"Хранитель Мечей. Странствия мага. Том 1" - читать интересную книгу автора (Перумов Ник)

Глава вторая Эгест. Ведьма и некромант

Как известно, ночью все кошки серы, а все эльфы – прекрасны. А ещё известно, что в темноте нечего шастать по окраинам Нарна, пусть даже не углубляясь в него, – нечего даже для тех, кто прошёл Академию Высокого Волшебства, как, к примеру, я, Эбенезер Джайлз, маг Воздуха, выпускник этого достославного заведения.

Я остановился утереть лицо. На дворе стоял более чем прохладный северный октябрь, но меня, само собой, пробивал пот. Не больно-то много радости брести во мраке по едва различимой тропе, поминутно натыкаясь на древесные корни, словно нарочно повылезавшие из-под земли, чтобы оплести ноги мне, полноправному Белому магу (пусть даже и только-только окончившему ордосскую Академию). Тяжеленный посох оттягивал руки – свой собственный мне пришлось оставить в аббатстве, куда заехал исповедаться и причаститься перед делом; святые отцы встретили меня очень душевно. Настоятель обители, преподобный Клодиус, молился вместе со мной о даровании победы над злом, а потом, утерев проступившие от умиления слезы, сказал мне, отечески обняв за плечи:

– Сын мой, твоё сердце чисто, твои помыслы высоки, но вот оружие твоё… – и покачал головой, на мой посох глядя.

– Разве он нехорош, преподобный отче? – Признаться, мне стало несколько не по себе. Конечно, в Академии чего попало не дадут, но и рассчитывать на что-то экстраординарное не приходилось – окончил я свои штудии далеко не в первых рядах. Хорошо ещё, что и не в самых последних, эти бедняги поехали по богатым княжеским да графским дворам красочные иллюзии показывать, гостей на пирах развлекать – для того ли учились, спрашивается?!

– Конечно, хорош, как и всё, из благословенных рук Белого Совета вышедшее и Святой Церковью, Матерью нашей, одобренное, – ласково успокоил меня преподобный, видя мое расстройство. – Но тебе, сын мой, предстоит выступить против ужасного порождения Тьмы, зломерзкой и злокозненной ведьмы, бича и страха всей округи, да ещё и вести с ней поединок не где-нибудь, а в проклятом Нарне, в самом логове зверя; тут потребно кое-что ещё, помимо чистого сердца и крепкой, незамутнённой веры. – Преподобный наставительно поднял палец, но я и так внимал ему неотрывно. – Поэтому, сын мой, я и хочу вручить тебе иной посох, давно уже в нашем аббатстве хранящийся. В нём – могучие силы, какие – думаю, ты разберёшься быстрее и лучше меня. Сам преосвященный Ангерран Эгестский (я невольно сглотнул) ходил с этим посохом на горных троллей и, как ты знаешь, привёл два племени в лоно истинной Церкви, пока не принял мученическую гибель от рук Тьмой науськанных язычников в третьем…

Мы оба поспешили сотворить Знак Спасителя и склонить головы в жесте пристойной скорби.

– Этот посох я и хочу тебе вручить, – торжественно провозгласил преподобный, и я почувствовал, как забилось сердце. – Он, правда, преизрядно тяжёл, но пусть мысли о святости сего предмета возвысят твою душу над плотью. А кроме того, его светлость дюк Этеноор Саттарский, каковой и является твоим, сыне, нанимателем, весьма и весьма уважает волшебников с… гм… большими… гм… посохами. Твой… гм… посох может не вызвать у него… гм… доверия. А светлейший дюк, увы, не отличается кротостью характера.

– Разве он дерзнёт оскорбить волшебника, полноправного мага с посохом Академии? – удивился я. Простые смертные нас, чародеев, как известно, очень боятся, даже тех, кто делает одно лишь добро.

– Кхе, кхе, гм, гм, – замялся преподобный Клодиус. – Конечно, ты прав, сын мой, его светлость должен выказывать известное уважение к тебе, равно как и к другим питомцам Ордоса, выказывать вам почёт, но… наделённые властью не слишком-то любят, когда к ним является кто-то несоизмеримо сильнее. А с другой стороны, маги тоже поддерживают мир, и, насколько мне известно, Белый Совет не устаёт призывать своих верных адептов уважать интересы земных владык…

Вот так и получилось, что несу я святую реликвию не только для того, чтобы скорее и вернее поразить Зло, но и чтобы светлейший дюк не поссорился с преподобным отцом-настоятелем, не сказал бы: «Что за мальчишку ты ко мне прислал, да ещё и с прутиком вместо посоха?..»

«Что, Эби, страшно? – спросил я себя. И сам себе и ответил: – Ну конечно же, страшно! Поджилки трясутся, душа в пятках, сердце, того и гляди, из груди выскочит, хотя я отнюдь не бегу, а неспешно так, осторожно пробираюсь неприметной тропкой по самой нарнийской границе».

Собственно говоря, когда в стольный Эгест, куда я только-только вернулся после окончания академических штудий с полномерным посохом мага и заветным дипломом, когда в стольный Эгест пришла весть о том, что на северо-западе, во владениях преславного дюка Саттарского, вовсю орудует ведьма («кровососка», на жаргоне тамошних добрых пахарей), причём с этой ведьмой не смогла справиться даже уполномоченная Святая Инквизиция тех мест, – я ни минуты не сомневался, что это – знак судьбы. Вот она, удача, вот теперь-то я покажу всем этим зубрилам и отличникам, что хорошие отметки и бойкие ответы на семинарах ещё не делают тебя настоящим магом! Вот когда я докажу, что главное – не отполированная аудиторными скамьями задница, не зубрежка никому не нужных трактатов, а быстрота, решительность, натиск!

Нечего и говорить, я бегом отправился к святым отцам-экзекуторам. Преподобный Марк, генеральный инквизитор Эгеста, принял меня тотчас, что свидетельствовало о том, что громящий кулак нашей святой Матери-Церкви на сей раз и впрямь нуждается в помощи.

– Мы прямо с ног сбились, сын мой, – развёл руками отец Марк. – Хотя, честно скажу тебе, чадо, я просто не могу послать туда столько людей, сколько нужно. Ведь что ни день – вскрываются ереси! Отпадают целые сёла, поддавшись на прельщения Тьмы! Святые отцы трудятся не покладая рук, но… – Он горестно вздохнул, и я воистину проникся к нему сочувствием и жалостью: как же это должно быть тяжело нести такой груз, спасать от Тьмы и проклятия Спасителя сотни и тысячи заблудших душ, не ведающих, что творят! Отвечать за всё и знать, что каждое твоё поражение – ещё один безликий солдатик, встающий в строй легионов Зла, ждущих своего часа там, на Западе, за великой чертой.

– Скажу тебе, сын мой, – тучный отец Марк доверительно склонился ко мне, закряхтел от усилия, и я поспешил поддержать святого отца под руку. – Скажу тебе так, сын мой, – ведьма эта хоть и творит зло, но… я послал бы инквизиторов к дюку Саттарскому в последнюю очередь. Кажется, ты не удивлён?

– Никак нет, ваше преподобие, – с наивозможной почтительностью ответил я. – Ибо сказано: «Не бойтесь разящих тело, душу ж не могущих убить. Бойтесь растлителей, лжеволхвователей, прельстителей и сулителей, ибо мёд в поганых ртах их – есть яд и смола посмертия». Ведьма творит зло, наверное, ворует и убивает детей, насылает болезни, калечит скот, портит посевы, наводит засуху, но она не может посягнуть на души добрых землепашцев, для каковых душ куда опаснее сугубая и явная ересь.

– Превосходно, сын мой Эбенезер, превосходно! – тепло улыбнулся мне отец Марк, и, верите ли, на душе у меня тоже стало тепло-тепло и очень-очень спокойно от этой его улыбки. – Похвальное рвение проявляешь ты; я возблагодарю Спасителя. Впрочем, ты всегда был хорошим чадом святой нашей Матери-Церкви, и я рад, что вольнодумство Ордоса тебя не испортило. Что ж, сын мой, мы дадим тебе грамоту, подтверждающую твои полномочия. На время этого задания ты – один из нас, экзекуторов, выкорчёвывателей зла и греха истребителей.

Сердце моё бешено забилось. Никогда я и не мечтал оказаться среди святых отцов-инквизиторов, каждый день которых – вечная битва с врагом, несравненно более страшным, чем какие-нибудь там взбунтовавшиеся гоблины или иные чудовища. Мне, отмеченному талантом волшебства, но, увы, не истинной Веры – ибо в противном случае я отдал бы свой шар не мастеру Воздуха, а декану факультета святой магии, – мне дорога сюда была закрыта. Увы, увы, преподобный отец Марк прав – червь вольнодумства и сомнения слишком глубоко проник в души как многих добрых студиозусов Ордоса, так и их наставников.

Не говоря уж о том страхе в чёрном, декане факультета малефицистики и его ещё более жутком ученичке, которых бы я, будь моя власть, приказал бы немедленно сжечь без всякого суда и разбирательства. Подумать только, в прекрасном Ордосе, опоре мудрости и столицы познаний, – там свивает гнездо неверие, там укореняется смута, там забываются истинные слова Спасителя, не пожалевшего ради нас, грешных, даже самое себя. Увы, увы нам, в страшное время живём, близится конец, близится день, когда каждому воздастся по делам его.

Погрузившись в сии благочестивые размышления, я не сразу заметил, что преподобный, улыбаясь, наблюдает за мной, а на столе перед отцом Марком уже лежит тугой свиток, с печатью красного сургуча на шёлковых шнурках.

– Твоя подорожная, сын мой, твои полномочия и несколько слов от меня преподобному отцу Игаши, главе саттарской Инквизиции, со строгим настоянием оказывать тебе, о достославное чадо, всяческую помощь и поддержку. Ступай, и да поможет тебе Спаситель!

Так я и попал сюда. Отец Маврикий, настоятель маленькой церквушки в подлесной деревне Кривой Ручей, долго и с подробностями рассказывал мне о злодействах ведьмы, и, когда он простыми, безыскусными словами повествовал о ночных убийствах, жертвоприношениях, о похищенных и сваренных заживо детях, к горлу моему подступал комок, а руки сами собой сжимались в кулаки. Да как же Он, Всевидящий и Справедливый, допускает, чтобы под Его недреманным оком творились такие злодейства?..

– Отче Маврикий, не подозреваете ли вы кого-то из селянок? – счёл возможным осведомиться я, после того как печальная повесть настоятеля окончилась.

– Нет, о любезный сын мой. – Седая голова достойного старца скорбно опустилась. – Все они у меня как на ладони, все они исправно бывают у меня на службах, ходят к исповеди. Как всем известно, ни одна ведьма не в состоянии даже переступить порог посвящённого Ему храма, сколь бы мал и неказист оный храм ни был.

Я задумался. Да, конечно, отец Маврикий прав, но не надо забывать, что время не стоит на месте, чёрное искусство ведьм тоже совершенствуется – об этом так хорошо говорил на прощальной лекции декан Святого факультета. Кто знает, может, они умеют как-то преодолевать и отвращение к знаку Спасителя, издревле служившее надёжным их отличием от добрых дщерей Святой Матери нашей?..

– Но, может, эта ведьма – не местная? – осторожно предположил я.

Отец Маврикий с сомнением покачал седой головой:

– Едва ли, Эбенезер, сын мой, едва ли. Я знаю в лицо всех на два десятка миль в округе. Новых лиц не появлялось, и это значит…

– Что ведьма – всё-таки из местных? – рискнул предположить я.

– Не знаю, что и думать, – сокрушённо вздохнул бедный настоятель. – Выходит, что так. Но я скорее поверю в то, что ведьма пользуется чужой личиной, чем в то, что она свободно может разгуливать по святому храму и лгать на исповеди!

Это, конечно, тоже следовало учитывать. Но если ведьма оказалась в состоянии менять облик, это значит, что она уже не просто ведьма. Колдунья, волховка, даже можно сказать – чародейка, и притом не из самых слабых. Даже способность просто навести морок и та не считалась обычной для ведьм, а уж если это подлинная трансформация!..

Если это подлинная трансформация, то мне предстояла нешуточная схватка. Конечно, после того как я выслежу эту гадину.

В общем, обнаружить скрывавшуюся ведьму оказалось далеко не так просто, и всё моё искусство, искусство стихии Воздуха тут помочь не могло. Конечно, великий маг милорд ректор Анэто справился бы с этой задачей играючи – просто заставив бы говорить все мельчайшие частицы воздуха, от которых, как известно, ничего скрыть вообще невозможно; мне же приходилось полагаться лишь на скромные свои познания в иных областях да ещё, само собой, на помощь Его, Всемогущего.

Я потратил целую неделю, пытаясь отыскать след. Исходил вдоль и поперёк все окрестности Кривого Ручья, мысленно стараясь поставить себя на место ведьмы, пытаясь понять, где она могла устроить лежбище, где может хранить свои нечестивые колдовские припасы, где собирает ингредиенты для колдовских варев, где разводит костры, где берёт для них дрова и растопку – насколько я помнил, для простых колдунов, не прошедших Академию, единственный путь воплощения их Силы, пусть даже слабой и неоформившейся, – ритуальная магия. Здесь, в лесном краю, ведьма скорее всего прибегала к какой-то разновидности магии Земли, и, хотя эта стихия входила даже в другую противопару моему Воздуху, составляя неразрывное единство с Водой, я всё-таки надеялся отыскать следы – тем более что ведьму никто не учил, да и учить не мог прятать свои действия от магического взора других волшебников.

Я спешил. Ведьма уже давно не подавала признаков жизни, а это значило – она голодна, она истосковалась по Злу, единственному, что ещё было хоть как-то способно заглушить смертную тоску навек оторванной от Спасителя умирающей души. Она явно готовила какое-то злодеяние, ещё один отвратительный ритуал, способный поддержать её угасающие силы; судя по долгому «промежутку молчания», ведьме на сей раз потребуется нечто совсем нетривиальное, самое меньшее – детоубийство.

Я даже ждал чего-то пострашнее. Чего – сам сказать, конечно, не мог, в конце концов, повадки ведьм – не та тема, размышлениям над которой должен посвящать свои часы добрый сын Святой Церкви Спасителя. Сейчас, правда, я горько жалел, что наставники нашего факультета так мало времени отвели изучению борьбы с ведьмачеством. Не слишком-то хорошо идти в бой, имея о противнике лишь самое общее представление.

И всё-таки мне повезло. Истоптав каблуки на узких пастушьих тропах вокруг Кривого Ручья, я случайно наткнулся на поросль мандрагоры. Два кустика оказались выкопаны – не вырваны, а именно выкопаны, аккуратно и со всеми предосторожностями, а ямки старательно прикрыты дёрном и листьями. Я обнаружил следы, только обыскав каждую пядь земли, ободрав себе локти и колени. Но результат того стоил – ведьма выкопала корешки совсем недавно, а это значило, что в ближайшие три дня она просто обязана пустить эти корешки в дело, иначе они напрочь потеряют все свои свойства.

Оставалось только выяснить, где ведьма возьмёт дрова – ведь для её костра годится далеко не всякое дерево. Конечно, у неё мог иметься запас, она вообще могла использовать уголь – но, если я хоть что-нибудь смыслю в ведьмах и их повадках, для растопки требуется молодое, живое дерево – тоже своего рода мучительство и жертвоприношение. С точки зрения здравого смысла разжигать костёр сырой щепой выглядит так же несуразно, как и попытки тушить огонь соломой, но у этих ведьм ведь всё шиворот-навыворот, не как у людей. Даже одежду они, говорят, носят наизнанку – когда творят своё волшебство.

В Академии учили, что ведьмы могут использовать для разжигания своих костров либо можжевельник, либо лесной орех – из-за их природных магических свойств. Не жалея себя, я облазил чуть ли не всю округу, помечая каждый орешник и каждую можжевеловую поросль. Работал как проклятый, однако именно это и дало результат – сработала несложная магическая ловушка, расставленная в одном из отдалённых оврагов, на гребне которого, среди редких сосен, как раз и высились могучие заросли можжевеловых кустов.

Теперь мне оставалось только следовать за ней – разумеется, не забывая обновить ту незримую магическую привязь, на которой она оказалась. Следовать и брать с поличным, в момент свершения чёрного обряда, но, разумеется, до того, как проклятая успеет причинить кому-либо вред. Особенно если ей всё-таки удастся украсть ребёнка.

Путь через Нарн на сей раз оказался не из трудных. Эльфы в изобилии снабдили путников всем необходимым до людских поселений Эгеста – более чем достаточно. Сугутор вслух мечтал о настоящей бане, куда он немедленно отправится, как только они окажутся в цивилизованных, как он выразился, местах.

– Эти, эльфы-то, они ведь не понимают, – доверительно сообщил он Фессу. – Бывало, подкатишься к ним, скажешь – мол, помывку бы для отряда устроить, запаршивел народ, мучается, а они только плечами пожмут. Им-то что, к ним грязь, похоже, вообще не пристаёт или они от неё магическим образом избавляются.

– Кто смывает свою грязь – тот смывает своё счастье, – ответил гному восточной пословицей орк.

– Как же, – проворчал Сугутор. – Ну и пусть я смою всё своё счастье, лишь бы от меня так не воняло.

Прадд величественно пожал могучими плечами – мол, мы выше этих мелочей жизни.

Как бы то ни было, путники через три дня подошли к границам Нарна. Лес изменился, стал ещё гуще, неприступнее, враждебнее. Наваленные тут и там деревья казались специально возведёнными преградами – острые сучья, словно копья, смотрели на восток, откуда мог появиться враг. Узкая тропка, похоже, сама по себе была наделена какой-то магией – она словно бы исчезала за спинами путников. Найти дорогу назад они бы уже не смогли.

