Глава 9. ПОДВИЖКИ И НОВОСТИ

Ходить вприпрыжку на кладбище как-то не принято, и Смолин шагал к выходу достаточно неторопливо - хотя так и тянуло побыстрее отсюда припустить. Он с некоторых пор откровенно недолюбливал кладбища, то ли из-за возраста, то ли вспоминая, сколько его знакомых уже не здесь. Невеселая арифметика, если прикинуть…

Дожидаться самого конца церемонии он не стал. Свое обещанное выполнил - мастерски заслонившись букетом, незаметно опустил Чепурнову в гроб коробочку с орденом, как тот и просил. Прошло нормально, никто не заметил.

Орден был редчайший - первый орден Японии, а строго говоря, и не орден даже, а наградной знак, именовавшийся в соответствующей литературе «Орден государства Сацума-Рюкю». В восемьсот шестьдесят шестом один из крупнейших самурайских кланов отправил на Парижскую всемирную выставку своего делегата, тот и вручил орден Наполеону III, а заодно и дюжине приближенных. Затеяно это было, чтобы показать Европе: клан наш, уважаемые господа, посильнее и императора, и правителя, что хотим, то и делаем, можем даже орденами награждать иностранных монархов, если придет такая охота…

Ничего особенного, в общем: красная эмалевая звезда с гербом клана (крест в круге) да пять иероглифов синей эмали меж лучами звезды. Круглая подвеска - цветок, красная лента с белыми полосами. Вот только остался один-единственный известный антикварному миру экземпляр - в Японии, в музее. А у Кащея, выходит, неизвестно сколько лет лежал второй, при том, что в самой Франции ни одного не осталось…

Где он его ухитрился раздобыть, уже не спросишь. Но наиболее правдоподобная версия, если пораскинуть мозгами, сыщется. Уникальный орден во Франции могли прибрать к рукам немцы - а потом в Германии он где-то попался на глаза молодому веселому победителю, еще не носившему клички Кащей. Никифор сам говорил как-то давно тому: в Германии, в оставленном сбежавшими хозяевами особняке нашел пригоршню экзотических орденов, это и подтолкнуло ко всему дальнейшему. Разумеется, могут быть и другие версии, но истины уже не доищешься, да и какой в ней толк, кому она нужна? Коли уж господин Чепурнов этот мир покинул окончательно и бесповоротно, интересно все же, вроде бы и верующим был наш оборотистый аксакал, а вот поди ж ты, в гроб попросил положить насквозь басурманскую регалию… а впрочем, наше дело маленькое, о чем нас попросили, то мы прилежно и исполнили, совесть чиста, а значит…

– Василий Яковлевич…

Он чуточку вздрогнул, надо признаться, обернулся резковато. Дашенька Бергер, очаровательное, интеллигентное и утонченное создание, надежда родителей (каковые сами в мире высокого искусства достигли не особенно и много, а потому, как водится, все надежды возлагали на то, что родимое чадушко станет крутейшим искусствоведом).

Она небрежным движением сняла с головы черный платок - скорее уж невесомую косынку, надетую, надо полагать, исключительно по родительской воле. Судя по этому движению и абсолютно спокойному лицу, никакой такой особенной печали она и не чувствовала после утраты любимого дедушки. Ничего удивительного: Смолин примерно представлял, что она с малолетства слышала дома о милом дедушке: «собака на сене» и «старый придурок с хламом» - это еще самое мягкое…

– Василий Яковлевич…

– Да?

– У меня к вам серьезный разговор… Точнее, просьба…

– Минутку, ладно? - попросил Смолин, вытаскивая из нагрудного кармана завибрировавший мобильник.

Выслушал. Отозвался парой коротких реплик. И отключил телефон, чувствуя, как на лице невольно расплывается улыбка. Это здорово, это чертовски здорово, наконец не просто определенность, а простор для маневра…

– Итак?

– Василий Яковлевич, создалась такая ситуация, что мне и не с кем посоветоваться…

– О чем?

– Ну, это касается антиквариата… Я же знаю, что вы - великий знаток и профессионал…

– Да уж какой там великий…

– Все равно. Главное - знаток и человек компетентный. Дедушка о вас всегда так и отзывался.

– И далеко не с обожанием, а?

– Ну, в общем… - Дашенька похлопала ресницами в некотором смущении. - Но это ведь не главное, как бы он о вас ни говорил в бытовом плане, считал вас крутым профессионалом…

– Даша, можно ближе к делу? Мне только что звонили, нужно ехать, дело важное…

– Мне нужно с вами проконсультироваться… по поводу одной вещички. Осталась от дедушки… - она оглянулась по сторонам с таким видом, словно опасалась слежки. - Это долгий разговор, тут, наспех, ничего не объяснишь, нужно обсудить все обстоятельно и вдумчиво… Мне очень, очень нужен ваш совет…

– Ну, пожалуй… - сказал Смолин, подумав. - Ежели без уголовщины.

– Да нет, никакого криминала. Просто я человек все же неопытный и могу здорово напортачить, а вещичка крайне интересная, и меня объегорить могут в два счета…

– Хорошо, - сказал Смолин. - Я освобожусь уже через часок. Где бы нам пересечься…

Даша достала из сумочки бумажный квадратик:

– По этому адресу вам будет удобно? Я эту квартиру сняла на лето, так получилось…

Бегло прочитав адрес, Смолин кивнул:

– Понятно. Через час приеду.

