"Созвездие эректуса" - читать интересную книгу автора (Розов Александр Александрович)

2. Созвездие эректуса. Игры морских монстров

Особенности океанийской магии. Как правильно трактовать Шекспира. Авантюра с молекулярной робототехникой. Очень экономичное правосудие. Брачные игры, военно-морские рыбаки и ронго-ронго. Новый остров доктора Моро. Социал-дарвинизм, Вавилонская башня и трудовые права шимпанзе. Реконструкция первобытной культуры. Защита любыми средствами, без всякого исключения. Методы экстренной челночной дипломатии. Почему медицина хуже ветеринарии. Правило Кларка о магии и технологии.

Вообще-то с воздуха атоллы лучше всего рассматривать около полудня, но на закате в этом тоже есть свой шарм. Волны из сине-зеленых, становятся бронзовыми, густые длинные тени придают особую таинственность, а уже зажигающиеся кое-где огоньки вызывают ассоциации с маленьким праздником. Атолл Тероа предстал перед доком Джерри перед закатом, в виде огромной раскрашенной светлыми и темными полосами подковы, уложенной на поверхность спокойного океана. Подкова, впрочем, была не совсем правильной: Одна ее сторона была более широкой и покрытой зарослями, среди которых, ближе к внутренней площади подковы, то есть, к лагуне, виднелись постройки самой разнообразной формы. В лагуну во множестве выдавались узкие полоски пирсов, некоторые из которых были частично прикрыты навесами в форме остроконечных шляп. Другая, узкая сторона подковы, представляла собой голую песчаную косу, на которой располагались несколько блестящих ангаров, что-то наподобие прямоугольных прудов, и аляповатое сооружение вроде металлической башенки.

— Основа местной энергетики, — пошутила Оливия, заметив нелоумение дока Джерри, — это спиртогонный завод на планктоне. А ангары — местное мотопредприятие. Если захотите заказать по дешевке авиетку, заходите туда, скажите что вы от меня, и получите скидку процентов семь. Заказ обычно исполняется за два-три дня.

— Я все равно умею водить только автомобиль, — ответил Джерри, — ну, еще простенький катер. Это здесь, наверное, более актуально.

— Это точно, — согласилась она, — Катер или проа можете заказать там же.

— Проа это что?

— Двухкорпусный парусник, — пояснила Оливия, — два типичных проа вы можете увидеть прямо посреди лагуны. Сейчас как раз время вечернего лова каменного окуня.

— Ого, профессор! Вы пользуетесь успехом у женщин!

Этой фразой Слай прокомментировал трогательную сцену встречи доктора Винсмарта с его подопечными. Джерри был не в состоянии что-либо придумать в ответ, поскольку на нем одновременно повисли обе девушки. Келли справа и Санди слева, и уж конечно они сделали это не молча, а с вполне качественным визгом. Как ему удалось не кувырнуться при этом с пирса — черт его знает. Какой-то глубинный инстинкт равновесия сработал.

— О, черт, — сказал он, наконец, — я не могу поверить, что это на самом деле.

— Ага! — фыркнула Келли прямо ему в ухо, — мы, типа, вам снимся, док Джерри.

— Всего один косячок за завтраком, и ваши мечты станут реальностью, — в своей обычной манере добавила Санди, — нет, без дураков, мы жутко рады вас видеть.

— Я, между прочим, рад не меньше, — ответил он, — но не поймите меня неправильно, еще чуть-чуть и мы с вами полетим в воду. Вы не такие легонькие, как вам кажется… Уф. Ну, теперь я смогу на вас посмотреть… Так, так, хорошо выглядите.

— Вы же видели ролик, — сказала Санди, — мы в точности, как там.

— Ну, знаете, снять можно что угодно… А кто, кстати, снимал?

— Вот они, восходящие звезды эротического кино. Сейчас познакомим, — Келли схватила Винсмарта за руку и потащила в направлении двух молодых людей, стоящих на берегу рядом с пирсом, — вот это Роджер, он же Акела, он был оператором. А это Валентайн, он же Спарк, автор этого, как там…

— Либретто, — подсказала подошедшая сзади Оливия.

— Концепт-идеи, — поправила Санди.

— Здравствуйте, док Винсмарт, — сказал Спарк, пожимая ему руку, — я вообще-то только фон придумал, а с журналом и ноутбуком это Акелы идея.

— Не совсем моя, — уточнил Акела, в свою очередь, пожимая руку доктору, — это во всех детективах про заложников есть. Типа, задачка: как доказать, что все снималось только что, а не когда-то там.

— Он большой спец по детективам, — серьезно добавила Санди, — без него бы мы черта с два выбрались из этой мясорубки.

— Слушайте, — сказал Джерри, — я ведь ничего толком не знаю. Сначала мне позвонили с базы. Потом ко мне в квартиру приперлись два наглых придурка из NSA…

— Точно! Я угадала! — перебила Келли.

— Ты говорила из FBI, — напомнила Санди.

— Какая разница? Извините, док Джерри, я вас перебила. Так что хотели эти придурки?

— Я и сам не очень понял. Сначала пугали, что сделают меня главным террористом, потом полезли в мой компьютер, попались на сторожевой модуль, и приехала полиция. А где-то посреди ночи я попал на опознание… Про это я не буду рассказывать, ладно?

— А на базу вас так и не пустили? — уточнила Санди.

— Не пустили, — подтвердил он, — так что там произошло?

— Ну, мы пошли на ужин чуть позже, чем Лэй, и только собрались зайти в столовую, как там бабахнуло. Дальше мы спрятались, выждали, и дали деру. Келли подломила джип, а потом катер. А я позвонила ему, — Санди похлопала Акелу по плечу, — ты здорово офигел, когда меня услышал, точно?

Молодой человек согласно кивнул.

— Здоровее некуда. Представьте, сидим мы со Спарком, ужинаем, как люди, вдруг у меня мобильник как начал трезвонить. Вот, думаю, приспичило же кому-то. А там: привет, это Панда, мы с подругой в полной жопе, вляпались во что-то военное-секретное, нас хотят убить, и все в таком роде. Я говорю: где вы есть? А она: да рядом, на Гавайях. Нормально так, 2700 км отсюда. Я прикинул, что если бы они добрались до отметки 177, то мы бы их подобрали. Говорю: катер-то есть у вас? Она говорит: достанем. А водить умеете? Фигня, говорит, по ходу научимся. Дал я координаты и говорю Спарку: плакал наш ужин, надо хороших людей выручать, Панду с подружкой.

— А почему панда? — спросил Джерри.

— У нее ник такой в чате, где мы познакомились, — пояснил Акела, и продолжал — ну, мы, сорвались туда. Смотрю через спутник: ага, вот они. Идут косо, но примерно куда надо. Спарк с леталкой остался на отметке, а я на проа к ним навстречу.

— Про самолет расскажи, — вставила Санди.

— Я как раз об этом. Смотрю дальше через спутник, и вижу: гад какой-то летит ровно за ними, след в след, как привязанный. И по скоростям получается, что он их через полчаса догонит. Ага, думаю, он ведь по маячку идет. А маячок где? Ясно, что в мобильнике. А значит, если мобильник бросить на пустом катере, так он и дальше за маячком пойдет. И вот, картина маслом: мы трое на проа, катер пустой, а этот гад… — тут Акела с помощью двух ладоней изобразил атаку самолета, — потопил он катер, и хотел смыться обратно на Оаху. Тут-то его патрульник и достал. А мы на 177-ю отметку и оттуда домой. Вот и все.

Винсмарт недоуменно почесал в затылке.

— Роджер, вы сказали «обратно на Оаху», а в прессе писали, что этот самолет наоборот, был угнан с базы Оаху.

— Не знаю, как он там был угнан, но как он оттуда прилетел, так обратно и пошел. Прямым курсом на ту самую базу, я же по спутнику смотрел. Он чуть-чуть до нейтральных вод не дотянул.

— Но ведь тогда получается, что это были военные летчики, а не пираты.

— Конечно, — согласился Акела, — тут и сомнений быть не может. Что я, пиратов не видел? Да и на хрен пиратам так делать?

— Вы в полицию об этом сообщали? — спросил Винсмарт.

— Вот еще, не хватало. Сами прикиньте, нужна нам сейчас полиция? И вообще, чего мы тут застряли? Пойдем к доку Рау, он грозился осчастливить нас ужином.

… До визита к доктору Рау Риано, Джерри Винсмарт был уверен, что оказался где-то на обочине цивилизации. Обычное состояние человека, с детства привыкшего воспринимать мир, как кружочек, в центре которого находятся Нью-Йорк, Лондон, Рим и Париж, вокруг — пригороды, а еще дальше — пустыри и задворки. Первые несколько минут пребывания в доме местного доктора, как будто, подтверждали эту культурологическую теорию. Сам дом — аляповатое, по европейским понятиям, сооружение, вызывающее в памяти рассказы Джека Лондона и Соммерсета Моэма о быте океанийских аборигенов. Терраса, на которой бросалось в глаза множество амулетов, ритуальных масок и статуэток полинезийских, и индокитайских богов и богинь. Наконец, сам хозяин, одетый в яркий саронг и носящий на шее ожерелье явно культового назначения.

Видимо, заметив характерный интерес гостя ко всему этому антуражу, док Рау пояснил: «видите ли, уважаемый коллега, по обычаю я совмещаю медицинскую практику с, так сказать, магической». Он улыбнулся, протянул руку к маленькой фигурке двухкорпусного парусника, сделанной из лакированного бамбука, и произнес длинную фразу на языке, напоминающем гавайский, который Винсмарт несколько раз слышал в Махуконе.

— Это заклинание, док Джерри, — весело пояснила Санди, орудуя палочками для еды в блюде с тушеными кальмарами, — я его уже слышала, только забыла, что оно значит.

Док Рау охотно перевел:

После чего пояснил:

— Это ритуальная формула, которая нужна, чтобы корабль хорошо слушался руля.

— Помогает? — вежливо спросил Джерри.

— А как же. Разумеется, при условии соблюдения правил строительства и эксплуатации. Танэ и был первым, кто придумал подобные правила. По крайней мере, так говорят.

— Вы сказали Танэ?

— Да. Это бог мореплавания и мастерства.

— Все конкурсы проа проводятся под знаком Танэ, — добавил Акела.

Спарк, тем временем, подлил в чашечку гостя еще рисовой водки.

— Очень познавательно, — сказал Джерри, — а медицинская практика у вас тоже связана с культом определенного божества?

— Точнее, двух богинь, Ваиора и Таранга, — серьезно ответил Рау.

— Кхм, — Джерри почесал подбородок, — Не сочтите за неуважение к вашей религии, но мне не верится, что обращение к двум богиням, пусть даже очень хорошим, может погасить острый иммунный кризис.

Меганезиец улыбнулся и кивнул:

— В чем-то вы правы. Помимо магии, я применил облучение крови ультрафиолетом 300 нанометров, чтобы снизить концентрацию аллогенов, и гемофильтрацию, чтобы удалить продукты иммунных реакций, которые также могли восприниматься организмом матери, как аллогенные. Химические иммунодепрессанты я не применял, полагая, что они в такой ситуации могут повредить и организму матери, и организму плода. Я рискнул применить только noni hinu-fetiave-ota. Это местное народное средство из местного растения в смеси с жиром морской змеи, его дают женщинам при поздних токсикозах и детям при аллергии на материнское молоко. Я также включил в ежедневний рацион свежую акулью печень.

— Между нами говоря, жуткая гадость, — вставила Келли.

— Свежая акулья печень? — удивился Джерри, — это могло спровоцировать острую реакцию на гипервитаминоз «A». Вы рисковали, коллега.

— Не очень сильно, — возразил Рау, — при формировании плаценты способность усваивать витамины «A» и «D» существенно возрастает. Кроме того, здесь высокая инсоляция, что тоже препятствует критическому накоплению витамина «A». Практически не произошло ничего, кроме легкого шелушения кожи.

— И кошмарной чесотки, — добавила Санди.

— Это точно, — подтвердила Келли, — я два дня чесалась, как блохастая кошка.

Джерри Винсмарт пожал плечами:

— Черт его знает, коллега. Я бы действовал иначе, но теперь уже не проверишь, дало бы это лучший результат или нет. Кстати, можно будет посмотреть ваши наблюдения за последние две недели?

— Конечно, — ответил Рау, — а мне будет интересно ваше мнение об одной моей гипотезе.

— Какой?

— Мне кажется, что эректусы похожи на аборигенов Флореса, Тасмании и Новой Каледонии. Тех, которые ближе всего к расе, населявшей когда-то всю Океанию.

— Вы намекаете на хоббитов? — спросил Джерри,

Рау кивнул и пояснил:

— В океанийских легендах они называются «menehuna».

— Sorry, док Рау, — сказал Спарк, — но менехуна это менехуна, а хоббитов выдумал Толкиен.

— Он их слизал с кельтского эпоса, — уточнил Акела.

— Он все оттуда слизал, — добавила Санди, — а copyright свой поставил. Профессор, блин.

— Профессор тоже человек, — рассудила Келли, — почему не стырить, если плохо лежит?

— Погодите, — Джерри постучал чашкой по столу, — Толкиен тут не при чем. Мы говорим о Homo Floresiensis, которого в шутку назвали хоббитом из-за маленького роста, меньше чем у современных пигмеев. Флоресиенсис — это одна из рас эректусов. Сравнительно недавно, 10 тысяч лет назад, они жили на Флоресе, а, быть может, и на других островах. Соответственно, они были современниками Homo Sapiens, и коллега Рау, насколько я понял, считает, что между ними происходило скрещивание.

— Совершенно верно, коллега Джерри.

— … Но, — продолжал Винсмарт, — поскольку это все-таки разные виды, нельзя принять эту гипотезу, пока не будет доказано, что они могли скрещиваться.

— Рискну заметить, что существует некоторая условность границы между родом и видом в современной систематике, — возразил Рау, — расходий пример: собака и волк. Их относят к разным видам, хотя некоторые породы собак, например, северные лайки, ближе к волкам, чем к другим породам, или расам своего вида.

— В этом есть резон, — согласился Винсмарт, — но эректус пока не так хорошо изучен. Нам ведь известны примеры нескрещивающихся близких видов, например, домашняя кошка и рысь. А есть виды, дающие при скрещивании бесплодные потомство, как осел и лошадь.

Келли задумчиво поковыряла палочками в полупустом блюде.

— А наши дети смогут, ну, это… скрещиваться?

— С обычными людьми, ты имеешь в виду? — уточнил док Джерри, — скорее да, чем нет. В пользу положительного ответа говорит биохимическая совместимость и одинаковое число хромосом. Скрещивание и рождение плодовитого потомства тут вполне вероятно.

— А когда мы будем знать это точно? — спросила Санди.

— Если у нас будет все необходимое оборудование, и если коллега Рау мне поможет, то, я думаю, это можно будет установить недели за две — три.

— Все будет, — пообещал док Рау, — для начала надо вам поставить компьютер. Акела, у тебя есть в запасе что-нибудь приличное?

— Есть, конечно. Могу ноутбук дать, годовалый. Годится?

— Мне лишь бы работал, — ответил Джерри, — а куда поставить, я не понял?

— Я вам особожу правое крыло второго этажа, — сказал Рау, ткнув пальцем вверх.

Итак доктор Винсмарт поселился в доме своего меганезийского коллеги. Лаборатория, кухня и медпункт на первом этаже оказались в их общем пользовании, что само собой привело к участию Винсмарта в медицинской практике. Ближайшая клиника находилась в муниципальном центре на большом атолле Икехао, до него было больше 80 километров, и туда обращались только с серьезными проблемами. Со всем остальным жители Тероа и нескольких десятков миниатюрных островков, расположенных совсем рядом, шли к доку Рау. Важную роль играло и то, что Рау совмещал профессии врача и шамана-тахуна, причем определить, где кончается одна профессия и начинается другая, было, порой, решительно невозможно. В соответствие с местным обычаем, твердых расценок не было: пациенты оставляли деньги, продукты или вещи в соответствии со своим достатком и интуитивными понятиями о справедливости. Поскольку Рау имел немалую долю доходов в коммерческом партнерстве «HTOPO» (именуемом также «почтенным обществом»), этот способ расчетов его вполне устраивал. У Джерри даже появилось подозрение, что док Рау практикует ради высокого социального статуса, а не ради денег. Самому доку Джерии тем более были не интересны мелкие заработки, особенно после того, оказалось, что лавочка мамаши Джимбо принимает не только наличные, но и платежи через интернет. Но не мог же он отказать в помощи мальчишке, наступившему на морского ежа именно тогда, когда док Рау куда-то отлучился на несколько часов, ну а дальше пошло-поехало …

Организовать переговоры между партнерством HTOPO и консорциумом Atlinc оказалось проще всего. Док Джерри просто соединил напрямую по телефону Лайона Кортвуда с Оливией Минго, а дальше дело пошло само собой. Всего несколько раундов переговоров, и стороны пришли к взаимовыгодному соглашению. Партнерство получало 5 миллионов долларов «на покрытие первоначальных расходов», по 1 миллиону за каждый месяц до рождения близнецов, и 20 миллионов в случае их успешного появления на свет. Кроме того, партнерству причиталось по 0,5 миллиона за каждую публичную PR-акцию с участием Келли и Санди, и 5 процентов прибыли от проекта в течение первых 4 лет. Эта сумма должна была существенно превысить исходно запрошенные партнерством 200 миллионов долларов, но только если проект увенчается успехом.

Доктор Винсмарт не стал вникать в методику счета прибыли и прочие детали коммерции. Ему было гораздо интереснее работать по своей тематике. Когда Слай и Оливия очередной раз отправились на «гуманитарную охоту» в Папуа, Джерри попросил закупить за его счет некоторое количество наноботовых ветеринарных средств («некоторое количество» на практике оказалось шестью ящиками, которые едва влезли в самолет). Док Рау, осмотрев эти приобретения, недоверчиво качал головой, но, под действием железных аргументов коллеги, более продвинутого в биологии, решил: почему бы и нет? Первые же испытания на поверхностных травмах показали, что значит современная ветеринарная технология. Однократная обработка раны или ожога препаратом, разработанным для служебных и охлотничьих собак, приводило к заживлению всего через сутки. Никаких дополнительных средств не требовалось. Поскольку местная публика, начиная лет с 5–6, постоянно имела дело не только с кухонными ножами и спичками, но также с рыболовными крючками, подводными ружьями и феерами, недостатка в пациентах с Тероа и соседних островков не было. Многие тероанцы еще в мае решили свои проблемы с зубами с помощью собачьего наногеля DR-plus, разрекламированного в первых передачах о проекте «Erectus». Более того, оказалось, что аналог этого препарата уже начал производиться в Меганезии под маркой Upden (док Джерри не стал выяснять пикантный вопрос о том, как сюда попала технология производства). Так или иначе, местные жители уже были психологически готовы использовать и другие ветеринарные средства того же типа. Винсмарт ни от кого не скрывал, что применяет серийные ветеринарные наноботы. Каждый раз, испытав очередное средство на своих собственных царапинах и прочих мелких болячках, он быстро объяснял всем желающим, как им пользоваться и давал web-адрес компании-производителя (как правило — консорцума Atlinc). Такая открытость не снижала, а лишь повышало его авторитет среди местных жителей. У них не было никаких сомнений по поводу того, кем является необычный гость, обитающий в доме Рау Риано.

Через неделю, зайдя в лавочку мамаши Джимбо за какой-то мелочью, Джерри услышал, как пожилые женщины-утафоа сплетничают про «americano tahuna». Не требовалось особой проницательности, чтобы понять, о ком идет речь. Статус шамана был присвоен ему автоматически по роду занятий. Как и у любого шамана, у него существовал aku, дух-помощник, похожий на черную лягушку. Это было для местных очевидно. Зачем иначе у дока на столе авторучка, украшенная обсидиановой лягушкой? Объяснять, что это просто любимая ручка, подарок группы коллег, было бесполезно. Каждый пациент все равно оставлял лягушке монетку, семечки или цветок. Даже покупая ветеринарные препараты самостоятельно, тероанцы заскакивали в дом дока Рау «на пару слов», а после их ухода, рядом с лягушкой обнаруживалось какое-нибудь символическое подношение. Самому Винсмарту доставались подношения другого рода — от свежевыпотрошенных рыбин солидного размера до бутылок и канистр с различными спиртными напитками. Но, как правило, пациенты (или родители пациентов) оставляли крупные денежные купюры. Иногда их отдавали прямо в руки доку Джерри, а иногда — незаметно засовывали куда-нибудь на книжную полку, в шкафчик-бар, или под лежащий на столе ноутбук.

Любой шаман непременно в чем-то загадочен. Загадочность дока Джерри обеспечивали плавки. Ничего подобного ни на Тероа, ни в окрестностях никогда не было. Кому придет в голову купаться в одежде? Это же неудобно и непрактично. Конечно, тероанцы знали, что в некоторых странах есть особые табу по поводу голого тела, но с чего бы тахуна Джерри стал соблюдать эти табу здесь? Тиви как-то раз спросила об этом у Санди и Келли. Келли просто не нашла, что ответить, а Санди брякнула «это, типа, ритуал». Девчонка-утафоа, с пониманием, кивнула, и к вечеру уже все утафоа на атолле знали, что эти синтетические тряпочки связаны с тайными отношениями между tahuna Gerry и его личным aku.

Джерри Винсмарту, со своей стороны, представлялись странными некоторые местные привычки и обычаи, как бытовые, так и магические. К последним Джерри имел теперь самое прямое отношение. Вскоре он узнал, что магические обычаи свойственны не только этническим утафоа, но и местным жителям любого другого происхождения. Как-то раз, когда док Джерри зашел в лавочку Джимбо за сигарами, к нему подошел незнакомый грустный мужчина афро-латиноамериканского типа, представившийся Ликас Гереро, и попросил помочь «одному человеку» на соседнем островке Фаифаго в 15 километрах от Тероа. «Это не займет много времени, док Джерри, — уточнил он, — часа два, не более».

У Гереро был быстроходный катер, и они оказались на Фаифаго уже через 20 минут. Там Джерри обнаружил, что «один человек» это старик лет 80, причем безнадежно мертвый. Двое официальных лиц из муниципального центра Икехао — медик, похожий на индуса, и полисмен, по виду китаец, — уже завершили составление протокола и курили на крыльце. Медик, разведя руками, определил ситуацию так:

— Сто раз ему говорили: дедушка Маулева, у тебя аорта изношена, тебе в клинику надо. Какое там, эти старики, они же умнее всех. Жалко, классный был дедушка. Все на свете умел. Механические часы мог починить прямо на кухне. Представляете?

— Как это произошло? — спросил Джерри.

— Обыкновенно, — медик пожал плечами, — Вышел утром рыбачить на лодке, недалеко от берега. Он всегда так делал. Ну и все. До чего жалко. А знаете, как он на банджо играл? Мог бы лет до 100 жить, если бы послушался, да разве этих стариков убедишь?

— Со стариками сложно, — согласился полисмен, поправляя на плече ремень пистолет-пулемета (непременного атрибута местных стражей порядка) и, повернувшись к доку Джерри, спросил, — Тахуна, вы, вроде бы, американец, из Калифорнии?

У Винсмарта тут же возникло предчувствие крупных неприятностей. Он вспомнил о том, что находится в Меганезии нелегально, со всеми вытекающими отсюда последствиями в жанре «вам придется поехать со мной для выяснения…».

— Да, — подтвердил он, — я из США, штат Калифорния.

— Ага, — обрадовался полисмен, — А вы не в курсе, паб «Lohness» в Сан-Диего, около яхт-клуба еще работает? Там еще динозавр на вывеске. Зеленый такой, с ластами.

Джерри отрицательно покачал головой:

— У меня квартира во Фриско, а в Сан-Диего я был всего один раз, и то транзитом.

— Понятно, а мы там позапрошлым летом хорошо оторвались, — полисмен почесал бритый затылок и повернулся к группе родственников покойного, — если я чем-то могу помочь…

Родственники ответили в том смысле, что теперь они как-нибудь сами, и, переложив тело на легкие носилки, понесли его в сторону пирса. Док Джерри тронул медика за плечо и негромко спросил:

— Простите, а мне что делать?

— В смысле? — переспросил тот.

— Ну, вообще…

— Если вам нужны какие-то магические предметы, то лучше спросить у местных, но мне казалось, что обычно говорят lipo без этих вещей, — ответил тот, и вежливо добавил, — но вам, конечно, виднее.

— Наверное, вы правы, — согласился Джерри, искренне надеясь, что «lipo» это что-то вроде leave-taking в относительно свободной форме.

— Тахуна, вас уже зовут, — сообщил полисмен, заметивший знак, поданный с пирса.

Тело лежало в маленькой лодке, на нескольких слоях досок, облитых топливным спиртом. Сверху было много каких-то крупных белых цветов. Лодку прицепили тросом к фаркопу 15-метрового катера, и, малым ходом, отбуксировали на пару миль от берега. Винсмарт, по взглядам окружающих, понял, что сейчас от него ждут «lipo».

— Я слышал, что дедушка Маулева был удивительный человек, — начал Джерри, с трудом подбирая слова, — я слышал, что он умел все, я слышал, что он прожил долгую жизнь, и последние минуты провел в море. Наверное, это что-то значит… Никто не знает, куда мы уходим. 25 веков назад философ Сократ говорил об этом так: умереть значит одно из двух: или перестать быть чем бы то ни было, или же есть какой-то переход, переселение отсюда в другое место, если верить тому, что об этом говорят. Уж если что принимать за верное, так это то, что с человеком хорошим не бывает ничего дурного ни при жизни, ни после смерти, и что боги не перестают заботиться о его делах…

Винсмарту подали мачете, и он перерубил буксировочный трос. Лодка начала медленно расходиться с катером. Одновременно, кто-то зажег феер и тоже подал ему. Док Джерри несильно размахнулся и бросил феер на лодку. Она вспыхнула сразу, сначала голубым спиртовым пламенем, а вслед за тем — ярко-желтым. На катере дали самый малый ход, и двинулись в обратный путь. Вскоре лодка казалась просто маленьким, слегка чадящим язычком огня на поверхности океана. До берега все молчали, а там, на пирсе Винсмарту налили рюмку рисовой водки (которую он выпил вместе со старшими родственниками). Его тепло, хотя и немногословно, поблагодарили и вручили небольшой пластиковый пакет, в который он заглядывать не стал (впоследствие оказалось, что там лежит бутыль той же рисовой водки, большая коробка яванских сигар и очень вкусный домашний пирог с начинкой из кальмара). Полагая свою миссию завершенной, Винсмарт попрощался, и Гереро, без лишних слов завел свой катер.

По дороге на Тероа, его беспокоила мысль о том, справился ли он с нежданно упавшей на него ролью. Гереро, вероятно, понял это как-то по-своему.

— Мне кажется, — как-то нерешительно заметил он, — что вы напрасно переживаете, тахуна Джерри. В Калифорнии ведь тот же самый океан, что и здесь.

— Безусловно, — подтвердил Джерри, — и что из этого следует?

— Значит, ваше lipo здесь такое же сильное, как там, — пояснил Гереро таким тоном, каким обычно напоминают общеизвестные факты вроде «Луна обращается вокруг Земли».

— Да, это я как-то не сообразил, — дипломатично ответил Винсмарт.

В одну прекрасную пятницу, после заката, два доктора сидели на террасе второго этажа и пили из мензурок ром двухсотлетней выдержки, подаренный Спарком. Тот нашел где-то на дне ящик рома в трюме старинного корвета. Ром был так себе, но древность придавала ему шарм. Луна медленно катилась по небу, слабый ветерок с океана шелестел листьями, а док Рау рассказывал жутковатую легенду про метную вендетту «chiee».

Между тем, из воды на берег недалеко от пирса выбрались две фигуры. Держась за руки они побежали к небольшой группе псевдопальм в нескольких десятках метров от дома дока Рау. Юноша и девушка, лет примерно пятнадцати, оказались четко видны в ярком лунном свете. На поджарых обнаженных телах блестели капельки воды. Девушка забросила руки на шею юноше, тот обнял ее чуть ниже лопаток, и они слились в долгом поцелуе. Док Рау, невзначай, заметил «красивые дети» и продолжал описывать похождения мстителя, по сравнению с которыми сюжеты Хичкока казались детскими утренниками.

В это время парочка, продолжая целоваться, синхронно опустилась на колени, затем юноша откинулся на спину, а девушка улеглась сверху и негромко рассмеялась. Еще через пару минут они, прошуршав опавшими листьями, перекатились так, что юноша оказался сверху. Послышался громкий вздох, и девушка, подняв ноги, сплела их вокруг пояса юноши. Судя по мягким, медленным и слаженным движениям тел, эти двое занимались любовью не первый, и даже не десятый раз.

Док Рау, чей герой бамбуковым ножом перерезал горло четвертому врагу, чтобы выпить его кровь, снова между делом, поинтересовался «мне показалось, или вас это смущает?». Винсмарт пожал плечами и ответил «да не особенно». Рау кивнул, и герой, закончив все процедуры с четвертым врагом, пустился в погоню за пятым и шестым.

Тут девушке, видимо, надоела поза миссионерского типа, она легонько оттолкнула своего партнера и, перевернувшись, поднялась на колени и ладони. Юноша обнял ее сзади, снова раздался вздох, и последовали уже более резкие движения навстречу друг другу.

Винсмарт налил себе и коллеге еще рома и приготовился слушать, как легендарный мститель выкрутится из ситуации, когда против него на узкой скале оказались сразу три врага, поскольку к пятому и шестому присоединился седьмой, самый сильный и опасный.

На воображаемую панораму битвы накладывался саунд-трек, по которому легко было определить, что парочка приближается к кульминации. Несколько коротких вскриков, два тела рассоединились, юноша лег на спину, раскинув руки, а девушка устроилась рядом, положив голову ему на грудь.

Герой, распоров ножом живот пятого врага, не избежал коварного удара копьем в спину от шестого. Извернувшись, он ухватился за древко копья, и столкнул негодяя в пропасть. Уже теряя силы вместе с кровью, хлещущей из дыры в печени, он снова бросился в битву. Не обращая внимания на второе копье, пронзившее кишки, герой добрался до горла седьмого врага, перегрыз его зубами, разорвал руками вражью грудную клетку, пожрал еще трепещущее сердце, и красиво умер. Его дух, с чувством выполненного долга, улетел на поля счастливой охоты. «Ну, что вы об этом скажете?» спросил док Рау. «Все зависит от точки зрения», заметил Винсмарт, и рассмотрел легенду с трех точек зрения.

В начале он разобрал все материалистически. Несмотря на преувеличения (неизбежные в данном жанре), эта легенда была, все же, значительно реалистичнее, чем сходные образцы европейского эпоса. Доктора немного поспорили о скрытых возможностях организма. Винсмарт ссылался на технические пределы, установленные биофизикой. Рау возражал, говоря, что физика — физикой, а факты — фактами, и ссылался на истории из жизни.

Затем было сказано о структуре мифа. Винсмарт предположил, что в образах семи врагов отражен другой, космогонический миф о происхождении семи дней недели, которые циклически повторяются, и каждому дню соответствует определенный вид деятельности. С этим Рау согласился, вспомнив хорошо известный микронезийский миф о семи небесах, окружающих землю и море, и населенных различными существами.

Как раз на этом этапе анализа мифа, парочка под псевдопальмами решила реализовать скрытые возможности своих организмов. Юноша, оставаясь на спине, помог девушке привстать и перейти в позу «всадница». Она уперлась ладонями ему в грудь и начала совершать волнообразные движения бедрами.

Винсмарт отхлебнул рома и начал излагать третью точку зрения: миф, как носитель знаний. Приемы выслеживания, нападения и применения разных видов оружия имели, конечно, огромное значение для первобытной общины. Заодно нельзя не сказать и о том, что миф, одобряя волевые качества героя, все же, сообщает о его гибели. Следовательно, (заключил Винсмарт) миф учит, что вендетта социально деструктивна. Рау стал спорить по последнему пункту, ссылаясь на то, что посмертная судьба героя с мифологической точки зрения является образцовым финалом достойной жизни мужчины.

Парочка, тем временем, как раз выдала достойный финал. Юноша почти что встал на гимнастический мостик, так что, казалось, будто девушка действительно всадница, бешено скачущая на каком-то фантастическом животном, выгнувшем спину в галопе.

Последующий вскрик, почти синхронный у обоих партнеров, док Рау охарактеризовал, как слегка недоисполненное верхнее «до». Он напомнил из занимательной физики, что оперным певцам удается разбивать голосом бокалы за счет акустического резонанса, и добавил: «впрочем, так можно разбить классический фужер, но не наши мензурки».

Юношу и девушку эти вопросы вряд ли волновали (кто же в пятницу вечером думает о физике, ведь до школы еще целых два дня). Они полежали несколько минут на листьях, тихо мурлыкая что-то друг другу, потом вскочили, побежали к берегу, не останавливаясь, влетели в воду. Через минуту молодые люди вынырнули в полусотне метров от берега и поплыли к небольшой лодке-проа, стоящей посреди лагуны.

— Понятно, — заключил док Рау, — они морских подушек ловят.

— Кого? — переспросил Винсмарт.

— Это ядовитые иглокожие, наподобие морских звезд и голотурий, — пояснил Рау, — На них ставят донные ловушки, а часа через два вытаскивают. За ночь можно поймать десяток морских подушек, это верных полтораста фунтов заработка. Они применяются в народной медицине, их яд содержит высокоактивные гликозиды, я потом покажу в справочнике.

— Любопытно. А то, что мы видели — это технологический перерыв?

— Можно сказать и так. Это ведь подростки. Не будут же они два часа играть в шахматы.

— Не в шахматы, конечно, — согласился док Джерри, — но так относиться к сексу, тем более, в школьном возрасте, когда формируется психика… По-моему это неправильно.

— А как, по-вашему, правильно?

— Ну, знаете, это не так просто сформулировать.

— А вы попробуйте, — предложил Рау, — Я как раз пока кофе сварю.

Он отправился на кухню, а Винсмарт глубоко задумался и даже закурил сигару (курил он крайне редко). В европейской психологии считается, что подростки не готовы к сексу по целому ряду причин: они не способны связать секс с любовью, не видят в сексе ничего, кроме физиологического акта, не привыкли думать о чувствах партнера, не оценивают эмоциональные травмы, которые могут причинить, и далее еще множество разных «не».

Эти аргументы обладали общим дефектом: они ссылались на проблемы, характерные как для подростков, так и для взрослых (в т. ч. и для психологов, придумавших все эти «не»). О чем говорить, если у супружеских пар в США половой акт длится в среднем 10 минут, 27 процентов женщин никогда не получали от этого оргазм, а 24 процента подвергаются насилию со стороны своих мужей? Парочка юных ловцов морских подушек на этом фоне смотрелась идеалом, до которого средней американской семье, как до Луны ползком.

Появился док Рау, с кофейником и сахарницей в одной руке и двумя полупрозрачными фарфоровыми чашечками в другой.

— К чему вы пришли, коллега? — поинтересовался он.

— В общих чертах, — начал док Джерри, на ходу сочиняя продолжение фразы, — половой акт у человека не то, что у кошек, например. Он не сводится к технике достижения оргазма.

— У кошек он тоже к этому не сводится, — заметил Рау, наливая кофе.

— Я имел в виду культурную компоненту секса.

— В смысле, кровать и постельное белье?

— Нет, в смысле некоторой тайны, если угодно. Того, что касается только двоих и скрыто от посторонних глаз. Иначе остается только механика и нейрофизиология. Это слишком просто, чтобы быть по-настоящему человеческим чувством.

— Да вы поэт, коллега.

— И кстати о поэзии, — добавил Джерри, — мне сложно представить, что этот мальчик читает своей избраннице стихи…

— … Поет серенады под балконом, — подхватил док Рау, — и терзается сомнениями: любит или не любит, плюнет или поцелует.

Винсмарт согласно кивнул.

— Примерно так. Человеку нужна неопределенность. Если первый поцелуй автоматически переходит в первый коитус, то теряется романтика человеческих чувств и остается только биологический акт, пусть красивый, нежный, но не человеческий. Остаются два молодых, здоровых, высокоразвитых животных, следующих инстинкту продолжения рода.

— Скажите, коллега, вы действительно считаете сексуальные неврозы необходимой частью человеческих отношений между полами? — невинно поинтересовался док Рау.

— Почему такой странный вопрос?

— Потому, что вы, по неведомой мне причине, окружили половой акт сплошным кольцом условностей, которые, при всем кажущемся разнообразии, сводятся к одному: биология секса должна восприниматься человеком, как нечто постыдное и запретное. А из этого и возникают все сексуальные неврозы. Если здоровое высокоразвитое животное принимает запрет, то становится нездоровым из-за отсутствия разрядки. Оно может демонстративно нарушать запрет, но тогда оно тоже становится нездоровым вследствие перманентного конфликта с сородичами. Если оно будет тайно нарушать запрет, то тогда оно, опять же, станет нездоровым из-за постоянного страха быть пойманным на этом нарушении. Закономерный результат: 100 процентов жителей западных стран страдают неврозами.

Завершив этот монолог, док Рау налил в чашечки кофе и уселся в кресло, приняв одну из своих самых выразительных поз, означавшую: «то, что я сказал, совершенно очевидно, но если оппонент, все-таки, хочет с этим спорить, я терпеливо его выслушаю».

— В хорошее же дерьмо вы меня окунули, — пробурчал Винсмарт.

— Я лишь указал слабые места в вашей позиции, как это принято между коллегами.

— Ладно, предположим, я кругом неправ, а какой вывод? Секс где угодно, как угодно, с кем угодно, и к черту все условности, поскольку что естественно, то не безобразно?

— Я говорил об этом во втором пункте, — заметил Рау, — Демонстративное «долой запреты!» имеет смысл в ситуации, когда запреты есть. Но зачем это, если запретов нет? Здоровые высокоразвитые животные не стремятся кому-то доказать свою раскованность, а играют в увлекательные игры, базирующиеся на инстинкте продолжения рода.

— Увлекательные игры и только? — спросил Джерри, — Не слишком ли это примитивно?

— Наоборот, игры это самая сложная форма человеческого поведения. Разве нет?

— В широком смысле, да, но эротические игры это аналог брачных танцев насекомых, они чисто инстинктивны.

— Ну что вы, — док Рау улыбнулся, — Разве камасутру написали насекомые? Кстати, вы не слышали меганезийскую любовную лирику, я имею в виду, песни? По глазам вижу, не слышали. Сейчас я поставлю что-нибудь, где побольше доля английского. Вы не против?

— Ничуть. Я люблю музыку, если только это не военные марши, не псалмы и не hard metal.

В это субботнее утро звонок на мобильник застал дока Рау во время завтрака в компании дока Винсмарта. Великий тахуна ответил что-то односложное, а затем сообщил коллеге:

— Уфале, дочка Киако Пиакари рожает. Я пойду, проконтролирую. Как вы смотрите на то, чтобы пойти со мной? Вам, я полагаю, это будет интересно посмотреть.

— Вообще-то от меня будет мало пользы, — заметил Джерри, — В акушерском деле я ноль без палочки, так что вряд ли смогу помочь чем-то, кроме «подай-принеси».

— Я же не сказал «помочь», я сказал «посмотреть».

— Гм… А это не будет бестактным?

— С чего бы? — удивился Рау, взвешивая в руке свой докторский чемоданчик. Когда они вышли из дома, он махнул рукой в сторону одного из крытых пирсов и пояснил:

— Это хозяйство ее приятеля, Оохаре Каано, который держит мастерскую. Вы, наверное, ее видели. Толковый парень, и пирс у него хорошо оборудован. Водопровод, кухня, душевая кабинка, панорамный TV, и прочие полезные вещи. Все, что нужно для родов.

— Эта девушка намерена рожать на пирсе? — изумился Джерри.

— Ну, да. Самое удобное место, — ответил Рау, и добавил, — Я не вполне одобряю эту моду рожать на первом курсе колледжа, а то и в школе. По-моему, надо критичее относиться к тому, что написано в учебнике биологии.

— В учебнике? — переспросил Винсмарт, на ходу закуривая сигару (что он делал, только если сильно нервничал).

— Да, в учебнике. Там в разделе «эволюция человека» есть не вполне проверенная теория оптимальной социализации. Разница 7 лет между половым и экономическим взрослением, объяснена биосоциальной эволюцией: мол, первого ребенка лучше заводить, как можно раньше, и спихивать старшему поколению. Молодежь в восторге, а старшие поставлены перед фактом: вот вам потомство, возитесь, а у нас есть более интересные занятия.

— Говорят же: первый ребенок это последняя кукла, — заметил док Джерри.

Великий тахуна задумчиво кивнул.

— Так заявила 4 года назад моя старшая дочь. Она месяцами пропадает в экспедициях, а ее ребенком занимаются все старшие родичи. Моя первая жена, ее брат, я, моя кузина, и так далее. Все в точности по учебнику. Я двумя руками за то, чтобы моя внучка иногда жила у меня, она замечательная, но мама могла бы уделять ребенку несколько больше времени.

— А папа? — спросил док Джерри.

— Если вы про биологического папу, то с ним она быстро рассталась. А молодой человек, с которым она сейчас, является ее партнером по экспедициям. Они с ним и сошлись на этой почве… Ну, а что у нас тут происходит?

Последняя реплика Рау относились к происходящему на пирсе, до которого они дошли за разговором. А там играла музыка в стиле фольк-техно. По TV шел ночной концерт «Notte sigilli» на острове Хатохобеи, где сейчас было около 4 утра, самое разгульное время для любителей отрываться по ночам. На большом экране, подвешенном под навесом пирса, сверкали вспышки лазеров и мелькали фигуры, одетые в flash-fishnet — крупноячеистые сетки из блестящих металлизированных шнуров.

— Вы уверены, что мы пришли туда, куда надо? — поинтересовался Винсмарт.

— Конечно, — ответил Рау, — видите, виновница принимает водные процедуры.

Рядом с пирсом плавали трое: Киако, Оохаре и собственно Уфале. На самом краю пирса, сидели две пожилые женщины-утафоа и о чем-то с ними болтали, с трудом перекрикивая музыку. Чуть поодаль устроились двое мужчин: Тананео, муж Киако, и Хинаои Пиакари, мэр Тероа. Они пили кофе и играли в шахматы.

— Э… Гм… — выдавил из себя док Джерри, глядя на Уфале (она как раз перевернулась на спину, так что стало отлично видно ее круглое, как воздушный шар, брюшко).

— Вы чем-то удивлены, коллега? — спросил великий тахуна.

— Как вам сказать. Я читал статьи про роды в воде, но представлял это как-то иначе.

— Здешние женщины не очень доверяют этим новшествам, — сообщил Рау, — так что рожать она будет на пирсе, вон там (он махнул рукой в сторону толстого поролонового коврика, расстеленного рядом с двумя надувными креслами), но до этого еще часа два, если мне не изменяет интуиция. Так что, давайте пока составим кампанию этим двум джентльменам. Надеюсь, в их кофейнике еще что-нибудь осталось.

Они прошли по пирсу, обмениваясь приветствиями с присутствующими, и уселись рядом с шахматистами. Рау посмотрел на позицию на доске, и сообщил свое мнение:

— Тананео, по-моему, тебе пора сдаваться.

— Я ему то же самое говорю, — проинформировал Хинаои

— Не давите на меня, — буркнул тот, сосредоточенно вцепившись обеими руками в густую шевелюру (видимо, это помогало ему думать).

Винсмарт вежливо кашлянул и сказал:

— Коллега, вам не кажется, что этот коврик маловат? Девушка на нем не поместится.

— В смысле? — спросил Рау.

— В смысле, она ростом больше пяти футов, а коврик всего фута три с половиной. Как она на него ляжет?

— А зачем бы она стала ложиться? — удивился Хинаои.

— Я, кажется, понял, о чем говорит уважаемый доктор Джерри, — сообщил Рау, — Будь тут обычный европейский или североамериканский врач, он вообще мог бы получть заикание на нервной почве. Ведь его учили, что рожать надо в больничной палате, лежа на койке, а женщину перед родами и в процессе родов следует подвергать ряду довольно неприятных процедур парамедицинского характера.

— Это ты так шутишь? — предположил Тананео.

— Конечно, он шутит, — ответил ему мэр, и добавил: — Давай, ходи уже.

— Я не шучу, — возразил великий тахуна, — коллега Джерри не даст соврать.

— В общем, в какой-то степени, это действительно так, — подтвердил Винсмарт.

Тананео, наконец, двинул одну из фигур, затем отхлебнул кофе и покачал головой:

— С ума сойти. Я читал такое в одной европейской книжке, но думал, что это, так сказать, художественное преувеличение. Писатели-юро всегда все преувеличивают.

— Официальная европейская медицина произошла от шарлатанства монахов, — пояснил Рау, — В средние века католическая церковь стремилась вытеснить народную медицину, «sorcer», которая считалась ритуальным, религиозным преступлением.

— Почему? — удивился Хинаои.

— Это запутанная история вражды европейского христианства с естественными обычаями, в ходе которой римская церковь ввела табу на все естественное, особенно в сексе. Секс объявлялся порочным делом, а проблемы при родах — наказанием духов за это дело.

— Ты что-то путаешь, док Рау, — возразил Тананео, — я сам католик и…

— Ты католик народной океанийской церкви, а я говорю про европейскую.

— Европейская, это та, в которой все такое длинное, бредовое, на испорченной латыни?

Великий тахуна кивнул.

— Верно. Эта испорченная латынь до сих пор осталась базовым языком для официальной европейской и североамериканской медицины. Из-за языкового барьера, затруднена связь с наукой, и консервируются средневековые нелепости. Не удивительно, что эта медицина, даже в эпоху НТР, в значительной мере осталась шарлатанством. Она убеждает женщину, что беременность и роды это болезнь, и специально делает их болезненными и опасными. Это приносит большие дополнительные доходы медицинской касте. Нагнетание страхов вокруг родов, секса, еды, сна и всего, что делают люди, это маркетинговая стратегия такой медицины. Один польский юро, Кшиштоф Занусси пошутил, что жизнь — это смертельная болезнь, передающаяся половым путем. Есть и тонкое управление ужасом по заказу. Так, концерны-производители эрзац-масла в XX веке заплатили огромные деньги медицинской касте за то, что те объявили натуральное сливочное масло смертельно-опасным…

— Док Рау! — раздался возмущенный женский голос, — Прекратите рассказывать про всякие кошмары! Ты, Таненео, тоже хорош! Что, других тем для разговора нет?

Киако Пиакари стояла над ними, как живое воплощение Кихевахинэ, хозяйки демонов: ноги чуть врозь, как в борцовской стойке, кулаки уперты в широкие бедра, по черной, гладкой коже скатываются блестящие капельки воды.

— А ты очень красивая, когда сердишься, — сообщил Тананео, поднимаясь во весь рост и с удовольстивием потягиваясь.

— А когда я не сержусь, то не очень? — спросила она, — И вообще, не заговаривай мне зубы.

— Ты всегда красивая, — уточнил он и, протянув руку, провел ладонью по ее груди и слегка выпуклому животу.