Однако наряду с этими угрюмыми признаками близкой и неспокойной границы стали встречаться и более приветливые места – обширные росчищи посреди вековых боров, поля, небольшие, в три-четыре двора, деревушки, колодцы, огороды, всё как полагается.

– Тут эльфы беглых тяглецов на землю посадили, – объяснил всезнающий гном. – Бежит народишко из Эгеста, ох, и бежит же! А что ему, народишку-то, ещё делать, когда чуть только сболтни что небогоугодное – враз донесут и в застенок тебя, на дыбу, само собой разумеется. А там уж во всём признаешься – и что Тьме поклонялся, и что людей ей в жертву приносил, и что души смущал злоумышленным прельщением. А эльфам, глянь-кось, только того и надо. Дают землю, дают обзаведение – только работай. Правда, хлеб приходится чуть ли не даром отдавать – ну так многие в Эгесте и того не имели. Сбегли только что не в исподнем – хотя, слышал я, и такие приходили, в одном исподнем то есть. Может, остановимся, передохнём? Я вон гляжу, там никак банька топится?..

– Не время, – отрезал Фесс. – Париться да нежиться станем, когда из Нарна выберемся. Мы ж по следу Дикой Охоты идём, Сугутор, или ты не понял? Она ведь не так просто возникла, её наслал кто-то, кто-то того призрака разбудил, из неведомой могилы выдёрнул – и послал убивать. Эваллё всех нас спас, если хочешь знать, на себя гада отвлек – и тот им насытился, нас уже не тронул.

Сугутор нахохлился, засопел, словно здоровенный чайник на углях.

– Оно, милорд мэтр, как бы в понятности полной, и сам я не забуду эльфа Ирдиса поминать, пока жив, – да только та история-то уже позади, мёртвого не воротишь, будь он даже хоть трижды эльф. Вот я и думаю – в Эгесте нам, как ни крути, надо работу искать, потому как стыдно на эльфийские подачки пить-гулять.

– Да ты ж сам только и знал, что на их серебро в эгестских кабаках гулял! – ехидно заметил Прадд.

Гном немедленно взбеленился:

– На свои гулял! На кровные! Топором да щитом взятые! Честную плату пропивал, не милостыню!

– Тогда чего ж это золото с собой тащищь? – отпарировал орк. – Бросил бы в ручей какой или селянам бы бедным отдал. Избёнки-то неказистые, кривенькие, думаю, не так уж сладко тут естся и пьётся, под эльфийской-то рукой. Крыши, эвон, все соломенные, низкие, топят, глянь, по-чёрному, скотина небось с детьми вперемешку, чтобы не замерзла.

– Будет вам, будет! – Фесс остановил рассвирепевшего гнома, похоже, уже готового кинуться в драку. – Из Нарна нам надо убраться как можно скорее. След у Дикой Охоты широкий, торный, думаю, прямиком нас к тому затейнику, что наслал её, и приведёт. Выберемся из леса – обещаю, Сугутор, будет у нас время собой заняться. Пару дней вы мне нужны не будете – пока не разберусь, что к чему.

– Как же, мэтр, не нужны мы вам будем! – скептически хмыкнул гном. – Здесь, в Эгесте, такие бароны, что им только дай – на ходу подмётки срежут. Так что уж нет, никуда мы вас не отпустим. Верно, Прадд?

– Угу, – тотчас же подтвердил орк. В этих делах – что касалось безопасности Фесса – они не ссорились.

Границу Нарна они прошли глухой ночью. Бароны, видно, сами изрядно побаивались непокорного леса, потому что на самом его краю понатыкано было немало сторожевых башен, окружённых вполне приличными рвами и частоколами. В единую систему это, конечно, свести ещё не успели, однако, судя по рассказам Сугутора, к этому дело шло.

Обмануть бдительность дозорных труда не составило. Эльфы не нападали первыми, они только защищались, а если наступали, то использовали совсем иное оружие, нежели привычные обитателям здешних мест копья и стрелы.

Сплошной лес уступил место чуть всхолмленной равнине, плавно повышавшейся к северу, где неприступной стеной поднимался, защищая нежные земли от губительных ледяных ветров, Железный Хребет.

Путники одолели примерно четыре мили от границы баронских засек и оказались на широком, наезженном тракте, где свободно смогли бы ехать в ряд аж целые три телеги – подобной роскошью могла похвастаться только Империя Эбин, да и то лишь возле столицы.

Ничего удивительного в этом не было – в Эгесте жил трудолюбивый народ, а Железный Хребет не оскудел ни рудами, ни лесом, ни пушными зверями. Свою долю дани платили и Нарн, и Вечный лес на восточной границе Эгеста; торговые караваны ходили далеко на юг, вплоть до Кинта Ближнего, жадно скупавшего пушнину; с ним соперничал в любви к роскоши Салладор, разбогатевший на своём красном золоте, кое-кем называвшемся «земляной кровью».

Казалось бы, живи не хочу. Но нет – именно здесь, в Эгесте, Империи Эбин и в Аркине, тяжёлая длань Святой Инквизиции ощущалась сильнее всего. Равно карались и ересь, и незаконное волхвование; отцам-экзекуторам не приходилось жаловаться на нехватку работы.

Некроманту Фессу предстояло убедиться в этом воочию.

Выбравшись на тракт, трое путников повернули на юг – там у дороги в некотором отдалении тускло мерцали несколько огоньков, что позволяло надеяться на постоялый двор и все сопутствующие этому удобства.

Кроме того, именно туда вёл и след Дикой Охоты.

Лес остался позади, вокруг расстилались поля, перемежавшиеся тёмными купами деревьев, иногда вытягивавшимися в длинные полосы, чем-то напоминая крепостные стены. В отличие от Нарна, где времена года чудили что-то своё, здесь давно уже и прочно обосновалась глубокая осень. Приближался ноябрь, листва давно облетела, ветер уныло свистел в голых, скрюченных, словно от холода, ветвях; придорожные ивы полоскали низко свесившиеся последние листья в полужидкой дорожной грязи, густой и холодной. Уныло пялилась на этот мир луна, ущербный диск давал немного света – только-только различить дорогу во мраке осенней ночи.

Странники побрели вперёд, поминутно спотыкаясь и проваливаясь в вечные, непросыхающие лужи. Прадд ругался вполголоса по-орочьи; по мнению Фесса, этот язык как нельзя лучше подходил для брани. Собственно говоря, что-либо иное на нём выразить было б довольно-таки затруднительно.

Огоньки медленно приближались; голые поля сменялись порослью кустарника; дорога пошла в гору, и наконец Фесс увидел впереди высокий бревенчатый частокол с покосившейся дозорной башенкой над широкими, наглухо запертыми по ночному времени воротами. Почуяв чужих, на другой стороне частокола забрехали сторожевые псы.

– Ишь, как берегутся-то, – проворчал Сугутор, отдуваясь и сбрасывая груз с плеч. – Раньше такого я не помню. Как бы не пришлось тут до рассвета торчать – не связываться же с баронской стражей!

– Боишься ты её, что ли? – не преминул подколоть гнома Прадд, однако Сугутор только рукой махнул:

– Ты, зелёное пузо, видать, совсем ума лишился. На кой нам с баронами драться? Враз донесут в Инквизицию. От святых отцов бежали – чтоб к ним же и вернуться? Не-ет, мы тут будем тихими-тихими.

– Всё равно ничего не выйдет, – презрительно сплюнул орк. – Мы, все трое, настолько заметная компания, что даже слепой распознает. Ну когда это, скажите на милость, люди, гномы и орки хаживали вместе, бок о бок? Нам с Сугутором вообще на роду написано друг друга ненавидеть. Не-ет, если святые отцы не дураки – а они не дураки! – то деваться нам в Эгесте будет особо некуда. Описание наше наверняка уже разослано – магия у экзекуторов на этот предмет тоже имеется. Так что, друг гном, скрывайся мы, не скрывайся – рано или поздно весть о нас до самого последнего сельского попика дойдёт. Подерёшься ты с баронскими ухарями, не подерёшься – ровным счётом ничего не значит.

– И что же ты предлагаешь? – спросил несколько удивлённый внезапным красноречием орка Фесс. Раньше за Праддом подобного как-то не водилось.

– Уходить нам, мэтр, отсюда надо. Побыстрее и подальше. Ни минуты не задерживаться. Пройти Эгест насквозь – и в Вечном лесу схорониться. Там, как и в Нарне, нас никакая Инквизиция не достанет.

– А если и оттуда попросят? – буркнул гном, возражая, похоже, больше по привычке, чем от действительного несогласия.

– Эвиал велик, – последовал ответ. – Есть Мекамп, есть замекампские степи, есть Салладор и то, что за ним. В Кинте Ближнем, там в своих древних богов веруют, туда святым отцам особого хода нет. Ну а если и там не по нраву придётся, так всегда можно ко мне домой вернуться. На Волчьи острова. Там, милорд мэтр, вас с почётом встретят. Нежити неупокоенной у нас там более чем хватает.

– Будто на Волчьих островах церковников нет! – фыркнул гном.

– Есть-то они там есть, это верно, – согласился Прадд. – Да только за пределы пары портов они носа не суют. И отцами-экзекуторами у нас не пахло.

– Ну, тебя послушать, так и вовсе там благодать, – пожал плечами Сугутор. – Непонятно только, чего мы ещё тут-то сидим.

– Я б на месте милорда мэтра и не сидел, – напрямик заявил орк.

– Ты всё правильно говоришь, Прадд, – отозвался молчавший до этого Фесс. – Ещё лучше, наверное, было б на Утонувшем Крабе скрыться – там-то рука Аркина до нас точно не дотянется. Но только ты сам рассуди – забиться навсегда в медвежий угол, сидеть там сиднем и носа не высовывать, да притом ещё и дрожать каждый день, от любой тени шарахаться – нет, это не по мне. Надо так дело повести, чтобы они и дорогу к нам забыли, чтобы во сне вздрагивали, только нас вспомнив, чтобы кровь у них в жилах леденела! – Казалось, устами Фесса заговорил совсем было позабытый Неясыть.

– Вот это по-нашему! – тотчас поддакнул гном. – Чтоб кровь их поганая заледенела – это дело хорошее, это мне по душе.

– Да и мне тоже! – Орк, конечно, не мог остаться в стороне. – Вот только как сделать, чтобы…

– А уж это – моя забота, – отрезал Фесс, хотя на самом деле никакого плана действий у него, конечно, не было. – Пока что надо за Ирдиса расквитаться, а потом – потом у нас в Эгесте дел и в самом деле нет. Можно и в Вечный лес податься. Только это всё – дело завтрашнее, а сейчас хорошо бы внутрь попасть!

– Давай-ка постучим, Прадд, – ухмыльнувшись, предложил гном. Орк, осклабившись в ответ, взял наперевес свою двухпудовую секиру. Фесс не успел и глазом моргнуть, как топор и секира дружно ударили рукоятями в створки ворот – так, что доски загудели и зазвенели, словно от удара тараном. Псы истошно взвыли, где-то по дворам всполошенно заорали петухи.

– Тревога по всей форме, – ехидно заметил Сугутор. – Раз уж не скрыться, так зайдём, что называется, при всём параде!

Над частоколом замелькали факелы – верно, ночная стража тут не только бражничала да протирала лавки.

– Кто такие? Чего колготитесь?! – рявкнули с частокола. – По ночному времени открывать никому не велено. Строгий приказ пресветлого дюка!

– А ты посвети как следует, посвети вниз-то, не ленись! – нимало не смутившись, посоветовал Сугутор. – Посвети, посвети, десятник, не пожалеешь!

– Эй, баловать там не вздумай! – последовал ответ. – Посветить-то я посвечу, только помни – вы у моих ребят все на тетиве.

– Да хоть где. Свети, тебе говорят!

Со стены опустился факел, привязанный к длинному шесту. Трепещущий круг света упал на стоящих плечом к плечу путников. Чёрный посох Фесс нарочно держал на виду. Прятаться сейчас и в самом деле не имело смысла.

Некоторое время на стене ошеломлённо молчали.

– У-у-у, ваше волшебничество, знатный гость к нам сюда, в Саттар, пожаловал! – донеслось с частокола. – Чёрный посох! С такими, говорят, только некромансеры и хаживали.

– Милорд мэтр именно некромант и есть, – с достоинством отозвался Сугутор. – Ну, открывайте ворота! Мы которую ночь уже на ногах.

– Насчёт некромансеров милорд дюк ничего не сказывали, – ответили сверху. – Насчёт иного чародейника – да, енто было. А вот насчёт некромансеров… надо ль нам тут оных некромансеров?

Прадд двинулся вперёд:

– Слушайте, стража, ваше дело, понятно, простое и честное – кого попало в городок не пускать. Вот только милорд мэтр – не кто попало. Или у вас Нежить не шалит? По округе ночами ходить спокойно можно? На погост прийти, дедам-прадедам поклониться, помянуть честным порядком? Коль скажете «да», не поверю.

Ответом было растерянное молчание.

– Ну то-то же, – заметил орк, опуская здоровенную секиру.

Заскрипели засовы. Половинка старых ворот медленно отползла в сторону, чуть ли не на треть зарываясь в грязь.

– Входите, господа хорошие, – сказал кто-то, высоко поднимая факел. – Входите. Не велено никого пущать по темноте-то, но да уж ради его волшебничества.

Фесс вгляделся – их окружало с десяток дружинников, в добротной броне, с копьями и щитами, кое-кто держал наготове луки.

– Успокойтесь, добрые люди, – сказал молодой волшебник, поднимая руку. – Нет никакой опасности. Я пришёл, желая помочь. Если тут моё искусство не требуется, на рассвете мы двинемся дальше. Сами ведь знаете, нашего брата некроманта, как и волка, только ноги и кормят.

Стражники дружно гоготнули немудрёной этой шутке; и когда Сугутор с важным видом поинтересовался имеющимися в наличии харчевнями, трактирами, корчмами, тавернами и вообще любыми мыслимыми заведениями, где усталые путники могут получить еду и кров, ему ответили охотно и почти без страха.

Постоялый двор тут имелся, и даже не один. Саттар, как выяснилось, когда-то венчал владения одноимённых дюков; с тех времён остались несколько хороших таверн и гостиниц для проезжих людей. Однако после того, как дед нынешнего дюка выстроил новый замок полусотней миль южнее, на берегу неширокой Млатвы, возле самого рубежа своих владений, Саттар стал мало-помалу приходить в упадок. Два из трёх больших гостиных дворов закрылись, третий тоже неуклонно ветшал. Инквизиция, Церковь и дюк выколачивали каждый свою долю, и торговля постепенно хирела – здешним обитателям просто не на что стало покупать товары, и купцы постепенно забывали сюда дорогу.

Досаждала местным жителям и Нечисть – время наставало лихое, как и в Семиградье, погосты из мест последнего упокоения превращались в логовища ненасытных и кровожадных тварей, чудовищ-зомби, ходячих мертвяков; пока ещё это не стало всеобщей бедой, как подле Арвеста, но уже появились слухи – то тут, то там видели призраков и могильных духов; редкий смельчак отваживался пройти мимо кладбищ ночью.

Дружинники довели некроманта и его спутников до ближайшей корчмы – несмотря на ночное время, сквозь плотно закрытые ставни пробивался свет. Там не спали.

Корчма «Три кинжала» внутри оказалась довольно-таки чистой и даже уютной. В печи и громадном очаге посреди зала ярко горел огонь. Ночной сиделец, ражий детина с исключительно разбойничьей рожей, тем не менее оказался с гостями отменно вежлив – впрочем, Сугутор предпринял все необходимые меры заранее, ещё с порога показав сидельцу как полновесный имперский цехин, так и во избежание ненужных соблазнов свой устрашающего вида отполированный топор.

Сиделец, похоже, внял сразу обоим аргументам.

В чугунке тотчас забулькала густая баранья похлёбка, на вертел вернулся цельный молочный поросёнок, а пару безжалостно растолканных служанок сиделец погнал в погреб за мочёной ягодой и прочими заедками.

– Вот это хорошо, вот это по-нашенски, – бормотал Сугутор, уписывая за обе щеки варёную баранину. Гном чавкал и утробно урчал, но едва ли даже самый строгий ревнитель приличий рискнул бы упрекнуть его – после всего случившегося, начиная с гибели Арвеста.

От стола трое путников отвалились совершенно осоловевшими. Глаза Фесса слипались, в голове всё плыло, мысли путались. Завтра, завтра, завтра, говорил он себе. Завтра с утречка возьмусь за дело как следует. След Дикой Охоты ясен и чёток, интересно, прошли ли они здесь, так сказать, во плоти, или это только отражение их марша в совсем иных мирах?..

Странники едва взобрались по крутой лестнице на второй этаж в отведённую им комнату и, только переступив порог, почти что замертво повалились спать.

Утро не принесло особенных тревог, за исключением двух десятков дружинников в цветах пресветлого дюка Этеноора Саттарского; ясное дело, весть о появлении жуткого и ужасного некромансера в его владениях не могла так быстро достичь его светлости, значит, это или самодеятельность местного сотника, либо – привет от святых отцов-инквизиторов. Последнее представлялось наиболее вероятным.

Храм в Саттаре, конечно же, имелся – большой, просторный, пятиглавый, память о лучших временах этого края, спокойных и изобильных. Уж не его ли отец-настоятель не ко времени решил показать зубы?..

– Сугутор, будь добр, спроси, чего им надо? – повернулся к гному Фесс. – А ты, Прадд…

– Ясное дело, мэтр, уже наготове, – тотчас откликнулся орк, вооружаясь с головы до ног.

Особенной беды Фесс не ждал. Пока ещё святые отцы разберутся, что к чему, пока решатся… правда, если здесь, в Саттаре, успел окопаться и устроить засидку какой-нибудь местный отец Этлау – дело хуже, но тоже не смертельно.

