"Пиранья. Звезда на волнах" - читать интересную книгу автора (Бушков Александр Александрович)

Глава пятая Тайны морского дна

Пьер, перегнувшийся за борт у бушприта, прилежно рапортовал:

– Двадцать шесть... двадцать семь... двадцать шесть... двадцать шесть...

Глубины были детские, собственно никакие и не глубины – ну что такое двадцать шесть футов? Даже стыдно чуточку упоминать про акваланги, имея метров восемь под килем...

– Тридцать два... тридцать четыре... тридцать восемь...

Ну, это уже серьезнее, однако ненамного… Мазур оглянулся на очаровательную хозяйку. Она стояла у борта, в облегающем красном купальнике – статуэточка, фея, – не отрывая от глаз бинокля, обозревала поросшие буйной зеленью высокие откосы столь напряженно и долго, что Мазур поневоле сопереживал: тщетны пока что усилия, тщетны, ни хрена не высмотрела, загадочная моя красавица...

– Ты похожа на кого-то из великих мореплавателей, – сказал Мазур лениво.

– Джимми, иди к черту, не мешай... – откликнулась она, не опуская бинокля. – Не до твоих подначек сейчас…

– Умолкаю, – сказал Мазур. – Может, я бы тебе помог? Зная, что мы ищем?

– Я и сама не вполне представляю...

И она надолго замолчала. Мазур тоже молчал, старательно пялясь на высокие берега острова, зеленые откосы. Будем надеяться, ей не придет в голову высаживать десант – потому что высадиться там будет трудновато, очень уж откосы круты. Поскольку люди мы обязательные и денежки отрабатываем с лихвой, мы, конечно, и на берег выкарабкаемся, приди хозяйке в голову такая блажь, но попотеть придется...

Шхуна медленно шла вдоль берега под одним-единственным кливером. Парусами все время плавания занимались два китайца – вроде бы те самые, что таскали тогда мешки с драконятиной. Мазур не был в этом уверен на все сто, но процентов за восемьдесят ручался. Обжившись в этих местах, начинаешь помаленьку различать азиатские лица – особенно когда приходится постоянно держать ушки на макушке, вдруг очаровательной хозяйке придет в голову фантазия на каком-то этапе отправить наемных помощников за борт, предварительно позаботившись, чтобы не всплыли...

Сорок футов под килем. Дна уже не видно, исчезло в сине-зеленом сумраке. Вода, правда, довольно прозрачная – поблизости нет устья реки, которое гнало бы в море ил и песок...

Мэй Лань, не отрывая бинокля от глаз, громко приказала что-то по-китайски. Мазур насторожился было – но ничего особенного не произошло, один из китайцев, так и неизвестный по имени, проворно опустил парус:

– Джимми, бросай якорь! – распорядилась она уже по-английски.

– «Бросай»... – проворчал Мазур – Горе мое сухопутное... – И крикнул: – Пьер, отдать якорь!

Отчаянно заскрежетала ржавая цепь – следовало бы давно ее почистить, но у Мазура постоянно руки не доходили. Он подумал мельком, что, пожалуй, стоит поручить это китайцам – народ трудолюбивый и исполнительный, что им стоит…

Звонко шлепнулся в воду якорь. Шхуна остановилась метрах в пятидесяти от берега – там беззаботно орали птицы, мелькали в густой листве обезьяны и не было пока что ни малейших следов присутствия человека. Однако Мазур все же оглянулся на то место, где у планшира, прикрытый брезентом, лежал «Томпсон». Если нагрянут какие-нибудь архаровцы с нехорошими намерениями, они не станут разбирать, кто тут хозяин, а кто наемный лодочник...

Пьер бросил на палубу лот и взялся за винтовку, побуждаемый теми же бесхитростными мыслями.

– Вон там, видишь? – повернулась к Мазуру Мэй Лань. – Левее, над мачерой...

– Знал бы я, что такое мачера...

– Во-он то дерево, косо выдается. Это и есть мачера. Левее ее, метрах в десяти от воды...

– Ага, – сказал Мазур. – Ты про эту проплешину?

– Ну да.

Проплешина в листве была свежей и обширной – белели толстые обрубленные ветки... именно обрубленные, а не, скажем, обломанные ураганным порывом ветра. Оттуда и ниже, до самой воды, тянулся явственно различимый с л е д – ветви обрубленные, ветви обломленные... Кто-то целеустремленный, такое впечатление, долго и трудолюбиво взбирался по откосу, прорубаясь то ли топором, то ли парангом, снося мешавшие сучья. А достигнув того места, где сейчас зияла проплешина, вообще расходился не на шутку, круша все вокруг...

– Очень похоже... – удовлетворенно протянула Мэй Лань.

– На что?

Не удостоив его ответом, девушка отошла к аквалангам, натянула синие ласты, вскинула на спину баллоны. Обернулась словно бы в недоумении:

– Ну, что ты стоишь? Будем нырять... Не волнуйся, Чжао тебя подстрахует.

Добавила по-китайски, и один из ее молчаливых оруженосцев приблизился к Мазуру вежливо бормоча что-то, держа бухточку тонкого линя.

– Будешь плавать, как детская лодочка на нитке, – нетерпеливо сказала Мэй Лань, застегивая ремни быстро и уверенно. – Нет времени обучать тебя всем сигналам, да и ни к чему... Если что-то случится, дергай быстро и часто, Чжао тебя тут же вытянет. Только что здесь может случиться?

