"Тень мечты" - читать интересную книгу автора (Розов Александр Александрович)15. Нечто об эрозии управления (27 апреля — 4 мая)… Первым его объектом стала плавучая платформа, предназначенная для добычи планктона. Гектар металла и пластика, из месяца в месяц дрейфующий по океану вслед за скоплениями живой мелюзги, именуемыми "планктонными полями". Персонал плавплатформ, в силу какого-то неведомого морского обычая, отличался особой склонностью к самым неожиданным и даже экзотическим формам разгильдяйства. Капитан Эйно Инари — могучий морской волк с пузом, способным без усилий вместить галлон пива, встретил Дина словами: — Всегда рад новому лицу. Хотя знаете, док, на мой взгляд, эти ваши психологии с социологиями, извините, полная фигня. — Кэп, хотите честно? Мне иногда самому так кажется, — ответил Дин, чем завоевал расположение капитана на ближайшие три дня. Впрочем, не исключено, что это расположение было вызвано также и литровой бутылкой сливянки, которую Дин предусмотрительно приобрел перед вылетом на платформу. Этот и следующие три дня Дин провел в основном за обучением команды игре в сиднейский бридж, что соответствовало представлениям капитана о социопсихологии, как о сравнительно безвредной форме шарлатанства. Необременительные просьбы доктора Снорри относительно организации рабочего дня и отдыха капитан выполнял, полагая что тому надо для проформы имитировать какую-то полезную деятельность. На четвертый день, найдя в кают-компании брошенные кем-то листы, исчирканные странными схемами и пиктограммами, и обнаружив, что его вполне приличного образования не хватает, чтобы понять их смысл, капитан испытал некоторое недоумение. На пятый день капитан застал механика Хокансона за терминалом компа в процессе обмена данными через глобалнет с центром информационных технологий Пало-Альто. Это было, мягко выражаясь, необычно. Более того, некоторые из мелькавших на экране пиктограмм показались очень похожими на случайно увиденные вчера, и ему стало не по себе. На шестой день трое матросов, накануне ушедшие в увольнение на берег, вернулись абсолютно вовремя, совершенно трезвыми и без видимых признаков похмелья. Это было настолько дико, что капитан заставил их пройти тест на наркотики — и наркотики в крови не обнаружились. Вразумительного ответа на вопрос, чем они занимались на берегу, добиться не удалось: матросы ссылались на то, что их способ отдыха — их личное дело. Ситуация была настолько необъяснимой, что капитан решил просмотреть корабельный журнал-протокол за последние несколько суток с целью выяснить, что за чертовщина происходит на его плавплатформе. По итогам просмотра, он убедился, что в служебном поведении плавсостава наметился необъяснимый и пугающий перелом в лучшую сторону. Наученный горьким опытом, что исчезновение любого порока его подчиненных, есть следствие возникновения у них какого-то еще худшего порока, капитан Эйно Инари провел предметные беседы со старшими групп и доверенными людьми. Сделав некоторые выводы, капитан Ивари как-то вечером зашел в каюту доктора Снорри и сказал, что как добрый христианин, не хотел бы, чтобы на его корабле занимались черной магией и якшались с нечистой силой, даже если это и способствует росту дисциплины. Дин успокоил его тем, что работа практически закончена и завтра он, Дин, отбывает в Паго-паго. По этому поводу была распечатана еще одна бутылка сливянки, так что Снорри и Инари расстались так же хорошо, как и встретились. Всемирно-известная эмблема: два симпатичных дельфина, прыгающих через солнечный диск и фирменный слоган: "МЫ ЛЮБИМ ПРОСТОР" украшали застекленный фасад здания штаб-квартиры "Санвинд Лимитед" в Паго-паго. В данном случае, любовь к простору выразилась в том, что совещание топ-менеджеров компании проходило не внутри, а снаружи здания, в живописном сквере на берегу океана. Дин докладывал больше часа, и теперь надеялся выпить чашку кофе, пока не посыпались вопросы. Это удалось ему примерно на половину. — Вальтер Лонгфельд, коммерческий директор, — представился кряжистый дочерна загорелый мужчина (здесь принято было каждому представляться при выступлении — считалось, что это — признак демократизма в управлении), — мистер Снорри, правильно ли я вас понял, что эффективности управления можно достигнуть только представляя сотрудникам их работу не совсем так, как она выглядит на самом деле? — Я бы сказал: "не так, как она выглядит с вашей точки зрения", — ответил Дин, — как я уже говорил, никакого "на самом деле", вообще-то не существует. Есть субъективное представление о том, чем является некая работа и каков должен быть ее результат. Это представление соответствует тому, что я назвал игровым шаблоном работника. — Мистер Снорри, а нельзя ли сделать так, чтобы работники занимались любимыми играми в свободное время? Скажем, если вложить деньги в развитие нашей системы спортивных клубов для персонала. Японцы одно время получали таким образом отличные результаты. Дин улыбнулся и отрицательно покачал головой: — В нормальном состоянии