8. Неизвестные факты из биографии Элвиса Пресли

Когда-то БГ презентовал мне книгу своих стихов, подписав ее следующими словами: “Александру с искренним восхищением от ясности понимания ценности культуры”.

Несмотря на идеологические разногласия, мы продолжали интенсивно общаться. Как-то во время вылазки в Лондон я узрел в книжном магазине на Оксфорд-стрит настоящее чудо полиграфии – мемуары Билла Уаймана. Воспоминания басиста Rolling Stones были заведомо политкорректными, но дизайн и полиграфия оказались выше всяких похвал. Тысячи фотографий, бэджики, синглы, архивные вырезки, неоплаченные счета, телеграммы – короче, вся королевская пыль Rolling Stones. Собранная с любовью и рассмотренная под увеличительным стеклом, эта пыль казалась мне золотой.

Во время очередного завтрака с БГ я осторожно показал ему полиграфический шедевр Уаймана. Борис Борисович потерял к беседе всяческий интерес, нежно рассматривая каждую страничку. Казалось, он перестал дышать. По-человечески все было понятно. Сколько раз лидер “Аквариума” с пиететом упоминал “Стоунз”? Не счесть. В особенности Гребенщиков любит гитариста Кейта Ричардса, ласково называя его не иначе, как “этот волчара”. Глядя на питерского “степного волка”, трепетно перелистывающего книгу Уаймана, я чувствовал, что это тот самый случай, когда награда нашла героя.

Я для приличия подождал некоторое время, а потом все-таки решился оторвать патриарха от научно-исследовательской деятельности. “Собственно говоря, эта книга – подарок тебе”, – опустив глаза в пол, негромко сказал я. Последовала неловкая пауза, после чего Гребенщиков извлек откуда-то из-под гланд: “Бля-я-ядь!”

Мне понравилось. Это было по-честному. Это было по-настоящему. Теперь можно переходить к делу.

Я предложил БГ сделать подобный фолиант про “Аквариум”. А чем мы, собственно говоря, хуже? Полиграфия в стране уверенно выходит на европейский уровень, а российские дизайнеры порой могут переплюнуть полеты фантазии самого Уорхола… Да кого угодно наши дизайнеры могут переплюнуть. Тем более, у них есть одна особенность, которая порой творит чудеса. В отличие от европейских мастеров, они, как правило, не имеют дурной привычки читать тексты. Другими словами, текст отдельно, дизайн отдельно. Хотя порой из этой абракадабры случаются настоящие прорывы.

Меня опять понесло. Дальше я начал рассуждать про фактуру. Книгу про “Аквариум” могут писать два автора. Один – москвич, а второй – питерец. Не секрет, что в этих двух городах “Аквариум” воспринимают по-разному. В Питере “Аквариум” более домашний, родной, кухонный. На местных концертах списки приглашенных “друзей группы” могут зашкаливать за пару сотен персон. В Москве “Аквариум” более социально значимый: презентации, пресс-конференции и Центральное телевидение. Лужники, Кремль, МХАТ и “Олимпийский”. В Питере лучше забаррикадироваться дома, курить траву и думать о красивой смерти. В Москве – встречаться с Сурковым и Грызловым, получать ордена-медали в области литературы и искусства.

Я знаю отношение Борис Борисовича к столице. “Родись я в Москве, будь у меня больше денег, больше влиятельных друзей – возможно, тогда „Аквариум“ повторил бы путь „Машины времени“, – исповедовался лет двадцать назад Гребенщиков. – Искушений там много. Телевидение – абсолютное искушение”.

Обо всем этом стоило писать. Короче, насчет “толстой книги”, а также питерского и московского авторов я БГ убедил. Презентация проекта уложилась минут в тридцать. Я примерно столько и планировал…

С питерской стороны я порекомендовал в качестве автора гребенщиковского приятеля Лешу Рыбина, легкий стиль которого мне нравился в книгах про историю раннего “Кино”. В основе московской части фолианта могли лежать мои главы, взятые из “100 магнитоальбомов” и антологии “золотых” дисков “Аквариума”. “Чтобы добро не пропадало”, – по-хозяйски добавил я.