— Нашел время, — буркнула она, (впрочем, уже не слишком сердито) и, звонко хлопнув его по спине, добавила, — помог бы лучше Оохаре, а то мало ли.

Видимо, Уфале надоело торчать в воде, и в данный момент, Оохаре поднимался на пирс по небольшой лесенке, держа свою подругу на руках. Судя по всему, это не требовало от него особых усилий, так что в помощи он не нуждался. Тананео просто побыл рядом, пока Уфале не была успешно поставлена на ноги.

— Ну, меня и колбасит — сообщила девушка, — просто брр. Мама, это так и должно быть? Aloha, док Рау. Hi, док Джерри, как мило, что вы оба пришли. Я ни от чего такого вас не оторвала? (Она, между, делом глянула на доску). Папа, тебе не кажется, что ты просрал? Слушайте, народ, а почему «sigilli» гонят такой отстой? Чем они обкурились на этом Хатохобеи? Слушайте, у нас тут нет сока манго с яблоком? Брр, как колбасит. (Она уселась в кресло). Мама, ты так и не сказала, это нормально, или нет?

Киако хлопнула себя ладонями по бедрам:

— Как я тебе отвечу? Ты же трещишь, как древесная лягушка. О, Мауи и Пеле, держащие мир, как хорошо, что у тебя будет мальчик, а не девочка. Две таких балоболки в доме, это было бы выше моих сил.

— Мама, ты уверена, что часто видишь меня дома?

— Я уверена, что ситуация изменилась. Только не говори, что вы с ним (она кивнула на Оохаре) сами будете возиться с младенцем, я тебе не поверю. Вы же балбесы!

— Что ты обзываешься, мама? Я тебе задала вопрос, а ты обзываешься. Между прочим, я рожаю, мне нужны положительные эмоции. Это в любой книжке написано. Брр! Меня колбасит, «sigilli» гонят фуфло, и нет моего любимого сока. Папа, дай мобильник.

Тананео молча вытащил из кармана шортов трубку и протянул ей. Она ткунула пару раз в панель, дождалась ответа и затараторила:

— Hola, Ралито, ты проснулся? Слушай, я тут, по ходу, рожаю… Да, блин, именно сейчас. Ты не надорвешься притащить мне сока, манго с яблоком? Мы тут у Оохаре, на пирсе… Тогда добеги до Джимбо… Ну, так открой, ты же знаешь, где ключи от лавки. Возьми 4 литра, оставь там 5 фунтов… Нет, блин, не лопну… Не будь говном, я не каждый день рожаю. Брр! Знаешь, как меня колбасит?… ОК! Ралито, ты самый-самый лучший братик на свете… (Она вернула Таненео мобильник). Спасибо, папа… Что-то меня ломает так сидеть. Мама, это нормально, или нет?

— Ты столько наболтала, что я не знаю, на который вопрос отвечать, — заметила Киако.

— В смысле, нормально, что меня ломает сидеть? — спросила та.

— Нормально. Просто встань и подвигайся.

Уфале кивнула и протянула обе руки Оохаре. Он осторожно вытянул ее из кресла, затем приобнял за бывшую (и будущую) талию и прошел прогуливать ее туда-сюда.

Где-то после четвертого повторения этой прогулки, док Рау заявил, что надо, на всякий случай, произвести «контрольный осмотр». Следующие несколько минут окрестности оглашались хихиканьем, визгом и возмущенными воплями: «Блин! Не щекотите меня!».

Итогами осмотра Рау был удовлетворен. На всякий случай, он рекомендовал девушке выполнить несколько легких упражнений ушу, ободряюще шлепнул ее по круглой попке, и снова уселся наблюдать за развитием шахматной партии Хинаои — Тананео.

Еще минут через десять к пирсу прибежал шустрый мальчишка лет 6–7, со здоровенным пластиковым пакетом.

— Привет всем. Ну, чего, она уже родила?

Уфале, с помощью Оохаре делавшая предписанную физзарядку, тут же отреагировала:

— Ага, щас. Родить это тебе не на пальму за кокосом слазать.

Ралито подошел к ним, солидно пожал руку Оохаре, вручил ему пакет и, окинув сестру критическим взглядом, спросил:

— Чего, правда, так колбасит?

— А то ж, — ответила она.

Оохаре уже вскрыл одну упаковку сока и, наполнив стаканчик, протянул ей. Уфале, чуть ли не залпом выхлебала его, и жестом попросила повторить. Сделала глоток и сказала:

— Классно! Вот чего мне не хватало. Спасибо, Ралито.

— Нет проблем! — сказал мальчишка, — Я возьму у тебя кое-какую фигню до вечера, ага?

Не дождавшись ответа, он побежал в дом Оохаре и через короткое время вышел оттуда, держа в одной руке маску и ласты, а в другой легкое подводное ружье.

— Эй, алло, — возмутилась Уфале, — Ты куда тащишь мой добряк?

— Тебе сегодня по-любому не до того, — ответил Ралито.

— Да пусть берет, — вмешался Оохаре, — подумаешь, большое дело.

— Ага, а он опять гарпун потеряет.

— Не потеряю, — возразил мальчишка, — В прошлый раз было стечение обстоятельств.

— А в позапрошлый? — спросила она.

— В позапрошлый с непривычки так получилось.

— Ладно, но смотри у меня.

Тут на их диалог обратил внимание Тананео.

— Куда это ты собрался, Ралито?

— К рыжей скале, па. Попробую стрельнуть веббонга, их там во! — мальчик провел ладонью на уровне подбородка.

— Во? А ты не забыл, что у тебя с девяти до полудня online-school?

— Все ОК, па. Я уже туда отмейлил, что сестра рожает. Типа, обстоятельства.

— Значит, тебе пришлют задания на дом, — сказал Тананео, — Надеюсь, вечером ты сам, без напоминаний, их сделаешь?

— Я буду работать над этим! — выпалил мальчишка и умчался в направлении центрального изгиба лагуны, только пятки сверкнули.

Тананео покачал головой, повернулся к Оохаре и объявил:

— Я знаю, кто будет следить за учебой этого маленького лентяя.

— Ты хочешь сказать, что это буду я? — подозрительно спросил тот.

— Ты, Уфале, или оба вместе, меня не волнует. Мы будем заниматься вашим потомством, а вы — нашим. Это справедливо. Впрочем, если вы хотите наоборот…

— Брр, — перебила девушка, — Может, обсудим это вечером? Оохаре, помоги мне плюхнуться в воду, что-то меня уже запарил сухопутный образ жизни.

— Вечером ты будешь спать, — сказала Киако.

— Ну, значит, обсудите без меня, — ответила Уфале, сползая с пирса. Оохаре, который уже успел спрыгнуть в воду, аккуратно поддерживал ее за подмышки.

Хинаои сделал завершающий ход ладьей и триумфально, как о победе у мыса Трафальгар сообщил:

— Мат!

— Я так и знала, — отозвалась Уфале и, оттолкнувшись ногой от пирса, медленно проплыла на спине десяток метров. Оохаре плыл рядом на боку. Казалось, его тело скользит в воде само собой.

— Вы там не очень-то увлекайтесь, — предупредил Тананео, и предложил мэру, — Еще одну партию?

Док Рау тронул Винсмарта за плечо:

— Пойдем на берег, коллега, выкурим по сигаре. Интуиция мне подсказывает, что потом я уже не успею.

Вскоре док Джерри убедился, что интуиция великого тахуна была на высоте. Почти сразу после их возвращения, Уфале, неожиданно-тихим и напряженным голосом заявила:

— Вытаскивайте меня по-быстрому. Так плющит, что, блин…

Все, включая пожилых тетушек-утафоа, пришли в быстрое слаженное движение. Док Рау успел бросить коллеге:

— Нормальный процесс. Можете подойти, посмотреть.

Винсмарт предпочел оставаться на приличной дистанции и не слишком приглядываться к происходящему. Ему было слегка не по себе от этого «нормального процесса». Вообще-то он ожидал длительных криков и прочего в том же роде, но ничего подобного не было. Прошло еще полчаса, в течение которых Уфале, часто дыша, выбирала наиболее удобное для себя положение на коврике (под ободряющие реплики и периодические ненавязчивые советы окружающих). В конце концов, она устроилась на корточках, благо вокруг было, за что (вернее, за кого) держаться. Дальше все произошло очень быстро. Уфале с сильным напряжением выдохнула несколько раз, как будто поднимая тяжелый груз, док Рау громко сказал «все идет отлично!», а затем послышался звук совершенно иной тональности. Док Джерри не сразу сообразил, что это крик младенца.

Когда минут через 20 (выкурив еще одну сигару) он, все-таки, решился подойти поближе. Обстановка на месте событий была такова: Уфале, в некоторой прострации, полулежала в надувном кресле, держа новорожденного на руках, и повторяя «ну, ни фига себе». Киако поливала их обоих теплой водой из шлага с душевой насадкой, одновременно похлопывая дочь по спине в районе лопаток. Док Рау широко улыбался и, с довольным видом, молча потирал руки. Остальные активно жестикулировали и болтали все хором. Обалдевшего Оохаре хлопали по плечам, а Тананео даже подергал его за уши от избытка чувств.

— Все нормально? — спросил Джерри, просто чтобы спросить что-нибудь.

— Вполне, — подтвердил Рау, — Разрывов нет, кровотечение, как вы сами можете видеть, уже практически прекратилось. Собственно, мои функции свелись к тому, чтобы поддержать головку, вытереть ребенку мордашку, перерезать пуповину и сделать нашей красавице массаж живота после выхода плаценты. Это могли бы легко сделать и без меня.

— Без вас я бы здорово нервничала, — усталым голосом сказала Уфале, — экстрим, блин…

Киако отложила шланг в сторону и, обняв дочь за плечи, что-то у нее спросила шепотом. Та, немного подумав, улыбнулась и кивнула. В ходе последовавшей перегруппировки, младенец оказался сначала на руках у Оохаре (который, похоже, совершенно не понимал, что делать с этим маленьким существом), а потом перекочевал на руки Киако.

Оохаре, в свою очередь, пошептался с Уфале, тоже удостоился одобрительного кивка, и спросил:

— Док Рау, можно мы поплаваем немного?

— Валяйте, только недолго, — разрешил Рау, и, вытащив из своего докторского чемоданчика объемистую фляжку, основательно приложился к ней. Затем похлопал коллегу по плечу и передал фляжку ему. Джерри механически сделал приличный глоток крепчайшей рисовой водки, и несколько озадаченно почесал в затылке, глядя на Оохаре и Уфале, которые уже плыли в сторону центра лагуны. Точнее, Оохаре плыл, а Уфале лежала на спине, держась за его левую руку. Судя по всему, в этой позиции она чувствовала себя вполне комфортно.

Вечером, когда оба доктора, по обыкновению сидели на террасе у дока Рау, Джерри, все же, задал тот вопрос, который весь день вертелся у него в голове.

— Скажите, коллега, то, что я наблюдал, это здесь в порядке вещей?

— Будет проще, если вы скажете, что именно вас удивило, — заметил Рау.

Винсмарт некоторое время перебирал в уме всю последовательность событий, после чего уверенно сказал одно слово:

— Обыденность.

— Что вы, — возразил великий тахуна, — появление человека на свет, это очень значительное событие. Другое дело, что празднуют его не в тот же день, а на следующий. Это разумно, ведь женщине после родов надо как следует отдохнуть.

— Я имел в виду, сам, как вы сказали, «процесс», — уточнил Джерри, — Как будто женщина просто делает нечто трудоемкое по хозяйству, а окружающие ей помогают.

— Ну, да, — согласился док Рау, — так и есть. Роды это один из естественных биологических процессов. У человека, из-за специфики его строения, они протекают несколько сложнее, чем у других млекопитающих, поэтому техника родов включена в школьную программу практической биологии и физической подготовки. Лет 15 назад это было установлено в специальном постановлении Верховного суда о реформе школьного образования.

— Верховного суда? При чем тут суд?

— Ну, как же. Согласно Великой Хартии, школа служит для того, чтобы давать молодежи актуальные навыки и знания о природе, человеке и обществе. Поскольку секс является важной частью жизни, практические знания обо всех его основных аспектах, включая деторождение, должны даваться в возрасте полового созревания, т. е. начиная с 11 лет.

Док Джерри задумчиво подвигал по столу кофейную чашечку и спросил:

— А что думают по этому поводу родители? Мне кажется, не все хотят, чтобы их детям давали такие грубые технические представления о, скажем так, интимной сфере.

— Об этом тоже было постановление суда, — сообщил Рау, — Никакие семейные табу вокруг человеческого тела, не могут лишать ребенка права на актуальные знания. Допустим, что у родителей табу на использование нуля. И что? Ребенок не должен знать арифметику? А как он будет жить в обществе, не владея элементарными приемами счета?

— Как вы любите парадоксальные аналогии, коллега Рау…

— Ничего парадоксального, — возразил тот, — Есть два одинаково безумных средневековых европейских табу: на знания о нуле и на знания о своем теле. Первое рухнуло в XVI веке, а второе продолжает отравлять жизнь миллиардам людей.

— Все-таки, это разные вещи, — заметил Джерри, — на, скажем так, несколько усложненном отношении к человеческому телу, основан целый пласт культуры…

— На счете палочками в «римской» системе без нуля и разрядов, тоже основан целый пласт культуры, — сказал Рау, — Мы и сегодня ставим «римские» цифры там, где нам это кажется красивым. Но для практических целей мы используем только разрядную систему с нулем. Это в сотни раз быстрее, и дает в сотни раз меньше ошибок при технических расчетах.

— Вы беретесь утверждать, что такие технические (Винсмарт сделал ударение на слове «технические») знания о человеческом теле и физиологии секса не создают проблем с восприятием литературы, поэзии и живописи, связанной с темой любви?

На этот раз задумался Рау. Он закурил сигару и откинулся на спинку кресла, бурча себе под нос какую-то простенькую мелодию. Затем резко выпрямился и сказал:

— Все в мире имеет цену. Открыв свойства металлов, мы безвозвратно разучились делать каменные топоры и кремневые наконечники для стрел. Придумав кирпич, мы утратили искусство каменной кладки, которое поражает нас в неолитической архитектуре. Сделав письменность общедоступной и прагматичной, мы лишились каллиграфии. Скоростная печать убила экслибрисы. Компьютеры скоро вытеснят книги на полки музеев. Это цена благосостояния, свободного времени, здоровья, долгой, интересной жизни, и огромного, по сравнению с прошлыми веками, объема личных возможностей. Переходим от общего к частному. Уфале мало что поймет из классической лирики. Ряд проблем, вокруг которых там строится сюжет, для нее просто не существуют, а такие словосочетания, как «потеря невинности», «греховная любовь», или «супружеский долг», кажутся ей экзотическими фигурами речи. Такова цена ее здоровья, и здоровья ее ребенка. Понимание фертильности человека в духе классической любовной лирики, исключает психофизическое здоровье, как алкоголизм исключает здоровую печень.

— Мы снова возвращаемся к старой теме, — заметил Джерри, — достаточно ли человеку быть просто здоровым разумным животным?

— Здоровым, разумным, эмоциональным животным, — уточнил Рау, — Помните, я давал вам послушать нашу океанийскую лирику?

— Да. Красивые, эротичные баллады. Но понять такую любовь, как у Ромео и Джульетты, можно только на более высоком уровне человеческих чувств..

Великий тахуна улыбнулся, покачал головой и сообщил.

— В позапрошлом году приз молодежных симпатий получил фильм «End of hate» студии Неиафу. Легенда о любви тонгайца Аориа и фиджийки Тэтуо. Они случайно встретились во время войны королей Фиджи и Тонга. Догадываетесь, коллега, что там было дальше?

— Дальше так же, как у Шекспира? — предположил Джерри.

— Совершенно верно, и в сценарий включены тексты из «Ромео и Джульетты». Ради этого весь фильм сделан на английском, включая песенку главной героини «My love hotter than fire, My love higher than stars». Думаю, вы ее много раз слышали, это теперь музыкальная заставка Lanton-online. Очень красивый фильм, жаль что в большинстве странах Европы и Северной Америки, он запрещен.

— Почему?

— Тэтуо играет 16-летняя девушка, — пояснил Рау, — а в этих странах кино с голыми людьми моложе 18 считается детской порнографией. Абсурдное табу, если учесть, что Джульетте по Шекспиру было 13 лет. Что-то прогнило в Датском королевстве, вы не находите?

— Гм, — сказал Джерри, — Не думал, что в Меганезии так популярен Шекспир.

— Шекспир, Эдвард Лир, Лонгфелло и Льюис Кэрролл у нас в школьном курсе. Аркадио, сын Оливии, сдавал базовый английский по «Отелло».

— В каком смысле? — спросил Джерри.

— аннотация объемом 500 знаков. Она получилась такой любопытной, что я сохранил ее у себя в на диске. Сейчас найду…

Рау подвинул к себе ноутбук, поиграл клавишами, и развернул экран к Винсмарту.

«Отелло и Кассио были товарищами по жене, Дездемоне. Они работали на оффи Венеции. Отелло был команданте флота и имел платок-талисман, сильный аку, приносящий удачу в бою. Платок хранился у Дездемоны. Яго украл платок, чтобы забрать эту удачу. В краже он обвинил Дездемону и Кассио. Отелло в это поверил, (1) потому что у Кассио оказалась копия платка-аку, и (2) потому, что оффи сделали Кассио команданте флота вместо него. Соответственно, Отелло убил Дездемону. После этого, подружка Дездемоны объяснила, что было на самом деле. Он понял, что ошибся, и сделал харакири. Так он сохранил лицо. Кассио, по праву команданте, казнил Яго и отомстил за своего товарища по жене».

Винсмарт прочел и, в некотром замешательстве, побарабанил пальцами по столу.

— Действительно, любопытно. И как экзаменаторы это оценили?

— Девять баллов из десяти. Один балл сняли за стилистику.

— А как быть с… гм… неточностями в изложении?

— Это просто интерпретация древнего текста, — возразил Рау, — Невозможно понять текст так же, как современники автора, тем более, если вырос к совершенно другой культуре. Аркадио знал, что в Европе есть сложные табу вокруг секса, но ему не пришло в голову связать это с суетой, которая, буквально по тексту, происходит вокруг платка. Ведь в «Отелло» нигде прямо не сказано про половой акт. Аркадио по-своему логично решил, что, по сюжету, интерес к платку вызван сильной магией этого предмета.

— Вряд ли Шекспиру было знакомо выражение «товарищ по жене», — иронично заметил Джерри, — Я правильно понимаю, что имеется в виду «шведская тройка»?

— Совершенно верно. Хотя, при чем тут Швеция? У нас такую модель семьи называют «estudi», поскольку она популярнее всего у студентов.

— Гм… А как тогда определяют, кто отец ребенка?

— По фиджийскому обычаю, отец ребенка это, во-первых, тот мужчина, который живет с его матерью. Если их несколько, то отцом считается старший, если они не договорятся иначе. Во-вторых, это тот мужчина, который жил с ней, когда она родила. Если их было несколько, то смотри пункт первый. В-третьих, это брат его матери. Если их несколько, то снова смотри пункт первый. А мать, как говорили в древнем Риме, известна всегда.

— Или приемная мать, — раздался голос Кван Ше у них за спиной, — Я вообще-то хотела у вас спросить, будете ли вы ужинать? Я приготовлю марлина, которого мои дети сегодня поймали на удочку.

— На спиннинговую дорожку, — поправил Эланг

— Слай нам подарил классный спиннинг, — добавил Окедо.

— А давайте я его приготовлю? — предложила Тиви.

— Если Рау разрешит, — сказала Ше.

— Хозяйничай, кроха, — сказал великий тахуна, и, обращаясь к Джерри, добавил, — ставлю 20 фунтов, коллега: после ужина нам предстоит снова помогать этой банде с уроками.

— Только с естествознанием, — скромно уточнил Окедо, — информатику и соцэкономику мы сами сделали. А математика будет завтра.

До сих пор док Винсмарт в своей тероанской практике, обходился неапробированными ветеринарными препаратами поверхностного действия. Его пациенты при этом рисковали кусочком кожи или небольшим участком слизистой оболочки. Пока ни одного подобного случая не было, да и теоретически не могло быть, но в теориях, как известно, встречаются ошибки, и, порой, совершенно неожиданные. Так или иначе, у Винсмарта пока не было острой необходимости применять препараты объемного действия, т. е. такие, которые распространяются практически по всему организму, и (если теория в корне ошибочна) создают потенциальную угрозу обширного разрушения тканей. Взвесь наноботов может сработать, как сильнейший клеточный яд и убьет пациента практически мгновенно (эта возможность, по слухам, уже изучалась в военных лабораториях нескольких стран). Док Джерри ни секунды не верил, что ветеринарные наноботы, множество раз испытанные на кроликах, овцах, собаках, и т. д., могут повести себя настолько «нештатным образом». Но одно дело — теоретически знать, что какое-то действие безопасно, и совсем другое — быть на практике готовым совершить это действие. И он чувствовал, что очень скоро судьба поставит его в ституацию ответственного личного выбора.

Своенравная и непредсказуемая Мойра (а по-меганезийски — Паоро) явлилась на Тероа с соседнего атолла Кориро в образе молодой женщины, по виду — утафоа или маори. Она подрулила к пирсу дока Рау на маленьком катере. Поскольку сам док Рау уехал на все выходные к кому-то из своих детей (детей у него было 5, из них 3 более-менее взрослые), пациенткой занялся Винсмарт. Практически сразу он обнаружил у мисс Абинэ Тиингеле явные симптомы начальной стадии лихорадки Денге — острого вирусного заболевания с высокой смертностью. Характерные признаки: высокая температура, яркая сыпь на руках, вспухшие лимфатические узлы, не оставляли никаких сомнений в диагнозе.

Уяснив ситуацию, Винсмарт, для начала, написал толстым фломастером объявление «НЕ ВХОДИТЬ! ОПАСНО! В ПОМЕЩЕНИИ НАХОДИТСЯ ИНФЕКЦИОННЫЙ БОЛЬНОЙ». После этого, вернувшись в дом, он задумался, что делать дальше. По идее, мисс Тиингеле следовало срочно отправлять в клинику на Икехао. Любой из не сильно занятых в данный момент местных ребят согласился бы ее туда доставить, обычное дело. Но Джерри знал, что медицинская вакцина от лихорадки Денге несовершенна, и женщина неделю или две проваляется в клинике. Напротив, в личном арсенале дока Джерри был препарат Twiz-8, уничтожающий любые икосаэдрические вирусы в течение 2–3 часов, но не медицинский, а ветеринарный. Этот достаточно распространенный препарат был не так давно создан для борьбы с овечьим энцефалитом. На людях Twiz-8 никогда не испытывался, но по своему строению, он не мог причинить вреда человеку или любому другому млекопитающему. Его частицы были для высших организмов не опаснее, чем мел или глина. И все же…

Винсмарт отлично помнил шквал выступлений представителей ассоциации врачей против медицинского применения наноботов вообще и серии Twiz в частности. «Вы говорите, что нанобот мгновенно уничтожает вирусную или бактериальную частицу, разрезая ее, как ножницами. А что произойдет в случае сбоев, которые бывают у любых компьютеров и роботов? Представим, что эти ваши наноботы вдруг начнут кромсать своими ножницами обычные клетки человеческого тела. Вы моргнуть не успеете, как пациент превратится в скелет, плавающий в лужице желе. Что вы можете на это сказать?»

Тогда Винссарт не выдержал и ответил одному из выступавших: «А что, если коровы внезапно решат стать плотоядными и их стада накинутся на мирных жителей? Как вы будете бороться с многотысячной ордой кровожадных хищников, каждый из которых крупнее, сильнее и выносливее тигра? Что вы на это скажете? Вероятность такого коровьего бешенства в миллион раз выше, чем вероятность сбоя нанобота, который, в сущности, просто большая молекула с наперед заданными свойствами. Химизм этой молекулы таков, что она действует строго определенным образом. Ею управляет не какая-то компьютерная программа, а законы физической химии. Это — точная наука, в отличие, от классической медицины, которая недалеко ушла от знахарства, и еще неизвестно, куда ушла, вперед или назад. Знахари хоть не брали взятки у фармацевтических концернов».

Разразился скандал, от которого, как обычно, никто ничего не выиграл, кроме репортеров, смаковавших его пикантные подробности, Тогда Винсмарт был абсолютно уверен, что прав. Но сейчас, когда перед ним был конкретный живой пациент, все выглядело иначе. В практической ситуации никогда не бывает абсолютной уверенности, и любое решение означает принятие ответственности за ошибку, вероятность которой всегда больше нуля. Отсюда возникает мотив стандартного, общепринятого решения, поскольку в этом случае ответственность как бы перекладывается на общество, одобрившее стандарт. Винсмарт понял всю глубину психологических оснований того тупого, дебильного консерватизма, который всегда возмущал его в классической медицине. И сразу возникла мысль, которая определила его решение: «Если я сейчас отправлю ее в клинику, то я такое же трусливое дерьмо, как они, и мне не по силам наш эксперимент, это только для сильных людей».

Он еще не осознал, что принял решение, а просто услышал собственный голос, как бы со стороны:

— Мисс Тиингеле, у вас лихорадке Денге. Вы знаете, что это…

— Вот так влипла, — сказала она.

— … Я могу попросить, чтобы вас отвезли в клинику, поскольку одной вам ехать на катере в таком состоянии слишком опасно, если вы понимаете…

— Я понимаю.

— … Но есть другой вариант: применить Twiz-8, экспериментальный быстродействующий препарат. Он очень эффективен, но еще не прошел клинических испытаний.

— В каком смысле, не прошел? — спросила Абинэ.

— Не испытывался на людях, — пояснил док Джерри, — только на животных.

— А что может быть? Чем я рискую?

— В принципе, ничего такого. Но считается, что на всякий случай сначала должны быть клинические испытания.

Молодая женщина посмотрела на свои руки, покрытые яркой красной сыпью, потом на доктора и снова на руки.

— Знаете, я мало, что в этом понимаю. Но я понимаю, что денге заразна. Если окажется, что я вас заразила, вы поедете в клинику или примите это лекарство?

— Я использую Twiz-8, — не задумываясь, ответил он.

— Тогда почему вы спрашиваете? — удивилась она, — Любой тахуна лечит других так же, как лечил бы себя, разве нет?

В течение первого часа после инъекции Twiz-8, док Джерри непрерывно разговаривал с пациенткой. Пожалуй, он вел себя несколько более напряженно, чем следовало бы, но Абинэ, видимо, поняла эту нервозность, как опасения по поводу возможной эпидемии, а не по поводу надежности препарата. Она подробно рассказала про свой маршрут — она была на филлипинском острове Минданао и возвращалась обратно с двумя пересадками: Палау и Науру на рейсовых самолетах, а дальше уже на своем гидроплане до Кориро. Как известно, лихорадка Денге обычно передается через укусы насекомых, но иногда люди заражаются и при кожном контакте и через пищу. Значит, существует риск возникновения очагов эпидемии…

— Наверное, надо как-то сообщить властям, — сказал Винсмарт, выслушав ее рассказ.

— Конечно, — согласилась она.

— Но я не здешний, и не совсем представляю, как это делать.

— Не беспокойтесь, я сама позвоню. Мне уже гораздо лучше.

Док Джерри глянул на индикатор термомертра, датчик которого он час назад приклеил под лопаткой Абинэ. Если в начале на нем было 39,6 градусов Цельсия, то сейчас уже 38,3, да и красная сыпь на коже стала заметно бледнее.

— Кстати, можно ненадолго отсоединить этот проводок? Мне надо в туалет.

— Конечно, — сказал он, — я потом присоединю его обратно.

Вернувшись, она спросила, не найдется ли тут сока или чего-нибудь в таком роде. Минут через 20, с легкостью выпив почти полтора литра фруктового сока, она вновь отправилась в сортир, а потом опять принялась пить сок. На термометре теперь было 37.7.

— Сен доктор, это нормально, что я столько пью и писаю? — с некоторым беспокойством спросила она, когда этот цикл повторился в третий раз, а в мусорную корзину полетела еще одна пустая коробка из-под сока.

— Это естественный процесс, — сказал он, — организм особождается от продуктов распада вируса. Нечто вроде того, что происходит в стиральной машине.

— И сколько будет продолжаться этот естественный процесс?

— Вероятно, еще часа два. И еще: скоро вам зверски захочется есть. Тогда сразу скажите мне, я вас чем-нибудь покормлю.

Она улыбнулась:

— Спасибо, сен доктор. Я сейчас позвоню в медицинский департамент. Могу я сказать им, что это лекарство действует?

— Вне всяких сомнений, — подтвердил он.

Абинэ кивнула, выташила из кармана шорт мобильник, набрала какой-то номер и начала эмоционально общаться с кем-то на местном лингва-франка. Док Джерри разобрал только «Filippino» и «dangy — fever», а также повторенные несколько раз выражения «excelente farmaco» и «tahuna doctore americano». Решив, что теперь-то можно слегка расслабиться, он налил себе мензурку домашней рисовой водки (очень хорошей, подаренной одним из предыдущих пациентов), уселся в кресло и сделал пару глотков. В животе сразу стало тепло, а в голове образовалась приятная легкость.

— Извините, сен доктор, с вами очень хочет поговорить сен Бернардо Таджо из окружного департамента.

Винсмарт открыл глаза (он и не заметил, когда успел их закрыть). Абинэ протягивала ему мобильник.

— Да, конечно, — сказал он, — как, вы сказали, его зовут?

— Бернардо Таджо.

— Ясно… Так, слушаю вас, мистер Таджо.

— Добрый вечер, доктор… э…

— Джерри, — сказал Винсмарт, и, подумав, уточнил, — Джералд.

— Доктор Джералд, вам удалось определить, какая это форма денге?

— Геморрагическая, судя по сыпи, по лимфатическим узлам и по температуре.

— Ну, да, конечно. И опять с Филиппин. Как вам удалось так быстро с этим справиться? Пациентка говорит о каком-то чудо-лекарстве…

— Антивирусный препарат Twiz-8, — ответил Винсмарт, — он считается ветеринарным, но вполне пригоден и для людей.

— Вы сказали Twiz-8? — переспросил Таджо, — один момент, я посмотрю в базе… Да, точно, есть такой. Получается, им можно вылечить человека от денге за несколько часов?

— В данном случае было примерно два часа. По крайней мере, сейчас у мисс Тиингеле уже нет признаков данного заболевания, если не считать следов сыпи.

— Потрясающе! Почему до сих пор его никто не применял?

— Вот уж не знаю, — соврал Винсмарт, — наверное, просто никому не приходило в голову.

— Да, — согласился Таджо, — так бывает. А как вы определяли дозировку?

— По инструкции к препарату. Она определяется просто по весу пациента. Я рассчитывал исходя из 55 килограммов, особая точность не требуется.

— А противопоказания?

— Их нет.

— Действительно потрясающе. Я добавлю информацию о Twiz-8 к предупреждению об эпидемиологической угрозе. Надеюсь, национальный департамент сделает выводы.

— А вы уже объявили предупреждение?

— Конечно. Я отправил его через интернет, пока разговаривал с вашей пациенткой. Сейчас национальный департамент уже распространил это предупреждение по округам. У нас это не первый случай импорта вируса денге с Филиппин, так что мы ценим время.

— У вас это хорошо налажено, — сказал Винсмарт.

— Иначе и быть не может, — ответил Таджо, — это наша работа. Спасибо за помощь, доктор Джералд. Мы очень ценим сотрудничество с такими образованными тахуна, как вы или как доктор Рау Риано. Если вам что-то понадобится, обращайтесь к нам без церемоний.

Они тепло попрощались. Док Джерри вернул мобильник Абинэ, и бросил взгляд на термометр. 36, 9.

— Похоже, сен доктор, вы были правы на счет зверского аппетита, — сообщила она.

— Очень хорошо. В таком случае, мы перекусим. Как вы отнесетесь к яичнице и большой чашке какао?

После ужина Абинэ изъявила желание отправиться домой и, где ее, как оказалось, ждет куча дел. Джерри согласился, взяв с нее обещание, что она непременно позвонит ему, во-первых, когда доберется до своего атолла Кориро, а во-вторых, завтра утром. Так, на всякий случай. Она кивнула, сказала «огромное вам спасибо, сен доктор» и протянула ему четыре стофунтовые купюры.

— Нет-нет, что вы, никаких денег, — решительно возразил док Джерри, привыкший, что при испытаниях экспериментальных препаратов платят волонтеру, а не наоборот, — Это был первый опыт, он имеет научное значение.

— Но вы же меня вылечили, — возразила она, — не заплатить будет не честно.

— Давайте договоримся: вы расскажете мне о своем самочувствии сегодня и завтра, и мы с вами квиты. Честное слово, для меня это будет ценнее, чем деньги.

На том они и расстались. Доктор Винсмарт на всякий случай взял у себя анализ крови и проверил на наличие вируса Денге. Результат отрицательный.

Потом позвонила Абинэ, сообщила, что добралась до дома, чувствует себя замечательно и непременно свяжется с доктором завтра, как обещала.

А еще через пару часов вернулся доктор Рау и с порога спросил:

— Коллега, что это за объявление висит у нас на двери?

— Похоже, я засветил нашу команду, — ответил Джерри, и вкратце рассказал историю с лихорадкой Денге, препаратом Twiz-8 и департаментом здравоохранения.

— Во-первых, вы действовали абсолютно правильно, — сказал Рау, — сообщество тахуна может вами гордиться. Во-вторых, здесь привыкли, что тахуна может отколоть любой фокус, так что вряд ли в департаменте сильно удивились вашему открытию. В-третьих, вы же не назвались своим именем, а этот Бернардо Таджо не Шерлок Холмс.

— Не обязательно быть великим сыщиком, чтобы связать доктора Джерри Джералда с Джералдом Винсмартом, — возразил Джерри, — Американский доктор, ветеринарные препараты нового поколения, применяемые к людям…

— Да бросьте вы, — отмахнулся Рау, — такие выводы могли бы сделать те, кто специально вас ищет. А у департамента здравоохранения другие задачи, и очень серьезные. Мы граничим с тремя инфекционно-опасными зонами. Тут не до игр в шпионов и сыщиков.

Док Рау был прав, когда утверждал, что сотрудникам департамента здравоохранения не до игр в шпионов. Он не учел, что есть другой департамент, для сотрудников которого это не игра, а работа. Это был сектор NP военной разведки Меганезии, который некоторое время назад имел сомнительное удовольствие разбираться с двумя американскими летчиками, скоропостижно списанными собственным командованием в дезертиры. Оба летчика, якобы расстрелянные за пиратство по приговору военно-полевого суда, на самом деле были живы и здоровы. В рамках программы защиты свидетелей, они получили от Верховного суда приговор 3 года каторжных работ под другими именами, и трудились в качестве механиков на одном авиапредприятии. Мягкость приговора объяснялась тем, что они, как показало внимательное изучение спутниковой съемки, никого не убили. Катер, который они расстреляли с воздуха, был пуст. Пассажирок забрал чей-то проа, ушел к коралловому полю (отметка 177 на оперативных картах), и таинственным образом исчез.

Отметка 177 — одно из популярных мест у местных дайверов, и в это время там болтались великое множество катеров и авиеток. Скорее всего, проа был разобран и погружен на одно из этих транспортных средств, но на какое именно? Шеф сектора, майор Журо-Журо Лонваи-Илэнгахи-Келаби (это было его полное имя, но во всех документах он именовался кратко Журо Журо), решил подождать с расследованием этого дела. Никакой угрозы национальной безопасности эти две девушки не представляли, и оснований срочно их разыскивать не было. Сами со временем объявятся. Или объявятся люди, которым эти девушки так сильно мешают, и вот с ними-то уже будет, о чем поговорить по душам.

Проходит 2 с лишним месяца, и вдруг на инфо-ленте национальной медицины появляется сообщение о неком американском шамане, остановившем чуть не начавшуюся эпидемию лихордки Денге с помощью овечьего лекарства. Журо тут же отправил лейтенанта Нонга Вэнфана, на Тероа, где обитал шаман, а своему заместителю отписал дело на контроль. Заместитель Журо, симпатичная, сильная и веселая женщина, которой с виду было лет 27, а реально — на 12 больше, происходила, видимо из Скандинавии. Иначе откуда могло взяться имя Теутбергранда Хоклендларсхейм? Как и шеф, в документах она называлась урезанным именем: Чубби Хок. Прозвище (а впоследствие и имя) «Чубби» произошло от ее круглого простоватого лица, совершенно не соответствующего ее характеру. Капитан Хок отличалась коварством и авантюризмом, что было особо отмечено в ее личном деле.

Лейтенант Вэнфан тут же отправился на атолл Тероа в качестве торгового агента фирмы Vitranet (электроника и телекоммуникации, оптимальное соотношение цена-качество, для тех, кто умеет считать). Он раздал два десятка авторучек с эмблемой в виде девушки-дракона, толкнул мамаше Джимбо ящик всякой электронной мелочи, по-свойски сбыл местным три пистолета TT-mini китайского производства, выпил со всеми, с кем было возможно, и за полдня узнал о тероанцах раза в два больше, чем они знали о себе сами.

Заслушав его доклад, капитан Хок немедленно позвонила Журо и сообщила: «шеф, это они и, клянусь Ньордом, скоро там будет жопа. Подробный рапорт у вас в почте». Если уж Чубби клялась суровым морским божеством Ньордом, то будущую жопу следовало считать делом решенным. Прочтя рапорт, Журо сразу напросился в гости к директору военной разведки, полковнику Райвену Андерсу. Жена Райвена, Аста, терпеть не могла, когда в дом приходили по службе, но обожала заниматься садовыми цветами. Купив по дороге корневища орхидеи дендробиума, Журо получил индульгенцию часа на два.

Едва Аста, облачившись в фартук и рукавицы, отправилась высаживать орхидеи (она бы и ночью пошла их сажать, а не то, что вечером), майор тут же перешел к делу.

— Сен полковник, мы нашли пункт дислокации американского биомедицинского проекта, о котором я вам докладывал в прошлом месяце. Это атолл Тероа, округ Кирибати.

— В прошлом месяце, майор, вы докладывали о четырех американских проектах на нашей территории, — напомнил Райвен.

— Да, шеф. Но только об одном биомедицинском. Клонирование питекантропов, которое является прикрытием для экспансии ветеринарных технологий на медицинский рынок.

— Да, помню. Но вы утверждали, что тема не представляет интереса для национальной безопасности. Проект оказался в конфликте с судебными властями США, а несколько участников скрываются на нашей территории, опасаясь силовых акций конкурентов.

— Я ошибался, — признал Журо, — они тут не скрываются, они активно работают. Лидеры проекта, судя по имеющимся данным, решили продвигать его отсюда. Вчера вечером они продемонстрировали свои возможности, вылечив за 2 часа пациента с лихорадкой Денге.

— Похоже на утку, — заметил Райвен, — денге это вам не похмелье от самогона.

— Данные проверены сегодня моим агентом. Все подтверждается. Центральные фигуранты и научный руководитель продолжают работать по проекту в обстановке информационной закрытости, чему способствует провинциальное расположение атолла Тероа.

— Но сейчас они раскрылись, не так ли? Они нашли «бронированную крышу» в Штатах?

— Полагаю, они просто совершили оплошность, — ответил майор, — имея суперлекарство, очень трудно удержаться от того, чтобы вылечить тяжело больного человека.

— В таком случае, это не оплошность, а акт реального гуманизма, — поправил Райвен, — они ведь сильно рискуют, раскрывшись.

— Совершенно с вами согласен, сен полковник. Поэтому я и посчитал нужным доложить срочно. Хартия, шеф. Этот доктор не только вылечил гражданку Меганезии, но и передал медицинскому департаменту свою технологию. Там утверждают, что так можно лечить не только денге. Посмотрите, это информация, которую я получил из департамента.

Полковник Андерс пробежал глазами текст, и кивнул головой.

— Все верно. Но есть одна тонкость: эта группа работает здесь тайно.

— Я не вполне вас понял, шеф, — сказал Журо, — В Хартии написано: любой, кто с риском для себя оказал помощь гражданам Меганезии, находящимся в опасности…

— Я знаю, что там написано, — перебил Райвен, — но там не написано, что мы должны сразу же звонить судье, чтобы эту группу открыто взяли под защиту правительства. Если мы в состоянии защитить их, не прибегая к огласке и если именно такой путь предпочтителен с точки зрения национальной безопасности, то следует ли обращаться к суду? Тем более, если сама группа по каким-то причинам предпочитает работать в обстановке секретности.

— Но постановление о специальной защите в компетенции суда, — возразил майор.

— В данном случае, я готов ответить перед судом за превышение полномочий, — сказал Райвен, — но только если буду уверен, что наших возможностей хватит для обеспечения специальной защиты. Как вы считаете, их хватит?

— Все зависит от того, какие средства нападения может использовать противник.

— Это я и без вас понимаю, майор. Меня как раз интересуют возможные виды атаки. У вас есть информация об их тактике и возможностях?

— Если это моя задача, то я приступаю к ее выполнению.

— Да, это ваша задача. И примите во внимание вот что. Открытая защита имеет серьезный дефект: о ней известно противнику, он может построить свою тактику соответствующим образом. Как учит нас Сунь Цзы, тайная защита при меньшем объеме сил может оказаться более эффективной, чем открытая.

— Это так, шеф, — согласился Журо, — но, вообще не имея военного прикрытия, обеспечить безопасность в такой ситуации невозможно.

— У нас будет военное прикрытие, — ответил Райвен.

— Но как вы это сделаете через голову суда и правительства?

— Сделаю. Это мои проблемы, майор. А вам поставлена другая задача.

Едва Журо ушел, Райвен Андерс, пользуясь тем, что жена еще возится с орхидеями, позвонил полковнику Джино Валдесу, командующему военным флотом Меганезии.

— Сен Валдес, у меня к вам необычная и неофициальная просьба.

— Вы думаете, удивили меня? — спросил моряк, — я не припомню ни одного случая, чтобы вы позвонили с официальной просьбой, а тем более, чтобы с обычной.

— И, все же, думаю, что сейчас удивлю. Я неофициально прошу у вас один фрегат класса «Smog-delta» в полном боевом снаряжении на период несколько недель.

— Ого! А почему не целую эскадру со штурмовой авиацией впридачу?

— Потому, что я очень скромный, — ответил разведчик.

Полминуты Джино неудержимо ржал. Райвен подождал, пока он придет в себя, и спросил:

— Ну, так как на счет «Смога»?

— Военный координатор оторвет мне голову, — сказал Валдес.

— С чего бы? Ведь есть план морских учений. Их же все равно, где проводить, разве нет?

— А где, по-вашему, их надо проводить?

— В районе атолла Тероа, муниципалитет Икехао, округ Кирибати.

— Симпатичное место. А как на счет учебной задачи?

— Действия под гражданской маскировкой с целью отражения диверсионной атаки.

— Неслабо, — заметил моряк, — надо полагать, атака может оказаться не совсем учебная?

— Совсем не учебная, — уточнил разведчик.

— Ничего себе кино. Ладно, у вас будет «Smog-delta». Но при двух условиях.

— Каких?

— Во-первых, вы расскажете мне, в чем дело. Неофициально и честно.

— Идет. А во-вторых?

— Во-вторых, с вас такой же фант. Когда мне неофициально понадобятся ваши парни…

— Идет, — со вздохом повторил Райвен.

— Договорились, — заключил Валдес, — когда он вам нужен?

— Еще вчера.

Док Рау и док Джерри, по обыкновению, сидели после вечернего купания на террасе второго этажа и обсуждали (по выражению Рау) социологию науки, когда к пирсу лихо подрулила Абинэ на своем катере. Уже по тому, с какой легкостью она выпрыгнула на пирс и пришвартовала свое плавсредство, было ясно, что от вчерашней болезни остались только воспоминания. Ну, и разве что, чуть заметные следы сыпи на руках.

— Извините, что без звонка! — крикнула она, направляясь к дому, — я не очень помешаю?

— Ну, что вы, — крикнул в ответ док Рау, — поднимайтесь сюда, мы тут разговариваем о том, о сем, и уж наверное, не откажемся налить вам чашечку кофе.

Через минуту она взбежала по лестнице и уселась в свободное кресло-качалку. Выглядела Абинэ эффектно: Топик и шорты канареечного цвета на фоне смуглой гладкой кожи, и выделяющийся контрастным пятном ярко-алый цветок, прицепленный над левой грудью.

Доктор Винсмарт улыбнулся:

— Мне кажется, о самочувствии спрашивать нет смысла. Я не ошибся?

— Ни капли, — подтвердила она, — наверное, вы очень редко ошибаетесь. Наверное, вы такой же великий тахуна, как док Рау.

— Джерри значительно более сильный тахуна, чем я, — заметил Рау, наливая ей кофе, — я не умею лечить денге за два часа. До вчерашнего дня я считал это невозможным.

— Правда? — спросила она.

— Неправда, — сказал док Джерри, — я на самом деле вообще не тахуна, я биохимик.

— Не слушайте его, он прибедняется, — сообщил Рау, — у сильных американских тахуна так принято. Считается, что это увеличивает их силу.

— А как же Карлос Кастанеда? — возразила Абинэ, — я его читала, он тоже был американец, но ни капли не прибеднялся.

— Кастанеда был южноамериканец, кажется, из Бразилии или из Перу. Он переехал в США уже взрослым. А док Джерри североамериканец.

— Вообще-то, я канадец и тоже переехал в США уже взрослым, — уточнил Винсмарт.

— Вы оджибуэй? — поинтересовалась Абинэ.

— Нет, а почему вы так подумали?

— Я еще со школы помню про Канаду, — она сосредоточилась и продекламировала:

— Это Лонгфелло, — на всякий случай, сообщил Винсмарт, — он написал песнь о Гайавате в середине позапрошлого века.

— Я знаю, но ведь это про Канаду?

— Верно, но уже тогда в Канаде почти исчезли оджибуэи и вообще индейцы. Нынешние канадцы — потомки британцев и французов, приехавших туда лет 200–300 назад.

— У вас та же история, что в Австралии, — заключила Абинэ, — Глупо. Приехать на новые земли, чтобы сделать там то же, что было на старых. Зачем ехали, спрашивается?

Винсмарт пожал плечами.

— Может, действительно глупо, но мне казалось, что люди всегда так делают.

— А будь ваша воля, вы бы тоже так сделали? — спросила она.

— Нет, конечно.

— Вот видите, вам понятно, что это идиотизм. Зачем тогда говорить про всех людей?

Док Рау погрозил ей пальцем.

— Абинэ, не надо обижать дока Джерри. Он же не оффи.

— Pardon me, я всегда так возбуждаюсь когда спорю. Я вас обидела, док Джерри?

— Что вы, — возразил он, — я действительно выразился некорректно.

— Вы просто привыкли, что за всех решают оффи, — заметил Рау.

— Возможно, — согласился Винсмарт, — хотя я не очень понимаю, что значит «offye». Мне перевели, как «State functionary», но мне кажется, это не совсем аутентичный перевод.