Он кивнул и зашагал к стоянке. Интересные дела. Ручаться можно, что Дашенькины родители, интеллигенты «из сферы культуры» с соответствующей зарплаткой из разряда «кошкины слезки», как ни баловали свое чадо, а все же вряд ли смогли бы ей давать денежки на съемную квартиру в центре. Удовольствие недешевое, даже однокомнатная в том районе выскакивает в копеечку. Очень похоже, девица отыскивает самостоятельно средства к существованию - что ж, цинично прикидывая, милым девочкам это удается гораздо быстрее и проще, нежели потасканным мужикам, времена такие… Ничему не стоит удивляться с тех пор, как один его знакомый, оттягиваясь однажды с приятелями в загородном домике и вызвавши туда девиц из крайне элитного заведения, нос к носу столкнулся с собственной дочушкой - умница, интеллектуалка, в престижный колледж пристроена и уж безусловно карманными деньгами не обижена, а вот поди ж ты, и денег ей было мало, и на вульгарные приключения потянуло…

Ладно, все это, в общем, неинтересно. О другом нужно думать: что у нее за вещица? Что такого могло ей остаться от дедушки - учитывая дедушкину личность? А вот тут уже простор для самых смелых фантазий, мог Кашей, размякнув душой однажды, подарить внученьке нечто такое, с чем и к сэрам, пэрам и херам на «Сотбис» не стыдно показаться. Мог и оставить заначку - что, если в комнате-тайнике хранилось далеко не все? И теперь детка боится продешевить, прекрасно понимает, что сама ничего не смыслит в рынке, и облапошат ее в два счета. Предприимчивая детка выросла, палец в рот не клади, вон как легко и непринужденно собрала приятелей и тряхнула опустевшую дедушкину квартирку. Чувствуется наследственная хватка - перепрыгнув через поколение, дали о себе знать Кащеевы гены. Вдруг да и выйдет какая выгода?

…Хозяин магазина «Эльдорадо» Николай Эрастович Демидов (как о том знала каждая посвященная собака) дельцом был хватким, но, как многие, страдал 92 пунктиком. Хорошо еще, практически безобидным в отличие от педофилии, наркомании и порочной страсти к рулетке. Переклинило Эрастыча на генеалогии: не хочет быть старуха простою бабой, желается ей быть владычицей морскою… Вот уж лет двадцать, со времен угара перестройки, Демидов утверждал окружающих во мнении, что он, изволите ли знать, не с елки упал и не от посконных хлеборобов происходит, а имеет честь быть потомком тех самых Демидовых, что ставили заводы на Урале, чеканили фальшивые рублевики в подземельях и просаживали миллионы золотом на дурные прихоти.

Доказательства были самые фантазийные - - точнее говоря, зиждились исключительно на разглагольствованиях самого Эрастыча, сетовавшего на коммунистическое правление, когда все бумаги сгинули в вихре войн и переворотов, все семейные реликвии вкупе с фамильными ценностями разворовали злобные чекисты, а ежели какие архивы и избежали катаклизмов, то их с оглядкой спалили в буржуйке сами демидовские предки, дабы не держать в доме столь опасных улик.

Смолин иногда подозревал, что в торговлю антиквариатом Демидов для того и нырнул четверть века назад, чтобы собрать побольше вещичек, которые можно без зазрения совести выдавать за фамильные реликвии. Ежели фотография осанистого господина при бакенбардах и Анне на шее не подписана, то таковую можно без всякого риска разоблачения представлять снимком родного прадедушки, точно так же порой дело обстоит с серебряными портсигарами, орденами, чиновничьими шпагами и прочей мелочевкой. В последнее время в столицах появились оборотистые ребятки, которые конструируют клиенту под ключ недурственные «семейные архивы»: тут и старательно подобранные фотографии, и россыпь старинных безделушек, и фамильные портреты, и эполеты, и многое, многое другое. Особенно ценятся интересные старые документы с совпадающими фамилиями-а ведь в столицах потихонечку работают свои Маэстро, которые при желании и за отдельную плату что портсигар снабдят соответствующей дарственной надписью («Его моему прадедушке сам граф Витте дарил от чистого сердца, так и написано, с твердыми знаками и ерами!»)

Самое смешное, что в те самые угарные времена Демидов даже выхлопотал подтверждающую его «права» грамоту - у какой-то из превеликого множества «Межгалактических геральдических палат», расплодившихся, как блохи на барбоске. Сколько ему это стоило, история умалчивает, но грамота и сейчас красовалась на стене: многоцветная печать, императорские орлы, куча красивых печатей, раскудрявейшая подпись герольдмейстера, то ли Пупкина, то ли Ляпкина…

Что бы там ни было в начале, теперь Эрастыч был торгованом хватким - разве что порой на него находило и он начинал разглагольствовать про свой известнейший род, пересказывая байки еще дореволюционных времен, почерпнутые из букинистических редкостей, или с таинственным видом вещал, как он списался на неделе с очередной седьмой водой на киселе, потомками Демидова, обитающими то ли в Патагонии, то ли на южных отрогах Гималайского хребта, как был ими заочно признан, заочно же облобызан, а потому вот-вот все же начнутся поиски демидовских кладов, скрытых которое десятилетие то ли в подвалах полуразвалившихся уральских башен, то ли в швейцарских сейфах. Свои эти минуты ужасно любили - потому что именно в этот момент Эрастычу, обычно недоверчивому и въедливому знатоку, которого на кривой козе не объедешь, можно было, пользуясь его расслабленным состоянием, впарить черт-те что, якобы имевшее отношение к уральским самодурам-миллионщикам. Смолин и сам этим пару раз грешил - потому что не использовать такой случай просто грех, в конце концов, не больного на голову обманываешь, а вполне здорового, только подвинутого на чужой генеалогии, да и продавал он Эрастычу не фальшаки, прости господи, а натуральную старину (вот только вряд ли имевшую хотя бы отдаленное отношение к настоящим Демидовым)…

Сегодня, впрочем, у него были совсем другие помыслы - да и Эрастыч, сразу видно, пребывал в насквозь вменяемой полосе. Что ему, впрочем, нисколечко не мешало с напыщенным видом извлекать сигаретки из массивного серебряного портсигара с гербом Демидовых: в нижней половине - кузнечный молот, в верхней - три каких-то хреновины наподобие буквы «Л». Портсигар был родной, сазиковский, да и герб у Демидовых, Смолин интереса ради проверял, именно такой - но вот о истории появления герба на этом именно портсигаре он кое-что слышал краем уха…

– Я так понял, всплыло что-то? - спросил Смолин, ощущая немалый охотничий азарт.