Сугутор возник на пороге самое большее через минуту – лицо перекошено, здоровенные кулачищи сжаты.

– Инквизиторы! – выдохнул он, бросаясь к углу, где накануне аккуратно сложил, несмотря на усталость, своё оружие и доспехи.

Изрыгая проклятия, Прадд рывком вскочил на ноги и постарался как можно скорее нацепить короткий кожаный панцирь. Судя по всему, драться орк вознамерился всерьёз.

– Погоди, – остановил его Фесс. – Драка – это последнее дело. Ввязаться всегда успеем.

«Хватит с меня смертей», – подумал он про себя.

В предусмотрительно запертую гномом дверь уже стучали. Правда, пока ещё довольно вежливо, обходясь без вских там: «Оружие на пол! Выходи по одному, руки за голову!» Верно, чёрный посох некроманта ещё обладал способностью внушать некое уважение.

– Почтение и привет вашей милости! – неожиданно раздалось из-за двери.

Подняв брови, Фесс выразительно взглянул на Сугутора – мол, какая такая Инквизиция, если Чёрного мага так величают?

– За доброе слово спасибо, – отозвался он вслух. – Кто ж это ради нас в такую рань поднялся?

– Согласно повелению Святой Инквизиции! – бодро отрапортовали из-за двери.

Теперь настала очередь Сугутора выразительно смотреть на Фесса. Мол, что я говорил?

– Велено просить вашу милость соблаговолить пожаловать на завтрак к досточтимому и преподобному отцу Игаши, елико мыслимо скорее.

– А что, в гости теперь с двадцатью копейщиками звать приходят? – не удержался язвительный гном.

– Так то ж для чести, – поспешно ответили снаружи. – Для почету, как гостям особенным… чтобы не просто так…

Гном, страшно выпучив и без того круглые глаза, выразительно провёл ладонью поперек горла – мол, знаем мы ваши завтраки, западня западнёй, тут даже и думать нечего.

Фесс так же молча покачал в ответ головой. Если бы их хотели взять – не додумались бы тут, в глуши, до подобных ухищрений. Такое можно ожидать ну разве что в Аркине или имперском Эбине, но не здесь, на севере Эгеста, в бывшей «столице» захудалого и обнищавшего герцогства…

– Передай преподобному отцу, что благодарствуем мы за приглашение и кланяемся ему низко, – громко ответил Фесс. – И ещё передай, что путники с дороги, платья нечищены, сапоги в грязи, невместно нам так в гости являться, вот приведём себя в…

– Виноват оченно, ваша милость, – перебил голос снаружи. – Но велено сказать, чтобы на платье да на прочее гости дорогие бы не глядели, приходили бы аки возможно быстрее, в чём есть…

– Ну, тогда передай преподобному, что не замедлим явиться, – откликнулся Фесс, игнорируя отчаянные гримасы Сугутора.

– Нехорошо отказываться, когда тебя так вежливо в гости зовут, – усмехнувшись, пояснил некромант гному, едва только стражники убрались восвояси. – Когда ещё выпадет нам удача с инквизитором мирно позавтракать? Я такого случая упускать не намерен.

– Да это ж ловушка, мэтр! – завопил гном, размахивая руками и брызгая слюной. – Придём мы к ним… в тесноте-то и не размахнёшься как следует… навалятся все вместе, повяжут – и прямиком на дыбу, на правёж!..

– Это верно, – неожиданно легко согласился Фесс. – Коли повяжут, то тогда и впрямь одна дорога – на дыбу. И вот потому-то я и пойду один.

Сугутор и Прадд, естественно, дружно возмутились, однако на сей раз Фесс настоял на своём.

– Ты, Сугутор, совершенно прав, – снова и снова отвечал он, непреклонно глядя на гнома. – Особо подраться там не получится, а потому мне нужно знать, что, разнеси я даже всё их инквизиторское гнездо по брёвнышку, вас не заденет. Оставайтесь здесь и будьте готовы драться, коли припрёт.

– Нет уж, милорд мэтр, – зарычал в ответ на это Прадд, с неожиданной бесцеремонностью перебив молодого волшебника. – Тут мы отсиживаться не станем. С вами пойдём. До дверей проводим. А потом где-нибудь поблизости подождём, чтобы видеть всё и, случись чего… не думаю, чтобы в этой дыре отцы-инквизиторы ещё и подземные ходы рыли.

– Точно! – поддержал товарища гном. – Насчёт магии или там по бревнышку разнести это я, милорд мэтр, соглашусь, но уж чего касаемо железом позвенеть… Тут уж мы сами решим, где нам засесть, верно я говорю, Прадд?

Могучий орк пару раз кивнул.

Правда, хитроумный план Фесса осуществить так и не удалось. Стражники стояли на своём – мол, приглашали всех троих и им, воинам, позор и поношение случится, коли они приказа преподобного отца не выполнят.

Сугутор страшными глазами в очередной раз поглядел на Фесса, но делать было нечего – пришлось идти всем вместе.

Инквизитор Саттара, преподобный отец-экзекутор Игаши оказался совершенно безобидным на вид, маленьким морщинистым старичком – правда, глаза его блестели по-молодому остро, а в движениях не чувствовалось и намёка на дряхлую расслабленность. Дом у его преподобия был не в пример иным весьма скромным, правда, в самом центре городка, на площади, аккурат напротив храма, увенчанного смотрящей в небеса перечёркнутой стрелой. У крыльца не стояло никакой охраны, да и сама дверь оказалась незаперта.

– Привели, отец Игаши, – пробасил старший из посланцев, кланяясь старику и поспешно отступая в сторону.

Инквизитор, в простой коричневой рясе, подпоясанной одной лишь толстой верёвкой, шагнул навстречу странным своим гостям, пристально вглядываясь в их лица, настолько пристально, что даже Сугутор не выдержал, потупился, процедив сквозь зубы что-то не слишком добронравное.

– Поздорову вам, поздорову, гости дорогие, – нараспев протянул отец Игаши, первым протягивая опешившему Фессу сухую и морщинистую ладонь. – Благослови вас Спаситель, в коего вы небось не веруете, но который вас всё равно любит и о вас скорбит. Проходите, проходите, не стойте на пороге; оружие можете при себе оставить, коль вам так спокойнее, я не обижусь, – добавил он с хитрой улыбочкой. – Проходите, проходите, откушайте, что бог послал.

Надо признать, что Фесс в те мгновения совершенно растерялся. Инквизитор, пожимающий руку ему, Чёрному магу! Благословляющий их и приглашающий к раннему завтраку! Нет, конечно, если он намерен их отравить, тогда всё понятно, но вот если нет…

Словно читая его мысли, отец Игаши подхватил со стола широкую деревянную чашу, плеснул тёмного вина из оплетённой прутьями бутыли. Сделал первый глоток и протянул чашу Фессу.

– За встречу! – провозгласил инквизитор.

Сбитый с толку, Фесс осторожно сделал глоток. Вино оказалось превосходным, терпким и ароматным, за всё время, проведённое здесь, в Эвиале, Фессу не доводилось пробовать такого; он передал чашу гному, тот отпил – и смачно причмокнул от удовольствия, с явной неохотой уступая очередь Прадду.

– Садитесь, гости дорогие, – пригласил инквизитор.

Они стояли посреди просторной, но бедновато обставленной комнаты, с широкими деревянными лавками вдоль длинного дощатого стола с несколькими простыми глиняными подсвечниками. Ставни на окнах были закрыты, и в доме царил полумрак.

Фесс, Прадд и Сугутор осторожно присели; гном заёрзал, стараясь пристроить топор так, чтобы его можно было без помех пустить в ход.

– Не буду долго кругом да около с вами ходить, гости дорогие, – глядя прямо в глаза Фессу, сказал священник. – Как только я прослышал, что какой-то Чёрный маг, а вернее сказать, какой-то некромант к нам пожаловал, сразу решил – вот удача! Потому что не обойтись нам без вашей помощи, господин хороший, имечка вашего не знаю.

– Неясыть, – коротко ответил Фесс. Инквизитор удивлённо поднял брови, но ничего не сказал. Пожевал словно в раздумье бледными тонкими губами и продолжал как ни в чём не бывало, словно каждый день в его дом заявлялись люди с подобными именами.

– Так вот, господин некромант Неясыть, не скрою, требуется нам ваша помощь, и, конечно, за бесплатно просить вас её оказать я не стану. Чай, понимаю, чем ваш брат некромант себе на хлеб зарабатывает. В общем, так, сударь мой Неясыть, – завелась у нас тут в округе ведьма, да такая ярая, что житья от неё никакого не стало. Пробовал я со слабыми силами своими изловить бестию, да не преуспел, вот беда, – отец Игаши сокрушённо развёл руками. – Отцы-экзекуторы, что в Эгесте, помощь оказать не могут – других дел по горло, что ни день, то ереси всплывают. А народ ропщет: мол, нет никакого спасения и куда только Святая Инквизиция смотрит, не может непотребство сие под корень извести! Покоя и сна я лишился, господин Неясыть, поверите ли; не справиться мне с проклятой, хоть руки на себя накладывай! И вот, едва доложили мне, что вы, сударь мой, в город наш пожаловали, подумал я – вот, мол, радость! Так что вы, господин некромант, уж не откажите мне, старику, защитите народ тутошний – за что ему, народу, лишние страдания да муки? А я уж отплачу, не извольте сомневаться, отплачу – дом продам, последнюю рясу на торг отнесу, но с вами рассчитаюсь. Ну как, сударь мой Неясыть, берётесь?

Всё это отец Игаши выпалил едва ли не единым духом, не давая опешившему Фессу вставить и слово.

– Э-э-э… – только и смог выговорить молодой волшебник, когда отец-экзекутор наконец закончил свою горячую тираду. – Э-э, достопочтенный отец Игаши, я, гм, в общем-то, больше не против живых, а против мёртвых, неупокоенные – моя специальность, с ведьмами как-то дела раньше не имел…

– Ой ли? – вдруг хитренько прищурился инквизитор. – Так что же, неправду нам всем из Академии Высокого Волшебства сообщили – мол, на испытаниях вы очень даже ловко ведьму обнаружили и отловили?

Фесс сжал под столом кулаки. Вот так-так! Хотя, с другой стороны, чему он удивляется? Забыл о факультете Спасителевой магии? Ордос с Аркином, конечно, друг друга недолюбливают – но, как видно, не до такой степени. Вполне могли сообщить, чем его последний экзамен закончился.

Фесс откашлялся. Задумчиво потёр рукой подбородок. Взглянул в потолок.

– Почтенный отец Игаши, – осторожно начал он наконец, – ваша правда, на выпускных испытаниях досталась мне такая задачка, но ведь то была просто иллюзия, созданная другими деканами, другими чародеями Академии, а по-настоящему я дела с ведьмами ни разу ещё не имел. Как же я могу…

– А вы уж постарайтесь, господин некромант, – тотчас перебил Фесса старик. – Понимаю, что чародей вы, что называется, без году неделя, но, с другой стороны, – нет у нас с вами другого выхода. Пятерых детишек за последний месяц уволокла, проклятая! Мы даже и косточек их не нашли, видать, с ними вместе сожрала бедняг аль демонам каким скормила. Скоти-на чуть ли не поголовно больна, коровы не телятся, молока не дают, то в одной деревне пожар, то в другой, от мышей вот спасения не стало, того и гляди, всё зерно слопают, голод начнётся – и это сейчас-то, почитай, сразу после жатвы! Что ж тогда весной-то будет, господин некромант! Вымрет вся округа подчистую, как есть вымрет, потому что помощи-то нам ждать неоткуда…

– А как же Спаситель? – не удержался Фесс, правда, сразу же об этом пожалев. Однако инквизитор, как ни странно, негодующими возгласами так и не разразился.

– Спаситель за нас нашу работу не сделает. Он нам силы дал жить, а уж от смерти спасаться – делом собственных рук нужно. Легионы свои Он только в Последний День пошлёт, когда двинется в бой сама Тьма, что на западе. Вот тогда Он и придёт отделить агнцев от козлищ. А до того – не-ет, на Него не рассчитывай. Сам своё дело справляй. Понятно ли, господин некромант? Впрочем, об этом мы можем после поговорить – как только с ведьмой разделаемся. Тогда я со всем своим превеликим желанием буду в вашем распоряжении, сударь мой маг. На всё постараюсь ответить. Сможем спорить хоть до рассвета. А сейчас… И не думайте, сударь мой, что я стану на вас с дубьём наперевес кидаться только потому, что вы – Чёрный маг. Спаситель потом разберётся, и каждому воздастся. По делам его, как говорится. Мне людям помочь нужно, а уж с отцами-инквизиторами из Эгеста я сам всё улажу. Прислали они тут одного, – отец Игаши скорчил выразительную гримасу. – Мальчика, не мужа, у которого в голове – одни только красивые слова. Маг Воздуха, понимаешь ли! Полномочия у него серьёзные, самим отцом Марком, главой Инквизиции Эгеста, подписанные, да только не думаю я, что этот паренёк там преуспеет. Как бы и его ведьма на жаркое не пустила. Уже неделю он там – и никакого результата. Не верю я в него, прости мне, Спаситель, сей грех. Ну так как же, господин некромант, сударь мой Неясыть? Берётесь?

Инквизитор выразительно воззрился на Фесса.

Некромант некоторое время молчал.

– Что вы можете рассказать мне об этой ведьме, отец Игаши? – наконец проговорил он.

Фессу нелегко дались эти слова. Слишком свежо стояло ещё в памяти относительно недавнее испытание. Инквизитор Саттара прав – деканы заставили его тогда идти по кровавому следу ведьмы; в принципе он смог бы, наверное, выследить неопытную, не прошедшую обучения, не умеющую маскировать свои неуклюжие заклинания волховательницу, воображающую, что она владеет силами Тьмы, но его привело сюда совсем другое: след Дикой Охоты, он идёт дальше на юг, задерживаться здесь Фессу вовсе не с руки; деньги пока не нужны, от эльфийских щедрот, как ни крути, кое-что перепало, на какое-то время хватит. Браться за эту работу нет никакого смысла, тем более что Фесс не слишком верил в леденящие кровь россказни о злодействах ведьмы. Жизнь у селян здесь тяжкая, вот и ищут, на кого б свалить вину за все их бедствия.

И тем не менее подобными приглашениями, тем более от самой Инквизиции, разбрасываться не следует. Бедная дурочка, возомнившая себя «ведьмой», если она и в самом деле существует, в конце концов попадёт к тому же отцу Игаши, и тогда, Фесс смог бы прозакладывать свою правую руку, вся его доброта слетит в один миг, подобно осенним листьям под свежим ветром. Несчастную сожгут, неважно, истинная ли она ведьма или просто воображала себя таковой. А вдруг он сможет вытащить её? Если, конечно, «ведьма» действительно существует. Кстати, самый простой способ избавить её от отцов-экзекуторов – просто убедить их, что никакой ведьмы здесь нет, да и не было никогда, а беды проистекают совсем от других, вовсе даже естественных причин… Но сперва хорошо б узнать, какие именно беды.

– Так что вы мне можете рассказать, отец Игаши?

Инквизитор несколько раз мелко и торопливо кивнул.

История получилась довольно длинная. Первые признаки появились полгода назад – когда у всех коров в округе стало пропадать молоко. Остальное включало обычные штучки, как правило, приписываемые ведьмам, – порча посевов, расстройство браков, поражение мужчин бессилием, а женщин – бесплодием. Венчали же всё кражи детей. Пятеро малышей пропали в деревнях к югу от Саттара за последних три месяца. Подозревали зверей или даже Нежить – но ни те, ни другие никак не подходили. Дети пропали не в лесу и не в поле, они исчезли с деревенских улиц, и свидетельства других игравших с ними тогда малышей говорили о какой-то женщине, которая как будто бы увела пропавших с собой. Правда, рассказы эти, по чистосердечному признанию Игаши, не отличались чёткостью. Описания «злодейки» инквизитору добыть так и не удалось – отчего он и заключил, что саттарская ведьма обладает способностью менять облик.

Фесс украдкой посмотрел на орка, на гнома – те сидели с каменными, ничего не выражающими лицами, как и положено хорошим слугам, усердно выполняющим приказы и не задающим лишних вопросов.

– Я ничего не обещаю, отец Игаши, – сказал наконец некромант. – Я не могу быть уверен, что справлюсь именно с этой ведьмой. Но, если я возьмусь, получу ли я все необходимые разрешения от здешних властей, как светских, так и духовных?

Инквизитор вновь торопливо закивал:

– Разумеется, сударь мой некромант, разумеется. Хотел бы я посмотреть на те власти светские, кои стали бы вам препоны чинить! – Он хихикнул.

– Мне потребуется время, – осторожно заметил Фесс.

– Конечно, сударь мой, конечно. Сколько нужно. Лишь бы с ведьмой покончить!..

Выйдя вновь на грязные улицы городка, они долго шли в молчании, не произнося ни единого слова.

– Мэтр, ну зачем, зачем нам это надо?! – не выдержал наконец Сугутор. – На Инквизицию вкалывать – хуже этого только дерьмо гоблинское выгребать.

– А кто тебе сказал, гноме, что мы на Инквизицию вкалывать собрались? – невозмутимо отозвался Фесс.

Сугутор так и раскрыл рот.

– Если ведьма тут и вправду есть, мы с ней сами разберёмся, без инквизиторов. Если нет – дальше пойдём. Дикая Охота откуда-то с юга шла, про ведьму слухи тоже оттуда, так что, конечно, эти вещи могут оказаться и связаны, но я в такое не слишком верю. Не по силам сельской ведьме такое волшебство, как вызов Дикой Охоты. Не говоря уж о том сером призраке! Там гораздо более серьёзный кто-то сидит, знать бы вот только, кто. А ведьма… это ж просто так, чтобы Инквизиция хотя б первое время под ногами не путалась.

