"Игры богов" - читать интересную книгу автора (Анисимов Александр)

Глава 5 ДВОРЦОВЫЕ ИНТРИГИ

Тучи собирались над королевским дворцом с самого утра. Солнце еще не успело осветить небо, согнать с него тусклые бусины ночных звезд, а со всех сторон из-за горизонта уже слетались темные облака. Они отвергали все законы природы, двигаясь против ветра и собираясь в огромную шапку над башнями замка. По мере восхода дневного светила густые тучи окрашивались в мрачные насыщенные цвета от темно-серого до густо-синего. Изредка попадались даже огненно-красные, каких отродясь не видывали в Империи. Среди туч то и дело вспыхивали молнии, однако никто не услышал раскатов грома.

В городе в этот день было непривычно тихо: слишком жуткой и нереальной казалась развернувшаяся в небесах картина. Время от времени особенно яркие и ослепительные молнии разрывали небосвод на части, и тогда горожане в ужасе закрывали головы руками и спешили укрыться за дверьми или в подворотнях, ожидая небесной кары. Солнце скрылось за тучами и будто исчезло. Его косые лучи можно было разглядеть разве что за пределами города, где не было облачной шапки. Но даже и там резали глаз отсветы молний.

Не было ни дождя, ни ветра. Холодный осенний воздух недвижимо стоял на улицах, по лужам не пробегала редкая рябь, а флаги у ворот королевского замка и на его башнях бессильно повисли.

Дагмар не мог оторвать взгляд от окна: небо, казалось, сошло с ума. Королю было не по себе: этой ночью он почти не спал, а в те несколько часов, на которые он смог-таки забыться, ему снились кошмары. Дагмар терялся в догадках относительно того, что может последовать за явлением огненных туч — ведь это наверняка являлось знамением. Маг Халиок, к которому король не замедлил отправиться, тоже не мог ничего сказать о происходящем. Король Мэсфальда обругал мага последними словами и пригрозил, что если тот до вечера не отыщет объяснения происходящего над городом, то пусть лучше сразу подыскивает себе тепленькое местечко подальше от дворца. В ответ Халиок смиренно заметил, что как бы вскоре им обоим не пришлось оказаться в местах отдаленных, чем окончательно вывел Дагмара из себя. Король был так взбешен, что чуть не отдал приказ схватить мага и бросить в подвалы Черного Замка, но вовремя одумался и не совершил столь грубой ошибки, о которой пожалел бы впоследствии. Ведь зерна истины в словах Халиока, несомненно, были: Дагмар медленно, но верно терял поддержку жителей Мэсфальда, хоть ему все еще продолжали подчиняться. Однако сегодняшнее событие вполне могло еще больше подорвать доверие горожан к Дагмару, разбередив в них самые дикие суеверия. И это злило Дагмара еще больше, чем бессилие Халиока.

Дагмар отошел наконец от окна и, усевшись в кресле, погрузился в раздумья. Его клонило в сон, однако он старался отогнать чувство усталости. На сегодня было запланировано очень много дел, но король никак не мог заставить себя выйти из комнаты: он чувствовал, что как только он окажется среди обитателей дворца, пойдут рассуждения о необычном атмосферном явлении и глупые разговоры, которые в его состоянии были просто непереносимы…

Досадливо крякнув, Дагмар рывком поднялся и принялся мерить шагами комнату. Самоцветный меч чуть поблескивал в нише, отражая свет молний. Алмазный василиск на рукояти с зажатым в зубах камнем подрагивал, будто живой, — Дагмару казалась занимательной такая странная игра света, и он почти не отрывал взгляда от укрытого в нише сокровища.

Неожиданно сильная вспышка молнии привлекла внимание короля. Подойдя к окну, он высунул голову и поднял глаза к небу. То, что Дагмар увидел там, настолько потрясло его, что он застыл с открытым ртом, вперив взгляд в самую гущу туч. Мрачные краски исчезли с небосклона, по облакам пробегали радужные концентрические круги, центр которых находился над самым центром дворца. Белые и алые молнии, чередуясь, били в высоченный золотой шпиль, на котором безжизненно повис стяг с вытканным на нем гербом Мэсфальда. Шпиль должен был давно оплавиться, а полотнище превратиться в пепел, однако ничего этого не происходило.

Король не сразу понял, что кто-то настойчиво трясет его за плечо и что-то кричит в самое ухо, а когда обернулся, увидел одного из гвардейцев, который должен был стоять на страже у входа в его покои.

— Государь, там Кефра… в смысле ваша супруга… она рожает!

Дагмар не обратил внимания на то, что гвардеец сначала назвал его жену просто по имени, позабыв об этикете. Наверное, ему даже и в голову не пришло, что солдат заговорил с ним неподобающим образом, услышанное поразило его больше, чем происходящее за окном…

Отшвырнув гвардейца, Дагмар ринулся вон из комнаты и помчался через залы и коридоры, не оглядываясь по сторонам. Слуги и чиновники спешили убраться с его пути, провожая короля удивленными и испуганными взглядами. Многие попросту не замечали Дагмара, прилипнув к окнам и глядя в небо.

И все же он на какое-то время замер, пробегая по открытой галерее, колонны которой, заменяющие стены, были увиты каменными, но очень схожими с живыми цветами. Отсюда открывался вид почти на весь замок. Дагмар увидел и покинутую им несколько минут назад башню, и покатые дворцовые крыши, и флагштоки над воротами, и высокие золотые шпили… Разноцветные молнии вонзались теперь в два высящихся рядом шпиля. Величественные фонтаны искр, рассыпающихся во все стороны, слепили глаза, невозможно было спокойно смотреть на эту феерию огня и света. У Дагмара перехватило дыхание. Стиснув кулаки, он стоял задрав голову вверх, не в силах оторвать глаз от горящего на верхушках шпилей огня. Две звезды — стучало у него в мозгу — две звезды, которые предсказал в своей рукописи сумасшедший монах…

У дверей, ведущих в комнату Кефры, Дагмар нос к носу столкнулся с магом Халиоком. Тот раньше короля узнал о том, что творится во дворце, ведь жил он гораздо ближе к покоям Кефры, однако появились они одновременно. У Дагмара зародилось смутное подозрение, что Халиок нарочно поджидал его прихода.