Сказано – сделано. БГ нашел издателя, я переслал Рыбину электронные версии текстов и больше в работу не вмешивался. Мне казалось, что книжный период в моей жизни завершился выпуском энциклопедии “100 магнитоальбомов советского рока”. Это действительно был стресс длиной в пять лет. Поэтому я искренне считал, что все свои песенки уже спел. Пусть теперь поют другие.

…Книга с условным названием “Сны о чем-то большем” виделась издателям праздничным подарком к грядущему 50-летию Гребенщикова. Мне же было безумно интересно, во что превратит мой авторский беспредел тандем БГ—Рыбин. Фактически я отдавал материал в неизвестность, как ребенка – чужим людям. То ли на растерзание, то ли под талантливую переделку. Какими получатся питерские литературные ремиксы, не знал никто. Я немного волновался и суетился. Как выяснилось впоследствии, не зря.

Через пару месяцев в Москву по делам приехал Макс Ландэ. Сели попить чай, поболтать о разном. Макс сказал, что книга получается очень странная. Что личность директора “Аквариума” в ней вообще не упоминается, а из моих текстов там осталась в лучшем случае половина. Мол, БГ решил всё переписать по-своему. “И на хера он тогда утверждал и редактировал тексты антологии? – недоумевал я. – Похоже, очень дурная история…”

Потом я вспомнил, как недавно мне прислали подстрочник красноярской пресс-конференции “Аквариума”. На вопрос про достоверность антологии Борис Борисович ответил, что эти тексты – гибрид правды и выдумок Кушнира. Я настолько охуел от подобной версии изложения событий, что решил сделать в своем сознании срочный аборт этой информации. Говоря попроще, delete.

Второй аборт я сделал, прочитав в одном из музыкальных журналов интервью с БГ, из которого узнал, что лидер “Аквариума” редактирует книгу о собственной группе, которую “уже месяца полтора пишет Леша Рыбин, гитарист группы „Кино“”. “Клёво-то как, – подумалось мне. – Как пел другой автор, „долгая память хуже, чем сифилис, – особенно в узком кругу“”.

…Когда издатель ознакомил меня с макетом “Снов о чем-то большем”, я ощутил, что мои худшие прогнозы сбылись. Все “острые углы”, которыми я гордился в антологии (равно как и демократизмом заказчика), из текста оказались убраны. Времена, как пел Боб Дилан, и вправду меняются…

Теперь “Сны о чем-то большем” напоминали бронзовый памятник “Аквариуму”. Полиграфия книги была на уровне, но тексты оказались какими-то политкорректными. Самолюбие грел лишь копирайт на последней странице – “Автор идеи – Александр Кушнир”. Я прекрасно понимал, что от самой идеи там осталось немного. Поэтому не сильно удивился, не обнаружив в дешевом издании книги упоминания про “автора идеи”. Наверное, во время верстки одна строка случайно рухнула.

Потом меня не пригласили на презентацию “Снов о чем-то большем” в Дом книги на Новом Арбате. Хозяин – барин. А хозяин ставил на книгах автографы и готовился отмечать пятидесятилетие большим концертом в Кремле. Я подошел к имениннику и искренне поздравил с выходом книги. Мне показалось, что в тот момент Борис Борисович общался с окружающей флорой и фауной как-то по инерции. Возможно, я ошибаюсь…

Но светлые полосы в жизни все-таки преобладают. Весной 2006 года люди, приближенные к студийным делам “Аквариума”, начали рассказывать удивительные вещи. Мол, впервые за много лет Гребенщиков записал необыкновенный альбом. Всем альбомам альбом. Называется “Беспечный русский бродяга”. Очень хотелось верить, что это правда. Поскольку в последнее время БГ, как мне казалось, страдал синдромом графомана – записывал в студии абсолютно все, что крутилось у него в голове. Когда я попытался с ним обсудить эту тему, он честно признался: “Да, это так. Потому что мне это интересно”. Let it be.