– Сразу, как ты позвонил, стали бдить, не в первый раз, чай… Какая бы конкуренция и подковерные интриги ни сотрясали тесный антикварный мирок, прежние склоки мгновенно забывались, если у кого-нибудь что-нибудь попятят - туг уж моментально начинается перезвон, все бдят в десять глаз, потому что завтра сами могут оказаться в таком же положении. Тем более что частенько мелкая шпана, стащив что-то в одном магазине, простодушно спешит продавать в другой, не представляя в своей юной тупости специфики антикварного бизнеса, где все одной веревочкой повязаны и знают друг друга сто лет…

Эрастыч полез в стол и выложил полоску твердого картона, к которой были прицеплены пять регалий. Хватило одного взгляда, чтобы мгновенно опознать свое, законное - именно эти награды, именно в этом порядке он сам на данную картонку и цеплял. Но из обычной пунктуальности Смолин все же взял в руки подборку, присмотрелся. «Савушка», то бишь сербский орден Святого Савы, был в свое время мастерски реставрирован Маэстро - но если хорошенько приглядываться, видно, что голубая эмаль в верхней части креста чуть отличается оттенком от «родной». Даже искусник Маэстро не всегда способен повторить в безукоризненной точности работу трудившихся сто лет назад мастеров, эмаль - самое слабое место современных фальсификаторов…

Медаль Ушакова была под тем самым номером, удостоверение к ней (награда с документами всегда стоит дороже) и сейчас лежало у Смолина на квартире. По памятным признакам он легко узнал и две баварских военных медали середины позапрошлого века. А большую серебряную медаль за военные заслуги государя императора Франца-Иосифа опознать легко было с полувзгляда - потому что давным-давно, надо полагать, тогда же, в Первую мировую, обладатель глубоко выцарапал на ней свои инициалы (была такая ухарская привычка у юных императорских праворщиков, вроде нарисованных чернилами звездочек на погонах у белогвардейцев).

– И вот это…

Эрастыч положил на стол тяжелый пластиковый пакет, где в совершеннейшем беспорядке лежала целая груда медалей. Вот они-то Смолина интересовали во вторую очередь, поскольку были откровенной дешевкой, той самой чепурновской «обманкой», которую Дашка и ее сподвижники сняли со стены. Он только покопался в пакете двумя пальцами, следя, чтобы не уколоться заколками - да, это тоже из Кащеевой квартиры…

– Один человек припер?

– Ага, - сказал Демидов, доставая из папки стандартную квитанцию. - Некто Фетисов Михаил Николаевич, Кутеванова сорок один, семь. Хотел толкнуть сразу, но я-то помнил «общую тревогу», объяснил, что рисковать капиталами не согласен, только на реализацию могу взять…

– Он быстро согласился?

– В общем, да. Без особых проволочек. Ну, конечно, разочарован был несказанно, как все эти лохи, что полагают, будто им сейчас охапку денег выложат…

– Нервничал?

– Да не похоже… Ну, самую чуточку. На наркомана вроде бы не похож, и на шпану - тоже. Самый обычный сопляк… Патлы длинные - ботва под Джона Леннона, физиономия отмечена некоторым интеллектом, речь правильная… - уточнил Смолин, чтобы удостовериться.

– Он самый. Этакий Гарри Поттер, только без очочков. Культурный такой, явно не из слесарей-сантехников. Ты его знаешь?

– Встречались… - сказал Смолин сквозь зубы.

Все совпадало - и адрес, раздобытый Шварцем, и анкетные данные владельца машины, определенно приходившегося «Гарри Поттеру» папашей. С родителями живет сей интеллигентный молодой человек, папиной машиной пользуется… Ситуация, как ее ни рассматривай, была несколько щекотливой. Обычного воришку из тех, что украдкой суют за пазуху что-нибудь красивое и смываются, как правило, изловивши, без затей, без гуманизма и привлечения родной рабоче-крестьянской милиции пинают, пока ноги не устанут. Против чего он сам не особенно и возмущается, понимая, что получает за дело… Сейчас придется действовать тоньше. Коли уж волосатый открыто сдал награды в магазин по собственному паспорту, ничуть не считает себя преступившим закон криминальным элементом - следовательно, работать с ним придется несколько иначе. Еще и оттого, что Смолин, разумеется, в милицию с заявлением о покраже бежать и не подумал, а потому, с точки зрения закона, потерпевшим как бы и не является. И, главное, к Дашенькиной компании долго еще присматриваться, так что не следует пороть горячку, нужно придумать что-нибудь тонкое, можно бы выразиться, элегантное, дело не в том, чтобы вернуть украденное, здесь все сложнее…

– Какие будут пожелания? - спросил Эрастыч. Смолин раздумывал недолго.

– Вот это, - он небрежно ткнул пальцем в пакет с перемешавшимися медалями, - можешь выставлять на продажу хоть сейчас. Это не мое… строго говоря, это вообще ничье, так что претензий предъявлять некому. А вот это, - он коснулся картонки, - пока что припрячь подальше, лады? Он телефон оставил? Ага, отлично. Когда я тебя попрошу, звякнешь ему, чтобы приходил за деньгами. С таким расчетом, разумеется, чтобы я сам здесь уже сидел…

– Сделаем… - Демидов убрал картонку подальше в стол, оставив мешочек на прежнем месте. Помолчав, взял еще одну сигаретку из «фамильного» портсигара и спросил задумчиво: - Вася, ты как думаешь, что сталось с Катаевыми закромами?