Объяснение Фесса, похоже, всех устроило.

Был погожий, хотя и прохладный осенний полдень, когда они, вымывшись наконец в бане и основательно подкрепившись, покинули Саттар. Их путь лежал на юг, по старому тракту, куда вёл отчётливый и ясный след Дикой Охоты.

Места вокруг выглядели обжитыми и ухоженными, поля чередовались с небольшими деревеньками, узкие лесные островки словно б отделяли друг от друга владения разных общин. Дважды странникам попадались небольшие замки, высившиеся на придорожных холмах, – скорее просто обнесённые частоколами большие хутора, чем настоящие замки, с башнями и подъёмными мостами, какими им положено было быть. Очевидно, дела шли неважно даже у вассалов досточтимого дюка.

Один раз, правда, они увидели настоящую крепость – большую и сумрачную, с высокими стенами из дикого серого камня, но ров оказался полузасыпан, подъёмный мост жалобно лежал дощатым брюхом на земле, башни зияли сорванными крышами. И только из одного угла когда-то могучего замка поднимался в небо тонкий дымок, свидетельствуя, что твердыня, в своё время наверняка выдержавшая не один штурм, всё-таки не покинута.

По дороге путникам встречалось немало народу. Крестьяне в коричневых домотканых плащах, на тяжело гружённых повозках, идущие пешком, месящие грубыми кожаными башмаками холодную осеннюю грязь. Дыхание Моря Ветров всё же ощущалось здесь, в северном Эгесте, несмотря на защиту Железного Хребта.

Едва завидев мерно шагающую троицу, люди поспешно сворачивали с тракта, многие раболепно кланялись, Фесс в ответ кивал. Уже к вечеру слухи о них разойдутся по всей округе, и потому не стоит пугать народ раньше времени. Если дело дойдёт до открытой схватки с пославшим Дикую Охоту, им и так будет чего бояться.

Переночевав на скверном придорожном постоялом дворе, в обществе громадного количества каких-то мелких ползучих кровососов, на которых не действовало ни одно Фессово заклинание, они двинулись дальше. Второй день пути не слишком отличался от первого – правда, стали заметно ближе поросшие лесом холмы, меж них зазмеились узкие просёлки, деревни сделались чуть поменьше, поля – поуже. Фесс шагал всё медленнее – исток Дикой Охоты был совсем близок.

Как, кстати, близки были и названные отцом Игаши селения, в округе которых шалила ведьма.

Было около полудня, когда им встретился покосившийся и весь потемневший от дождей старый дорожный указатель.

Стрелка, указывавшая на юго-запад, куда вела ответвлявшаяся от основного тракта узкая тележная колея, гласила: «Кривой Ручей».

Фесс остановился. Долго стоял, молча вглядываясь в безрадостный осенний пейзаж, – холодные ветры уже сорвали с лесов их нарядные золотисто-багряные плащи, голые чёрные ветки сиротливо шумели, словно пытаясь спрятаться друг за друга, скрыть от чужих глаз свою наготу. Начинал накрапывать дождик, под ногами хлюпало – тележная колея вся заполнилась жидкой грязью.

– Брр-р-р, – пробормотал Сугутор, ёжась и пониже опуская капюшон плаща. – Мэтр, а что, нам именно туда?

– Туда, Сугутор, туда, – отозвался некромант, кончив наконец созерцать окрестности. – След ведёт туда. Для прикрытия будем о ведьме расспрашивать, пергамент Инквизиции покажем, а на самом деле…

Он недоговорил, всё ясно было и так – на самом деле они займутся поисками того, кто заставил Фесса вольно или невольно, но преступить дотоле считавшееся нерушимым Слово некроманта.

Деревенька Кривой Ручей и в самом деле расположилась на косогоре, под которым журчал говорливый неширокий поток, извилистый, словно небрежно брошенная девичья лента. От осенних дождей ручей вздулся и вспух, мутная вода неслась потоком, увлекая за собой островки сорванных ветром облетевших листьев. Ветрено, промозгло и холодно, как говорится, в такую погоду хороший хозяин собаку на улицу не выгонит. Деревенька уныло мокла под нудной моросью, прохудившееся небо сеяло частой и мелкой капелью, дым из труб (у кого они были) низко стлался над соломенными и тесовыми крышами. Сумрачно и смурно было кругом: голые поля, голые рощицы, покосившаяся маковка деревенской церквушки, окружённой немудрёными надгробиями, деревянными, в большинстве своём посеревшими и потрескавшимися. К некоторому удивлению Фесса, погост тут оказался совершенно спокоен, никаких следов пробуждения Нежити он не чувствовал.

«Ну вот и первая зацепка, – подумал некромант. – Если б тут была настоящая ведьма, погост она непременно б расшевелила – даже сама того не желая. Просто потому что иначе она не умеет, не знает нужных заклятий, и нет никого, могущего научить её; путает что-то отец Игаши, не иначе как путает…»

Фесс не успел погрузиться в размышления по поводу того, каковы могли быть истинные намерения инквизитора, с такой показной охотой нанявшего Чёрного мага, – Прадд внезапно и резко повернулся, с необычайным проворством вскидывая короткий лук – он, оказывается, ухитрялся всё это время держать его наготове под плащом.

Маг едва успел повиснуть у него на руке, прежде чем стрела сорвалась с тетивы.

Там, внизу, у края ручья, где застыл холодный и липкий осенний туман, даже не туман, а какая-то мгла или хмарь, Фессу почудилось стремительное движение, взмах полы чёрного плаща – словно кто-то очень-очень спешил убраться у него, Фесса, с глаз долой. И совсем было успел – опоздав лишь самую малость.

– Не следует разбрасываться стрелами, едва вступив в деревню, – сказал молодой волшебник разъярённому орку.

– Мэтр, там, там… – Клыки Прадда блестели, кулачищи сжимались и разжимались, лук жалобно потрескивал. – Ух, как она нас хотела! Как хотела!..

– Что ты несёшь, зеленопузый? – всполошился Сугутор. – Кто хотел? Чего хотел? Нас – или от нас?

– Нас. Смерть, – коротко отрезал орк.

– Смерть?! Да что ты мелешь?! – возопил гном. – Перестань меня пугать, зелень несчастная, ты же знаешь, я этого терпеть не могу.

– Тихо! – гаркнул выведенный из себя Фесс. – Сугутор, помолчи. Прадд, объясни толком – кого ты увидел и почему хотел стрелять?

– Отвечаю по порядку, милорд мэтр, – чётко, словно на легионном смотру, отрапортовал Прадд. – Почувствовал взгляд. Повернулся. Увидел женщину, всю в чёрном, без лица – одни только глаза, ничего больше. Понял, что это – Смерть. Понял, что она пришла за нами. Я услышал её голос: «Ты теперь мой». У нас ей кланяться не принято и клыки самому себе обламывать тоже. Лук у меня был наготове, мэтр, я его вскинул и хотел выстрелить. И попал бы, если б вы не помешали.

– Разве Смерть может расхаживать вот так запросто по Эвиалу? – тихо спросил гном. – Не ошибся ли ты, брат орк?

Тот лишь молча пожал плечами.

– Понятно, – помолчав, сказал Фесс. – Сдаётся мне, друзья, что мы видели как раз того – или ту, – кто нам нужен. И, похоже, этот тип – не знаю пока, кто или что он такое, – прекрасно осведомлён о нашем с вами появлении.

– И что станем делать, мэтр? – простонал гном. – Ох, как же я такие вещи ненавижу – когда я у них как на ладони, а сам дотянуться никак не могу.

– У кого «у них»-то? – угрюмо осведомился Прадд.

– А неважно, у кого. У любого, кто хочет из моей гномьей шкуры барабан ярмарочный сделать…

– Идёмте, идёмте, – поторопил спутников Фесс. – Пойдёмте взглянем, что там за гостья такая мелькала.

Скользя по глинистому, блестящему под непрестанной моросью склону, они спустились к ручью. Мгла тотчас поднялась им до плеч, они словно бы окунулись в холодный поток – и без того мокрые от дождя плащи окончательно сдались.

Воткнув в землю остриё своего посоха, Фесс закрыл глаза, стараясь уловить след замеченного Праддом существа. Ему не пришлось долго стараться. След имелся. И притом донельзя чёткий. Это был след существа, наделённого магическими способностями, но совершенно не умеющего эти способности использовать: подобно неумелому маляру, расплёскивающему при каждом шаге вокруг себя краску, это создание всюду оставляло следы своей силы. Так мог поступать или ничего не смыслящий в чародействе, или же, напротив, более чем опытный и искушённый, когда хочет подманить к себе незадачливого охотника, после чего оный охотник тотчас же превратится в дичь. Во всяком случае, незадачливая деревенская ведьма едва ли подходила на роль чародейки, вызвавшей из злого небытия Дикую Охоту, поэтому второй вариант – хитроумной ловушки – представлялся Фессу более чем возможным. Расставить её мог кто угодно – от Святой Инквизиции до Волшебного Двора, поэтому пренебрегать подобным было более чем неразумно.

– Возвращаемся, – коротко скомандовал Фесс. – Такую наживку глотают только новички. Идём в деревню, представимся старосте честь по чести, обсушимся, обогреемся – и за дело.

Деревня Кривой Ручей, как и ожидалось, в ужасе забилась по дворам при одном лишь появлении кошмарного некромансера. Пергаментный свиток, украшенный более чем внушительной печатью Святой Инквизиции сам по себе мог вогнать в гроб любого, а поданный вдобавок такими руками и вовсе мог означать только всеобщее светопреставление. Язык у несчастного старосты заплетался, отец Агарра, настоятель деревенского храма, выглядел немногим лучше. Выжимать из них нужные сведения Фессу приходилось буквально по капле – да и то, по правде говоря, что это были за сведения? Десять раз перевранные слухи, кому-то где-то что-то показалось – и готово: вот вам и настоящий «свидетель», с пеной у рта доказывающий истинность всего им сказанного.

Вечер Фесс, Прадд и Сугутор коротали в одиночестве – имевшаяся в Кривом Ручье плохонькая не то таверна, не то пивная, грязноватая и тесная, мгновенно опустела, стоило им появиться на пороге. При этом слегка пострадала обстановка – пару лавок добрые селяне разнесли в щепки, очень стараясь всенепременно первыми оказаться как можно дальше от сего заведения. Выбитыми оказались также два окна – кое-кто из самых нетерпеливых избрал, как говорится, «прямой путь».

Трактирщика Сугутор словил за полу в самый последний момент – тот норовил ускользнуть через узкую кухонную дверь.

– Ку-у-да?! – рявкнул гном прямо в лицо несчастному. – А ну, собирай на стол, живо! Не видишь – милорд мэтр с ног от усталости валится! А назавтре ему, между прочим, вашу волховку ловить, – что ж, на пустое брюхо нам всем этим заниматься?!

– Сугутор! – укоризненно сказал Фесс, показывая бедному хозяину несколько серебряных монет. – Оставь его. Почтенный, не были б вы так любезны…

Хозяин закивал с такой частотой, что казалось, голова его вот-вот оторвётся и покатится по полу. Не спрашивая даже, что желают заказать его странные гости, он метнулся в кухонную дверь – только в глазах мелькнуло.

Как ни странно, обратно он всё-таки явился – хотя и трясся от страха, так что пивные кружки на круглом деревянном подносе дружно исполняли какой-то замысловатый танец.

– Всё, свободен, – махнул Сугутор бедняге, едва тот сгрузил на стол принесённую снедь. – У меня от твоей дрожи в глазах рябит и в голове кружение делается.

Хозяин не заставил просить себя дважды. Трясущимися руками принял от Фесса деньги и опрометью бросился наутёк, нимало не заботясь даже о собственной таверне. Фесс слышал, как хлопнула на дворе калитка.

– У-ф-ф-ф, – гном сунул нос в пивную кружку. – Посмотрим, что они тут наварили. Тьфу, разве это пиво? – сплюнул он секунду спустя. – Не-ет, милорд мэтр, давайте тут никого ловить не будем – смертный грех помогать таким, с позволения сказать, пивоварам, только славное сие звание позорящим!..

– Не помолчишь ли, гноме? – рыкнул Прадд. – Всё тараторишь и тараторишь, словно жёрнов поломанный. Не видишь – милорду мэтру мешаешь?!

– Сегодня ночью идём в поиск, – негромко сказал Фесс, невольно усмехнувшись при виде скривившегося лица Сугутора. – Я не чувствую следа Дикой Охоты – он словно бы обрывается. Исток как будто бы рядом, но непонятно где. Ночью искать такое сподручнее.

– Милорд, а не может та ведьма как раз… – начал Прадд.

Фесс кивнул:

– Если это просто ведьма, обычная, о каких мне говорили в Академии, то нет, не может. Во всяком случае, специально и осознанно пустить Дикую Охоту ей не под силу. Знаю, знаю, тут никогда нельзя быть уверенным на все пять – но всё-таки. Гостья твоя, Прадд, вот кто меня занимает, и чрезвычайно. Потому что это – никак не простая ведьма, какой она, быть может, хотела б прикинуться. Вот скажи мне – разве ты обыкновенную волховательницу принял бы за Смерть?

Орк отрицательно помотал уродливой головой. На клыках блеснул тусклый отсвет нещадно коптящей масляной плошки.

– Вот именно, – медленно сказал Фесс, невольно вспомнив при этом маски, полуэльфа и Бахмута – кто знает, какие обличья способны они принимать? И не они ли кроются за всей этой суматохой? Проклятые кукловоды, ведущие свою непонятную игру, со своими непонятными Мечами, о которых ни Фесс, ни, само собой, Неясыть не имеют никакого понятия!..

За окнами сомкнулась тьма. Жалкие огоньки нескольких масляных лампадок сиротливо мерцали в подступившем сумраке. Фесс поднялся, аккуратно задул огонь.

– Пошли. Сдаётся мне, мы сегодня встретим кой-кого интересного.

Шагал я торопливо, но при этом не забывая и об осторожности – ведьмы большие мастера расставлять на пути Воинов Света всяческие подлые свои ведьминские ловушки. Каждые десять шагов я осенял тропу перед собой знаком Спасителя, прося Его открыть моему взору затаённые капканы и прочее. Пока, правда, всё шло хорошо – никаких сюрпризов мне не встретилось. Каждые двести-триста шагов мне приходилось останавливаться и вновь прибегать к заклятьям поиска – увы, я не мог, как опытные, бывалые маги, идти на «запах и цвет волшебства». Прибегать к заклинаниям из арсенала воздушной магии до срока я боялся – ведьмы хитры и коварны, у них в запасе множество уловок, злодейка может и сорваться с крючка. Нет, бить я стану наверняка, когда увижу её воочию.

Укрепляя и ободряя себя молитвой, я продвигался по ночному лесу. Дождь, моросивший почти весь день, кончился, воздух был чист и прозрачен, трепетали, словно дрожа от холода, немногие ещё удерживавшиеся на ветвях листья. Тропинка тонула во тьме, но я не прибегал ни к каким заклинаниям, я даже не зажигал факела: очень боялся спугнуть ведьму. Если она всё-таки утащила ребёнка, от испуга злодейка может совершить непоправимое – я такого себе никогда не прощу.

Тропа ощутимо забирала влево, уклоняясь на запад, и это нравилось мне всё меньше и меньше – как ни крути, я пересёк незримую границу Нарна. Конечно, сила злодейского леса сказывается тут мало, но всё-таки, всё-таки… В зарослях по обе стороны тропинки мне то и дело чудились какие-то подозрительные шорохи и скрипы, и я невольно вспоминал крестьянские сказки этих мест – о бродячих деревьях, стражах этого недоброго места, так и норовящих разорвать на куски незадачливого путника, о других лесных страхах, существующих, как правило, только в воображении бедных, невежественных поселян; правда, сейчас, глухой ночью, в выдуманность всего этого верилось как-то с трудом. Я едва мог унять постыдную дрожь: дух мой был крепок, слово Спасителя не давало ему поддаться низменному страху, но плоть – плоть, увы, как и положено греховному, тварному началу, дрожала от самого постыдного ужаса.

Тем не менее дух мой, как я уже сказал, был твёрд. Я не сомневался, что злодейка в моих руках и что её бесчинствам скоро будет положен конец. Разве может что-то столь низкое противостоять истинной магии, да ещё осенённой благословением рьяных служителей Спасителя?

Тропа нырнула в глубокий, уводящий прямо на запад овраг. Я невольно остановился. Предания здешних землепашцев содержали не-не-м-мало у-у-п-по-м-минаний о…

Из мрака навстречу мне вышли трое, и тут меня затрясло уже всего, да так, что зубы принялись выбивать самую настоящую дробь.

– Мне кажется, тебе тут совершенно нечего делать, – сказал стоявший в середине человек; он опирался на длинный посох, явно магический; круглое навершие неярко мерцало, отбрасывая неширокий круг зловещего оранжевого света… – Поворачивай назад, и тебя никто не тронет. Это наше дело, и мы с ним сами справимся. Тебе всё понятно, чародей?

– А… э… о… – только и смогли выговорить мои губы. Мне даже не удалось произнести вслух имя Спасителя, нашего Охранителя и Защитника от всякого зла.

– Штаны намочил, волшебничек? – глумливо крикнул мне второй, низкий и коренастный, судя по сложению – вроде бы гном. – Тебе неясно сказано, аль речь имперскую от страха позабыл? Говорят тебе, уматывай подобру-поздорову, пока мы за тебя как следует не взялись!

– Или выходи на честный бой, – прогудел третий, здоровенный детина, косая сажень в плечах. Лезвие его секиры тускло блеснуло оранжевым. – Если не испугаешься, конечно!

