"Коммунизм как реальность" - читать интересную книгу автора (Зиновьев Александр Александрович)

Допущения и реальность

Хочу обратить внимание читателя на то. что хотя я до сих пор говорил о коммунальности как об общечеловеческом явлении, я рассматривал ее в том виде, в каком она приобретает господствующее положение в жизни людей. А это имеет место уже в развитом коммунистическом обществе. При этом, далее, я явно или неявно принимал ряд допущений. Вот наиболее характерные из них: 1) все коммунальные действия индивиды совершают добровольно — эти их действия свободны; 2) каждый коммунальный индивид занимает в обществе положение, адекватное его личной ценности; 3) каждый получает от общества соответственно своему вкладу; 4) потребности индивида адекватны его социальной позиции. Из этих допущений логически следуют другие утверждения, например, такие: 5) вознаграждение индивида адекватно его социальному положению; 6) потребности индивидов всегда удовлетворяются. Эти допущения и следствия из них не произвольны, они отражают фактические закономерности и тенденции общества. Я пришел к ним из наблюдения фактов. Но чтобы сделать такие допущения, я должен был проделать сложные операции по отвлечению от обстоятельств, скрывающих и модифицирующих проявление этих принципов (законов) общественной жизни в условиях коммунизма. А это — чисто интеллектуальная операция, исследовательский прием, который сам по себе ничего не отражает, но с помощью которого осуществляется отражение (познание).

Но сами по себе такие допущения еще ничего не значат, если не указать, каким образом реализуются такого рода принципы в самой жизни людей. Я это постараюсь пояснить на принципе эквивалентности для отношения обмена между индивидом и обществом (допущение 3). По всей вероятности, принцип эквивалентности обмена есть общеприродный принцип. Различны лишь механизмы его реализации.

Возьмем отношение «индивид-общество». Индивид нечто отдает обществу (труд, услуги). Но он отдает одно, а получает другое. Отдаваемое и получаемое несравнимы сами по себе. Каким же образом можно судить о том, что обмен эквивалентен? Для этой цели общество имеет очень эффективный механизм, который в простейшем виде я описываю так. Я беру отношение к обществу не одного индивида, а по крайней мере двух индивидов одинакового социального уровня (пусть это суть индивиды А и В). Принципы таковы: 1) если индивид А отдает обществу больше, чем индивид В (а тут сравнение возможно!), то он не может получать меньше, чем В (и тут сравнение возможно!); 2) если индивид А отдает обществу меньше, чем В, то он не может получать больше, чем В. Из этих принципов следует, что если А и В отдают одинаково, то и получать должны одинаково. И коллектив, через который А и В отдают свои услуги обществу, следит, чтобы эти принципы выполнялись. И они выполняются, но — более или менее точно, в тенденции, через отклонения, в борьбе. А источник этой борьбы — другие принципы, восходящие к самим индивидам: 1) один индивид стремится к тому, чтобы другой не получил больше, чем он, за такие же услуги; 2) но сам индивид стремится получить больше, чем другой, за такие же услуги.

Тот тип сравнения, о котором я говорил, уместен лишь в том случае, если индивиды занимают одинаковое социальное положение. А если они занимают различное положение? Как, например, сравнивать вклад в общество директора института и рядового сотрудника? Руководствоваться тут принципом стоимости подготовки бессмысленно. Подготовка, например, хорошего переводчика — дело более кропотливое, чем подготовка директора. Ту работу, которую выполняют некоторые младшие сотрудники, могут делать единицы. А быть директором способна по крайней мере третья часть сотрудников учреждения. Стоимостная оценка вообще здесь бессмысленна. И нет никаких других способов сравнения, чем сами занимаемые позиции. Тем более согласно моим фундаментальным допущениям положение индивида адекватно его личной ценности для общества. Поэтому тут действуют следующие принципы. Пусть позиция А выше позиции В. Принцип ранговости с точки зрения А выглядит так: А отдает обществу больше, чем В. Следствие: А имеет от общества больше, чем В. Этот же принцип с точки зрения В: А отдает обществу не меньше, чем В. Следствие: А должен иметь от общества не меньше, чем В. Так что В признает справедливой возможность некоторого неравенства, а А настаивает на необходимости неравенства. Величина неравенства устанавливается опытным путем, зависит от традиции. Но общим является принцип ощутимости неравенства вознаграждения, без которого структурирование групп теряет смысл, и общество обрекается на распад или брожение, в лучшем случае — на злоупотребления служебным положением и незаконные доходы. Неравенство в распределении, если не будет признано официально, будет так или иначе введено неофициально. Оно вытекает из самых основных принципов организации общества. Оно нисколько не противоречит принципам марксистского социализма и коммунизма. Наоборот, только через это неравенство они и могут воплотиться в жизнь.