— Это он, богоравный. — Маг кивнул на плотно закрытую дверь, внимательно посмотрев на короля. — Я боюсь.

Дагмар только пожал плечами. Что он мог ответить на это? Нет, он не боялся, хотя чувства Халиока были вполне объяснимы. Возможно, маг знал гораздо больше, чем поведал королю при их разговоре о сыне Кефры и Ханга. Собравшись с духом, король распахнул дверь и шагнул за порог. Халиок проскользнул за ним и захлопнул створки, оградив покои Кефры от десятков любопытных глаз: у покоев королевы уже успела собраться небольшая толпа. В основном здесь были слуги, но присутствовал кто-то из Совета да пара придворных. Никто не обратил внимания на стоявшего позади всех и чуть в стороне королевского казначея, который внимательно прислушивался к каждому слову и едва заметно вздрогнул, когда услышал слово «богоравный». Однако, кроме него, никто из собравшихся, похоже, не услышал сказанного Халиоком правителю Мэсфальда. Постояв еще некоторое время, казначей незаметно подошел к одному из слуг и, шепнув ему что-то, быстрым шагом направился прочь от покоев Кефры.

Дагмар же, едва оказавшись внутри, отстранил попытавшуюся было остановить его няньку, и подошел к кровати, возле которой суетилась повивальная бабка и две ее помощницы. Кефра громко стонала, то и дело срываясь на крик. Крики заглушал зажатый в зубах платок. Лицо ее было совершенно белым и все блестело от обильно покрывшего его пота. Покрасневшие глаза были выпучены, в них застыла мука и боль.

— Вам лучше уйти, повелитель, — настойчиво повторила нянька не терпящим возражения тоном. Дагмар никак не отреагировал на эти слова. Повитуха бросила косой взгляд на вошедших и что-то пробурчала — явно не слишком любезное. Она, похоже, не видела разницы между королем и простым горожанином, для нее все они были одинаковы.

— Стойте там, вы ничем не поможете, — чуть громче произнесла она, отвернувшись.

Халиок, не слушая повитуху, чуть ли не подбежал к королеве и распростер над ней руки, в одной из которых болтался подвешенный на тонкой серебряной цепи оправленный в грубый чугун переливающийся аметист. Повитуха что-то сердито крикнула ему и махнула рукой, прося отойти, но маг не отреагировал на ее слова, впившись взглядом в оголенный живот Кефры. В другой руке Халиока неведомо откуда появился развернутый свиток, испещренный крупными символами, которые складывались в слова. Однако Дагмар не мог понять смысл текста, хотя и видел его довольно отчетливо, — язык был ему незнаком.

Повивальная бабка, поняв наконец, что мага ей не переубедить, целиком переключила свое внимание на Кефру. Та продолжала кричать и куда-то рвалась, но полотенца, которыми она была притянута за руки к столбикам кровати, сковывали ее движения. Как только Халиок произнес первые слова, которые тщательно считывал из свитка, Кефра успокоилась и перестала метаться в постели, даже крики ее стали тише. Повитуха бросила на мага удивленный косой взгляд, но не сказала ни слова. Халиок, чуть передохнув, тяжело вздохнул и, покрепче стиснув камень и свиток, принялся что-то говорить нараспев. Дагмар готов был поклясться, что маг повторяет слова, начертанные в свитке, однако глаза Халиока были закрыты, а веки чуть трепетали, лишь изредка между ними мелькала тонкая полоска белка и кусочек радужки. Неожиданно Дагмар заметил, что Кефра тихонько вторит словам мага, впадая в своеобразный транс. Голос Халиока становился все тише. Аметист начал наливаться густой синевой, в глубине камня заиграли маленькие искорки, которые постепенно разрастались, превращаясь в медленно вращающуюся воронку, заключенную внутри самоцвета. Камень, испуская слабое призрачное сияние, начал раскачиваться, описывая над животом Кефры широкие крути.

Король не мог понять, что делает Халиок, но не мешал ему: маг гораздо лучше разбирался в происходящем. Над дворцом все еще продолжали сверкать молнии. Несмотря на то, что окна были плотно занавешены, а комната ярко освещена изнутри, огненные сполохи проникали сюда.

Халиок, между тем, продолжал священнодействовать над распростертой королевой. Камень в его руке продолжал раскачиваться, но теперь пульсировал, озаряя вздувшийся живот женщины призрачным синим светом. За окном полыхнуло, и аметист в ответ тоже вспыхнул, на миг обратив лица всех, кто находился в этот момент в комнате, в жуткие синие маски. Король непроизвольно зажмурился, а когда снова открыл глаза, то увидел, что Халиок, слабо вскрикнув, начал оседать и валиться на спину. Тело его окутывали тысячи разноцветных искр, руки были будто объяты серым пламенем, которое стекало с пальцев и падало вниз, почти тут же исчезая в воздухе. Однако ни свитка, ни камня маг так и не выпустил, продолжая крепко сжимать их в руках. Аметист продолжал пульсировать, разгораясь все ярче, а потом из глубины камня словно всплыла красная волна, и самоцвет, полыхнув в последний раз, разлетелся в пыль.

Подхватив падающего Халиока, Дагмар оттащил его к стене и усадил там. Глаза мага были открыты, но совершенно пусты и безжизненны, несмотря на то, что грудь Халиока мерно вздымалась, а легкие с хрипом втягивали воздух. Роящиеся вокруг его тела искры постепенно таяли, руки уже не казались пылающими, как было поначалу. Свиток наконец выпал из разжавшихся пальцев и с шелестом упал на пол, на глазах превращаясь в пепел.