У меня тряслись все поджилки, а душа, как говорится, давно пребывала в пятках. Ноги словно приросли к земле, я не мог сотворить даже подобающей молитвы, не говоря уж о каком-то заклинании. Все, чему меня учили пять долгих лет, разом выветрилось у меня из головы. Надо было что-то делать, но что?..

Посох в моих руках внезапно потеплел. Я слышал неясный шёпот – словно разом множество голосов старались воззвать ко мне из дальнего далёка, – но разобрать я ничего не мог.

Человек с посохом шагнул мне навстречу.

– Тебе сильно повезло, однокашник, – холодно проговорил он. – Сперва я принял тебя за другого и уже приготовил тёплую встречу. Ручаюсь, тебе бы она не слишком понравилась. Но хорошо, что я вовремя распознал одного из прошедших Академию. Я догадываюсь, что тебе здесь надо; вновь говорю – предоставь это дело нам. Уходи. Возвращайся в деревню, иди куда хочешь – только не путайся у нас под ногами. Не до тебя, поверь. У меня нет времени на бессмысленные драки. Ты всё понял, чародей?

Только теперь я начал понимать, кто передо мной. И, надо признаться, зубы мои застучали ещё сильнее. Я хотел сдвинуться – и по-прежнему не мог. Проклятая судьба, ну почему, за какое прегрешение ты послала мне на пути этого Тьмой взятого некромансера?

– По-моему, мы можем идти, милорд мэтр, – встрял в разговор низенький, принятый мной за гнома. – Он, кажись, оцепенел со страху. Толку с этого разговора всё равно никакого, только время потеряем. А в спину нам ударить он никогда не осмелится!

– А… ух… эх… – от возмущения я наконец-то обрёл дар речи. – Никогда и никого я в спину не бил! Даже прислужников Тьмы!

– О-о, заговорил наконец, – по-прежнему глумясь, упер руки в бока похожий на гнома, но некромант неожиданно остановил своего раба:

– Не стоит. Нам с этим магом делить нечего и ссориться тоже незачем. Сейчас он повернётся и уйдёт. С ведьмой мы разберёмся сами. Лишних ссор нам совсем не надо.

– Я … я не уйду, – я старался говорить внушительно и с достоинством, но голос сорвался на какой-то позорный мальчишеский писк. – Я… мне… с ведьмой, чтобы не творила зло…

– Уверяю тебя, мы добиваемся совершенно того же, – примирительно сказал некромант. – Скажу тебе больше: нас наняла Святая Инквизиция, наняла для того, чтобы мы покончили с творящимися тут… гм… беспорядками. Могу показать пергамент от отца Игаши, саттарского инквизитора. Хочешь?

– Отец Игаши? – Первый испуг наконец-то отступил, я, по крайней мере, мог владеть голосом, он больше не звучал точно детская свистулька. – Я послан самим преподобным отцом-экзекутором Марком, главным инквизитором всего Эгеста! И у меня тоже есть пергамент!

– Знаю, знаю, – последовал ответ. – Не горячись так, коллега, это вовсе ни к чему. Говорю, мы можем разойтись миром.

– Не может быть мира меж нами! – вырвалось у меня.

– Может, может, – усмехнулся некромант. – Иди домой и ни о чём не беспокойся. Я уже сказал, мы сами обо всём позаботимся. Прощай, желаю всяческой удачи, нам с тобой ссориться, повторяю, совершенно незачем. – Некромант решительно повернулся и зашагал по уходящей во тьму тропинке.

Его спутники молча поклонились мне – и двинулись следом. Мрак в овраге быстро поглотил их.

– Молодой да глупый, – ворчал за спиной Фесса Сугутор, шлёпая тяжеленными башмаками по раскисшей глине. – И куда только лезет? Его ж самый распоследний гоблин завалит, не говоря уж о неупокоенном. Верно я говорю, Прадд? Куда такому с ведьмой тягаться!

– Молодой – да, – откликнулся орк. – Глупый – да. Но и гордый – тоже. Так что едва ль мы отделаемся от него так легко, гноме. Не надейся.

– Посмотрим, – отозвался Сугутор, судя по всему, намереваясь вступить в новый спор, однако в этот момент Фесс поднял руку. Спутники мгновенно умолкли.

Где-то впереди творилось волшебство. Настоящее, высокое волшебство, никак не по скромным силам деревенской ведьмы, если только верить учебникам Академии. И это было поистине чёрное волшебство – Фесс ощущал его всем своим существом.

– Вперёд! – скомандовал он.

Всё, всё, мешкать больше нельзя!.. Волшебство, куда более мощное, чем то, с каким Фесс надеялся совладать, готово было вот-вот родиться. Перед мысленным взором молодого волшебника пронеслись жуткие картины – пылающие города и деревни, толпы пленников, безжалостно избиваемых странными воинами в шипастых доспехах, очень напоминавших броню воинов Империи Клешней, только лишённую цвета; дым тянулся высоко в небо, растекался там, словно и впрямь натыкаясь на незримый хрустальный купол; и звёзды в ужасе бежали от этих густых и плотных клубов, потому что в отличие от обычного дыма этот имел цвет крови.

Ноги сами понесли Фесса по размокшей, скользкой тропе. Там, за гребнем оврага, чувствовал он, горит живой огонь, а рядом с этим костром…

Да, там был некто, наделённый силой, но, как то существо у ручья, совершенно не умеющий эту силу скрывать или использовать.

Саттарская ведьма.

Скорее, скорее, скорее, пока не случилось непоправимое!

Потому что эта несчастная дурочка, похоже, и впрямь собиралась открыть ворота в Эгест одному из орудий Истинной Смерти. Фесс ощущал знакомые ревебрации заклинаний, отзвуки знакомых обертонов из арсенала высшей некромантии – но откуда могла знать эти чары простая сельская чародейница?!

И внезапно ожил, проявился, возник словно из небытия потерянный было след Дикой Охоты. Фесс не верил сам себе – что ж, получается, ведьме оказалось-таки под силу сотворить настолько сильное чародейство?!

Он не верил в такое совпадение вплоть до последнего момента. И, как оказалось, зря.

Но кто ж тогда та странница в чёрном, привидевшаяся Прадду? Или там были следы ведьмы? Или нет?

С каждым мгновением ускоряя шаг, Фесс уже почти бежал по тёмному дну оврага. Впереди смутно замаячил подъём, овраг упирался в бок крутого безлесного холма – и там, наверху, на самой вершине, горел яркий и жаркий костёр.

А возле него…

Варево в котле поспевало медленно, кипело натужно, словно из последних сил исходя глухо лопающимися пузырями. Коричневато-зелёная густая смесь нехотя вздувалась, поверхность вспучивалась, и тогда над котлом начинали дрожать мелкие зеленоватые огоньки, похожие на сонм крошечных светляков. Под котлом бесшумным синевато-рыжим пламенем горел чёрный уголь, что гномы добывали из самых недр Железного Хребта.

Ведьма медленно распустила роскошные каштановые волосы. Тяжёлые пряди упали до самой земли, окутав чародейку, словно плащ, – её собственные волосы, в которые она не вложила ни грана волшебства.

Колдунья была молода, ей, похоже, только что минуло двадцать пять лет – для волшебницы или даже ведьмы возраст младенческий. Лицо её нельзя было назвать ни красивым, ни отталкивающим – обыкновенное веснушчатое личико со вздёрнутым носиком да по-детски пухлыми губами. Даже глаза были обычными, карими, а не столь любимого ведьмами диковато-зелёного цвета.

Она неторопливо помешивала варево большим кривоватым корнем, напоминавшим скорчившееся от муки человеческое тело. Тело с заломленными назад руками.

Все ингредиенты ведьма уже добавила. Нужного времени ей пришлось дожидаться довольно долго, целый год, прежде чем положение звёзд и планет стало благоприятным для её замысла.

Смесь в котле лениво пыхтела и булькала. Ведьма ждала.

– Ты напрасно всё это затеяла, – негромко сказали вдруг из темноты.

Колдунья подскочила на месте, едва не выронив корягу. Она же была так осторожна, костёр окружен не одним, не двумя, даже не тремя зачарованными кругами – семью! Архан с Дивом, мелкая лесная Нечисть, сторожат на тропинках, которыми могли бы двинуться через болото убийцы-инквизиторы, сумей они засечь творимые ведьмой заклинания.

– Ты напрасно всё это затеяла, – повторил голос.

Горящий уголь давал мало света, но ведьма в нём и не нуждалась. Во мраке ночи она видела едва ли не лучше, чем днём, – одна из маленьких привилегий Тёмного Пути, но сейчас, несмотря на все усилия, разглядеть незваного гостя она так и не смогла.

– Я сейчас покажусь, – с лёгкой усмешкой сказал голос.

Воздух в нескольких шагах от костра задрожал, словно в знойный день над раскалённой железной кровлей, и спустя мгновение ведьма увидела человека в длинном тёмном плаще, поношенном и вымазанном грязью; левая пола оттопыривалась – человек носил на поясе меч. Опирался незнакомец на длинный посох чёрного дерева с янтарно-жёлтым каменным шаром вместо обычно принятого резного навершия.

Ведьму внезапно затрясло. Приступ панического страха накатил, заставив сердце бешено колотиться, да так, что кровь, казалось, вот-вот хлынет из носа и ушей. Ведьма испугалась не посоха – она считала, что не сплоховала бы в поединке с любым из воспитанников хвалёной Академии Высокого Волшебства; но явившийся к её костру гость, казалось, был не просто чародеем, пусть даже и имеющим право на ношение посоха.

Ведьма уже имела дело с магами Академии. На её счастье, это были лишь ученики, правда, готовившиеся вот-вот пройти испытания и получить звание полноправного чародея. Их ей тогда удалось обмануть… а не то гореть бы ей, прикованной к столбу, как десяткам её менее удачливых товарок и сотням других несчастных, самых что ни на есть простых женщин, схваченных по чьему-то злому доносу.

Она знала силу магов. Но тот, что стоял сейчас перед ней, был совсем, совсем иным. Он казался частью того мрака, из которого вышел, играючи преодолев все семь магических кругов защиты, возведённых ведьмой. Тёмный плащ за его плечами уходил в бесконечность, сливаясь с вековечной тьмой, что полноправно властвовала сейчас на землях Эгеста. И посох в руке чародея был чёрным – ни один из магов Ордоса не носил этих цветов. Это ведьма знала точно.

Тем временем котёл продолжал кипеть. Вложенная в него сила смешивалась с затаённой мощью магических ингредиентов, заклятье зрело, волшебство властно требовало ведьмы, взывало к ней, и пытка бездействием становилась поистине невыносимой.

Волшебник тем временем продолжал что-то говорить, что именно – ведьма не слушала. Она внезапно осознала, что именно собирается сделать этот так некстати явившийся к её костру чародей. И стоило ей понять это, как страх, только что готовый задушить её, разорвать сердце железными незримыми когтями, внезапно стал отступать, таять без следа, а по жилам заструился знакомый огонь; рот внезапно пересох, она невольно скрючила пальцы – и не особенно удивилась, ощутив вытягивающиеся из их кончиков длинные кривые когти из чистейшей гномьей стали.

Ведьма начала преображаться, сама того не заметив. Заклятье ожило и заработало само, словно пытаясь защититься от неизбежного – помимо воли самой волшебницы.

Тёмный чародей осёкся на полуслове. Ведьма знала – он видит сейчас перед собой сжавшуюся, готовую к прыжку громадную чёрную пантеру с неправдоподобно длинными когтями и острыми белыми иглами зубов, точно у заправского вампира.

Человеческое сознание ведьмы гасло – она ещё не достигла таких высот в искусстве преображения, чтобы сохранять людской разум даже в зверином обличье. Потом, когда заклятье прекратит действовать, ведьма сама вновь обернётся женщиной.

– Боишься? – с неожиданной усмешкой в голосе спросил волшебник. – И правильно делаешь. Потому что незачем было браться за такие вещи, в которых ровным счётом ничего не смыслишь. – Голос его посерьёзнел. – А потому, сестра, отошла бы ты сейчас в сторону… отошла подобру-поздорову, думаю, я знаю, как управиться с той дрянью, которую ты сварила.

Молодой волшебник говорил неторопливо, умиротворяюще, совершенно обычным голосом, словно успокаивая маленького ребёнка. Он не делал резких движений, ведьма-пантера не чувствовала никакой творимой волшбы – и всё же никак не могла унять колотившую её дрожь, даже забыв о самом страхе. Видно, было нечто превыше даже защитных сил звериного рассудка; умом ведьма понимала, что, наверное, самое лучшее сейчас – сделать всё так, как велит странный пришелец, но…

Ведьма слишком долго готовила это чародейство. Не только собирала редкие травы, коренья, иные, сугубо колдовские ингредиенты, не только отдавала последние гроши за особо чистый и тонкий уголь алхимического качества, которого требовалось чуть ли не полтелеги, а уж чем и как зарабатывались эти гроши, сейчас лучше и не вспоминать; нет, это варево, прежде чем попасть в котёл, слишком долго кипело в ведьминой душе, проникая в самые дальние её уголки, отравляя всё и вся; и мука разрыва с этим призрачным двойником задуманного ею чародейства оказалась поистине невыносимой.

Волшебник внезапно осёкся, он явно растерялся, даже отступил на шаг, как-то неуверенно выставив перед собой посох, словно для защиты.

Пантера ощущала его страх, он манил и притягивал, пьянил, лишая ведьму-оборотня последних, даже звериных инстинктов самосохранения и осторожности.

Чёрное тело взвилось в воздух, распарывая его сверкающе-шипастыми когтями. Алая пасть раскрылась, лапы вытянулись, готовые опрокинуть и подмять слабую, но такую сочную и лакомую человеческую плоть.

Маг не стал уклоняться. Просто взмахнул посохом – с такой быстротой, что раздался свист, – и прямо перед пантерой вверх взметнулись фонтаны земли.

Условия творимого заклятья требовали, чтобы ведьма развела свой костёр не где-нибудь, а на давно забытом и заброшенном кладбище, здесь, возле покинутой людьми и поглощённой Нарном деревни. Под землёй всё ещё оставались мёртвые – старый лес оставил в покое их кости. Враждебный людям, Нарн имел свои понятия о воинской чести и не тревожил покой ушедших.

Метнувшийся с быстротой, недоступной обычным пантерам, оборотень со всего размаха налетел на внезапно возникшую у него на пути преграду. Пантера взвыла от боли и ярости, кубарем покатившись по земле, беспорядочно суча лапами, – летевшая вверх земля, такая рыхлая на первый взгляд, оказалась крепче камня.

Однако и чародею пришлось отступить. По его лицу разливалась бледность, на удивление хорошо заметная даже сейчас, в ночном мраке. Можно сказать, его лоб и щёки светились – но, подобно луне, светились неживым, мертвенным светом, заставляющим вспомнить второе название ночного светила – «солнце мёртвых».

Каменное навершие посоха опустилось к развороченной земле. Оборотень ощутил накатившую волну магии – но не обжигающе жаркой, какой следовало ожидать от заклятий Белых волшебников, а, напротив, леденяще холодной.

Пантера оцепенела. Холод этого заклятья, казалось, вот-вот обратит в камень саму бешено струящуюся по жилам кровь, мороз пронзал каждую мельчайшую частицу её существа – и могучее заклятье Преображения, которое ведьма считала неодолимым, дало трещину. Холод чужой магии превратил его в ледяной монолит, а потом по блистающей поверхности этого монолита побежали бесчисленные трещины.

Когти втягивались обратно, исчезали клыки, лапы вновь становились руками, гротескная морда зверя – вполне миловидным женским личиком, совсем ещё молодым.

Маг сделал ещё шаг назад, тяжело опираясь о посох. Плечи его поникли; дышал он хрипло и с трудом. Видно, и ему эта волшба далась недёшево.

– Помешай своё варево… в последний раз, – неожиданно сказал он. – Вот-вот поспеет… тогда уж точно беды не оберёшься.

Он старался говорить по-прежнему спокойно, словно и не пришлось ему только что отбивать самую настоящую атаку самого настоящего оборотня, а потом ещё и возвращать этого оборотня в человеческий облик.

Ведьма кое-как поднялась, оправила порванное платье, провела рукой по спутанным, перепачканным землёй волосам. Магия пришельца на время пригасила охватившее чародейку безумие, однако та чувствовала, что ненадолго.

– Болит? – сочувственно спросил вдруг маг. – Понимаю. Сильно должно болеть. Так всегда бывает, когда долго заклятье сплетаешь… Сплетаешь, сплетаешь и никак сплести не можешь. Потом уже, случается, и сил назад повернуть нет.

Ведьма вздрогнула от неожиданности и невольно кивнула – чародей попал в самую точку.

– Я здесь не для того, чтобы драться, – пояснил пришелец. – Я пришёл помочь. Разреши мне управиться с твоим котлом… и ты увидишь, сразу полегчает.

Незнакомец говорил по-прежнему дружелюбно и ласково, но едва ли он мог предполагать, что ведьма сейчас способна заглянуть куда глубже, чем обычно позволяли ей её таланты. И то, что ведьма видела внутри, за привычной личиной чародея, пугало её больше, чем вся Святая Инквизиция Империи, Семиградья, Эгеста и Аркина, вместе взятая.

Там, внутри, клубились облака беспощадного, ждущего, голодного и алчного мрака, лишь изредка озаряемые мрачными алыми сполохами. Там гулял злой ветер, в котором воедино сплелись и боль, и гнев, и жажда крови – всё то, без чего не может существовать Тёмный маг.

И Сила тоже скрывалась в этих облаках, молчаливая и безжалостная. Дружелюбный и спокойный голос был маской, чувствовала ведьма. «Ему нужен только мой котёл, – подумала она. – Мои труды… планы… надежды… он просто заберёт всё себе… всё, всё рушится!»