Помимо трудностей реализации коммунальных принципов в действительности, которые вынуждают людей на жестокую борьбу как за их соблюдение, так и за их нарушение, тут действует эффект массовости действий людей, который все время нарушает гипотетическую четкость фундаментальных допущений. Возьмем, например, допущение 1, согласно которому коммунальные действия, взятые по отдельности, индивиды совершают добровольно, — эти их действия свободны. Это не исключает действий по принуждению. Однако в основе лежит добровольность. Только здесь надо пояснить сами понятия добровольности и принуждения. Возьмем такой простой гипотетический пример. Вас на войне окружил превосходящий по силам противник. Вам предлагают сдаться, угрожая в противном случае уничтожением. И вы соглашаетесь сдаться. Является это действие добровольным или нет? Если оставить в стороне ненужную казуистику, это действие следует рассматривать как добровольное. Вы имели свободу выбора: сдаваться или сражаться. Вас никак не принуждают делать выбор, — это было предоставлено вам самим. Но вы произвели социальный расчет, т.е. обдумали последствия того или иного выбора и предпочли капитуляцию. В аналогичном смысле свободны и добровольны коммунальные поступки, если их рассматривать по отдельности.

Но когда мы начинаем рассматривать множество коммунальных поступков множества индивидов, т.е. рассматривать их как массовые явления, то в силу самих определений понятий для массовых случаев будет иметь место иное соотношение добровольности и принуждения. В условиях коммунистического общества вырабатывается стандартная реакция масс людей на определенного рода поступки друг друга, и эту возможную реакцию индивиды принимают во внимание перед тем, как решают совершить или не совершать эти поступки. Это не значит, что они в массе ломают голову над расчетами последствий. Последние более или менее очевидны, и люди следуют коммунальным правилам почти автоматически. И с этой точки зрения добровольность (свобода выбора) практически сводится к ничтожной величине, и правила коммунальности приобретают принудительную силу. Это — пример того, как оказываются возможными противоположные суждения на одну и ту же тему. Но тут нет никакого логического противоречия. Тут одно суждение верно при условии отвлечения отдельного поступка отдельного индивида, а другое — при том условии, что большая масса людей совершает стандартные поступки в стандартных условиях. В применении к конкретно/) реальности имеет силу как первое, так и второе суждение одновременно. Но теперь они просто теряют смысл, уступая место другим суждениям и понятиям, — другой ориентации внимания.

Опыт реального коммунизма дает достаточно материала, чтобы констатировать следующее в высшей степени важное положение: выдвигая лозунги и всякого рода программы преобразования общества, надо подумать о том, как они будут реализовываться в практической жизни больших масс населения. Причем по крайней мере для многих из них можно заранее предвидеть неотвратимые последствия их воплощения в жизнь, поскольку есть общие закономерности больших социальных систем, которых не могут избежать никакие реформаторы и сами участники социальных процессов. Приведенный выше пример с механизмом эквивалентного обмена достаточно очевиден на этот счет. Но нечто аналогичное имеет силу для любых социальных принципов и их реализации.

Я в своих исследованиях советского общества всегда руководствовался таким принципом: принимать относительно этого общества самые хорошие допущения, на какие только способны самые отпетые его апологеты, но затем показывать, как в реальном исполнении эти допущения порождают самые плохие следствия, дающие пищу для самых отпетых его разоблачителей. И это был не литературный прием, не моя личная склонность к парадоксальности суждений, а совершенно беспристрастный прием научного исследования, благодаря которому можно объяснить сложную и подвижную реальность и преодолеть именно парадоксальность первых впечатлений.