Кефра, лишившись поддержки мага, снова ощутила страдания роженицы. Ее громкие вопли заставили сердце Дагмара болезненно сжаться. Повитуха же, как ни в чем не бывало, продолжала выполнять порученную ей работу. Она все так же успокаивающе разговаривала с Кефрой, но теперь в ее голосе появились нотки сильного беспокойства и даже страха. Впрочем, королева была сейчас в таком состоянии, что навряд ли заметила эту перемену. Дагмар понял, что что-то не так, хотя не очень разбирался в таких делах. Повитуха тревожилась все больше и больше, ее не успокоила даже появившаяся наконец головка ребенка.

Танец молний за окнами, казалось, достиг своего апогея. Яркий свет лился в комнату сквозь щели в шторах, заставляя тени на стенах змеиться и дрожать. Кефра вдруг завопила так, что Дагмар вздрогнул и стиснул зубы. Ему стало жутко — не мог человек так кричать, просто не мог. Дагмар множество раз слышал, как кричат от горя и боли, слышал вопли обреченных на гибель и смертельно раненных, слышал крики отчаяния и страха, но Кефра кричала иначе. Следом за ней завопил и Халиок. Стиснув ладонями виски, он закрутился на месте, выпучив глаза, но ничего не видя вокруг. Наконец ноги его подогнулись, и он упал, продолжая сжимать голову руками. Вместо крика из горла мага теперь вырывались только нечленораздельные тихие хрипы.

— Ну же, еще немножечко, — взмолилась повитуха. В голосе ее смешались мольба и страх. — Уже почти все, девочка моя!

А потом наступила внезапная тишина. Это было так неожиданно, что король поначалу попросту не понял, что произошло. Маг Халиок распластался у ног Дагмара, тяжело и неровно дыша. Нянька застыла у дверей, уткнув лицо в ладони. Помощницы повивальной бабки склонились над распростертым на кровати телом Кефры. Глаза ее были открыты, но безжизненно смотрели куда-то в сторону, из уголка рта по щеке стекала тонкая струйка слюны. Повитуха, держа на руках маленькое мокрое тельце, сосредоточенно что-то проделывала с ним. Так продолжалось едва ли мгновение, а потом все вновь пришло в движение. Раздались встревоженные голоса женщин, нянька Кефры заголосила, тряся головой и не отрывая рук от лица. Маг начал подниматься, опираясь на протянутую Дагмаром руку.

— Все, как было предсказано, — прошептал он, дрожащим пальцем указывая на повитуху с ребенком. Король, ни слова не говоря, подошел к ней и, даже не взглянув на Кефру, склонился над младенцем. Бабка уже успела прочистить ему дыхательные пути, но вместо того, чтобы кричать, ребенок, нахмурившись, внимательным — не детским — взглядом одарил окруживших его людей. Неожиданно его глаза залила непроглядная чернота, а на месте зрачков заблестели желто-золотые искры. Это продолжалось недолго, всего несколько секунд, после чего глаза младенца вновь приняли нормальный вид. Взгляд его сделался бессмысленным, как и подобает новорожденным, а затем ребенок заплакал. Следует отдать повитухе должное: она хоть и побледнела, увидев почерневшие глаза младенца, но не отбросила его, а продолжала крепко держать ребенка на руках.

Некоторое время Дагмар и Халиок стояли неотрывно глядя на плачущего мальчика, который теперь выглядел совершенно обычно, а затем, ни слова не говоря, одновременно направились к выходу.

— Государь, — дрожащим голосом окликнула короля повитуха, — что мне делать с… с этим… ребенком?

Женщина далеко не сразу нашла, как ей называть младенца, увиденное потрясло ее настолько, что она никак не могла унять трясущиеся руки. Дагмар, взглянув на повитуху через плечо, брезгливо поморщился, и ответил:

— Найди ему кормилицу, и чтоб следили за ним пуще глаза. И еще вот что: если скажете кому-нибудь о том, что здесь видели, — пощады не будет, не ждите.

Женщины испуганно закивали, нянька все еще продолжала рыдать над телом королевы. Дагмар так и не взглянул на нее, переступая порог комнаты. Со всех сторон сразу послышались чужие голоса. Кто-то о чем-то спрашивал, кто-то предупреждал — король никого не слушал. Лишь отойдя на достаточное расстояние от покоев супруги и удостоверившись, что рядом никого нет, Дагмар наклонился к самому уху Халиока, который все еще неотступно следовал за ним, и произнес, отчетливо проговаривая каждое слово:

— Распорядись о похоронах. Повитуху, ее помощниц и няньку моей жены — казнить, но так, чтобы никто ни о чем не узнал. — Король задумался на несколько секунд, что-то напряженно решая, а затем твердо добавил: — Убей Ханга, и сделай это как можно быстрее. Мне ненавистен этот ребенок.

— Он богоравен, — тихо произнес Халиок, качая головой.

— А мне наплевать! — вспылил Дагмар, рубанув рукой по воздуху. — Я ненавижу этого выродка и знать ничего не хочу!

Продолжая изрыгать проклятия, Дагмар направился прочь по коридору.

Халиок поморщился, отгоняя неприятные мысли. Нужно было сделать еще многое, и притом чем скорее, тем лучше. Дагмар был прав в одном: женщины, ставшие свидетельницами родов, должны были замолчать навсегда.

Случайно бросив взгляд на распахнутое окно, Халиок увидел чистое небо без следа туч, и только вокруг пары самых высоких дворцовых шпилей все еще мерцало странное сияние. Постояв немного оперившись на подоконник, маг запустил руку в складки одежды и вытащил на свет оплавленный кусочек чугуна на серебряной цепочке. От камня, когда-то заключенного в оправу, не осталось и следа. Размахнувшись, Халиок швырнул отслуживший свое амулет в окно и, отвернувшись, широким шагом направился обратно к покоям Кефры.