– Взорвется что-нибудь, скажем, – угрюмо предположил Мазур.

– С какой стати?

– Там, в записке, было написано что-то насчет опасности взрыва. Уж это-то я помню...

– Джимми, – проникновенно сказала Мэй Лань, нетерпеливо притопывая ластом. – А ты никогда не слышал про угрожающие надписи, которыми отпугивают тугодумных трусов? Если на чем-то написано про взрывчатку, это еще вовсе не означает, что она там есть...

– Доверюсь твоему чутью, – проворчал Мазур, покорно подняв руки, чтобы китайцу ловчее было обвязать его талию линем. – Что искать?

– Сама не знаю, – призналась Мэй Лань. – Все, что сделано руками человека и не похоже на творение природы. Помнишь, как я учила?

– Ага, – сказал Мазур. – Плыть по расширяющейся спирали...

Он неуклюже – а как же вы думали? – непременно неуклюже – вскинул на спину баллоны, долго возился с поясом, прежде чем ухитрился его застегнуть. Приладил маску.

Мэй Лань подошла к планширу, чуть сгибаясь под тяжестью баллонов, и ловко перекувырнулась затылком вперед, вмиг оказавшись в воде. Оценив это по достоинству, Мазур неуклюже перевалился через борт, прыгнул ногами вперед, подняв тучу брызг. Китаец с сосредоточенно-безучастным лицом помаленьку вытравливал линь.

Стараясь не переигрывать чрезмерно, но и не выдать кое-какого знакомства с итальянской техникой, он немного поплавал у борта. Кружившая вокруг Мэй Лань, сделав несколько сильных гребков, оказалась рядом:

– Ну, как успехи?

– Ты знаешь... – сказал Мазур озабоченно. – Что-то меня как бы выталкивает наверх, будто пробку...

Она присмотрелась и сообщила то, что Мазур и без нее прекрасно знал:

– Надо прибавить грузил, их не хватает, вот ты и болтаешься, как поплавок...

Под ее чутким присмотром Мазур закрепил дополнительные грузила, поплавал еще, погружаясь с головой, выныривая на поверхность. Мэй Лань, русалкой порхавшая вокруг, наконец заключила:

– Ну, за неимением лучшего... Для начала поплаваем четверть часика. Высматривай все, что похоже на искусственный объект, – что-то вроде бака, буя...

– А это точно не мина? – опасливо спросил Мазур.

– И этот парень на берегу поливает меня сладострастными взглядами... – фыркнула девушка, кружа вокруг с поднятой на лоб маской. – Да успокойся ты и покажи себя перед девушкой отважным морским волком.

– Я буду честно пытаться, – пообещал Мазур.

Взял загубник в рот и погрузился. Оказался в привычном мире, где все живое было невесомым, где нет ни ветра, ни дождей, где иным чувствам человеческим нет ни названий, ни описаний. Размеренно шевеля ластами, привычно слушая вполуха ритмичное пощелкивание клапанов, поплыл по расширявшейся спирали, время от времени напоминая себе, что следует быть несколько неуклюжим. Временами он видел поодаль темный русалочий силуэт – нет, она была слишком далеко, чересчур была поглощена изучением дна, чтобы так уж зорко приглядываться к нему, оценивать стиль плавания...

Он увидел э т о первым. Метрах в двадцати впереди внезапно обнаружилось нечто темное, слегка колыхавшееся вверх-вниз, – смутная масса с некоей п р а в и л ь н ос т ь ю очертаний, отличавшей ее от живых и не живых творений природы. Показалось даже, что это поднялось из глубин какое-то неведомое науке морское чудище. В первый миг Мазур взялся за нож, но, подплыв ближе, убрал руку. Темный цвет явственно превращался в красный, а эти нити, числом не менее дюжины, легонько колеблемые, очевидно, придонным течением, были отнюдь не щупальцами спрута или той самой неведомой твари. Как выражается Мэй Лань, искусственный объект...

Во исполнение инструкций он старательно постучал кончиком ножа по баллону. Вскоре показалась Мэй Лань, приближавшаяся со всей скоростью, на какую способен подводный пловец. К тому времени Мазур уже освободился от линя и, паря параллельно дну, понемногу распутывал жесткую алую ткань. Ага, вот оно в чем дело – в один из углов огромного полотнища завернут камень, булыга величиной с человеческую голову...

Они обменялись скупыми выразительными жестами. Мазур вопросил, что с этой штукой дальше делать. Мэй Лань вмиг дала понять, что ее нужно поднять на борт. Ну что же, люди мы завсегда исполнительные, особенно когда платят пятьсот долларов в день...

Волоча за собой необъятное полотнище, Мазур вынырнул первым, сунул уголок скользкой ткани в руки перегнувшемуся через борт китайцу. Подбежал второй, и оба, подбадривая друг друга птичьими, ритмичными воплями, каким-то аналогом русского «Раз-два, взяли!», поволокли добычу на палубу, словно выбиравшие сеть рыбаки.

Мэй Лань, освободившись от акваланга, обошла вокруг вороха ярко-алого нейлона, присела на корточки.

– По-моему, это парашют, – сказал примостившийся рядом Мазур.

– Удивительно точно подмечено... – задумчиво протянула она.

– Мы это и искали?

– Не только...

– Интересно, что под ним висело? – громко спросил Мазур стоявшего тут же Пьера и обоих китайцев так, словно кто-то из троицы мог знать ответ.

Все они инстинктивно пожали плечами.

– Для человека он что-то великоват, – гнул свое Мазур. – Определенно великоват.

– Уж это точно, – поддержал Пьер. – Я сам не прыгал, но десантников в свое время насмотрелся. Для человека чересчур даже великоват.

– Парни, вы просто кладезь премудрости... – рассеянно отозвалась Мэй Лань. – Но, между прочим, вы совершенно правы...

– А то! – гордо сказал Мазур. – Повидали кое-что... Между прочим, что бы под этим парашютиком ни висело, оно наверняка уже далеко. Кто-то тебя опередил.

– Почему ты так решил? – вскинулась она.

– Господи, да прикинь сама. – Мазур сунул ей под нос белую нейлоновую стропу толщиной с мужское запястье. – Эту веревочку аккуратно перерезали чем-то острым... вполне может быть, парангом. Посмотри, какой срез. Безукоризненный... И со второй обстоит точно так же, и с третьей...

Он методично перебирал стропы, двигаясь вокруг вороха алой ткани. Все срезы выглядели одинаково, неважно, косые или прямые – перерезаны или перерублены чем-то острым, одним-двумя уверенными ударами...

– По-моему, я начинаю понимать, что произошло, – сказал Мазур. – Не столь уж хитрая загадка. Парашют зацепился за верхушки вон там, где проплешина. Потом к нему кто-то взобрался, ради экономии времени и трудов не стал возиться, высвобождая ткань, а попросту принялся обрубать сучья. Потом обрубил стропы и забрал то, что на них висело. А парашют выкинул в море, завернув в него камень. Ну, неглупо. Не появись мы тут, эта штука могла на дне пролежать до скончания веков... Если это что-то ценное, я бы на месте нашего предшественника не стал бы рисковать, прятать это на дне, – обязательно прихватил бы с собой. Размеры, надо думать, позволяют, не может же эта штука быть со слона размером... Как тебе мои выводы?

Мэй Лань медленно выпрямилась. Горькое разочарование на ее очаровательном личике было столь явным, что джентльмену следовало бы и высказать бедняжке сочувствие, вот только Мазур сейчас был не джентльменом, а столь же целеустремленным охотником на тропе...

– Она большая, эта штука? – спросил он вроде бы равнодушно.

– Не особенно, – уныло отозвалась Мэй Лань.

– И дорого стоит, я так понимаю? Тогда ее точно увезли...

«Конечно, увезли, – столь же уныло повторил он про себя. – И я даже знаю по именам кое-кого из тех, кто на парашют наткнулся, – есть такие господа, звать их Лао и Ма... Ах ты, красавица, куколка, русалка... Значит, ты тоже ищешь капсулу? Ты даже знаешь, что на ней было написано...»

Уж он-то прекрасно знал, что парашют был от капсулы. Еще тогда, в убогом отеле «Фельдмаршал», многое стало ясно: когда Мазур увидел на листке бумаги именно ту надпись, что была нанесена на капсуле, – по-русски, разумеется, исключительно по-русски, ведь заранее подразумевалось, что капсула непременно приземлится на территории СССР, и тот, кому стукнуло бы в дурную башку предложить продублировать надпись на каком-нибудь иностранном языке, получил бы преизряднейший втык за политическую близорукость, если не хуже. Капсула о б я з а н а была приземлиться в пределах СССР, и точка. Кто ж знал, что она, паршивка, решит попутешествовать по заграницам?

Надпись, а вот теперь – парашют. Все совпадает. Наша очаровательная Мэй Лань, как окончательно выяснилось, – одна из нас. Одна из немаленькой толпы охотников за сокровищем. Есть, правда, ощутимая разница: мы хотим вернуть свое, а вот все прочие, эта очаровашка в том числе, намерены заграбастать чужое.

Строго говоря, то, что на фотопленке, – тоже чужое. Но пленка-то наша, господа хорошие, ежели цинично? Наш спутник, наша капсула, наш парашют, наша пленочка. Значит, мы и есть полноправные хозяева всего этого добра, а всех остальных просят не беспокоиться, посторониться по-хорошему, иначе и зашибить недолго...

Мэй Лань подняла голову, ее глазищи сверкали упрямством:

– Будем искать дальше. Как минимум до темноты, а там посмотрим.

– Погоди-ка. – Мазур крепко взял ее за локоть, отвел на корму, подальше от остальных. Тихонько, недобро спросил: – Ты во что нас втравила? Помнится, когда договаривались, я тебя особо предупредил, что в шпионские дела мы с компаньоном не суемся...

– Почему ты решил, что это шпионаж?

– Ну как же, – сказал Мазур уверенно. – Повидал кое-что... Парашют. Русская надпись... черт, я только сейчас сообразил! Это ведь было написано на той штуке, верно? То, что ты показывала этому русскому? Правильно? Опасность взрыва, надо же... И ты еще будешь уверять, что шпионажем тут и не пахнет? Милая, ты очаровательна, но поищи себе других дураков. Чего доброго, приплывут русские и всех нас шлепнут. Нет, мы так не договаривались... Провались ты со своими деньгами, я увожу шхуну...

И он сделал порывистое движение. Мэй Лань схватила его за руку.

– Джимми, не будь дураком! Говорю тебе, шпионаж ни при чем! Ты газеты читаешь?

– В руки не беру, – отрезал Мазур. – Охота была время тратить. Все равно везде одно и то же, а в Антарктиде еще и холодно...

– А про «черные ящики» ты слышал?

– Милая, если я принципиально не читаю газет, это еще не значит, что дурак... Слышал, конечно. Хочешь сказать, это и был «черный ящик»?

– Вот именно, – сказала Мэй Лань самым убедительным тоном. – Русский «черный ящик», с их лайнера. Неделю назад их пассажирский самолет столкнулся неподалеку от берега с легким самолетом одного воротилы из Сингапура...

– Ага, – фыркнул Мазур. – И русские тебя наняли, чтобы ты нашла их «ящик»?

– Ну, предположим, наняли меня совсем не русские, наоборот... Понимаешь?

– Что же тут не понять? Если не русские, значит, сингапурцы... Вот только я что-то в толк не возьму, зачем с и н г ап у р ц а м русский «черный ящик». Скорее уж сами русские его хотят вернуть.

– Ты в самом деле не понимаешь? – Мэй Лань, уже оправившаяся от первой неудачи, улыбнулась с некоторым превосходством. – Сингапурцы подали в суд на русских пилотов и, естественно, утверждают, что те и были виновниками...

– А на самом деле? – спросил Мазур, решив еще немного побыть недотепой.

– А черт его знает! – отрезала Мэй Лань. – Откуда я знаю? Мне, скажу тебе честно, попросту наплевать. Потому что платят мне не русские, а сингапурцы. Ну, теперь-то, наконец, понимаешь?

– Погоди, погоди... – протянул Мазур, изображая на лице усиленную работу мысли. – Начинаю врубаться... Даже если русские сто раз правы, они ничего не смогут доказать без «черного ящика»... Точно?

– Ты гений, – сказала Мэй Лань с обольстительной улыбкой. – Все так и обстоит. Если мой клиент получит «черный ящик», окупятся все расходы по поискам...

– Ага, – сказал Мазур. – И я крепко подозреваю, эти расходы таковы, что пятьсот долларов в день на фоне в с е й суммы – сущая мелочь, не правда ли?

– Ну, вообще-то... – Она выглядела чуточку смущенной. – Можно и так сказать... Но, Джимми, в конце концов, это бизнес. Я вас наняла за определенную плату, и вы согласились...

Мазур улыбнулся не менее очаровательно:

– Прелесть моя, ты только не думай, что тебя взяли за глотку... Однако, по-моему, жизнь прямо-таки требует пересмотреть иные соглашения и особенно с у м м ы...

– Хочешь в долю?

– А что же еще?

– Давай вернемся к этому чуть погодя, – сказала Мэй Лань тоном послушной девочки, робко просившей мороженое. – Я вовсе не отказываюсь, просто нужно обдумать перемену ситуации, новые реалии... Я вовсе не собираюсь тебя обманывать, не думай. – Она приблизилась вплотную и положила ему ладонь на плечо: – Может быть, так даже лучше, хрупкой девушке в одиночку такое предприятие поднять трудно. Поговорим вечером, хорошо? А сейчас давай еще поныряем? Как подумаю, что эта штука может лежать где-то на дне... Джимми, я правда не собираюсь тебя обманывать. Как-никак я сейчас в полной твоей власти, даже жутковато... Теперь, когда ты все знаешь...

Ах, как трогательно беззащитна она была, как доверчиво взирали огромные глазищи, как дрогнул голосок от волнения, как робко тонкие пальчики погладили его плечо... Беззащитная красавица отдавала себя на милость мускулистого супермена, классического Белого Охотника...

Вот только Мазура его многотрудная работа и бдительные инструкторы давно сделали во многих отношениях прожженным циником. Что-что, а смешивать лирику и работу он категорически зарекся.

И плохо верил в эту тщательно продемонстрированную слабость и хрупкую беззащитность. Хватило времени, чтобы приглядеться к девчонке как следует и прокачать ее посредством иных засекреченных методик. У него давно уже создалось впечатление, что хрупкая красоточка не столь уж оранжерейный цветочек, каким пытается казаться. Видывавшего виды «морского дьявола» извечным женским оружием подкосить трудно – бывали, знаете ли, прецеденты...

Конечно, следует думать о человеке хорошо – пока не располагаешь достаточным ворохом компрматериалов (сентенция во вкусе Лаврика, но это не меняет дела). Нельзя исключать, что она и сама искренне верит в эту побасенку о «черном ящике», что ее кто-то играет втемную. А если все иначе, если она точно знает, что ищет... Ну, даже при э т о м раскладе ему ничего сейчас не грозит. Но вот потом, на суше...

Как поступят малость побитые жизнью мелкие авантюристы вроде Джима Хокинса и Пьера, вернувшись на сушу? Сто против одного за то, что с головой зароются в газеты, даже если отроду не брали в руки таковых. Как любой на их месте, попробуют выяснить что-нибудь о пресловутой авиакатастрофе – имела ли таковая место в действительности или нет? Чуть поразмышляв, п р о т я н у в ситуацию в недалекое будущее, Мэй Лань быстро придет к этому выводу. Не так она наивна, чтобы не понять: проверять ее сказочку будут, и скоро. Значит, на берегу нужно держать ухо востро. А ведь есть еще эти хмурые рожи из «ситроена», которые девчонку с е р ь е з н о озаботили своим появлением...