— Нет аутентичного перевода, — сказал Рау, — потому что у вас определения «социальный», «публичный», «правительственный» и «государственный» означают почти одно и то же, а в Меганезии это совершенно разные определения. Про тахуна здесь скажут «social», про судью — «public», а про функционера любого национального департамета — «govern».

— А про кого скажут «state»? — спросил Винсмарт.

— Про фашиста, — мгновенно ответила Абинэ.

— Никогда не говорите здесь «state» про функционеров, — добавил док Рау, — это все равно, что назвать американского полковника «oberfuhrer» а губернатора «gauleiter».

— О, черт! — Винсмарт энергично потер виски, — Хорошо, что вы мне это сказали раньше, чем я встретился с представителями властей. Была бы неудобная ситуация.

Абинэ хихикнула и махнула рукой:

— Ничего бы не было, За километр видно, что вы yankee или euro.

— Так уж и за километр?

— Ну, за сто метров, — уступила она, — не обижайтесь, док Джерри, это как ваш cache-sexe, в смысле, swimsuit. Ничего такого, люди везде разные. А правда, что в Штатах штрафуют за купание без swimsuit, за witchcraft, за darwinism и за то, что не ходишь в christian church?

— За купание в голом виде в консервативных округах действительно могут оштрафовать, но за колдовство, за дарвинизм и за непосещение церкви уже давно не штрафуют. И я не понял, а почему вы так объединили эти четыре вещи?

Она с недоумением посмотрела на дока Рау.

— Я опять сказала что-то нетактичное?

— Нет, леди, вы просто задали коллеге Джерри необычный вопрос, — ответил он, наливая всем кофе, — в американо-европейской культуре эти явления не принято связывать.

— Это и в самом деле необычно, — подтвердил Винсмарт, — а вы видите связь, коллега?

— Связь очевидна. Все перечисленное исходит из одного библейского табу. Оттуда же исходит и аномально-острая реакция на ваш экспериментальный проект.

— Вы имеете в виду связь наших экспериментов с эволюционной теорией?

— Не в этом дело, — сказал Рау, — Точнее, не только в этом. Сейчас я объясню. Абинэ, вас шокировало предложение дока Джерри применить к вам ветеринарный препарат?

— Конечно, я была удивлена. Ведь у разных животных разное устройство. Примерно как у движков. Вы же не нальете в поршневой движок топливо с присадкой для турбинного. Но док Джерри объяснил, что здесь не такой случай.

— А то, что этот препарат не для людей, а для животных?

— В смысле, для других животных? — переспросила она, — а для каких, кстати?

— Для овец, — сообщил Винсмарт, — Twiz-8 создавали под новозеландский заказ.

— Ну, ясно, — сказала Абинэ, — в Новой Зеландии овцы это чуть ли не главный бизнес. Это здорово, что оно подходит для людей. Вот желудочное лекарство, наверное, не подошло бы. У травоядных там все по-другому, я что-то такое помню из школьной биологии.

Док Рау повернулся к Винсмарту.

— Видите, коллега, какой ход мысли?

— Я напутала про травоядных? — поинтересовалась Абинэ.

— Нет, все верно, — ответил Рау, — я просто поставил маленький психологический опыт.

— Как интересно! А про что?

— Это пусть док Джерри вам скажет. Вы ведь заметили, коллега?

Доктор Винсмарт кивнул.

— Еще бы. Видите ли, Абинэ, во многих странах считают, что человек это не животное.

— А кто? Растение что ли? — удивилась она.

— Нет, не растение, конечно, — он замялся, — это довольно сложно объяснить…

— Вот-вот, — ехидно сказал Рау, — помните две наши вечерние пикировки на эту тему?

Возникла пауза. Винсмарт совсем не хотел в третий раз занять такую же неосновательную позицию, как дважды до того раз. Тет-а-тет с коллегой еще ничего, но в кампании…

— Вы о чем-то задумались, док Джерри? — спросила Абинэ.

— Да. О вашем вопросе, Видите ли, в некоторых обществах считается некрасивым приравнивать человека к животным. Так сложилась культура. Как еще объяснить?

— А, тогда понятно, — она взяла ручку и написала на салфетке столбик иероглифов, — вот тут та же история с культурами.

— Это по-японски? — спросил Винсмарт.

— Да. Это самое знаменитое хокку Басе.

«Старый пруд

Прыгнула лягушка

Всплеск воды».

Если знать японский язык и культуру, то эту группу иероглифов можно представить, как картинку, где пруд, и лягушка, и всплеск. Но у меня японский так себе, и я не могу. Я и запомнила это только потому, что в школе по истории проходили.

— По истории? — удивился он.

Док Рау тихонько рассмеялся и предложил.

— Коллега, спросите нашу прекрасную леди, кто такой Гай Юлий Цезарь.

— Опять придумали какой-то опыт? — поинтересовалась она, — Ну, пожалуйста. Это древний этнограф, он описал природу и обычаи Франции, которая тогда называлась Галлия.

— Этнограф? — переспросил Винсмарт.

— Ну, да. Он был римским офицером, попал на войну в Галлию и написал книгу.

— А Карл Великий? — продолжал допрашивать Рау.

— Не помню точно. Про него что-то было в рыцарских романах древней Европы.

— Тамерлан?

— Понятия не имею, кто такой.

— Аттила?

— Судя по имени, венгр. А так — не знаю.

— Чингисхан?

— Один из монгольских богов. Ему приписывают первый свод законов в тех краях.

— А Александр Македонский? — вступил в игру док Джерри.

— Ученик Аристотеля, изобретателя логики. Еще он командовал армией, уничтожившей деспотию в древнем Иране. Сейчас, правда, там опять деспотия. Да, он ведь еще отменил сексуальный апартеид.

— А Наполеон Бонопарт?

— Он написал лучший в Старом Свете гражданский кодекс, — ответила Абинэ.

— Вот так история у вас, — пробурчал Винсмарт.

— Это я просто плохо помню, — пояснила она, — я вообще-то техник по корабельным движкам, у меня за 15 лет все эти наполеоны сами понимаете, куда вылетели.

Док Рау посмотрел на часы.

— Ладно, amigos, все это крайне любопытно и познавательно, но пора бы уже и в кроватку. Абинэ, вы располагайтесь, — он махнул рукой в сторону апартаментов Винсмарта, — а нам с доком Джерри еще надо глянуть кое-что в лаборатории.

— Aita pea pea — ответила она и отправилась в указанную сторону.

Когда оба доктора спустились в лабораторию, Рау начал разговор:

— Пара слов о местных обычаях. Вы заметили цветок на маечке у леди?

— Конечно. Очень красивый. К сожалению, я не знаю названия.

— Я тоже, да и не важно. Алый цветок означет: принято предложение заняться любовью.

— С кем? — не понял Винсмарт.

— С тем, кто предложил, разумеется. Это я говорю, чтобы вы не ходили вокруг да около.

— Но я ничего такого не предлагал.

— Да ладно, мы же взрослые люди, и потом, это здесь в порядке вещей.

— Я же говорю, не предлагал!

— Давайте разберемся, — сказал Рау, — на чем вы с ней вчера расстались?

— Я попросил ее позвонить и сообщить о своем самочувствии, ничего больше.

— Совсем ничего?

— Совсем ничего, — подтвердил Винсмарт, — я даже денег с нее не взял.

— А она предлагала?

— Предлагала, но я не имел права их брать, ведь это был эксперимент. Я ей объяснил, что в таких случаях интересен не платеж, а результат.

Рау весело фыркнул.

— Вот вам и результат. А говорите, ничего не было.

— Ничего не понимаю. Я всего лишь не взял денег.

— Нет, уважаемый коллега. Вы отказались от денег, которые вам причитались по обычаю, и обозначили желание пообщаться. А леди согласилась. Вот теперь и общайтесь.

— Это что, оплата натурой? — возмутился Винсмарт, — За кого вы меня…

— Да нет, — перебил Рау, — Она решила, что вы находите ее привлекательной, и поэтому не хотите брать денег. Впрочем, вы ведь действительно находите ее привлекательной.

— Допустим, нахожу, ну и что?

— Вот и она находит вас привлекательным, иначе все равно оставила бы деньги. Сунула бы на любую полочку, особой ловкости рук тут не требуется.

Док Джерри в сердцах ударил кулаком в стену.

— Но это же ни к черту не годится! Доктор и пациентка. Это же против врачебной этики!

— Ой! — в притворном ужасе воскликнул Рау, — Спасите! Американская врачебная этика! А где она была, когда вы ввели женщине препарат, не прошедший клинические испытания?

— Я действовал в интересах пациентки, исходя из своих знаний и опыта!

— Ну, конечно! А сейчас что вам подсказывают ваши знания и опыт?

— Что вы издеваетесь, а? — спросил Винсмарт.

— Просто ситуация смешная, — признался док Рау.

— Ничего тут нет смешного. Лучше бы объяснили ей, что она не так меня поняла.

В следующий момент док Джерри подумал было, что с его меганезийским коллегой случился какой-то опасный приступ. Великий тахуна повалился на пол и стал хлопать себя ладонями по животу, издавая нечленораздельное уханье.

— Предупреждать же надо! — прохрипел он через несколько секунд, — я чуть не умер от смеха. Представьте, я иду в вашу комнату и рассказываю об американской врачебной этике голой женщине, находящейся в вашей постели.

— Ладно, раз так, я ей сам все объясню, — решительно сказал Джерри и пошел наверх.

Такая картинка не снилась даже самым изощренным фанатам готической эротики, не говоря уже о сексуально озабоченных любителях журналов Penthouse, Playboy и Hustler. Итак: открытый донжон, стены которого теряются в глубокой тени, с широкой террасы светит огромная красноватая луна, рядом с широкой низкой кроватью горит старинная бронзовая лампа с оранжевым матерчатым абажуром. На кровати лежит очаровательная обнаженная молодая женщина. Неяркий свет обрисовывает тенями рельеф ее сильной загорелой спины, упругих ягодиц и сторойных длинных ног, которыми она задумчиво болтает в воздухе. Перед ней на подушке лежит зловещего вида древний фолиант в переплете из черной кожи. Пальцы женщины опасливо гладят пожелтевшую от времени страницу, на которой изображено жутковатое алхимическое устройство в окружении загадочных символов. На выразительном лице женщины — недоверие и удивление. Она поворачивается на чуть слышный скрип открывшейся двери, свет лампы обрисовывает безупречные линии бедер, чуть выпуклого живота и небольшой чашеобразной упругой груди с крупными сосками. Почти шепотом она говорит стоящему в дверях мужчине:

— Док Джерри, это просто обалдеть можно! Прижизненное издание Томаса Ньюкомена «Насосное устройство для подъема воды в горно-инженерном деле». Лондон 1726 год! Где док Рау ее взял? Ну, идите сюда, посмотрите. Можно спокойно листать, страницы пропитаны пластиком. Чертежи самого Ньюкомена!

— А кто был Ньюкомен? — спросил Джерри, присаживаясь на кровать рядом с ней.

— Ну, вы даете, док Джерри! Это же изобретатель паровой машины. Вернее, один из двух, а другой — Томас Севери, они вместе работали.

— А мне казалось, что паровую машину, изобрел Уатт.

— Что вы, Уатт жил много позже, он только усовершенствовал машину Севери-Ньюкомена и придумал автоматический клапан.

Абинэ осторожно закрыла книгу и, изящно потянувшись, убрала ее на полку, а затем, повернувшись на бок, положила ладонь на бедро Джерри.

— Неужели, американцы даже спят одетыми? — спросила она, — или в Америке штрафуют тех, кто спит голыми? А еще я где-то читала, что у ваших пуритан и баптистов мужчины спят в специальных штанах, куртках и шапках, а женщины в специальных плащах вот примерно досюда, — она провела пяткой одной ноги по щиколотке другой.

— Это называется «пижама», «ночной колпак» и «ночная рубашка», — сообщил Винсмарт, чувствуя, что разговор про врачебную этику не получится.

— А как они тогда занимаются сексом? — поинтересовалась Абинэ, — кстати, вы снимайте свои шорты, у нас свободная страна, все могут спать голыми. А еще я читала в интернете, что в Америке штрафуют тех, кто стирает вместе мужские и женские трусики.

— В штате Миннесота есть такой закон, — нехотя признал Джерри, скидывая тапочки и снимая шорты, — только не про стирку белья, а про сушку на одной веревке.

— Надо же, — удивилась она, — а правда, что в Америке штрафуют тех мужчин и женщин, которые занимаются сексом, не заплатив в christian church за брачные колечки?

— Обручальные, — машинально поправил Джерри, укладываясь рядом с ней, — но штраф не за это, а как бы вам объяснить…

— А у нас свободная страна, — перебила Абинэ, — мы никому не платим за секс.

— А, правда, что в Меганезии женщины в постели трещат, как сороки? — спросил Джерри, слегка обидевшись за свою страну.

И тут ему было доступно продемонстрировано, чем занимаются меганезийские женщины в постели, а также у бордюра террасы и в лагуне на мелководье.

Сегодня была очередь Акелы руководить утренней зарядкой, предписанной доком Рау.

— Так, девушки, построились в шеренгу по две. Ну, что вы спите на ходу? Погода, что надо, самое время подвигать конечностями тела.

— Блин, — сказала Санди, — где ты научился этим сержантским интонациям?

— Будешь издеваться, я вообще замолчу, и делайте сами, как умеете. Вот ведь…

— Ты сам себя задерживаешь, — перебила Келли, — Давай, командуй уже.

Акела вздохнул и, подглядывая в шпаргалку, начал:

— Наклонились. Достали кончиками пальцев пол. Потянулись вверх и посмотрели на небо. Ноги на ширину плеч, руки вперед. Поворот влево. Поворот вправо. Еще раз руки вперед. Левой ногой достали правую ладонь. Теперь правой ногой левую ладонь. Присели. Левую ногу вбок. Перенесли вес на нее, и правую ногу вбок. Встали на четвереньки. Прогнулись спину вниз. Прогнулись вверх. Повторили. Еще раз повторили. Встали. Выпад на колено вправо, руки вперед. Выпад на колено влево, так же. Еще раз потянулись вверх …

В какой-то момент рядом с террасой появились Эланг, Тиви и Окедо. Похоже, их прямо распирало от желания сообщить какую-то сенсационную новость, и они с нетерпением дожидались, когда же можно будет этой сенсацией поделиться. Лишь только Акела, со словами «процедуры окончены, спасибо, что выбрали именно наш сумасшедший дом», отложил шпаргалку в сторону, Тиви выпалила:

— А видели вон тот сейнер? — и махнула рукой в сторону лагуны, посреди которой маячил обыкновенный на вид рыболовный корабль около 40 метров длиной. Ничего особенного: суда такого типа частенько появлялись в лагуне Тероа, привлеченные выгодными ценами на инвентарь, запчасти, продовольствие и выпивку в лавке мамаши Джимбо.

Спарк, сидевший в кресле-качалке, оторвался от перелистывания свежего выпуска «Bajo la robotica amp; ingenieria de Meganezia», бросил короткий взгляд в указанном направлении, и вынес вердикт:

— Не слишком модная посудина. Конец прошлого века.

Тиви и Окедо хихикнули, а Эланг ехидно поинтересовался:

— Ты чего, правда, купился на этот прикол?

— Гм, — буркнул Спарк, и взял со стола бинокль. Некоторое время он разглядывал корабль, а затем передал бинокль Акеле со словами: — Сравни дизайн ниже и выше борта.

Тот полминуты глядел в бинокль, после чего почесал макушку и согласился:

— Все, что выше борта, не родное. Может, звякнуть в патруль, пусть-ка проверят, что это за цирк на воде?

— Не парьтесь, — сказал Окедо, — мы уже проверили. Это, по ходу, секретные маневры.

— Подробности? — потребовал Спарк.

Подробности были изложены немедленно. В общих чертах, они выглядели так: Примерно в 6 утра подростки вышли в лагуну проверить поставленные на ночь ловушки-донки на лангустов. Процесс был в самом разгаре, когда появился этот самый сейнер. Некоторая странность была замечана тут же: корабль входил в лагуну на скорости около 10 узлов совершенно бесшумно. «Мы подумали, типа, глюк, по-научному — мираж». Уяснив, что странный сейнер представляет собой не галлюцинацию, а вполне материальный объект, подростки немедленно ощутили исследовательский зуд. Наличие некоторого количества добычи давало им повод подойти на своем проа почти впритык к борту корабля и начать голосовую рекламу «самых свежих лангустов, без посредников». Команда ответила на это адекватно: после ритуального торга, с борта было спущено на тросе пластмассовое ведро с несколькими 20-фунтовыми купюрами, и затем поднято на борт с уловом лангустов. Пока Тиви занималась этой коммерцией, мальчишки затеяли подвижные игры в воде «ну, и несколько раз нырнули за кормой». Эланг и Окедо пытались жестами объяснить форму спаренных шестилопастных гребных винтов, гибких рулей, подводных крыльев и обводов подводной части корпуса. По итогу, Эланг заключил: «если это сейнер, то я устрица»

Спарк с Акелой переглянулись, а затем, не говоря ни слова, один извлек из ящика и установил на столе электронный дальномер, а второй включил свой ноутбук. Девушки некоторое время рассматривали их неподвижные затылки, и Келли объявила диагноз:

— Это, блин надолго. Может, нырнем пока?

— Как раз успеем, — согласилась Санди, и повернулась к подросткам, — а новое поколение составит нам кампанию?

Новое поколение было всегда готово понырять в хорошей кампании. Следующие полчаса они ныряли. Санди и Келли, которым док Рау запретил погружаться глубже, чем на метр, наблюдали за этим с поверхности. Зрелище было завораживающее: подростки-утафоа, для которых вода это почти родная стихия, по три-четыре минуты плавали у дна лагуны и, похоже, что-то искали. Когда девушки уже начали строить самые невероятные догадки, добыча, все-таки нашлась. Это был двустворчатый моллюск вроде мидии, но огромный, не меньше полуметра в длину. Ребята с трудом подняли его на поверхность.

— Ни фига себе! — оценила Келли, — Это что за монстр?

— Тридакна! — отдышавшись, сообщила Тиви, — Говорят, что ее мясо полезно женщинам, которые ждут ребенка, потому, что она похожа на…

Тут девчонка перевернулась в воде вниз головой, вытянув ноги вдоль поверхности. Над поверхностью показалась довольно элегантная попа, и та часть тела, которую в дешевых эротических романах называют «створками раковины». Перевернувшись обратно, Тиви добавила:

— Это называется «симпатическая магия». Типа, подобное влияет на подобное. Советуют также, есть из створок раковины тридакны. Тут как раз получится две суповых тарелки.

— Тут не тарелка, а целая кастрюля, — заметила Санди.

— Эта еще не очень большая, — сообщил Окедо, — Но те, что больше, уже невкусные.

— Нормальные! — возразила Тиви.

— Нет, они жесткие, — сказал Эланг.

— Уксуса добавить и не будут жесткие, — стояла на своем Тиви.

Пока плыли к берегу, она успела забиться с мальчишками на килограмм мороженого, что сможет приготовить сколь угодно крупную тридакну так, что мясо будет мягким. Санди и Келли согласились быть арбитрами.

На террасе Акела и Спарк задумчиво рассматривали три изображения, точнее, 3d модели, на экране ноутбука. На первом был точь-в-точь стоящий в лагуне сейнер. На втором нечто явно военное, с заглаженными обводами и низкой надстройкой во всю ширину палубы. На третьем были совмещены две модели, и становилось ясно, что сейнер можно получить из военного корабля, если налепить две камуфляжные надстройки и фальшборта.

— И что это за хреновина? — поинтересовалась Келли.

— Фрегат класса «smog-delta», — ответил Спарк, — Их сконструировали полтора года назад и строят на верфи Ваиреи, Таити-Ити. Сейчас в нашем ВМФ их 6 единиц. Эти корабли еще называют «ракетными крейсерами для бедных». Они в 20 раз легче, в 5 раз меньше по габаритам, и в 50 раз дешевле классического ракетного крейсера. Зато у них скорость в 3 раза выше, и они могут, говоря сленгом форсов, «решать те же тактические задачи».

— А в чем фишка? — спросила Санди.

— В том, что основное вооружение таких корабликов это ядерные ракеты малой мощности и беспилотные ракетопланы с лазерными пушками. Вы уже видели, как они работают.

— Ни фига себе! А что этот атомный кошмарик здесь делает?

— Давай выясним? — предложил Акела, и, включая второй ноутбук, пояснил, — у меня есть backdoor на кое-какие серверы ВМФ.

Через час они уже знали, что у них в гостях фрегат «Рангитаки», прибывший с базы ВМФ Капингамаранги для плановых учений в районе Икехао.

— Неслабо, — констатировал Эланг, — и что теперь?

— Теперь будем жрать вашу тридакну, — ответил Спарк.

— А с этим фрегатом что?

— Да ничего. Пусть делают вид, что они сейнер, раз им так нравится. А мы будем делать вид, что поверили. Типа, по законам гостеприимства.

— И кого они хотят обдурить этим цирком? — спросила Тиви.

Окедо в ответ молча постучал себя ладонью по макушке и ткнул пальцем в небо.

— Правильно мыслишь, — похвалил Акела, — авиационную или спутиниковую разведку это запросто может обмануть.

— ОК, обманули, — сказала Келли, — Чья-то разведка думает, что это сейнер. Дальше что?

— Я понял твой заход, — объявил Спарк, — Типа, по Сунь-Цзы: противник решил, что какой-то пункт не защищен, ломанулся туда, и внезапно получил по башне. Хорошо задуманная боевая операция, но нас это не очень радует, потому что мы здесь живем. Ты об этом?

— Ну, о чем же еще, — согласилась она.

— Так вот, — продолжал он, — не парься. Такие позиционные игры последние 100 лет ведет любой флот. Это самый дешевый способ противодействия сбору разведданных. Я читал в пояснительной записке к бюджету ВМФ, так что все нормально.

— Откуда знаешь? — спросила Санди.

— Из конкурсной заявки команды Ясона Дасса, — пояснил он, — Того парня, который сейчас координатор правительства. Он и выиграл конкурс за счет тактической экономии.

— Он обошел команду Оми Энки почти на 4 миллиона фунтов, — добавил Акела.

— Блин! — сказала она, — Никак не могу привыкнуть к тому, что у вас не выборы, а конкурс управдомов, как в кондоминиуме.

— Это как раз и есть настоящие выборы, — возразил Спарк, — потому что финансы…

— Ну не надо опять о политике и финансах! — перебила Келли, — Перед едой надо обсуждать аппетитные темы: секс и спорт.

Эланг хлопнул себя по коленям и, хихикнув, сообщил:

— Док Джерри и Абинэ под утро такой спортивный секс устроили.

— Наш док Джерри? — удивленно переспросила Санди.

— Ну, да. Вон там, — мальчишка махнул рукой в сторону заводи напротив дома дока Рау.

— А кто такая Абинэ?

— Она из северных Тиингеле, которые живут на атолле Кориро, здесь рядом.

— Тиингеле это тонгайские утафоа, — добавил Окедо, — поэтому они похожи на мориори.

— Не на мориори, а на моа-моа, — возразила Тиви.

— Ни фига они не похожи на моа-моа! — стал спорить Окедо.

— Короче, — перебил Спарк, — Абинэ классная девчонка, она эксперт по движкам не хуже, чем наш Оохаре. Только она в основном занимается тяжелыми машинами. В общем, мы вас с ней познакомим.

— Они караул, как зажигали, — добавил Эланг.

Келли покачала головой:

— Даже не верится, что наш док такой горячий парень. Рада за него.

— Абинэ кого угодно расшевелит, — авторитетно пояснила Тиви, начиная раскладывать на столе специи, предназначенные для тридакны, — к тому же, у этой заводи очень сильный aku. Ну, в смысле, здорово возбуждает.

— Кстати, да, — согласился Эланг, — Сами проверьте. Лучше всего при восходе Луны.

— А док Рау не будет возражать, если мы воспользуемся этим местом? — спросила Санди.

— С чего бы? — искренне удивилась Тиви, — Там же не его личный aku, там aku лагуны.

Вызов от Кортвуда по спутниковому каналу вырвал дока Джерри из мягких лап крепкого здорового сна примерно с пятого звонка.

— Хелло, док, как дела? Как наши подопечные?

— Привет, Лайон, — буркнул Джерри, глянув на часы (было 6:40 утра), — Ты действительно звонишь в такую рань только для того, чтобы узнать о нашем здоровье?

— Ты удивишься, док, но это и вправду главное. Потом объясню, почему. Кстати, извини, что разбудил.

— Ладно, рассказываю. Юные леди чувствуют себя превосходно. У них бурлит личная жизнь на свежем воздухе, так что они красивые, загорелые, лопают в три горла, играют в мяч и рыбачат с местными ребятами, а из моря их за уши приходится вытаскивать. Мы с коллегой 2 раза в неделю проводим экспресс-обследования, но это для науки. С точки зрения медицины, можно в ближайшие 2 месяца вообще не обследовать.

Из трубки донесся плохо высвистываемый мотив, а затем Кортвуд сказал:

— Неужели хотя бы здесь все хорошо? Даже как-то не верится.

— А что тут странного? — удивился Джерри, — Здоровый подвижный образ жизни, свежие фрукты, свежая морская фауна, куча новых друзей и два хороших парня, которые… Я тебе уже рассказывал эту историю.

— Да. Я очень рад, что здесь все так здорово, потому что у нас… Джерри, если ты сейчас стоишь, то лучше присядь.

— Что, настолько плохо?

— Нет, еще хуже. Судебные приставы только что арестовали и вывезли все биоматериалы по проекту. И в лаборатории, и в музее.

— Приставы?! Какого черта?!

— Именно так я и сказал. А мне показали постановление суда. Ты смотришь ТВ? В курсе процесса?

— В общих чертах. Но это же бред свинячий! Какое отношение ископаемые биоматериалы имеют к общественной нравственности и религиозным чувствам?!

— У суда другое мнение.

Винсмарт выругался, нашел сигару, прикурил и заметил:

— Но у тебя же целая толпа адвокатов.

— Да, и они работают, как звери, можешь не сомневаться. Трех дней не пройдет, как они заставят вернуть все обратно. Но это не изменит ситуации. Материалы для нас потеряны.

— Я тебя не понял, Лайон.

— Наши биоматериалы тут же залили формалином. Понимаешь, что это значит?

— Формалином!? Они с ума сошли!

— Сошли или не сошли, это лирика. К делу это не относится. Суть в том, что теперь все биоматериалы по проекту есть только у вас на атолле.

— А разве этого не достаточно? Конечно, жаль, что потеряны уникальные материалы, но это ведь был только резерв, не так ли?

— Это еще не все, — сказал Кортвуд, — Проблема в том, что ваше местонахождение стало известно тем типам, которые играют против нас.

— Наверное, я вел себя неосмотрительно, — признал док Джерри, — но, я не думаю, что это сильно меняет дело. Меганезийцам плевать на юридические упражнения нашего суда.

— Верно, док. Те типы это прекрасно знают. Но, бывают не только судебные методы, и здесь у противника развязаны руки, ведь наши волонтеры юридически не существуют. В США их официально считают погибшими, а в Меганезию они, как бы, и не въезжали. То есть, если они вдруг исчезнут, разбираться с этим будет некому и незачем.

Джерри от удивления чуть не выронил сигару.

— О, черт! Ты считаешь, что они дойдут до киднэпинга?

— Я в этом уверен. Они дошли до бомбы на Гавайях, а потом и до стрельбы с самолета, помнишь? Так что, Рубикон уже давно перейден.

— Так. И что нам делать? Нанимать вооруженную охрану?

— Все проще, — ответил Кортвуд, — Юристы говорят, что наши волонтеры за день получат гражданство Меганезии, если бойфренды примут их в свое домовладение. Это местная форма регистрации брака, при которой гражданство дается автоматически.

— По-моему, юристы переоценивают роль всяких формальностей, — заметил Винсмарт, — я ни разу не слышал, чтобы гражданство само по себе кого-то защитило от гангстеров.

— Если под гангстерами понимать уличную преступность, то ты, конечно, прав. Но здесь речь идет об организации, лидеры которой достаточно известные люди.

— Допустим. Но что из этого следует?

— Из этого следует вот что: получив гражданство Меганезии, наши девочки выходят из подполья. Начнутся круглые столы и пресс-конференции. Они постоянно будут на виду. Представь, что кто-то попытается их устранить. Ты слышал о Великой Хартии?

— Конечно. Так называется меганезийская конституция.

— Нет, Джерри, это гораздо серьезнее, чем конституция. Это больше, чем честь императора Японии для самурая. А в Хартии сказано: «Каждый гражданин Меганезии находится под безусловной защитой правительства, эта защита не зависит ни от какой политики, ни от какой дипломатии, и осуществляется любыми средствами без всякого исключения». Это исполняется буквально. Как-то раз они перебили всю семью эмира Эль-Шана на другом конце Земли из-за того, что эмирская охранка похитила трех туристов-меганезийцев.

— Но мы-то имеем дело не с эмиром! — возразил Винсмарт.

— Вот именно, — сказал Кортвуд, — этот эмир был исламист-фанатик, он ни черта не боялся. А лидеры, с которыми мы имеем дело, не фанатики. Они хотят удержать рынок, но они не готовы умереть за это, и не готовы всю жизнь дрожать от каждого шороха.

Док Джерри на несколько секунд задумался, а затем спросил:

— Лайон, ты уверен, что меганезийцы могут устроить вендетту в любой стране мира?

— Нет. Но важно другое: ни я, ни наши противники не уверены в обратном.

— Да, это аргумент. Те, о ком ты говоришь, не будут играть в русскую рулетку. Но я не совсем понимаю, как преподнести такое бойфрендам наших подопечных.

— Я консультировался с психологами, — сказал Кортвуд, — они в один голос утверждают, что меганезийцам такие вещи надо преподносить, как есть. Прямо в лоб…

На террасу второго этажа вышел док Рау.

— Что-то случилось, коллега? — спросил он

— Да. Извините, я видимо разбудил вас своими выкриками.

— Ничего страшного. Во время революции мне случалось просыпаться и от звуков похуже. Так что стряслось?

— Как говорят в фильмах про шпионов, наша явка провалена, — невесело пошутил Джерри.

— Это было неизбежно — спокойно сказал велиуий тахуна, — а кто вам сообщил?

— Лайон Кортвуд.

— Ясно. Полагаю, он предложил также, какую-то стратегию действий.

— Да. Его эксперты считают, что Келли и Санди надо получить гражданство Меганезии, а это проще всего сделать через прием в домовладение.

— Защита Великой Хартии? — спросил Рау.

— Именно так.

— Ну, что ж, разумное решение. Думаю, лучше сделать это прямо сегодня.

— Видимо, да. Но как на это посмотрят Роджер и Валентайн?

Док Рау глянул на коллегу с нескрываемым удивлением, и пояснил:

— Но ведь им все равно надо было зарегистрировать этот факт до конца года.

— Почему? — в свою очередь, удивился Винсмарт.

— Потому, что в доме добавилось два человека. Социальные взносы с них должны быть уплачены в любом случае, но если они становятся постоянными жителями, то имеют право на долю в национальном достоянии, и другие права, перечисленные в Хартии. С чего бы ребятам отказываться от дополнительных прав и доходов?

— А мне сказали, что это аналог брака.

— Вам сказали неправильно. В Меганезии нет регистрации сексуальных отношений, они являются исключительно частным делом. Другое дело — факт сожительства в хаусхолде. Он регистрируются независимо от характера частных отношений сожителей.

— Тогда как заключаются браки?

Великий тахуна пожал плечами:

— Обыкновенно. Люди сообщают это знакомым, а соседи и сами видят. Так делалось в течение десятков тысяч лет, хотя людей к этому никто не принуждал. Значит, видимо, людям так удобнее всего.

— Но как быть с неустойчивостью такого брака?

— Никак. Это естественное явление. У нас распадается каждый четвертый брак. Впрочем, в вашей стране, гда браки регистрируются, распадается каждый второй.

— А как при предоставлении гражданства определяется, действительно человек хочет стать постоянным жителем, или у него другие цели?

— Цели человека не всегда известны даже ему самому, — ответил Рау, — Но у нас действует принцип свободного выбора: гражданство Меганезии дается только после безусловного отказа от любого другого гражданства, которое имел претендент.

Винсмарт задумчиво потер подбородок.

— Следовательно, Санди и Келли должны будут отказаться от гражданства США?

— Да. Им надо отправить из администрации Икехао в министерство внутренних дел США телеграмму об отказе от гражданства, заверенную муниципальным клерком, а уже после этого, регистрировать участие в хаусхолде у любого из муниципальных судей.

— То есть, им придется поставить крест на своей родной стране?

— С чего бы это? — возразил Рау, — Более миллиона меганезийских туристов регулярно ездят в вашу страну. Правда, в основном на Гавайи, на регату королевы Лилиуокалани.

— Какой-какой королевы?

— Лилиуокалани, последней гавайской королевы, правившей в конце XIX века. В XX веке, когда Гавайи стали 50-м штатом, в честь нее назвали регату. Она была дочерью Капаакеа из рода Кеавэ и внучатой племянницей Камеамеа I, автора Кэнэваи, Первой Хартии 1797 года. Наша королева Лаонируа, инициатор Алюминиевой революции, тоже относила себя к роду Кеавэ, и текст нашей Великой Хартии включает в себя часть кодекса Кэнэваи.

— Голова идет кругом, — пробурчал Джерри, — Я читал, что на Гавайях были короли, но не вдавался в детали, а вашу королеву знаю только по портретам на банкнотах. К чему был этот исторический экскурс?

— Я просто пояснил, что между США и Меганезией настолько тесные культурные связи, что наши юные леди могут сменить гражданство без риска утратить связь с родиной.

— Знаете, коллега Рау, по-моему, я скорее научусь плавать как утафоа, чем пойму вашу первобытно-общинную политическую логику.

Великий тахуна радостно заухал (ну чисто уэллсовский марсианин, только что выпивший пару стаканов свежей человеческой крови) и отправился варить кофе.

Муниципальный судья Тан Мауэро оказался маленьким улыбчивым дедушкой, похожим на буддистского монаха, какими их показывают в американских фильмах.

— Ой, ну вы бы позвонили! — возмущался он, — зачем же вы меня ставите в такое неудобное положение? Мне нечего предложить этим юным леди, да и вам, молодые люди.

— Ничего страшного, дядя Тан, — сказал Спарк, — мы ведь по делу.

— По делу, не по делу… — проворчал судья Мауэро, — жена с внучкой поехала в город, дети, негодники, вообще непонятно где болтаются, и тут — гости.

— Мы совсем ненадолго, — успокоил его Акела.

— Надолго — не надолго. Давайте я хоть чаем вас угощу. И у меня еще осталось печенье с корицей. Если юным леди в их положении не будет вреда от корицы.

— Не будет, мистер Мауэро, — решительно ответила Келли.

— Корица полезна, — авторитетно добавила Санди.

— Ну, тогда хвала небу, — судья улыбнулся, — располагайтесь на веранде, как удобнее, я сейчас приду. И зовите меня просто «дядя Тан». Меня все так зовут.

Тан исчез в доме и через несколько минут появился с подносом, на котором был чайник, пять чашечек и корзинка печенья.

— Вот, — сказал он, — это очень хороший чай. Он настоящий тибетский. Его присылает мне кузен из Рангуна, а ему этот чай присылает папа жены его бывшего студента, очень, очень достойный человек, который сейчас советник в правительстве Непала.

— О! — многозначительно сказала Келли, старательно округлив глаза в виде буквы «О».

— Да, вот такой путь у этого чая, — заключил судья, явно довольный, — а что у вас за дело?

— Мы хотим зарегистрировать изменения в составе хаусхолда, — сказал Акела.

— А, ну конечно, конечно, — судья окинул взглядом девушек и опять заулыбался, — правда, я думаю, настоящие изменения у вас будут месяца через три с половиной…

— У вас глаз-алмаз, судья, — заметила Келли.

— Еще бы, еще бы, — сказал Мауэро и нацепил на нос старомодные очки, — у меня четверо детей, не считая внуков, так что, так что…

Он встал, порылся в недрах древнего, как пирамида Хеопса, комода, и извлек на свет новенький ноутбук с параболической антенной и присоединенным микро-принтером.

— … Сейчас мы все запишем… Вы два хаусхолда будете делать, или один на четверых?

— Один общий, — ответил Акела, — так, Валентайн?

— Мы с Роджером всегда были как одна семья, — подтвердил Спарк.

— А ваши избранницы c этим согласны? — спросил судья.

— Да, — сказала Санди.

— С чего бы мы стали ломать кампанию, — пояснила Келли.

— Да, да, конечно, — судья покивал головой, — да и двоим малышам будет веселее.

— Четверым, — уточнила Санди, — медицина сообщает, что у нас двойни.

— У обеих? — удивился Мауэро, — ну и, чудеса! Вот, юные леди, в эти клеточки впишите ваши полные имена и номера социальных счетов.

Он передал ноутбук через стол. Санди мгновенно вбила в графы «Элисандра Рэндолф» и «Келсиора Глория Клай», и оглянулась на Акелу.

— Маленькая проблема, дядя Тан, — сказал он, — наши жены не граждане конфедерации.

— А которой страны они граждане?

— Они из США, но сейчас отказались от того гражданства, — Акелла положил на стол два бланка телеграмм, — Так что они сейчас вроде как апатриды.

— Понятно, понятно, — судья кивнул и вновь подвинул ноутбук к себе, — Элисандра это кто из вас?

— Это я, — ответила Санди.

— Посмотри, пожалуйста, в этот квадратик, — он постучал пальцем по крышке ноутбука рядом с черным окошком, — Вот, получилось. Теперь ты, Келсиора. Тоже получилось. Теперь надо будет немножко ждать. Не очень долго. Вы кушайте печенье, пейте чай.

— Что он делает? — шепнула Санди на ухо Акелле.

— Снял цифровые фото и пробивает по базе, нет ли чего на вас, — тихо ответил он.

— Именно тут, в Меганезии? — спросила девушка.

— В Меганезии и в интерполе, — уточнил он.

— Ну, тут у нас все чисто, — сказала она.

— О том и речь, — согласился Акела.

— Простите и еще раз простите, — озадаченно провозгласил Мауэро, — я ничего не понимаю. Тут написано, что вас убили. Я знаю, так не может быть. Это какая-то очень-очень глупая ошибка в компьютере.

— Кто нас убил? — с убедительным удивлением в голосе спросила Келли.

— Какие-то пираты, — ответил судья, — тут протокол военного суда над этими пиратами. Они потопили катер, на котором вы шли, и вы погибли. Их за это расстреляли. Вот, написано: «приговор приведен в исполнение», дата и время.

— А, я знаю, — сказала Келли, — В начале июня с нами произошла жуткая историы. Какие-то психи обстреляли нас из пулемета и потопили наш катер. Пришлось прыгать в воду. Мы и правда думали, нам конец. Но обошлось, как видите.

— Да, обошлось, хвала небесам, — Мауэро улыбнулся и несколько раз кивнул, — но я должен сделать вот какую формальность: позвонить окружному судье и посоветоваться. Вам надо будет ждать еще немного времени. Простите, я оставлю вас не очень надолго.

Через 20 минут судья вернулся, несколько удрученный.

— Окружной судья сказал, он вас знает. Тебя, Элисанда, и тебя, Келсиора. Он видел вас по TV. Он говорит, вы очень знаменитые женщины. Он будет спрашивать военную разведку.

Келли вздохнула и произнесла в пространство:

— Вот теперь мы влипли по-взрослому.

— Не надо нервничать, — сказал Мауэро, — совсем нельзя нервничать, это вредно малышам.

— Дядя Тан, может, мы поедем домой? — спросил Акела, — Ну, раз процедура зависла.

Судья покачал головой.

— Нет, Роджер, не надо ехать домой. Раз начал дело, то и продолжай. Иначе успех никак не получится. Вы пейте чай, а я буду варить суп с овощами и рисовой лапшей. Нельзя, чтобы молодые женщины были голодные. Это неправильно.

— Да все нормально, девчонки, — сказал Спарк, дождавшись, когда судья выйдет.

— Ни фига себе нормально! — взорвалась Санди, — Ты вообще врубился, что сейчас будет? Нас загребет военная разведка и абзац.

— Ты что, Панда, — возразил Акела, — никто тебя никуда не загребет.

— Да? А почем ты знаешь?

— Так Великая Хартия.

— Военная разведка срать хотела на все хартии, — вмешалась Келли, — и на малую, и на среднюю, и на великую.

— Это почему? — встрял Спарк.

— Да потому! Что я, спецслужб не знаю?

— Алло, Келли, здесь не Америка.

— Спецслужбы везде одинаковы, что в Америке, что в Африке!

— А здесь не Америка и не Африка! — заявил Акела, — и, если хочешь знать, из дома судьи тебя вообще никто загрести не может.

— Это почему?

— Потому, что за это полагается ВМГС

— Ни форс, ни коп, сюда даже войти без приглашения не могут, — добавил Спарк.

На веранду вышел судья, в фартуке и с поварешкой.

— Роджер, Валентайн, не надо так шуметь. Вы громко разговариваете, ваши жены громко разговаривают, получается беспокойство и ссора. Неправильно, когда в семье ссорятся.

Завершив это глубокое нравоучение, Мауэро снова исчез в доме.

Следующие полчаса перепалка продолжалась, но уже тихо.

А потом послышался приближающиеся жужжание турбины.

— Летят, — лаконично сообщил сидевший в углу Спарк, выглядывая из-под крыши веранды.

— Кто? — спросила Келли.

— Форсы. Ну, в смысле, военные. Вон, трилистники на крыльях.

Через минуту армейский «Dragonfly» с неожиданно тихим шелестом приводнился у пирса. Из кабины выпрыгнули двое офицеров в полевой форме и быстрым шагом направились к дому.

— Сейчас загребут, — буркнула Санди.

Офицеры остановились у порога веранды и один, видимо старший, постучал костяшками пальцев по деревянной опоре навеса.

— Сен Мауэро, мы из военной разведки. Разрешите войти?

Никакой реакции.

Офицер подождал и постучал громче.

— Сен Мауэро…

— Он в доме, — сказал Спарк, — не слышит.

— Гм… — сказал офицер, — ребята, может, вы его позовете.

— Запросто, — откликнулся Акела, сидевший у входа внутрь дома с веранды.

Открыв дверь, он крикнул:

— Дядя Тан, тут форсы пришли!

— Сколько? — послышался голос судьи.

— Двое!

— Ну, зови их за стол, я сейчас еще две чашки принесу.

Разведчики вошли на веранду, уселись и тот, который старше, негромко сказал.

— Ребята, один вопрос, чисто неофициально. Ну почему вы такие кретины, а?

— А в чем дело? — поинтересовался Акела.

— Нет, он еще спрашивает, — вздохнул другой офицер, — фрегат «Рангитаки» со вчерашнего дня торчит в лагуне вашего атолла. Вам что, трудно было подъехать и спросить, прежде чем выкидывать такие фортеля? Меня бы вызвали через 3 минуты, и мы бы все решили тихо, не поднимая на уши окружной суд.

— А то ваши мариманы нам представились, — фыркнул Спарк, — они рыбаков изображают, и что фрегат это, типа, сейнер. Приколисты.

— А то у вас глаз нет, — язвительно парировал старший офицер, — я понимаю, девчонки не местные, но вы-то чего? Кстати, майор Журо Журо. А это — лейтенант Янис Петроу.

— Вы там не ругаетесь? — осведомился судья, появляясь на веранде с подносом, на котором стояли две чашки и еще один чайник.

— Нет, сен Мауэро, — сказал Журо, — мы только познакомились.

— А почему женщины такие напуганные? — с подозрением в голосе продолжал судья, — Вы знаете, что беременным женщинам нельзя пугаться?

— Да, сен Мауэро.

— И зовите меня просто «дядя Тан». Меня все так зовут.

— Да, сен…, — офицер замялся, — дядя Тан.

— Вот, теперь правильно, — сказал судья, наливая чай, — теперь рассказывайте.

Рассказ последовал простой, как картошка. Эксперимент «эректус», как деятельность, непосредственно влияющая на состояние национальной безопасности Конфедерации Меганезия, находился на контроле военной разведки. Соответственно, все решения, связанные с участниками эксперимента оказывались в компетенции Верховного суда Меганезии. Запрос в Верховный суд майор Журо направил немедленно после звонка окружного судьи, так что молодым людям предлагалось отправляться домой на Тероа и ждать соответствующих процессуальных действий.

— Раз национальная безопасность, значит эти юные леди со своими мужьями не могут ехать домой просто так, — заметил Мауэро, — От Икехао до Тероа целых 80 километров, вдруг на них нападут? Кто будет их защищать?

— Все нормально, дядя Тан, — ответил майор, — На рейде Тероа стоит фрегат класса «Smog-delta», он отслеживает все движения на море и в воздухе в радиусе 500 километров.

— Всего один военный корабль?

— Это современный корабль, — терпеливо объяснил майор, — он развивает скорость до 170 километров в час. Его ракетные установки могут поражать морские и воздушные цели на дистанции 250 километров. Кроме обычных систем вооружения, он несет 8 беспилотных ракетопланов Skyfrog и 16 ядерных устройств мощностью по 10 килотонн

— Ну, тогда ладно, — согласился судья и снова налил всем чая.

— А сколько нам ждать решения Верховного суда? — поинтересовалась Келли.

— Сейчас мы будем считать, — невозмутимо сказал Мауэро, и, повернувшись к майору, спросил, — когда ты написал в Верховный суд?

— В 12:27, дядя Тан.

— Вот, — продолжал судья, — К половине первого мы прибавляем один день и один час, и получается: завтра, не позже, чем в половине второго. Сейчас мы все будем кушать суп с овощами и рисовой лапшей, а потом вы отправитесь домой отдыхать.

— Мы, наверное, пойдем, дядя Тан, — сказал Журо, поднимаясь из-за стола. Янис поднялся вслед за ним.

— А вы уже кушали? — подозрительно спросил судья, — Молодым людям, таким, как вы, надо хорошо кушать, иначе они не смогут хорошо работать.

— Не волнуйтесь, дядя Тан, в армии обед по расписанию, все четко.

— Ну, ладно, тогда идите, — разрешил он.

На следующий день, в то время, когда добропорядочные граждане думают о том, что пора обедать, на атолл Тероа прилетела делегация из трех верховных судей в сопровождении полувзвода преторианцев (являвшихся по Хартии обязательным атрибутам выездных заседаний Верховного суда) и нескольких телерепортеров.

Преторианцы выглядели скромно: тихие основательные ребята в пятнистом камуфляже, которые совершенно не суетились и никому не мешали, но каким-то образом оказывались везде и успевали все. Открытый кабачок — faretama при лавочке мамаши Джимбо был мгновенно переоборудован в зал заседаний, хозяйке вручено постановление и чек на 2500 фунтов.

— Вот пижоны, — сказала по этому поводу мамаша Джимбо, — еще ничего не выпили, а уже сорят деньгами.

Тем временем, над кабачком был поднят национальный флаг Конфедерации — черно-бело-желтый трилистник на лазурном поле, в меганезийском обиходе называемый «наш пропеллер».

Судьи заняли места за длинным столом, на котором была расставлена электронная техника, а посредине лежал ритуальный деревянный молоток для прекращения шума.

Судья по жребию Энни Маджино, фермерша с Фиджи была полной, розовощекой дамой лет 50. Свободный яркий китайский спортивный костюм, оранжевый с синими полосами, делал ее похожей на небольшой аэростат.

Юл Оркоу, тоже судья по жребию, механик с Тубуаи, представлял собой типичного 25-летнего маорийского панка. Его шорты на широких подтяжках были усеяны блестящими заклепками, голый торс разрисован узорами, а ежик волос выкрашен зеленой краской.

Судья по рейтингу, Адивари Нанду, соцпсихолог из университета Апиа, худенькая и смуглая 35-летняя женщина, была одета в сари-техно — широкую переливающуюся ленту, обернутую восьмеркой вокруг тела. В Европе ее наряд, вероятно, сочли бы нескромным.

Остальные трое из шести верховных судей должны были участвовать в процессе через интернет, поскольку Великая Хартия запрещает собирать более половины Верховного суда в одной географической точке.

Репортеры разместились по углам, и тоже расставили технику. Рядом расположились двое офицеров военной разведки — на всякий случай. После этого в кабачок (то есть, в зал заседаний) пригласили «лиц, прямо заинтересованных в деле», и начался собственно суд.

Джерри Винсмарт, которому до этого многократно приходилось участвовать в самых разных юридических разбирательствах, позже охарактеризовал эту судебную процедуру, как «примитивную, но, по сути, достаточно толковую». Началось, разумеется, с вопроса о статусе Келли и Санди.

— Это — ваши жены? — спросила Адивари у Спарка и Акелы.

— Да, — почти хором ответили они.

— А вот это? — она сделала волнообразное движение в районе своего живота, наводившего на мысли о египетских мумиях.

— Тоже наше, — брякнул Спарк.

— Какое же оно ваше? Оно питекантроповское, — возразил Юл, — мы прессу читаем, да.

— А питекантроп на них не претендует, сен судья, — спокойно сказала Санди.

— Ясно, что не претендует, — согласился панк, — он умер тыщу лет назад.

— Миллион, — поправила она.

— Ну, миллион, это без разницы. Но тот питекантроп, который умер, он собственность фирмы Atlinc, и у вас с этой фирмой контракт.

— Ну, контракт, — вмешалась фермерша Энни, — А дети-то при чем?

— При том, что они не дети, а тоже собственность, — пояснил Юл.

— Так, — сказала Адивари, — контракт этих женщин с фирмой существует или нет?

Док Джерри поднялся с места и помахал в воздухе факсимильной распечаткой.

— Существует, ваша честь. Вот он.

— А вы кто? — спросила она.

— Доктор Джералд Винсмарт, представитель консорциума Atlinc и фонда PHR. У меня имеются доверенности — он помахал в воздухе двумя факсимильными копиями.

— Ага, — буркнул Юл, — американская корпорация работает в Меганезии. А взносы где?

— Может, не будем путать все в кучу, — предложила Адивари, — Давайте сюда ваши бумаги, мистер Винсмарт, и, чтобы не тянуть время, объясните, что там про потомство.

— Ничего, — ответил док Джерри, подходя к судейскому столу, — это не был контракт на суррогатное материнство, и в любом случае, по законам США контракт на суррогатное материнство не мог быть подписан без участия донора эмбрионального материала.

Он положил распечатку на стол, открыл нужную страницу и продолжал:

— Согласно параграфу 3 артикула 2, контракт касается участия женщины-волонтера в научном эксперименте некоммерческого фонда Pra-Human Restore. Консорциум Atlinc был только спонсором фонда, но не участником контракта. Согласно параграфу…

— Янки мастера все запутывать, — ввернул панк.

— Дайте же человеку сказать, — шикнула на него фермерша.

— Согласно параграфу 4 артикула 11, фонд PHR ни прямо, ни косвенно, не претендует на потомство, а лишь обеспечивает женщинам и потомству биомедицинское и специальное обслуживание. При этом, однако, согласно параграфу 6, собственностью фонда будут все без исключения научные данные, полученные в ходе этого обслуживания.

— Кто, кому, за что и сколько платил по этому контракту? — спросила Адивари.

— Согласно параграфам 9 — 11 артикула 38, фонд платит волонтерам премии по 100 тысяч долларов за акцепцию яйцеклеток с генокодом Homo erectus, за вынашивание, за роды, за первый и за второй год жизни младенцев. Фонд обеспечивает за свой счет всю медицину, безопасность и полный пансион женщинам и младенцам во время действия контракта.

— Короче, — сказал Юл Оркоу, — ваш фонд их содержит, охраняет и платит регулярно по 100 штук, пока они делают то, что им говорят. А если не делают, то остаются без денег. Верно?

— В общих чертах, да, — вынужден был согласиться док Джерри.

— А что было потом? — спросил он, — там кого-то взорвали, нет?

Доктор Винсмарт вздохнул.

— Был террористический акт на Гавайях. Одна из женщин-волонтеров погибла, а две, которых вы видите в зале, спасаясь от возможной угрозы, бежали сюда. По дороге их еще раз пытались убить и сочли мертвыми. Они скрывались здесь до вчерашнего дня.

— То есть, ваш фонд не дал девочкам ничего, кроме пуза и проблем, — уточнила Энни, — вот и верь после этого в контракты с энциклопедию размером.

— Это не совсем так, — возразил док Джерри, — мы урегулировали основные проблемы, и впредь будем осмотрительнее.

Адивари Нанду повернулась к Санди и Келли

— Вы подтверждаете, что ваши проблемы с фондом урегулированы?

— Да, — ответила Келли. Санди согласно кивнула.

— То есть, этот контракт продолжает действовать? — уточнила Адивари.

— Нет, — сказала Санди, — как он может действовать в таких обстоятельствах? Он ведь не был на это рассчитан. Мы просто урегулировали это дело в частном порядке.

— То есть, контракт расторгнут? — спросила судья.

— Надо полагать, да.

— И чем регулируются теперь ваши отношения с фондом?

Санди пожала плечами:

— Мы пока не заключили новый контракт, поскольку мы как бы считались трупами, а контракт с трупами это…

— Я поняла вас, — перебила Адивари, — но какое-то предварительное соглашение у вас имеется?

— Да, мы предполагали учредить партнерство, или что-то в этом роде.

— То есть, стать компаньонами ваших бывших нанимателей?

— Примерно так, — подтвердила Санди.

— Значит, предварительное соглашение. Мистер Винсмарт, вы подтверждаете это?

— Да, ваша честь. Мы намеревались подписать соответствующие бумаги, как только это станет юридически возможно сделать, не подвергая девушек опасности.

— Вот теперь ясно, — Заключила Адивари, — коллеги, я предлагаю разобраться с этим сомнительным бизнесом после решения вопросов о частных лицах.

Юл Оркоу сосредоточенно почесал свой зеленый ежик:

— Ага, а как мы потом будем отделять акул от прилипал? Эти девчонки и есть бизнес. Он весь у них в животе. Остальное вообще труха.

— Юл прав, — раздался хрипловатый баритон из динамика одного из ноутбуков.

— В каком смысле он прав, сен Эйнар? — спросила Адивари.

— В самом прямом. Мы имеем казус, несвойственный современному праву, как если бы, скажем, рассматривали дело о бизнесе античного ланисты, который держался на качестве принадлежащих ему гладиаторов, и ни на чем больше.

— Ну и сравнения у вас, — возмутилась фермерша Энни, — гладиаторы, надо же.

— Аналогия налицо, — ответил Эйнар, — Данный бизнес-проект продолжает существовать исключительно за счет умения этих двух девушек уворачиваться от взрывов и пуль.

— И что? — спросила Энни, — раз из них сделали гладиаторов, так и Хартия не для них?

— Действительно, — поддержала Адивари, — Хартия распространяется на любого человека, живущего в нашей стране, и бизнес тут не при чем.

— Я с этим и не спорю, — согласился Эйнар, — но, чтобы решить проблему, надо сначала все назвать своими именами. Мы не можем отказать девушкам в регистрации хаусхолда с их мужьями, значит, они станут гражданами. Мы не можем позволить, чтобы граждане жили под постоянной угрозой расправы. Мы не можем сделать так, чтобы мотив угрозы исчез. Следовательно, мы обязаны противопоставить этой угрозе надежную защиту. А это, как мы понимаем, означает серьезные издержки, которые должны быть компенсированы за счет интересантов бизнеса.

— А вдруг они не заплатят? — спросил Юл, — Ну, типа, у них денег нет, или просто не хотят?

— Минуточку! — вмешался док Джерри, — Почему суд решает за нас, готовы мы платить или нет? Нельзя ли узнать, о какой сумме идет речь?

— Это ваше право, — подтвердил Эйнар, — Я думаю, если мы попросим Валли Идоиро…

— Нет проблем, — послышался спокойный женский голос из другого динамика, — это не особо сложная экономическая задачка, но мне понадобится где-то полчаса.

— Как вы это собираетесь делать? — пробурчал третий динамик.

— Элементарно, Пройт. Есть база оценок по охраняемым объектам спецназначения на атоллах сходного размера. Дальше средневесовым методом от простой пропорции.

— То есть, по среднепотолочному, — констатировал Юл Оркоу.

— У вас какие-то предложения получше? — ядовито осведомилась Валли.

— Да нет, это я, типа, пошутил.

Адивари Нанду легонько постучала ритуальным молотком по столу.

— Предлагаю объявить перерыв на полчаса, пока уважаемая Идоиро считает сумму.

— А давайте пока объявим решение по хаусхолду, — предложила Энни Маджино, — а то девочки уже извертелись тут. Они в положении, зачем заставлять их нервничать?

— Ну, давайте, — согласилась Адивари, — у кого-нибудь есть особое мнение? Ни у кого нет? Maita-i roa. Объявляйте, Энни.

Фиджийская фермерша потыкала пальцами в сенсорную панель своего ноута и довольно обыденным голосом сообщила:

— Верховный суд, рассмотрев дело в соответствие с Великой Хартией, объявляет, что Элисандра Рэндолф и Келсиора Глория Клай становятся участниками хаусхолда E9 на атолле Тероа, муниципалитет Икехао, округ Кирибати, и гражданами Конфедерации Меганезия… Есть у кого-нибудь сигареты, а то я что-то тоже разнервничалась.

Юл выудил кармана из своих просторных шорт пачку «Captain Black» и протянул ей.

— Что, и все? — удивилась Келли.

— Ну, да, — ответила фиджийка, — номера социальных счетов вам присвоены автоматически, потом посмотрите в интернете. Ваши мальчики, я думаю, подскажут что там и как.

— Конечно, — подтвердил Спарк.

— А наши дети?

— Ваши, ваши, — успокоил панк, щелкнув аляповатой медной зажигалкой, — с момента рождения находятся под безусловной защитой правительства, и все такое. Правда, я не въезжаю, как вы будете их воспитывать. Ну, типа, это же питекантропы.

— И что? — с вызовом в голосе спросила Санди.

Док Джерри почувствовал, что лучше вмешаться.

— Мне кажется, судья Оркоу, тут требуются некоторые пояснения, — сказал он, открывая свой ноут, — возможно, вам будет интересно посмотреть небольшой клип на эту тему.

Предложение что-то такое посмотреть заинтересовало всех судей. Вообще, как отметил про себя Винсмарт, любопытство было свойственно меганезийцам в значительно большей степени, чем большинству его соотечественников. Он запустил клип с анимированной 3D реконструкцией самки Homo erectus, демонстрировавшийся на самой первой презентации проекта четыре месяца назад (казалось, с тех пор прошла целая вечность).

— Мистер Винсмарт, а вы нас не разыгрываете? — поинтересовалась Адивари, когда ролик закончился, — Я, конечно, не антрополог, но, по-моему, эта девушка самая обычная dani.

— Вот-вот, — поддержал панк, — На западе Новой Гвинеи, долине Балием этих dani сколько угодно. И даже девушки встречаются, точь-в-точь, как из вашего кино.

— Спорим на 20 фунтов, что нет? — предложил док Джерри, уже освоивший местный стиль ведения диспутов.

— Спорим, — согласился Юл, набрал на своем ноуте какой-то web-адрес и повернул экран к Винсмарту, — нате, любуйтесь.

На первый взгляд, девушка на экране и правда была похожа на реконструкцию эректуса, но док Джерри отлично знал, где отличия. Развернув экраны обоих ноутов к судьям, он вооружился авторучкой в качестве указки и быстро прошелся по изображениям. Высота и угол наклона лба, надбровные дуги, подборок, изгиб позвоночного столба, форма бедер…

Его прервал голос судьи Идоиро из динамика:

— Я сосчитала. Вы там готовы, или как?

— Да, Валли, — ответила Адивари и, обращаясь к спорищикам, добавила, — Не пора ли уже заняться тем, ради чего мы собрались?

— Atira, — сказал панк, метнув на стол купюру с профилем королевы Лаонируа, — профессор выиграл.

— Сумма ежегодных взносов получилась, равной 54 миллионам фунтов в год, — сообщила Идоиро, — я могу показать последовательность расчета.

— Похоже, — одобрил Эйнар из другого динамика.

— Разумная сумма, — признал Пройт из третьего.

— Если нет возражений, — заключила Адивари, — то пусть мистер Винсмарт ответит, готова ли корпорация-интересант выплачивать взносы в этом объеме.

— Это полная сумма налогов, или надо будет платить что-то еще? — спросил док Джерри.

— Это полная сумма взносов с бизнеса, — поправила судья, — в Меганезии нет налогов. Но если вы намерены оставаться на Тероа, то должны платить личные взносы, как житель.

— Позвольте сделать заявление, сен судья, — подал голос майор Журо, сидевший между телеоператором делового канала и репортером меганезийского судебного вестника.

— Да. Что у вас?

— Доктор Джералд Винсмарт практикует здесь, как тахуна, а значит…

— Из чего это следует? — перебила она.

— Информация департамента здравоохранения, — разведчик подошел к судейскому столу и предъявил распечатку, — здесь доктор ошибочно назван Джерри Джералдом, но это…

— Понятно, — снова перебила Адивари и повернулась к Винсмарту, — почему вы не сказали, что вы, как tahuna, передали в social метод борьбы с опасным массовым заболеванием?

— Я не знал, что это важно.

— Важно, — сказала она, — поскольку это значит, что личные взносы вы платить не должны, так что вернемся к взносам с бизнеса.

— Да, ваша честь. Но я не понял, эти налоги… то есть, взносы. Они не зависят от доходов?

— Общество не интересуют доходы частного бизнеса, — ответила судья, — Еще вопросы?

— Мне надо позвонить и проконсультироваться с дирекцией, — сказал док Джерри.

— Разумеется, — согласилась судья, — вы можете выйти из зала и поговорить с руководством вашей корпорации. Но постарайтесь сделать это быстро.

Док Джерри отошел метров на 50 от лавочки мамаши Джимбо и позвонил Кортвуду.

— Хелло Лайон, как дела?

— Отлично, Джерри! — ответил бизнесмен, — Лучшая новость за последнюю неделю!

— Ты о чем?

— О суде. Я смотрю вас через интернет в online.

— Ах да, — сообразил док, — Конечно, тут же все идет в прямой эфир.

— Быстро соглашайся, пока они не передумали, — продолжал Кортвуд, — Пусть они дадут какое-нибудь официальное требование. Я завтра же переведу им эти 62 миллиона…

— 54 миллиона, — поправил док Джерри.

— Я уже пересчитал в доллары, — пояснил тот, — Главное все делать быстро, пока здешние власти не сообразили, о каких деньгах идет речь. Учреждаем с этими кладоискателями партнерство, как договорились. Подписывай все, что необходимо, детали не играют роли. И сразу устраиваем пресс-конференцию. Мы им покажем, что бывает с индейкой на День Благодарения. Бери быка за рога, Джерри. Надо, чтобы эта фиксированная сумма налогов с партнерства была прибита гвоздями. Я тебе позвоню сразу после суда.

Судебная процедура заняла немногим более часа, после чего делегация отбыла с Тероа, оставив местных жителей в состоянии некоторого возбуждения. Здесь было не принято, чтобы столько событий происходило за такое короткое время. Наиболее авторитетные представители двух семей утафоа особенно возмущались.

— Неправильно они делают, — ворчал Хинаои Пиакари, мэр атолла, — Вот наш судья Тан обязательно поговорит с достойными людьми, а когда решает дело, то всегда объяснит, почему. А эти прилетели, улетели, и ничего толком не объяснили. Кто же так судит?

— Даже не поели и не выпили, — поддакивала мамаша Джимбо, — вот тебе и Верховный суд.

— Вот в старые времена не так было, — соглашался с ними Ндаоро старшейшина семьи Иннилоо, — Раньше сначала поедят, расспросят, как у кого дела, а уж потом судят.

— Раньше люди так не суетились, — добавила его жена, Тавохаги, — Все глупости бывают от суеты, это я точно знаю.

Все утафоа из обеих семей, включая подростков, короткими возгласами «Ye!» одобрили это утверждение. Что от суеты происходят глупости — это и ребенку ясно.

— Пусть тахуна Рау объяснит нам, почему судьи так поступили, — заключил мэр Хинаои.

— Правильно, — согласился Ндаоро, — пусть тахуна нам объяснит.

Док Рау встал, вышел на середину площадки перед лавкой мамаши Джимбо и спросил:

— Все ли внимательно меня слушают?

Общее молчание показало, что слушают внимательно.

— У нас есть шесть верховных судей, — продолжал он, — на трех указал жребий, трех выбрал народ. Они отвечают перед людьми за то, чтобы сложные дела решались справедливо. Так говорит Хартия. А представьте, что в следующий раз жребий укажет на Баикева:

Рау поманил пальцем молодого человека из семьи Иннилоо.

— Представь, Баикева: тебе надо разбирать дела на ста тысячах таких атоллов, как наш. Как долго ты сможешь задержаться на каждом из них?

— Я вообще не знаю, как успею в столько мест, — ответил тот.

— Но тебе придется успевать, если на тебя укажет жребий.

— Придется, — согласился молодой человек, — но это будет трудно.

— И если придется решать дело на каком-то атолле, успеешь ли ты посидеть и поговорить со всеми о том, как у них дела?

— Нет, конечно. Мне придется решать дела и в других местах, а еще надо успеть домой, ведь у меня семья, — он кивнул на молодую женщину с двухгодовалым ребенком.

— И дедушка Ндаоро не будет ругать тебя за суетливость? — спросил Рау

— Думаю, не будет, — сказал Баикева, — а если будет, то я ему объясню.

— Значит, ты можешь объяснить дедушке Ндаоро, что судьи тоже хотят успеть к своим семьям, поэтому они должны решать дела быстро.

— Да, дядя Рау. Наверное могу.

— Вот иди и объясни ему, а заодно скажи дедушке Хинаоа, чтобы подошел ко мне.

Хинаоа встал, направился к середине площадки и пробурчал на ходу:

— Я не глухой, я все слышу

— А слышишь ли ты, как люди готовятся к празднику? — спросил Рау, — как мужчины таскают топливо и разжигают костры? Как женщины спорят, какую еду готовить?

— Ты говоришь загадками, тахуна Рау, — ответил мэр.

— Нет, — возразил тот, — я говорю просто. У Валентайна, Роджера, Келли и Санди общий хаусхолд, у тахуна Джерри поддержка правительства, а на Тероа новый бизнес, который всем принесет большую выгоду. Так почему люди не готовятся к празднику?

Мэр почесал себе спину, огляделся и спросил:

— А почему никто не готовится к празднику?

— Потому, что люди ждут, что ты скажешь что-то умное, а ты только ворчишь, как старая черепаха, — громко ответила Тавохаги Иннилоо.

— Что ты такое говоришь, женщина? — возмутился Хинаоа, — ты думаешь, что люди совсем глупые и воображают, что костер сам собой сложится, а еда сама собой испечется?

— Моя жена все говорит правильно, — вступился за нее Ндаоро, — ты стал что-то говорить про суд, а про праздник сказать забыл.

— Нет, я сказал про праздник! А если кто-то не слышал, пусть вытрясет воду из ушей. Что все расселись, будто я должен за всех все делать? — и мэр начал отдавать распоряжения с такой быстротой, что посторонние могли бы заподозрить его в излишней суетливости.

Док Рау подошел к Винсмарту и свежеиспеченным хаусхолдерам, и сделал энергичный жест ладонями «встали и пошли». Оливия сделала тот же знак Кван Ше и Слаю. Эти трое отправились, по их собственным словам «сообразить всякой всячины для праздника». Рау утащил дока Джерри к себе «поговорить tet-a-tet как тахуна с тахуна», а Акеле и Спарку строго наказал «отдохнуть своих женщин перед фиестой — hauoli».

Hauoli можно сравнить с австралийским или калифорнийским beach party. Ужин у огня, песни и танцы под самопальную музыку, подвижные игры на берегу и в воде. Вроде бы то же самое. Но это все равно, что сравнивать плюшевого тигра с живым хищником. С одной стороны — все то же самое: усы, лапы, хвост и полосочки, а с другой — сами понимаете.

Поскольку праздник был связан, в первую очередь, с семейными делами хаусхолда E9, все началось с магического гадания на соответствующие темы. Под руководством дока Рау, одетого в оранжевую набедренную повязку, и раскрашенного ритуальными узорами, был приготовлен огромнейших размеров тонкий круглый блин на двухметровом алюминиевом листе (судя по виду, когда-то бывшем частью фюзеляжа небольшого самолета). Затем Рау последовательно извлек из гадального мешка 4 бамбуковые пластинки со значками ронго-ронго, перерисовал эти значки соевым соусом на поверхность блина, и прочел заклинание: «Mo aga i te hare, he-rae ana hakatuu i te toga erua, he-hakaeke kiruga ki te toga».

Спарк тут же шепотом перевел:

— «Когда древние строили дом, то в начале они ставили два столба, а потом перекрывали их сверху поперечной балкой». По ходу, магическая аллегория про мужчину и женщину. Если у женщины крепкие ноги, а у мужчины член стоячий, то начало уже хорошее.

Рау, тем временем, объявил результаты гадания.

— Ронго-ронго показали такие знаки: копье, цветок, птицу и волну. Копье это знак силы, им защищают дом. Цветок это знак любви, он дарит красоту и приносит плоды. Птица это знак новостей, она дальше всех видит. Волна это знак судьбы, она меняет мир, как хочет.

Патриархи утафоа немедленно начали спорить о смысле этого предсказания. Рау иногда вставлял несколько слов, и спор становился еще жарче. Спарк и Акела едва успевали переводить толкования и доводы для своих подруг и для дока Джерри.

Суть «расклада» (как выразился Акела) была следующая. Волна, птица и копье вместе означают начало войны, если четвертый знак этому не противоречит. Но выпал цветок, знак, противоположный войне, а цветок вместе с волной означают благожелательность Паоро, богини судьбы, и если смотреть так, то остальные два знака толкуются, как дальновидность и безопасность. Можно взять за основу птицу и цветок, означающие благожелательность Лако богини изобилия и танцев, и толковать волну и копье, как военную победу, которая принесет большую добычу. После долгих споров, компромисс был найден. Копье и волну объединили в знак Апухау, бога свирепых штормов. Птица и цветок значили, что шторм удастся заблаговременно предсказать и успешно пережить.

Признав знаки, все же, благоприятными, патриархи не приминули отметить, что ни куст, ни лодка, не выпали, а значит, плодовитость и изобилие остаются под вопросом. Док Рау возразил: встреча этих двух мужчин и двух женщин так необычна, что здесь не обошлось без вмешательства Паоро (все видели: гадание принесло ее знаки). А Паоро не сделала бы этого, если бы не считала, что эти четверо породят многочисленное потомство. С таким аргументом, опирающимся на всем известные события, патриархи, поворчав, согласились.

Публика приветствовала итоги гадания одобрительными возгласами, и началось поедание блина. Каждый отрывал и съедал кусочек, говорил свое пожелание хаусхолдерам, и делал глоток кокосового вина, черпая ковшиком из стоящего рядом 50-литрового котла. Остаток каждого кусочка бросали в волны, для детей богини Хаумеа. Пожелания были предельно откровенными, и имели явный крен в сторону сексуальной гигантомании. Как выразилась по этому поводу Санди: «наши virtual-sex аватары на этом фоне просто дистрофики».

На этом формально-магическая часть была закончена и публика перешла к развлечениям в соответствие со вкусом и возрастом. Почтенные жители собрались у горящих открытых очагов, и стали питаться, рассказывая разнообразные байки. Кто-то бренчал на маленькой гитаре — ukulele, создавая слегка фон. Ближе к пирсу кто-то включил музыку. Молодежь немедленно устроила танцы, плавно сменившиеся подвижными фольклорными играми.

Конечно, человеку, впервые попавшему на такое сборище не так-то просто разобраться, что здесь происходит. Док Джерри жил на атолле уже полтора месяца, но на Hauoli еще ни разу не был, поэтому сразу нашлись желающие рассказать ему о фольклорных играх, которые одновременно являлись танцами, анимированными мифами и много чем еще.

В начале Рау рассказал несколько коротких легенд, от которых произошли игровые сюжеты, а потом в дело вступила Келли, со свойственным ей конкретным подходом.

— Это, типа, остров, а вокруг, естественно, море и волны прибоя, — объясняла она, указывая пальцем на танцующий круг взявшихся за руки людей, — В море, ясное дело, акула, вон тот парень в маске, видите? А парень на острове, с ожерельем на шее, это людоед. Девчонка в зеленом лава-лава — русалка. И акула, и людоед, хотят ее поймать, но акула не может лезть на берег, а людоед не умеет плавать. Русалка убегает от одного на остров, а от другого в море. «Волны» могут ей помогать, устраивая приливы и отливы… О! Людоед попался!

Парень в ожерелье замешкался и попал в «прилив», оказавшись в «море». Его схватили за руки и за ноги, потащили на дальний конец пирса и, раскачав как следует, бросили уже в настоящее море.

Спарк и Акела, тем временем, утащили своих девушек танцевать. У дальнего пирса кто-то включил медленное «техно-диско» — то, что рекомендовал Рау в качестве «ненавязчивых физических упражнений для беременных юных леди».

— Когда будет еще какая-нибудь игра, я приду и расскажу, — пообещала Келли.

Тем временем ожерелье надели на нового людоеда-претендента, и игра продолжилась. «Русалка» снова оказалась проворнее и подставила «акулу». Парень в маске прозевал «отлив», был схвачен и, точно так же, выброшен с пирса. Девушка, издав победный крик, выбросила вверх сжатый кулачок и побежала купаться, передав зеленый платок «русалки» кому-то из «волн».

— Уаиани, моя студентка, — гордо сообщил доку Джерри толстый веселый дядька, одетый в яркую лимонно-желтую набедренную повязку, — Обо Ван Хорн, к вашим услугам.

— Джерри Винсмарт, к вашим. А что вы преподаете?

— Физхимию в университете Факаофо.

— Коллега Обо кузен моей второй жены, — пояснил Рау.

Ван Хорн улыбнулся и громко фыркнул.

— Эту непоседу все время тянет на форсов. Теперь у нее капитан ВВС. Он хороший парень, но, на мой взгляд, простоватый.

— Меня тоже часто тянет на форсов, — сообщила Оливия, усаживаясь рядом, — Возможно, это что-то первобытное. Мы, женщины, древние загадочые существа. Почти как кошки.

— А на толстых профессоров тебя не тянет?

— Смотря по погоде, — ответила она, — когда ночью прохладно, об них хорошо греться.

— Боюсь, что по сравнению вот с этим, — Обо кивнул на горящий в очаге огонь, — у меня нет шансов.

— Огонь это другое, — возразила Оливия, — Тоже, кстати, первобытное и загадочное. Вот вы, как физик, можете сказать, почему огонь так странно устроен?

— Ну, это довольно сложный вопрос нелинейной химической кинетики…

Его прервал громкий прерывистый визг. «Людоед» поймал «русалку» и теперь, вместе с «акулой» тащил выбрасывать ее с пирса. Девушка отбивалась, но не очень всерьез. Ван Хорн дождался, когда визг завершится громким «плюх» и продолжил:

— … Огонь, это т. н. диссипативная система со сложной структурой автоколебаний. Такие системы открыли в XX веке, когда возникла идея неравновесной термодинамики и наука всерьез занялась нелинейными моделями, необратимыми процессами и псевдо-хаосом. Это была настоящая революция в естественных науках, причем во всех сразу.

— Крушение физического детерминизма Лейбница, — вставил Джерри.

— И появление философии нестабильного мира Пригожина, — добавил Рау.

— А можно чуточку попроще, для аборигенов? — спросила Оливия.

— Торнадо, — сказал Обо, — Смерч с явно наблюдаемой структурой, который формируется и существует за счет энергии турбулентного воздушного потока. Торнадо втягивает мелкие вихри, утилизирует их энергию и рассеивает ее, чтобы поддержать свое вращение. Язык пламени устроен сложнее, он в несколько этапов утилизируют и химическую энергию сгорания топлива.

— Похожим образом работает живой организм, — заметил Джерри, — С точки зрения коллеги Обо, он преобразует химическую энергию пищи в поддержание своей структуры.

— Совершенно верно, — подтвердил Ван Хорн.

Оливия рассеянно посмотрела на огонь в очаге.

— Интересно. Значит, пламя действтительно похоже на живое существо, и это не просто иллюзия.

— Лично я думаю, что причина не в физике, а в социальной роли огня, — сказал Рау, — более двух миллионов лет огонь был самым надежным партнером человеческого племени. Он согревал, защищал, обрабатывал пищу и оружейные материалы. Не бесплатно, конечно. Его надо было кормить и обустраивать в очаге. Если разобраться, то именно очаг с огнем побудил людей создавать семьи со сложной структурой эмоциональных и хозяйственных отношений. В том числе, и магических отношений. Работа с огнем всегда была магией.

— Более двух миллионов лет, — повторила Оливия, — Получается, что не человек придумал очаг, а очаг придумал человека. Ведь древнейшие люди, я имею в виду горячо любимых нами эректусов, появились только полтора миллиона лет назад.

— Огонь начали использовать Homo habilis, — сообщил Джерри, — это было 2,4 миллиона лет назад. Можно ли считать хабилисов людьми, это пока вопрос дискуссионный.

— А люди современного вида? — спросил Обо, — они когда появились?

— Меньше 150 тысяч лет назад. Впрочем, смотря что считать людьми современного вида. После дискуссий с коллегой Рау, я уже склоняюсь к тому, чтобы считать эректусов расой или подвидом современного человека. Хотя, 99 процентов биологов меня не поддержат.

— Я сейчас задумалась, — сказала Оливия, — а у эректусов уже была магия огня? Я имею в виду, огонь завораживал их, также как нас? Они угадывали в огне образы каких-нибудь фантастических существ, вроде духов или элементалов?

— Я уверен, что да, — без колебаний, ответил Рау.

— Антропологи считают, что у эректусов была только протомагия, — заметил Джерри.

— Неправильно считают, — отрезал великий тахуна, — Магия или есть, или нет. А приставку «прото» антропологи и историки используют, когда явление есть, но они не желают его признавать. Этакое застенчивое словесное жульничество.

— Рау, знаешь ты кто? — спросил Обо, — ты периферийный научный экстремист!.

— Ты еще экстремистов не видел. Ничего, сейчас увидишь, — Рау махнул рукой в сторону направляющихся к ним Факира Слая и Кван Ше.

— Сейчас будет реальный фейерверк, — объявил Слай, открывая изрядных размеров ящик и извлекая оттуда массивную ракетницу, — не то, что какие-то там рождественские шутихи.

Он привычным движением загнал патрон в ствол, поднял руку и выстрелил. Пара секунд, и над лагуной вспыхнула яркая магниевая «люстра». Резкий голубовато-белый свет сделал все окружающее похожим на черно-белый снимок. Фальшивый сейнер недалеко от входа в лагуну, пальмы на берегу, люди вокруг костров, показавшихся при таком освещении тускло-бардовыми… В частности, стало видно, что Кван Ше возится с извлеченным из того же ящика предметом, подозрительно похожим на реактивный гранатомет.

— Прикольно, — оценила Келли, — а ты нас не взорвешь на фиг этой трубой?

— Es el juguete de policia, ella no es peligroso, — спокойно ответила та, жестом давая понять, чтобы никто не стоял позади нее.

— Хочется верить, — сказала Санди, с подозрением наблюдая, как китаянка опускается на колено и пристраивает трубу на правое плечо, — Но эта штука не выглядит безопа…

Окончание утонуло в громком «ПФФ!».

Предмет, который Кван Ше назвала «неопасной полицейской игрушкой», и вправду имел отношение к полиции. Это было реактивное пусковое устройство для шоковых гранат, используемых против мобстеров при массовых беспорядках. Ракета транспортирует на дистанцию до 800 метров боезаряд, который выбрасывает на 20 метров в разные стороны шесть светошумовых элементов: 200-граммовых бомбочек в картонной оболочке, ОЧЕНЬ громко взрывающихся с ОЧЕНЬ сильной вспышкой. При хорошо развитой фантазии это, конечно, можно считать феерверком, но большинство людей почему-то придерживаются другой точки зрения. После осветительной ракеты «люстры», в центре лагуны прогремели шесть оглушительных взрывов, сопровождаемых ослепительными вспышками. Жолио Хоста, капитан фрегата «Рангитаки», для начала задал традиционно-риторический вопрос «como de puta madre?», в переводе означающий «что за блядство?». Затем он отложил в сторону спиннинг, на который от нечего делать ловил всякую мелочь, и навел на берег бинокль. Увидев там скопление людей, и явные признаки горения в нескольких точках, он почесал волосатое пузо, ткнул толстым пальцем в меню селекторной связи и сказал:

— Синэо, возьми пару толковых ребят, сгоняйте на «колбасе» к берегу. Там гражданские баловались чем-то вроде бомбочек, посмотри, все ли в порядке.

— Да, кэп, — ответила лейтенант Синэо Номако, судовой врач. Отложив в сторону свежий номер «Cinema Nova», она встала с койки, потянулась, застегнула липучки на ботинках, сунула пистолет в карман форменных шортов, нацепила на одно плечо лямку рюкзака с десантным медкомплектом, и вышла на ют. Там очень кстати нашелся сержант Аристид Кевин, играющий в го со стрелком Ромулом Асетти.

— Вас-то мне и надо, ребята, — сказала она, — приказ кэпа проверить вот тот участок берега. Две минуты на экипировку, «колбасу» на воду и вперед.

С берега «колбасу» (то есть, надувной моторный бот) первым заметил Слай.

— Военно-морские рыбаки идут в гости, — сообщил он, — Будем веселиться по-взрослому!

Будь трое бойцов ВМФ в обычном режиме службы, они могли бы отказаться от выпивки и прочих развлечений, но для мирных рыбаков (которыми они были по легенде) такой отказ никуда не годился. Hauoli это такая штука, от участия в которой приличный меганезиец может отказаться, только если у него очень важные и срочные дела. Лейтенант Номако изложила все по мобильнику кэпу Жолио. Кэп подумал, взвесил аргументы и ответил:

— Гуляйте, только не нажритесь. В 3:00 чтоб все были на борту в рабочем состоянии.

Синэо убрала трубку, и лаконично сообщила:

— Romeo-Charlie (что на флажковом языке означает: «Принято. Ответ положительный»).

Тут-то и началось веселье по-взрослому. Прибывшие немедленно подбили местных на игру «акула и чайка», суть которой Келли изложила Винсмарту очень доступно:

— Вот эти пары ребят по грудь в воде, это рифы. Чайка… ну, та девчонка, будет по ним прыгать. Она, по ходу, нелетающая чайка. Ей надо допрыгать отсюда, вон до туда. А в море будет акула… вон тот парень. Он будет ловить ловить чайку, а рифы играть за нее. Руки они держат друг у друга на плечах, но они могут под водой пинать акулу ногами. Пинают иногда так, что мало не кажется. Игра-то азартная.

— А на что играют? — спросил док Джерри.

— На чайку… В смысле, на девушку, — пояснила Келли.

— В каком, смысле?

— Ну, в таком, — Келли сделала простой и понятный интернациональный жест.

— Это… Гм… Как?

— Ну, обыкновенно. Сейчас увидите.

Игра происходила стремительно. Все решалось секунд за 10–15, под крик, визг, плеск и шлепанье пяток «чайки» по плечам «рифов». Пинки под водой были не слышны. Их силу и точность можно было оценить по пошатанию «рифов» и резких сменах курса «акулы». Если «акуле» удавалось столкнуть «чайку» в воду, то оба плыли к неосвещенной части берега, а остальные вслед кричали им вслед всякие советы технического характера.

Один раз зрители взорвались восторженным визгом. Это Факир Слай в захватывающей 20-секундной игры спихнул-таки с «рифов» Синэо Номако.

— Ну, влипла, — фыркнула она, вынырнув из воды, — А тут есть грунт помягче кораллов?

— Есть надувной рафт вон у того пирса, — сказал Слай, махнув рукой.

Эту парочку проводили аплодисментами.

Чуть позже отличился док Рау, поймав Уаиани, студентку доктора Обо Ван Хорна. Он, в отличие, от других «акул-призеров», не исчез с девушкой в темноте, а вернулся вместе с ней к костру, где сидела все таже кампания. Поскольку к тому моменту уже были готовы печеные тыквы с начинкой из тунца, и кальмары, жаренные на открытом огне, со сладким картофелем, народ здесь уже во всю питался, запивая еду молодым пальмовым винном..

— Я пожилой мужчина, — пояснил Рау свои действия, — Мне тяжело заниматься любовью с сильными молодыми женщинами, поэтому я их ловлю просто из спортивного интереса.

— Врет, — авторитетно сообщила Кван Ше.

— Вижу, — лаконично ответила Уаиани.

— Кошмарная нынче молодежь, — заметил Ван Хорн, — Никакого уважения к старшим. Как ты думаешь, Рау, это везде так, или только у нас?

— Не только везде, но и всегда, — вмешался Винсмарт, — Античные классики пишут, что 25 веков назад молодежь уже была ленивая, неблагодарная, непочтительная к старшим, и ни на что не годная. С тех пор она не изменилась к лучшему. Видимо, это генетическое.

Лайон Кортвуд обычно быстро находил контакт с людьми, это было важной частью его бизнеса (как и любого серьезного бизнеса вообще). При этом Лайон был осторожен и не позволял себе испытывать чувство симпатии к собеседнику с первой встречи. Координатор фонда-департамента технического развития Меганезии, Мелло Соарош, оказался редким исключением. Соарош встретил президента консорциума Atlinc прямо в аэропорту Лантона. Кортвуд прибыл скромно и незаметно, туристическим рейсом суперскоростной, но не слишком комфортной «Meganezia Starcraft». Он хотел спокойно «обнюхать территорию» до начала официальных мероприятий и был несколько удивлен, когда сразу после прохождения въездного контроля, начался официоз.

— Похоже, пресса не врет на счет полицейского режима, — пробурчал он, когда Соарош представился, — Я и чашки кофе в Меганезии выпить не успел, а власти тут как тут.

— Ага, — с энтузиазмом согласился Мелло, — Зато вы выпьете настоящего мокко с коньяком, а не какой-нибудь бурды. Я, уж поверьте, знаю, где тут умеют варить кофе.

— Откуда, черт возьми, вы знаете, что я пью мокко с коньяком?

— Так вы же сами сказали: полицейский режим. Тонтон-макуты целую ночь выбивали эту информацию из 20 невинных жертв, в кровавых застенках военной разведки. И, что самое обидное, зря старались. Могли бы найти то же самое в интернете за 5 минут.

— Чего? — Переспросил Лайон.

— Ваши привычки, как и привычки еще нескольких миллионов известных людей, давно уже являются общедоступной информацией в сети, — пояснил Мелло, — То, что вы летите на пресс-конференцию на Тероа, тоже является общедоступной информацией.

Тут до Лайона дошло. Он расхохотался и, покачав головой, сказал:

— Один-ноль в вашу пользу. Кстати, я не ослышался на счет вашей должности? Насколько я понимаю, это значит «министр».

— Приблизительно так. Что, не похож?

Соарош был похож скорее на мятежного индейского вождя, который для маскировки переоделся в пеструю гавайку и свободные ядовито-зеленые брюки, но не сумел скрыть осанку и стиль движений охотника за скальпами.

— Не очень, — честно сказал Лайон.

— Вот и мне кажется, что не похож, — согласился с ним Мелло, — Так как на счет кофе?

— Заманчиво. Но до спецрейса на Тероа всего 4 часа, а я хотел посмотреть город.

— Город я вам тоже покажу, — ответил Мелло, — Но, если у вас rendez-vous с какой-нибудь местной красоткой, то мы можем поговорить, пока будем лететь на самолете. На моем, я имею в виду. У меня маленький гидроплан. Это не так комфортно, как на спецрейсе, зато нет риска, что журналисты изнасилуют вас по дороге. То есть, конечно, если вы хотите…

— Местных красоток я еще не видел, — перебил Лайон, — Так что если вы не шутите на счет экскурсии и на счет самолета…

— Пошли, — коротко сказал координатор, — Все увидите.

И они пошли, а затем поехали на каре Соароша — верткой малолитражке с разрисованным дракончиками кузовом. Беглый осмотр меганезийской столицы вместе с краткой лекцией по истории, занял часа два. Затем бизнесмен и координатор обосновались в открытом кабачке на крыше одного из зданий делового центра, и Соарош немедленно перешел на основную тему, впрочем, не утратив при этом свойственного ему специфического юмора.

— Предстоит хорошая драка, — без предисловий, сообщил он, — Против нас выставляют не тех, кто задает вопросы, а тех, кто произносит филиппики, рассчитанные на восприятие большей части электората и оффи в ведущих странах Западного полушария.

— Против нас? — переспросил Кортвуд.

— Да. Я, конечно, представляю правительство, но применительно к данному случаю, я в вашей команде, если не возражаете.

— Вот уж против чего я не возражаю, Мелло. Язык у вас подвешен как надо, и вы, как мне кажется, не дурак подраться.

— Ну, не настолько, как в прежние времена, но на что-то еще гожусь.

— А чем вы занимались в прежние времена, если не секрет?

— Минной инженерией, — лаконично ответил Соарош.

— В смысле, что-то минировали, или наоборот, что-то разминировали?

— И так и так, — пояснил координатор, — Смотря по обстоятельствам.

На «ты» Кортвуд и Соарош перешли на полпути до Тероа. Когда двое понимают друг друга с полуслова, все церемонии летят к черту сами собой. «There is neither East nor West, Border, nor Breed, nor Birth, When two strong men stand face to face, tho’ they come from the ends of the earth!», как писал Киплинг еще в позапрошлом веке, в знаменитой балладе о Востоке и Западе. Наверное, Киплингу бы понравилась эта картина: двое, родившиеся в противоположных точках планеты, а сейчас летящие над величайшим океаном, хлебая кофе из одной кружки (прилагаемой к термосу в качестве крышки). There is neither East nor West. Земля вообще круглая, как доказал Эратосфен еще 2500 лет назад.

…

Уровень обеспечения безопасности Лайон оценил еще на подлете к Тероа, когда увидел сигарообразную тушу боевого дирижабля, висяшую над атоллом на высоте около двух километров. Мелло Соарош уже с кем-то общался по мобильнику, видимо, запрашивая разрешение на посадку.

— Опасаемся теракта? — спросил Лайон, когда министр закончил говорить.

— Vei-bin bao-syan, — ответил тот, — Служба безопасности должна подстраховаться.

Когда они приводнились и причалили к пирсу, оказалось что подстраховка и здесь очень серьезная. На пирс выходить пришлось прямо под тонкую арку сканера, по бокам от которой стояли двое молодых людей в армейских комбинезонах и с короткоствольными автоматами. Еще четверо таких же дежурили в нескольких метрах за аркой. Впрочем, все они улыбались достаточно доброжелательно: «ничего личного, просто инструкция».

А дальше была трогательная встреча. С доком Джерри Кортвуд крепко обнялся.

Рядом фыркнули на два голоса:

— Ну, чисто мафиози из кино.

— Типа, «крестный отец» next.

Это, конечно, были девчонки. Их Кортвуд тоже обнял, правда, очень осторожно, опасаясь надавить случайно на кругленькие животики. Все-таки, уже почти 6 месяцев.

Келли хихикнула:

— Не бойтесь, мистер Кортвуд, мы не стеклянные.

Соарош щелкунул камерой своего мобильника.

— Не удержался, — пояснил он, — Очень трогательно.

— Это министр, точнее, координатор технического развития Соарош, — сказал Лайон и, подумав, добавил, — он на нашей стороне.

— Совершенно верно, — подтвердил тот, — Всецело на вашей. Отлично выглядите, девушки.

— А то ж, — откликнулась Санди, — у нас медовый месяц, между прочим.

— Мы, по ходу, замуж вышли, — добавила Келли, — в меганезийском стиле, по формуле 2x2, так что знакомьтесь: Роджер и Валентайн.

— Я уже в курсе, — сказал Лайон, пожимая руки Акеле и Спарку, — Очень рад. Видел вас на суде. А о предыдущих ваших подвигах наслышан.

— Ia ora, — с серьезным видом ответил Акела, — E mea maitai anei o oe?

— Maeva a haere mai te tatou fare, — веско добавил Спарк.

— Привет, а как ваши дела? Добро пожаловать, заходите к нам в гости, — перевела Санди.

Лайон несколько озадаченно посмотрел на нее.

— Что, эти парни не говорят по-английски?

Ответом ему был дружный смех, а Акела успел запечатлеть на камеру своего мобильника растерянную физиономию бизнесмена.

— Шутка удалась, — раздался голос у Кортвуда за спиной.

Он обернулся и чуть не лишился дара речи. Перед ним стоял крепкий туземец средних лет, одетый в набедренную повязку и ожерелье из акульих зубов. На его темную кожу были нанесены белой и синей краской загадочные узоры и знаки.

— Это мой коллега, доктор Рау Риано, — пояснил Винсмарт.

— Ммм… Очень приятно, мистер Риано.

— Взаимно, — сказал док Рау, пожимая Кортвуду руку, — На самом деле, я не совсем коллега доктора Джерри. Я больше врач, а биохимия просто мое хобби. Вас шокирует мой вид?

— Ну, не то, чтобы шокирует, но это несколько необычно.

— Значит, на журналистах точно сработает, — заключил Рау, — Я буду, в некотором смысле, секретным резервом ставки. Понимаете?

— Еще бы! До момента «X» делаем вид, что вы ни бум-бум ни на каком языке, кроме…

— Кроме утафоа, — подсказал Рау, — Это самый распространенный из локальных диалектов Гавайики, промежуточный между таитянским и фиджийским. Hina’aro oe e inu?

С этими словами он протянул Лайону армейскую фляжку.

— Последняя фраза означала предложение выпить? — спросил тот.

— В точку! Вы удивительно быстро учитесь океанийским языкам.

Под новый взрыв дружного смеха, Кортвуд сделал изрядный глоток того, что оказалось крепким пальмовым самогоном. Затем фляжка перекочевала в руки Соароша. Тот тоже отхлебнул, удовлетворенно погладил живот и сказал:

— Между прочим, нам уже пора выдвигаться на позиции. Если мне не изменяет зрение, то вон там летит спецрейсовый с журналистами.

За последние несколько недель в архитектуре Тероа произошли серьезные изменения.

Хаусхолд E9 разросся раз в пять против первоначального размера. По бокам от старого дома (игравшего теперь роль гостиной и будущей детской) выросли два корпуса разного вида. Спарк и Келли предпочли классический испанский колониальный стиль, а Акела и Санди — эклектичную смесь романского и ультра-техно. Терраса первого этажа вытянулась аж до середины уходящих в лагуну пирсов (старого и нового). Между пирсами возникла отгороженная заводь, которую владельцы назвали «лягушатником». Она была сделана на перспективу, чтобы дети учились там плавать.

Спиртовой заводик на дальней косе обзавелся современной дистилляционной установкой и автоматическим фидером для подачи сырья, а также маленьким, но производительным турбинным электрогенератором и ленточным транспортером для планктона.

Мастерская Оохаре Каано дополнилась небольшим универсальным подъемным краном и еще кое-каким оборудованием. Оохаре и Уфале намерены были заняться реновацией истребителей времен второй мировой войны. Корпуса этих машин партнерство HTOPO, время от времени, поднимало со дна и продавало на переоборудование под учебные самолеты. Оливия легко согласилась с тем, что на продаже функционирующих моделей можно получать больший доход, и, кроме того (как тут же заявили Спарк и Акела), это гораздо интереснее, чем торговать голыми корпусами.

Наибольшей модернизации подверглась лавочка мамаши Джимбо. Магазинчик с кабачком под навесом превратился в нечто комбинированное в стиле «техно». Вместо навеса теперь была эллиптическая полупрозрачная крыша, а единственную капитальную стену кабачка украсил 120-дюймовый телеэкран. За стойкой появился скоростной принтер, на котором посетители могли распечатать из интернета любую свежую газету (бесплатно) или журнал (за 3 фунта). Над лавкой возник второй этаж с мини-отелем, не особо комфортабельным, но для невзыскательной публики годилось и так. Рядом была построена танцплощадка с лазерной подсветкой, квадро-динамиками и еще одним 120-дюймовый телеэкраном. Все это наворотил Факир Слай, действуя по заданию почтенного общества, единогласно решившего привести лавочку к состоянию, соответствующему возросшей социальной роли атолла Тероа. Мамаша Джимбо долго ворчала по этому поводу (выдумают тоже, экраны во всю стену, лазеры всякие), но, поскольку эти новшества доставались ей в подарок, в конце концов, согласилась. Модернизация получилось несколько аляповатая (таланты архитектурного дизайнера среди достоинств Слая не значились), но зато теперь не было проблем провести на высоком техническом уровне встречу с прессой.

— «CNN»: Мистер Кортвуд, как вы прокомментируете решение суда штата Калифорния о запрете всех экспериментов с биоматериалами так называемого «хомо эректус»?

— Как величайший позор для нашей страны со времен казней «салемских ведьм», когда Америка была британской колонией. Сегодня суд Калифорнии повторил Салемский суд XVII века. В угоду религиозным фундаменталистам, разумное существо было физически уничтожено только за то, что его существование противоречит пуританским догмам.

— Но суд постановил лишь изъять у вашей фирмы останки вымершей обезьяны.

— Вы не знакомы с постановлением, — заметил Лайон, — Там дословно написано: «тело человекообразного существа, называемого Homo erectus, и все биологические материалы этого существа, способные проявлять жизнеспособность в каком бы то ни было смысле». Итак, во-первых, предметом постановления были не мертвые останки, а жизнеспособные. Во-вторых, суд поставил цель уничтожить их жизнеспособность, то есть, убить, что и было сделано, путем погружения биологических материалов в формалин. В-третьих, речь идет именно о разумном существе, поскольку в разумности эректуса современные ученые не сомневаются. Док Джерри, ты не мог бы дать кракую научную справку для прессы?

Винсмарт кивнул.

— Нет проблем, Лайон. Исторически, Homo erectus, иногда называемый Pithecanthropus erectus, был первым в полном смысле разумным и цивилизованным видом рода Homo. Племена эректусов занимали обширный ареал в Африке, Азии, Океании и Европе, в период от 1,5 миллионов до 300 тысяч лет назад. Эректусы владели речью, пользовались огнем и готовили на нем пищу, конструировали рубящие и режущие орудия из камня, дерева и кости, строили лодки и жилища, создавали протоскульптуры, практиковали магические ритуалы. Они изобрели многое из того, что мы называем человеческой культурой. Тем не менее, эректусы — это иной биологический вид, отличающийся от биологического вида Homo sapiens, к которому принадлежат люди современных рас.

Кортвуд привстал и церемонно поклонился

— Спасибо, док. Теперь я продолжу. Итак: как только появилась возможность восстановить эту прекрасную расу разумных существ, некие лица пытаются путем насилия помешать этому. В международном уголовном праве такие действия квалифицируются, как геноцид и относятся к тягчайшим преступлениям против человечности.

— «Daily Telegraph». Мистер Кортвуд, вы действительно намерены предъявить кому-то обвинение в геноциде из-за трупа, пролежавшего миллион лет в гималайских снегах?

— Обвинение уже предъявлено, — ответил Лайон, — юристы нашего консорциума направили соответствующие документы в международный уголовный суд. В настоящее время дело рассматривается согласно Римскому Статуту 1998 года, Конвенции о геноциде 1948 года, и Уставу Международного Военного Трибунала 1945 года. Надеюсь, что правительство Соединенных Штатов выполнит свои обязательства и выдаст лиц, виновных в геноциде. Я также надеюсь, что суд реализует принципы, записанные в Уставе 1945 года, то есть: не будет связывать себя формальностями, не будет требовать доказательств общеизвестных фактов, а будет считать их доказанными, и воспользуется своим правом приговорить виновных к смертной казни или другому наказанию, которое признает справедливым. По этим принципам действовали Нюрнбергский и Токийский трибуналы 1945 года.

— Но ведь геноцид это убийство людей, не так ли? А труп никак нельзя убить, он уже…

— Геноцид, — перебил Лайон, — это не убийство людей, а уничтожение народов. Согласно конвенции, под геноцидом понимаются действия, совершаемые с намерением уничтожить какую-либо этническую, расовую или религиозную группу, как таковую.

— Но тут был труп, а никакая не группа! — выкрикнул репортер.

Лайон Кортвуд продолжал, не обращая на него внимания:

— Геноцид может совершаться путем массового убийства, путем массового повреждения здоровья, путем создания невыносимых условий для жизни, а также, — Кортвуд повысил голос, — Путем действий, направленных на предотвращение деторождения в такой группе. Статья II пункт «d» Конвенции. Уничтожение биоматериалов было проведено, чтобы не допустить деторождения эректусов и уничтожить эту этническую группу, как таковую.

Репортер «Daily Telegraph» изумленно спросил:

— Какое деторождение может быть у трупа?

Кортвуд нехорошо усмехнулся:

— Похоже, вы пропустили главное в этой истории. Надеюсь, вам сейчас объяснят…

— O le fea, — подтвердила Келли, — Это запросто.

Она поднялась из-за стола, потянулась и вышла на середину зала. Санди тоже встала и, обойдя зал, остановилась рядом с окном, сбоку от мест для прессы. Джерри Винсмарту пришло в голову, что сейчас эти молодые женщины напоминают двух охотящихся кошек: Та же упругая и обманчиво-мягкая грация и такой же хищный блеск в глазах. Ну, а роль мышки, по логике этой диспозиции, оказалась отведена репортеру. Джерри наклонился к доку Рау и тихо спросил:

— Коллега, вам не кажется, что они его сейчас просто слопают?

— Нет, думаю, только попугают слегка, — успокоил тот, — Хотя, в конце второго триместра беременности свежее сырое мясо весьма полезно, так что, может, и следовало бы…

Тем временем, Келли, выглядевшая исключительно эффектно (снежно-белый костюмчик из короткой жилетки и бриджей контрастирует с шоколадной кожей, а изрядное брюшко, казалось, ничуть не сковывает движений) начала разговор в своей обычной манере:

— Что вы, мистер, сказали там про деторождение?

Репортер «Daily Telegraph» начал тщательно подбирать слова:

— Эээ… Я имел в виду… Вы, наверное, понимаете, что труп не может…

Келли изящно повернулась на носке и игриво спросила:

— Панда, ты где-нибудь здесь видишь труп?

— Пока нет, — лаконично ответила Санди.

Одетая в tropic military, она не излучала такой дикой сексуальной энергии, как ее подруга, но в ней обозначалось что-то неуловимо брутальное, как в настоящей панде. Казалось бы, милый пушистый медвежонок с кругленьким пузиком, но оглянуться не успеешь, как…

Репортер слегка поежился, будто от холода, хотя тут было верных +27 по Цельсию.

— Так что вы такое хотели сказать про труп? — снова спросила Келли.

— Видите ли мисс Клай… Я не хотел бы вас обидеть… Но ваша беременность получилась за счет клеток, которые взяты из трупа питекантропа… Это ведь так, не правда ли?

— А вы думаете, беременность вашей мамочки получилась из чего-то получше?

— Это вы к чему, мэм?

— К тому, — пояснила Келли, — что по результату этого никак не скажешь.

В углу, где собралась в основном «желтая пресса» послышались смешки. Репортер слегка покраснел и, откашлявшись, произнес:

— Извините, мэм, но я не давал повода…

— Как, по-вашему, должна получаться беременность? — перебила Санди.

— Ну, знаете, я полагаю, это известно всем взрослым людям.

— Тогда зачем вы подняли этот вопрос? Объяснитесь, сэр.

— Ладно, — сказал репортер, — Всем известно, что дети появляются у мужчины и женщины.

— Это вас кто-то обманул, — заметила она, — появляются только прыщи, а дети это другое, детей, знаете ли, рожают, причем жещины, а не мужчины…

В углу «желтой прессы» раздался хохот, и кто-то громко рассказал бородатый анекдот: «Авраам родил Исаака. Исаак родил Иакова, а потом случилась какая-то фигня, и рожать стали женщины». Репортер «Daily Telegraph» еще сильнее покраснел и сказал:

— Но мужчина, как вы знаете, обычно, принимает некоторое участие…

Санди снова перебила его:

— Вы, сэр, являетесь наглядным подтверждением того, что это участие далеко не всегда уместно, поскольку все чаще приводит к неполноценному потомству. Значительная доля мужчин, из-за деструктивной пуританской селекции, превратилась в бесперспективную протоплазму, то есть, выражаясь по-научному, в генетические отбросы, которые лучше исключить из репродуктивного процесса. Клонирование позволяет использовать более качественный генетический материал: кроманьонцев, неандертальцев или эректусов.

Санди дождалась, пока утихнет очередной взрыв хохота в секторе «желтой прессы», и продолжила:

— Теперь уже без шуток. Миллион лет жила на планете замечательная раса эректус. Она, как сказал док, изобрела множество простых полезных вещей, которыми мы до сих пор пользуемся. А потом случилось что-то вроде глобального потепления или похолодания…

— Средний плейстоцен, оледенение, — подсказал Винсмарт.

— Ну, да. Для расы дикарей было бы простительно радоваться, что эректусы исчезли, и место освободилось. Но через тысячу лет то же самое может произойти с нами. И хорошо если раса, которая придет на наше место, сделает для нас то же, что мы делаем сейчас для эректусов. Мне кажется, что так надо поступать разумным существам в отношении друг друга. Сегодня я тебе помог, завтра ты мне, как между людьми в нормальном обществе.

«CNN»: Мисс Рэндолф, а вы уверены, что надо восстанавливать расы, которые исчезли в ходе естественного отбора? Какой смысл возвращать на планету тех, кто уже проиграл?

Это уже не их мир, а наш, и не мы виноваты, что так случилось. Это решение истории.

Санди собралась, было что-то ответить, но ее опередил доктор Рау.

— То, что, сейчас высказал представитель прессы, является огромнейшим заблуждением, которое проистекает от смешения плохой политики с плохим знанием теории эволюции.

Репортеры разом обернулись в его сторону. Выражение лиц у них было такое, будто они увидели заговорившего слона. До последнего момента они были совершенно уверены, что этот раскрашенный троглодит в набедренной повязке приглашен на пресс-конференцию исходя из какой-то местной политкорректности. Ни у кого и мысли не возникало, что он умеет говорить по-английски, и уж, тем более, что он осведомлен о теории эволюции.

— А это кто? — удивленно спросил кто-то из репортеров.

Мелло Соарош поднялся со своего места, отвесил доку Рау поклон и сообщил:

— Позвольте вам представить Рау Риано, доктора биомедицины университета Лантона, доктора естественной истории и этнографии университета Сиднея.

— С вашего позволения, я продолжу, — с таким же поклоном, сказал Рау, — сейчас нам придется вспомнить о двух видах социал-дарвинизма. Научный социал-дарвинизм Чарльз Дарвин создал параллельно с теорией эволюции. В книге «Происхождение человека» он пишет: «возможно, уже через несколько веков, цивилизованные расы целиком вытеснят или уничтожат все варварские расы в мире». Эту вырванную из контекста фразу взял на вооружение антинаучный социал-дарвинизм. Он достиг своей крайней точки в доктрине «высшей расы», известной по истории II мировой войны, и был осужден вместе с теми политическими режимами, которые обслуживал. Никому из западных ученых не хватило мужества напомнить судьям о том, что «варварскими расами» Дарвин называл не какие-то биологические этносы, а определенные политические формации, цитирую по памяти: «те нации, которым не присущи конструктивные социальные инстинкты взаимопомощи». Это важный тезис развил Питер Кропоткин в книге «Взаимопомощь как фактор эволюции». Он показал, что и в биоценозах, и в человеческих социумах, кооперация и взаимопомощь это более эффективная стратегия, чем война на уничтожение. Та позиция, которую сен Келли заняла из неких этических соображений взаимного долга, имеет, на самом деле, четкое стратегическое обоснование. Восставнавливать расу эректус имеет смысл не в порядке аванса будущей расе, которая, возможно, восстановит нашу, а для повышения нашей сегодняшней эффективности. Эффективность сложной системы определяется ее внутренним разнообразием, то есть спектром возможных ответов на те или иные угрозы. Эффективность нации определяется разнообразием входящих в нее групп людей, в том числе, генетическим разнообразием. Те особые свойства, носителем которых является эректус, могут в какой-то ситуации оказаться более эффективными, чем сходные свойства людей современных рас, и стать определяющим фактором выживания и прогресса нации.

— «FoxNews». Доктор Риано, а могут эректусы скрещиваться с людьми обычных рас?

— Да. Как показали биохимические тесты, они могут скрещиваться и давать плодовитое потомство. Именно поэтому можно говорить о росте генетического разнообразия.

— И как далеко, на ваш взгляд, должно зайти стремление к генетическому разнообразию?

— Настолько далеко, насколько это технически возможно.

— А если станет возможно добавить к человеческим генам, гены мартышки или свиньи?

— Если это даст людям новые практически полезные свойства, такую возможность надо использовать. Разумеется, делать это следует так, чтобы получившееся потомство могло социализироваться в среде обычных людей.

— А как определить, сможет оно социализироваться, или нет? — спросил репортер.

— Действие надо начинать с того, чего еще нет. Большое дерево вырастает из маленького, девятиэтажная башня начинает строиться из горстки земли, путешествие в тысячу ли начинается с одного шага, — ответил Рау, — Это не я сказал, а Лао Цзы. Чтобы идти вперед, надо делать шаги. С каждым новым шагом, мы расширяем круг своих знаний. Сегодня из общих соображений ясно, что эректусы могут социализироваться. Наблюдая за их жизнью в обществе, мы получим опыт, на основании которого построим прогнозы социализации других разумных существ, отличающихся от людей современных рас.

— А не кажется ли вам, доктор Риано, что подобные опыты размывают четкую грань между человеком и животными? Это, знаете ли, небезопасно.

Док Рау строго погрозил репортеру пальцем.

— Не повторяйте лженаучные сплетни. Нельзя размыть то, чего нет. Человек это животное, проявляющее определенные формы интеллектуального и социального поведения. Любое животное, которое на это способно, является человеком.

— Является человеком, даже если у него есть хвост? — поинтересовался репортер.

В углу желтой прессы вновь захихикали. Рау посмотрел на эту кампанию с отеческой улыбкой (ну не обижаться же на вас, обормотов) и спокойно сообщил:

— Хвост не важен. У лягушек, например, нет хвоста, а люди порой рождаются с хвостом. В наше время от этого атавизмами избавляются путем несложной косметической операции. Или вы полагаете, что младенец, родившийся с хвостиком, это не человек?

— Что вы, на счет хвоста я просто пошутил, — смущенно ответил репортер, — Но есть же и другие, более важные отличия. Например, у человека есть душа.

— У животного тоже есть душа, — сказал доктор Рау, — Где же тут отличие?

— Простите, — возразил репортер, — Но я, как христианин, не могу с вами согласиться.

— Конечно, не можете, ведь у нас разные религии. Но здесь не религиозный диспут, так что не будем тратить время на эти вещи.

— «Telepace». Доктор Винсмарт, есть информация, что Вы противозаконно вводили людям препараты, которые предназначены только для животных. Это правда?

— Нет, это винегрет. На самом деле, ко мне поступила пациентка с лихорадкой Денге…

— Это одно из опаснейших вирусных заболеваний на планете, — вставил Мелло Соарош

— … Ее состояние было тяжелым, — продолжал Джерри, — и я применил нанобот Twiz-8, разрушающий икосаэдрические вирусы в организме любых млекопитающих. Через два часа пациентка уже была практически здорова, поужинала и спокойно уехала домой.

Репортер кивнул и поднял на вытянутой руке яркую коробку с рисунком мультяшной овечки и надписью «TWIZ-8, super-power virus-killer, for sheeps and other cattle».

— Вы вводили пациентке этот препарат?

— Совершенно верно.

— Но здесь сказано: «для овец и другого скота». Вводить его людям это преступление. За такие вещи следует наказывать строжайшим образом и….

Тут репортера перебил Мелло Соарош:

— Каждый, кто с риском для себя оказал помощь гражданам Меганезии, находящимся в опасности, пользуется защитой правительства, — отчеканил он, — эта защита реализуется любыми средствами без всякого исключения. Так сказано в Великой Хартии. Любой акт, направленный против практики, обеспечивающей здоровье граждан, будет расценен, как прямая агрессия против Великой Хартии и народа Меганезии.

— Возможно, я не очень удачно выразился, — начал оправдываться репортер, — просто мне казалось, что такие случаи должны расследоваться. Это не более, чем мое мнение…

— У вас есть право высказывать свое мнение, — снова перебил координатор, — но если вы станете призывать к преследованию за практику, защищаемую Хартией, то у вас будут проблемы.

— «TBN». Позвольте зачитать отрывок из романа Герберта Уэллса «Остров доктора Моро», 1896 года. Действие развивается на вулканическом островке Ноубл, точно таком же, как Тероа, в том же месте Тихого океана, у Экватора. Там есть удивительные совпадения.

Джерри Винсмарт глянул на экран ноутбука Акелы, уже успевшего набрать в поисковой системе «Уэллс Остров доктора Моро» и открыть текст, после чего иронично заметил:

— Тероа на 175-м градусе западной долготы, а Ноубл в романе на 105-м. Расстояние как между Нью-Йорком и Парижем. Тероа это коралловый атолл, а не вулканический остров. Если остальные совпадения того же порядка, то чем вы намерены нас удивить?

— Кстати, — добавил Спарк, — Там вместо Ноубла плато на глубине 4 километра. Ближайшая суша — Галапагосы в 1500 километрах к западу, и Клиппертон столько же к северу.

— Короче, полная лажа, — заключила Санди.

— Извините, я не силен в географии, — несколько сконфуженно пробурчал репортер, — но я уверяю вас, что другие совпадения, в самом деле, поражают. Могу я все-таки зачитать?

— Ну что, док? — спросил Лайон Кортвуд, — Разрешим художественную декламацию?

Винсмарт безразлично пожал плечами, и репортер прочел:

«Человеческий облик я придаю теперь животному почти без труда, я умею наделить его гибкостью и грациозностью или огромными размерами и силой. Умственное развитие этих созданий бывает иногда непостижимо низким, со странными провалами. И совсем не дается мне нечто, чего я не могу определить, нечто лежащее в самой основе эмоций. Все стремления, инстинкты, желания, вредные для человечества, вдруг прорываются и захлестывают мое создание злобой, ненавистью или страхом. Вам эти твари кажутся странными и отталкивающими с первого взгляда, мне же после того, как я их окончу, они представляются бесспорно человеческими существами. И только после того, как я понаблюдаю за ними, уверенность эта исчезает. Обнаруживается сначала одна звериная черта, потом другая…».

— Что это за ботва? — перебила Келли.

— Это рассказ доктора Моро о том, как он, путем вивисекции, пытался сделать подобие людей из различных животных. Вот, послушайте: «Остров, казалось, был специально создан для меня. Мы разгрузили судно и построили дом. Полинезийцы поставили себе у оврага несколько хижин. Я принялся за работу над тем, что привез с собой. Я начал с овцы, подверг ее ужасным страданиям, а потом заживил раны. Когда я кончил работу, она показалась мне совсем человеческим существом». Поразительное совпадение, не так ли?

Келли уперла руки в бедра и тоном, не предвещавшим ничего хорошего, сообщила:

— Что-то я не догоняю, о чем таком вы толкуете.

— Ну, как же! У доктора Винсмарта на острове Тероа, как и у доктора Моро на острове Ноубла все началось с попыток очеловечить овцу.

— Какую, мать ее, овцу?! На Тероа вообще нет ни одной овцы!

— Это называется инверсия, — пояснил репортер, — Моро вводил человеческие препараты овце, а Винсмарт ввел овечий препарат человеку. Но если разобраться, суть та же самая.

— Хотите разобраться? — ехидно сказала Келли, — Это запросто.

Она вынула из кармана мобильник…

— Минуточку, Келли, ты куда звонишь? — обеспокоено спросил Винсмарт.

— Абинэ, естественно, — ответила она, — Сейчас этот мозгодыр позавидует той овце, про которую написано в его книжке… Aloha, Abine, o a mai-oe?…

— Келли! Будь так добра, дай мне трубку. Пожалуйста!

— Ладно, — вздохнула она и протянула ему мобильник, — А жаль, прикольно бы было…

— Слишком прикольно, — проворчал док Джерри, — Привет, Абинэ, нет, это я не тебе, это я Келли, которая хулиганит… Еще бы, конечно!.. Ну, например завтра…

— «FoxNews». Мисс Рэндолф, вы говорили о моральном долге современных людей перед древними расами. Считаете ли вы, что он выше морального долга перед ближними?

— Я не уловила смысл вашего вопроса, — сказала Санди, — нельзя ли конкретнее?

— Хорошо, спрошу иначе. Я обратился к вам «мисс», но вы ведь замужем, правильно?

— Да, — подтвердила она, — И что из того?

— Моральный долг жены рожать детей от своего мужа, — пояснил репортер, — Я полагаю, это очевидно. То есть, если жена намеревается родить от кого-то другого, то это нельзя назвать иначе, как супружеской изменой.

— Да что вы говорите? А если у меня два мужа, то от которого из них я очевидно должна рожать детей?

— Но у вас же не может быть двух мужей одновременно.

— То есть, как не может, если они у меня есть? Вот же они! — Санди, выразительно кивнула в сторону Акелы и Спарка.

— Э… — репортер замялся, — но я считал, что один из них это муж мисс Клай.

— Не один, а оба. Мы вдвоем замужем за ними двоими. По-моему, это очевидно.

— Вы, наверное, шутите, мисс Рэндолф.

Акела поднялся с места, подошел к Санди, приобнял ее за талию (точнее, за ту часть тела, где, теоретически, талия находится) и сообщил:

— Она не шутит. Вы не в курсе наших законов. Граждане вправе зарегистрировать в суде хаусхолд любого состава. Хоть два на два, хоть семь на восемь. По глазам вижу, вы опять не поняли. У нас регистрируют общее хозяйство, а не то, кто с кем спит.

— Но позвольте, как же вы тогда узнаете, чьи дети?

— Как чьи? Наши, разумеется.

Репортер улыбнулся и кивнул.

— Вот теперь мне понятно. В общем, ничего нового. Можно стерпеть непонятно каких жен, которые спят, с кем попало и беременны не от вас, а от древнего обезьяночеловека, при условии, что за это заплатили хорошие деньги. Ходят слухи о миллионах долларов.

Это была, как говорят шахматисты, «домашняя заготовка». Тщательно продуманное, компактное, многоцелевое оскорбление. Возникла короткая пауза.

— Я понял, — подал голос Спарк, — Вы на своем пещерном уровне рассуждаете так. Жили на захолустном острове два нищих мальчика, и тут на них с неба упали две богатые девочки, за головы которых назначен приз. Мальчики хотят разбогатеть, а девочки — оказаться в защищенном хаусхолде, и происходит то, что у вас называется браком по расчету. Для вас это очевидно… Акела, дай на большой экран то каноэ, что в музее.

— Десять секунд, — ответил тот и пошел что-то делать с ноутбуком. Спарк, тем временем, продолжал:

— Для троглодита, попавшего в нашу эпоху, так же очевидно было бы, что клуб любителей персидских кошек разводит их, чтобы продавать пушистые теплые шкурки. Ему ни за что не понять, что люди просто любят этих существ. А гринго еще тупее, чем троглодит. Он воспитан на книжках типа «как выгодно продать себя». Он привык спрашивать о людях «сколько стоит Джон Такой-то» и получать ответы «он стоит столько-то долларов». Он смотрит на человека, а видит только товар с ценником. Модно упакованный товар можно продать дороже. Гринго упаковывает свое тело в модный костюм и засовывает в модный автомобиль, посадив рядом собаку модной породы и жену с модными формами. Если на человеке нет модной упаковки, то для гринго очевидно, что это очень дешевый человек. Поскольку мы с Акелой не завернуты в упаковку, для вас очевидно, что мы нищие.

На большом экране появилась страничка сайта: «Музей истории Океании. Остров Раиатеа, округ Таити». Ниже надпись: «Экспозиция XV–X в. до н. э.». Еще ниже: «полинезийское двухкорпусное боевое каноэ, около 1200 г. до н. э. Обнаружено в море Коро, округ Фиджи экспедицией партнерства HTOPO (Тероа, округ Кирибати). Передано партнерством в дар музею». Затем пошел ролик: оператор медленно обходил по часовой стрелке площадку, на которой стоял древний корабль. Он состоял из двух узких лодок примерно 20-метровой длины, выдолбленных из цельных древесных стволов. Нос каждой из них был украшен резным изогнутым вверх бушпритом. Из фигурных выемок в бортах были выдвинуты 14 длинных весел с каплеобразными лопостями. Лодки были соединены двумя поперчными балками, перекрытыми настилом из стволов бамбука. Спереди на нем были установлены 6 овальных щитов. Над настилом возвышался на бамбуковых опорах небольшой помост, прикрытый двумя щитами. К нему примыкала высокая мачта, несущая трапецеидальный «джонковый» парус из толстой циновки с вышитым знаком «солнца и облака» в центре.

— В том году мы приобрели специальный локатор для обнаружения массивных деревянных корпусов на глубине, и испытывали его в моря Коро, у Фиджи, — продолжал Спарк, — Так мы получили 2 британских клипера XIX века, которые везли из Австралии сырые алмазы и золотой песок с приисков Балларата. За ними мы и охотились, а это каноэ нашли случайно. Скоро появился коллекционер-гринго, и предложил за это каноэ полмиллиона долларов. Мы отказались. Он удвоил цену. Тогда мы объяснили ему, что продажа вообще не обсуждается. Мы считаем, что каноэ, бороздившее океан более 3000 лет назад, должно свободно экспонироваться для всех океанийцев. Мы сказали: так будет, просто потому, что мы так хотим. Он был очень удивлен, он долго не мог поверить. В голове у гринго не укладывалось, что есть желания, которые не выражаются в деньгах.

— По-моему, ты не понял, Спарк, — сказала Санди, — он не то имел в виду. Ты подумал, что он говорит про честную сделку: деньги за безопасность? То есть, сделку, которая была бы честной, будь у нас в тот момент деньги? Черта с два. Общество гринго это огромная гнилая сеть из денег и статусов, в которой они давно запутались. Когда женщина-гринго торгует телом путем вступления в брак, то получает от мужчины деньги и позитивный статус «замужней». Это пристойная сделка. Торговать телом без брака, это непристойная сделка для женщины, она получит негативный статус «проститутки». Проститутка может нажить денег, купить себе мужа, и получить статус «замужней». Но это непристойная сделка для мужчины, он получит негативный статус «женатого на проститутке». Этот тип хотел оскорбить вас тем, что вы за деньги согласились на негативный статус.

— Вот оно как, — задумчиво произнес Спарк, — а я-то думал, что брак по расчету это как в средневековой классике: мешок золота за графский титул… Ну и табу у этих гринго. Даже у лесных папуасов такого нет.

— Брак по расчету, это, кстати, прикольно, — заметил Акела, — только мы четверо из этой матрицы исключаемся при тривиальном сжатии.

— Теперь уже и я не догоняю, — сообщила Келли.

— Это просто, — сказал он, — У мистера Кортвуда есть хорошие деньги, но у него проблемы с американскими оффи, которые хотят прихлопнуть его суперновый бизнес. У Меганезии нет такого бизнеса, но есть вооруженные силы, которые могут защитить этот бизнес от американских оффи. И деньги Кортвуда выходят замуж за армию Меганезии. Конкретный брак по расчету. А мы с вами, тут, как бы, и не при делах. Срубили себе комиссионных и сидим, рыбку ловим. Готовимся стать мамами и папами. Вот так, приблизительно.

Среди прессы раздалось несколько коротких смешков, но большинство репортеров как-то сразу сообразили, что разъяснение Акелы очень мало похоже на шутку. Телекамеры, как по команде повернулись в сторону президента консорциума Atlinc.

— «CNN»: Мистер Кортвуд, как вы прокомментируете то, что сейчас было сказано?

— А что тут комментировать? — спросил Лайон, выразительно махнув рукой в ту сторону, где на фоне желто-оранжевого заката ярко выделялся силуэт армейского дирижабля.

— То есть, вы подтверждаете, что ваша бизнес-группа находится в состоянии конфликта с Соединенными Штатами и что вы прибегли к защите правительства Меганезии?

— Стоп, — сказал он, — Давайте отделим мух от котлет. Я американец, у меня не может быть конфликта с моей родиной. Другое дело, те ублюдки-лоббисты, которые засели в темных углах Капитолия и представляют не народ Америки, а кучку обнаглевших адвокатов и зажравшихся производителей допотопных таблеток. Но с ними у меня тоже не конфликт. С ними у меня война на уничтожение. А альянс нашего консорциума с правительством Меганезии, это нормальная практика в транснациональном бизнесе.

Репортер покачал головой:

— Но мисс Клай и мисс Рэндолф отказались от гражданства США и приняли подданство Меганезии.

— Да, — подтвердил Лайон, — И я прекрасно их понимаю. Женщине, которая готовится стать матерью, свойственно искать наиболее надежную защиту из всех возможных. Моя страна проявила себя здесь не лучшим образом. Из-за этого была убита мисс Лэй Форсмен, наш общий друг. Она похоронена на Гавайях, на том военном кладбище, где покоятся жертвы другой ошибки Америки: Перл-Харбора. В тот раз кое-кто в высоких кабинетах тоже не сумел во-время увидеть врага.

— Гм… — сказал репортер, — Сравнение проблем вашего бизнеса с военной катострофой в Перл-Харборе… Вам так не кажется, что это слегка напоминает паранойю?

— Бомба, взорванная на военной базе на Гавайях, и убившая нескольких солдат США, это уже проблемы Америки, а не только моего бизнеса, — ответил Лайон.

— «FoxNews». Мистер Кортвуд, относительно взрыва бомбы на Гавайях. Наш источник, близкий к военной прокуратуре США, сообщил, что в этом подозреваются сотрудники вашей фирмы, в т. ч. присутствующий здесь доктор Винсмарт. Что вы на это скажете?

— А имя и должность этого источника вы можете назвать?

— Нет, это конфиденциальный источник.

— Ну, ничего, — сказал Кортвуд, — Суд заставит вас назвать его, и это будет быстрее, чем вы можете себе вообразить.

— А что на это скажет представитель правительства Меганезии? — спросил репортер.

Мелло Соарош оторвался от чашки кофе.

— На что, на это? — поинтересовался он.

— На вопрос о вашей роли в конфликте фирмы мистера Кортвуда с властями США.

— Вопрос поставлен некорректно, — сказал Мелло, — Но я отвечу так, как считаю нужным. Фирма мистера Кортвуда участвует в научно-коммерческом партнерстве «Raza Genesis», зарегистрированном на Тероа по решению Верховного суда. Этому партнерству переданы все материалы по проекту «Erectus», в части эксперимента по клонированию и в части работы с биомедицинскими технологиями нового поколения. Согласно Великой Хартии, правительство защищает интересы всех участников партнерства. Ответ понятен?

— Извините, но не совсем. Суд Калифорнии наложил арест на эти материалы, раньше, чем было учреждено партнерство «Raza Genesis», то есть материалы переданы незаконно.

— В Меганезии свой суд и свои законы, — лаконично ответил координатор.

— Значит, слова того молодого человека о браке по расчету между деньгами Кортвуда и армией Меганезии, отражают истинное положение дел? — уточнил репортер.

Координатор сделал еще глоток кофе и сообщил:

— Научно-технические исследования это основа будущего благосостояния нации. Любая попытка ограничить их чем-либо, кроме артикулов Великой Хартии, будет покушением на базисные права народа. Могу повторить слова экс верховного судьи Грендаля Влкова, сказанные по другому поводу: «Мы содержим эффективный военный корпус, чтобы он применял оружие без колебаний». Это следует понимать буквально. Ответ понятен?

— «The Word Network». Господин министр, вы говорите, что научные исследования в Меганезии не ограничены ничем, кроме Хартии. Но, по международным законам, они должны быть ограничены еще и общепринятыми нормами гуманности и морали.

— Если они общепринятые, — сказал Мелло, — то они есть в Великой Хартии.

— Увы, господин министр, в вашей хартии их нет.

— Каких именно норм там нет?

— Там нет запрета генной модификации и репродуктивного клонирования человека.

— А с чего бы ему там быть? Только не надо о декларациях ООН, они нами не признаны.

— Я знаю, — сказал репортер, — но есть некоторые общечеловеческие представления о достоинстве личности. Например, проект «Erectus» направлен на рождение существа, которое может считаться человеком, а может и не считаться. Это приводит…

— Ни к чему не приводит, — перебил министр, — Доктор Риано уже объяснил, что эректус способен к интеллектуальной деятельности и к социализации, а значит, это человек.

— Допустим. Но если на следующем этапе будет клонирован… — репортер заглянул в свой блокнот, — … Homo habilis, человек умелый. Он гораздо примитивнее, но можно обучить его труду грузчика или уборщика. При этом можно содержать его, как скотину, что очень дешево. Он займет рабочие места сотен миллионов людей. Понимаете, что это значит?

— Понимаю. Все это уже происходит при роботизации. Содержать робота еще дешевле.

— Нет, не в этом дело, — сказал репортер, — Между роботом и человеком есть четкая грань, а между человеком и существами вроде хабилиса, такой грани нет. Вот вам и моральное оправдание для бесчеловечного обращения с людьми, занятыми неквалифицированым трудом. Сотни миллионов людей приравняют к хабилисам, к скоту. Но это еще не все.

— А что еще? — спросил Соарош.

— Я уже сказал про хабилисов, недочеловеков. Но генная модификация может породить и сверхчеловеков, превосходящих по интеллекту обычного человека так же, как обычный человек превосходит хабилиса. Тогда все обычные люди станут для них скотом.

— Идея понятна, и какой вывод?

— Вывод? — переспросил репортер, — Вывод очевиден, он в библии. Бог создал людей и животных так, что между ними есть широкая моральная пропасть. Благодаря этому, мы можем бороться с соблазном бесчеловечности. Не надо подходить к краю пропасти.

— Вы все сказали? — уточнил координатор.

— Да.

— Отлично. Тогда я отвечу.

Соарош встал с места и задумчиво прошелся взад-вперед перед репортерами. Потом резко остановился и начал говорить.

— Сотни раз в истории некие этнические или социальные группы приравнивались к скоту. Но нет ни одного случая, когда это делалось бы на базе объективных научных данных. Когда оффи видели выгоду в подобном приравнивании, они объявляли это очевидной истиной. Понадобились рабы — скотами объявлены негры. Понадобились американские территории — скотами объявлены жившие там индейцы. Понадобилась тихоокеанская акватория — скотами объявлены жившие там гавайцы. В середине прошлого века скотами были объявлены все негерманцы в Европе и все неяпонцы в Азии. Вы ссылались на бога библии, создавшего пропасть между людьми и животными. Но раньше церковь, ссылаясь на него же, учила, что душа есть только у белых европейцев, а у цветных нет души, они скот. 150 лет назад в южных штатах негр мог быть только батраком на плантации или домашней прислугой. Белый мог воспитывать своих негров плеткой. Межрасовые браки были преступлением, — координатор сделал паузу и с нажимом произнес, — Между белыми и цветными бог создал пропасть и не надо подходить к ее краю, так вы сказали?

— Да, — не задумываясь, ответил репортер, — То есть, нет, я же…

Его сбивчивые объяснения заглушил дружный хохот из сектора «желтой прессы».

— Древний психологический прием, — шепнула Санди на ухо Акеле, — я тоже так могу.

— Классно, — шепнул тот, — Научишь потом?

Тем временем, Соарош сделал энергичное движение ладонью, будто отталкивал в сторону стоящее перед ним препятствие. Смех почти мгновенно прекратился.

— Видите, как антинаучное мировоззрение опускает людей до скотского уровня? А только что представитель консервативной прессы пытался обвинить в этом науку. Консерваторы это реликты темного средневековья. Они строят свою пропаганду на демонизации науки. Вот, говорится: наука создаст расу тупых зверолюдей, чтобы дешево эксплуатировать их. Где логика? Зачем создавать, если в мире уже есть миллиард людей, живущих менее, чем на 1 доллар в день? Дешевле некуда, бери и эксплуатируй. Но прогрессивному обществу такие работники и даром не нужны, а нужны другие: технически грамотные, способные развивать технологии и развиваться самим. Это уровень хорошего колледжа или 3 курсов института. А консерваторы тут как тут, с новой страшилкой про сверхлюдей. Говорится: в погоне за прогрессом наука создаст расу интеллектуалов, а обычных людей опустит до уровня скота. Требования к знаниям работника возрастают, и куда податься людям с невысоким интеллектом? По статистике American Psychological Association, у четверти людей не хватает интеллекта для усвоения курса полной средней школы, не говоря уж о колледже или институте. А если программа усложнится? Что, испугались?

Мелло Соарош обвел репортеров слегка насмешливым взглядом.

— Честно? — спросила Келли.

— Разумеется, честно, — подтвердил координатор.

— Говно эта статистика, — брякнула она, — Знаете, мистер, у нас в Техасе говорят: может лошадь хромая, а может ковбой хреновый. Надо еще посмотреть, как в тех школах учат.

— Так. А если конкретнее?

— Конкретнее? Легко! Был один парень по кличке Крак, который не мог выучить таблицу умножения, а в слове из 4 букв делал 5 ошибок. Он еле-еле закончил начальную школу, но зато в 3 минуты подламывал тачку с какой угодно сигнализацией. Он просто чувствовал, как там все устроено. Сгореть мне на месте, если это не талант.

— Интересный пример, — сказал Мелло, — Похоже на фильм «Rain Man», не так ли?

— Нет. Парень в фильме был полный дебил, хоть и угадывал фишки в казино, а Крак был нормальный, просто не умел обращаться с буквами и цифрами. Черт его знает, почему. Я думаю, что если бы в школе учили как-то иначе… Вы понимаете?

— Понимаю, — координатор кивнул, — И я о том же. Психологи изучали способность людей к программе, построенной по исторически сложившемуся стандарту. А может, проблема в стандарте, а не в интеллекте школьников? Недавно считалось, что обезьяны не способны к интеллектуальной деятельности, а сегодня лабораторные бонобо и шимпанзе общаются с людьми в пределах разговорника из 200 слов, и пользуются компьютерами. В частности, они могут выполнять функции операторов дистанционного управления роботами.

Репортер «The Word Network», наконец, улучил момент, чтобы вставил свое слово:

— Обратите внимание! Министр Соарош сравнил слаборазвитых людей к шимпанзе! Это первый шаг. А дальше таких людей лишат всех прав. Какие права у шимпанзе?

Координатор улыбнулся:

— Отвечаю. В Хартии сказано: «работодатель не может нанять работника на условиях, не обеспечивающих тому социально-необходимый уровень благ». 4 года назад суд округа Вануату рассмотрел дело партнерства «Playa Artificial», использовавшего обезьян бонобо, как операторов подводных работ. Суд установил: эта работа требует сознательной оценки ситуаций, то есть, это труд, а не просто усилия рабочего скота. Итог: штраф 11 миллионов фунтов и приказ о гуманизации труда, развития и отдыха. Верховный суд подтвердил это решение и указал: «любое существо, выполняющее человеческие функции в обществе, обладает и социальными правами, которые Хартия связывает с такими функциями». Этот случай иллюстрирует разницу между консерватизмом и прогрессорством. Консерватизм это пирамида, она старается запихнуть побольше кирпичей в грязь, на которой стоит. Прогрессорство это дерево, оно стремится протянуть побольше зеленых ветвей к свету, которым питается. Консервативный режим не только интеллект обезьяны не замечает, но и интеллект большинства людей подавляет дрессировкой. При консерватизме развитие интеллекта у большинства грозит опрокинуть пирамиду. А в прогрессивном обществе даже интеллект обезьяны востребован, а уж интеллект любого человека и подавно. Тут каждая интеллектуальная единица это источник богатства нынешнего и последующих поколений. Как известно, пирамиды со временем рассыпаются, а деревья растут.

— То, что вы строите, — сказал репортер, — похоже не на дерево, а на Вавилонскую башню. Этак, скоро ваши женщины начнут выходить замуж за орангутанов.

— Вавилонская башня? — переспросил Соарош, — Башня высотой до небес? Это неплохой символ, как мне кажется. Что же касается второго тезиса… Мисс Клай, как на ваш взгляд, женщина может выйти замуж за орангутана?

— Ну, даже не знаю, — сказала она, — По-моему, это, все-таки, перебор. Все равно, что выйти замуж за белого баптиста из Джорджии.

В этот раз координатор даже не пытался остановить хохот, свист и хлопки в ладоши среди прессы, так что австралийской журналистке с «WIN Television» пришлось ждать минуты три, прежде чем она смогла задать вопрос.

— Я обращаюсь к организаторам встречи. Раз уже прозвучали слова о смешанных браках, скажите, как бы вы восприняли решение вашей дочери, племянницы или младшей сестры, выйти замуж за эректуса?

— Пожалуй, я отвечу первым, — сказал док Рау, — Мне проще всех, поскольку у меня пятеро детей из них три относительно взрослых дочери, плюс одна внучка. Она еще маленькая, и я начну именно с нее. Среди моих предков были испанцы, ацтеки, африканские банту и островитяне-утафоа. Среди предков ее бабушки были китайцы и филиппинцы. Это по материнской линии. По отцовской линии, насколько я знаю, маори, малайцы-даяки и британцы. Как вы думаете, будет меня волновать раса ее будущего мужа или бойфренда?

— Но ведь эректус это не другая раса, а другой вид, — заметила австралийка.

— Да бросьте вы, — док Рау махнул рукой, — начиная с Homo ergaster, ближайшего общего предка эректуса и современного сапиенса, деление внутри рода Homo на виды и расы становится условностью, которая имеет только академическое значение. Одни ученые считают, что эти линии разделились, а другие — что они смешались, и Homo antecessor, потомок эректуса, живший 800 тысяч лет назад, был среди предков неандертальцев и кроманьонцев. Здесь примерно та же история, что с собакой, волком и шакалом, которые свободно скрещиваются внутри рода canis, хотя их линии разошлись 300 тысяч лет назад. Среди аборигенов Тасмании, Новой Каледонии и долины Балием на Новой Гвинее, есть антропологические типы, которые ближе к эректусу, чем к вам, мэм.

— Доктор Риано, на мой взгляд, слишком углубился в биологический аспект, — заметил Соарош, — а вопрос вообще-то социологический. Его придумали полвека назад в США в качестве теста на скрытый расизм. Там доля межрасовых браков менее 10 процентов и этот вопрос имеет смысл. Но в Меганезиии… Понимаете, я, например, не знаю, из какой расы моя жена, и не уверен, что она сама это знает. Другое дело, страны, где у разных рас разная культура. Проблема не в другом цвете кожи, а в несовместимом образе жизни.

— Но это неизбежно, — возразила журналистка, — Люди разных рас объективно отличаются друг от друга, значит и культура отличается. Унификация культуры, проводимая в вашей стране, противоестественна. Известно, чем закончился такой опыт в Советской России, где комми пытались сделать одну общую советскую культуру для всех рас Евразии.

Координатор улыбнулся и, шутя, погрозил ей пальцем.

— Идея, что нельзя делить культуру по куcкам между расовыми общинами была правильна. Ошибка комми в другом: они, подобно религиозным ортодокам, считали культуру сводом правил для дрессировки людей. Мы эту ошибку не повторили. В Великой Хартии сказано:

«Культура это все множество стилей и приемов жизни, созданных в разное время разными племенами одной человеческой семьи. Культура принадлежит каждому человеку по праву рождения, и каждый сам для себя определяет, что в ней более ценно, а что менее. Человек ограничен в своем культурном выборе только правами окружающих людей на равенство, свободу, безопасность и собственность. Любая попытка ввести иной порядок или иные границы культурного выбора, пресекается высшей мерой гуманитарной самозащиты».

Как обычно, после упоминания о «высшей мере гуманитарной самозащиты», возникла некоторая пауза. Затем австралийская журналистка заметила:

— Но ведь это даже страшнее, чем ассимиляция этнических меньшинств. Вы обрекаете на уничтожение не только культуру меньшинств, но и культуру большинства. Это как если разные фрукты смешать и пропустить через измельчитель. Получится бессистемный микс, однородная каша, лишенная формы и структуры.

— Истина всегда конкретна, — возразил Соарош, — Какая культура у нас уничтожена?

— Какая угодно. Например, культура ваших аборигенов, утафоа.

— Afai ae toe misa oulua o le a liu, — ответил координатор, — Тот, кто начнет новую ссору, пусть превратится в камень. Это заклинание утафоа из притчи о двух братьях, которые ссорились из-за дележки семейного острова. Там и делить-то было нечего, примерно, как с культурой, а они все выясняли, что здесь чье. Кончилось тем, что оба превратились в камни, и теперь стоят в виде скал на острове Тутуила. Эту притчу проходят в школе.

— А я и не знала, что у вас есть школы для утафоа.

— А их и нет. Школа общая, но этот миф читают на утафоа, Дао Дэ Цзин — на китайском, а лимерики — на английском. Параллельный перевод идет на техническом лингва-франка, который еще называют меганезийским эсперанто. Я же сказал: вся культура принадлежит каждому, независимо от его расы. У нас нет этнических анклавов, нам не надо заботиться о сохранении этнических культур. Они сохраняются естественным ходом жизни именно в той мере, в которой их компоненты востребованы жизнью.

— А если не востребованы? — спросила журналистка.

— Ni bu yao, bu yao, — ответил координатор, — Что не нужно, то не нужно.

— «New Zealand's TV-One». Мистер Соарош, а как быть с культурой эректусов?

— С чем, с чем? — удивленно переспросил Мелло.

— С культурой эректусов, — повторил новозеландец, — Ведь у них была своя культура, тут об этом говорили мистер Кортвуд, мистер Винсмарт и мисс Рэндолф.

— Гм, — сказал координатор, поворачиваясь к доку Джерри, — Это вопрос скорее к вам.

— Нет, к нам! — возмущенно заявила Санди, — Это наш хаусхолд представляет расу эректус!

— Ой! — воскликнул Соарош, в притворном ужасе закрывая голову руками, — Хвала Атонге, что он удержал меня от еще каких-то замечаний по этому поводу.

— Так вот, — продолжала Санди, — Мы готовим к публикации материалы о магии эректусов, включая, конечно, сексуальную магию и…

— Ритуалы, — тихо подсказал Акела.

— Да, конечно, ритуалы, религия, этика и эстетика, литература и искусство…

Келли незаметно, но чувствительно наступила подруге на ногу.

— …В общем, прочтете в интернете, — закончила та.

— У эректусов была литература? — недоверчиво спросил репортер.

— В определенном смысле, конечно, была, — вмешался док Джерри, под столом показывая Санди кулак, — Генезис мифологических представлений можно прослеживать, начиная с олдувайской культуры, то есть с интервала 2,6–1,8 миллиона лет назад. Соответственно, в эпоху эректусов, создавших около миллиона лет назад ашельскую культуру, мы можем говорить о сформировавшемся фольклоре, то есть, о неком литературном корпусе мифов и преданий, представленных коммуникативными средствами архитектоники в структуре артефактов неутилитарного назначения, в которых фундирована специфика построения и протоиндустриального функционирования архаичного социума эректусов.

— Э… — протянул новозеландец (у него был вид человека, которого только что накормили пирожным из мыла с кремом для бритья), — Спасибо, доктор Винсмарт, за разъяснение с позиции науки, и… Э… Я благодарю вас от имени зрителей нашей программы.

Джерри Винсмарт, чтобы немного успокоиться, опрокинул в себя изрядную порцию рома, выдохнул и, наставив указательный палец на Санди, строго потребовал:

— Объясни, какая муха тебя укусила?

— Ну, этот парень спросил про культуру, — сказала она, — А министр растерялся, и мне стало обидно: что же, получается, наши дети из некультурной расы? Да быть такого не может!

— Превосходно! — воскликнул док Джерри, — Эректусов еще нет, но расовое самосознание уже проснулось! А как на счет того, что я, прикрывая твою юную задницу, вынужден был нести всякую… Всякую…

— Херню, — любезно подсказал док Рау.

— Вот именно. У меня до сих пор уши горят.

— Зато вы классно срезали этого новозеландца, — заметил Спарк.

— Да что ты говоришь? А что будет, когда мой бред попадет на глаза специалистам?

— К специалистам в какой области, коллега? — поинтересовался док Рау, снова наполняя мензурку Винсмарта ромом.

— Да любой! Хоть в культурологи, хоть в искусствоведении!

— Культурология! — торжественно произнесла Келли и, сбросив саронг, осталась только в крошечных трусиках, — Искусствоведение!

Подойдя к одной из опор навеса, она изобразила рядом с ним несколько движений из классического стриптиза.

— Ты поаккуратнее с животиком, — сказал бдительный Спарк.

— Но я же не прыгаю.

— Еще бы ты прыгала, — буркнул Джерри, — И вообще, что означает эта пантомима?

— В бла-бла-бла-логии тот специалиалист, у кого PR круче, — пояснила она, — Если я буду крутить задницей и сиськами… Ну, не я, я сейчас не в форме, а скажем, Ше…

— Зачем? — спросила Кван Ше.

— Затем, что даже если сто самых жирных профессоров-культурологов заявят, что это не искусство, люди все равно будут смотреть на тебя, а их никто и слушать не будет.

— Это понятно, — согласилась китаянка, — но здесь нет культурологов.

— Я для примера, — пояснила Келли, накинув саронг на манер пончо, — В смысле, что про искусство нельзя ничего доказать. Это тебе не физика, или там, химия. Ну, короче…

— Не проходит тест Поппера, — помог ей Акела, — Если я скажу, что кошки, которых рисует док Джерри, когда задумается, круче Джоконды Рафаэля, хрен кто меня опровергнет.

— Джоконду написал да Винчи, — заметил Рау, — а так все верно.

— Но эректусы не рисовали кошек! — заявил Винсмарт, — Даже то, что я сказал по поводу их протоскульптур, не более, чем гипотеза. Возможно, это обтесанные камни для пращи или, например, грузила для рыбалки. Никто не доказал, что странные артефакты на ашельских стоянках являются неутилитарными, т. е. ритуальными или художественными.

— А магия? — спросила Санди, — Вы ведь первый сказали про магию.

— Да, устройство ашельских стоянок и устойчивая технология обработки камней, косвенно указывают на магические практики, но это еще не доказательство.

— Ладно. А могут появиться доказательства, что у эректусов не было магии?

— Конечно, не могут! Когда соцпсихологи из университета Найроби объявили ряд форм поведения шимпанзе магическими практиками, никто не смог их опровергнуть. В науке просто нет критерия границы между утилитарным и религиозно-магическим действием.

— В таком случае, Келли права, это голый PR, а PR у нас круче. Так что, у эректусов была и магия, и искусство, а кто против, тот расист, и мы его затаскаем по судам.

— Надо купить пару-тройку искусствоведов, — цинично добавил Спарк, — Если Кортвуд даст им хороших денег, то они мигом раскрутят тему про творчество эректусов. Раскрутили же тему про скульптуры из металлолома. Попробуйте, скажите теперь, что это не искусство, охнуть не успеете, как вас с говном съедят. А чем эректусовы камни хуже металлолома?

— Да они лучше в сто раз! — заявила Келли.

— А ты их видела? — поинтересовался Винсмарт.

— Нет, — призналась она, — А где можно посмотреть?

— На любительских сайтах по prehistoric art and symbols. В серьезных научных источниках этот вопрос стараются обходить стороной.

— Я найду, — сказал Акела.

— Мы найдем, — поправила Санди.

— Тебе пора спать.

— Диктат! — возмутилась она.

— Дискриминация и сексизм! — поддержала ее Келли, — Я тоже хочу посмотреть.

Спарк повернулся к доктору Рау:

— Ну, хоть вы им скажите…

— Я не им скажу, а тебе, — ответил великий тахуна, — Женщины на этой фазе беременности становятся немного капризными, это связано с естественными процессами в организме, так что, иногда лучше уступить, поскольку глупо спорить с природой.

— Но вы же сами говорили, что им надо побольше спать.

— Да. И не беспокойся, когда этого потребует их организм, они будут спать, независимо от твоих или чьих-либо еще представлений о режиме дня.

Келли размахнулась и изо всей силы метнула небольшой камешек. Проследила его полет до закономерного «плюх» метрах в 20 от берега, и уселась на циновку.

— Так резко не надо делать, — осторожно заметил Спарк.

— Знаю, — буркнула она.

— … И вообще, — продолжал он, — ты же не думала увидеть там конную статую Марка Аврелия или Венеру Милосскую.

— Нет, конечно. Но могли они, хотя бы, на уровне детской пластилиновой скульптуры что-нибудь слепить? Трудно им было, что ли? Тоже мне, «хомо».

— Прикинь, Келли, не было миллион лет назад пластилина, — не оборачиваясь, заметила Санди. Ее взгляд скользил по экрану, через который ползли изображения артефактов ранне-ашельской культуры. Когда что-то из увиденного казалось ей не безнадежным, она щелкала мышкой, и файл с картинкой записывался на диск. Изображения перекачивал из интернета робот, написанный Акелой между 3 часами ночи (когда все угомонились) и 8 утра. Сейчас Акела дремал, положив голову на колени Санди. Келли и Спарк, в 4 руки сортировали картинки на своем ноутбуке, подкачивая их с ноутбука Санди через ИК-порт. Сортировка шла по 4 группам: «Отстой», «Так себе», «Зачетно» и «Убойно».

В последнюю группу пока не попало ничего. «Зачетными» были признаны 6 камней. 2 человеческие головы с довольно четко показыанными глазницами, слегка намеченным носом и ртом. «Протоскульптура: женская фигурка», похожая на кеглю для боулинга. «Палеолитическая правенера», напоминающая грушу. Голова зверька, вроде кошки, с ушками торчком и треугольной мордочкой. Четкий символ «крест в круге». В ту же группу попали 3 обломка кости, похожие на статуэтки каких-то четвероногих. Штук 20 камней и обломков костей были отнесены в «Так себе», остальное пошло в «Отстой».

Келли отправила в «Отстой» еще несколько каменных чопперов, и встала, подбрасывая в руке вытянутую гладкую гальку.

— Чего им стоило нацарапать примерно на таком камне чего-нибудь толковое? Смайлик, домик, человечка из черточек, собачку, рыбку…

— Попробуй и увидишь, чего это стоит, — предложил Спарк.

— А вот попробую! — сказала она и, найдя острый камешек, стала царапать по гальке.

Прошло полчаса. В «Зачетную» группу добавилась пятиконечная звезда на камне и обломок кости, похожий (для тех, у кого хорошая фантазия) на женскую фигурку.

— У меня все, — сообщила Санди.

Акела открыл глаза, принял сидячее положение, помотал голой и спросил:

— Как успехи?

— Хреново, если честно.

— Блин! — сказала Келли, в очередной раз попадая камешком себе по пальцам, — Я даже начинаю понимать, почему хреново. Это не так просто, как мне казалось.

Она продемонстрировала результат своей деятельности. На поверхности гальки виднелись две чуть заметные бороздки и десяток царапин (еще несколько царапин получились у нее на пальцах вследствие неточных ударов, но они были не в счет).

Спарк всмотрелся в небо над горизонтом, затем воспользовался биноклем, хмыкнул, и передал бинокль Келли.

— Глянь, какая растопырка летит.

— Дельтаплан решил снести яйцо, — предположила она, и передала бинокль Санди.

— Скорее, Дельтаплан, начал летать, не успев вылупиться из яйца, — сказала та.

Акела закурил сигарету и, даже не глянув в небо, сообщил:

— Это дельта-флаер «barbaletta». Считается, что это похоже на бабочку. Может, потому, что крылья складываются. Или потому, что хвоста нет.

— Я такую фигню впервые вижу, — признался Спарк.

— Еще бы, — сказал Акела, — Эту модель только-только представили на фри-фесте в лагуне. Эрикуб. Абинэ позавчера час со мной советовалась по телефону, покупать — не покупать.

— Действительно, это Абинэ, — подтвердила Санди, глядя в бинокль.

— Еще бы. Кто еще в округе мог такое купить? Хотя, судя по info, нормальная машинка. При скорости 400 экономия горючего в полтора раза против обычной авиетки. И разбег очень короткий… Спарк, гляди, как она будет садиться на воду.

— Это не слишком опасно? — спросил Винсмарт. Вся четверка была так увлечена, что никто не заметил его приближения.

— Не беспокойтесь, док, — сказал Акела, — Я же говорю, нормальная машинка.

Прозрачное пластмассовое яйцо, украшенное сверху ядовито-желтым дельтавидным крылом, а сзади — широким трехлопастным пропеллером, шлепнулось об воду, подняв тучу брызг, пропрыгало полсотни метров, развернулась и затормозило у самого пирса. Верхушка скорлупы яйца откинулась, и сидящая внутри Абинэ крикнула:

— Aloha, foa! Ну, что классная у меня игрушка?

— Игрушка прикольная, но если волна, то хрен сядешь, — скептически заметил Спарк.

Абинэ поймала протянутую руку Джерри и выскочила на пирс.

— Спорим на 20 фунтов, что сяду?

— Не заводитесь, ребята, — серьезно сказал Акела, — На волну на ней садиться нельзя, так в info написано. И даже картинка есть, где все понятно.

— Ладно, уболтали, — легко согласилась она, — А чем вы тут таким развлекаетесь?

— В троглодитов играем, — сообщила Келли, — я вот наскальный рисунок делаю.

Роль Абинэ Тиингелэ в развитии культуры эректусов, переоценить просто невозможно. Едва ее ввели в курс дела (под ироничное фырканье и едкие скептические реплики дока Джерри), как она немедленно придала процессу правильное направление.

— Я, конечно, в этом не бум-бум, но зато бываю на кое-каких современных выставках. Ну, типа, art supernova. Есть стиль paleolithic-postmodern-13, это статуэтки, которые делают в 3d графике из цельного шара, срезая с него до 13 кусков. Срезать можно поверхностями от 1-го до 3-го порядка. Плоскостью, цилиндром, конусом, эллипсоидом… Ну, в общем, по учебнику стереометрии. Дальше с 3d модели на фаббере лепят статуэтку из цветного полупрозрачного пластика. По ходу, что-то вроде вот этого… — Абинэ ткнула пальцем в картинку из группы «Отстой» (ранне-ашельский чоппер, т. е., галька с двумя сколами) и добавила, — Я такое видела на expo. Называлось «След мыслителя». Ну, типа, сел кто-то тяжелый, потом встал и ушел, а это вмятина от жопы…

— Упс, — сказала Санди, — а сайт про этот paleolithic-postmodern-13 есть?

— А ты как думала? Даже с интернет-магазином. Дайте ноут, сейчас покажу.

Акела поставил перед ней ноутбук и азартно потер руки.

Спарк вытянул губы трубочкой, поскреб подбородок и сказал такое хокку:

— Ушел великий философ

Остался на круглом камне

Лишь отпечаток жопы.

— Эректусовый стишок, — прокомментировала Келли, зализывая царапины на пальцах.

Пока все в изумлении рассматривали шедевры палеолитического постмодерна, Абинэ выдала следующую идею:

— Меня тут как раз занесло в Акапулько, это такой смешной город в Мексике, там по ходу, штаб их Тихоокеанского флота. Эти парни купили атомный крейсер, second hand, а у него все 4 турбины разбиты просто в говно, и второй контур течет. По финансированию уже 90 процентов потрачено, ну и… Ладно, я не об этом. Короче, там было время, и я покаталась по окрестностям. Интересно же, как люди живут. Есть там такая штука, troglodуtes pueblo, индейские поселки, где строят дома, как у первобытных людей. Меня торкнуло, как все просто. Втыкают 4 рогульки по углам квадрата, и на них все держится…

Абинэ уселась на песок и начала строить модель троглодитского домика из палочек от старой бамбуковой циновки, комментируя свои действия.

— … Их перекладывают четырьмя балками. Получился каркас вот такого кубика…

Ее прервал громкий разбойничий свист, и на пляж выкатился квадроцикл. За рулем сидел Оохаре, а рядом с ним находилась Уфале с младенцем на руках.

— Aloha foa! — крикнула она, — Абинэ, ты тут что, колдуешь?

— Я pueblo строю, — ответила та, — Ну, типа, этнография.

— Iri! Прикольно! А мы тут в лавку ехали, и я говорю: давай посмотрим!

Уфале, держа ребенка почти подмышкой, начала целоваться со всеми присутствующими. Оохаре уселся на песок рядом с Абинэ и спросил:

— Как твои мексиканские форсы?

— Нормально. Пить умеют, плясать тоже. И стреляют здорово. В остальном раззявы. Их напарили с этим крейсером. Ржавое убитое корыто.

— А может, они на лапу взяли, чтобы это корыто принять? — предположил Акела, — Они же не из своего кармана платили. Типа, стакнулись с продавцом и распилили деньги.

— Вариант, — согласилась Абинэ, — Просто по раздолбайству такое купить сложно.

— Full fail? — уточнил Оохаре.

— Ну, уж нет! — возразила она, — Чтобы я не могла починить ходовую часть? Ага, щас тебе! Поменяли один циркуляционный насос, два магистральных трубопровода и все турбины.

— Все четыре?

— Ну, да. Я им купила дешевые HT-05, у нас, на «Mar-W-energy» в Хуаилу.

— Они же по 500 кВт, а для такого крейсера надо по 5000 минимум, если…

— Да все я знаю, — перебила она, — но у них денег не было, а весной маневры, и президент приедет смотреть. Тут главное, чтобы крейсер вообще мог идти, а что скорость 6 узлов вместо 30 положенных, это мелочи, в которых президенты не разбираются.

— Такие тупые? — удивился Оохаре.

— Так оффи же, — презрительно сказала Уфале, и добавила, — между прочим, Абинэ, у тебя домик не зачетный. Тут надо… Блин, я лучше покажу. Подержи мелкого.

Вручив Оохаре младенца, Уфале начала с энтузиазмом рыться в песке, перекладывая палочки от циновки каким-то другим способом. Очень скоро стало понятно, что она во всех подробностях, а не в общих чертах, представляет себе технологию троглодитского жилищного строительства. Получающееся сооружение с четырьмя скошенными стенами и плоской крышей, быстро обратало черты концептуальной завершенности и даже какой-то особой примитивистской эстетичности.

— Ты-то где это видела? — спросила Абинэ, с интересом наблюдая за этими эволюциями.

— На островах Ясава. Это рядом с Фиджи, — она повернулась к Оохаре, — чего ты молчишь? Мы же там вместе были!

— Так ты ничего не спросила, — заметил он. Младенец у него на руках забеспокоился, пару раз икнул, а затем выдал протяжное «ууууииии».

— Блин, я же не умею так толково объяснять. К тому же, это ты жрал самогон с местными, а не я. Тебе и рассказывать. И вообще, давай сюда мелкого, он жрать хочет.

— А он не лопнет? — озабоченно спросил Оохаре, — Полчаса назад же…

Уфале стянула с себя майку и, размахнувшись, бросила на сидение квадроцикла.

— Мама четко сказала: не лопнет, — напомнила она, прикладывая ребенка к груди, — Мама соображает в этом деле. Прикинь, я же не лопнула, и Ралито не лопнул… Foa, а на фига вы стали заморачиваться с этими хижинами?

— Реконструируем жизнь эректусов, — сказала Келли, — Самобытная культура.

— Eo-o, — удивиленно протянула Уфале, — а в интернете никакого справочника про это нет?

— Напишем — будет, — лаконично ответил Спарк.

У наших соседей опять скандал чуть ли не с половиной цивилизованного мира. Как и в прошлый раз, и в позапрошлый, про них пишут «Меганезия противопоставила себя…» и далее в том же духе. Листая свежую мировую прессу, я подумала: а в чем дело-то? Мы же соседи, мы знаем меганезийцев не по репортажам CNN. Мы лучше можем ответить: чем они отличаются от нас? Я прошлась по улицам Окленда, задавая этот вопрос прохожим. Мне говорили: ничем, кроме их франкского акцента и сленговых «by-pass» или «type-of». Я и сама не раз путала меганезийских туристов с новозеландцами. Однако, некоторые собеседники серьезно отнеслись к теме, и указали на особое отношение меганезийцев к традициям. При этом, одни отмечали: «Меганезийцы традиционны, и живут по обычаям, сохранившимся с допотопных времен». Другие, напротив, утверждали: «Меганезийцы ультрамодернисты, они презирают традиции и давно сложившиеся обычаи».

Мне стало любопытно, и я обратилась за разъяснением к известному историку, доктору Дж. Керкло. Вот что он сказал: «Оба ответа в чем-то правильны. Специфика Меганезии в том, что в ее истории нет огромного пласта событий, которые определили культуру большинства развитых стран. Меганезийский регион выпал из истории в эпоху бронзы, а вернулся в эпоху компьютеров. Период от раннего средневековья до эпохи буржуазных революций и мировых войн, коснулся Меганезии лишь незначительно. Для меганезийца, это происходило как бы в параллельном мире. Христианские миссионеры, колонизаторы, солдаты NATO и бонзы международных корпораций, были тут источником больше вреда, чем пользы. Туземные вожди, перенимавшие от пришельцев чужие обычаи, становились для населения нежелательным элементом. Ясно, что маоистская доктрина заимствования у Запада передовой техники, но не буржуазной культуры, нашла в Меганезии множество сторонников. Другая часть этой доктрины, жесткая власть моно-партии, была отвергнута. Островитяне хотели эффективно вести хозяйство, сохраняя первобытный образ жизни. В XX веке это было невозможно: индустрии нужна концентрация и унификация населения, массовая культура и классическая государственная пирамида. Постиндустриальный XXI век позволил обойтись без этого, т. к. производству эпохи НТР не нужен многочисленный стандартизованный персонал. Меганезийская «Алюминиевая революция» совпала по фазе с мировым трендом децентрализации производств и дезурбанизацией поселений, в этом был ключ ее успеха. Развитым странам приходилось заниматься демонтажем устаревшей социальной машины, а в Меганезии этой машины никогда не было».

Здесь д-р Керкло прибег к наглядной иллюстрации с помощью декоративной спиральной подставки (которая иллюстрировала путь т. н. «диалектического развития») и карандаша, (который показывал возможность короткого пути между точками на этой спирали).

«Это противоестественный путь, — пояснил ученый, — для него требуется парадоксальное смешение первобытно-общинных и ультра-современных институтов, что мы и наблюдаем в Меганезии. Ее общество как бы зависло между далеким прошлым и близким будущим остального развитого мира. В нескольких милях от центра столицы Меганезии, Лантона вы можете увидеть типично-первобытный поселок, с соответствующими нравами. Никого тут не удивляет, если раскрашенный узорами абориген в набедренной повязке лежит на бамбуковой циновке с ноутбуком, и через интернет, читает студентам лекции по теории поля. Никого не удивит, если через час тот же абориген будет участвовать в шаманских камланиях с бубном, или в дикой оргии в честь какого-нибудь древнего полинезийского божества. А если кто-то попробует бороться против такой явной нелепости, то на него обрушится меч меганезийской Фемиды, сурово карающий за любую попытку дополнить технический прогресс симметричным прогрессом нравов и обычаев».

Слушая д-ра Керкло, я вспомнила карикатуру «Меганезийская Фемида», опубликованную в итальянской «La Stampa» несколько лет назад, после скандала, вызванного депортацией из Меганезии нескольких известных гуманитарных и религиозных деятелей, вина которых была в том, что они пытались окультурить местных жителей. На карикатуре была дама в набедренной повязке, с каменным топором в правой руке и сотовым телефоном в левой.

«Первобытные обычаи очень устойчивы, — пояснил д-р Керкло, — Для их вытеснения из европейской культуры потребовались многие века христианской гуманизации, которые предшествовали новому времени. Сейчас библейские заповеди кажутся нам чем-то само собой разумеющимся, обычным, традиционным, порой даже устаревшим. Если кто-то их игнорирует, мы считаем это ультра-модернизмом, но я уже объяснил, что у меганезийцев такой подход к жизни связан как с ультра-модернизмом, так и с ультра-архаизмом».

В заключение нашей познавательной беседы, я задала ученому все тот же вопрос: чем же отличаются от нас меганезиийцы в обыкновенном, а не в културологическом смысле?

«При такой постановке вопроса, я отвечу: ничем, — сказал д-р Керкло, — Эра культурного единообразия на исходе. НТР заставляет нас жить в поликультурном, динамичном мире, уважая даже те обычаи наших соседей по городу, или по планете, которые нам не очень нравятся. Меганезийские обычаи в этом смысле не есть что-то из ряда вон выходящее».

Тут мой собеседник сделал паузу и добавил: «Кстати, клонирование человека и генная модификация изобретены не в Меганезии, а в Британском Содружестве, куда входит и наша страна. А ветеринарный нанобот «Twiz-8», применение которого к людям придало нынешнему скандалу особую остроту, был разработан по заказу союза овцеводов Новой Зеландии. Так что, мы с вами полноправные соавторы этой международной шумихи».

Обратно в редакцию я шла мимо пристани яхт-клуба. Маленькие виндботы, популярные у нашей молодежи, мирно покачивались на воде рядом с меганезийскими проа, а владельцы тех и других сидели под навесом, и пили пиво под какой-то новый бразильский шлягер. Мировая пресса кричит про обострение конфликта культур, а молодежь этого конфликта в упор не видит. Может, никакого конфликта и нет, а просто кое-кому по ту сторону океана в очередной раз делать нечего? Ну, так пусть это будут его проблемы, а не наши.

(Окленд, NZ, для «Kiwi-Today»)

Мой собеседник, Никос Костадис, хорошо известен нашим читателям своими статьями о путях и проблемах современной мировой культуры. Я попросил его дать комментарий к происходящему сейчас в штате Калифорния и в Меганезии, стране, лежащей к югу от Гавайев. Речь, конечно же, идет о т. н. «Erectus project» калифорнийской фирмы Atlinc, события вокруг которого уже несколько месяцев будоражат мировую общественность.

Никос Костадис: На самом деле, эти события тревожат сознательных людей уже более ста лет. Проект, о котором вы говорите, это лишь звено в длинной цепи тревожных признаков опасной и запущенной нравственной болезни нашей цивилизации.

Донован Пулридж: Вы имеете в виду безоглядное увлечение людей научно-техническими новшествами, без серьезного этического контроля?

НК: Нет, это лишь следствие. Причина гораздо глубже, она в потере значительной частью людей способности осуществлять этот этический контроль. Общество во многом утратило элементарное для любого нормального человека представление о границе между добром и злом. Столетие назад общество адекватно ответило на попытку аморальных типов учить в школе, что человек это обезьяна. Полвека назад общество уже не смогло на это ответить. А сегодня общество не нашло в себе нравственных сил, чтобы остановить типа, который нанял трех уличных девок вынашивать допотопных обезьян. В прошлом веке общество еще прислушивалось к голосу совести, и запрещало применять к людям те процедуры, которые предназначены для скота. Сегодня общество бессильно разводит руками, когда кто-то использует ветеринарные микстуры, чтобы выращивать людям собачьи зубы.

ДП: Но фирме Atlinc, все же, запретили заниматься этими вещами в Америке и Европе.

НК: Слишком поздно и нерешительно. На юридическое крючкотворство было потрачено столько времени, что негодяи спокойно успели сделать все, что хотели в цивилизованном мире. Теперь, когда их, наконец, призвали к порядку, они уехали в Меганезию, к дикарям, у которых не действуют цивилизованные законы. А здесь остались посеянные ими сорные зерна. Ведь у суда не хватило воли запретить людям употребление скотских микстур. Мне довелось беседовать об этом с одним адвокатом, он сказал: поймите, Никос, закон не дает возможности следить, что делают люди у себя дома с легально купленной микстурой для собак. Видите ли, неприкосновенность частной жизни. Человек отгородился от общества дверью своего частного дома и дальше творит любой разврат: адюльтер, содомию, инцест, скотоложество. Никто ему не указ. Совести у него нет, вместо нее моральный релятивизм и нравственная автономия. Этому сейчас учат в школе, как я узнал. А мы еще удивляемся: почему школьники употребляют наркотики, и устраивают свальный грех на вечеринках, а потом юные девушки делают аборты, и это детоубийство входит у них в привычку.

ДП: Если есть болезнь, то, видимо, есть и лекарство?

НК: Лекарство всем известно: 10 заповедей. Но одни не желают это принимать из-за своей порочности, а другие боятся показаться несовременными, и тоже не принимают. Как я тут узнал, теперь даже запрещено преподавать десять заповедей в школе. Видите ли, родители некоторых детей против, они агностики или приверженцы неопаганизма, и у них свобода совести. Свобода от совести, так будет точнее. Свобода быть негодяем или даже скотом.

ДП: В таком случае, что делать практически?

НК: То, что всегда должен делать нормальный человек, христианин. Бороться с грехом в себе, внутри своей семьи, в среде своих ближних, в обществе, в стране…

ДП: В мире тоже?

НК: Да, в мире тоже. Если грех победит в окружающем мире, то мы окажемся в гетто, а потом, или в газовой камере, или в руках безумных экспериментаторов, которые ставят опыты на людях. По-моему, это сегодня очевидно любому нормальному человеку.

(Нью-Йорк — Франкфурт, для «Life and Family»)

— 15-й, — 4-му, отмечаю пуск ракеты класса «Scad-L», из квадрата S12-E137.

— Понял, 15-й, вижу ее на радаре. 4-й центральному: «Скад» из S12,11-E137,20 курс 74,31.

— Центральный принял. Всем постам: ракетная атака. 15-й, 14-й, 13-й, 1-й, боевой режим, база F и G — перехват. 15-й, уточнить параметры цели. Операторам «Скайфрогов» вести огонь по готовности прицеливания.

— 15-й — 4-му и центральному. Отмечаю пуск второй ракеты «Scad-L». Источник пусков гражданское судно, водоизмещение до 15 тысяч тонн, S12,11– E137,21 курс 88,30.

— Центральный — базе F. Штурмовики в воздух. Уничтожить источник пусков.

— 15-й — центральному и 4-му, Отмечаю пуск третьей ракеты «Scad-L», из квадрата 12-137. Источник гражданское судно, идет параллельным курсом с источником-1 на дистанции 700 метров. Повторяю, источники пуска: два судна, ориентировочно — сухогрузы…

— Центральный — базе F. Уточняю приказ. Две морских цели…

Звонок экстренной связи.

— Сен полковник, атака ракетами среднего радиуса, из Арафурского моря.

Полковник Стеф Запато, ехавший из центра Лантона в порт, припарковал свой минивэн у обочины, привычным нажатием трех клавиш перевел бортовой комп в режим «служебный терминал» и коротко спросил:

— Подробности?

— В воздухе три «Скада-Эл», идут на восток с отклонением к северу через зону 7 к зоне 9.

— Нет, их уже четыре, — сказал полковник, глядя на терминал, — сколько до выхода наших «Скайфрогов» на позицию для стрельбы?

— Не более четырех минут.

— Источник пусков установлен?

— Да. Два судна, совместно движущихся на восток в районе Кейп-Йорк. Опознаются, как сухогрузы. На них несколько пусковых установок, мы не знаем, сколько.

— Команда на их уничтожение отдана?

— Да, сен. Штурмовые летающие лодки уже в воздухе. Будут там через 12 минут.

— При таком темпе запусков, сколько еще ракет они успеют послать?

— От 25 до 30, если у них есть столько.

— Какие базы вы задействовали? «Скайфрогов» там хватит, чтобы уничтожить все эти ракеты?

— Пока задействовал F и G… Сен Запато, они запустили еще один «Скад»

— Вводите ресурс баз A и E. Перебросьте в 9-ю зону все дежурные средства с базы D. Докладывайте мне каждые 2 минуты.

— Сен полковник…

— Что?

— Это война?

— Не знаю. Давай просто делать нашу работу.

Запато, не отводя глаз от терминала, перевел один мобильник в режим громкой связи и, вынув из кармана второй мобильник, набрал номер…

— Офис военного координатора, — ответил женский голос.

— Дайте шефа, срочно, — спокойно сказал полковник.

— Секунду…

К автомобилю Запато подошел полисмен, симпатичный молодой парнишка, на вид не то индус, не то малаец.

— Сен водитель, вы припарковали авто в неположенном месте, здесь знак…

— Извините, офицер, у меня проблемы, — перебил его полковник, поскольку в этот момент в трубке послышалось:

— …Координатор Илле Огви слушает.

— Красный сигнал, сен Огви.

— Это точно?

В трубке слышно «эхо» клавиш. Координатор набирает код доступа.

— … Я спрашиваю: точно?

— Точнее некуда, координатор. Массированная ракетная атака вглубь акватории.

— Ясно. Не кладите трубку…

Полковник будто видит, как палец координатора ложится на клавишу Enter…

Сигналы тревоги уровня «Red» включаются на терминалах дежурных офицеров всех военных объектов, разбросанных по островам, атоллам и плавбазам «Меганезийского ромба» с диагональю 13 тысяч километров, от Филиппинского моря на северо-западе до антарктического моря Амундсена на юго-востоке.

Парнишка-полисмен постучал стволом своего пистолет-пулемета по дверце.

— Сен водитель, вы слышите? Я спрашиваю, что у вас за проблемы.

Запато ткнул пальцев в экран служебного терминала:

— Проблема в том, что по нам нанесли ракетный удар. Возможно, это война.

— Война?… — эхом отзывается парнишка, удивленно глядя на экран с тактической картой, на которой видны тонкие красные линии, тянущиеся из Арафурского моря на восток, в сторону островных цепей центральной Меганезии.

— По каким целям направлены ракеты? — спрашивает координатор.

— Пока не определили, сен Огви. Любой стратегически важный остров в экваториальной части Меганезии. Это может быть, Панджонг, Ливу, Маджиро, Акорера или даже Тинтунг. Массированная атака предполагает первостепенный объект.

— То есть, вы не исключаете, что целью является столица?

— Не исключаю.

— Эти ракеты могут нести ядерное оружие?

— Теоретически, да.

Слышно, как координатор набирает еще один код доступа.

— Надеюсь, что вы справитесь с этой проблемой обычными средствами, — говорит он, — но в данной ситуации я обязан привести в минутную готовность средства ядерного перехвата.

— Я понял, сен Огви. Что мне считать критическим рубежом?

— Это я у вас хотел спросить, полковник. Как движутся эти ракеты?

Полковник бросил взгляд на терминал.

— Если мы их не остановим, то через 17 минут, находясь между южными Соломоновыми островами и островами Тувалу, они пройдут верхнюю точку баллистической траектории. Тогда они окажутся способны, в следующие 20 минут, поразить любую цель восточнее островов Токелау.

— Значит, — сказал Огви, — критическим рубежом будет 175 градус западной долготы. Там область больших глубин и нет оживленных трасс мореплавания.

Полисмен осторожно тронул полковника Запато за плечо.

— Сен офицер, что-нибудь нужно? Я чем-то могу помочь?

Полковник покачал головой.

— Думаю, что нет. Все решится через четверть часа, над океаном.

— Тогда я просто прослежу, чтобы вам не мешали, — спокойно сказал тот, сделал шаг назад, и отвернувшись от автомобиля, стал наблюдать за обстановкой на шоссе.

На спине его зеленой форменной куртки выделялась три яркие оранжевые строчки:

Protecao dos residentes

Por qualquer meio

Sem excecao

«Защита жителей любыми средствами без исключения» — краткая выдержка из артикула Великой Хартии: «Каждый житель Меганезии находится под безусловной защитой правительства, эта защита не зависит ни от какой политики, ни от какой дипломатии, и осуществляется любыми средствами без всякого исключения».

Винсмарт проводил воспитательную работу с Келли и Спарком. В ярких двухцветных плавках-бермудах и с полотенцем, небрежно перекинутым через плечо, он был не менее величественен, чем император Наполеон в своей знаменитой треуголке. Только что вылезшая из лагуны парочка стояла перед ним чуть ли не по стойке смирно. С голых ровно загорелых тел стекала вода.

— Валентайн, ты знаешь, что ты идиот? Не отвечай, по глазам вижу, что знаешь!

— Док Джерри, не обижайте моего мужа.

— Ты вообще молчи, Келли. Я о тебе, между прочим, беспокоюсь, а не о ком-нибудь. Валентайн, на чем я остановился?

— На том, что я… — начал было Спарк.

— Точно! — перебил Винсмарт, — На том, что ты идиот. Пожалуйста, прошу тебя, вбей, наконец, в свою башку, что Келли нельзя нырять глубже метра и оставаться под водой дольше 20 секунд. Это вредно, это недопустимо, это нельзя делать, понимаешь?

— Я хотела только посмотреть рыбу-попугая, — встряла девушка, — а Спарк нырял за кампанию, на всякий случай.

— Рыбку? — переспросил Док, — тебе не 7 лет, дорогуша. Ты вообще помнишь, что ты беременна, причем на середине шестого месяца. С таким пузом вообще, по-хорошему, можно плавать только в бассейне!

— Док, не кричите пожалуйста, — вмешался Спарк, — Когда вы кричите, Келли нервничает, а дядя Тан и док Рау говорят, что это ей вредно.

— Да ну вас. Пойду лучше с ними поболтаю, — сказал Винсмарт и направился к навесному пирсу, где только что пристали на надувной моторке Слай и Оливия, — Привет, как дела?

— Мы обломались, — сообщил Слай.

— Лейтенант Уанеро и сержант Фандино проиграли нам в покер кварту пива, — пояснила Оливия, — мы как раз намылились…

— Гиннесса, — уточнил Слай.

— Да, — подтвердила она, — И вот, только-только мы расселись на баке, как у них начались какие-то учения. Как нарочно. Нас в ту же секунду выпихнули ко всем чертям.

— Сочувствую, — сказал Винсмарт.

— Они просто зажали ваше пиво, — бросил Акела, — нет у них никаких учений.

— Откуда знаешь? — спросил Слай.

— Оттуда, — Акелла постучал пальцем по корпусу ноутбука, — я, если хочешь знать, каждое утро начинаю с просмотра штабных сводок. Откуда, по-твоему, у меня берется свежая info о потеряшках?

— Да, действительно, — задумчиво сказала Оливия, — а чего они тогда забегали? Сирена, все такое. Не похоже, что эта суета только из-за какой-то кварты гиннесса.

Акела вздохнул.

— Спорим на блок сигарет, что нет никаких учений?

— Ну, спорим, — согласилась она.

— Забились, — сказал он, — иди сюда… Смотри, вот я при тебе подключаюсь к штабу ВМФ и где там твои учения?… Ой, это еще что за жопа? Панда, глянь.

Санди заглянула ему через плечо.

— Фиг знает… Слай а Слай, как думаешь, что такое «Red alarm level»?

— Это означает «война», — ответил он, — а что?

— А то, — сказала Санди, — что никакие это не учения.

— Похоже, что так, — согласилась Оливия, глядя в бинокль, — На учениях так не суетятся.

«Сейнер», стоящий посреди лагуны, внезапно взревел на басовой ноте, у него за кормой вспух бурун, превратившийся в несколько водоворотов. 40-метровый корабль, ускоряясь, двинулся к выходу из лагуны. Пластиковые фрагменты фальш-корпуса слетели с него, как куски огромной яичной скорлупы. Осталась серая, как тень, обтекаемая туша, скользящая едва касаясь волн. Smog-delta, as it is. На берег с ласковым шорохом накатились волны от кильваторного следа…

— Панда, включайся, — Акела легонько толкнул девушку плечом.

— Куда? А, поняла. Сейчас. Как дальше?

— Ищем станцию дежурных мониторов…

— Вы чего там делаете, ребята? — спросила Келли.

— Хотим получить оперативную карту штаба ВМФ, — сказал Акела, — она была где-то тут. Панда, шваркни этот барьер.

— Сейчас… Готово.

— Вижу, — объявил Акела, — ох, ни хрена себе! Вы посмотрите, что творится.

Между Санди и Акелой просунулась бритая голова Слая.

— Вот, дерьмо, — сказал он, — по нам из австрало-индонезийской акватории запустили целую кучу баллистических ракет. Правда, наши уже сбили больше десятка.

— Ты в этом рубишь? — спросила Келли

— Еще бы. Четыре года в морском патруле. Вон там — наши скайфроги сползлись к рубежу Фиджи — Науру, вот это — пилотируемые перехватчики, а вон тут — морские штурмовики «Mooncat»… Упс, в воротах Кораллового моря наши уже кого-то разбомбили…

За четверть часа до этого, четыре сверхзвуковых летающих лодки «Mooncat» войдя с высоты 9 километров в глубокое пике, сбросили на две морские цели шестнадцать 200-килограммовых планирующих бомб. Сколько из них попало в цель — неизвестно, но для старых сухогрузов, совершенно не рассчитанных на такое грубое обращение, попаданий оказалось более, чем достаточно. Один переломился пополам и затонул сразу. На втором сперва вспыхнуло ракетное топливо нескольких оставшихся «скадов», а ко дну он пошел несколько позже. Все это произошло посреди сгущения морских трасс из Индийского океана в Тихий. Атака морской авиации и возникший затем столб дыма наблюдались с десятков судов. Эфир наполнился паническими сообщениями самого невероятного толка.

Еще 10 минутами раньше, беспилотные «скайфроги» уничтожили первые 12 «скадов» над центром Кораллового моря. Это воздушное сражение никто не видел, поскольку ни один человек в нем непосредственно не участвовал. Возможно, кто-то заметил ослепительно-яркие вспышки в небе, возникавшие в момент, когда лазерный луч из газодинамической установки «скайфрога» прожигал корпус очередной ракеты — но не более.

«Скайфроги» первого эшелона, исчерпав запас химической смеси для лазеров, ушли на базу. Остальные 17 «скадов» беспрепятственно прошли почти тысячу километров и были встречены пилотируемыми перехватчиками над Южными Соломоновыми островами. К этому моменту активная часть траектории уже была пройдена и к цели летели только боевые части ракет, сравнительно небольшие снаряды, в которые не так просто попасть. Этот рубеж преодолели 9 «скадов».

Вокруг ноутбуков Санди и Акелы столпились уже дюжина человек, включая доктора Рау и мамашу Джимбо, которая закрыла свою лавку, прилепив на дверь второпях написанное фломастером объявление: «ВСЕ ПОШЛИ СМОТРЕТЬ ВОЙНУ БУДЕМ ЧЕРЕЗ ЧАС».

— Куда они нацелены? — спросила Келли.

— Судя по тому, что я вижу, во что-то не сильно далеко отсюда, — сообщил Акела.

— А может быть так, что просто сюда? — спросила она.

— Брось ты! — отмахнулась Оливия, — 29 скадов против деревеньки, которую и на карте-то не вдруг найдешь.

— Не все так просто, — возразил Рау, — Оливия, ты знаешь годовой оборот коммерческой медицины и фармацевтики?

— Ну, не знаю. Может, 100 миллиардов баксов.

— Примерно 4 триллиона, — поправил Рау, — я прав, Джерри?

— Оборот примерно 4,5 триллиона, — уточнил Винсмарт, — Из них 2,5 триллиона это искусственная наценка, существованию которой угрожает наш эксперимент.

— Вот так, — сказал Рау, — наша деревенька…

Вдалеке, с той стороны, куда ушел фальшивый сейнер, а точнее, фрегат «Рангитаки», раздался протяжный вибрирующий свист. Небо над океаном как будто перечеркнули сверкающим кончиком пера, оставляющим за собой тонкую серую полоску. Через 15 секунд свист повторился, и небо перечеркнула вторая черта… Третья … Четвертая…

— Это зенитные ракеты? — спросил кто-то.

— Нет, это стартуют «скайфроги», — не оборачиваясь, ответил Слай, — Я так понимаю, что наш фрегат, вероятно, усиливает ПВО Тувалу.

— Всего тысяча километров от нас, — хмуро заметил Спарк, — может, Келли права?

— Не хотелось бы, — тихо сказала она.

На минуту повисла тишина. Все переваривали только что услышанное

— Сейчас, начинается самое дерьмо, — сказал Слай, Скады прошли верхушку траектории и сейчас будут ускоряться, двигаясь к целям. Если их не остановят на рубеже Тувалу…

— То нам крышка? — спросила Санди, заворожено глядя на монитор.

— Нет, их остановят противоракетами, но это очень паршиво, потому что они ядерные.

— Что?! — переспросила Келли.

— То самое. Лучше взорвать свой ядерный заряд в стратосфере над ненаселенной частью океана, чем получить чужой прямо на макушку.

— Тот майор из разведки говорил что-то про десять килотонн, — вспомнил Спарк.

— Это обычная мощность для… — начал Слай, но его прервало новое сообщение Акелы.

— Тут выскочили результаты атаки на линии западнее Тувалу. 6 скадов сбито, а 3, если я правильно понимаю то, что тут отображается, повреждены и сошли с курса. Во всяком случае, штабной компьютер не может определить, куда они летят.

…

Звонок в офис военного координатора.

— Сен Огви, атака отражена на рубежах внутренней акватории, но три боеголовки еще в воздухе. Они повреждены и лишились стабилизации, но у них инерционный запас хода примерно на 7 минут.

— Они кувыркаются и по ним не попасть? — уточнил координатор, глядя на экран.

— Примерно так, сен Огви, — ответил Запато.

— Но они хотя бы не взорвутся?

— Я не могу это гарантировать, сен…

— Ясно, — перебил координатор, и сказал в другой микрофон, — Капитан Хоста, приказываю вам использовать ядерные противоракетные устройства для уничтожения трех атакующих БЧ, отмеченных на тактическом экране литерами «S».

— Разрешите исполнять сен координатор?

— Да. И постарайтесь обойтись одной противоракетой, — добавил Огви, — это уже не приказ, а пожелание… Полковник Запато, если кто-то есть в воздухе, пусть срочно убираются…

Над океаном родился новый звук. Казалось, кто-то с силой чиркнул огромным гвоздем по толстому листу стекла. Небо перечеркнула стремительная белая искра, оставив за собой бесформенное облако дыма.

— Жопа! — сказал Слай.

— Все сели на землю и прикрыли глаза! — крикнул Рау, — Ладонями прикрыли!

… Минута… Полторы… Две…

Оба ноутбука обиженно пискнули и начали перезагружаться.

— По-моему, все, — пробормотал Акела, — это был ЭМИ.

— Чего? — спросила Санди.

— Электромагнитный импульс от ядерного взрыва. Очень далекого, иначе бы компы не сглючили, а сгорели на фиг.

— Не вставайте, — предупредил Слай, — еще ударная волна может прийти.

— Не должна, — возразил Рау, — если взрыв стратосферный и далеко…

Спарк уселся поудобнее, взял со столика бинокль-дальномер и навел на едва заметное облачко странной формы у самого горизонта в западном секторе неба.

— Больше двухсот километров. Можно было не дергаться.

— Береженого бог бережет, сказала монашка, одевая кондом на свечку, — заметил Слай.

— Кто такая монашка? — спросила Тиви.

— Сказали же: тетка, которая презики на свечки одевает, — ответил Окедо.

— А на фига?

— Чтоб фитиль не отсырел, — авторитетно пояснил Эланг.

— Толково придумано, — оценила девочка.

— Сен Огви, монитор наблюдения показывает, что объекты уничтожены в квадрате 3-176, зарядом 10 кТ на высоте 19 километров, на расстоянии 230 от ближайшего населенного пункта. Жители пострадать не могли, гражданские объекты могли получить некритичные повреждения от ЭМИ. Нарушена радиосвязь в муниципалитетах…

— Короче, как сильно мы нагадили? — перебил Огви.

— Экстренные посадки двух авиалайнеров и отключение одной группы интернет-серверов. Возможно, у полиции уже есть более полные данные. И меня беспокоят навигационные системы. Еще возможен психологический эффект, но я не знаю…

— В зоне потенциального поражения этими тремя боеголовками оказывались до полста населенных островов и атоллов — снова перебил координатор, — Я не мог рисковать.

— Я полагаю, вы действовали правильно, сен Огви, — сказал Запато.

— Рад, что вы это понимаете. Осталось объяснить суду и координатору правительства. Так, полковник, у меня координатор правительства на линии, не отключайтесь пока…

Запато положил руку с трубкой на колени и, откинувшись на сидении, закрыл глаза. Он чувствовал, как по лицу и по телу медленно стекают струйки пота. Через пару минут он почувствовал, что кто-то трясет его за плечо.

— Сен офицер, вы в порядке? Что там с этими ракетами?

Пришлось открыть глаза… Ну, да, конечно, все тот же парнишка-полисмен. Глаза у него на затылке, что ли? А может, он экстрасенс… Телепат.

— Сен офицер…

— Все нормально, — сказал Запато, — Мы что-то там победили. Предстоит еще разбираться с небольшим ядерным взрывом в стратосфере, но… В общем, жертв и разрушений нет.

— Ну, значит все ОК! — полисмен улыбнулся, — Куда вас отвезти, сен офицер?

— Да я как-нибудь сам…

— Не надо. Вы не в том состоянии. Пожалуйста, пересядьте на пассажирское место.

— Ладно, — согласился Запато, — тогда едем в штаб ВВС. Знаете где это?

— Еще бы! — ответил полисмен и, усевшись за руль, вывел машину полковника на трассу.

Тем временем из трубки послышалось:

— Алло, полковник, вы на связи? Не слышу вас!

— Да, сен Огви. Я здесь.

— Наконец-то, — сказал военный кооординтор, — Значит, так, полковник. Только что мной получен приказ Верховного суда вооруженным силам: взять под контроль 200-мильную полосу акватории вдоль 10-й параллели от мыса Йорк до Восточного Тимора, обеспечить безопасный режим судоходства и приступить к организации опорных пунктов морского патруля на бесконтрольных островах. Вы должны обеспечить оперативной группе флота прикрытие с воздуха при его движении и оперативных действиях в указанной акватории. Поддерживайте контакты с полковниками Валдесом и Андерсом. Задача ясна?

— Как поступать в случае недружественной военной активности? — спросил Запато.

— В соответствии с инструкцией морской патрульной службы. Еще вопросы?

— Вопросов нет. Когда приступать к исполнению?

— Четверть часа назад, — ответил Огви, — Как поняли?

— Вас понял, сен военный координатор. Докладываю: В 14.07 ВВС начали операцию по взятию под контроль центральной части Арафурского и Тиморского моря. Штурмовая авиация приступила к первичной зачистке акватории. Основная ударная группа готовится к вылету с пунктов базирования на архипелаге Луизиада.

— Отлично, полковник. Держите меня в курсе. Конец связи.

Запато с шумом выдохнул воздух сквозь сжатые зубы, и ткнул пару кнопок на трубке.

— Дежурный офицер базы «Луизиада» ВВС Меганезии…

— Это Запато, — перебил полковник, — Бригады «чарли», «эхо», «гольф» пятиминутная готовность к боевому вылету. Командующего базой мне на связь немедленно.

— Что, все-таки война? — спросил полисмен, не отрывая глаз от дороги.

— Сейчас все скажут, — пробурчал Запато, и слегка щелкнул ногтем по панели включения встроенного телевизора.

Заставка «Экстренный выпуск. Официальное заявление Ясона Дасса, координатора правительства Меганезии».

В левом секторе экрана Ясон Дасс, В правом идут документальные кадры хода военной операции. Координатор говорит по шпаргалке:

«Сегодня, около 13 часов, Конфедерация Меганезия подверглась военной агрессии. Два ракетных крейсера, замаскированные под гражданские сухогрузы, вышли в Арафурское море из формально демилитаризованной зоны между островами Кай и Тимор, и произвели пуск 29 ракет средней дальности «скад» по островам внутренней акватории Меганезии. Целью атаки был Национальный научно-исследовательский центр биохимии на атолле Тероа, а также населенные пункты и объекты экономики. Под угрозой оказались мирные жители округа Кирибати. В ходе оперативных боевых действий ВВС и ВМФ Меганезии атака успешно отражена, ракеты и морские пусковые установки противника уничтожены. Продолжается поиск и обезвреживание фрагментов ракет, затонувших в нашей акватории. Я объявляю, что, в соответствии с постановлением Верховного суда, Вооруженные силы Меганезии, берут под свой контроль 200-мильную полосу нейтральной акватории вдоль 10 параллели между 125 и 145 градусом восточной долготы, включая острова и атоллы, территориальная принадлежность которых не определена Тиморским договором. С целью проведения реальной демилитаризации района, блокируются морские и воздушные порты, неподконтрольные правительствам стран-участниц договора и миротворческим силам ООН. До компетентного международного решения вопроса о статусе этой акватории и находящихся в ней спорных островов и атоллов, вооруженные силы Меганезии будут самостоятельно обеспечивать здесь мир, порядок и безопасность судоходства».

Собравшиеся у экранов «мирные жители атолла Тероа» пребывали в недоумении.

— Это какой такой научный центр химии на нашу задницу? — спросила мамаша Джимбо, с подозрением осмотревшись вокруг, будто опасалась увидеть посреди атолла что-нибудь вроде модерновых корпусов Лантонского химико-технического института, — они нам тут своей химией всю рыбу отравят, я вам точно говорю.

— А, может, есть еще один атолл c названием Тероа? — спросил Винсмарт.

Староста Хинаои покачал головой.

— Не может, док Джерри. Один атолл — одно имя. Иначе беда. Боги запутаются, и не будут знать, куда отправить рыбные косяки.

— Может, это координатор запутался? — предположила Келли, — или его референт, или кто там ему пишет все эти речи?

— Нет, — сказал Акела, — вот, в интернете уже висит заявление с картинками. На, смотри.

Он повернул свой ноут и ткнул пальцем в экран. На схематичной карте была изображена схема отбитой атаки. Красная линия шла от двух картинок кораблей рядом с мысом Йорк, на запад, через острова Тувалу, превращалась в пунктир и, на полпути до Полинезийских Спорад упиралась в зеленый кружок. В кружке был нарисован микроскоп на фоне колбы и имелась надпись «Национальный научно-исследовательский центр Тероа».

— Я врубилась! — заявила Оливия, — это дипломатический прием.

— Чего? — переспросила Кван Ше.

— Dashi-guan vei-bin gun-u, — перевел ей Слай, а Оливия продолжала развивать свою мысль:

— … Лавочка кладоискателей, две беременные девчонки и один американский профессор это не повод, чтобы впереться с военным флотом в важнейший пролив между Тихим и Индийским океаном. А вот если какие-то долбанные террористы атаковали оттуда наш стратегический научный центр, тогда другое дело. Тогда мы, как бы, в своем праве.

— Мамаша Джимбо! — послышался трубный рев сержанта Аристида, прибывшего с фрегата на берег за домашними пельменями (официально) и за шнапсом (неофициально), — Ты уже будешь открывать или нет? Война давно кончилась!

Сам фрегат уже опять стоял на внутреннем рейде лагуны, а команда, без особой спешки, кормовым краном вытаскивала из воды элементы фальш-корпуса, чтобы вернуть боевому кораблю вид мирного сейнера.

— Тьфу, хер китовый, — выругалась мамаша, — а я и забыла что у меня лавка-то закрыта. Все эта молодежь.

— Мы-то тут при чем? — возмутилась Санди.

— При том. Совсем задурили мне голову этой своей войной.

С этими словами она, сунув в зубы папиросу, зашагала к своей лавке.

— Ты думаешь, индонезийские и австралийские оффи это проглотят? — спросил Слай.

Оливия пожала плечами:

— А что им остается? Объявить войну? Австралийским оффи это на фиг не надо, их люди не поймут. А у индонезийских оффи на севере хлопот полон рот. Им по-хорошему вообще плевать на южные острова. Они тут уже 40 лет с одним Тимором разобраться не могут.

— Эмбарго? — предположил Винсмарт.

— Как? — спросила она, — Две трети грузооборота идет через нашу акваторию.

— Тогда нота протеста.

— Ну, это само собой, — встрял Спарк, — Нам уже столько этих нот написали, весь офис правительства можно оклеить.

— Форсы, — сообщила Кван Ше, показывая пальцем в небо.

Слай поднял к глазам морской бинокль, покачал головой и передал его стоящей рядом Оливии.

— Ну и хрень! — выдохнула она, — это что еще такое?

— Это «Jolly-bee», — сообщил Слай, — транспортировщик крупногабартных грузов. Видишь ящик у него под брюхом?

— Похоже на супер-торт, — сказала Оливия, — ребята, у кого из вас сегодня день рождения?

У доктора Рау в кармане зазвонил мобильник.

— Да, — ответил он, — какой капитан? … И чем могу помочь?… А какие у него габариты?… Оливия, дай мне бинокль… Да, я вижу. Но не уверен, что у меня есть такие права. Лучше поговорите с мэром.

Рау передал мобильник старосте со словами:

— Хинаои, форсы привезли нечто наподобие домика, примерно 20 на 20 метров. Капитан спрашивает, куда можно его поставить.

— Э… — сказал Хинаои, — добро пожаловать на Тероа, кэп не-расслышал-как-вас-там. А эта штука зачем вам здесь?… Ах нам, а не вам? … Кокосовую пальму справа от деревни видите? Да, нет, большую, она там одна. Вот между ней и лагуной… Я не знаю, должен влезть. Только там не очень ровно … Ну, смотрите, это ваши дела… Да, я сейчас скажу мальчишкам, они покажут.

Староста отдал мобильник доктору Рау.

— Валентайн, Роджер, идите, покажите форсам, куда ставить, иначе они нам тут полберега разворотят этим чертовым ящиком!

— Уже идем, — сказал Спарк, — и кричать так не надо.

— А я не кричу.

— Нет, дедушка Хинаоа, ты кричишь, — возразил Акела.

— Нет, я просто громко говорю! — не сдавался староста.

— Ладно, — Спарк толкнул компаньона плечом, — пошли уже.

У военных, похоже, была изрядная сноровка в таких делах. «Домик» покачался в воздухе и четко встал на указанное место. Девять его секций оказались подвижными. С негромким скрипом они заскользили друг относительно друга по вертикали, приспосабливаясь к неровностям рельефа. Короткие алюминиевые ноги, игравшие роль фундамента глубоко вошли в грунт. Из центральной секции выдвинулась вверх воронка метров 6 в радиусе — видимо конденсационный водосборник, совмещенный с солнечной батареей. Домик перестал выглядеть, как прямоугольная коробка. Теперь это было многоярусное и по-своему элегантное архитектурное произведение в стиле ультра-техно.

— Нормально? — крикнул пилот, высунувшись из кабины.

— Годится! — крикнул в ответ Акела, — а что нам с этим делать?

— Понятия не имею, — проорал пилот.

«Джолли-Би» развернулся и, набирая высоту, ушел на юг, в сторону Токелау.

— Гм… — сказал доктор Винсмарт, — хотел бы я знать, что это значит.

— Это автономная океанологическая станция, — сообщил подошедший Слай, — я такие видел, когда служил в патруле. Хорошая штука. Там много чего есть.

— Правда? — переспросил Спарк и подергал дверь на одной из секций домика, — заперто, однако.

— Большое дело, — фыркнула Келли, направляясь к ним и на ходу драпируясь в пестрый саронг, — у нас в Техасе это делают так.

У нее в руках оказались два коротких кусочка стальной проволоки, которые она тут же воткнула в замок. Через несколько секунд что-то щелкнуло и дверь распахнулась.

Слай одобрительно похлопал в ладоши.

— К нам еще кто-то летит, — объявил Акела.

Оливия отобрала бинокль у дока Рау и посмотрела в небо.

— Какой-то гидроплан. Модный, как черт те что. С правительственной эмблемой.

— Пойду, переоденусь, — сказал Хинаои, — неудобно, если они в костюмах, а я в старом саронге.

К моменту его возвращения, гидроплан уже приводнился и причалил к пирсу. На берег сошли трое военных — офицер, два сержанта, и один штатский, правда не в костюме, как предполагал староста, а в светлых шортах и рубашке канареечного цвета.

— Здравствуйте, — сказал штатский, — меня зовут Тони Эндорф, я руковожу сектором оборонных исследований биологии океана…

— Логан! Привет, старая скотина! — закричал вдруг Слай и бросился к офицеру.

— Здорово, сволочь! — радостно ответил тот, — ты еще не пошел на корм селедкам?

— Не дождешься!

Слай и офицер начали хлопать друг друга по спине, награждая эпитетами, которые не опубликовал бы даже самый либеральный журнал для взрослых.

— Вы что, знакомы? — поинтересовался Эндорф.

— Еще бы, — ответил офицер, — это же Факир Слай, самый наглый шулер во всем ВМФ, он служил в моем взводе, когда я был еще лейтенантом. Эй, не скучаешь по патрулю?

— Ни капли, Логан.

— Ну и дурак… сен Эндорф, я вам сейчас нужен?

— Нет, майор. Вы и ваши люди пока могут быть свободны. Но через час вы понадобитесь.

— Понял… Эй, Слай, а здесь есть какой-нибудь кабачок?

— Если я дурак, тогда сам и ищи, — ответил тот.

— Это не по-товарищески, — сказал Логан, — и потом, я угощаю.

— С этого бы и начинал. Пошли, покажу.

— Пошли, парни, — майор махнул рукой и военные, во главе со Слаем, направились к лавке мамаши Джимбо.

— Вы — тот самый Тони Эндорф, который написал обзор «биолокационные способности морских беспозвоночных?» — спросил док Рау.

— Да, это я.

— Тогда мое почтение.

— Рад, что вам понравилось. А вы и есть доктор Рау Риано?

— Совершенно верно.

— А это, наверное, доктор Джералд Винсмарт.

Джерри молча кивнул.

— Мне хотелось бы поговорить с вами вот об этом, — Эндорф махнул рукой в сторону «домика» — базы, — кстати, а почему дверь открыта?

— Не знаю, — не моргнув глазом ответил Рау, — скорее всего, чья-то небрежность.

Акела проводил всех троих глазами, дождался, пока они скроются внутри базы, и негромко сообщил:

— Сейчас этот Эндорф начнет строить разводки.

— Типа, национализация проекта в обмен на безопасность и роялти? — спросила Санди.

— Типа того.

— Спокойно, — сказала Оливия, — дока Рау не разведешь.

— Тем более, финансист дока Джерри уже заплатил социальный взнос, так что проект законно наш, — добавил Спарк.

— Гавы могут подгрести проект по 44-й статье, — заметил Акела.

— И пускай гребут! — с энтузиазмом заявила Кван Ше, — сколько там док Джерри насчитал? 2,5 триллиона баксов? Чур, HETN теперь наш! Это только для начала.

— Что за статья такая? — поинтересовалась Келли.

— Национализация контрольных пакетов акций стратегических предприятий, — пояснила Оливия, — правительство забирает твой пакет, а в обмен дает эквивалентный пакет паев в любом из соцальных инвестиционных фондов, на твой выбор. Фонд «Hawaika Energi y Tecnica Nova» Hawaiika Energi», сокращенно HETN, про который сказала Ше, входит в первую тройку по капиталу, и по динамике. В общем, он самый популярный.

— А кто оценивает, что чему эквивалентно?

— Если акции в системе, то по биржевой цене, а так — по договоренности. Ну, а если не договорились, то решает Верховный суд.

— Про 2,5 триллиона баксов это ты, Кван, загнула, двумя руками не разогнуть, — сказал Акела, — это док Джерри считал, сколько убытков из-за нас будет. Ну, вроде как одной динамитной шашкой можно грохнуть целый авиалайнер, но шашка же от этого не стала стоить миллион баксов.

— А как тогда считать? — спросила Кван Ше.

— Считать предлагаю так, — сказал док Рау, — сумма капитализации всех медицинских и фармакологических компаний около 500 миллиардов долларов. Можете проверить, я вчера смотрел в интернете. Если у нас все получится, то их акции через полгода рухнут процентов на 20, это точно. Если мы заключаем полугодовые форварды на продажу по обычной цене, а фактически купим за 80 процентов, то 100 миллиардов у нас в кармане.

Эндорф отрицательно покачал головой.

— Я рассуждал так же, пока не поговорил с финансистами. Проблема в том, что вы не заключите столько форвардов. Даже десятую часть не заключите. Однотипные сделки такого рода в таком объеме перекосят рынок ко всем чертям. Тем более, слухи о целях проекта уже циркулируют в прессе.

— На перекосе рынка тоже можно заработать, — заметил Винсмарт.

— Можно. Но совершенно не столько, сколько говорит ваш компаньон.

— Допустим не столько, но все равно немало. Я могу проконсультироваться с мистером Кортвудом на этот счет.

— Не думаю, что это хорошая идея, — сказал Эндорф, — такие проекты уже не его уровень.

— А чей это уровень?

— Ничей. Эти малыши-эректусы еще не успели родиться, а уже влипли во всемирную историю. Знаете, когда по небу летят ракеты средней дальности, а флоты занимают стратегические проливы — это уже не бизнес, а большая политика.

— Большая политика это тоже бизнес, — отреагировал док Рау, — и, как и у любого бизнеса, у нее есть цена. Я не услышал вашей суммы, Тони, а ведь это и есть предмет переговоров, не так ли?

— Еще услышите. Давайте сначала уточним некоторые обстоятельства. Начнем с того, что при ваших возможностях проект не стоит ни цента. Вам даже отступного с медицинских корпораций не получить, за то, чтоб исчезнуть, потому что они вам не поверят. Конечно, в сложившейся ситуации им сложно будет вас ликвидировать физически, но они просто заблокируют всю информацию. Через полгода о вас будут помнить только в том смысле, что какие-то аферисты изображали, будто клонировали питекантропа.

— Пока группе мистера Кортвуда удается выходить на основные телеканалы, — заметил Винсмарт.

— Удавалось, — поправил Эндорф, — потому что в начале никто не принимал эту затею всерьез, потом, когда дошло до проблем на рынке, девочек просто ликвидировали. В смысле, думали, что ликвидировали всех трех. А когда две из них воскресли, то это было так неожиданно, что Кортвуд смог выйти в прессу и в телеэфир. Это не повторится.

— А что помешает ему сделать это снова? У него достаточно средств…

Эндорф досадливо отмахнулся.

— Разве это средства? Медиа-пул в 350 миллионов долларов просто мелочь в такой игре.

— Я так не думаю. Наш новый ролик выйдет в пятницу по CNN и ABC.

— Уже не выйдет. Можете позвонить Кортвуду и убедиться.

Винсмарт вынул из кармана мобильник и набрал номер.

— Привет, Джерри, — раздался голос Лайона, — а я, как раз собирался сообщить тебе одну новость. Не слишком приятную, увы.

— Что случилось?

— Телевизионщики нас кинули, вот что. Конечно, мы затаскаем их по судам, но наш материал не попадет в эфир на этой неделе.

— А на следующей?

— Не знаю, Джерри. Пока юристы говорят только о возможности получить с этих уродов неустойку. А я пока что договорился в парочке других мест. Конечно, это слабее, чем на CNN, ABC и CBS, но не намного. Второй медиа-эшелон. Не хочу излагать подробности, я подозреваю, что мы не одни на линии.

— Ясно. А по поводу ТВ, Лайон, я правильно понял, что нас кто-то блокирует?

— Ты правильно понял. И не только на ТВ. Вчера вместо статьи в Post Express я получил возврат денег и извинения ввиду невозможности бла-бла-бла. Кроме того, вчера ко мне в офис приперлись два федерала и час допрашивали по поводу моих индийских и китайских партнеров. В конце концов я послал их ко всем чертям и пригрозил натравить адвокатов, но, думаю, они готовят нам очередную свинью.

— То есть, под тебя роют?

— Роют и очень старательно. Не то, чтобы меня это сильно беспокоило, но нам могут сделать плохую прессу. Кроме того, это несколько отвлекает от дел. Впрочем, я даже рад.

— Я тебя не понял, Лайон. В каком смысле ты рад?

— В том смысле, что если противник перешел к таким дурацким методам, значит, у него кончаются патроны. А у нас еще полная обойма. Вот увидишь, мы пройдем по нему, как танк, и сотрем с лица земли. Будь уверен. Главное, вы там держите позиции.

— Держим. Только вот напротив меня сидит один человек, который утверждает, что мы в полной заднице.

— Плюнь ему в лицо, Джерри.

— Вообще-то он хочет нам помочь.

— Да? А кто он такой?

— Представитель правительства Меганезии. Что-то там оборонное.

— Вот как? Спроси, а он не хочет поговорить об этом со мной.

— Сейчас я дам ему трубку, — предупредил Винсмарт и протянул мобильник Эндорфу.

Тот кивнул, взял мобильник и сказал

— Мистер Кортвуд, правительство Меганезии желало бы сделать вам одно предложение, но не думаю, что телефон для этого годится. Вы не хотите приехать сюда на несколько дней?

— Хочу, и сделаю это прямо завтра. Надеюсь, министр технического развития Мелло Соарош мне объяснит, что это за игры вокруг утвержденных судом условий деятельности нашего партнерства. Мы с мистером Соарошем неплохо знакомы, между прочим.

— Я знаю, — ответил Эндорф, — Прилетайте в Лантон, мы все спокойно обсудим.

«Как уже сообщалось, правительство Меганезии вчера объявило о вводе своего военно-морского флота в Арафурское и Тиморское моря, якобы для защиты от террористической угрозы, исходящей от неправительственных вооруженных группировок, базирующихся на островах неопределенной территориальной принадлежности, расположенных к востоку от Тимора. Фактически это означает установление военного контроля над акваторией вдоль 10-й параллели, соединяющей Тихий океан с Индийским. Сегодня ночью меганезийская эскадра прошла через Торресов пролив и продолжает двигаться на запад по направлению к Тимору. Меганезийская авиация с помощью электромагнитных бомб вывела из строя военно-морские силы Восточного Тимора и полностью блокировала спорный архипелаг Лоти. На остров Удан, административный центр архипелага, высажен меганезийский воздушный десант, остров сейчас контролируется оккупационными властями. Населению приказано сдать оружие, перемещения морских и воздушных судов без санкции военной комендатуры запрещено. По непроверенной информации несколько попыток прорыва с оккупированного архипелага были пресечены силой. На спутниковых фото видно горящее судно в порту Удан. Представитель миротворческих сил UN в демилитаризованной зоне Кай-Тимор сообщил, что «голубым каскам» со стороны оккупационных властей «пока ничего не угрожает, они нас просто игнорируют» и добавил, что «оккупационные власти проводят разоружение варварскими методами, практикуя расстрелы на месте». О числе жертв среди мирного населения пока не сообщается. Правительства Восточного Тимора, США и ЕС направили правительству Меганезии ноты протеста. Правительство Австралии предупредио, что приводит свои вооруженные силы в состояние повышенной готовности. Правительства Папуа — Новой Гвинеи, Новой Зеландии и Индонезии пока воздержались от комментариев. Вопрос о действиях Меганезии в демилитаризованной зоне Кай-Тимор внесен в повестку дня комиссии по миростроительству UN».

…Администрация острова Удан разместилась в обшарпанной хижине, расположенной на перекрестке двух грунтовок рядом с рыночной площадью. Сейчас на стене хижины красовалась намалеванная белой краской надпись «Comandancia militar», а рядом стоял маленький бронированный джип с крупнокалиберным пулеметом на турели. На веранде, за полуразвалившимся столом сидел усталый меганезийский капитан в пятнистом десантном комбинезоне. В одной руке у него был мобильник, в другой — полулитровая алюминиевая кружка, из которой он хлебал кофе. Вторая такая же кружка стояла перед голландским лейтенантом в форме миротворцев ООН. Разговор не клеился.

— Вы не имеете права здесь находиться, — объяснял лейтенант, — это демилитаризованная зона, понимаете?

— Я не политик, — отвечал капитан, — у меня приказ здесь находиться. Извините, меня вызывают… Да, сержант… Ну… Мне самому приехать и убрать с дороги этот гребаный прицеп?… Ну, так спихните его… Не можете сообразить, как? Merde, чему вас только учат в школе? Объясняю…

Лейтенант терпеливо дождался, пока капитан поговорит по мобильнику, и продолжал:

— У вас нет международного мандата.

— Да, — согласился меганезиец, — У меня его нет.

— Значит, вы не имеете права выполнять здесь полицейские функции.

— Я не юрист. У меня приказ навести здесь порядок.

— Но ваши люди открыли огонь по гражданским лицам! — заявил лейтенант.

— Я вам уже объяснял, эти лица отказались разоружиться и угрожали оружием военному патрулю. Патруль в такой обстановке обязан был открыть огонь.

— Ваше начальство знает, что ваш патруль расстрелял группу гражданских лиц?

— Да, конечно …Извините, меня опять вызывают… Кто сказал «заминировано»?… Ну, проверьте… Как-как, просто: берете железную бочку, насыпаете в нее песок, затем…

Голландец снова подождал окончания разговора по мобильнику, и сообщил:

— Я обязан доложить руководству, что вы отказались покинуть эту территорию.

— Докладывайте, — сказал капитан, — Ведь это ваша работа, не так ли?

— Наша работа поддерживать режим демилитаризованной зоны, — ответил лейтенант, — а ваши люди перемещаются с оружием.

— У вас и до этого перемещались всякие люди с оружием, и что?

— Но мы старались справиться с этим и уладить дело мирным путем.

— В таком случае, для вас ничего не изменилось, — заметил капитан.

— То есть, вы отказываетесь покинуть территорию?

— Сожалею, но это так.

— В таком случае, я звоню руководству, — предупредил лейтенант, доставая спутниковый телефон.

Меганезиец согласно кивнул и принялся за свой кофе.

Дозвонившись до руководителя локального контингента «голубых касок», лейтенант отрапортовал:

— Меганезийские военные отказываются покинуть остров.

— Это было предсказуемо, — последовал ответ.

— А что мне делать?

— Продолжайте выполнять миссию.

— Но как?

— Ищите с ними контакт, и ни в коем случае ни во что не вмешивайтесь. Никаких силовых столкновений. Мы миротворцы. Вы поняли меня лейтенант?

— Вас понял.

— Вот и хорошо. Конец связи.

Меганезийский капитан понимающе покивал головой и спросил:

— Нет проблем?

— Вроде того, — пробурчал лейтенант.

— Ну, вот и хорошо. К вечеру наш флот подойдет и будет спокойнее. Заходите, выпьем по рюмке, пообщаемся. Извините, опять вызов… Что? Какой катер?… Ржавый это не признак принадлежности, старлей. Флаг на нем есть?… Ну, ясно. А ты что предлагаешь?… Они что, сопротивляются?… Ну и пусть лежат в дрейфе до подхода флота.

Неподалеку от крошечного безымянного островка, обозначаемого на тактических картах, как L4, тихо покачивались на волнах два плавсредства, принадлежавшие, казалось, к разным историческим эпохам. Одно из них напоминало вытянутое ржавое корыто метров 25 длиной, украшенное деревянной надстройкой и древним пулеметом «Мадсен», за который коллекционеры, не торгуясь, отвалили бы полста тысяч евро. Другое было похоже на летающую тарелку из голливудского фильма о вторжении марсиан, только не круглую, а овальную и с небольшими крыльями. На левом крыле с задумчивым видом сидел молодой человек в форме старшего лейтенанта ВВС Меганезии.

— Чего делаем, Кранц? — послышалось из кабины.

— Ни хера не делаем. Начальство сказало: ждать флот.

— А с этим чего?

— Начальство сказало: пусть дрейфует.

— А когда флот подойдет?

— Слушай, Джок, я тебе что, секретарша? Ты штурман или где? Влезь в интернет и посмотри. А заодно найди музыку какую-нибудь.

— Какую?

— Бодрую, блин. Жизнеутверждающую.

Через пару минут из кабины зазвучала ламбада.

Почти сразу же после этого над бортом катера появилась фигура, одетая в нечто, лет 20 назад бывшее британской матросской робой, и прокричала в древний раструб-мегафон:

— Начальника, что сказала твоя начальника?

Командир летающей лодки Mooncat (так назывался этот аппарат на языке армейских кодов) протянул руку в кабину, достал маленький микрофон на шнуре и ответил:

— Приказ лежать в дрейфе до особого распоряжения. Как понял меня?

— Моя не моги долго лежать дрейф, моя домой надо.

— Ничего, переживешь. Никуда твой дом не убежит.

Фигура покачала головой, а затем изрекла:

— Моя давай сто американский доллар, твоя моя отпускай.

— Отставить коррупцию, — сказал старлей, — сдвинешься с места, утоплю на хер. Как понял?

— Моя понимай, — фигура помолчала немного и добавила, — моя имей очень-очень важный информация для твоя начальника.

— Какую?

— Очень-очень важный. Стоить десять тысяч американский доллар.

— Ты охренел. Твое корыто вместе с командой столько не стоит.

— Корыто не стоить, — согласилась фигура, — А информация стоить. Твоя звонить говорить начальника, начальника быть довольна.

— Про что информация?

— Про эту остров. Очень-очень плохая место.

— Это почему еще?

— Очень-очень плохая, — повторила фигура, — а больше моя сказать, когда твоя платить.

Старлей вздохнул, вытащил из кармана пачку сигарет, закурил и сказал:

— Знаешь, парень, я, конечно, могу позвонить в военную разведку, но если ты попробуешь им продать какое-нибудь фуфло типа про морского змея, они распилят тебя циркулярной пилой ровно на 32 части по числу румбов. Как понял?

— Моя продавать не фуфло. Если твоя летать над мыс на южная берег, то твоя сама видеть.

— И что я там увижу?

— Много мертвая человека. Ее кушать краб, но много-много оставайся.

— Много это сколько? Пять? Десять?

— Нет. Пять сто. Десять сто. Моя не считай, но сильно много. Твоя проверять и платить. Тогда моя сказать больше.

Командир летающей лодки наклонил голову к кабине и приказал:

— Банни, глянь через спутник, что видно на южном берегу при большом разрешении.

— Que es necesario buscar? — спросил хрипловатый женский голос.

— Ну, ты слышала, этот крендель говорит про хренову гору трупов. Это и ищи.

— Claro, el jefe, — ответила Бани, — ahora.

Через несколько минут послышалась громкая непечатная брань на два голоса.

— Чего там? — спросил старлей.

— La merde sinistre, — ответил Джок, — Terrible dung, жуткое дерьмо.

— En naturaleza el genocidio, — добавила Банни.

— Так. Понял. Разведку мне на связь, быстро.

Через полтора часа, будто из самой середины жизнерадостно-голубого небесного купола вынырнула оранжевая точка, мгновенно разросшись в небольшой треугольный самолетик класса «craft-bolide». Под оглушительный свист самолетик проглиссировал по волнам и остановился в сотне метров от летающей лодки. Колпак в носовой части раскрылся, как створки ракушки.

— Джок, подрули к нему, — распорядился старлей.

Когда оба летно-плавучих устройства сблизились, он перепрыгнул с крыла летающей лодки на фюзеляж треугольника:

— Капитан Алонсо, военная разведка, — представился прибывший, — Что у вас происходит?

— Какая-то хрень, сен капитан. Мыс на южном берегу завален трупами. Геноцид, в натуре.

— Трупы свежие?

— Всякие. Через спутник не много разглядишь, но некоторые уже скелеты, а другие так, еще более-менее. А вон там тип, который хочет десять грандов за инфо, — старлей махнул рукой в сторону ржавого катера.

— Любопытно, — сказал Алонсо, и, взяв у старлея микрофон, произнес длинную фразу на чистейшем индонезийском bahasa.

С катера ответили не менее длинной фразой на том же языке.

Некоторое время шло словестное препирательство, затем разведчик повернулся к старлею и сконфуженно развел руками:

— Я изучал bahasa по «Джоко Тингнир», это литературная классика. Наверное, я слишком несовременно выражаюсь. Как объяснить этому типу, что я не шутки шутить прилетел?

— По-моему, — сказал старлей, — если бы вы, для начала, назвали его грязной свиньей и приказали исполнять все, что вы говорите, то дело пошло бы легче. Насколько я знаю, здешние оффи разговаривают с подчиненными именно так. Местный обычай.

— Но такой стиль может помешать установлению доверительных отношений, — заметил разведчик.

— Дело ваше, сен капитан. Вы спросили, я высказал свое мнение.

Алонсо задумался на несколько секунд, а потом рявкнул в микрофон:

— Kamu kotor babi! Kerdja bilamana saya ingin!

— Yes sir! — раздался ответ, и вскоре от катера в их сторону отплыла маленькая резиновая лодка, в которой сидела уже знакомая фигура в старой робе.

— Что вы ему сказали? — поинтересовался старлей.

— Я дословно перевел то, что предложили вы, — сказал разведчик.

Следующие четверть часа Алонсо старательно устанавливал доверительные отношения с Пунгом (таково было имя капитана ржавого катера), угощал его сигаретами, о чем-то расспрашивал, и, наконец, вручил пачку стодолларовых купюр в банковской упаковке.

Тут Пунга прорвало. Разведчик едва успел включить диктофон, как индонезиец стал тараторить не переставая. Чем более оживлялся Пунг, тем больше мрачнел разведчик. Когда повествование закончилось, он повернулся к старлею и сообщил:

— Довожу вам оперативную ситуацию. На L4 расположена нерегулируемая карантинная зона. Сюда свозят всех инфекционных больных с ближайшей группы островов.

— Он врет, — сказал старлей, — со спутника мы не видели никакой больницы.

— Вы не поняли, — ответил Алонсо, — Нет больницы. Их не лечат. Просто сажают на плот, буксируют сюда и следят, чтоб не убежали. Работа Пунга в этом и состояла. Буксировать и следить.

Возникла пауза. Потом командир летающей лодки молча расстегнул кобуру и взялся за рукоять пистолета. Разведчик быстро бросил руку вперед и сжал запястье старлея. Хватка у него была, как у бульдога.

— Остыньте, — тихо сказал он, — Здесь не Меганезия. Вы же сами сказали: местные обычаи. Парню надо чем-то кормить семью и своих матросов. Он не виноват.

— Ладно, остыл, — ответил тот через несколько секунд, — можете больше не держать.

— Вот и хорошо, — Алонсо улыбнулся одними уголками губ, — Теперь слушайте боевую задачу. Пунг и его экипаж являются исключительно ценными источниками информации и свидетелями. Если они исчезнут или с ними что-то случится, журналисты завтра объявят этот гребаный Освенцим зверством меганезийских милитаристов. Это понятно?

— Куда понятнее, — пробурчал старлей.

— … Поэтому, — продолжал разведчик, — катер должен стоять тут, как приколоченный, до подхода флота, и ни один волос не должен упасть с головы этих засранцев. Если кто-либо попытается атаковать этот катер, вы должны нейтрализовать атаку всеми имеющимися у вас средствами. Вопросы есть?

— Да, сен капитан. А как быть с людьми на острове? Их нельзя оставлять без помощи.

— Сейчас мы ничем не можем им помочь, — ответил Алонсо, — вы не врач и я тоже.

— А когда мы сможем?

— Боюсь, что не раньше, чем утром. Но я сделаю все, чтобы не позже.

— Ненавижу ждать, — сквозь зубы процедил старлей.

— Я тоже, — коротко ответил разведчик, — Hasta la vista senior lieutenant.

Когда самолетик Алонсо взмыл в небо и исчез, Пунг на всякий случай напомнил:

— Начальника запретила моя стрелять.

— Угу, — буркнул старлей, — но если ты только подумаешь сбежать, я прибью твои ноги к палубе вот такими гвоздями.

И показал пальцами длину воображаемых гвоздей.

— Моя не сбегать. Моя брать деньга и работать для твоя начальника, — спокойно ответил Пунг, и с достоинством погреб к своей ржавой посудине.

— Люблю я эту работу, — сказал координатор правительства Ясон Дасс, открывая заседание комитета по управлению операцией, — похоже на плавание баттерфляем в выгребной яме. Только успел глотнуть воздуха, и снова с головой в говно.

— Оптимистичное начало, — буркнул военный координатор Илле Огви.

— Пока говно еще не случилось, — уточнил Джино Валдес, командующий ВМФ.

— Мне нравится это «пока», — ответил командующий ВВС Стеф Запато.

— А вы зря иронизируете, — заметил шеф разведки Райвен Андерс.

— Ничего не понимаю, — подала голос Флавия Мендес, координатор национального фонда-департамента общественного здоровья, — Кстати, у меня и без игр в войну дел хватает. Что там случилось-то?

Наступила тишина. Было слышно только, как Ясон барабанит пальцами по столу.

— Не будем тянуть ската за хвост, — сказал, наконец, Огви, — Райвен, доложите суть дела.

Шеф разведки коротко кивнул, встал и подошел к экрану, поигрывая лазерной указкой.

— Как вы знаете из военных сводок, сегодня ночью воздушный десант взял под контроль спорный архипелаг Лоти, восточнее Тимора. Последние 7 лет здесь фактически правила группа бандитов…

— Чьих бандитов? — перебил военный координатор.

— Ничьих, сен Огви. «Спорный архипелаг» в данном случае означает «ничейный». Когда-то он был отнесен к Индонезии, потом на морское пространство вокруг стал претендовать Восточный Тимор, потому что… В общем, это такая политика. Потом архипелаг передали под контроль ООН, а потом там образовались бандиты и стали править. Канонический ход событий. То же, что было на Тробриане или на островах Адмиралтейства.

— Если он ничейный, то почему произошло столкновение с тиморским флотом?

С места поднялся Стеф Запато.

— Я сейчас поясню. С юго-востока от Лоти находились три канонерских лодки под флагом Восточного Тимора и вели заградительный зенитный огонь, чтобы не допустить нашего воздушного десанта. Я понятия не имею, зачем они это делали, ведь Лоти им никогда не принадлежал. Мне пришлось разрешить применение ЭМИ-боеприпасов.

— Выражайтесь конкретнее, — сказал Ясон, — что вы применили и каковы последствия?

— Да, сен координатор. Мы применили устройства, создающие электрическую индукцию в сетях. От этого сгорает проводка и судно ложится в неконтролируемый дрейф. Для людей это безопасно. Из строя выходит только техника, содержащая электрические цепи.

— И что было дальше?

— Да ничего, — Запато пожал плечами, — Я сам позвонил в штаб ВМС Восточного Тимора и объяснил им ситуацию. Они прислали буксир и оттащили свои канонерки в порт Дили. Правда, сначала сказали мне много специфических слов, которые я не хочу повторять при даме (Стеф отвесил церемонный поклон в сторону Флавии).

— А что за судно горело в порту Удан?

— Скоростной океанский катер без флага, — ответил Запато, — Вооружение: один станковый гранатомет и два пулемета. Типично пиратское судно. Пытался уйти в открытое море, на приказы лечь в лрейф не реагировал. Уничтожен ракетой с нашего «Mooncat».

Координатор правительства кивнул головой.

— Более-менее ясно, сен Запато. Продолжайте, сен Андерс.

Шеф разведки снова поиграл указкой и продолжил.

— В ходе выяснения обстановки, морская авиация обнаружила, что на вот этом острове находятся инфекционные больные численностью до 3000 человек. По нашим данным, их высылают туда на протяжении нескольких лет. Они не имеют ни снабжения ни медицинского обслуживания и, грубо говоря, мрут, как мухи. Вот тут, на южном мысе, образовалось массовое захоронение, точнее свалка нескольких тысяч трупов.

— Какие заболевания? — cпросила Флавия.

— Полагаю, все, какие возможно, от лепры до чумы, холеры и оспы.

— То есть, вы просто не знаете, полковник?

— Не знаю, — подтвердил он, — На Эль Кватро десантники не высаживались.

— Эль Кватро? — переспросил Ясон Дасс, — На карте этот остров безымянный.

— Да, сен Дасс. На оперативных планах он обозначен L4, отсюда Эль Кватро.

— Ясно, полковник. А кто отправлял туда больных?

— Местный перевозчик забирал их с Тимора по распоряжениям бывшей администрации архипелага Лоти, в смысле бандитов с острова Удан. Кто вел дела с ними, неизвестно.

— Где теперь эти бандиты? — спросил Огви.

— Застрелены нашим военным патрулем, — проинформировал Запато.

— То есть, — подвел итог Ясон Дасс, — Мы теперь крайние. Если не сформировать нужную информацию сегодня, то завтра западная пресса обвинит нас в геноциде. Постфактум мы убьемся объяснять, что все это было до нас.

— Да вы что? — возмутился Запато, — Ни один здравомыслящий человек в это не поверит!

— Объясняю вам логику телезрителя, полковник. Пока нас не было, трупов не было. Как только мы появились, появились трупы. Значит, это сделали мы. А здравомыслящие люди на Западе телевизор не смотрят.

Оставив полковника Запато в состоянии легкого шока, Ясон повернулся к Андерсу.

— Какие меры сейчас принимаются?

— Пока наш патруль просто блокирует Эль Кватро до подхода флота. На данный момент флот движется в Арафурском море, вот здесь. Будет на месте около 8 вечера.

— А там, южнее, что за корабли у вас обозначены?

— Это австралийцы, сен Дасс. Их военный флот вышел из порта Дарвин.

— Зачем?

— Полагаю, на всякий случай.

— Они опасаются за свой остров Мелвилл и за морские платформы, — добавил Валдес, — я не понимаю, почему. Недоразумение какое-то.

— Ладно. Надеюсь, camrades colonels, это и останется не более, чем недоразумением.

— Судя по неформальной информации, проблем вообще не будет, — сказал Огви.

— Поясните, — бросил Дасс.

— Наши и их патрули фактически совместно действуют по безопасности судоходства и спасательным работам в Коралловом море — сказал военный координатор, — так вышло само собой, поскольку у нас до сих пор нет соглашения с Австралией о морской границе восточнее Большого барьерного рифа. Я, как и мой предшественник, поощряю личные контакты между мобильными группами. Это постоянный источник свежей информации, циркулирующей в вооруженных силах наших соседей.

— Ясно. И что говорит этот источник?

— Думаю, об этом лучше расскажет полковник Андерс, — ответил Огви.

Райвен кивнул и переключил режим визуализации. Область расположения двух флотов увеличилась и покрылась пиктограммами, соединенными сетью разноцветных линий.

— Надеюсь, это не план морского боя? — обеспокоено спросила Флавия.

— Никак нет, сен Мендес. Это схема неформальных контактов по частным средствам связи между нашими и австралийскими военнослужащими на театре оперативных действий.

— Вы что, их прослушиваете?

— В зоне вооруженного противостояния это допускается Хартией, — не моргнув глазом, ответил шеф разведки, и продолжал, — цвет линий обозначает тематику общения. Справа дана расшифровка условных цветов. Как видите, преобладает спорт, флирт, семья, хобби и бизнес. Доля тревожных тематик остается в пределах мирной нормы.

Ясон Дасс подошел к экрану и ткнул пальцем в сгущение зеленых и желтых линий (флирт и спорт соответственно) между двумя кораблями.

— А тут у вас что за sex-party?

— Это австралийский корвет «Индевер» и наш хотфокс «Фаатио». Вместе участвовали в спасательной операции у берегов Новой Зеландии. Тайфун «Уттар», позапрошлый год. Команды поддерживают дружеские отношения, кое-кто совместно отдыхает и прочее.

— Что такое «хотфокс»? — поинтересовалась Флавия.

— Штурмовой катер-рейдер, вроде маленького фрегата, — коротко объяснил Валдес.

— Это существенно, — пробурчал Ясон себе под нос.

— Вы о чем, босс? — спросил Огви.

— Так, мысли всякие, — неопределенно ответил тот, — а что у нас с «голубыми касками»?

— Контакт налажен, — проинформировал Андерс, — капитан Аги Табаро, военный комендант архипелага встречался с лейтенантом миротворческого контингента Эрманом Гронингом.

— И как прошла встреча?

Андерс пожал плечами и улыбнулся.

— Как обычно с ооновцами. Я попросил Табаро проявить максимум такта к миротворцам, выслушать их бред про демилитаризованную зону и зацеловать их до смерти. Лейтенант грузил про это два часа, потом устал, принял приглашение Табаро на вечерний шнапс и пошел дальше зниматься ерундой, которую в ООН называют «миростроительством».

— В случае чего мы можем рассчитывать на их сотрудничество? — спросил Ясон.

— Можем, я полагаю. Только что с них толку?

— Как знать, как знать, — туманно ответил координатор правительства.

Флавия вздохнула, подошла к экрану и постучала авторучкой по острову Эль Кватро.

— Прошу внимания! Вы тут рассуждаете о том, как отбрехаться от прессы завтра, а что мы будем делать послезавтра? Если все так, как сказал сен Андерс, то есть, скученность и отсутствие медицинской помощи, то мы будем терять в день до 50 больных на тысячу. Я видела комплексную эпидемию в Мьянме и знаю, о чем говорю. Нужны срочные меры!

— Какие меры? — спросил Запато, — Пока у нас на архипелаге есть только рота десантников и эскадрилья патрулирующих «Mooncat». Из медицины два фельдшера на всех.

— Я не говорю «сию минуту», — уточнила она, — но в восемь, когда будет флот…

— А что флот? — перебил Валдес, — Вы знаете, что такое медпункт на штурмовом судне?

— Догадываюсь, — сказала Флавия, — Но можно рассредоточить больных, обеспечить им санитарные условия, собрать и перебросить авиацией группу врачей.

— На это надо три дня, не меньше, — заметил Огви.

— Пятьдесят смертей на тысячу за каждый день, — напомнила она.

— Но я же не волшебник! — возмутился военный координатор.

— Надо еще обеспечить моряков костюмами биологической защиты, — добавил Валдес, — у нас сейчас только противогазы.

Райвен Андерс легонько тронул Флавию за плечо.

— Кажется, я знаю, кто нам нужен.

— Гэндальф? — с невеселой иронией спросила она.

— Почти. Его зовут Джералд Винсмарт. Вашей службе он известен, как Джерри Джералд.

— Да, знаю. Американский тахуна, который обнаружил, что возбудитель лихорадки Денге уничтожается овечьим препаратом Twiz. Но это средство только против икосаэдрических вирусов — денге, эбола, энцефалит. При чуме, малярии, холере и оспе это не поможет.

— Видите ли, — сказал разведчик, — доктор Винсмарт не столько тахуна, сколько биохимик. Один из лучших во всем западном полушарии. Он не случайно применил Twiz, он спец по штуковинам, которые называются «nanobots», это его конек.

— Наноботы не панацея, — сообщила Флавия, после некоторого раздумья — Да, это крайне эффективное средство, но ими нельзя лечить от всего сразу. Кроме того, очень немногие из них прошли полный цикл клинических испытаний. Рискованный эксперимент тахуна Джералда мог закончиться и не столь успешно, понимаете?

— Понимаю, — согласился Райвен, — но вы сами сказали: в день пятьдесят zero на тысячу. Что мы теряем, если попытаемся?

— Я вам объясню. Наноботы бывают разных типов. Некоторые могут разрушать не только вирусы и бактерии, но и обычные клетки. Мы рискуем ввести больным клеточный яд.

— Знаете, Флавия, я не биолог, но мне кажется, в условиях отсутствия других решений…

— Я не возражаю, — перебила она, — зовите хоть Винсмарта, хоть всех колдунов Океании сразу, но не слишком расчитывайте на чудеса. Добрые феи бывают только в сказках.

— Нет ничего реалистичнее хорошо спланированного чуда, — вмешался Ясон, — звоните этому тахуна, договаривайтесь и все такое.

Флавия пожала плечами.

— Я вас предупредила, comandante.

— Да, конечно. Но у нас все равно нет другого выхода.

— Сен Дасс, как говорят русские, vi est veliki chelovek, — встрял Валдес.

— Как это переводится?

— Это ритуальное почтение к лидеру, — пояснил полковник, — как sensei-rei у японцев.

— Благодарю за поддержку, — сухо ответил Ясон, — но, надеюсь, вы понимаете, что решение по Винсмарту это вроде формальных китайских выборов. Один кандидат на одно место.

— Это не по колдуну, — сказал Валдес, — это по австралийцам и ооновцам.

— Разве я про них что-то сказал?

— А как же! Вы сказали, цитирую: «Это существенно» и «Как знать, как знать».

— Ну и что?

— Как что? Это блестящее решение, сен координатор!

Огви похлопал Ясона по плечу.

— Осторожно босс. Этот тип научился у русских не только ритуальным словечкам, но и особому приему: выдавать свои авантюры за неявно отданные приказы руководства.

— Вот как? Сен полковник, что за авантюру вы собрались выдать за мой приказ?

— Ну, вообще-то… — начал тот, потупившись, как семиклассница на первом свидании.

— Не тяните ската за хвост, — поторопил Огви.

— Так точно, — сказал Валдес и решительно подошел к экрану, — разрешите изложить план субоперации информационного прикрытия.

— Вы откровенно меня шантажируете, — сказал док Джерри.

— Да у меня и в мыслях не было! — возмутился Журо, — ведь что такое шантаж? Это когда человека к чему-то принуждают путем угроз. Я вас к чему-то принуждаю? Я вам чем-то угрожаю? Если хотите знать, я лишь сообщил вам о некоторой проблеме, полагая, что она будет интересна вам, как профессионалу в определенной области.

— Сообщили, твердо рассчитывая, что я займусь этой проблемой.

— Почему твердо? Просто я полагал…

— Потому, — перебил Джерри, — что вы сразу поставили меня в такое положение, как будто я отвечаю за жизнь этих людей.

— Вам показалось, — возразил разведчик, — я не могу возложить на вас ответственность…

— Ему не показалось, — отрезал док Рау.

Он встал из-за стола, прошелся вдоль ограждения террасы, и повторил.

— Коллеге Джерри не показалось. Вы апеллировали к принципам тахуна. Вы ведь знаете, если мы можем помочь, то не отказываем.

— Но доктор Винсмарт, строго говоря, не совсем тахуна, — заметил Журо.

— Только Ваиора и Таранга знают, кто тахуна, — жестко ответил Рау, — а военная разведка этого не знает. Я понятно выразился?

— Я ничего такого не хотел сказать, — скромно произнес разведчик. Ему явно не хотелось быть заподозренным в покушении на компетенцию двух древних океанийских богинь.

— Однако, вы это сказали.

— Если так, то прошу прощения. Если вы хотели меня построить, loa tahuna, то, считайте, вы это сделали. Что дальше?

Рау удовлетворенно кивнул, закурил сигару и повернулся к Винсмарту.

— Сен Журо не помнит наших правил, коллега Джерри, — констатировал он, — Кому нужна помощь, тот просит. Иначе непонятно, хочет ли он, чтобы мы занимались его делами.

Пауза. Разведчик едва заметно кивнул головой и сказал:

— Тахуна Джералд, от имени правительства Конфедерации Меганезия я прошу помощи.

— Вы, надеюсь, понимаете, что это серьезный риск? — спросил Винсмарт.

— Да. Почти то же самое сказали в службе здравоохранения.

— А что они еще сказали?

— Что при обычном варианте решения большинство людей умрут раньше, чем мы успеем им помочь. Если хотите, могу вам объяснить, почему. Это простой расчет времени.

— … Которого у нас мало, если я правильно понял, — прервал его Винсмарт, — учтите, я не умею организовывать работу в очаге эпидемии.

— Для этого у нас есть другие специалисты, — ответил Журо.

— … Кроме того, у меня нет такого количества препаратов. Если там 3000 человек, то…

Журо кивнул и извлек из кармана коммуникатор.

— Диктуйте. К моменту начала операции все будет доставлено.

— Началу чего?

— Той самой массовой работы в очаге эпидемии, — пояснил разведчик, — контрольный срок 9 утра по местному времени.

— Ясно, — сказал Винсмарт, — когда мы вылетаем?

— Будет хорошо, если вы соберетесь за час.

— … Таково положение дел на данный момент.

Этими словами капитан Чубби Хок завершила краткий рассказ о проблеме Эль Кватро.

Лейтенант Нонг Вэнфан, выполнявший функции ассистента, закрыл ноутбук, по которому только что демонстрировал двум индонезийским коллегам кадры аэрофотосъемки.

Коллеги, полковник Юсуф Обари и фельдсоветник Кунсонг Сай, переглянулись.

— Все это очень драматично, но причем тут мы? — спросил Кунсонг.

— Может и не при чем, — сказала Чубби, — но даже у невкусной каши есть повар.

— Мне очень неприятно это говорить, но поваром обычно оказывается тот, кто стоит ближе к котлу, — заметил фельдсоветник.

— Тот, кто стоял, — вежливо поправила она, — а не тот, кто подошел позже. Не думаете же вы, почтеннейший, что мы не позаботились о доказательствах нашей непричастности.

— Это зона действия мандата ООН, значит, они и повара, — брякнул Юсуф.

Чубби игриво положила ногу на ногу и обворожительно улыбнулась ему.

— Дорогой полковник, какими бы мудаками не были «голубые каски», их можно обвинить только в том, что они не умеют работать, но не в том, что они устроили этот концлагерь.

— Тогда сепаратисты, — сказал он.

— Вы хотели сказать, правительство Восточного Тимора? — уточнила она.

— Да, если эту шайку считать правительством.

— Интересная версия, — сказала Чубби, поворачиваясь к лейтенанту, — что скажешь?

— Интересная, — согласился Нонг, — но не проходная. По информации нашего источника, на Эль Кватро свозили в основном не этнических восточнотиморцев, то есть, не маубере, а этнических индонезийцев, то есть, сундов, яванцев, мадурцев и малайцев.

— Этнические чистки, — быстро ответил Кунсонг, — мы уже обращали внимание ООН на то, что восточнотиморцы практикуют геноцид.

— Это был бы выход, — задумчиво произнесла Чубби, — Но международная комиссия сразу по прибытии начнет опрос пострадавших, а они сильно обижены на тех, кто их засунул на Эль Кватро. Они люди не слишком образованные, но индонезийцев от восточнотиморцев отличить могут безошибочно. Вы меня понимаете?

Кунсонг Сай достал из кармана золотой портсигар с монограммой, вынул сигарету и прикурил от золотой зажигалки, украшенной звездочкой из мелких изумрудов.

— Мисс Хок, вы сказали «международная комиссия»?

— Совершенно верно, господин советник.

— И кто же в нее входит? — спросил он.

— Во-первых, «голубые каски», — ответила она, — во-вторых эксперт из США, в-третьих, разумеется, наши военспецы, в-четвертых, видимо, австралийцы. Они пока что не дали официального запроса, но их мобильная группа уже в ста милях от архипелага.

— А кто сейчас на Эль Кватро? — спросил Юсуф.

— Дорогой полковник, мы же не полные идиоты, чтобы высаживаться туда до сбора всей комиссии. Сейчас там нет никого, кроме тех, кто туда был сослан.

Фельдсоветник встал с кресла и прошелся по комнате.

— Мисс Хок, а нельзя ли узнать, почему наша страна не получила приглашение войти в комиссию? Или, по-вашему, нас это касается меньше, чем австралийцев и американцев?

— Почему же не получила? — удивилась Чубби, — для чего я здесь, по-вашему?

— То есть, нас все-таки приглашают? — уточнил Кунсонг.

— Ну, разумеется. Комиссия начинает работать завтра, в 9 утра. Если вы принимаете наше приглашение, то мы можем вылететь через 2 часа, а через 4 часа будем на острове Удан.

— Как через 2 часа? — удивился Юсуф.

— Очень просто, — пояснила она, — в 30 километрах от берега наша летающая лодка. Час на сборы здесь, час на катере, и мы на борту. Прошу извинить за спешку, но согласитесь, при известных вам обстоятельствах, откладывать начало работы комиссии невозможно.

Кунсонг утвердительно кивнул.

— Вы правы, мисс Хок. Но нам надо обсудить один тонкий момент. Как вы понимаете, для нас принципиально, чтобы подозрение в этом бесчеловечном акте по недоразумению не пало на наше правительство. Насколько я понял, вы готовы проявить добрую волю в этом вопросе.

— Да, господин советник. Но нам понадобится ваша помощь для установления истинных виновников. По нашим данным это исламские радикалы, которые недавно обстреляли ракетами «скад» нашу территорию. Возможно «Фронт защитников ислама» или «Совет индонезийских моджахедов», или иная антиправительственная группа, действующая на территории Индонезии.

— А нельзя ли договориться, чтобы это были восточнотиморцы? — спросил Юсуф.

— Нельзя, — отрезала Чубби, — давайте будем реалистами, дорогой полковник.

— То есть, ваша цена это свобода рук для вашей резидентуры? — уточнил фельдсоветник.

— Я этого не говорила, но, поскольку вы человек прямой…

— Ясно, — проворчал он, — Но как вы можете гарантировать, что ваши поиски ограничатся именно антиправительственными группировками?

— Очень просто, — ответила она, — Мы совместно с вами неопровержимо установим в ходе работы комиссии, что виновником является антиправительственная группировка. Это и определит круг задач соответствующего отдела меганезийской резидентуры.

Лейтенант «голубых касок» Эрман Гронинг был совершенно ошарашен, двое его людей тоже. Сержант Хеллер очень сосредоточенно жевал «стиморол», а военфельдшер Бранд неприятно хрустел пальцами. Была у него такая привычка.

— Вас что-то смущает? — спросил капитан Аги Табаро.

— Не то слово, — буркнул Эрман, — Я ведь думал, что ЧП здесь, на Удане, а оказывается…

— Но ведь мандат ООН распространяется на весь архипелаг Лоти, разве нет?

— Формально да, но…

— Поймите, герр Гронинг, — перебил майор Журо, — мы не специалисты по вашей миссии. Мы пригласили вас, как офицера UN, войти в международную комиссию по гуманитарной проблеме. Кроме вас мы пригласили эксперта из США (Журо кивнул на Винсмарта), двух представителей правительства Индонезии, и представителей ВМФ Австралии.

— Мне казалось, что такие комиссии создаются на более высоком уровне, — нерешительно ответил голландский лейтенант.

— В критических ситуациях комиссии создаются на том уровне, который есть, — возразил Журо, — Надеюсь, у вас нет сомнений, что ситуация критическая? Жизни 3000 людей под прямой угрозой здесь и сейчас. Конечно, можно отфутболить все начальству, ссылаясь на то, что у нас, мол, не тот уровень. Вопрос застрянет в бюрократических шестеренках, а люди, тем временем, будут умирать. До 150 смертей в день, таков прогноз. Как хотите, лейтенант, а лично я не намерен самоустраняться и спихивать ответственность на других.

— А я даже и права такого не имею, самоустраняться, — коротко проинформировал Табаро.

Эрман бросил взгляд на своих людей, и ясно понял: если он сейчас откажется, то потеряет их уважение навсегда. Он и так весь предшествующий день читал в глазах подчиненных немой вопрос: «Командир, почему меганезийцы за 3 часа сделали то, что мы не сумели сделать за 3 месяца? Ведь мы ничем не хуже их». У Гронинга был ответ: В меганезийской Великой Хартии, Magna Carta, сказано: «Каждый житель находится под безусловной защитой правительства, и эта защита осуществляется любыми средствами без всякого исключения». В мандате ООН этого нет. Лейтенант Гронинг не имел права вмешаться и прекратить организованный бандитизм на острове, а меганезийский офицер обязан был пресечь эту практику немедленно, и он это сделал. Вот почему еще вчера некоторые жители Удана украсили свои хижины надписями: «Viva Magna Carta!». И ведь никто им не подсказывал. Сами…

«Выгонят меня к дьяволу, — подумал Эрман, — как есть, выгонят», и спросил:

— Кого вы оставляете за старшего, герр капитан?

— Лейтенанта Лопеса Молино, — ответил Табаро, хлопнув по плечу флегматичного на вид мулата, сидящего за ноутбуком.

Молино на миг оторвался от экрана и добродушно подмигнул Гронингу.

— Не беспокойтесь, я пригляжу за вашими ребятами. Все будет ОК.

— Мои ребята не маленькие, — буркнул Эрман.

Вытащив из бокового кармана woki-toki, он набрал четыре цифры и ткнул кнопку вызова.

— Аартсен, я отбываю с миссией на L4, Хеллера и Бранда забираю с собой. Ты остаешься за старшего. Капитан-комендант Тобаро тоже едет туда, за него остается лейтенант Молино. Поддерживай с ним контакт… Знаю, что будут недовольны… Да, если спросят, так им и скажи. Достали уже… Нет, что достали не говори… Да, я буду на связи. Отбой.

Первым обнаружил приближающийся «Фаатио» помощник капитана «Индевера» Билл Сеймур. Современный радар штука достаточно тонкая, чтобы определить не только тип корабля, но и некоторые особенности, по которым можно узнать старого знакомого. Уяснив, кто перед ним, Билл достал мобильник и ткнул в адресной книге иконку с хитрой узкоглазой рожицей и надписью «captain Pak En».

— Aloha! — прозвучал знакомый голос через несколько секунд

— Hello, Ен! — ответил Сеймур, — это ты, что ли, прешь прямо на меня?

— А ты, что, только увидел?

— Ну да. Ты же долбанный невидимка, нет?

— Ага, типа того. А где кэп Джед? Дрыхнет?

— Нет, уже встал, кофе хлебает.

— Ну и пускай. Пока он хлебает, я как раз подойду.

— Смотри, не врежься мне в борт на такой скорости.

— Жену учи лапшу делать. Я сходу лягу в дрейф в 15 метрах, вот увидишь.

— Ты пижон. Кстати, какого хрена тебе от нас надо?

— А у меня это, как его, гуманитарная миссия. Понял?

— Гуманитарная? Это в смысле, будешь снова клеиться к нашей Кэтлин?

— Ты сдурел!? Во-первых, у меня с ней это, платоническое…

— Заливай больше. А во-вторых?

— А во-вторых, протри окуляры и посмотри на мой флаг. Уже должно быть видно.

— Что я, ваш «пропеллер» не видел?

— Не угадал. Возьми бинокль и посмотри.

— И что у тебя там? «веселый Роджер»?

— Билл, возьми свой сраный бинокль…

Сеймур взял бинокль и, сверившись с радаром, поймал в объектив нужный сектор. По пологим волнам стремительно скользило 25-метровое тело, почти сливавшееся по цвету с морской водой. Человек с фантазией мог бы подумать, что это плод экзотической любви крупного китообразного с армейским бронетранспортером. Там, где у уважающих себя морских животных находится спинной плавник, у этого чудища была покатая рубка. Над рубкой торчал флагшток, а на нем трепетал голубой прямоугольник с белым узором.

— Мать твою… Это что, ооновский флаг?

— Точно! — ответил Пак Ен, — Знай наших. Сиди теперь, шевели извилиной.

На мостик ввалился капитан Джед Олдсмит с сигаретой в зубах.

— С кем ты треплешься, Билл?

— Это кэп Ен, «Фаатио». Они идут к нам под «голубым платком», — помощник махнул рукой в сторону меганезийского хотфокса, уже видимого невооруженным глазом.

— Упс, — сказал капитан, — Травкой обкурились?

Сеймур покачал головой:

— Он говорит, какая-то гуманитарная миссия.

— Гуманитарная? Больше слушай этого жулика.

Тем временем, хотфокс, описав широкую дугу, замедлил ход, и оказался почти борт в борт к австралийскому корвету. Чистых 15 метров. Пижон и есть. Бронированный люк позади рубки открылся, и наверх мгновенно вскарабкалось полдюжины меганезийских моряков. Затем сам кэп Пак Ен выбрался из люка рубки и присоединился к ним. Наконец, туда же выбрались несколько фигур, вызвавших у австралийской команды живой интерес.

Палуба корвета была на гораздо выше, чем рубка хотфокса и эти фигуры были видны как актеры в театре с бельэтажа. Трое молодых парней в камуфляже и голубых беретах с эмблемой UN: один лейтенант и два унтер-офицера. Двое очень солидных мужчин в пестрой индонезийской полевой форме с полковничьими погонами. Один гражданский дядька в свободном спортивном костюме с ярким американским флажком на груди.

— Ну и хрень, — высказал общее мнение Джим Джонс, боцман «Индевера», — алло, ребята, вы в курсе, что Хэллоуин уже прошел?

— Тихо! — рявкнул Олдсмит, и перегнувшись через борт, спросил, — Кэп Ен, как на счет традиционной пары слов tet-a-tet?

— Традиционно с удовольствием, — ответил меганезиец.

Австралийский капитан кивнул и коротко скомандовал:

— Сопли!

Короткое, многократно отработанное движение, и два корабля оказались соединены эластичным штормтрапом, на слэнге морских спасателей именуемом «соплями».

Традиционная пара слов представляла собой пару стаканов, куда Джед Олдсмит щедрой рукой плеснул граммов по полтораста очень неплохого виски.

— Ну, — сказал он, — и что это за цирк?

— Это, короче, вот что, — ответил Пак Ен, — это дерьмовая тема с островком, на широте 8, и чуть к востоку от трассы Дарвин — Джакарта. Островок маленький, как чайка насрала, два на два километра. Называется Эль Кватро. Какие-то гады сделали там чумной барак на 3000 посадочных мест. Без врачей, лекарств, водоснабжения, электричества и далее по тексту. Наша разведка, как узнала, так начался просто ураган, это я тебе говорю. Короче, подтянули всех: ооновцев, индонезийцев, и даже американского профессора. Он какой-то нобелевский лауреат по микробам, или вроде того, но не суть. В общем, ты всех видел.

— Три тысячи? — переспросил Джед, — Без воды и лекарств? Вот, жопа. А куда мы всю эту толпу будем эвакуировать?

— «Куда» как раз есть, — сказал Ен, — Там, рядом еще один островок, коралловый. Такой треугольничек, со стороной триста метров. Его с вечера инженерная служба начала оборудовать. А ты лучше спроси «как». Это тебе не жертвы цунами. Эти заразные.

— А как на этом треугольничке 3000 человек будут жить? Стоя что ли?

— Как-нибудь разберемся, — спокойно ответил меганезиец.

— Ну, да, у вас в Меганезии все так. Cначала тяп-ляп, а потом: «как-нибудь разберемся».

— Да, мы такие. Ты лучше скажи: людей дашь? Врача и спасателей человек пять.

— Ты что такое гонишь? — поинтересовался Джед, — Думаешь, я тут буду в волны плевать, когда там работа? У меня 72 реальных человека и водоизмещение 2000 тонн. Скорость, конечно, не 80 узлов как на твоей игрушке, но 35 выжимаем. Тут идти-то всего ничего.

— Пойдешь с нами? — уточнил Ен, — А твое начальство? Ну, там, оффи, политика всякая.

Тут австралийский капитан сделал очередной глоток виски и объяснил свои отношения с политикой в десяти словах, из которых пристойными были только союзы и предлоги.

— И вообще, — добавил он, — хрен ли мы тут расселись? Допиваем и газу.

«Согласно конвенции о спасении на море, иду в квадрат S8-E129 для оказания помощи гражданским лицам, терпящим опасное для жизни бедствие на рифе Эль Кватро. Капитан 3-го ранга Д. Олдсмит, корвет Индевер».

По слухам, когда в Сиднее получили этот телекс, один адмирал уронил очки в чашку чая, а другой был вынужден обратиться в медпункт по поводу внезапного заикания. Видимо, адмирал Уинсдейл, позвонивший Олдсмиту через 10 минут, был третьим.

— Какого дьявола вы творите капитан? Вы знаете, что за оставление боевой позиции вас ждет трибунал? — это было вместо «здравствуйте».

— Простите, сэр, — ответил Джед, — Ввиду явного отсутствия военных действий, я находился не на боевой позиции, а на маршруте патрулирования. После сообщения о прямой угрозе жизни гражданским лицам численностью до 3000 человек, я был обязан…

— Вы не знаете, что в Арафурском и Тиморском морях третьи сутки идет война? — спросил взбешенный адмирал, — Вы не знаете о меганезийском вторжении?

— Я нахожусь в Тиморском море, сэр. Военные действия между Меганезией и Восточным Тимором закончились еще вчера. Нейтральные индонезийцы ушли на свои базы около 22:30, тут уже все тихо. Обстановка мирная, гражданские суда перемещаются безопасно, нашим морским платформам тоже ничто не угрожает. Акватория патрулируется ВВС и ВМФ Меганезии. Враждебности по отношению к нам они не проявляют. Сейчас я следую в зону бедствия за меганезийским катером, идущим под флагом Объединенных наций.

— Кто, черт побери, дал вам приказ за ним следовать?

— Я действовал в соответствии с Брюссельской конвенцией 1910 года, сэр. Только если вы прикажете мне действовать вопреки конвенции, то есть бросить гибнущих людей на рифе Эль Кватро, я буду иметь право вернуться на маршрут патрулирования.

Некоторое время адмирал Уинсдейл шумно дышал в трубку, затем спросил:

— Вы думаете, я не знаю об ответственности за оставление людей в опасности на море?

— Нет, сэр! Я так не думаю.

— Тогда какого черта вы предлагаете мне отдать подобный приказ?!

— Я не предлагаю, сэр. Я только хотел объяснить…

— Объяснять надо было в телексе, капитан! А вы написали две строчки непонятно про что, и из-за этого я трачу время на разговоры с вами. По-вашему, у меня мало других дел?

— Нет, сэр!

— В следующий раз думайте, когда пишете! — сердито сказал Уинсдейл, — Продолжайте спасательную операцию, после доложите. Не в двух строчках, а как следует, ясно вам?

— Да сэр! Приказ продолжать спасательную операцию понял!

— Вот так, — заключил адмирал, — Конец связи.

Капитан Олдсмит положил замолчавшую трубку на пульт и сделал общеизвестный жест, производимый путем удара ребром ладони левой руки по сгибу локтя правой.

Сидевший в соседнем кресле Сеймур повернулся и спросил:

— Все нормально, Джед?

— Наблюдаю на эхолоте адмиральское очко диаметром три дюйма, — ответил капитан.

— Сильно! А почему ты назвал Эль Кватро рифом, а не островом?

— Потому, Билл, что коралловый остров суть ни что иное, как риф.

— А если бы остров был не коралловый, ты бы назвал его скалой или мелью?

— Соображаешь, — уважительно сказал Олдсмит, — Поскольку если составители конвенций о спасении на море пишут, что бедствие следует терпеть на рифах, на скалах или на мелях, но никак не на островах, то им виднее, и кто мы такие, чтобы с ними спорить? Кстати, ты посмотрел, что там у меганезийцев есть рядом с этим гребаным рифом?

— Рядом с большим рифом, который остров Эль Кватро, еще один хотфокс, две летающих лодки и двухкорпусник класса X–Littoral. А рядом с маленьким, который у них на карте называется Эсперанса, еще один «литторал», еще одна летающая лодка и два беспилотных грузовых дирижабля. Судя по фото со спутника, там строят что-то быстросборное.

— Да, не густо. Похоже, Билл, денек будет напряженный.

— Может, еще индонезийцы что-нибудь подгонят? — предположил Сеймур.

— Держи карман шире, — сказал капитан, — Они нарадоваться не могут, что спихнули этот сраный архипелаг, вслед за Восточным Тимором, под контроль ООН. Они палец о палец не ударят. Прислали двух полковников для проформы и все, долбитесь сами, как хотите.

— Чего это они? — озадаченно спросил Пак Ен, опуская бинокль, через который только что наблюдал толпу полуголых людей, изо всех сил бегущих прочь от берега, вглубь острова.

— Нас увидели, — пояснил Журо.

— Не понял. Мы же их спасать приехали. Нет, я, типа, не претендую на девушек с цветами и рюмкой водки, но все-таки…

— Оцени ситуацию с их точки зрения, — посоветовал майор, — их привезли сюда подыхать необременительным для государства образом, и охрану поставили, чтоб никто не сбежал. Тут обстоятельства изменились, охранять стало трудно. Что делает государство?

— Плюет на это дело, — предположил Ен.

— Может и плюет, а может, отправляет боевые корабли и стирает их поселок с лица земли. Как сказал один древний умник, государство не терпит свидетелей своих грязных дел.

— Вот дерьмо, — растерянно сказал капитан хотфокса, — И что с этим делать?

— Во всем этом есть плюс, — заметил Аги Табаро, — поселок придется уничтожить, там все заражено, а это проще сделать, когда люди ушли.

— Не факт, что все, — уточнил Журо.

— Это понятно, — согласился Аги, — Сначала проверка, осмотр, протокол, а потом…

— … И они окончательно решат, что их пришли убивать, — перебил Эрман Гронинг.

— У них и так нет сомнений. Вот увидите, сейчас кто-нибудь из них сделает попытку прорваться в море с юго-восточного берега.

— А почему не с юго-западного, под прикрытием мыса?

— Потому, что там огромный чумной могильник, значит, лодок они там не держат.

— Понял. И что мы будем делать с теми, кто прорвется?

— Пока ничего, — сказал Журо, — За лодками проследит второй хотфокс, это не сложно, им все равно далеко не уйти. Потом решим, что с ними делать.

— А если кто-то из них утонет?

— Слушайте, Эрман, если у вас есть идея получше, то…

Лейтенант «голубых касок» опустил глаза, а потом и вовсе уткнулся в кружку кофе.

Джерри Винсмарт громко выдохнул, чтобы привлечь к себе внимание, и спросил.

— А когда я смогу сойти на берег и начать работать?

— Докладываю, профессор, — сказал Аги, — сначала X–Lit, это вон тот корабль с двумя корпусами, высадит два взвода на легкой бронетехнике. Когда они убедятся, что тут безопасно, то дадут нам соответствующий сигнал.

— Зачем такие сложности? — удивился док Джерри.

— Затем, что в поселке могли остаться вооруженные люди, прикрывающие отход своих односельчан. Они наделают в вас дырок раньше, чем вы успеете им что-то объяснить.

Не прошло и получаса, как Винсмарт убедился в справедливости этой гипотезы. Как только первый бронетранспортер съехал с аппарели на грунт, как из скопища хижин ударила короткая автоматная очередь. Это, впрочем, никак не повлияло на дальнейший ход операции. Шесть машин последовательно выехали на берег, развернулись в линию и медленно двинулись к поселку. Ударила еще одна очередь. В ответ, на башенках двух машин замигали яркие бесшумные вспышки. В поселке обозначилось какое-то движение. Громко бахнули два выстрела из охотничьего ружья. Потом стало видно, как по узким проходам между хижинами мечутся два человека, стараясь прикрыть головы руками.

— Что происходит? — обеспокоенно спросил док Джерри, — Ваши люди по ним стреляют?

— Ничего подобного, — возразил Аги Табаро, — Если вы про световые эффекты, то это шоковые лазеры. Их применяют для ослепления снайперов. А что прикажете делать?

— Как надолго это выводит человека из строя? — заинтересовался до сих пор молчавший индонезийский полковник.

— От трех до семи часов, в зависимости от угла попадания.

— А если стрелок в солнцезащитных очках?

Табаро отрицательно покачал головой.

— Слабая защита. Не берусь объяснить, но про это есть в лазерной физике.

— Благодарю, — индонезиец церемонно поклонился, — это очень познавательно.

— Нет проблем, — ответил Аги, кланяясь в ответ, — кстати, нам сигналят «добро на высадку».

Сама высадка запомнилась Винсмарту лишь в виде собственной суеты на фоне слаженых действий людей, ориентирующихся в ситуации. Одевая (не без помощи двух десантников) защитный костюм, он и вовсе чувствовал себя куклой Барби. По берегу уже перемещалось значительное количество меганезийских военных. Одни принимали контейнеры с X–Lit, другие размечали какие-то площадки в 50 метрах от линии прибоя. В 100 метрах уже был натянуты шнуры с флажками, рядом с проходами торчали шесты с треугольными желто-черными значками «биологическая опасность». За шнурами тоже работали люди, но уже в защитных костюмах. Вскрывались контейнеры, устанавливалось какое-то оборудование.

«Что б я в этом понимал», — подумал док Джерри, проходя в составе десантной группы с «Фаатио» за «рубеж биологической опасности» и, вместе со всеми, останавливаясь между бвумя бронетранспортерами. Отсюда до ближайших хижин поселка оставалось метров 70.

— Первые пациенты, — невесело сообщил Табаро, — стрелки, мать их так.

Четверо военных в защитных костюмах тащили им навстречу двух молодых мужчин.

— Это всех придется вот так, силой? — спросил Джерри.

— Нет. В поселке, видимо, остались только лежачие. С ними проще.

Сзади подтянулось отделение австралицев с «Индевера».

— Ну, мы идем или нет? — нетерпеливо спросил кэп Олдсмит.

И они пошли. Поселок, как оказалось при ближайшем рассмотрении, состоял даже не из хижин, а из какого-то подобия невысоких навесов из пальмовых листьев на каркасах из веток, установленных на кривых подпорках. Заглянув под первый же навес, док Джерри порадовался, что защитный костюм полностью отсекает запах.

— Это вчерашний, — прокомментировал Журо, — вы особо не засматривайтесь, док. Нас живые интересуют, а это пусть репортеры снимают.

Репортеры в количестве четырех единиц, шли в хвосте, чтоб не путаться под ногами.

Живые обнаружились под соседним навесом. Семья из пяти человек. Непонятно, что с ними, при таком состоянии кожи, визуальный диагноз не поставишь…

— Rangent se camarade, — послышалось за спиной.

Винсмарт посторонился, пропуская три пары солдат с носилками, и прошел к следующему навесу. Тут как раз с визуальным диагнозом проблем не было.

«Чума, — определил он, — не думал, что когда-нибудь увижу это так близко».

— O! Shit! — сказал кто-то из австралийцев в нескольких метрах впереди. Док Джерри направился туда, но Журо преградил ему дорогу.

— На это вам сейчас смотреть не надо, — твердо сказал он.

— Слушайте, я все-таки здесь в качестве врача, — возразил Винсмарт.

— Да, но есть проблема, — ответил майор, — если вы будете блевать, то вам придется снять лицевую часть защитного костюма, а это в данный момент нежелательно.

Джерри подумал, кивнул, обошел группу австралийцев, и двинулся дальше, стараясь не особо приглядоваться к тому, что находилось под навесами. Ему хватило и доносившихся оттуда звуков. Через несколько минут он вышел на маленькую площадь, или перекресток тропинок-улочек этого жутковатого поселка. Посреди площади, подобно уродливому монументу, стоял на дощатых опорах сильно помятый алюминиевый топливный бак на две тонны. Судя по каплям на кране, он был частично наполнен водой.

«Где они тут пресную воду брали? — подумал Винсмарт, — как-то ведь приспособились».

В нескольких шагах от бака, привалившись спиной к ржавой 20-литровой канистре, сидел почти голый мужчина, возраст которого было не определить из-за крайнего истощения. Он с некоторым удивлением посмотрел на Винсмарта и что-то неразборчиво произнес.

— Простите, я не понимаю, — сказал Джерри.

Подошедший сзади полковник Юсуф что-то ответил. Между ним и сидящим произошел короткий диалог, истощенный мужчина улыбнулся и закрыл глаза. Юсуф повернулся к доку Джерри и пояснил на английском:

— Этот человек спросил: «что это вокруг, я что, уже умер». Я ответил ему, что он жив, а это спасательная операция. Тогда он сказал «жаль, а я думал, что умер». Он думает, что когда умрет, то увидит свою жену, сына, дочь и младшего брата. Он так сказал.

Винсмарт снова посмотрел на сидящего человека, потом на Юсуфа.

— Слушайте, полковник, а сколько их в таком… состоянии.

— По-моему, — ответил Юсуф, — тут осталось около тысячи двухсот. Остальные убежали туда, в кустарник. Но это приблизительно. Я сосчитал, сколько в среднем людей видел в одной хижине и сколько примерно хижин. Нас в академии учили быстро считать в уме. Думаю, что я не сильно ошибся.

— Тысяча двести человек, — повторил Джерри.

— Это приблизительно, — снова сказал Юсуф, — по военно-статистической теории. Я думаю, тут нечего больше смотреть. Надо двигаться дальше.

Дальше ехали на бронетранспортере вдоль берега. Разглядеть что-либо сквозь узкие окошки было невозможно, но тут, в общем-то, не на что было смотреть. Справа — море, слева — стена высокого кустарника. Дорога заняла минут десять.

— Вы особенно близко не подходите, — предупредил Винсмарта майор Журо, когда они прибыли к мысу на юго-западе островка.

— Снова опасаетесь за мой желудок? — резко спросил док Джерри, которого уже стала нервировать эта опека.

— Да, — коротко подтвердил разведчик и, подумав, добавил, — хотите, я лучше вам дам бинокль?

— Ну, давайте.

Майор протянул ему бинокль и предупредил:

— Вы лучше представьте себе, что это вроде как телевизор. По телевизору все немного иначе воспринимается.

В начале Винсмарт не понял, что видит. Какая-то бардово-серая шевелящаяся масса.

— Там что, есть живые люди? — спросил он.

— Нет. Это крабы.

— Крабы? — удивленно переспросил Джерри, — Все это? Никогда не думал, что в одном месте может оказаться столько крабов.

— Если где-то достаточно еды, то их может оказаться сколько угодно, — сообщил Журо.

Тут док Джерри наконец рассмотрел субстанцию, по которой перемещалась миллионная армия крабов. Не то, чтобы подробно рассмотрел, а так, в общих чертах. Этого оказалось вполне достаточно. Борясь с подступающей тошнотой, он вернул бинокль.

— Вы правы, майор. Мне лучше не идти ближе. Слабоват я, как оказалось.

— У вас нормальная реакция нормального человека, — ответил Журо, — Ничего особенного. Но пока вы в зараженной зоне, лучше не рисковать. Вот когда вернетесь в чистую зону и снимите костюм, тогда сколько угодно. Дело житейское.

— Иногда у меня создается впечатление, что вы все знаете наперед, — сказал Джерри.

Журо равнодушно пожал плечами:

— Это только кажется. Вообще-то я деревенский даяк с Калимантана, простой, как рисовая каша. Жил в лесу, молился колесу, но судьба хвостиком махнула, и угораздило.

— И как же вас угораздило? — спросил док Джерри, чтобы поддержать разговор.

— Отрезал голову не тому, кому надо, — ответил майор, — Мне 14 лет было, вот и показал удаль. Потом в бега, на Минданао, в «Новую народную армию». 3 года партизанил в диверсионном отряде. Потом на архипелаг Нельсон, делать Алюминиевую революцию, а после победы Хартии, так и остался в Меганезии. Такая вот история, доктор.

— Тогда, я думаю, вас этим (Винсмарт кивнул в сторону захоронения) не удивишь.

— Верно, — согласился Журо, — но не в этом дело, а в том, что я, как простой парень, прямо говорю: нечего вам здесь торчать. Акт о трупах мы и сами составим, для этого много ума не надо. А в базовом лагере живые люди, которым без вашего мастерства просто крышка.

— Предлагаете мне вернуться к месту высадки? — уточнил Джерри.

— Опять верно, — подтвердил майор, — Сейчас еще вторая бронемашина придет, со всяким народом, а на первой я могу вас назад отправить, вместе с австралийкой-военврачом с «Индевера» и еще пятком ребят, которые здесь не пришей селедке хвост.

— Разумное решение, — ответил Винсмарт, — я согласен.

«Чумного поселка» уже не существовало. Там, где он недавно находился, теперь было обширное, протянувшееся параллельно берегу, пепелище, над которым поднимались лишь слабые струйки сизого дыма. Ну, понятно. Хоть какой-то плюс дефицита воды: высушенные на экваториальном солнце навесы сгорели, как бумага. Видимо, военные подожгли все это сразу, как только вывели из поселка последнего живого обитателя.

На месте высадки (или базовом лагере, как сказал Журо), док Джерри ожидал увидеть что-то вроде нескольких тентов и полевой кухни, но там оказался выросший за каких-то полтора часа военный городок из вполне солидных на вид одно— и двухэтажных зданий. При ближайшем рассмотрении они оказались легкими каркасными сооружениями из тонких пластиковых панелей, но первое ощущение маленького чуда осталось и, надо сказать, здорово подняло настроение. Апатия улетучилась, и сразу захотелось работать.

— Док Винсмарт и док Финчли? — осведомился невысокий кряжистый тип в таком же, как у них, защитном костюме, и, после их утвердительного ответа, продолжил, — я майор Тхе Киет, руководитель спасательной операции. Прошу за мной. Сейчас я вас познакомлю с нашей медицинской командой…

Следующие шесть часов стали для дока Джерри таким кошмаром, в сравнении с которым посещение поселка и захоронения казались детским садом. Он просто не представлял, что можно сделать с таким количеством тяжело больных и истощенных людей, находящихся, к тому же, в жутком санитарном состоянии. Он даже не знал с чего тут начать. К счастью, это отлично знали меганезийский главвоенврач Рохо Неи и австралийка Кэтлин Финчли.

От Винсмарта требовали только решений, что именно из ветеринарных препаратов и в каком количестве вводить при том или ином диагнозе. В начале он пытался посмотреть на каждого больного, прежде чем что-либо решать, но через 20 минут док Неи твердо сказал:

— Так не пойдет, коллега. Если вы будете каждый раз тратить по 3 минуты на пациента, то мы сегодня успеем обработать лишь 200 человек, а срочная помощь нужна им всем.

— Но моя поспешность может стоить кому-то жизни, — возразил док Джерри.

— А медлительность будет стоить жизни нескольким сотням. Тут каждый второй случай выходит за рамки возможностей обычной полевой медицины.

— Позвольте мне поработать вашим ассистентом, — вставила Кэтлин, — тогда дело пойдет значительно быстрее.

Не дожидаясь его согласия, она приступила к выполнению этой функции. Теперь любое единичное решение Винсмарта тут же тиражировалось на все похожие случаи. Он в ужасе видел, как при сложных комбинированных бактериально-вирусных инфекциях больным, не задумываясь, вкатывают сразу по три разных типа наноботов, ни один из которых даже по отдельности не был проверен на людях. Иногда он слышал лаконичное «потеряли», и ему оставалось лишь гадать, что убило человека: истощение и болезнь или неизвестный эффект взаимного наложения введенных препаратов.

— Док Винсмарт, вы слышите меня?

— Да, да, что у вас?

— Ребенок, критический, 7–9 лет, острый бактериальный энтерит неизвестного типа и плазмодии, тоже неизвестного типа, дефицит веса до 20 процентов, температура 40–41, тест на парвовирусы положительный, но нечеткий.

— Как я могу что-то сказать при такой информации!? — возмущается Джерри.

Меганезийский военврач пожимает плечами:

— Я не виноват, что у нас не исследовательский центр. Тут каждая третья инфекция не определяется точно.

— Но хоть приблизительно, что это может быть?

— Я считаю, что это похоже на…

На третьей минуте объяснений военврача, Кэтлин трогает Джерри за плечо.

— Время, док Винсмарт. Надо решать.

— Что, черт возьми, я могу здесь решить!

— Если вы не решите ничего, этот ребенок умрет, — отвечает она.

И док Джерри решает… Решает… Решает… Он чувствует себя чем-то вроде робота-автоответчика. Да еще звуковой фон нервирует. По приказу Тхе Киета, через динамики базы транслируется какая-то развлекательная программа Радио-Лантон, легкая музыка и всяческий флейм. Видите ли, сен майор считает это полезным для поддержания бодрого настроения спасателей. Да уж, куда бодрее. Настроение такое, что хоть канкан пляши.

— Доктор Винсмарт, можно ли вводить «STEW-4H» при сильном обезвоживании?

— Насколько сильном?

— Третья степень. Пациент в коме.

— Попробуйте с физраствором… Нет, лучше с перфторатным кровезаменителем.

Каждые четверть часа динамики передают обращение к жителям на portugalo и sundi: «Архипелаг Лоти и ваш остров взяты под контроль вооруженными силами Меганезии. Каждый житель острова находятся под защитой Великой Хартии. Мы прибыли, чтобы оказать вам все виды помощи, в которых вы нуждаетесь. В лагере любой из вас может получить питьевую воду, пищу, чистую одежду и медицинскую помощь. Вы можете подойти на любое расстояние и посмотреть, что мы делаем. Если кто-то из вас не может двигаться, пусть подаст любой видимый сигнал, и мы окажем ему помощь на месте».

Доку Джерри начинает казаться, что он скоро будет знать этот текст наизусть…

— Доктор Винсмарт, а в каких дозах вводить «Micro-LACE» подкожно, «пистолетом»?

— Какого черта! Это препарат для обычных инъекций в кровь!

— Вы говорили, но у пациентки обширный сепсис подкожной клетчатки.

— Что значит «обширный»?

— Ну, у нее кожа вздута по всему телу и цвет такой, сиреневый с алым.

— Черт!.. Ладно. Давайте попробуем 200 единиц на квадратный дециметр.

В конце второго часа Винсмарт потребовал, чтобы на его терминал выводили подробные данные о текущем положении дел: число ожидающих (с разбивкой по тяжести состояния), число уже «обработанных», число смертей (в том числе, среди «обработанных»), число пациентов с положительной, неопределенной и отрицательной динамикой. Рохо Неи стал возражать, опасаясь, что эти данные могут негативно повлиять на психическое состояние гражданского доктора. Джерри устроил скандал: «Поймите своей военной башкой, я не могу работать, не зная, к чему это приводит! Мне нужны эти данные немедленно! Я их получу от вас, или мне надо обращаться за этим к Тхе Киету или к кому-то еще!?». Рохо пожал плечами и сказал «Воля ваша, коллега».

Винсмарт пошел на четвертьчасовой перерыв (сортир, 5 минут под душем, полстакана черного чая с сахаром, новый защитный костюм), а когда вернулся, данные уже были. Поступило: 1134 пациентов, более 90 процентов — критические. Потеряно 8, причем 3 уже после «обработки». Почему умерли — разбираться некогда. Осталось 1126, из них 293 «обработаны», у 22 уже наблюдается положительная динамика. Черт его знает, почему она положительная. Может, это следствие действия обычных, проверенных препаратов, а может, просто люди наконец-то получили нормальное количество питьевой воды. Ее было сколько угодно: опреснитель на «X–Lit» работал от корабельного ядерного реактора и выдавал 90 кубометров дистиллята в час. Проблема была в том, что дистиллят выходил в виде кипятка, и теплообменник на теплой воде из моря не мог охладить его ниже, чем до 40 градусов Цельсия, ну, да ладно и так сойдет…

К середине пятого часа зеленый столбик диаграммы начинает быстро ползти вверх. Число пациентов с положительной динамикой переваливает за сотню, и ясно, что это результаты «ветеринарного лечения»: никакие обычные препараты с такой скоростью не действуют.

Док Джерри смотрит в окно, выходящее на «буферную зону», и видит там пару десятков недавних «критических». Одни с аппетитом лопают армейские пайки. Другие, рассевшись на корточках в кружок, оживленно болтают. Несколько совсем молодых ребят пытаются танцевать под ту ерунду, которая звучит из динамиков. Две особо бойкие девчонки уже начали флиртовать с десантниками, которые курят в «чистой зоне», метрах в 10 от них.

Меганезийские десантники не понимают местный диалект sura-sundi, но взаимопонимание быстро налаживается при помощи интернациональных жестов. Так устроен мир: исчезла прямая угроза, и обыкновенная жизнь немедленно начинает вступать в свои права.

— Доктор Винсмарт, у нас проблема, — говорит Рохо Неи, — посмотрите пожалуйста в окно на противоположной стороне.

Джерри смотрит и видит неравномерную толпу людей, осторожно выходящих из полосы кустарника. Большинство не удаляется от кустов дальше, чем на несколько метров, чтобы в случае чего, сразу юркнуть под их защиту. Несколько молодых мужчин выдвигаются дальше, пересекают остывшее пепелище поселка и останавливаются в полусотне метров от четырех бронетранспортеров, охраняющих «фильтрационную зону». Из «буферной зоны» им что-то кричат уже вполне освоившиеся односельчане. Не ограничиваясь только словами, они прыгают и оживленно жестикулируют.

— Что все это значит, коллега Неи?

— Что у нас появляется еще примерно полторы тысячи пациентов.

— Но эти вроде бы не тяжелые, — говорит Винсмарт.

— Это в авангарде нет тяжелых. Гляньте чуть дальше. Например, вот на ту группу, где больше всего детей. Или еще левее. Полагаю, около трехсот тяжелых нам обеспечено.

— Ничего. Я думаю, теперь справимся.

— С вами приятно работать, коллега, — отвечает Рохо, — Позвольте поделиться еще одной проблемой. Через полчаса подойдет зараженный хотфокс. Еще полсотни местных жителей плюс 13 человек экипажа.

— Как так получилось?

— Обыкновенно. Шесть лодок с местными вышли в море, и двинулись непонятно куда. Один наш хотфокс пошел параллельным курсом, чтобы их не потерять. Лодки, конечно, гниль, одна просто развалилась в 20 километрах от берега. Что, по-вашему, сделали наши моряки?

— Полагаю, бросились вытаскивать из воды пассажиров.

Рохо Неи кивнул.

— Совершенно верно. А дальше у людей на других лодках сработали, наконец, мозги. До них дошло, что раз наши военные ныряют за их тонущими односельчанами, то, видимо, хотят их спасти, а не убить.

— А раньше до них не доходила простая мысль, что, если бы их хотели убить, то хотфокс мог просто переехать эти лодки корпусом в паре миль от берега? — спросил Джерри.

— Видимо не доходила. Пойди, пойми психологию людей, годами живущих в постоянном страхе. Так или иначе, они все теперь перешли на хотфокс, а снабдить экипаж защитными костюмами наши мудрые командиры не догадались.

Винсмарт почесал в затылке.

— Знаете, коллега, я не думаю, что из этого произойдут большие сложности. Если больных догадались разместить на открытой палубе, то риск заражения вообще очень мал…

— Ну, на это нашим бравым матросам ума, к счастью, хватило, — проворчал Неи.

27 августа. Эль-Кватро. Урок военной логики. