"Бешеная" - читать интересную книгу автора (Бушков Александр Александрович)

Глава восьмая Сюрпризы чередой

У «свечки» на Каландаришвили уже не было скопища милицейских машин – и «хонды» не было. Зато торчал белый «Москвич», высочайше пожалованный Славе в рамках начальственных щедрот. А вот Воловиков припозднился. Даша открыла заднюю дверку, плюхнулась на сиденье, бросила рядом шапку и огляделась:

– Надо же, какие мы все стали моторизованные… Жаль только, что ненадолго.

– У меня пока приказа не было от вас открепляться, – сообщил водитель в штатском, тот самый сержант, что подал идею насчет перевернутого креста.

– Будет, милый… – вздохнула Даша. – У тебя пушка есть? При себе, я имею в виду?

– Ну, – он поднял свитер и продемонстрировал кобуру.

– Тогда иди погуляй, – сказала Даша. – Видишь иномарки у «Пельменей»? Так вот, погуляй мимо и запомни номера – да «срисуй» их нахально, вовсе даже демонстративно, и пушку из-под свитера предъяви на обозрение, заправь, что ли, свитер в штаны, прекрасно видно будет. А кто привяжется, покажи на этот лимузин и скажи, что ты человек маленький, всех чинов – одни лычки. Зато в машине сидит Рыжая… Марш.

Сержант без всякого энтузиазма поперся выполнять поручение.

– Ну? – спросила Даша.

– Двадцать восьмая серия «Бриллианта в пыли», – сказал Слава. – Ты его по ящику смотришь, по семнадцатой?

– Я на ящик раз в год смотрю, это у родителя откровенная страсть… Ну не тяни кота за хвост.

– Супружницы дома не было. А твой Артемьев и в самом деле ползал с великанского бодуна. Ну, я его и взял в работу…

– Пальцы сапогами, надеюсь, не давил?

– Да ну, – ухмыльнулся Слава. – Даже пластмассовый пистолетик не доставал, которым мы тогда беднягу Билли пугали… Просто, Дашенька, как писал какой-то классик, с похмелья жить страшно. Сама знаешь. Вот я и применил комбинированный метод – туманные угрозы плюс материальное стимулирование в смысле разрешить дернуть стопочку. Вилял, конечно, поначалу… Потом колонулся. Короче, девка, очень похоже, и в самом деле пахала в эскорте. Ситуация действительно невеселая. Недели три назад заехал к Артемьеву один старый друг. Тоже новый русский, как принято их обзывать. Даже начинали вместе. Только друг резко рванул к высоким вершинам, а Артемьев, как ты только что сказала – «всех чинов одни лычки». Заказал старый друг девочку из эскорта… из хорошего эскорта, потаенного и классного…

– А я что говорила! – сказала Даша. – Есть где-то непроявленные эскорты, должны быть. Что, хочешь сказать, это и была…

– Ага. Доченька Артемьева. Этот мэн оказался настолько благородным, что не стал ее трахать, расплатился и выставил восвояси…

– Есть еще у нас благородные люди, – сказала Даша. – Дальше?

– Артемьев закатил дочушке грандиозный скандал. Та все отрицала, что твоя Зоя. А на дружка ссылаться папа не мог, очень дружок просил, чтобы его не засвечивали. Ну, девка все равно догадалась, кто ее заложил, я уверен, она ж того с детства знала… Но ушла в глухую отрицаловку. Так расследование и заглохло, благо Артемьева-мамаша начала Артемьеву-папаше драть на голове волоса за столь гнусные подозрения насчет единственного чада. Такое кино…

– А тот друг – он кто?

– Покойник, – сказал Слава. – Приставко из «Долекс ЛТД». Тот, что застрелился две недели назад, так что этот след нам не потоптать… Дело чистое, натуральное самоубийство, ты ж должна помнить.

– Помню, – кивнула Даша. – А насчет часов? Толик был?

– Был. И велел тебе передать, что часы обе носили постоянно. У Артемьевой – «Ориент», у Шохиной – какая-то дамская стрелочная крохотулька, импортная и приличная… Что, тянет наш неизвестный друг на фетишиста?

– А черт его знает, – сказала Даша. – Но на вышку он точно тянет… Ага!

К сержанту, меланхолично бродившему вокруг трех иномарок, подвалил вышедший из кафе верзила, и разговор моментально пошел на повышенных тонах. Сержант, как учили, ткнул пальцем в сторону «Москвича». Даша опустила стекло и сделала ручкой. Верзила, враз опешив, постоял в раздумье, потом смачно плюнул и скрылся за стеклянной дверью. Сержант обрадованно вернулся в машину.

Подъехала светло-серая «Волга» Воловикова. Шеф вылез и, не оглядываясь, направился в подъезд – ну конечно, сразу их засек. Бравые сыскари выскочили и пристроились в кильватер. Все трое молча прошли мимо ковырявшегося в замке кодовой двери слесаря, Воловиков прошел мимо лифта, поднялся по лестнице, меж вторым и третьим этажами повернулся к ним:

– Имеем веселую жизнь, орлы. Список друзей и знакомых Олечки Ольминской длиной с проспект Авиаторов. Творческие люди, деловые люди, мафиозные люди, серо-буро-малиновые… Короче, если с маху не угодим в десятку или не выпадет счастливого случая, разматывать этот клубок будем до пенсии. Учитывая, что нас к тому же оч-чень просили быть деликатными…

«Ну конечно, – подумала Даша. – Еще один аспект такого вот дела – когда убивают человека известного. Никто, боже упаси, на органы не давит, но масса народу с весом и положением заклинает держаться деликатнее. А народ такой, что поневоле приходится проявлять чуткость. Это не всегда означает, правда, будто доброхоты пытаются затушевать какие-то жуткие тайны – не нравится им вторжение примитивных сыскарей в нечищеных сапогах, вот и все… нечего делать сыскарям посередь бомонда. Правда, одновременно бомонду поперек шерсти, что его, утонченного, вдруг убивать начинают…»

– Что, уже Москальца задействовали? – спросила Даша.

– Да нет пока. Но ведь задействуют…

– А сейчас мы куда? Проявился хахаль?

– Ну, – Воловиков нажал кнопку вызова лифта. – Едем на восьмой. Житенев Вениамин Степанович, видеоинженер студии «Алмаз-ТВ». Штатный любовник. Насчет него тоже просили поделикатнее, так что брать будем, только ежели найдем на холодильнике тот самый армейский штык в кровище…

А в общем, поглядим. Мало ли что на наше счастье подвернется.

– Уверены, что дома?

– Почти. Со вчерашнего вечера ушел, сердешный, в запой, а спиртным он дома обычно наливается. Утром районщикам дверь так и не открыл никто…

Едва они вышли из лифта, по ноздрям прямо-таки ударил густой, аппетитнейший запах жареной курицы. Слава невольно покрутил носом:

– Сабантуйчик у кого-то…

– Запой у кого-то, – ухмыльнулась Даша. – У тебя жена домовитая, ничего не спалит, вот и не знаешь. А у меня был похожий случай на Щорса… Курица, Слава, в отличие от, скажем, говядины так благоухает в одном-единственном случае – когда подгорит до угольков…

Она принялась звонить в дверь тридцать девятой квартиры. Аромат, похоже, струился как раз оттуда. После дюжины длинных звонков Даше надоело, и она распорядилась:

– Славка, вали каблуком…

Тот, повернувшись спиной, несколько раз приложил подошвой. В сороковой отчаянно заливался кокер, тот самый Джой – но юная Анжелика так и не появилась, то ли сидела, притаясь, то ли ушла.

Наконец щелкнул замок. Из распахнувшейся двери шибануло жареной, то бишь сгоревшей курицей с некоторой примесью перегара. Перегар исходил от субъекта, являвшего собою живое наглядное пособие на бессмертную тему: «Сколько ни пей, а похмеляться будешь водою». Субъект был Дашиных лет и в трезвом виде, должно быть, мужик симпатичный – но сейчас при одном взгляде на него хотелось пивка.