– Значит, ты – никакая не студентка? – спросил Мазур. – А что-то вроде частного сыщика?

– Милый, я и вправду студентка. Но – небогатая. А это существенно меняет картину, не правда ли? Можно, конечно, подрабатывать и в лавчонке дядюшки Хоп Синга, но капиталов на этом не составишь. Стать проституткой – противно, женихов-миллионеров на горизонте что-то не видно... Вот и приходится неглупой девушке хвататься за любой приработок, если он относительно приличный...

– А тебе не приходило в голову, что иные приработки требуют сильного мужского плеча?

– Вот теперь я в этом точно убедилась, – покаянно призналась Мэй Лань, трепеща длиннющими ресницами, очаровательная, нежная и покорная мужской воле, идеальное воплощение верной подруги супермена. – Глупо было думать, что удастся справиться в одиночку. Хорошо еще, что тебе можно доверять...

«Если она сейчас обовьет нежными ручками мою шею и запечатлеет на моих устах доверчивый, но страстный поцелуй – это, пожалуй, выйдет перебор, – сказал себе Мазур. – Перебор, означающий, что она меня считает форменным болваном. Если нет – она умненькая и старается избегать примитивных штампов...»

Верным оказалось второе. Девушка не стала переигрывать, она так и осталась стоять перед ним, тростиночка, трепеща ресницами. Да, неглупа...

– Интересно, а почему это мне можно доверять? – усмехнулся Мазур. – Обыкновенный авантюрист, ловец удачи...

– Но ты же все-таки исландец, – сказала Мэй Лань. – А я как-никак учусь в колледже. Читала и о вашей Исландии. Вы ведь живете довольно далеко от Европы, от современной цивилизации, всей этой гонки за монетой... Вам должна быть свойственна некоторая первозданность – простой, здоровый образ жизни, иные ценности... Мы в Азии такие вещи умеем чувствовать тонко. Даже если ты несколько лет отирался в здешних притонах, все равно не успел в ы т р а в и т ь все предшествовавшее. Я же помню, как ты положил в карман аванс, – очень уж безразлично, без тени алчности, европейские авантюристы ведут себя иначе...

«Прокололся, черт... Тут она верно подметила», – самокритично подумал Мазур. А вслух сказал:

– Ты очень умная девочка. Но не забывай, что я все-таки не ангел и не бессребреник...

– Я помню, – ослепительно улыбнулась Мэй Лань. – Ну что, пойдем в воду? Нужно окончательно убедиться...

К вечеру, когда неожиданно, как всегда бывает на экваторе, упала темнота, Мэй Лань лишилась значительной доли оптимизма. Все поиски оказались безрезультатными: только чистое песчаное дно, камни и кораллы, колыхание водорослей и феерическое скольжение рыбьих стай. Единственным творением человеческих рук, попавшимся им на глаза, был чуть ли не насквозь проржавевший якорь с обломанным штоком, судя по виду, принадлежавший европейскому судну и посеянный здесь то ли в самом конце прошлого века, то ли в самом начале нынешнего.

Китайцы, как оказалось, прихватили с собой примус, ностальгически умиливший Мазура, хотя он и не показал вида, и с проворством сказочного солдата, варившего суп из топора, сварганили кое-какой горячий ужин, даже кофейник вскипятили. Бесценные мужички, мастера на все руки. Наверняка, если хозяйка прикажет, и нож в спину Мазуру вгонят по-крестьянски обстоятельно и несуетливо, без тени эмоций, мол, ничего личного...

Ужин, конечно, оказался в китайском стиле – но суперкарго Пьер прихватил и несколько банок европейских консервов, так что они заморили червячка. Ну, а кофе даже китайский повар не в состоянии превратить в нечто экзотическое – если следить за поваром, чтобы не бухнул туда ненароком каких-нибудь хитрых специй или лягушачьих лапок...

Одним словом, Мазур пребывал в довольно благодушном состоянии духа, не особенно и огорченный неудачей поисков, потому что такие вещи, в принципе, не должны волновать бродягу и авантюриста Джима Хокинса, близкого к природе исландца, чересчур уж поздно столкнувшегося с осатаневшей в погоне за золотом европейской цивилизацией. Как на доброй памяти тестюшкином острове, он валялся у бушприта на свернутом кливере, швыряя за борт окурки и лениво просчитывая ситуацию. Он уже знал, что должно произойти, потому что по-иному события развернуться просто не могли. Извечное женское оружие будет пущено в ход против исландца-провинциала даже скорее, чем против континентального авантюриста...

«Знаете ли вы тропическую ночь? – спросил он сам себя, безбожно перевирая классика. – О, вы не знаете тропической ночи. Луна золотила океанские просторы, тихонечко отходят ко сну господа авантюристы – вон старина Пьер, не задавая лишних вопросов, скрылся в люке, вон бесшумными тенями просквозили туда же два безымянных китайца, после того, как хозяйка что-то тихо им приказала. Ох, изнасилуют сейчас недотепу-исландца, точно вам говорю, господа хорошие...»

Вскоре к нему, грациозно переступая босыми ножками по палубе, приблизилась Мэй Лань, все в том же невесомом купальнике, присела рядом на тугой рулон парусины, опершись на нее обеими руками и откинувшись назад, уставилась в небо. Поза была продуманная и оттого невероятно соблазнительная, рисовавшая силуэт девушки на фоне звездного неба самым выигрышным образом.

Чтобы не выглядеть вовсе уж провинциальным болваном, Мазур торопливо отправил за борт окурок и самым романтическим тоном, какой только мог изобразить, поведал:

– Какая ночь... а?

Ночь и в самом деле была чудесная – полная луна заливала зыбким сиянием джунгли на берегу, золотила на морской глади хрупкую невесомую дорожку, россыпи крупных звезд усеяли небесный купол, и едва слышно плескала в борт спокойная вода. В такую ночь только и млеть возле очаровательной девушки, терзаясь неизвестностью.

Жаль только, что Мазур никакой такой неизвестностью не терзался. Нетрудно было просчитать близкое будущее. И оттого на душе у него было чуточку грустно, потому что классическая сцена, прямиком заимствованная из многочисленных книг и фильмов (жаркая ночь, луна и звезды, романтическая тишина и палуба шхуны посреди тропических морей), была пронизана высокопробным лицемерием, все было не взаправду, все игра, притворство, лицедейство, и Мазуру было не на шутку обидно – в эти декорации так и просилось что-то настоящее, чистое и взаправду нежное, только где ж его взять, если идет игра и ставки ох как велики...

Естественно, когда Мэй Лань протянула руку, он нисколечко не удивился, взял в ладонь ее тонкие пальчики и осторожно погладил своими – настоящий кавалер должен начинать романтично, не стоит с маху грабастать девочку в охапку, как мы это наблюдаем в штатовских фильмах... Мэй Лань гибким движением переместилась в его сторону – первое мимолетное полуобъятие, поцелуй в щечку, кончики пальцев скользнули по гладкой коже, ладони замерли на тонкой талии, тело девушки чуть напряглось, обозначая легкое сопротивление приличия ради... Но все же дала себя уложить на плотную парусину, помня, что необходимо не только аккуратно расплатиться, но и очаровать, насколько удастся...

– Ты прелесть, – прошептал ей на ухо Мазур добросовестно прерывавшимся голосом.

– Только не надо о любви с первого взгляда...

– Я и не пытаюсь. Но ты ведь прелесть...

– По сравнению с твоим обычным кругом общения, а?

– Ну что поделать, что поделать... – признался Мазур. – Жизнь носила по задворкам, чего уж там... А ты – совсем другое, ты из другого мира, и водиться привыкла отнюдь не с такими маргиналами, как я. За тобой, наверное, ухаживают к р а с и в о? Ведут умные беседы, читают стихи...

– Ты тоже попробуй.

– Увы, увы... – сказал Мазур, не найдя в своей англоязычной памяти ничего подходящего, ну, а русское не годилось, понятно. – Мы, исландцы, в поэзии не сильны, нет у нас таких традиций...

Развивать эту тему он побоялся – черт их знает, исландцев, вдруг у них как раз и есть и традиции, и поэты и об этом написано в книгах, которые просто обязана прочитать толковая студентка? В конце концов, все его знания об Исландии сводились к книжке писателя Фина, последний раз читанной лет десять назад. Тут легко угодить впросак...

– Что с вас взять, с отшельников Европы... – фыркнула Мэй Лань. – Лежи и слушай...

Она нараспев продекламировала, лежа в его объятиях и глядя в звездное небо:

– Здорово, – сказал Мазур. – Сама сочиняла?

Она звонко рассмеялась:

– Нет, положительно ты прелесть... Это Ли Бо, великий китайский поэт.

– Ты что, с ним знакома?

– Джимми, ты меня уморишь... Он жил тысячу двести лет назад...

– Ладно, ладно, – насупился Мазур. – Если тебя спросить, кто из великих скальдов жил в Исландии лет семьсот назад, ты тоже угодишь пальцем в небо...

– А кто из великих скальдов жил в Исландии семьсот лет назад? – живо поинтересовалась Мэй Лань.

– Снорре Скьярлавсон, – браво ляпнул Мазур первое пришедшее на ум словосочетание, звучавшее вполне по-скандинавски.

– Не слышала...

– То-то. Если покопаться в памяти, смогу даже что-нибудь вспомнить.

– Не надо, Джимми, – прошептала ему на ухо Мэй Лань. – Тебе вовсе не хочется вспоминать древние стихи, тебе адски хочется снять с меня купальник...

– Ага.

– Так сними.

Он незамедлительно последовал совету – и наконец получил свое на пропитанной ароматами моря парусине, под тихие стоны и ласковый шепот. Происходившее должно было заставить любого преисполниться мужской гордости – распростертое под ним тело потеряло собственную волю, угадывая его желания и подчиняясь искусно и пылко. Кое о чем он при всем своем опыте и понятия не имел, и много времени прошло, прежде чем унялась затейливо ублажаемая взбудораженная плоть.

Плохо только, что обязанная сурово бдить частичка сознания постоянно оставалась на страже, именно она, не растворившись в бешеном наслаждении, что бы ни вытворяла и что бы ни позволяла девушка, прилежно отмечала: ну да, высший класс о б в о л а к и в а н и я, нужно зафиксировать, она ведет свою партию безупречно: не переигрывает, не старается многословно уверить, что покорена и приручена, но несколькими скупыми, выверенными фразами, сделавшими бы честь любой актрисе, сумела все же убедить, что Белый Охотник завладел не только телом, но и душой, что именно такого она хотела встретить, что готова принять подчиненную роль... Точнее, ей удалось бы в этом убедить с л у ч а йн о г о партнера, не избалованного бесплатной любовью порядочных девушек авантюриста. Точно, удалось бы. Но только не человека под чужой личиной, обязанного быть недоверчивым циником, особенно при таких обстоятельствах. Бывали уже, как отмечалось, прецеденты, не прибавившие доверчивости и благодушия, вовсе даже наоборот...

– Забавно, – сказала Мэй Лань, не открывая глаз. – Ты у меня – первый белый любовник.

– И что?

– И ничего. Мне очень хорошо. Очень хочется думать, что и тебе тоже.

– Ага.

– Ох, эти белые... – тихонько рассмеялась девушка, лежа в его объятиях. – Ты только что стал полновластным хозяином восточной женщины – и даже не попытался в цветистых романтичных выражениях выразить ей за это благодарность...

– Милая, если бы я умел! Из меня жизнь столько лет выбивала всякую романтику... – сказал Мазур чистую правду, касавшуюся как принятой личины, так и его н а с т о я щ е г о. – Ты прелесть, ты чудесная девушка... Вот и все, что способна придумать моя приземленная европейская душа... А как вообще в таких случаях обязаны себя вести романтичные восточные мужчины?

– Я тебе выдам страшную тайну, – сказала Мэй Лань. – Восточные мужчины в таких ситуациях романтики избегают. Тысячелетние традиции, милый. Не полагается проявлять перед женщиной ч у в с т в а... Иначе лицо потеряешь.

– Ну вот, а требуешь...

– Но я же современная восточная девушка, – сказала Мэй Лань. – Уже испытавшая влияние западной цивилизации... Мне хочется и романтических признаний, и нескрываемых чувств...

– Я постараюсь, – пообещал Мазур. – Когда вернемся в город, я тебе назначу свидание, и мы будем гулять, держась за руки, и где-нибудь под благоухающим деревом я тебя поцелую...

– Вот это уже по-настоящему заманчиво.

– Насколько я знаю, здесь не возбраняется целоваться на улицах?

– Милый, в этих краях многое не возбраняется. Возбраняется главным образом одно: задавать неуместные вопросы... Ты никогда не слышал историю о фельдмаршале Митаеси и его жене?

– Не доводилось.

– Дело было в конце прошлого века, – сказала Мэй Лань напевным и таинственным голосом, каким рассказывают страшные сказки. – Был такой японский фельдмаршал. Пока он воевал с корейцами, супруга его, как деликатно выражаемся мы, азиаты, вела себя несколько не так, как приличествует супруге самурая. Фельдмаршалу, как водится, настучала какая-то добрая душа. Он вернулся, вошел в дом – и больше никто и никогда его супруги не видел... Через десять лет он женился вторично.

– А куда ж она девалась? – с нескрываемым любопытством спросил Мазур.

– Никто не знает. Сам понимаешь: ни один полицейский не рискнул бы войти в дом самурая и фельдмаршала, чтобы задавать неуместные вопросы... Не полагается вопросы задавать, знаешь ли. Неприлично. Все, что происходит в доме почтенного самурая, – его сугубо личное дело.

– Да, хорошо быть самураем...

– Куда уж лучше... А ты деликатный человек, Джимми.

– Это почему?

– Даже не пытаешься, пользуясь моим разнеженным состоянием, поднять вопрос о процентах и доле...

– А у тебя, правда, разнеженное состояние?

– Ага...

– Ну так к чему пользоваться женской слабостью? – великодушно сказал Мазур, легонько гладя кончиками пальцев окрестности того, что на местном куртуазном языке именовалось «жемчужницей». – Потом поговорим. Все равно никуда нам друг от друга не деться. Самое хорошее в нашем мире – когда сочетаются и деньги, и чувства, гармонично дополняя друг друга, тогда все получается проще и легче, дорога к цели прямее...

– Поздравляю, – сказала Мэй Лань. – Начинаешь проникаться восточной философией.

– Ну да? – искренне удивился Мазур. – А я-то думал, что сам это придумал...

– Увы, милый... Все, что только есть на свете, давным-давно в Азии придумали – я имею в виду не вульгарные технические новинки, а достижения мысли человеческой...

Мазур решил не вдаваться в теоретические споры. Ему и так было хорошо. Хоть и крылось за всем происходящим обоюдное лицедейство, все равно приятно было лежать на свернутом парусе, словно в колыбели, легонько покачиваясь вместе со шхуной, держа в объятиях очаровательную, тобою утомленную девушку, особенно когда над головой такие звезды, вокруг безмятежно простирается теплый океан и лунная дорожка...

Словно ревун могуче взвыл прямо у него над ухом. Усилием воли он заставил себя не шевелиться.

Нет, ошибиться не мог...

Из своей колыбели он отчетливо видел левее лунной дорожки, примерно в полукабельтове от шхуны, торчавший из воды предмет – горизонтальный овал, колыхавшийся в ритме, не совпадавшем с игрой лунного света на морской глади. Решительно не совпадавшем. Потому что все тут зависело не от волн, а от движений аквалангиста, наблюдавшего сейчас за шхуной в перископ. Снабженный, надо полагать, прибором ночного видения.

Он не пошевелился, не изменил позы. Молниеносно просчитав, как выглядит палуба с точки зрения ч у ж а к а, понял, что их с девушкой наблюдатель не видит. Отчего не стало легче, отнюдь...

Ошибиться он не мог – сам умел пользоваться такой вот штукой и тренирован был замечать все и н о р о д н о е на поверхности воды. Значит, вот так... Нигде в море не видно огней корабля, но это ни о чем не говорит – их и не должно быть видно, корабль мог остаться где-то далеко отсюда, и подводные пловцы прошли своим ходом несколько километров.

Вот будет смеху, если это – «Нептун». Вполне может оказаться, что сейчас из-под воды таращится Князь или Папа-Кукареку... но с тем же успехом к месту падения капсулы выбрались, наконец, к о н к у р е н т ы – серьезные, располагающие и отлично подготовленными боевыми пловцами, и плавучей базой для них, внешне безобидным судном, а то и подводной лодкой, лежащей сейчас на грунте в паре миль отсюда...

И что? А ничего. Мазур чувствовал себя сейчас не то что голым – лишенным кожи. Славно было бы, конечно, иметь под рукой добрый ящик подходящих гранат и по всем правилам, как учит один из разделов ППДМ[6], забросать ими близлежащую акваторию – кто-нибудь да всплыл бы без признаков жизни, уж это непременно...

Но гранат нет, увы. Все оружие, что отыщется на борту, – сейчас не подмога. Уж он-то, во всеоружии боевого опыта, прекрасно понимал: если те, под водой, решат д е р н у т ь акцию, своей цели достигнут быстро и победу одержат сокрушительную. Один-единственный человек, пусть даже надрессированный резать таких вот молодчиков качественно и быстро, ничего не сможет поделать даже с парочкой стволов, находясь на шхуне. Неизвестно, сколько их там и каков арсенал. Если они решат затопить лоханку, потопят моментально. Если всем скопом пойдут на штурм, все произойдет так неожиданно и молниеносно, что в с е х прикончить он ни за что не успеет. Это все равно, что драться на суше с целым скопом людей-невидимок. Схватка заранее проиграна, признаем это, отбросив ненужную гордыню...

Он лежал, машинально поглаживая прильнувшую к нему девушку, неотрывно смотрел на перископ, пока тот не опустился внезапно – бесшумно, без малейшего всплеска, в единый миг.

Как ни бесило собственное бессилие, как душа ни требовала д е й с т в и я, эти эмоции приходилось гасить. Он ничего не мог сделать, решительно ничего. Оставалось лишь уговаривать себя: ну почему они непременно будут топить шхуну или лихим налетом захватывать всех в плен? С какой стати? Мало ли кто может встать тут на якорь – контрабандисты, странствующие влюбленные, ловцы креветок или жемчуголовы...

А если шхуна или Мэй Лань как-то з а с в е т и л и с ь в Катан-Панданге? И те, под водой, точно знают, с кем столкнулись? Но и в этом случае вовсе не обязательно ждать взрыва или штурма... Или он просто-напросто пытается таким ходом рассуждений подсластить пилюлю? Днем, в светлое время, поблизости не было чужаков. Ручаться можно, не было. Никаких аквалангистов поблизости. Стоп, но за ними могли наблюдать с берега, там, в джунглях, может незамеченной укрыться целая рота, если она состоит из умелых людей...

Но ничего ведь не поделаешь! Остается лежать и ждать дальнейшего развития событий...

А потому он, недолго думая, наклонился над девушкой, потянулся к ее губам. Уж если подыхать, так не застывши в покорном ожидании смертынки, а посреди сладостного процесса, слившись в единое целое с последней женщиной в твоей жизни, да еще столь очаровательной, умелой и покорной. Пожалуй, есть в этом что-то от восточной философии, а?

Ах, какой сладкой, близкой и дорогой была сейчас ничего не подозревавшая Мэй Лань, – ну, если это последнее, что ему суждено ощутить в жизни, будем на высоте, отдадимся этому всецело...

...Немного в жизни Мазура выпадало столь поганейших ночей. Но настал рассвет – и, как гром, приходит солнце из Китая в этот край! – над морем поднялось огромное розово-золотистое солнце, а все они были живы, и шхуна как ни в чем не бывало качалась на якоре неподалеку от берега, а безымянные китайцы разводили примус в железном ящике, и Мэй Лань улыбалась Мазуру как б л и з к о м у, так что на миг, на целый миг показалось, что в мире нет ни притворства, ни войны, явной или тайной...

Должно быть, девушка уже приняла решение. Нимало не колеблясь, распорядилась:

– После завтрака снимаемся с якоря. Возвращаемся в Катан-Панданг. Ты, я думаю, прав, Джимми. Э т о г о на дне уже нет...

А чуть попозже Мазур стопроцентно уверился, что события разворачиваются, ежели можно так выразиться, в пессимистическом направлении. Милях в пяти от острова им встретился красивый белый корабль, идущий встречным курсом прямо к тем местам, что они покинули. Именовался этот красавец «Медуза» и чрезвычайно походил на мирное океанографическое судно, судя по некоторым установленным на палубе причиндалам, – но Мазура, спеца в своем деле, не могло обмануть ни н о в о е название, ни сингапурский флаг. Проводив взглядом белоснежного красавчика, он мечтательно сказал себе: торпеду бы в борт зафитилить этой лоханке, ах, как было бы славно...

Катан-Панданга они достигли без приключений, даже в штиль ни разу не угодили.