Смолин сохранял бесстрастное выражение лица. Ну разумеется, после смерти Чепурнова в антикварном мире ни о чем другом не рассуждали и долго еще будут ломать голову. Вообще, «наследство» нужно продавать так, чтобы ниточки не вели к нему - упаси боже, не в Шантарске. Если кто-то из коллег по ремеслу узнает… ничего жуткого, в общем, не произойдет, но зависть расцветет пышным цветом, а это ему совершенно ни к чему…

– С родными кровиночками отношения у него были испорчены напрочь, - сказал Демидов, рассеянно таращась в потолок. - Это каждая собака знает. Так что им оставить никак не мог. Самое печальное, если вся эта благодать где-то лежит настолько хорошо заныканная, что еще двадцать лет на свет не появится…

– А вот это на него как раз похоже, - сказал Смолин, приняв озабоченный вид, задумчиво морща лоб и хмуря брови. Тут, Эрастыч, простор для вариантов.

– Например?

Ну, например, сын с дочкой могли и притворяться… с Кащеевой же подачи. Все старательно притворялись, что враждуют. А на самом деле Кащей просто не хотел, чтобы стало известно, какой клад он оставляет деткам. Вполне понятное стремление: в наши печальные времена и за полтинник в подъезде задавят… В Новониколаевске в свое время случилось именно так, когда помер Воронецкий, помнишь? Сынок якобы последние лет десять с Воронецким был на ножах, друг друга завидев, на другую сторону переходили… вот только месяца через три после безвременной кончины папаши Воронецкий-младший, бюджетник сраный, коттеджик в хорошем районе прикупил и стал на сотом «крузере» раскатывать…

– А пожалуй… - кивнул Эрастыч.

– Вариант номер два, - сказал Смолин. - Кащей не мог не понимать, что на часах - двенадцать без пяти. И незадолго до смерти толкнул закрома оптом в одни руки - кому-то стороннему, не местному. Чтобы казна не досталась детишкам, которых терпеть не мог. А деньги… Ну, мало ли куда умный и хитрющий старикан мог подевать деньги. Перечислил на возведение памятника граненому стакану в городе Пропойске или нашему зоопарку… Что, мы с тобой не знаем примеров, когда нехилые коллекции тихонечко уходят в одни руки? Кира Булычева взять, сказочника нашего, бирмановеда в штатском. Богатейшая была коллекция, у любого слюнки бы потекли - а после смерти письменника растворилась в воздухе без шума и криминала, и ни одна вещичка на рынке потом так и не всплыла… Значит - тихонечко, культурно, в одни руки… Одним словом, не стоит даже голову ломать. Если никто из нас в Шантарске ни сном ни духом - значит, были Кащеевы сокровища, да сплыли…

– Да я и сам примерно так же рассуждаю, - сказал Демидов с тоской в глазах. - Обидно просто: такая коллекция куда-то на сторону улетучилась… Жалко…

– А что тут жалеть? - пожал плечами Смолин. - Все равно не твое, Эрастыч…

– Какая разница? Все равно грустно. Представляешь, сколько там должно быть… всего?

– Представляю, подумал Смолин, прекрасно представляю, ты и не знаешь, насколько… Нет, нельзя и словечком заикнуться о нежданном наследстве. Никто, конечно, из коллег по ремеслу не воткнет ему в спину вострый ножик, и отношений не порвет, и даже не обматерит в глаза - но завидовать станут люто, по-черному, как и он бы на их месте, пожалуй… А это, в свою очередь, когда-нибудь обязательно себя проявит так или иначе. Говорил же умный герой какого-то романа о пиратах: главное - не отыскать клад, а ухитриться правильно поделить и остаться при этом в живых…

– Что до тех орденов… - начал Смолин деловитым тоном, чтоб побыстрее переменить тему.

И замолчал. Дверь распахнулась так, как ей и не полагалось - ни сотрудники, ни клиенты таким макаром не входят - грохнула об стену, ее тут же, когда она отскочила, придержала невидимая рука. И в кабинет повалили люди - то есть их было - всего человека три, много четыре, но они ворвались с таким нахрапом, что показались поначалу целой толпой…

Голова у человека соображает быстро, особенно у битого жизнью, и Смолин, не успев толком осознать, уже понимал чутьем, что к чему. Трое - все же их оказалось трое - разомкнулись по обе стороны двери, с таким видом, словно опасались пулеметной очереди навстречу, они все были в штатском, но это не имело значения, физиономии и повадки неясностей не оставляли. Погорел аристократ, успел подумать Смолин со смесью легкого злорадства и нешуточной тревоги.

Один из незваных гостей оказался рядом с Демидовым и встал над ним с видом грозно-бдительным, уставясь так, словно опасался, что хозяин кабинета начнет пригоршней пихать в рот секретные коды и шифры и жевать их всухомятку. Второй просто стоял у двери без особенных эмоций на стандартной милицейской физиономии. Третий с тем же напором шагнул к столу и махнул в воздухе знакомой книжечкой:

– Майор Летягин, отдел по борьбе с незаконным оборотом оружия…

Смолин разглядывал его искоса: за сорок, крепенький, коротко стриженный, типичная физиономия опера, за которую чертовски трудно зацепиться взглядом в поисках не то что особых примет, но и яркой индивидуальности. Отошел на шаг, замешался в толпу - и уже не опознаешь, начисто забыл, как выглядит…

Вот и познакомились. Как достоверно известно из рассказов потерпевших, именно этот майор и в истории с «Дукатом» и «Эльдорадо» пиликал первую скрипку. И вот теперь в третий раз… Тенденция, однако, как говорил чукча из анекдота. Точнее, кампания. Плохо. С правоохранительными органами людям профессии Смолина и так-то встречаться тягостно, но вот попасть под кампанию - это еще хуже…

Только теперь Демидов опомнился, собрался, попытался придать себе вид достойный и вальяжный:

– А в чем, собственно…

Тщательно спрятав удостоверение, майор сделал еще один шажок вперед и сказал почти дружелюбно, буднично:

– Только что в вашем магазине, гражданин Демидов… вы ведь и будете Демидов?., так вот, только что в вашем магазине была продана одна единица холодного оружия. Что является нарушением статьи Уголовного кодекса и, так сказать, безусловно подлежит… Контрольная закупка. Я вынужден буду произвести оперативно-следственные мероприятия, как то: обыск, опрос свидетелей, прочие действия, какие найду нужными… Вам достаточно этого, или потребуется приводить ссылки на соответствующие кодексы, статьи и параграфы?