Главный Советник, сцепив руки на груди, выжидающе смотрел на чуть приоткрытую дверь, за которой слышались приглушенные голоса. Сапоги его едва слышно цокали по мозаичному полу. Изредка глаза Маттео будто бы сами собой обращались к окну. По серо-голубому небу пробегали небольшие облака, сквозь которые пробивались солнечные лучи. Советник и сам не знал, что пытался разглядеть за окном. Возможно, ему не давала покоя та самая странная гроза, которая разыгралась вчера над городом. Тревожило Маттео странное совпадение: королева Кефра родила ребенка именно в этот день. Странное предзнаменование. Он приказал своим людям дознаться, что происходило во дворце вчера, во время грозы.

Дверь скрипнула, и в залу вошел высокий худой мужчина в малиновом плаще. Прикрыв за собой дверь и повернув ключ в скважине, он торопливо подбежал к Главному Советнику и отвесил полупоклон. Маттео, ни слова не говоря, опустился на мягкую обивку дивана и выжидательно посмотрел на пристроившегося рядом казначея. Тот пожевал губами, словно решая, с чего начать, и заговорил:

— У королевы вчера родился мальчик и, следовательно, наследник престола.

— Это я и так знаю, — раздраженно перебил Паррота Советник.

— Не перебивайте меня, пожалуйста, господин. Все далеко не так просто, как нам казалось сначала. Мне трудно понять, что происходит во дворце… Вчерашняя гроза закончилась именно в тот момент, когда Кефра родила ребенка — это известно доподлинно. Подобные вещи, конечно, наводят на определенные размышления, а то, что мне удалось разузнать, еще невероятнее. Вчера Дагмар, сразу после того как покинул покои королевы, отдал приказ незамедлительно казнить всех, кто был свидетелем родов. Выходит, произошло что-то такое, что посторонним видеть было не положено, такое, что должно оставаться в строжайшей тайне. К сожалению, более подробно обстоятельств дела выяснить не удалось, постольку мне сообщили об этом слишком поздно, к тому времени повитуха с помощницами и нянька Кефры были уже мертвее некуда. Причем казнил их Халиок собственноручно.

Маттео вскинул брови: сказанное казначеем произвело на него впечатление, но он промолчал, жестом предложив Парроту продолжать. Тот не заставил себя просить дважды.

— Кроме того, Дагмар приказал Халиоку — что бы вы думали? — убить Ханга.

— Это тот гвардеец, с которым спуталась Кефра? — уточнил Маттео, нахмурившись. Он уже начал кое о чем догадываться. Главный Советник был одним из очень немногих, кто знал о связи королевы с десятником личной гвардии Дагмара.

— По всему выходит, что отцом ребенка оказался совсем не наш дражайший властелин, а его гвардеец — тому есть пусть и косвенные, но все же довольно убедительные доказательства, — как ни в чем не бывало продолжил Паррот. — Не думаю, что Дагмар стал бы называть своего собственного сына выродком и ублюдком, да еще таким тоном, в каком он разговаривал с Халиоком.

— Может быть, ребенок просто урод? — предположил Маттео, но Паррот категорически отверг эту мысль.

— Я говорил с человеком, которому удалось увидеть мальчишку. По его словам, совершенно обычный младенец, разве что орет не переставая. Нет, Дагмар наверняка откуда-то узнал, кто его отец.

— Эта новость даже для меня неожиданна, — задумчиво протянул Советник. — Но если король до сих пор не отправил мальчишку следом за всеми, кто присутствовал при родах, значит, у него на ребенка какие-то свои виды. Возможно, он хочет выдать его за законного наследника… Это более чем вероятно, учитывая возраст короля… К тому же слухи о том, что ребенок не от него, вполне могут сыграть против Дагмара, да оно и понятно — разговоры пойдут: раз не может в собственной семье порядок навести, как ему городом управлять.

— Есть здесь и еще кое-что странное… Я лично отчетливо слышал, как маг Халиок назвал ребенка богоравным, а такими вещами не шутят, особенно если принять во внимание, чьи это слова.

Маттео не ответил, лишь крепко стиснул жезл, машинально поглаживая кончиками пальцев матово блестящие жемчужины. Советника задели последние слова казначея. Халиок наверняка знал обо всем задолго до того, как ребенок появился на свет. Возможно, он посвятил в эту тайну и Дагмара.

— Надо обыскать комнаты мага, там должна быть разгадка, — решительно произнес Маттео, ударив кулаком по колену. — Займись этим сам или найди человека, которому можно доверять.

— Но как это сделать? Никто не может незамеченным проникнуть в покои Халиока. Его охранные заклятия слишком сильны, и он тотчас узнает, если в комнаты попытаются проникнуть посторонние.

— Глупец! — рявкнул Маттео, сверкнув глазами. — К тому времени, как ты решишься, маг будет уже мертв и помешать не сможет. Его я беру на себя, а ты пока можешь готовиться… Кстати, твои люди нашли того, кто должен будет убрать Дагмара и ребенка? Благо Кефра сама отошла в мир иной, так что возни будет меньше, чем я рассчитывал.

— Но Халиок назвал ребенка богоравным, — возразил Паррот с искренним сомнением в голосе. — Думаю, что убивать его — не лучшая мысль.

— Ты о маге или наследнике? — холодно уточнил Маттео.

— О мальчишке, — подтвердил казначей, незаметно для себя переходя с Советником на «ты». — Пойми, если кто-то убьет короля, это одно, даже если подобное произойдет в застенках Черного Замка. Тогда вся вина ложится на стражу, которая не уберегла отстраненного от власти правителя. Люди, конечно, и в этом случае поймут, что все это наших рук дело, народ обмануть невозможно. Но если окажется мертв еще и ребенок — это другое дело, возмущению не будет конца. Не лучше ли выслать его куда-нибудь за пределы города, и пусть его воспитывают… ну, не знаю, в лесу, в деревне — так, чтобы мальчишка, даже когда он вырастет, ничего не узнал о своем происхождении.

Маттео терпеливо слушал казначея, время от времени мрачно кивая, однако выражение его лица не предвещало ничего хорошего. Когда Паррот наконец закончил излагать свои мысли. Главный Советник медленно поднялся и принялся молча вышагивать вдоль дивана, то и дело бросая на казначея колючий взгляд, от которого у того по спине побежали мурашки.

— А ты не подумал о том, что ребенок еще очень маленький, что он только-только родился? — неожиданно мягко и проникновенно заговорил Маттео. — И такие дети, как известно, иногда без видимой причины умирают. От простуды или врожденной болезни… Кого обвинять в убийстве?

Паррот ошалело смотрел на улыбающегося Советника, не понимая, то ли тот шутит, то ли именно так и собирается поступить.

— Ты еще безумнее меня, — пробормотал он, то ли восхищаясь, то ли порицая Главного Советника. — Как бы нам обоим это боком не вышло.

Маттео замер на миг, а затем, резко наклонившись, схватил Паррота за отвороты камзола и хорошенько встряхнул.

— По-твоему, я безумец? — процедил сквозь зубы Маттео, глядя казначею прямо в глаза. — Нет, мой друг, я ничуть не безумнее Дагмара или любого жителя Мэсфальда. Просто я поумнее, вот в чем вся разница…

Советник хотел добавить еще что-то, но тут в дверь громко и настойчиво постучали. Маттео отшвырнул от себя казначея, который снова упал на диван и даже не сделал попытки подняться.

— Господин Главный Советник! — раздался голос из-за закрытых дверей. Его обладатель был явно настроен весьма решительно и, очевидно, знал, что Маттео здесь, поскольку спустя пару секунд стук возобновился.

— Кого еще несет нелегкая? — пробормотал Маттео. Голос казался ему знакомым. Незваный гость и не думал уходить, продолжая барабанить в дверь все нетерпеливее. Выругавшись, Маттео подошел к дверям и повернул ключ. На пороге почти тут же возник высокий мужчина чуть старше Советника, облаченный в пурпурный плащ, темную куртку, а также блестящую кирасу. К бедру его был приторочен длинный меч. Что понадобилось во дворце начальнику городской стражи Маттео понять не мог, но, тем не менее, с заинтересованным видом пропустил воина в комнату, после чего снова запер дверь.

— Господин Советник… — попытался снова заговорить вошедший, но Маттео безжалостно прервал его:

— Зариан, какого дьявола ты врываешься сюда и вопишь на весь дворец?! С каких пор начальник стражи ищет встречи с Главным Советником короля? Ты, что же, погибели моей хочешь?

— Простите, господин. — Зариан смиренно отступил на шаг и чуть склонил голову. — Разумеется, я совсем не хочу, чтобы ваш замысел был раскрыт, однако у меня есть причина для того, чтобы побеспокоить вас. Насколько мне известно, вам нужен кто-то, кто бы разделался с Дагмаром, — так вот, я нашел подходящего человека. Он в городе чужой: не совсем, конечно, но в Мэсфальде не был уже давно. Хороший воин, из истинных наемников… Одним словом, чужак, и, самое главное, он уже в Черном Замке.

Маттео встрепенулся — известие оказалось весьма интересным.

— Кто? — коротко спросил он.

— Одно слово, чужак, — повторил Зариан. — Четверть века назад он служил в войске Дагмара, потом отправился искать легких денег и с тех пор в городе ни разу не бывал, даже и близко не подбирался.

— Как он попал в застенки? — Тон Советника становился все более и более деловым. Время сильно поджимало, и исполнителя убийства нужно было найти как можно скорее.

— Я лично этого выродка туда упрятал, — довольно произнес Зариан, усмехнувшись. — Он меня признал, и убить попытался, да только мне с окружением повезло — в обиду не дали. Одного, мерзавец, прирезал, пока с ним сладить смогли. Говорю же — воин что надо, в этом отношении он не подведет. Прирожденный убийца, главное — его надо убедить сделать то, что нам нужно.

— Как его имя?

— Если не ошибаюсь, Вазгер, — не слишком уверенно произнес Зариан. Он, похоже, и вправду не помнил. Но для Маттео это имя говорило о многом. Едва услышав слова воина. Советник издал горловой звук, схожий одновременно с рыком и стоном, а затем ударил кулаком по стене. Идиот! Зариан идиот, каких свет еще не видывал! Вазгер — это один из тех пятерых лучших воинов, которые особо отличились во время захвата власти в Мэсфальде. Майоми, Коррет, Шон, Арос — и вот теперь еще Вазгер. Такие не предают и не идут на убийство. Недаром Маттео потратил столько сил, чтобы избавиться от них навсегда.

— Ты идиот, — сказал Главный Советник, обращаясь к застывшему у дверей Зариану. — Ты хотя бы соображаешь, кого ты поймал? А-а, что с тебя взять — ты же просто тупой вояка, да еще плюс ко всему предавший когда-то свой родной город… Я не воспрещаю тебе попробовать убедить Вазгера перейти на нашу сторону, но не думаю, что у тебя что-то получится.

Слова Маттео выбили Зариана из колеи. Он не ожидал столь категоричного отпора и потому не знал, как ответить. Какое-то время воин молчал, затем все же решился, поскольку губы его растянулись в плотоядной улыбке:

— Господин Советник, все же я бы хотел попробовать. Уверен, что мне удастся убедить Вазгера служить нашим интересам. Ключ можно подобрать к любому человеку, весь вопрос во времени: кому-то хватает часа, кто-то сопротивляется месяц, но рано или поздно результат появляется…

— У нас нет и не будет месяца! — рявкнул Маттео. — Я дам тебе день. Один день! Если ты окажешься бессилен — я сам найду исполнителя, и лучше тебе в этом случае не попадаться мне на глаза!

В плотно сжатом кулаке Главного Советника возник туманный клинок, который с каждой секундой приобретал плотность и блеск стали, в то же самое время оставаясь таким же призрачным. Маттео приподнял руку, и острие клинка уперлось Зариану в шею под самым подбородком. Воин громко сглотнул, но не отшатнулся, лишь скосил глаза на волшебный меч.

— Один день, — громко повторил Маттео, отстраняясь и одновременно убирая клинок из реальности. — Ты можешь делать все, что тебе заблагорассудится. Бери любых помощников. Если тебе удастся склонить Вазгера к измене — это окончательно подорвет доверие народа к прежнему правителю, и мне будет гораздо легче утвердиться на троне Мэсфальда. Когда предают лучшие воины, согласись, это не делает чести тому, кто когда-то жаловал им воинские знаки.

Зариан, коротко кивнув, отпер дверь и шагнул за порог.

— Один день! — крикнул ему вслед Маттео, нахмурившись. Воин не ответил, только вскинул руку, давая понять, что знает, как следует поступить.

Маттео покачал головой: всегда жаль, когда погибают хорошие воины, даже если они борются на стороне противника. Однако первый и единственный залог успеха в войне — убить все свои чувства, иначе можно сразу складывать оружие. Но Маттео не собирался останавливаться: победа была уже почти в его руках, и он не думал ее упускать, несмотря ни на что.

Со стоном приподняв голову, Вазгер попытался оглядеться, чтобы понять, куда он попал. Однако сколько ни вглядывался, так ничего и не увидел: то ли глаза отказывались служить, то ли здесь было настолько темно. В нос ударил резкий запах плесени, воздух будто пропитался влагой. Голова немилосердно кружилась, и Вазгер вынужден был вновь упасть на прогнившую насквозь соломенную подстилку. Подняв руку, Вазгер потянулся к голове и осторожно попытался ощупать себя. Волосы с левой стороны оказались жесткими и слипшимися, чуть повыше виска располагалась здоровенная шишка и покрытый толстой коркой запекшейся крови короткий порез. Все тело саднило так, будто на нем места живого не было.

Даже умереть нормально не дали… Вполголоса выругавшись, Вазгер попытался сесть: приподнялся, оперся на руку и неожиданно уткнулся лицом в солому. Как так получилось, он не понял, но на всякий случай решил пока полежать спокойно, разве что снова перевернувшись на спину.

— Извини, Райгар, но пока наша встреча откладывается, — пробормотал Вазгер и снова принялся ощупывать себя, оценивая состояние своего тела. Последнее, что ему запомнилось, — это мелькнувший перед глазами меч и мгновенно нахлынувшая пустота. Гнев и обида холодными когтями вцепились в сердце: ему не удалось воздать Зариану по заслугам и теперь, наверное, вряд ли удастся. Он в тюрьме Мэсфальда — Черном Замке. Раньше наемник никогда не бывал здесь, но в случившемся нет никаких сомнений. Отлежавшись, в одном из дальних углов камеры Вазгер обнаружил вмурованное в стену ржавое кольцо, а под ним несколько костей, составлявших некогда человеческую плоть. Судя по всему, он был отнюдь не первым обитателем этого каземата.

Разворошив солому, Вазгер улегся поудобнее и вытянул ноги. На наемнике были его штаны и куртка, которые он купил сразу после прихода в город, однако это и все, что ему оставили. И сапоги, и ремень, и меч — все исчезло. Потерю оружия наемник переживал острее всего. Постепенно он задремал.

Когда Вазгер открыл глаза в следующий раз, из головы исчезла тяжесть, хотя и осталось небольшое головокружение. Наемник чувствовал себя посвежевшим и отдохнувшим. Вазгер не знал, как долго проспал, но за это время ничего вокруг не изменилось.

— Что ж, Кальмириус, — пробормотал Вазгер, причмокнув губами. — Похоже, тебе придется найти вместо меня кого-то другого. Мне твой поганый камешек боком вышел…

Привалившись спиной к стене, наемник заметил, что темнота стала блекло-молочной, а затем слегка розоватой. Вазгер наконец-то различил стены и черные прутья решетки. Вскочив на ноги, наемник, превозмогая внезапно накатившее головокружение от слишком резкого движения, подбежал к решетке и попытался вглядеться в глубину коридора. Кто-то приближался, неся с собой масляную лампу: в этом Вазгер ошибиться не мог — дым факела пахнул совсем иначе. Вскоре на стенах заиграли длинные тени, а вдалеке показались две темные фигуры. Лампу нес шедший чуть позади, поэтому и тени появились раньше людей. Когда же идущие по коридору приблизились еще немного, Вазгер смог разглядеть развевающийся плащ и поблескивающую в свете лампы кирасу. Наемник чуть не задохнулся от нахлынувшего гнева. Лица разглядеть Вазгер пока не мог, но не сомневался, что идущий впереди — Зариан.

Визитеры подошли молча. Второй мужчина, облаченный в обычные одежды тюремщика, поставил посреди коридора принесенный с собой складной стул, а лампу повесил на противоположной стене на специально предназначенный для этого крюк. Благодаря этому Вазгер оказался освещен хорошо, в то время как лицо

Зариана осталось скрытым в тени.

Предатель неторопливо присел, осторожно откинувшись на хрупкую на вид спинку стула, и, чуть склонив голову набок, взглянул наконец на Вазгера. Тот в свою очередь ожег Зариана взглядом, в котором явственно читалось ничуть не прикрытое презрение. Какое-то время в застенке царила тишина. Наемник решил, что ни за что не заговорит первым. Зариан и тюремщик также молчали, и если предатель разглядывал своего пленника изучающею, то пришедший с ним остался чуть в стороне и безучастно прохаживался из стороны в сторону.

Зариан нарушил затянувшееся молчание первым.

— Похоже, ты не очень-то рад меня видеть, — растягивая слова, произнес он и, понимая, что Вазгер отвечать не собирается, чуть погодя продолжил: — Признаюсь, я далеко не сразу вспомнил тебя, даже несмотря на твое упоминание о форте. Это случилось слишком давно, а я недолго помню о таких мелочах.

В словах Зариана была ничем не прикрытая издевка, которой Вазгер не мог не заметить.

— Мерзавец! — бросил наемник сквозь зубы, вновь окатив Зариана ненавидящим взглядом.

— Что ж, — продолжил предатель, — у тебя, как мне кажется, есть право называть меня так: моими стараниями ты дважды чуть не отправился прямиком в лучший мир…

— Один раз, — холодно прервал словоизлияния Зариана Вазгер. — В кабаке ты даже не осмелился выйти против меня один на один, как подобает настоящему воину.

— Я не думаю, что это что-то решило бы, — спокойно парировал Зариан. — С моим ли участием, без меня ли, но ты обязательно оказался бы или здесь, или под землей, на глубине в пару локтей, в теплом деревянном ящике, а возможно, и без него.

— Как тебе удалось вернуться в Мэсфальд? Почему ты вообще вернулся, если воевал против нас?

Зариан прищелкнул языком, терпеливо выслушав вопросы Вазгера, и, подумав немного, заговорил:

— Не скрою, то, что ты в тот раз выжил, спутало мне все карты, но у меня не было времени проверять, смертелен ли оказался удар. Если бы ты погиб, вернуться в Мэсфальд было бы куда проще, и сделал бы я это гораздо раньше — мне не пришлось бы выжидать несколько лет, пока ты торчал в этом городе. Я, конечно, мог бы обосноваться и где-то еще — разве мало в Империи городов? Но, не стану скрывать, Мэсфальд мне нравился и нравится до сих пор, несмотря на то, что такие подонки, как вы, изгнали отсюда Вечных и Великого Змея Варкаррана, которому здешний трон принадлежит по праву.

— Что ж ты тогда вернулся? — уже ехидно поинтересовался Вазгер. — В Империи пока еще есть города, которыми безраздельно правят драконы: почему же ты не подался туда — ведь тебе именно этого хотелось? Или я ошибаюсь?

Зариан, нахмурившись, покачал головой:

— Неужели ты до сих пор ничего не понял? Во-первых, как я уже говорил, я люблю Мэсфальд и судьба его мне далеко не безразлична. Ну а во-вторых, мне попросту некуда бежать. Смертные, выступающие против власти Великих Змеев, плодятся как тараканы. Рано или поздно они захватят Империю от края до края, и Вечных с их правителями не останется в поднебесном мире. Я решил попытаться привыкнуть к новой жизни, хотя, признаюсь честно, до сих пор не могу простить вам того, что вы сотворили с миром. Война против Вечных была самой большой ошибкой, которую совершили люди, и расплачиваться за нее вы будете всю оставшуюся жизнь, помяни мое слово.

— Ты предал тех, кто тебе верил, — сухо заметил Вазгер. — Сначала нас, а затем и Вечных. Это много даже для тебя. В чем-то наши взгляды, может быть, сходятся, но ты предал на поле боя! Из-за тебя полегло столько бойцов! Даю слово, когда-нибудь тебе придется заплатить за свое предательство!

— Мне живется не так плохо, как тебе хотелось бы, — усмехнулся Зариан. — Во всяком случае, я добился гораздо большего, чем ты. Да, ты заслужил воинский знак, а мне его не получить никогда, но я не слишком грущу: мне вполне достаточно того положения, которое я занимаю в Мэсфальде. Начальник городской стражи — разве плохо звучит? Не скрою, мне пришлось изрядно потрудиться, чтобы получить это место, да и просто вернуться в Мэсфальд. После того как ты меня живописал солдатам и командованию, мне казалось, что дорога в город для меня закрыта навечно. Однако, как оказалось, найти выход можно из любой ситуации. Правда, для начала мне пришлось сдать почти два полка Вечных, которые готовились к походу на Мэсфальд.

— Ну ты и негодяй… — произнес Вазгер, приподнимаясь и подходя к решетке. — Воистину, видят боги, мне жаль этот город.

— Не тебе одному, — пожал плечами Зариан. — Но это только ваша вина: вы захотели новой жизни — вы ее и получили, теперь уже поздно что-то менять.

Услышав это, наемник позабыл о терзавшей его ненависти. Зариан, наверное, хотел бы вернуть прежние времена, а теперь он смирился с положением вещей. Но шанс все-таки был, и притом весьма реальный, главное — убедить его…

— Я могу все вернуть! — чуть ли не закричал Вазгер, приникнув лицом и грудью к решетке. — Я знаю, как это можно сделать, поверь. Мир еще можно изменить, повернуть время вспять. Империей вновь станут править Великие Змеи, войны прекратятся, а люди заживут в мире с Вечными!

Зариан взглянул на Вазгера, как на умалишенного. Он ожидал от наемника всего: угроз, проклятий, ругани, но только не слов о спасении Империи от разгула смертных, а потому не сразу нашел что ответить. Какое-то время и Вазгер, и Зариан смотрели друг на друга, разделенные чугунными прутьями, а затем предатель расхохотался.

— Ты обезумел? — спросил он сквозь смех.

— Поверь! Я знаю, что говорю. — Наемник еще крепче вцепился в решетку. — Я разговаривал с самим Кальмириусом — главой Собора Великих Змеев. Им тоже не по душе то, что творится в Империи, и они знают, как вернуть все обратно. Ты слышал хоть раз о Пламенеющем Шаре, который Покровители подарили драконам, чтобы творить Высшую Магию?

— Все это старые сказки! — бросил Зариан, неожиданно оборвав смех, и, вскочив на ноги, подошел к решетке. Он даже не думал о том, что Вазгер может теперь легко дотянуться до него и попытаться разбить голову предателя о чугун. — Я прекрасно понимаю, что движет тобой сейчас. Ты готов заставить меня поверить в любую небылицу, только бы выбраться отсюда. Скажу тебе сразу — тебе не удастся сделать это, я не так глуп. До меня и раньше доходили слухи об этом Шаре, но не думаешь ли ты, что все это правда?

— Я разговаривал с Кальмириусом! — утратив сдержанность, крикнул Вазгер.

— Не так громко, — поморщился Зариан, подходя еще ближе. — Вместо того чтобы соблазнять меня байками, лучше послушай, что я могу тебе предложить. Внимательно выслушай и дай ответ — правильный ответ, ведь от него будет зависеть твоя жизнь.

Вазгер, замолчав на мгновение, подавил в себе все чувства и, глядя Зариану прямо в глаза, четко произнес, стараясь сделать так, чтобы голос его звучал как можно убедительнее:

— Разговоры о Пламенеющем Шаре отнюдь не сказки, как ты считаешь. И один из осколков этого Шара находится у короля Дагмара. Если собрать воедино все три осколка. Шар восстановит свою силу — и Великим Змеям удастся возродить Империю в ее первозданном величии. Все станет как раньше, и драконы построят отношения с людьми таким образом, что они перестанут бунтовать. Кальмириус дал мне слово.

Однако речи Вазгера канули в пустоту. Зариан, качая головой и сложив руки на груди, стоял у решетки, вглядываясь в наемника.

— Чего ты хочешь? — не выдержал Вазгер.

— Не так уж и много, — спокойно ответил тот. — Даже меньше, чем ты можешь предположить. Я предлагаю обмен: твоя жизнь и свобода против жизни короля Дагмара. Убей его — и можешь убираться из города на все четыре стороны.

— Что вам сделал Дагмар? — спросил Вазгер. — Я не могу представить себе лучшего короля для этого города.

— Времена меняются, — с наигранной скорбью ответил Зариан. — Тебя не было в городе четверть века, не думаешь же ты, что все здесь осталось как прежде? Прости, но так не бывает. Выйди на улицы и послушай, что говорят люди о нынешнем короле — ручаюсь, ты быстро изменишь свое мнение о Дагмаре.

Зариан замолчал, поняв, что нужно остановиться. Вазгер также не проронил ни звука, стиснув кулаки и опустив потухший взгляд в пол. Ему нечего было возразить. Сразу вспомнился последний разговор с кузнецом Шинго. Наемник доверял старому кузнецу, как себе самому. Тот всегда чтил порядок и никогда не бранил короля. Теперь все изменилось: кузнец клял его последними словами.

— Я не стану этого делать, — наконец тихо вымолвил Вазгер, подняв глаза. — Даже если Дагмар и вправду так изменился, я никогда не захочу предать его. Да и какой в этом смысл? Тот, кто сейчас хочет занять трон Дагмара, рано или поздно окончит дни с ножом в спине, или будет задушен подушкой в собственной спальне — помяни мое слово. Я никогда не участвовал в таких делах и не хочу навлечь на себя позор под конец жизни, — неужели ты думал, что сможешь уговорить меня сделать это?

— Я не уговариваю, я только предлагаю, — сказал Зариан. — Для тебя это единственный способ вновь обрести свободу.

Вазгер усмехнулся, глаза его заблестели.

— Я не так глуп, как тебе кажется. Мечи твоих прихвостней выбили из меня силу, но отнюдь не разум. Неужели ты полагаешь, будто я поверю тому, что после убийства Дагмара вы позволите мне уйти?

Зариан, слушая наемника, медленно кивал. Похоже, он не собирался разубеждать Вазгера в его правоте, а, напротив, решил полностью подтвердить его опасения:

— Не стану врать. Советник Маттео все именно так и задумал. Ему совсем не нужен лишний свидетель его грязных дел. Но я берусь убедить его оставить тебе жизнь.

— С чего вдруг такая честь? — ехидно хмыкнул Вазгер. Он ничуть не доверял Зариану, но ему было любопытно, как предатель объяснит свое предложение.

— Я не меньше тебя ценю хороших воинов, — отвечал Зариан.

— Убирайся, моего согласия ты не получишь.

— Ты хорошо подумал? — полюбопытствовал Зариан. — Второго шанса тебе не представится, можешь и не надеяться.

— Убирайся, — вновь повторил Вазгер и, немного помолчав, добавил, даже не пытаясь подавить боль и горечь, зазвучавшую в его словах:

— Воистину город, взлелеявший такую мразь, заслуживает того, чтобы его разрушили.

Зариан вскочил на ноги. Плащ его взвился, заставив затрепетать пламя лампы, отчего тени на стенах принялись вытанцовывать какой-то безумный танец.

— Дурак! — рявкнул он, ударив кулаком по раскрытой ладони. — Неужели ты не понимаешь, что если я захочу, то тебе придется ползать на коленях, умоляя меня позволить тебе убить Дагмара?! Не сомневайся, это отнюдь не пустые слова. Да, ты воин, тебе не привыкать к боли, ты испытывал ее множество раз, но тебе неизвестна вся ее сила. Боль — это лучшее оружие и лучшее средство убеждения!

— Со мною такие штучки, пожалуй что, не пройдут! — усмехнувшись, ответил Вазгер.

Предатель, поняв наконец, что вся затея его пошла прахом, громко выругался и, сорвав с крюка лампу, отчего огонь в ней затрепетал и едва не погас, широким, чуть прыгающим шагом направился прочь по коридору. Каземат Вазгера стал постепенно погружаться во тьму. Тюремщик, чуть задержавшись у решетки, бегом пустился догонять Зариана. Внезапно тот остановился и швырнул лампу на пол. Послышался слабый звон, коридор на несколько секунд почти целиком погрузился в темноту, а затем вспыхнувшее разлившееся масло ярко осветило стены и решетки пустых казематов. Тюремщик отшатнулся, но не сделал попытки потушить огонь — гореть здесь было нечему, так что пожара опасаться не стоило.

— Какой же я дурак… — потрясенно пробормотал Зариан, хлопнув себя по лбу и нервно рассмеявшись. — Какой я дурак…

— Что случилось, господин? — рискнул осторожно задать вопрос тюремщик, напряженно вглядывающийся в лицо Зариана. Тот, бросив на него рассеянный взгляд, качнул головой и, как бы продолжая разговаривать с самим собой, произнес:

— Вазгер — слишком хороший воин, для него больше подойдет виселица.

Перешагивая через огненный гребень, он так и не обернулся.