Буквально через несколько недель меня пригласили на закрытую презентацию “Бродяги” в небольшой клуб “Дума”. Я решил пойти – обещали акустический сет, состоящий из новых песен. Интересно.

…Начало акции впечатляло. На экранах крутился трансовый графический клип “Шумелка” – сразу возникло впечатление, что для “Аквариума” начался новый творческий этап. Неожиданно солнечный техно-саунд – из серии “охуенное круче лучшего”. Особенно меня впечатлили звучавший из динамиков реанимированный боевик “Скорбец” и приджазованная психоделическая композиция “Неизвестные факты из биографии Элвиса Пресли”. Это было похоже на очередной “аквариумовский” “White Album”. Лихая незакомплексованность сознания БГ, смешавшая все стили и жанры, – своеобразный вызов как “молодой шпане”, так и “легендам русского рока”. Это был реальный прорыв…

Как оказалось впоследствии, подобные бурные эмоции были не только у меня. Все бродили по “Думе”, впечатленные увиденным/услышанным. “Такое ощущение, что Гребенщикова снова запихали в шкаф из соловьевской „Черной розы“ и держали там продолжительное время на неизведанных доселе препаратах, – написал позднее в “Афише” Макс Семеляк. – Ощущение, что и говорить, приятное”.

…Очарование от праздника закончилось так же быстро, как и началось. Пресс-конференция в клубе “Дума” представляла попытку БГ не раздражаться в ответ на риторические вопросы неподготовленных журналистов. Иногда ему это удавалось. Сценария у конференции не было. Драматургии не было. Даже импровизации – извечного козыря вождя “Аквариума” – в тот день тоже не было.

“Ну что, Максим, будет Боря сегодня играть на гитаре?” – спросил я у стоявшего у стойки бара Ландэ. “Захочет – будет, – уверенно ответил директор “Аквариума”. – А не захочет – значит, не будет”.

Ответ боевого приятеля удовлетворил меня своей обстоятельностью. Как говорил Толкиен, у эльфов нельзя спрашивать совета. Они скажут: и да, и нет.

Ровно в этот момент Гребенщикову надоело экономить энергию и делать вид, будто он отвечает на вопросы. Музыкант бросил молящий взгляд на организаторов. “Гитару мне, гитару”, – читалось по диагонали в его любознательных зрачках. Но организаторы стояли к нему спиной, рассказывая друг другу какие-то бытовые веселости. Пауза в клубе провисла секунд на тридцать…

Я, может, слишком впечатлительный, но мне показалось, что в эти мгновения жанр “доверительной пресс-конференции” деградировал как класс. Ведь Гребенщиков не тот человек, который будет прерывать чужую беседу. На гитаре он так и не сыграл. И не спел. Жутко расстроившись “за страну” и за вопиющее несоответствие ожиданий результатам, я поплелся домой.

Буквально через пару недель мои дурацкие мысли прервал телефонный звонок Димы Диброва. Он в тот момент работал на РТР в культурологической программе “ПроСвет”. Боевое задание от главного антрополога страны звучало следующим образом: через неделю провести презентацию нового журнала “ПроСвет” – с участием Диброва и Гребенщикова, которые красовались на обложке первого номера. Я выслушал Диму и обрадовался. Семь дней – это куча времени. И мы сели на телефоны.

Менеджмент Диброва настаивал на проведении пресс-конференции на втором этаже клуба “Б2”. Я решительно возражал. Там в разгар будничного дня шумно, и вообще проходной двор. Но заказчик, как известно, всегда прав. В итоге они получили то, что хотели.