Смолин так и сидел в свободной позе, озираясь с видом человека, впервые ставшего свидетелем этаких вот увлекательных криминальных игр и потому восторженно ловившего впечатления. Он не сразу, но догадался, что ему категорически не нравится в происходящем.

Да как раз полнейшее отсутствие интереса ментов к его персоне! Глянули разок мельком и более не обращали внимания, словно его тут и нет. А вот это насквозь неправильно, ребята, ох как неправильно. Вас сейчас должно интересовать абсолютно всё и абсолютно все в данной комнате: любой предмет и каждый присутствующий… ну предположим, не хату наркоторговцев накрыли, но все равно, обязаны глянуть хотя бы с любопытством: а ты-то тут кто, птичка божья, на какой мотив чирикаешь и по каким причинам стул попой протираешь? Но вот поди ж ты, чуть ли не демонстративно обходят взглядами… уж не знают ли, с кем встретились? Ничего удивительного, в общем, все мы давным-давно на примете, под колпаком у Мюллера, и тем не менее…

Демидов нервно пошевелился. Он, конечно, вовсе не собирался впадать в прострацию, битый был кадр, как все они, грешные - просто-напросто, Смолин прекрасно понимал, пытался в кратчайшие сроки выбрать самую полезную линию поведения… И выбрал. Сказал почти непринужденно:

– Ну, приступайте, коли уж пришли…

– В присутствии адвоката нуждаетесь? - вежливо поинтересовался майор.

– Не вижу необходимости, - сухо отозвался Демидов.

Смолин мысленно ему поаплодировал. Учен жизнью Эрастыч, чего там. Бывают, конечно, случаи, когда адвоката следует требовать с первой секунды появления ментов, лишнего междометия без него не изречь - но сейчас лучше будет поступить как раз наоборот. Чтобы потом обнаружились разные мелкие милицейские нарушения, изъяны в процессе и прочие ляпы, за которые потом хороший адвокат как раз и будет цепляться, как бульдог… Пусть втянутся, обязательно, помимо желания, мелких ляпов понасажают, легче будет адвокату…

– Ну что ж, в таком случае давайте писать бумажки… - майор непринужденно уселся за стол и положил перед собой папку. - Потребуются понятые… - - он впервые воззрился на Смолина открыто и внимательно. - Вот вы здесь работаете или посторонний будете?

– Посторонний буду, - сказал Смолин. - Напрочь.

– Не согласитесь ли участвовать в качестве понятого?

– Ни в коем случае, - сказал Смолин нейтральным тоном. - Дела неотложные…

И поднялся, прекрасно зная, что принудительно загнать в понятые этот типчик никого не вправе. Светским тоном произнес:

– Значит, господин Демидов, вы меня непременно уведомите, как только появится подходящий граммофон… И непременно с никелированной трубою…

Раскланялся с насупившимся Эрастычем и вышел беспрепятственно, никто не попытался его задержать - с какой стати? Прав таких не имеете, соколы, тут, как уже подчеркивалось, не лаборатория по разбодяживанию кокса зубным порошком…

В торговом зале, как и следовало ожидать, наблюдалась картина, чувствительно царапавшая душу всякому антиквару: продавец Веня сидел в уголочке с видом унылым и безрадостным, и его о чем-то расспрашивали двое в штатском - а милиционер в форме (сразу видно, в игре не участвует, прихвачен ритуала ради), с нескрываемым интересом разглядывает статуэтки-картины и прочие безобидные декорации, ничему такому не подлежащие. Пройдя мимо него, как мимо пустого места, Смолин вышел на улицу и, добравшись до машины, какое-то время посидел, приводя наблюдения в систему.

Точно, кампания. Не бывает таких совпадений, хоть ты тресни. Очередная кампания обрушилась на шантарский антикварный рынок, как циклон на пальмы. Как и пальмам, выстоять нужно, не позволить, чтобы с корнем выворотило…

Майор ему не понравился чрезвычайно. Смолин предпочитал тех гончих, что напускают форсу и страху, изображают из себя нечто среднее между Терминатором и Господом Богом: я, дескать, персона, а вы, соответственно, шпана, так что стоять-бояться! И выглядят грозно, и реальных пакостей сделать могут немерено, однако житейский опыт показывает: чем хамовитее и выпендрежнее мент, тем он безопаснее. Потому что особенным умом, как правило, не блещет, все его ужимки и прыжки легко просчитываются наперед. Майор - дело другое. Не строит из себя ни великого сыщика, ни чудище клыкастое, наоборот, чуточку недотепистым смотрится, а глаза-то - умные. Значит, опасный…

Смолин вздохнул и включил мотор.

Минут через двадцать он не спеша поднимался на третий этаж достаточно респектабельного дома практически в самом центре Шантарска: недавней постройки, улочка тихая, фасад выходит на тихий парк, где в центре красуется который десяток лет бюст героического матроса Кутеванова. Престижный район, спокойный. Повезло девочке со съемной квартирой… как по заказу везение, а?

Он позвонил, и дверь открыли, не утруждаясь вопросами. И зрелище предстало… Даже если насмотрелся подобного за свой мафусаилов век, равнодушным не останешься, если с заполнением кровью пещеристых тел все обстоит в норме.

Ах, что за прелесть стояла на пороге с самым невинным видом: коротенький шелковый халатик на голое тело, волосы изящно распущены, дорогие парфюмы витают, макияж в среднюю бабулькину пенсию обошелся… Да вдобавок смазливенькая мордашка озарилась такой радостью, словно Дашенька наша час по потолку бегала в нетерпении, дождаться не могла, когда ее осчастливит своим визитом сам Смолин Василий Яковлевич…

Одним словом, все это, вместе взятое, моментально заставило Смолина еще более подобраться и преисполниться самой что ни на есть волчьей осторожности. Излишней скромностью он не страдал и всегда полагал себя отнюдь не серым мышонком - но все же не был тем суперменом, ради коего очаровательная девица приводит себя в столь маняще-сексуальный вид и взирает с таким пылом, будто готова отдаться здесь же, в прихожей, даже домашних тапочек не снявши.

Следовательно, что мы имеем? А имеем мы, как нетрудно просечь, довольно примитивное актерство, и не более того. Что-то ей нужно… а что ей может быть нужно? Ответ, кажется, на поверхности…

Смолин вошел следом за Дашей в однокомнатную, но просторную квартиру, чье окно аккурат выходило на аллейку, упиравшуюся в бюст героического балтийца - точнее, в спину такового, лицом-то он был обращен к областной администрации, в не столь уж древние времена, как легко догадаться, бывшей обкомом партии (по этому поводу давным-давно кружили стандартные для любого советского города анекдоты: мол, за народом приглядывать нечего, а уж за этими нужен глаз да глаз).

Он уселся, мимолетно отмечая вокруг многочисленные признаки если не роскоши, то уж, безусловно, зажиточности: отделка, люстра, мебель, паркет… Такие гнездышки если и сдают внаем, то людям не случайным и за особенно крутые мани, сделал он вывод. А то и не обязательно сдают. В таких вот гнездышках денежные дяди своих лялечек и поселяют… Версия?

– Выпьете, Василий Яковлевич?

– Я за рулем, - развел он руками.

– Кофе?

– А вот это с удовольствием.

Дашенька упорхнула в кухню - двигаясь, как подметил Смолин с уверенностью уже обжившегося здесь человека. Он спокойно встал, подошел к застекленному высокому шкафчику - или как там эта роскошь именовалась, - присмотрелся к небольшим фарфоровым фигуркам на полочках. И уважительно покачал головой. Кем бы ни был здешний хозяин, толк в хороших вещах он безусловно понимал: трудно, конечно, делать окончательные выводы, наблюдая фигурки сквозь стекло и не беря в руки, но все же чрезвычайно похоже, что там, на полочках - не поздние повторы, а именно что оригиналы. Несколько гарднеровских фигурок, довоенные работы Данько и Кустодиева, невидная вроде бы, парочка совушек высотой с указательный палец (несомненный Ризнич, за полторы штуки баксов с руками оторвут, только свистни)… а это, к бабке не ходи, германский «бисквит», причем вторая половина девятнадцатого столетия - таких повторов попросту не бывает пока… Копятся факты, копятся и в какую-то очень неприятную сторону дело заворачивает…

– Нравится?

Он обернулся - без излишней поспешности, конечно, не за каким-то позорным занятием застукан, слава богу.

– Нравится, - сказал спокойно. - Повезло вам, Даша, с квартирой, я вижу…

– Да, - сказала она, не моргнув умело подведенным глазом. - Подружка уехала на лето… Садитесь, вот кофе.

Ну разумеется, мысленно процитировал Смолин своего любимого автора детективов - подружки для того и существуют, что бы на них ссылаться… Опустился в низкое кресло, взял чашку - не антикварную, однако не из дешевого ширпотреба. Ну да, у такого хозяина и кухня должна быть обставлена соответственно.

Дашенька устроилась в кресле напротив, небрежно закинув ногу на ногу, отчего зрелище представало вовсе уж приятное. Играла, конечно, стервочка, но без дурной театральности - как-никак институт искусств, пусть факультет и не актерский… Рассуждая спинным мозгом, неплохо было бы попытаться снять с нее этот лоскуток и уложить прямо на ковер - но вот спинным мозгом-то как раз пользоваться и не следует, вокруг заворачиваются дела серьезные, понять их так и не удается пока, но что-то неладно…

– Итак? - спросил Смолин, светски прихлебывая кофе и светски улыбаясь. - Я так понял, что-то случилось?

– Ну, не вполне…

– Вы говорили, нужен мой совет…

– Можно и так сказать, - прямо-таки лучась очарованием, ответила Даша и еще более светски омочила алые губки в кофии, поглядывая на Смолина поверх чашки так невинно, обольстительно и чарующе, что впору бы и обомлеть.

Кому-нибудь помоложе и поглупее, не жеванному жизнью на шестьдесят четыре зуба… и я, кажется, имею на примете кандидатов, подумал Смолин. Что их долго искать-то…

А впрочем, он и не собирался сидеть с каменным выражением лица. Чтобы подыграть должным образом, явственно расслабился и обозначил на лице классическую мужскую одурелость, открыто таращась то туда, где невесомый халатик пикантно распахнулся, то туда, где его не имелось вовсе. И вскоре убедился по кое-каким нюансам девичьей мимики, что Дашенька, несомненно, с торжеством подумала нечто вроде: «Готов, старый хрен, пустил слюнки…» Маленькая и глупенькая, что поделать. Не успела еще уяснить, что неглупый мужик параллельно с пусканием слюнок способен думать совершенно о другом. Хотя… Иные вполне взрослые дамы пребывают в плену тех же заблуждений - будто тупые мужики не способны одновременно пожирать глазами дамские прелести и цинично думать о чем-то постороннем…

– Итак? - спросил Смолин.

– Василий Яковлевич, я вас заочно уважаю и ценю как большого профессионала…

Точно рассчитанная пауза. Точно рассчитанный томный взгляд. Точно рассчитанное небрежное движение, заставившее халатик распахнуться еще приманчивее. «Что ж ты такая дура-то? - подумал Смолин. - Скучно уже становится…»

– И только-то? - спросил он удрученно. - Было бы лучше, окажись вы, Дашенька, в меня тайно влюблены. Мечта стареющего мачо - чтобы в него оказалась тайно влюблена очаровательная девушка вроде вас…

– Как знать, как знать… - отозвалась нимфетка, глядя зазывно и лукаво. В разговоре явственно обозначился тупичок. Не настолько Смолину было приятно сидеть напротив полуголой девицы и чесать язык - да и она, судя по глазам, чуточку тяготилась пустой болтовней.

– Так что там за дело? - сказал он не без настойчивости.

– Дело… Дело действительно серьезное. Василий Яковлевич, вы случайно не в курсе, куда делись… куда делась дедушкина коллекция?

– А почему именно я должен быть в курсе? - моментально отозвался Смолин голосом самым что ни на есть удивленным, глядя до омерзения открыто и честно. - Ваш дедушка, Дашенька, был стариком скрытным и подозрительным, это всем известно и вам наверняка тоже. О его коллекции самые фантазийные слухи ходили, а вот в натуре ее никто и не видывал. Как и я…

– Вы уверены?

– Ну разумеется, Даша…

– А мне вот кажется, что это именно вы ее забрали…

– Креститься надо, ежели кажется, так старики бают…

– Я серьезно, Василий Яковлевич. Есть сильные подозрения, что именно вы ее забрали. Вы были последним, кто дедушку видел живым…

– Ну и что? - Смолин улыбнулся насколько мог беззаботнее. - Неужели у вас в голове - старые классические романы? Роковые тайны, выданные на смертном одре, прерывающийся шепот умирающего: «Два шага на восток от мельницы, потом еще десять - в сторону раскидистого дуба, там и нужно копать, когда тень в полдень упрется в сортир…» Глупости какие.

– Может быть, - сказала она, глядя серьезно и цепко. - А может, и нет. Коллекция у вас.

Смолину надоело играть в дипломатию.

– Ну, а если бы даже? - спросил он без улыбки. - Нет, я ничего не утверждаю, я просто абстрактно теоретизирую: возможно, не исключено, вероятно… И что в этом случае? Что следует делать на данном историческом этапе?

– Поделиться, - сказала Даша твердо. - Я девочка неглупая и жизнь чуточку знаю, всё вы не отдадите просто так. Но хотя бы половину.

– А на меньшее, значит, не согласна?

– Никоим образом. Половину.

– А мотивы и основания?

– Это мой дедушка. Родной.

– Тысячу извинений, прелестная моя, но это никакой не мотив и никакое не основание, - сказал Смолин. - Ну, ваш, ну, родной, роднее не бывает… И что? Родственные связи, знаете ли, еще не означают автоматически права наследования.

– Означают.

– Ну, предположим… В некоторых, четко прописанных законом случаях. В некоторых. Собственно говоря, Даша, вы и заикаться не можете о том, что вам что-то принадлежит из дедушкиного имущества, если нет прямого завещания, пока живы ваши родители. Вот они, согласен, могли бы кое на что претендовать… они, но не вы. Они что, вас уполномочили со мной вести этот разговор?

– Нет, конечно.

– Вот видите. У меня есть дурацкая привычка, Даша. Стараюсь соблюдать законы скрупулезнейше. От и до. Если нет четко оговоренных условий завещания, та же квартира автоматически переходит вашим родителям. Но мыто не о квартире, верно? Мы о неких коллекциях… которых, собственно говоря, никто никогда не видел. Или вы видели? Она промолчала. Неотрывно смотрела на Смолина уже без тени кокетства. Потом сказала:

– И все равно, если по справедливости, нужно поделиться…

– А если все мне оставлено? - спросил Смолин тихо. - Вот, предположим, именно так дело и обстоит. Поверьте моему честному слову. Любой может оставить нажитое кому угодно: черту в ступе, Джорджу Бушу, программе «Комеди клаб», Обществу защиты животных… а также любому индивидууму независимо от гражданства. И что?

– Вы и так не бедствуете. А у меня - шаром покати.

– Милая, ну это уж тем более не мотив, - сказал Смолин серьезнейшим тоном. - У вас ничего, а у меня до хрена, так что извольте поделиться… Шаткая идеологическая основа. В советские времена и то смотрелась бы несерьезно, а уж теперь, в эпоху рынка и индивидуализма… Вы, простите меня, никак не убогий дошколенок, которому позарез нужны деньги на операцию в Женеве, без которой он через месяц умрет… Здоровы, красивы, учитесь в хорошем заведении, руки-ноги на месте, ума палата… Извольте уж добиваться своего сами. Я не филантроп, честно…

Она гибко выпрямилась и, подойдя танцующей походкой, уселась на широкий подлокотник смоли некого кресла. Халатик распахнулся вовсе уж откровенно.

– Василий Яковлевич, - сказала Даша, глядя ему в глаза с легкой, циничной ухмылочкой. - Мы что, никак не можем договориться? Я - девочка без комплексов, а вы - нормальный мужик, у вас давненько уж стоит, чего там… Попробуем найти консенсус? На долгий срок… Если хо - тите.

Дашенька, вы прелесть, - сказал Смолин искренне. - И у меня действительно стоит со страшной силой, чего там… Но вот проклятые годы, знаете ли… Того, что вы мне предлагаете, я уже повидал достаточно, чтобы платить такую цену… Циник я, деловой человек… Простите великодушно, не получится…

«А если она наш разговор пишет! - мелькнуло у него в голове. - Ну и хрен с ней, я не сказал ничего определенного, всё общими фразами, обтекаемо, теоретически, абстрактно…»

– Я ведь из тех уродов, - сказал он, - для которых на первом месте - дело, а уж потом все остальное. Четверть века назад… да, четверть века назад вы бы меня, пожалуй, сломали… но не сейчас.

Девушка какое-то время пытливо смотрела ему в глаза - без малейших эмоций на очаровательном личике. Потом встала, запахнула халатик, отошла и остановилась словно бы в задумчивости. Села, одним рывком - как алкаши водку - влила в рот содержимое кофейной чашки. Подняла глаза:

– Но ведь обернуться может по-всякому…

– То есть? - спросил Смолин, ощутив легкую скуку.

– Милиция может заинтересоваться…

– Кто-то накатает на меня жалобу? В краже обвинит?

– Может быть.

– В краже чего? - уже откровенно ухмыляясь, поинтересовался Смолин. - Ладно, представим, что завтра некий враждебный элемент накатает на меня заявление, будто я украл… Что? Чует мое сердце, Даша, не имели вы никогда пересечений ни с милицией, ни с судами. Первое, о чем они заявителя попросят, будь он им хоть отцом родным, - указать точно, что именно злодейски выкрадено. Ну, допустим, шпага Бонапарта с золотым эфесом и матерным словом на клинке, нацарапанным русским казаком после взятия Парижа. Кофейник китайского фарфора с изображением цветущей над пагодой вишни, и, соответственно, полдюжины чашечек в том же стиле. Орден «За взятие девственницы» первой степени с бантиком сбоку. Подсвечники старинные - три. Куртки замшевые - три. И так далее. А без деталей, без конкретики никто и разговаривать не станет. Учитываете эти нюансы?

Судя по тому, как она зло поджала губки, к словам Смолина отнеслась всерьез. Умная…

– А вам не приходило в голову, что может обернуться совсем по-другому? - спросила она вдруг. - Что вас заставят поделиться? Могут ведь сложиться условия, когда и вы в милицию не побежите…

Вот теперь ему стало окончательно скучно, Смолин едва не рассмеялся ей в лицо.

– Господи, Даша… - сказал он, откровенно ухмыляясь во весь рот. - Это вы, прелестная, романов начитались. В мягких обложках, с броскими названиями: «Бешеная супротив Горбатого», «Роковые брильянты и сыщик Фанерин»… Так давно уже дела не делаются, по беспределу…

– Вы уверены?

– Господи ты боже мой, - сказал Смолин. - Нет, серьезно, вы меня пытаетесь пугать? Вы - меня? Даша, ну не надо такой уж клоунады…

– А если я не шучу? - спросила она резко.

– Даже если вы не шутите… - протянул Смолин. - Даже если вы не шутите, то выбрали не того человека. Серьезно. Мне очень жаль, но помочь ничем не могу…

– Я вас последний раз добром прошу…

Смолин легонько напрягся, готовый ко всему - но тут же посмеялся мысленно над собой: никак не походило, что сейчас на сцене появятся новые действующие лица. Неоткуда им появиться: шкаф маловат, чтобы в нем кто-то мог прятаться, диван чересчур низок, не похоже, чтобы где-то имелась потайная дверь, из которой вот-вот повалят хмурые мордовороты. К двери он сидел лицом, так что…

– Увы… - развел он руками.

– Ну, тогда пеняйте на себя…

– Да это настоящая мелодрама, - сказал он. - Индийское кино… или мексиканский сериал, а? Дон Падло, поправив сомбреро, закурил, волнуясь, сигарилью и сказал убитым голосом: «Дочь моя, теперь я вынужден открыть страшную тайну, двадцать лет спустя после твоего рождения - ты не дочь моя, а сын мой…» Все в обмороке, включая попугая на ветке…

Шутки кончились. Дашенька выпрямилась в кресле, меряя его ненавидящим взглядом: убила б, если б могла, никаких сомнений… Видя такое дело и прекрасно понимая, что брифинг кончился антиконсенсусом, Смолин, не теряя времени, встал и начал продвигаться к двери - вполоборота к ней, зорко следя, чтобы не накинулась вдруг, не проехалась ногтями по роже. Заорет, что ее насилуют, сбегутся соседи, и отмывайся потом… Прием затрепанный, но эффективный чертовски…

Если ей тоже пришла в голову эта мысль, то именно сейчас - Даша вскочила, дернулась в его сторону с оч-чень решительным видом. Но Смолин был уже в прихожей. Быстренько повернул головку замка, дверь, слава богу, открылась. Он резким рывком захлопнул ее за собой (постаравшись тем не менее не наделать шума) и быстро пошел, почти побежал вниз.

В подъезде никто не заступил ему дорогу, никто не подошел на улице. Что бы у нее ни было на уме, на данный момент она ничего такого не запланировала - о чем, быть может, ужасно в данную минуту сожалела, соплюшка долбаная…

До своей машины Смолин добрался совершенно беспрепятственно, никем не перехваченный и не побеспокоенный. Однако это еще не значило, что разговор следовало забыть, а если и вспоминать, то со смехом, иронизируя над алчущей девицей возжелавшей резко разбогатеть…

Вот уж наоборот - он отнесся ко всему крайне серьезно. Потому что волчьим чутьем просекал присутствие неподалеку кого-то еще. Должен быть еще кто-то, обязан: тот, кто ее тут поселил, тот, кто ее, несомненно, трахает… кто-то небедный, вполне вероятно, решительный… и тоже желающий резко увеличить свое благосостояние. Девочка не дуркует - кто-то за ней стоит серьезный… как же его вычислить-то? Не стоит праздновать труса - но и беспечности допускать не след. Иначе оглянуться не успеешь, как окажешься по уши в проблемах.

Он был не настолько погружен в свои мысли, чтобы не заметить вишневую «восьмерку» со знакомым номером, притулившуюся у въезда во двор. Медленно-медленно проехал мимо - и увидел внутри, благо стекло было опущено полностью, как раз волосатика Мишеньку. Студент не обратил на Смолина ни малейшего внимания - сидел, вперившись взглядом в Дашкин подъезд, с определенной тоской во взоре. Ну, это мы учтем, подумал Смолин, выезжая на улицу, мы с тобой, ботва, обязательно потолкуем, когда время будет подходящее…

Итак… Кто-то за Дашкой, безусловно, стоит. Вопрос только, что этому типу от жизни нужно, насколько далеко он способен зайти, вообще, на что он способен. Столько в жизни случалось всякого, что паниковать не след - и хужей бывало…