От отчаяния она даже застонала. Маг начеку… он ей не по силам… он отобьёт любую атаку…

Любую, кроме?..

– Успокой меня! – внезапно выкрикнула она чуть ли не в полный голос, забыв об осторожности. Ей не надо было играть. Готовое вот-вот родиться заклятье причиняло ей не меньшую боль, чем покидающий материнскую утробу младенец. – Успокой меня! – И она потянула за шнурок, распуская завязки на юбке.

Она вовсе не отличалась любвеобильностью, обычно приписываемой ведьмам. Совсем даже напротив. Но сейчас – сейчас она просто не видела другого выхода. Или она возьмёт верх – или просто умрёт от мук так и не рождённого заклинания.

– Не сходи с ума! – резко отшатнулся маг. Но в голосе его ведьма с торжеством услыхала настоящий испуг. От этого волшебства он защиты не знал.

Ведьма сдёрнула юбку, швырнула наземь, дрожащими пальцами принялась распутывать узлы верхней рубахи.

Лицо чародея исказилось. Это был не страх, не похоть, не ярость – нечто большее, словно он стоял на самом краю исполинского утёса, изо всех сил борясь с головокружением и навязчивым желанием шагнуть вниз с обрыва.

– Стой, дура! – рявкнул он, вскидывая посох, словно для драки. – Стой! Не видишь сама, что сварила?!

– Не вижу, – прохрипела она. Притупленная магией пришельца боль вновь возвращалась, руки ведьмы тряслись всё сильнее, она никак не могла совладать с узлами. – Иди ко мне, ну что ты стоишь, иди же, иди…

– П-погоди… – В голосе Тёмного волшебника ведьма с торжеством уловила нотки неуверенности. – Погоди, послушай меня, ты ведь и впрямь не представляешь, что натворила… если ты всё-таки дашь этому вырваться на волю… вся округа превратится в пустыню! Ты понимаешь это или нет, ведьма Саттара? В пустыню! Никто не уцелеет! Зачем тебе это, скажи мне, ответь!

Ведьма приостановилась. Нерождённое заклятие жгло и язвило нестерпимо, но в то же время – как ни странно – человеческая неуверенность чужого волшебника не то чтобы придала ей силы, но как-то… расположила её к нему, что ли. Неожиданно ведьме очень захотелось рассказать ему всё, во всём признаться… потому что Силе, скрывавшейся за невзрачным поношенным плащом, можно было доверять.

В чём-то она была неизмеримо сильнее, несмотря на всё магическое искусство её гостя. И в то же время – именно это его искусство открывало её внутреннему взору такие видения, что у ведьмы внутри всё оледенело и обмерло.

Она заколебалась. И маг, конечно же, тотчас это почувствовал.

– Разреши мне управиться с котлом, – вновь попросил он. – Поверь, даже Инквизиция не стоит такой цены. А я тебе помогу. Позволь только мне опростать твой котёл, и мы уйдём отсюда. Уйдём все вместе. Округа успокоится. А от инквизиторов я тебя уж как-нибудь да отстою. Вот спутников своих как-то пришлось прямо с эшафота спасать. Спроси их, они не дадут соврать. – Волшебник даже позволил себе слегка улыбнуться.

– П-поможешь? – вдруг вырвалось у ведьмы.

– Конечно! – Чародей торжественно прижал правую руку к сердцу. – Клянусь тебе в этом всемогущей Тьмой, в которой я черпаю силы, клянусь тебе в этом неподкупной Смертью, ожидающей каждого, клянусь своим посохом и своей Силой некроманта – я буду защищать тебя до последнего вздоха. А теперь давай не будем медлить, позволь мне сделать то, что я должен сделать, и в дорогу! Надеюсь, у тебя не осталось в Кривом Ручье ничего такого, за чем стоило бы возвращаться.

– Не осталось… – машинально, словно неживая, ответила ведьма. Её руки бессильно упали, остановившийся взор смотрел в одну точку, куда-то в темноту у подножия холма.

Её ночной гость дал ей самую страшную клятву, на какую только способен Чёрный волшебник. Клятву нерушимую. Он и впрямь теперь обрёчен погибнуть, спасая её, угоди она в руки Инквизиции.

Казалось бы, чего колебаться?

Ведьма уже открыла рот, чтобы сказать: «Ну, так делай же!», уже шагнула было в сторону, открывая некроманту дорогу к котлу, как вдруг внутри у неё словно бы взорвалась ледяная скала боли. Мириады острейших иголок вонзались, казалось, в каждую частицу её естества, гася сознание, пожирая рассудок, обращая ведьму в один вопящий, корчащийся комок боли, ненависти и ужаса. Это было словно удар настигшей цель уже на излёте стрелы, неведомо кем выпущенной…

Ведьма шатнулась вперёд. Все только что сказанные слова оказались забыты, даже нерушимая клятва некроманта. Остались только животные страх, боль и ярость.

Она прыгнула, выставляя вмиг отросшие стальные когти.

– Позвольте мне, милорд мэтр, – неожиданно раздался низкий ворчливый голос. Из тьмы вынырнул коренастый коротышка, по виду – сущий гном, в мокром, облепившем его с ног до головы плаще. – Не так надо с бабами чумовыми обходиться, ох, не так…

Одним движением, катясь, словно колобок, он вдруг очутился рядом с обеспамятовавшей ведьмой. Взметнулся здоровенный кулак – ведьму спасли только не до конца ещё угасшие инстинкты оборотня, она отшатнулась, споткнувшись и рухнув навзничь.

Этого оказалось достаточно. Коротышка в один миг оказался сверху, навалившись многопудовой тяжестью, а у самого своего горла ведьма почувствовала холодное остриё короткого кинжала.

– Хватит дурочку валять! – рявкнули ей прямо в ухо, обдав при этом густым луковым перегаром. – Слушай, что милорд мэтр тебе скажет, и делай, что говорит! Тогда, быть может, до завтра доживёшь!

– Отпусти её, Сугутор, – услыхала ведьма голос мага. – Отпусти, отпусти, мне она ничего не сделает.

– То-то, что не сделает, – недовольно проворчал коротышка, не делая даже попытки подняться. – Небось как на вас она пантерой наскочила, у меня едва медвежья болезнь не случилась.

– Вставай, вставай, гноме, нечего тебе её лапать, – раздался третий голос, принадлежавший здоровенному зеленокожему детине с торчащими из-под верхней губы внушительными клыками. Детина протянул руку, играючи подняв коротышку за плечо. Гном галантно протянул ведьме отброшенную ею юбку.

– Мы тебе не враги, – наклоняясь и вглядываясь в глаза ей, вновь сказал маг. – Я помогу тебе выбраться отсюда. Ты слышала мою клятву. Если хочешь, будем странствовать вместе. Вставай и давай браться за дело. Твоё заклинание… ты даже понятия не имеешь, чему даёшь дорогу. Потуши костёр, я управлюсь с котлом.

– Не-е-е-ет! – вырвался у ведьмы звериный вой. Она так и думала. Сбывались её самые худшие ожидания. Он пришёл убить её волшебство – то самое, ради которого она безвозвратно погубила собственную душу и готова была погубить тело.

Никаких других мыслей у неё уже не оставалось. Она забыла.

– Не отпускайте её, – скомандовал чародей своим подручным, и те, не мудрствуя лукаво, тотчас схватили ведьму за руки. Коротышка вновь приставил ей к горлу кинжал.

По щекам ведьмы потекли злые слёзы. Всё, всё, всё погибло! Заклятье не доведено до конца, она не отплатит тем, кто гнал её через весь Эгест, кто сжёг её сестру, кто запытал до смерти её мать, кто повесил за «пособничество ведьмам» её отца; все они останутся жить…

Но тогда она, во всяком случае, захватит с собой этого проклятого мага, разрушившего все её планы!

Не обращая внимания на приставленное к горлу остриё, она внезапно и резко рванулась в сторону. Сталь оцарапала ей шею, но ведьма, не чувствуя боли, одним прыжком очутилась возле котла, сунула обе руки в кипящее варево (ожогов она не почувствовала) – и выкрикнула давно, бережно выпестованную формулу заклинания.

Магический удар швырнул Фесса наземь, заставил несколько раз перекатиться через себя – остановили его только густые кусты, окружавшие вершину холма. Глаза заливало кровью из рассечённого лба, в ушах звенело.

Гном и орк, забыв о ведьме, разом бросились к нему – поднимать.

– Пр-рочь! – в ярости заорал на них некромант.

Скрюченные пальцы впились в посох. Ну, пришло время показать всё, на что ты способен, волшебник, потому что иначе тебе придётся встретиться тут с той самой Тьмой, от которой ты так стремишься убежать.

Котёл тем временем, словно отзываясь на слова ведьмы, изверг из себя тугой смерч зеленоватого пламени. Густое варево обращалось в бесплотный огонь, он поднимался всё выше и выше над холмом, размётывал серые тучи, обращая в пар капли дождя, взвивался, пронзая толщи ночного воздуха, казалось, ещё немного – и он доберётся до самых звёзд, растолкнёт, разбросает их в стороны так же легко, как матёрый медведь разбрасывает свору собак.

Фесс одним прыжком оказался возле котла, отшвырнул ведьму, – впрочем, она и не сопротивлялась. Чёрное нутро было пусто, пусто и сухо – ведьма постаралась, сплетая своё чародейство. Теперь ему оставалось только встретить удар грудью.

Но секунды шли, а ничего не происходило. Ведьма неподвижно лежала на земле, словно тряпичная кукла, очевидно пребывая в глубоком беспамятстве. Орк и гном, оба медленно опустили взятое на изготовку оружие – сражаться, похоже, было не с кем.

Фесс ожидал какого-нибудь огненного дождя, разверзнувшихся небес, появления чудовища из бездны – однако вместо этого…

– Ты позволил ей! – раздался истошный вопль снизу, из темноты у подножия холма.

Фесс вытаращил глаза.

– О-о, вот и наш петушок явился, – нехорошим голосом протянул гном, выразительно поигрывая топором. – Тебе неясно сказано было?..

Прадд не стал тратить лишних слов, просто встал рядом с Сугутором, громадная секира орка преградила дорогу волшебнику Воздуха.

Однако тот не остановился – так и продолжал бежать, словно слепой, прямо на обнажённое железо. Толстый посох в его руках едва ли смог бы послужить надёжной защитой.

– Значит, вот так, – протянул Сугутор, сделав одно выверенное движение навстречу. Фесс не успел остановить гнома, топор взлетел и рухнул, играючи перерубив надвое неловко подставленный посох.

Молодой волшебник совершенно по-детски вскрикнул: «Ой!» – и сел прямо на пятую точку, ошеломлённо уставясь на обломки посоха.

– Гноме, ни с места! – страшным голосом рявкнул Фесс, потому что Сугутор, похоже, всерьёз собирался прикончить этого несчастного мальчишку.

Сверкающий топор медленно опустился. Тяжело дыша, Сугутор повернулся к некроманту:

– Да чего ж его жалеть-то, мэтр? Не смотрите, что у него молоко на губах не обсохло – ручки-то небось в кровище аж по самые плечи.

– Не доказано, орк, – тяжело сказал Фесс. – Не убивай без надобности, да простятся мне эти банальные и напыщенные слова, но, как я вижу, иногда их повторять очень даже полезно. Остановись. Как-никак, – чародей криво усмехнулся, скорее просто дёрнул губами, настолько кривой и ненатуральной вышла эта усмешка, – как-никак мы с ним почти что однокашники.

Маг Воздуха только простонал. Кажется, он вообще перестал что-либо понимать – сидел, тупо уставившись на обломки своего посоха, которым так и не успел воспользоваться по-настоящему. На всякий случай Сугутор подобрался поближе, выудив из-за голенища узкий изящный стилет, совершенно дико смотревшийся в его здоровенной волосатой ручище.

– Нельзя убивать магов, – сказал Фесс, переводя взгляд с одного из своих подручных на другого. – Нам сейчас понадобится всё его умение, друзья мои.

– Его умение? – Судя по голосу, Сугутор не сомневался, что достопочтенный мэтр окончательно лишился рассудка – как результат тяжёлых испытаний.

– Его умение, гноме. Котёл нашей голубушки пуст, и, боюсь, очень скоро мы станем свидетелями поистине выдающегося представления. Как говорили ордосские актёры – беневиса.

– Беневиса? – недоумённо переспросил Сугутор.

– Ум-гум, – кивнул Фесс, подходя к обеспамятовавшему Белому волшебнику и протягивая ему руку. – Вставай! Нельзя терять времени, нам всю работу и за два дня не переделать.

– Посох… – простонал несчастный маг. – Посох… преосвященный Ангерран… Ангерран Эгестский…

– Что он несёт? – раздражённо рыкнул Прадд.

– Погоди. – Фесс нагнулся, осторожно, не касаясь, всмотрелся в обломки. – Всё понятно, не простой посох. С ним хаживал ещё сам достопамятный Ангерран, приводил, так сказать, тёмных язычников к свету и правде… сколько он сжёг еретиков, не смогли подсчитать даже аркинские крючкотворы. Эгей, парень, верно я говорю?..

Ответа не последовало. Несчастный чародей громко и совсем не по-мужски рыдал, размазывая слёзы по щекам.

Сперва Фесс смотрел на незадачливого волшебника с кривой усмешкой, однако затем презрительное выражение его мало-помалу исчезло, сменившись чем-то вроде сочувствия и смущения. Как-никак этот мальчишка был магом, полноправным волшебником, окончившим ту же самую Академию Высокого Волшебства, и если раньше Фесс полагал, что корпоративные чувства ему должны быть совершенно чужды, на деле оказалось, что это не так.

Паренёк – отчего-то Фесс не мог думать о нём иначе, хотя годами разница между ними выходила не слишком-то и заметной, – и в самом деле оказался в большой беде, и притом во многом из-за него, Фесса. Едва ли этого бедолагу Эбенезера погладят теперь по головке – и за сломанный посох Ангеррана Эгестского, и за сбежавшую, похоже, ведьму. Посох Ангеррана – конечно, артефакт не первого ряда (такой начинающему магу просто бы не доверили), но притом и далеко не последнего. Ведьма ускользнула, её котёл пуст, заклинание чародейки, увы, работает. Да ещё и вмешательство какого-то, понимаешь, некроманта! Как ни крути, задание провалено. А отцы-инквизиторы, как известно, очень не любят тех, кто проваливает их задания, сколь бы убедительные резоны при этом ни приводились.

– Ладно, не реви, чай, не девчонка, – примирительно и чуть ли не извиняющимся тоном сказал Фесс, протягивая Эбенезеру руку. – Вставай, однокашник, и пошли. Ведьму упускать нельзя. Посох твой, конечно, жалко… но да ничего, всё на меня можешь сваливать. Мол, вмешался какой-то там некромансер, чуть всё дело не испортил…

– Ммммэтррррр! – раздалось сбоку негодующее не то мычание, не то рычание Сугутора.

– Тише, тише, гноме. Не махал бы так ретиво топором, ничего бы и не случилось, – строго сказал Фесс. – У нас тут дело. Нас наняли с ведьмой-лиходейкой справиться, а не кровопролития учинять. Так что уймись.

Понятно, что слова Фесса предназначались не столько Сугутору, сколько переставшему тем временем всхлипывать Джайлзу.

– Ведьма успела опорожнить котёл. – Теперь Фесс смотрел прямо в лицо магу Воздуха. – Очень скоро во всей округе начнутся интересные дела, вроде массового разгула Дикой Охоты или раскрытия всех до единой могил на погостах, даже совершенно спокойных. Это первое, что пришло мне в голову, но, не сомневаюсь, неожиданностей и приятных сюрпризов нам тоже посчастливится насмотреться как следует… Вставай, вставай, маг, и пошли. Помоги мне взять след этой… гм… злодейки, покуда он ещё совсем свежий.

«Злодейки, – горько подумал про себя Фесс. – Хороша злодейка, если я дал ей Слово некроманта! Второй раз в своей жизни дал это Слово – причём после того, как не смог исполнить первое. Неужто теперь и впрямь придётся её убивать?»

Разумеется, Фесс не нуждался ни в какой помощи – след ведьмы он видел, что называется, с закрытыми глазами. Просто надо было занять хоть чем-то мага-неудачника, а то ещё закатит истерику, может и молнию какую в спину всадить…

Эбенезер Джайлз ещё пару раз шмыгнул носом и поднялся. Правда, отвести взор от валявшихся на размокшей земле обломков Ангерранова посоха он смог далеко не сразу.

– Эх… ох… посох мой… то есть не мой… мне ж его в аббатстве… что преподобному Клодиусу скажу… как на глаза-то ему появлюсь…

Проявляя невиданные для своих рас чуткость и деликатность, Сугутор и Прадд отвернулись, с неослабным напряжением принявшись изучать голые сплетения чёрных облетевших ветвей наверху. Гном, похоже, внял совету милорда мэтра.

– Ну, ничего теперь с посохом уже не сделаешь, – развёл руками Фесс. – Подними половинки-то, приятель. Снесёшь в аббатство. Если постараются, то могут и починить. Святость посоха не пострадала, а сил он может и снова набраться…

Фесс утешал Джайлза, словно ребёнка, плачущего над сломанной игрушкой.

– А теперь пошли, приятель.

– Я тебе не приятель! – с надрывом выкрикнул Эбенезер.

– Неважно, – терпеливо сказал Фесс, не обращая внимания на скорчивших зверские рожи гнома и орка. Клыки Прадда запросто отправили бы в обморок женский монастырь средних размеров. – Неважно, достопочтенный Эбенезер. Если я правильно понял, мы здесь для одного и того же дела. Как ты понимаешь, святые отцы с тебя голову снимут и не посмотрят, что ты – Белый, как только узнают, что ты ведьму упустил.

Последний аргумент Фесса, похоже, наконец-то возымел действие.

