"Пути Абсолюта" - читать интересную книгу автора (Дугин Александр)

Глава VII. СИМВОЛИЗМ

Метафизическая логика Традиции определяет сам метод познания, равно как и инициации. Основным и центральным элементом гностической и инициатической практики является "символ".[44] «Символ», от греческого «symbolon», этимологически означает "приведение к единству", т. е. "приведение вещи к ее сущности". Можно также сказать, что идея «символа» — это идея трансценденталистского отношения к реальности, которая и в целом и в своих деталях является не самотождеством, а лишь указанием на нечто иное, нежели она сама.

Под символом Традиция понимает не некоторый специальный предмет, призванный служить отличительным знаком, но всякую вещь вообще. Однако, несмотря на то, что всякая вещь может служить символом запредельной по отношению к ней реальности, как правило, наиболее употребительными бывают те вещи, которые являются самыми простыми и связанными с идеей центра, полюса данного уровня. В принципе, предельно простые символы и символы полюса совпадают, т. к. наиболее простой является центральная фигура конкретного метафизического плана, и, наоборот, наиболее центральной — наиболее простая. В этом проявляется основополагающая логика инициации, всегда состоящей из двух этапов: 1) реализация центра данного плана; 2) выход через этот центр в иной план. Также и символ вообще, указуя на иной, по отношению к данному, уровень, несет в себе два смысла: 1) обозначает центр и 2) то, что находится за ним, с обратной стороны. Иными словами, стараясь описать некую реальность, принадлежащую к более высокому модусу онтологии или метафизики, нельзя миновать обращения к полярному символизму, т. к. все выходящее за конкретный уровень реальности соприкасается с иным уровнем через свой центр, сквозь который проходит великая ось мира. Итак, оба аспекта любого символа могут быть соотнесены с центральной точкой данного плана и через нее с плоскостями иных уровней бытия.

Исходя из этой логики, можно утверждать, что каждый конкретный план реальности есть развернутый символ его центра, его полюса. Чем проще качество элементов этого плана, тем ближе они располагаются к полюсу. Это можно увидеть даже в самих природных условиях земных полюсов, где, в отличие от средних широт, царят законы простоты и ясности — белые льды, синее небо и красное солнце, где крайне редки сложные, комбинированные формы и существа, пейзажи и предметы. Следует, однако, всегда учитывать возможную сложность и многоступенчатость самого полярного символизма. Полюс планеты указывает на полюс планетарной системы — солнце, а само солнце указывает на полюс галактики и т. д. При этом важно учитывать, что истинный полюс плотного мира (а именно о нем в данном примере идет речь) не принадлежит, строго говоря, этому миру — равно как и математическая точка, будучи составляющим элементом плоскости, не имеет площади (т. е. качества, определяющего плоскость) или, иными словами, этого полюса нет нигде, он сам принадлежит миру принципа, и все существующие полюса являются лишь символами этого истинного полюса.

Тот же порядок рассуждений применим к иным мирам, т. к. все в онтологии и метафизике является не более чем символом, указующим на абсолютно иное. Так, мир тонких форм (бхувас) есть развернутый символ его центра, который чаще всего в индуизме (да и в других традициях) представляется мировым яйцом или яйцом Брахмы.[45] Это яйцо часто изображается плавающим на поверхности мировых вод, что подчеркивает его фиксированность в мире вибраций и динамики тонких сил, столь характерных для гуны раджас (гуны среднего мира, бхувас). Можно также сказать, что, если плотный мир (бхур) символизирует пространственный полюс, то тонкий мир (бхувас) — временной полюс, в полном согласии с характеристикой двух гун, лежащих в основе двух нижних миров трибхуваны: тамас (гуна бхур) означает инерцию и неподвижность, а раджас (гуна бхувас) — подвижность и быстроту.

Что же касается полюса времени (т. е. яйца брахмы), то он тождественен точке вечности или тому сакральному «месту», где «боги» вселенной пьют сок сомы, амриту, напиток бессмертия. Это — начало мира неба (свар), т. е. мира, основанного на субстанции гуны саттва. Сам мир свар — это сущностно мир вне пространства и вне времени (или других типов длительности). Но именно его символизируют в различных аспектах два низших мира: один — имитируя материально фиксированность духа, другой — психически — его быстроту.

Но и в мире свар есть символизирующее и символизируемое. Символизирующее здесь — это полнота духовного интеллектуального света, заполняющего небо, а символизируемое — это темный свет чистого бытия, полюс неба, которому поклоняются и которого славят небесные сущности: гандхарвы в индуизме, ангелы в христианстве, исламе и иудаизме и т. д.

Однако и чистое бытие (сат), будучи первым онтологическим принципом, есть не что иное, как символ, символ чисто трансцендентного, абсолютно иного. Причем здесь зазор между символизируемым и символизирующим метафизически является наибольшим, т. к. между чистым бытием и абсолютно иным, которое оно символизирует, лежит непроходимая, гигантская бездна небытия.

Таким образом, в конечном счете, весь многосложный символизм реальности прямо или косвенно указывает на абсолютно трансцендентное. В принципе, логика символизма может быть сформулирована следующим образом: никакая вещь, включая чистое бытие, не равна сама себе, т. к. она несет в себе, дополнительно к имманентному самотождеству, еще и указание на иное, нежели она, причем на просто на количественно другое (но принадлежащее к тому же уровню), но на качественно иное, превосходящее не только саму форму вещи, но и весь уровень ее онтологической подоплеки, весь бытийный фон, из которого она соткана. Идея символа проявляется в формуле: "вещь = вещь + нечто еще", т. е. в формуле нетождества реальности самой себе. Брахманическая традиция Индии выражает это во фразе: "я есть то" (имеется в виду "не-это"), фразе, фундаментальной и принципиальной для всего индуистского мировоззрения, более того, для метафизики в целом. Этот же принцип трансцендентности в христианстве запечатлен в евангельской истине: "Царство мое не от мира сего", а в греческой традиции — в знаменитых словах Пиндара: "Ни сушей, ни морем не сможешь ты найти дорогу к гиперборейцам".

Сфера символов столь же велика, как и вся реальность, однако, будучи лишь развертыванием символизма полюса, она однозначно центростремительна в отличие от реальности, которая в себе несет и центростремительные и центробежные тенденции. В символе реализуется переход от количества к качеству, от множественности к единству, от периферии к центру. Поэтому можно сказать, что, несмотря на всю необъятность возможного символизма в нем наличествует (и определяет его) логика упрощения реальности, сведения ее к ее единому полюсу. Это означает, что существуют такие символы, которые являются основополагающими, и именно к ним сводятся и из них проистекают все остальные более сложные и развернутые варианты.

Наиболее фундаментальными и изначальными символами являются символы центра, периферии и линии их соединяющей (т. е. луча или отрезка). Метафизически им соответствуют определения: иное, это и путь (от этого к иному и от иного к этому). Геометрически — точка, окружность и радиус. В сакральной лингвистике: гласные А — V(O) — I. В ряду чисел: 1, 2 и 3 или 0, 2 и 1 (в зависимости от ряда /I/ или /II/). Алхимический символизм определяет их как серу, ртуть и соль,[46] а индуистская традиция — как Вишну, Брахму и Шиву и т. д.

Геометрическое представление является наиболее наглядным из всех:

В сущности, все фигуры телесного мира состоят из модификаций этих трех составляющих. Однако их значение фундаментально и для всей структуры проявленности в целом.

Точка — основа пространства. Но она не дана сама в себе эмпирически. Ее развитием является континуальность окружности таким образом, что субстанция проявленности континуальна и округла. (Здесь уместно вспомнить о платоновском представлении вселенской души как сферы). Таким образом, телесное (а также тонкое) бытие дается существам, в нем пребывающим, всегда как континуальность и периферия, т. к. дисконтинуальность всепорождающей точки делает ее вынесенной за предел, отсутствующей в некотором смысле. Если бы имманентное бытие было самодостаточным и самотождественным (что является само по себе метафизически абсурдным допущением), его высшим и основным символом был бы круг без центра, а его геометрическим содержанием — совокупность самых разнообразных дуг. Но поскольку это не так, имманентная периферия континуальной окружности полагает в своем истоке нечто иное, нежели она сама, т. е. дисконтинуальную точку полюса. Но коль скоро эта точка «положена» (пусть идеально или теоретически), возникает совершенно новое геометрическое (и онтологическое) явление: радиус, отрезок прямой или луча, отмечающий ориентацию континуальной периферии к этой пред-"положенной" центральной точке. Без этого пред-положения о «несуществующем» имманентным образом центре прямая или радиус просто не могут появиться. С другой стороны, радиус, проведенный от центра на какое-то расстояние, образует другую точку, вращение которой вокруг полюса, порождает саму окружность.

Мы можем рассмотреть геометрический символизм точки, окружности и радиуса как со стороны периферии (радиус возникает из потребности окружности в центре), так и стороны центра (радиус возникает как инструмент центра для создания периферии). Таким образом эти три фигуры — точка, окружность и луч (радиус) — фактически заключают в себе архетип всякого онтологического явления как наличного, так и принципиального. В мире непроявленных принципов мы можем соотнести символ окружности (вместе с центром и радиусом) с самим чистым бытием или, точнее, с его изначальной троичностью — сат-чит-ананда. Здесь сат (само бытие) — это центр, чит (мысль) — радиус, а ананда (красота) — окружность.

В пракрити эти три символа соответствуют трем гунам: саттва — точка, раджас — прямая, тамас — окружность. В мире свар: точка — содержание буддхи (интеллекта), радиус — сам буддхи, окружность — совокупность интеллектуальных потенций (или "верхние воды" Библии). В мире бхувас, точка — яйцо Брахмы, луч (радиус) — дживатма или живая душа (живое "я"), а окружность — прана, энергия, являющаяся субстанцией тонкого мира. И, наконец, в мире бхур точка — это полюс, Вайшванара; радиус — тела или плотные формы (индивидуумы трех царств, «минерального», «растительного» и «животного», как называла их герметическая традиция), а окружность — материя телесного мира, количественная материя, materia signatae quantitae.

К этим трем принципиальным элементам всякого символизма можно свести всю совокупность возможных комбинаций — фигура круга с центром и радиусом или диаметром (как геометрическое выражение этой идеи) является самым универсальным и самым изначальным из символов. Все, связанное с прямой линией (радиус), таким образом, в символическом комплексе, приобретает характер связи, срединности, соединения. Все, связанное с кривой, напротив, символизирует удаленность от принципа, отъединенность, дальность. Что же касается точки, то чаще всего она не выступает в символизме самостоятельно и как бы скрывается за символом прямого луча, противостоящего кривой периферии. И это совершенно логично, т. к. полюс всегда трансцендентен и проявляется только косвенно, через нечто отличное от себя самого. В этой перспективе можно сказать, что в рамках проявленного бытия (трибхуваны) точке соответствует небо, сверхформальная манифестация (в буддистской доктрине это называется «арупа-лока», "бесформенный мир", что подчеркивает отсутствие формы — подобно тому, как точка полюса отсутствует в плоскости); радиус — атмосфере (бхувас), а окружность — земле (бхур). Здесь промежуточный мир соотносится с линией радиуса, который служит мостом между небом и землей. Промежуточный характер символа радиуса проявляется еще и в том, что взятый отдельно, он представляет собой отрезок прямой

или, т. е. часть линии, ограниченной с двух сторон: один конец соответствует центру, другой — периферии. Итак, окружность

, радиус и точка. описывают полноту метафизических возможностей на геометрическом уровне.

Следует заметить, однако, что, строго говоря, эти элементы действительно применимы лишь к описанию двух низших миров, бхувас и бхур, тогда как в интеллектуальном мире и в области непроявленных принципов мы можем говорить лишь об аналогии, и особенно по той причине, что периферия в этих высших метафизических регионах никогда не действительна, а это означает, что точнее всего было бы представить «фигуры» этих сфер как точки, содержащие в себе окружность и радиус лишь как возможность. Хотя, естественно, эти точки — чистого бытия, принципиальной природы и первоинтеллекта — качественно настолько различаются между собой, что онтологическое «расстояние», отделяющее их друг от друга, намного превышает «длину» символического радиуса какой угодно внутрионтологической окружности. Кроме того, фигура окружности, точки и радиуса — это форма даже в сверхгеометрическом смысле, поэтому она может быть применима лишь к миру форм (т. е. к атмосфере и земле, бхувас и бхур). И более того, эта форма тождественна самой форме форм, принципу всего формального проявления. И тем не менее, мы можем говорить, отталкиваясь от этого символизма, и о высших сверхформальных уровнях, при том условии, что мы отдаем себе отчет в ограниченности такого уподобления, в его «аналогии». Поэтому там, где ниже речь пойдет о перспективе «внутрипериферийной», свойственной взгляду, ограниченному только областью одной окружности, следует относить это, в первую очередь, именно к двум низшим мирам трибхуваны, где иллюзия отдельности периферии действительно может (и должна наличествовать), коль скоро радиальное расстояние здесь не только принципиально и потенциально, но и действительно.

Первым усложнением изначального символического комплекса будет рассмотрение отрезка центр-периферия в удвоенном виде, т. е. как диаметра. Фигура, полученная таким образом, ничего не меняя в качестве и форме элементов, тем не менее, дает нам новый образ —

(или

), несущий в себе дополнительные оттенки. Здесь мы уже имеем дело не только с чисто метафизическими категориями — центр, периферия и связь между ними, взятыми одновременно и принципиально, но с их развитием, т. к. в новом символе уже намечены не 1, а 2 точки периферии (окружности), причем противоположные относительно центра. Это означает, что мы переходим от рассмотрения обязательного и прямого соотношения любой точки окружности с ее полюсом, к особой окружности, на которой выделены две разные точки, находящиеся друг с другом в отношениях противопоставленности. Этот символ или может быть рассмотрен как развертывание идеи порождения центром периферии и возврата периферии к центру: в таком случае одна половина диаметра будет означать порождение, а вторая — возврат, при том, что полуокружности, полученные посредством диаметра из единой окружности, отождествятся с самим процессом развития. Развитие здесь представляется в виде полуокружностей

и

, поскольку оно никогда не является строго говоря замкнутым, т. е. бесконечным. Его конец и его начало никогда не совпадают друг с другом. Это можно описать символически как результат воздействия радиуса на псевдозамкнутость окружности: радиус как бы размыкает окружность, делает из нее дугу — или, утверждая самим фактом своего наличия верховенство центра. Иными словами, знак или есть удвоение знака

или

, т. е. символа возникновения периферии из центра

(начало и продолжение) и нового поглощения центром периферии

(+ =

). Здесь следует особенно подчеркнуть, что окружность в реальности не только не замкнута, но точки ее начала и конца противоположны в рамках периода развития. Этому соответствует векторная разнонаправленность двух половин диаметра в нашем символе, т. е. противоположность радиуса «порождения» и радиуса «возврата» (

или

). Точка окружности, находящаяся на конце радиуса порождения, качественно наиболее «близка» к точке центра — она является ее "образом и подобием". И напротив, точка окружности, лежащая на конце радиуса «возврата», качественно наиболее «далека» от точки центра, т. к. развитие, рассматриваемое само по себе и без прямой корреляции с полюсом (т. е. развитие «автономное», не совпадающее ни с «порождением» истоком, ни с «возвратом» к истоку), имеет только одну перспективу — перспективу упадка, деградации и инволюции, которые возрастают по мере удаления периферии уже не от центра, но от точки периферии, непосредственно «порожденной» центром, т. е. от верхней точки окружности на пересечении ее с диаметром.

Такая форма символа не случайно предполагает удвоение полуокружности (

, + =). Дело в том, что всякое развитие, с метафизической точки зрения, относительно, и поэтому, несмотря на необходимость рассматривать его как упадок, в перспективе, свойственной самой периферии, в этом же развитии должно наличествовать и нечто, компенсирующее, уравновешивающее деградационный характер процесса. Так, вторая половина окружности, разделенной диаметром или, должна символизировать тождественное развитие периферии, только взятое в противоположном направлении. Если в первой половине верхний радиус был радиусом «порождения» и «нижний» — возврата, то во второй полуокружности

перспектива переворачивается, и радиус «возврата» переходит в радиус «порождения» и наоборот. Этот параллелизм метафизически необходим, т. к. на перспективу «внутрипериферийную» всегда накладывается перспектива «полярная», образуя тот комплекс сочетания континуального (непрерывного) — чистая периферия — и дисконтинуального (прерывного) — свойство полюса, который характеризует большинство метафизических и все онтологические уровни.

Континуальное — это имманентное, взятое в самом себе, вне какой-либо связи с трансцендентным истоком. Поэтому наиболее абсолютной непрерывностью в рамках онтологии обладает пракрити, природа. Это подчеркнуто и в самом термине «гуна», характеризующем эту универсальную природу, т. к. санскритское «гуна» дословно означает «натяжение», и иногда Веданта рассматривает все три мира трибхуваны (универсальной проявленности) как три степени натяжения одной и той же нити или ткани: тамас (и мир бхур) — предельно тугое натяжение, раджас (мир бхувас) — ослабленное натяжение, и, наконец, саттва (мир свар) — полное отсутствие инерциального сопротивления субстанции, незакрепленная и ничем не связанная нить (к этому, кстати, относится и евангельское высказывание — "Дух Божий веет, где хочет"). Но во всем этом важно подчеркнуть непрерывность трех миров по отношению друг к другу, что и делает возможным их претворение один в другой (конверсию), о которой Пураны говорят: "И превратил творец тамас в раджас, а раджас в саттву".[47] Мы можем охарактеризовать природную непрерывность как свойство «внутрипериферийной» перспективы, т. к. природа-пракрити и есть в онтологии периферия по преимуществу. Это свойство континуальности особенно детально подчеркивалось египетской, а позднее герметической традицией, основывавшей на нем фундаментальные практики внутриприродных превращений — трансубстанциаций. Не даром основная задача алхимии формулируется следующим образом: "Сделать фиксированное летучим, а летучее фиксированным", т. е. за счет периферийной гомогенности природы превратить "худшее в лучшее", "свинец в золото" и т. д.

С другой стороны, прерывность — это свойство центра, точки. Именно благодаря ей в онтологии утверждается превосходство трансцендентного. Прерывность показывает несамодостаточность проявленного, его ограниченность. Она негативным образом открывает иное по отношению к данному, т. к. в этой прерывности, в разрыве однородного плана выявляется влияние качественно потустороннего. Поэтому дисконтинуальность есть отражение полярной перспективы, т. е. сугубо метафизической и не периферийной. Если "natura non facet saltus" сама по себе, как говорили схоласты, то под влиянием своего трансцендентного истока она вынуждена "facere saltus volens nolens". И поэтому в реальности окружность никогда не замыкается сама на себя, а переходит в некоторой точке в типологически подобную, но не тождественную ей окружность, образуя пространственную спираль, чья плоскостная проекция может породить впечатление замкнутости. Эта идея необходимой прерывности онтологических уровней, свойственной им в силу "трансцендентного влияния", а не сама по себе, ясно выражена в таком варианте нашего символа (или):

(или

). Здесь особенно подчеркивается идея разрыва, наличествующего между последней точкой деградировавшей периферии и лучом «возврата», служащего одновременно лучом нового «порождения». Эта прерывность подчеркивает, что сущность возврата периферии к центру состоит в ее полном прекращении быть периферией, т. е. в ее снятии.

Таким образом, в нашем символе, или в его варианте — синтезированы идеи всякого развития как полярного, так и периферийного, что делает этот символ одним из наиболее фундаментальных в Традиции.

Постепенно простота и этого символа усложняется. Возможность расположить его вертикально и горизонтально порождает два знака и

, наложение которых друг на друга + =

дает так называемый "кельтский крест". Далее мы можем продолжать усложнять эту фигуру, вращая "кельтский крест" вокруг его центра,

,

и т. д. Но можем, напротив, брать отдельные его элементы в различных сочетаниях

без, или

, или, или и далее

, и т. д. В принципе, и количественное усложнение и дробление на составляющие элементы — это два параллельных и однородных действия, не противоположных, а, напротив, взаимосвязанных и одинаковым образом уводящих от изначальной метафизической простоты и единства первосимвола.

Из этих усложненных элементов складываются все существующие предметы, а наиболее парадигматические их комбинации составляют то, что индуизм называет «янтра», "священная идеограмма", одной из наиболее известных форм которой является традиционный алфавит и способ написания цифр.

Традиционное сознание видит символы повсюду: солнце — круг, ствол дерева — радиус, свод неба — разомкнутая дуга, полярная звезда — точка и т. д. В некотором смысле, это сознание «читает» природу как священную книгу, буквы-символы которой, однако, надо вырвать из мрака и хаоса материальных усложненных оболочек, затемняющих их абсолютную ясность и иероглифичность.[48]

Но символическое отношение распространяется и на другие сферы, нежели сфера зрительных образов. Та же логика характерна и для звукового символизма, а также для символизма запаха, вкуса, ощущения и т. д. Все частные модальности восприятия являются лишь спецификациями единства формы восприятия — манаса, для плотного мира, виджнаны — для тонкого, буддхи — для небесного мира причин и т. д. И это происхождение всех видов символизма из единого истока, полюса также является символом, но уже символом метафизическим — универсальной гармонией, которая символизирует собой абсолютное совершенство иного, запредельного принципа.