный ролик, пропагандирует группу, собирает мнения и сканирует информацию. И только потом, после кропотливого анализа, в эфир ставится беспроигрышный эротический боевик “Камасутра”.

“Я знаю, что „Камасутра“ всех порвет – радиостанции будут драться за наши песни”, – уверенно заявил Макс. На том и порешили. Первый клип будет сниматься на “Не гони”, второй – на “Камасутру”. Другой вопрос, который тревожил всех, – у проекта до сих пор не было названия. После украденного слова “Тату” оставалось еще несколько вариантов: “Гуарана” (энергетическое средство из семян лианы), английское “Total” и, наконец, “Габилло” – слово, смысл которого никто не знал. Оно приснилось Максу ночью и очень ему нравилось.

Меньше всего шансов было у Total – со слов Фадеева, оно категорически не устраивало гендиректора “Нашего Радио” Михаила Козырева – в частности, из-за своего “нерусского” написания. Оставить это название означало идти на конфронтацию чуть ли не с единственной радиостанцией, которая крутила такую тяжелую музыку.

Споры затянулись до глубокой ночи. Аргументов было немного, преобладали эмоции. “Надоела мне эта полемика, – устало сказал Макс, которому утром надо было улетать в Прагу. – Выбирайте что хотите”.

Выбирать пришлось мне с Элиасбергом. Времени оставалось в обрез – уже на следующий день мне надо было сдавать на верстку большой материал о новой фадеевской сенсации.

Ночью не спалось. Слово “Габилло” мне не нравилось на подсознательном уровне и почему-то ассоциировалось с гориллами. В “Гуаране” смущало два момента – явная аллюзия на Guano Apes и неприкрытые наркотические реминисценции. В итоге где-то под утро я остановил свой выбор на Total. Разбудил Элиасберга, который выслушал мои тезисы и, похоже, не слишком обрадовался. “А как же „Наше Радио“”? – сонно спросил он. “Ни хуя, прорвемся”, – уверенно заявил я и отослал по электронной почте статью про группу Total в печать.