Эбенезер Джайлз судорожно сглотнул и, искательно заглядывая в глаза молодому некроманту, торопливо и сбивчиво заговорил, зачастую глотая окончания слов от волнения:

– Но я же не виноват, правда?.. Случайно всё так вышло, ведь верно?..

– Ты это не мне говори, – пожал плечами Фесс. – Идём, маг, надо догнать эту дурочку, пока тут не стало совсем уж жарко… Чувствуешь её след?

Джайлз быстро и поспешно закивал:

– То есть… я хочу сказать… если мы её… ну, того… схватим… мне ж тогда ничего не будет, правда?..

– Моя б воля – точно б ничего не было, – посулил Фесс. – Только ты и сам пойми – в чужую душу не заглянешь, особенно если это душа отца-инквизитора…

Дальше двинулись вчетвером. Надо сказать, что, несмотря на дрожащий голос и трясущиеся порой коленки, след ведьмы Белый маг взял и в самом деле быстро, чётко и уверенно. Раз увидев её, сбиться он уже не мог.

Глинистая тропа наконец-то кончилась, вынырнув из сырого оврага наверх, к тянущимся на запад длинным увалам. Нарн здесь властвовал уже безраздельно. Он терпел людей, но не более того, до тех пор, пока они не нарушали его законов. И чем дальше на закат, чем глубже в Нарн – тем меньше останется у преследователей шансов. Ведьме совершенно необязательно ведь возвращаться назад. Она преспокойно может отсидеться в одной из эльфьих деревушек, среди тех, кто растит хлеб хозяевам Нарна, и никакая Инквизиция ей тогда не будет страшна.

Ночь сгущалась. Беззвёздная и безлунная, глухая октябрьская ночь, когда недалёк уже День Погибших Душ – время, в кое добропорядочные пахари Эгеста после наступления темноты ни за что не высунут за порог носа, обещай им хоть эбинскую корону и гарем кинтского султана в придачу.

Правда, пока что вокруг них царило относительное затишье. Конечно, здесь могучий лес далеко не так чист, как со стороны Железного Хребта, откуда никто не ходит. Под корнями – немало, ох, немало старого – и основ давно стёртых с лица земли домов, и останков крепостных башен, и пыточных застенков, и лобных мест… не надо забывать, некогда все эти края принадлежали людям. А где люди – там и дыба, и костёр, и плаха. И ничего тут не сделаешь, ибо человек без врагов жить, как оказалось, не может. Просто никак. Ко-гда врагов нет, их выдумывают.

Похоже, сперва ведьма просто мчалась вперёд в слепой панике, не разбирая дороги. Пару раз она кидалась прямо в болотистые клинья, протянувшиеся между высокими увалами, бросалась, рискуя жизнью, потому что в обманчиво мелких болотцах таились настоящие ловчие ямы, глубокие и засасывающие, откуда не выбрался бы и самый сильный мужчина.

Правда, мало-помалу метания беглянки прекратились. Теперь, похоже, она знала, куда идёт, – след стал почти прямым, теперь ведьма обходила самые опасные места. Её преследователям оставалось только продолжать путь.

Нарн же тем временем выжидал. Фесс ясно чувствовал копящееся в недрах леса напряжение, недоброе внимание, раздражение – но гнев мрачной чащи ничем особенным не проявился, правда, идти стало очень трудно, даже если забыть о болотах. На пути преследователей словно специально собрались все коряги и корни Нарна; ни малейшего намёка на тропу, вдобавок след ведьмы вновь начал петлять, словно у перепуганного зайца; Сугутор высказал предположение, что ведьма может что-то разыскивать.

Надо отдать должное молодому магу – Эбенезер Джайлз сумел взять себя в руки, чётко удерживаясь на следе.

Шли молча, только Сугутор время от времени начинал шумно сопеть и отдуваться, особенно когда путникам приходилось прорубаться сквозь очередные заросли какого-то странного можжевельника, отчего-то снабжённого длинными и острыми шипами.

Так прошло немало времени, ночь достигла наивысшей своей силы, чернота вокруг стала совершенно непроницаемой для обычного взора, даже отлично умевший видеть в темноте гном вынужден был уступить место в голове отряда двум волшебникам. Фесс поддерживал заклятье, позволявшее всему отряду видеть, Джайлз же чётко вёл всю четвёрку по следу сбежавшей ведьмы.

…За спинами путников полыхнуло внезапно и бесшумно, небо из чёрного на миг сделалось пепельно-серым, тени исчезли, словно смытые ливнем.

«Это что ещё такое?!» – едва успел подумать Фесс, как белое сияние вновь погасло, Тьма вступила в свои права – и только высоко над деревьями промелькнуло нечто вроде стремительного белого росчерка.

Некромант и маг Воздуха озадаченно переглянулись. Это явно было связано с заклятьем сбежавшей ведьмы, но ни Фесс, ни Джайлз никогда не сталкивались ни с чем подобным.

Некоторое время шли дальше, сохраняя прежний порядок, и всё было тихо; тихо – но лишь до поры.

Внезапно в тишине ночного леса раздался протяжный полувздох-полустон, сдавленный, точно донёсшийся из-под земли. Резкий порыв ветра пронёсся по вершинам деревьев, словно Нарн тяжело вздохнул, с трудом сдерживая гнев. Сердито зашумели наполовину облетевшие дубы, заскрежетали старыми корнями, и Фессу показалось – из-за каждой ветки, из каждого дупла на него уставились сотни ненавидящих глаз.

Все четверо замерли. Эбенезер вытаращился на Фесса.

– Стоять всем, – одними губами приказал некромант.

Впрочем, никто и так не шевелился. Сугутор, похоже, даже не дышал.

Впереди долгие, поросшие смешанным лесом увалы, прослоённые узкими болотными языками, упирались в покрытую непролазным буреломом холмистую гряду.

«Когда-то там жили», – подумал про себя Фесс. Он до сих пор мог ощутить там тени домашних духов, так и не покинувшие заброшенные пепелища и сгинувшие вместе с ними.

Однако было там и что-то ещё. И, надо сказать, это «что-то» Фессу донельзя не нравилось.

Кажется, что-то связанное со Спасителем, но не только, не только, не только…

– Кажется… там часовня… была… – услыхал некромант слабый шёпот Эбенезера.

Точно, подумал Фесс. Молодец, мальчишка. Недаром Белый: у них чутье на такие вещи, не в пример моему…

– Ведьма там, – прежним шёпотом продолжал Джайлз.

– И не одна, – неожиданно проронил Прадд, перекидывая секиру с руки на руку.

– С кем-то подземным, – продолжил орка Сугутор, тоже беря топор на изготовку.

…К этому месту её, измученную и обессиленную, наверное, вывел или спасительный инстинкт, или те таинственные тёмные силы, которые она столь усердно призывала в последнее время. Она не помнила, как продралась сквозь лесную чащу. Мокрая с головы до ног, перемазанная в болотной жиже, она сейчас и впрямь напоминала сказочную кикимору, какой в деревнях пугают непослушных детей.

Неведомая сила взнесла её по крутому взлобку, сквозь густой бурелом, через поваленные стволы, наверх, где среди хаоса поверженных лесных исполинов тянулась узкая тропка, остатки некогда широкой и наезженной просёлочной дороги. В былые времена по гребню высокой гряды пролегал путь, соединявший несколько подлесных деревень; от тех деревень давно не осталось даже углей, а дорога заросла, подобно тому как зарастает шрам на человеческом теле – вроде ничего и нет, а след всё равно остался.

Здесь, среди дико смешавшихся друг с другом и рябины, и можжевельника, и ольхи, и даже клёнов с грабами (казалось, чья-то рука просто натыкала тут побольше деревьев, не особенно разбирая даже, каких), в совершенно непролазной чаще затаилась небольшая часовенка. Собранную из тесовых чешуек островерхую крышу до сих пор украшал знак Спасителя – устремлённая вверх, перечёркнутая крест-накрест стрела.

Часовенке давным-давно следовало бы развалиться – она вся почернела от времени, прогнила насквозь, крыша зияла многочисленными дырами, – но всё-таки строение выглядело отнюдь не как после нескольких сотен лет небрежения.

Вокруг часовни до сих пор можно было заметить что-то вроде небольшого кладбища – тем более странно, погосты лес поглощает и того быстрее. Уныло застыли покосившиеся кресты – мало кто заботился вытесать точное подобие Спасителева знака, просто соединил три кое-как ошкуренных бруска – и готово. Такое должно было рухнуть после первой же зимы – здесь, на окраинах Нарна, его охранная магия чувствовалась ещё не столь сильно.

Вырвавшееся на свободу заклятье ещё гремело медным звоном в груди ведьмы, ещё ходили отзвуки освободившейся силы. Она чувствовала всё сейчас куда острее, чем обычно, даже когда пускала в ход свои заклинания.

Выпущенная ею на свободу мощь сейчас вихрем неслась по округе. Заклятье сплетено на славу, его теперь не смогут остановить ни инквизиторы, появись они тут, ни даже этот странный Чёрный маг, едва не испортивший всё дело…

Чёрный маг… что-то непросто было с этим Чёрным магом, он говорил ведь какие-то слова, хотел решить дело миром, предлагал… да-да, он предлагал защиту и помощь… или нет, и всё ей только привиделось?..

Но теперь это позади. Тяжело дыша, ведьма прислонилась к стволу. Она словно разрешилась от бремени – исчезла томительная тяжесть, незримый груз сплетаемых чар больше не давил на плечи. Теперь всё будет очень хорошо, а ей надо уходить отсюда подальше и побыстрее, потому что приманка наживлена, очень скоро в округе будет черным-черно от отцов-инквизиторов, и вот тогда-то её котёл и покажет себя, да так, что этим извергам, честным именем Спасителя прикрывающимся, впору будет саму Тьму Западную себе на помощь звать.

Заклятье работало. Котёл кипел не напрасно. Ведьма тихо засмеялась, впиваясь ногтями в кору, – она сделала все, как положено, и никто не смог её остановить. Одна, без наставницы, она своим умом дошла до всего, что нужно, сама всё устроила и сама свершила месть.

Долго помнить будут!..

О том, что был миг, когда она готова была принять помощь Тёмного мага и позволить ему погасить котёл, ведьма отчего-то уже не помнила. Как не помнила и того видения, что явил её странный ночной гость, – о том, к чему приведёт исполнение её заклятья.

Откуда-то сзади донёсся тяжёлый вздох, дальний отголосок – словно там рухнули в пропасть пласты земли. Беглянка невольно обернулась. Нарн окутывала ночь, холодная осенняя ночь, беззвёздная и безлунная; ведьма с лёгкостью ориентировалась в непроглядном мраке, и яркая холодная вспышка над восточным горизонтом почти ослепила её. Впрочем, это оказалась отнюдь не обычная вспышка – там, где совсем недавно горел ведьмин костёр и в котле над огнём булькало её варево, – там над лесом, над острыми вершинами елей в небо поднимался столб блеклого беловатого пламени, прозрачного и дрожащего, точно северное сияние.

Всё вокруг озарилось мертвенным бледным светом. Пепельные лучи, точно гибкие плети, обвивались вокруг стволов, они проникали повсюду – и ни одно дерево, ни одна ветка не отбрасывала тени.

Тень оставалась только у покосившейся стрелы Спасителя, до сих пор неведомо как державшейся на крыше часовенки.

Поток белого пламени тем временем поднимался всё выше и выше над лесом, разделяясь при этом на сотни и тысячи тонких отдельных струек – словно целое полчище светящихся змей плыло в тёмной воде. Выше и выше тянулись они, снежно-огненный цветок распускался меж тёмным лесом и ещё более тёмными небесами, оттеняя непроглядность и непроницаемость окружавшей черноты. Едва коснувшись туч, сплошной поток огня разделился, разбился, словно вода о камень: теперь змеи направили свой бег обратно к земле, словно успев высмотреть себе добычу; описывая громадные пологие дуги в медленном падении своём, струи пламени, как никогда, стали похожи на змей: у них появилось даже нечто похожее на вздутые округлые «головы».

Ведьма задрожала. Ни о чём подобном она и помыслить не могла. Никакого свечения, никаких фейерверков её заклятье не предусматривало – по крайней мере, сейчас. Чары сплетены были точно. Она не могла ошибиться. Если, конечно, всё не испортил в последний момент этот самый волшебник, назвавшийся Чёрным магом, – ведьма почувствовала, как вновь поднимается волна ненависти, её она испытала, перекинувшись в пантеру-оборотня, и не забыла тот миг. Ну, если это и в самом деле он… не сносить ему головы, пусть даже ради этого ей придётся прозакладывать свою собственную душу!..

Однако углубиться в сладостные помыслы о мести она не успела. Над самой её головой что-то ярко блеснуло, огненная змея врезалась прямо в кроны дубов, сомкнувшиеся над часовней, пламя потекло вниз длинными тягучими струями, словно вода, скорее даже как пролитая сметана. Голова – ведьма готова была поклясться, что там и в самом деле была голова, с узкими прорезями глаз и чёрной дырой рта, – голова эта, лишившаяся всего остального тела, тем не менее скатилась по ветхой крыше, словно мячик, подпрыгивая и рассыпая вокруг себя снопы холодных белых искр, скатилась – и упала наземь среди старых могил.

И не над всеми из них стоял охранный знак Спасителя…

Ведьма поняла это слишком поздно.

Огненный шар разбился о кладбищенскую землю, старый погост впитал пламя. Ведьму затрясло от смутного ужаса, она и рада была б бежать с этого места, да только куда там! Ноги её не слушались, она не могла даже крикнуть, не говоря уж о том, чтобы творить какие-то защитные заклинания. Да и не было у бедняжки сейчас под рукой ничего из нужных ингредиентов, и не один месяц ушёл бы на их сборы и подготовку…

Земля на погосте вспучилась в нескольких местах. Затрещали, шатаясь, последние из чудом уцелевших крестов. И вот тут-то над чащей и пронёсся тот самый жуткий не то вопль, не то стон, который там, внизу, на пути через болота, и услыхали Фесс сотоварищи.

Могло показаться, что он идёт из-под земли – но нет. Земля стонала, это верно, но точно так же отзывались ей и голые ветки, и морщинистые стволы, и узловатые корни, и даже остатки кладбищенской ограды. Словно всё живое и неживое поняло вдруг, что сейчас должно произойти, поняло и скорчилось, оцепенело, не в силах ни бежать, ни даже отвести взгляда.

Дрожа и судорожно смахивая со лба обильный пот, ведьма ждала чего-то вроде восставших мертвецов (хотя какие мертвецы на этом старом-престаром кладбище, где земля давно уже разъела и доски, и саваны, и кости, не оставив ничего на поживу некромантам); она мнила себя в силах справиться с ними, разумеется, только потому, что самой ей ни разу встречаться лицом к лицу с неупокоенными не приходилось.

…А потом белый огонь внезапно выплеснулся из-под земли, высветил безжалостным светом очертания старых могил, на мгновение перед оцепеневшим взором ведьмы появились даже надгробные знаки, свежие, словно только что вытесанные – оказывается, и у вещей могут быть призраки, – снежно-голубоватые лучи скрестились на тёмных стенах полуразрушенной часовни, и в следующий миг за чёрным провалом рухнувшей двери ведьма услыхала тяжёлые шаги.

Рвущийся из-под земли свет охватывал её, словно частой сетью, вливался в вены горячим ядом, кружил и дурманил голову, и ведьме начинало казаться, что она поднимается высоко-высоко в воздух, над затенёнными окраинами Нарна, и взорам её открывается вся граница, она видит и Кривой Ручей, и поля вокруг деревеньки, и тянущиеся через осенние хляби узкие, разбитые просёлки… и что она видит множество белых пятен, не то фигур, не то ещё чего-то, медленно ползущих со всех сторон к обречённому человеческому жилью.

В том, что к именно обречённому, ведьма отчего-то нисколько не сомневалась.

Какие силы вызвали к жизни эти создания? Что им надо? Что их влечёт к тому же Кривому Ручью? – ведьма продолжала задавать себе эти вопросы, на которые в первую же секунду без запинки ответил бы любой некромант – разумеется, в те времена, когда этот цех был куда более многочисленным.

Видение даже оттеснило её собственный страх.

Видение! Ну да, конечно же! Он показывал ей то же самое, тот самый волшебник, странный некромант, предлагавший ей присоединиться к нему в его странствиях!..

Ведьма содрогнулась – она вспомнила всего лишь часть увиденного, но и этого было ей вполне достаточно.

Дура, дура, почему же она не согласилась, почему не дала ему погасить костёр и уничтожить содержимое котла?..

Нет. Теперь уже поздно. Кажется, ей осталось только одно.

Исправить содеянное.

Она попыталась взять себя в руки, отогнать страх, унять дрожь в коленках. Как-никак она ведьма, она сплела могущественное заклинание, и негоже ей уступать без боя.

Однако ужас не замедлил вернуться, когда наваждение схлынуло, и ведьма вновь увидала себя возле старой полуразрушенной часовенки – и услыхала тяжёлые шаги неведомого существа во тьме за чёрными стенами.

Это было уже больше того, что она могла вынести.

И она закричала.

– Всем стоять. Всем стоять, – словно заклинание, повторял Фесс, хотя все и так застыли подобно изваяниям – как будто сейчас это могло помочь! Тишина в ночной чаще достигла апогея, отзываясь болезненным звоном в ушах. Ничто не двигалось, не шевелилось, не слышно было ни хруста веток, ни грузных шагов неведомого чудища – за неимением, собственно говоря, этого самого чудища. Фесс ясно ощущал где-то впереди, совсем рядом, присутствие чужой и мёртвой силы – но мёртвой совсем не в том смысле, к которому он привык, и сказать, кто это такой или что такое, некромант бы не смог при всём желании. Он перебрал в уме имена всех известных ему обитателей мрака – ни одно не отозвалось, что, впрочем, его нисколько не удивило. Уж если эта деревенская ведьма оказалась в состоянии вызвать Дикую Охоту…

Потому что след вёл к ведьме, и ни к кому другому. Холодная кровь Дикой Охоты росчерком легла на покосы и пажити северного Эгеста, и след закончился здесь, у кипящего чёрного котла.

Именно ей, саттарской ведьме, предстояло ответить за мученическую смерть Ирдиса Эваллё и, самое главное, за нарушенное Фессом Слово некроманта. Некроманта, взявшего под свою защиту беглеца и не сумевшего его защитить.

И, похоже, сейчас готово было рухнуть и второе Слово, столь опрометчиво данное им саттарской ведьме.

Прадд и Сугутор, как всегда, держали оружие наготове, хотя ясно было, что сейчас оно не понадобится. Страх и ненависть ведьмы вызвали к жуткому подобию жизни такие силы, которым нипочём даже заговорённая сталь.

Неупокоенного, зомби или скелет, в конце концов, можно искрошить топором на мелкие кусочки, и на какое-то время это поможет; можно наложить чары на лезвие меча, и простое железо станет рубить призраков не хуже, чем обычную плоть; но тут, чувствовал Фесс, на поверхность вырвалось нечто хуже призраков или обитателей могил. Здесь, похоже, не действовали обычные правила и законы классической некромантии. Фесс не отступил перед костяными драконами, но тогда он знал, что и как нужно делать. Здесь, в ночном лесу, чувствуя медленное приближение неведомого существа, наделённого могущественной истребительной мощью, единственное, что мог сделать некромант, – собрать в кулак все силы, надеясь, что тварь не выдержит состязания в чистом волшебстве. Здесь было не до утончённых трансформ. Кто дрогнет первым, тот проиграл. Ставка – четыре жизни, а если быть точным, то несколько сотен жизней – всех обитателей Кривого Ручья и близлежащих хуторов.

Молодой маг Воздуха, Эбенезер Джайлз, разумеется, не имел ни выучки орка с гномом, ни их железной выдержки.

– Некромант… Некромант!.. Что делать, некромант?! – Голос волшебника дрожал и срывался.

– Молчи, дурак! – рявкнул Прадд, не выказывая и малейшего пиетета к званию полноправного мага.

Но было уже поздно. Словно тот, неведомый и невидимый враг, дотоле пребывавший в неуверенности, понял наконец, где его истинный противник.

Саттарская ведьма тоже была где-то поблизости, натравливала своего пса, не сомневался Фесс.

Как известно, страшит только неведомое. Стоит увидеть врага в лицо – и ужас отступает перед яростью и жаждой жизни. Встань сейчас против Фесса даже самое кошмарное порождение чёрных преисподен, но встань лицом к лицу, во плоти – он принял бы бой с радостью, подобно избавлению от пытки ожиданием.

Но тварь в чаще, похоже, прекрасно понимала, что раньше времени на глаза противнику показываться не стоит. Фесс внезапно ощутил резкий и болезненный укол, затем ещё один и ещё – в нём словно бы эхом отзывался каждый шаг этого существа.

Было в нём нечто схожее с той серой крылатой бестией, что убила Ирдиса…

– Некромант! Некромант! – Эбенезер вновь не выдержал, задёргался, забился, бестолково размахивая обломками посоха святого Ангеррана. – Это он! Он! Ангел Смерти! Судящий и карающий! О Спаситель, отврати от нас шаги яростного раба твоего…

Джайлз упал на колени, принявшись громко, в голос, молиться.

Мрачное лицо Сугутора исказилось бешенством. Топор взлетел в воздух, казалось, гном решил покончить с несчастным Белым волшебником одним взмахом железа – Прадд еле успел перехватить руку друга.

– Вставай, маг! – загремел орк, встряхивая молодого волшебника, словно мешок с трухой. – Вставай! Умрём, как подобает мужам! Не покажем спины!..

Героические слова орка куда лучше подошли бы какому-нибудь скальду-сказителю с Волчьих островов; здесь, увы, места для подвигов не оставалось. Погибать они не имели права, отступать – тоже. Им оставалось только победить.

Но вот кого и, главное, – как?..

Что-то мелькнуло на гребне тёмного холма, словно стремительное трепетание белого плаща меж повитых мраком стволов. Ледяной взгляд твари отыскал глаза Фесса, впился в них, словно вампир в шею добычи; и, содрогаясь до самых глубин своего существа, некромант не мог не поразиться чуждости своего неведомого противника. Откуда тот взялся, что представлял собой, как и чем мог сражаться – Фесс не знал ничего.

Наверное, такое случается на арене, когда опытному бойцу завязывают глаза и выпускают против него толпу юнцов, вооружённых кто чем. Но, в отличие от Фесса, слепой боец может по крайней мере сражаться, ориентируясь по звуку, – у некроманта не оставалось и такой возможности.

Тварь медлила. Казалось, она наслаждается видом угодивших в ловушку врагов.

А потом… нет, это был не напор грубой силы, не истребительное пламя, рушащиеся камни или что-то ещё подобное. Фесс ощутил мгновенное, лёгкое касание невидимого ледяного клинка, остриё медленно прошло вдоль его горла, словно лишний раз показывая – ты в моей власти, жалкий человечишка. Вся твоя магия – ничто против меня. Заточение длилось слишком долго, и теперь-то я рассчитаюсь за всё…

Фесс не сразу понял, что он слышит мысли своего врага, точнее – обращённую к нему беззвучную речь твари.

Кто это был? Неведомый Тёмный маг, давным-давно потерявший человеческий облик, и в самом де-ле зайдя слишком далеко по дороге служения одному лишь себе и настигнутый в своё время Инквизицией? Или ещё более древний страх этих мест, конец кровавым злодействам которого положила меткая эльфийская стрела?..

Ледяной меч, издеваясь, скользил вдоль горла, и Фесс замер, не в силах пошевелиться. Одно движение, даже не движение – и он труп. Оружие врага невидимо, Прадд с Сугутором во все глаза смотрят на мэтра, не понимая, как близок их мэтр к полному и окончательному поражению.

Тварь совершенно правильно вычислила самого опасного противника. И совершенно справедливо не обратила никакого внимания на громко, истово молящегося Эбенезера. Но, как оказалось, напрасно.

Маг Воздуха по-прежнему дрожал от страха всем телом, однако – не без помощи того же Сугутора – всё-таки сумел подняться на ноги. В руке волшебник судорожно сжимал верхнюю половину посоха преподобного Ангеррана – посох, как ни странно, источал сейчас мягкий голубоватый свет, словно небо ранним солнечным утром. Запинаясь и заикаясь, Джайлз начал во весь голос читать молитву об изгнании зла, чертя при этом в воздухе священный Знак Спасителя – посох оставлял за собой постепенно тающую огненную дорожку.

Никогда ещё доселе Фесс не видел творимых магией Спасителя чудес, если, конечно, не считать таковыми деяния славного нашего отца Этлау в деревеньке Комары. Но на сей раз – увидел.

Нет, обломки посоха не извергли из себя пламя, с небес не снизошли блистающие рати Спасителя, и вообще на первый взгляд ничего не случилось – только от горла Фесса отодвинулся ледяной меч, и разошлись железные тиски, туго стянувшие сердце.

Сверху, из-за деревьев, раздался глухой вой, полный ярости и боли. Что сделало заклинание-молитва Джайлза, Фесс гадать не стал. Он просто ударил туда, где скрывался враг, ударил испытанным оружием некромантов, которое сам, впрочем, ещё ни разу не пускал в ход, потому что эти чары отнюдь не относились к числу тех, что можно пускать в ход, не опасаясь последствий.

Конечно, некроманту в какой-то мере подвластна, подобно стихийным магам, разрушительная мощь первоэлементов. В Арвесте Фессу удалось пробить дорогу своему отряду, заставив врагов стареть и умирать стремительно, словно проживая десятки лет в считанные доли секунды. Но и стихийная магия, и использованная Фессом некромантия хороши против обычных противников, из плоти и крови, пусть даже плоти давным-давно мёртвой. Разумеется, призраки и духи тоже получили бы своё, попытайся они преградить дорогу Чёрному магу, но то – известные призраки и духи, с которыми ясно, чем и как бороться. Существо на гребне холмистой гряды не походило ни на что описанное в «Анналах», и Фессу, несмотря на боль отката, пришлось пустить в ход чары, рвущие саму тонкую плоть призрака, неважно, как и почему возникшего.

Смерть, распад и разрушение – всеобщи и универсальны. Жизнь, сотворение и созидание – единственны и неповторимы в каждом отдельном случае. Гораздо легче обрушить в пыль кажущиеся несокрушимыми крепостные стены, чем покончить раз и навсегда даже с самым захудалым призраком, обладающим способностью проникать сквозь незаговоренные стены и нырять под землю.

Заклинание, использованное Фессом, не требовало ни сложных ритуалов, ни внимательного изучения древних авторов, ожидания должного расположения звёзд и тому подобного. Оно не относилось даже к роковой магии крови. Просто некромант сам на какое-то время умирал, посылая вперёд свой бесплотный дух, бестелесную сущность, которую верящие в Спасителя именуют «душой».

Просто умирал…

И дух мёртвого волшебника стягивал к себе все силы умирающих в этот миг вокруг него существ – любых, от человека до муравья или слепого червя. Инквизитор Этлау напрасно обвинял Фесса в том, что он, Фесс, якобы пирует, точно вампир, среди кровавой битвы – ах, если бы это было так! Каждая принятая капля Силы отзывалась мучительной отдачей, тем самым откатом, который и делал мир Эвиала столь непохожим на остальные в плане действия магии.

Фесс ещё успел услыхать вырвавшееся у Сугутора полное ужаса «Мэтр!», прежде чем мир вокруг него на мгновение встал на дыбы и вновь опустился на привычное место. Тёмная чаща исчезла. Некромант вступил в Серые Пределы, где безраздельно властвовала Она – о, нет, отнюдь не Западная Тьма, а смерть, простая и понятная смерть, ожидающая в конце жизненного пути каждое чувствующее существо.

Теперь некромант видел вокруг себя не просто деревья, холмы и камни – он видел то, что в свой черёд вступит в Серые Пределы – да-да, даже камни не бессмертны, они переживут бессчётные поколения людей и им подобных, но наступит и их черёд – придорожный валун рассыплется мелким песком, и дух камня уйдет навсегда.

Всё вокруг Фесса медленно умирало. Сосны и ели, трава, мох, кусты – всё. Гибли в вечной бессмысленной борьбе за лишний миг существования мелкие жуки, растения беспощадно душили друг друга сплетающимися корнями, даже могучие лесные исполины, корабельные сосны, непримиримо сражались друг с другом за лишний солнечный луч, за лишнюю каплю земных соков; вся природа, великая, многоголосая и беспощадная, полна была в тот миг (как и всегда) и рождений, и смертей. Вечен и неизменен этот круговорот, покуда горит солнце в небесах; но Фесс мог использовать как оружие лишь силу распада и разрушения. Не слишком-то весело, но таков путь некроманта, ибо кто укротит рвущуюся на волю чудовищную и слепую силу, заключённую в мириадах и мириадах малых смертей?..

Несложно заставить умереть раньше срока обычную человеческую плоть. Проделать то же самое с призраком невозможно, он не знает, что такое старость, и естественным путём истает лишь через много-много веков. Фесс ударил иным – силой миллионов смертей, бессловесного отчаяния и горя, заключённого в простиравшемся вокруг него мире. Конечно, извлечь си-лу посредством жестокого кошачьего гримуара гораздо проще, но…

Отдача почти что погасила сознание. Фесс не имел права на промах, потому что второго удара нанести бы не смог, и никакие «из последних сил» тут уже бы не помогли.

Они ударили одновременно, он и неведомая тварь, не то созданная чародейством ведьмы, не то вырвавшаяся из какой-то вековечной темницы, что лежит вне пределов обычного мира живых.

Плоть Фесса сейчас умирала в Эвиале, душа покинула тело, вкладывая всё, что имела, в этот один-единственный удар. То, чем встретил его атаку враг, вкупе с отдачей, откатом заклинания, швырнуло сознание к самым границам жизни, и разрушение смело защитные барьеры обыденности, и уже не Фесс, не его дух, но то, для чего не подобрали названия даже сами некроманты минувших веков, встретило в этот миг взгляд самой Вековечной Тьмы.

Это было почти как во время Арвестской битвы, только ещё хуже, гораздо хуже.

«Ну вот видишь, – сказала Тьма, глядя на заметавшуюся перед Её величественным бесконечным троном жалкую крупинку сознания, – видишь, как оно всё обернулось? Ты сам пришёл ко мне, потому что я изначально права. Из меня всё вышло и в меня же и возвратится. Вечен круговорот, о дерзкий дух, вечен круговорот силы и памяти, и никому, даже богам, о которых любят рассуждать смертные, не разорвать этой великой, не ими скованной цепи. Я никого не принуждаю, это только в сказках мне приписывают неутолимую алчность и злобу. Когда ты придёшь ко мне, мы управим этот мир вместе, ко всеобщему благу…»

Кажется, он – или то, что оказалось в тот миг перед очами вечной владычицы, тем не менее сумело ответить чем-то вроде: «А как ты будешь судить о всеобщем благе? И нужно ли это твоё благо тем, кто живёт на тварной земле? И почему ты стала судить о таких вещах? И зачем тебе сдался именно я?..»

«Сколько вопросов, – ответила Тьма. Она не усмехалась – она не умеет ни смеяться, ни злиться, она просто есть, и этим всё сказано. – Хорошо же, слушай. Я могу вернуть тебе память, и тогда тебе многое станет ясно. Во мне – океаны сознаний. Все они стали мной, я стала ими. Они есть я, и я есть они. Не понимаешь? Не беда, в своё время поймёшь. Эвиал – мир, где я не могу оставаться сама собой. Мне приходится действовать. Но у Тьмы нет ни рук, ни ног, и вся моя мощь обречена до поры оставаться скованной. Ты – мои руки и мой меч. Конечно, если б ты оказался во мне, это сильно облегчило бы дело, но… я никого не неволю и не принуждаю. Ты должен принять это решение сам!»

«Ты не ответила!»

«Я не сужу. Этим занимается то, что живущие часто называют Светом. Просто моё бытие требует действия. Этот мир – моё вместилище. И я не могу допустить его разрушения».

«Разрушения? О чём ты говоришь?»

«О том, что в громадной совокупности миров и пространств, которое владеющие силой называют Упорядоченным, множество сил и множество воль. Я, Тьма, всего лишь одна из них. Большинство из этих сил не имеет ничего общего с привычными людям Тьмой и Светом. У этих сил вообще нет цвета, если ты понимаешь, о чём я говорю. Ты сам можешь судить об этом – по тому, что вырывается сейчас в мир и с чем тебе приходится сражаться. А потому…»

Трудно сказать, о чём ещё бы поведала Тьма, но в этот миг словно чья-то исполинская рука грубо рванула сущность Фесса обратно, к косному миру, где лежало его тело, бессильно рухнув на руки друзей.

– Получилось! – ворвался в уши срывающийся голос. Кажется, Джайлз?..

– Получилось, господин гном! Получилось! Он сейчас очнётся!.. Не были бы вы так любезны убрать… э-э-э… ваш достославный топор от моей шеи?..

Фесс открыл глаза. Он не чувствовал своего тела, не мог пошевелить ни рукой, ни ногой, пока что ему повиновались только веки.

Над ним склонялись встревоженные лица орка и гнома. Рядом на коленях стоял Эбенезер, болезненно потирая ладонь – обломок посоха Ангеррана Эгестского аж дымился от брошенной в бой мощи. Да, не так прост ты, парень, как, наверное, сам думаешь…

Он знал, что сейчас придёт разрушительная боль, оставшаяся от безоглядно сотворённого заклинания. Тело было полно этой боли. И, когда он полностью придёт в себя, эта боль начнет рвать и ломать его, точно свора диких медведей.

Но сейчас его взор, ещё не полностью очистившийся от магии, неудержимо скользил дальше, вдоль по склону, вверх, туда, где столкнулись две волны волшебства – его собственного и того, что враг успел выплеснуть ему навстречу.

Там, где столкнулись противоборствующие силы, на первый взгляд не произошло ничего особенного, но деревья обратились в чёрные невесомые пепельные тени, точно их пожрал какой-то невидимый огонь. Трава на склонах, даже камни у кромки болота – всё стало тенями, всё ушло в Серые Пределы, оставив здесь, на земле, лишь бледные отражения не плоти даже – навсегда погибших духов…

Два незримых меча столкнулись и разлетелись облаком осколков, каждый не больше пылинки, отравляя и умерщвляя всё вокруг себя.

Фесс ясно видел теперь и покосившуюся часовню, и вспученную землю на древнем погосте, и следы врага – оголодавшего и страшного и в самом деле выпущенного на волю ведьмой, а теперь – тем же ударом вбитого, вмятого обратно, закупоренного и запечатанного, но при этом отнюдь не уничтоженного. Отзвуки нечеловеческих проклятий слабо доносились до Фесса, и он поспешно отклонил слух – нельзя прислушиваться к такому, давать плоть чужому чародейству…

Ох, надолго же будет проклято это место! Ох, недобрые дела станут твориться здесь лунными ночами, когда будут на время слабеть оковы невидимой темницы! Страшна была судьба погребённого, пока он ещё ходил по земле, но троекратно страшнее – та мука, что он испытывает сейчас.

Впрочем, поделом. Фесс не ощущал раскаяния.

Так, понятно, с этим справились, от одного отбились. А ведьма-то у нас где?!

Немой вопрос повис в воздухе. Казалось, считанные мгновения занял безмолвный поединок – но чародейка успела-таки скрыться.