Он все еще таращился на них, покачиваясь, когда Даша бодро сказала, вспомнив какой-то фильм:

– Здорово, Беня.

– Не Беня, а Веня… – пролепетал хозяин, тоже, очевидно, этот фильм видевший.

– Ну я и говорю… – и Даша, решительно его отодвинув, вошла в прихожую. Подполковник и Славка, решительно выпятив подбородки, двигались следом. Все трое, пошаркав для порядка подошвами о коврик, бесцеремонно ввалились в комнату.

С точки зрения законности все было в порядке. Их, конечно, не приглашали войти, но и препятствовать хозяин не стал – из-за того, что находился в похмельном ступоре, но это уже дело десятое.

– А собственно… – пробурчал Веня.

– Мы – не алкогольная галлюцинация, – сказала Даша.

– А п-потрогать можно?

– Но-но! – сказала Даша, увидев, что трясущаяся рука нацелилась на ее щеку. – Мы – тимуровцы. Бюро добрых услуг. У тебя, Веня, курица сгорела, вот мы и пришли, пока пожара не наделал…

Хозяин, запнувшись о ковер, неловко развернулся в сторону кухни, откуда волнами наплывали дивные ароматы:

– Это я, значит, поставил…

– И заглотал дозу. И вырубился, – с большим знанием дела сказала Даша. – Слава, ликвидируй птичку, тут скоро газовая камера получится…

Славка ринулся на кухню. Притворил за собой стеклянную дверь и загремел противнем. Кухня моментально наполнилась сизым дымом.

– А вы, собственно, кто? – только теперь догадался спросить похмельный Вениамин. Обозрел себя, но, установив, что из одежды на нем имеются лишь мятые адидасовские штанцы, смущаться тем не менее не стал, был выше таких сложностей. – Ольга где?

Даша огляделась. Спальня, должно быть, – та, другая комната. А эта выполняет роль гостиной: пара книжных полок, видеодвойка, парочка мягких кресел – и ничего более. На ковре раскиданы видеокассеты и пустые бутылки в неменьшем количестве – две из-под финской лимонной, остальные пивные. На столике рядом с телефоном – офицерская фуражка, новешенькая. Кокарда, двуглавый орел, по размеру вполне подошла бы Ольге, завершая маскарад. Даша показала Воловикову на нее взглядом. Тот молча кивнул.

– Нет, господа и дамы, вы кто? – вопросил хозяин, качаясь.

– Милейшие люди, – сказала Даша. – Уголовный розыск. Когда ушла Ольга?

– А я знаю? Проснулся, ее уже нету. Ей под камеру к половине восьмого… О! Сейчас семнадцатый врубим и посмотрим… – Он направился было к телевизору, но передумал и свернул к столику, где рядом с фуражкой родником живой воды посверкивала нераспечатанная бутылка шампанского.

Воловиков слегка пожал плечами, вид у него был чуточку разочарованный. Даша прекрасно шефа поняла. Судя по аромату застарелого перегара, по всей манере поведения, по облику – душевно квасить этот тип начал еще со вчерашнего вечера. Безусловно, и в таком состоянии сотни людей совершают убийство – вот только оформляются таковые убийства предельно примитивно. Весь их ментовский опыт вопиял, что у запившего Вени не хватило бы ни ума, ни, что важнее, физической возможности совершить убийство Олечки Ольминской так, как оно было совершено. Один-единственный меткий удар, сокрушивший шейные позвонки, два точных тычка тесаком, убийца растаял в воздухе подобно человеку-невидимке – не смешите… Даже если бы не засветился «черный», Веня в главные подозреваемые никак не годится.

Что, впрочем, вовсе не означает, будто его не следует разрабатывать.

Воловиков мягко переместился по ковру – и достал хозяина в тот самый момент, когда тот уцапал было шампанское. Шеф не произнес ни слова, не сделал ни единого угрожающего жеста – он просто надвигался неотвратимо и тупо, как бульдозер, так что Житеневу пришлось отступать, отступать… пока не уперся лопатками в стену, все еще стискивая бутылку с черной этикеткой.