человек, как это ни странно, вообще не занимается ничем, кроме игры. Он так устроен. Заставить его заниматься чем-либо другим можно только превратив сначала в животное — например, путем грубого физического принуждения. Человек играет, когда работает, играет, когда отдыхает, играет, когда занимается сексом, играет, когда ссорится. Короче — практически всегда. — Я — Филипп Ру, директор по персоналу, — сказал толстячок с живым подвижным лицом и маленькими, по-доброму хитроватыми глазами, — мистер Снорри, вы, я полагаю знакомы с 15 критериями Херцберга? Я имею в виду критерии мотивации труда. — Разумеется. — И, — продолжал Ру, — судя по всему, с некоторыми из них вы категорически не согласны. Лично мне будет проще понять вас, если вы объясните, с какими именно. — С первыми девятью, — ответил Дин. — Я ожидал чего-то в этом роде, — заметил Ру. — А нельзя ли перейти на нормальный человеческий язык? — осведомился Остин Элисон, председатель правления и один из инициаторов приглашения Снорри. — Разумеется, — сказал Дин, — излагаю по порядку. Первый тезис Херцберга заключается в том, что любые действия должны быть осмысленными. Это неверно. Около 30 % действий должны быть хаотическими, то есть не имеющими осознанного прагматического смысла. В противном случае человек превращается из игрока в машину, а это его никак не устраивает. Тезис о том, что большинство людей испытывает радость от работы, также не верен. Как известно из библии, труд — это проклятие человека. Испытывать радость человек может только от игровой, то есть хаотической составляющей труда. И, наконец, касательно тезисов о труде, как способе самовыражения, ощущения значимости, получения признания и достижения успеха. Самовыражение и ощущение значимости есть внутренние параметры человеческой личности, существующие в системе внутренних ценностей. Признание и успех — параметры внешние и существуют в системе внешних ценностей, которые, вообще говоря, навязаны личности обществом. Теоретически, эти системы ценностей могут быть никак не связаны между собой или связаны очень слабо. Общество и личность давно играют каждый в свои игры. — Ион Ионсен, директор департамента инноваций, — буркнул рослый худощавый мужчина, — по-моему, мистер Снорри, из вашего пунктика с игрой и хаосом не следует ни одного конструктивного предложения. — Не согласен с вами, Ион, — заметил Ру, — конструктивное предложение совершенно понятно: работа интересует человека постольку, поскольку он может в процессе труда играть в некую свою собственную персональную игру. Значит, надо адаптировать правила работы к правилам этой игры. Если в каждом рабочем микросоциуме своя игра — значит для каждого должен быть свой регламент. — Знаете, Филипп, я очень уважаю ваше мнение, но мы здесь не на симпозиуме по социальному устройству, а на коммерческом совещании коммерческой же корпорации, — возразил Ионсен, — а меня учили, что корпорация должна создавать свою субкультуру с соответствующей системой ценностей. — Кто бы спорил, — отозвался Ру, — но это совершенно не значит, что такую субкультуру с системой ценностей следует высасывать из пальца и навязывать персоналу. Пример: в прошлом веке власти Конго высосали из пальца, что полигамия — это плохо и стали бороться с ней путем спецального налога на количество жен. На каждую новую жену муж должен был купить жетон — нечто типа патента. Так вот, мужчины скупали эти жетоны пачками, нанизывали на лески и носили как бусы — поскольку многоженство входило в систему ценностей местного микросоциума и мнение властей, даже и подкрепленное финансовыми санкциями, по сравнению с этим не стоило и цента. Налог пришлось отменить, как ПООЩРЯЮЩИЙ полигамию. Это, кстати, называется инверсионным эффектом запрета, или эффектом Евы и яблока. — А меня учили, что персонал корпорации, прежде всего, должен быть управляемым, — вмешался Лонгфельд, — и мне совершенно неважно, почему именно он становится управляемым. Мы наняли мистера Снорри, чтобы повысить управляемость — и она повышается. Если для этого надо, чтобы персонал мог играть в какие-то дурацкие игры — пусть играет. Это ничему не противоречит. Если позитивный эффект достигается — есть смысл продолжать. — Где именно? — спросил Элисон. — Я бы предложил самое провальное по эффективности управления предприятие. Южную биостанцию. — Биостанция "Дон Жуан", сектор Виктория-Росс, — уточнил Ионсон и добавил, — по-моему провальнее некуда. — Где это? — поинтересовался Дин. — Антарктида, — ответил Элисон, — одно из самых рентабельных предприятий нашей компании. Я бы сказал, сверхрентабельное. Но, как справедливо заметили коллеги, совершенно неуправляемое. Дин подавил желание задать естественный вопрос: "а так бывает?" В конце концов, за последние двадцать лет он видел вещи, гораздо более удивительные, чем сверхрентабельное, но неуправляемое предприятие. Поэтому он промолчал. Промолчал он и потом, когда Элисон добавил: — Собственно, это не совсем биостанция. Точнее, не только биостанция. В общем, сами увидите. |
|
|