В жаркий июньский день кондиционеры работали вполсилы. У звукотехника не было батареек для микрофонов, и он побежал, спотыкаясь, на Тверскую – покупать “пальчики”. Дело было за несколько минут до начала. Порепетировать и скоординировать действия нам не удалось – по соседству с президиумом громко чавкали случайные посетители. Время было обеденное. Ничего, мы прорвались.

На презентацию мультиформатного издания приехало с добрый десяток телекамер. После моей вступительной речи микрофоном и вниманием прессы завладел супертандем Гребенщиков—Дибров. “В течение телевизионного сезона мы с Борисом всячески помогали тем людям и музыкантам, которые заслуживают уважения, но почему-то обделены вниманием большинства СМИ, – начал предвыборную речь популярный телеведущий. – Все это вылилось в журнал „ПроСвет“, созданный для того, чтобы люди, не подверженные влиянию Верки Сердючки и „Дискотеки Аварии“, смогли создать свой маленький остров света”.

“Кстати, когда вложенный в журнал DVD вставляешь в компьютер, через некоторое время все вокруг начинает светиться”, – мечтательным голосом произнес Гребенщиков.

Журналисты заулыбались. Дальше пресс-конференция пошла как по маслу. Когда Дибров начал рассуждать о позициях журнала на рынке, БГ прервал его монолог вдумчивой репликой: “Слово „позиция“ я воспринимаю только в контексте „Камасутры“”.

В ответ Дибров в полемическом азарте назвал своего партнера “гениальным”. “Сам гениальный”, – сурово отрезал Борис Борисович. Затем у Гребенщикова спросили о его радиопередаче на “Радио России” и об отношении к современным масс-медиа.

“Я считаю телевидение презренным, не достойным человека, – вмиг посерьезнел мэтр. – Я хочу смотреть программы, когда хочу, а не в перерывах между рекламными блоками. Вот Дима очень любит телевидение, а я очень давно уговариваю его бросить это дело. Вот сейчас доотговаривал до отпуска…”

Но, как выяснилось через месяц, отпуск пришлось брать не Диброву, а Гребенщикову. Внезапно лидеру “Аквариума” потребовалась операция на глазах. Она прошла успешно, но концерты группы на ближайшие полгода были отменены. Затем ситуация постепенно нормализовалась – по крайней мере, в отношении здоровья. Последовавшие за этим откровения бывших жен и друзей БГ на федеральных телеканалах – скорее всего, тема отдельной книги.

…Вспоминаю, как мы пересеклись с Борис-Борисовичем в пресс-центре на Васильевском спуске, где наше агентство занималось медиа-поддержкой “MTV Russia Music Awards”. В рамках мероприятия Константин Львович Эрнст рухнул перед Гребенщиковым на колени и вручил ему приз “Легенда русского рока”. Почему-то вспомнились написанные БГ в далеком 82-м году строчки “Двадцать лет – это ерунда, но сколько мастерства мне дали года. / Не играй я на гитаре, а стой у станка, / Мне давно бы дали ветерана труда”. Что-то в этом роде в итоге и получилось…

За кулисами после пресс-конференции мы обменялись мнениями о музыкальных новостях из холодной Америки. По привычке рассказали друг другу о паре десятков групп, названий которых, наверное, никто не знает – кроме интернет-маньяков, Троицкого и Сапрыкина. Я поведал веселую байку о том, что когда лохи критикуют “Кушнир Продакшн” за текучку кадров, я привожу в пример скорость изменения состава “Аквариума”. Вот, мол, где текучка – так текучка. Музыканты сменяют музыкантов. Директора сменяют директоров. Администраторы сменяют администраторов. И ничего страшного: живут люди, эволюционируют, играют концерты, записывают альбомы, празднуют юбилеи.

Борис Борисович выслушал этот поток сознания, мудро улыбнулся и произнес: “Все правильно. Потому что все, что течет, – то живет”.