– Так откуда мы? – спросил подполковник, глядя жертве в глаза обаятельнейшим взглядом голодного удава.

– Тимуровцы…

– Дуру не гони.

– Ну, уголовный розыск… Только я-то тут при чем?

– Где Ольга?

– Ну на студии, наверно. Говорю, я спал, когда уходила. Дверь сама захлопывается…

– Почему на ней военная форма?

– Ох-ти нате, хрен из-под кровати… – Житенев схватился за голову обеими руками (и ушиб висок горлышком бутылки). – Ну вы мне еще скажите, что к ней комендантский патруль прискребся… Передача у нас такая. «Служу Советскому Союзу».

– Нет у вас такой передачи.

– Ну, нет. А вам какое дело?

«Он не убивал», – уверенно сказала себе Даша. Можно быть великолепным актером – но никак нельзя совместить великолепную актерскую игру и неподдельное глубочайшее похмелье. О таких артистах мир еще не слышал. Уголовный розыск – тоже.

Вполне возможно, даже наверняка, такие мысли блуждали и в лысоватой голове шефа, Даша его прекрасно знала. Но Воловиков по-прежнему стоял, прижимая хозяина к стене, глядя с ласковой угрозой, мертвой хваткой зажав руку с бутылкой. И добился-таки своего. Классик верно писал, что жить с похмелья – страшно. Запала у Житенева хватило ненадолго, вскоре он расплылся в жалобной улыбке:

– Нет, ну какие проблемы?

– Проблем пока нет. Но будет куча. У тебя, сокол мой, – сказал Воловиков терпеливо. – Я – подполковник Воловиков, начальник уголовного розыска города. И если я пришел, Веня, самолично, то уж не шутки ради. Будешь дергаться – я тебе в момент обеспечу трое суток задержания. И дома-то хреново отходить с бадуна, а уж в камере и вовсе кисло… – он резко переменил тон. – Давай, я тебе помогу пузырик распечатать. У тебя руки дрожат, брызгать будет… Во-от так. Ты от глотка не срубишься? Ну так налей себе глоточек… стоп-стоп. Хоре. Ну ладно, еще на палец… Бутылочку поставил… выпил… подождали минутку… ух ты, как оно по жилочкам… Теперь закури. Нешто ж я зверь? Это у меня фамилия такая… скотская… а так-то я – ангел, даже икону с меня рисовать хотели, да лысина не в масть… Ну, полегчало? На, закури. И давай как мужик с мужиком. Значит, Ольга ушла, когда ты еще спал?

– Ну. Не впервые.

– Ссорились?

– Да нет вроде.

– Ну, а форма-то зачем?

– Ну нравилось ей! Долго рассказывать… Что случилось?

Воловиков, гипнотизируя его дружелюбным вроде бы взглядом, вытянул из своей папочки цветную фотографию. Подсунул под нос. Даша заметила краешком глаза – крупный план, склоненная влево светловолосая головка, полоса крови…

До Житенева доходило долго, медленно, мучительно. Похоже, он до сих пор путался меж реальностью и алкогольными туманами той страны, что не от мира сего.

И вдруг понял, рывком:

– Олька?! Это – утром?..

Воловиков безжалостно кивнул.

Даша невольно отшатнулась, когда из глотки взлохмаченного алкана рванулся нечеловеческий вой. Воловиков, спрятав снимок, уже принял должную стойку, чтобы при нужде моментально скрутить клиента – но тот обмяк, сполз на пол, уперся лицом в коленки и зарыдал, самозабвенно, с пьяным надрывом, не видя и не чувствуя ничего вокруг. Было противно, но и чуточку жалко. Даша отвернулась. Славка, уже покончивший с духовкой, стоял в дверях с каменным выражением лица.

Воловиков показал ему глазами: «Держи клиента!» – и за локоть вытащил Дашу на площадку.

– Ничего себе – деликатно… – фыркнула она.

– А что? Ногами его не били, сроком не угрожали… Ладно, я его сейчас суну под душ, волью полстаканчика и сниму показания – грех не разработать клиента в таком состоянии… А ты, Рыжая, езжай на конспиративку – ту, что на Грибоедова, сорок пять, – он глянул на часы. – Минут сорок у тебя еще есть, туда к двум должна подъехать одна выдра из эскорта. Агентуристы расстарались… Есть подозрения, что и в самом деле имеются непрофильтрованные эскортики высокого класса…

– А мы что говорили? – сказала Даша. – Кстати, насчет Артемьевой как раз информация и прошла…

– Потом доложишь. Я сейчас колону этого деятеля, пока теплый. Шагай. Вернешься в управление, возьми рацию у Пахомова. Выбил я под это дело хорошую связь… Бежи. Да выдру не обижай, она еще пригодится, шалава…

В квартире все еще звучали душераздирающие рыдания.

– Ольминская, кстати, в «Пельменях» часто обедала, – сказал подполковник. – Усекла? Но это – потом… Дуй.

И скрылся в квартире.

«Это почему же это – потом?» – творчески прикинула Даша, выходя из подъезда. Коли есть минут сорок…

Ее водитель запустил мотор, но она отрицательно мотнула головой и направилась ко входу в кафе. Тут же ее догнали оба водилы, Дашин и Славкин.

– Вас прикрывать? – с бравым видом поинтересовался Славкин сержант.

– Что, голубь, за рулем скучно?

– Да скучновато…

– Ладно, – сказала Даша. – Я вхожу, а вы смирнехонько так встанете по обе стороны двери, как в штатовских фильмах, ну, да ты, сержант, знаешь…

Охранник довольно приличного вида дернулся было ей наперерез, но Даша отодвинула его указательным пальцем и направилась прямо к бару. Краем глаза отметила, что сержанты, сделав страшные рожи, заняли позиции по обе стороны двери, а бодигард, сообразив, что к чему, смирнехонько убрался к бездействующему гардеробу.

В зале было полутемно, почти безлюдно, только слева за двумя сдвинутыми столиками довольно мрачно восседала компания стриженых ребят в коже и золоте. Вылощенный бармен в белейшей рубашке с черной бабочкой Даше был незнаком. Судя по его мгновенной напрягшейся фигуре и чересчур уж безразличной физиономии, он о ней то ли знал, то ли видывал уже. Тут же расплылся в профессиональной улыбке:

– Желаете карту вин? Между прочим, у нас не принято в верхней одежде…

– Засохни, плесень, – сказала Даша дружелюбно. – Пепси-колы на четыре пальца, можно без льда.

Карту вин она беспокоить не стала – самый скромненький коктейль в этом заведении был не по ее зарплате, не говоря уж о фирменных пельменях.

Бармен чуть поморщился, но набулькал пепси в умопомрачительной красоты стакан с накладками из цветного стекла.

– Суки, ур-рою всех за Олечку! – благим матом заорали за столом.

«Ага, – удовлетворенно отметила Даша. – Знают уже».

Допила покалывавшую язык коричневую газировку:

– Сколько с меня?

– За счет фирмы…

Даша молча швырнула ему десятку, развернулась и пошла к сдвинутым столам, закуривая на ходу. Остановилась, представ на всеобщее обозрение – руки в карманах пуховика, подбородок гордо вздернут, пепел сыплется на пол. Спокойно ждала, когда к ней прилипнут абсолютно все взгляды.

Из-за пояса у того, что сидел к ней ближе всех, откровенно торчал черный «Глок» – чудесная австрийская машинка на семнадцать зарядов. Если и была у Даши в этой жизни голубая мечта, то – такой пистоль. Только бесполезно дергаться и писать бумажки – если за этим стволом ничего нет, тут же отыщутся двадцать свидетелей, что пистолет, поскользнувшись на чисто вымытом полу, сам запрыгнул стриженому за пояс…

– Ну что, бритые колобки, романтики с большой дороги? – спросила она громко. – Дожили? В двух шагах от вашей харчевни людей мочат?

– Дашка, хоть ты не отсвечивай… – пробормотал тот, что с «Глоком».

Даша нависла над ним:

– Это кто тут «Дашка», пельмень шантарский? Базар фильтруй, переросток. Вот «Хуанхэ», честно признаюсь, мне не по зубам – а сюда я сейчас нагоню два взвода СОБР и пройду по вашему шалману инквизицией. Зондеркомандой. Ну, дернись, пельмень! Чтобы я тебе показала, кто быстрее пушку заголяет!

– Рыжая, да я, в натуре… – виновато пробормотал «Глок».

– Вот, уже лучше, – сказала Даша. – За «Рыжую» не обижаюсь, наоборот. Благо натуральная – хоть вам, октябрята, в жизни случая не выпадет в этом убедиться.

Один из сидевших в самом конце стола попытался было взмыть, бормоча что-то задиристое, но его моментально усадили.

– Дашенька, вам бы в системе цены не было, – умильно сказал «Глок». – Не надоело еще за гроши уродоваться?

– Когда надоест, позвоню, – тихо сказала Даша. – Или открытку пошлю. Ну, так… Я у вас шмон делаю? В подсобке озираюсь? Ведь ничего подобного… Что ж вы доброе отношение не цените? А хотите, я с трех раз попробую угадать, кто приедет с вашим шалманом за Оленьку разбираться? Ну-ка, пошли!

Она потянула «Глока» за рукав из-за стола. Верзила покорно встал. Даша отвела его к высокому, во всю стену, стеклянному окну. Сержанты бдительно держали руки на кобурах.

– Рыжая, ты, в самом деле, пальцем в небо, – примирительно сказал «Глок». – Не настолько же мы освинели, чтобы Олечку… да еще тут же, во дворе. И не будет Крокодил на нас с пулеметом наезжать, он мэн крутой, но не дурак и соображает прекрасно, что наши тут ни при чем… Это ж явно тот Чикатила, который с шарфиками… Нет, ну что ты, в натуре?

– А ты что, за всех в этом шалмане подписываешься?

– Ну. Крокодил, ты знаешь, дает установки получше Кашпировского. Хоть с Олечкой он и лялькался чисто эпизодически, ни один паренек с понятием на нее в этом кабаке не поднял бы ни глаза, ни грабок.

– Верю, – сказала Даша. – Вы ж не самоубийцы еще… А что вообще слышно?

– Я тебе что, стукач?

– А я тебя что, вербую? А, Барсук? – припомнила Даша его рабочий псевдоним. – Я, наоборот, куриной слепотой страдаю, если ты видишь у себя пушку за ремнем, так я ее в упор не вижу… И не надо мне лопотать про высокооплачиваемых адвокатов. Сам понимаешь, в таком поганом деле вот-вот пойдут чрезвычайные меры, всякие там «Петли» и «Неводы», и ваше верховное главнокомандование, которое беспредела тоже не приветствует, таких вот барсучат дюжиной сдаст, если что… Не веришь? Вот никто мне на глаза не попался, а ты попался… Ну не мочканешь же ты меня, солнышко, прямо здесь?

– Рыжая, мы тебя по жизни уважаем…

– Вот и чирикай. Кто слышал, чего слышал…

– Да никто ничего не слышал. Центровые, правда, что-то там лопотали насчет азеров…

– Ну?

– Баранки гну. Идет базар, что девочек мочит черный. Если найдут…

– Кто из центровых?

– Да я помню? Пили намедни, вот за столом и вылетело…

– Ольга часто здесь бывала?

– Обедала, считай, что ни день. Одна. Пельмешки все же тут добрые.

– Ладно, – сказала Даша. – Имей в виду: если вы тут что-то конкретное узнаете, и я этого не узнаю – будет вам кадриль с перезвонами… Усек? Под микроскоп возьму ваше бистро, и с кем надо встречусь, добро получу… Веришь? Телефончик мой, если понадобится, в момент найдешь, ты ж не сосунок…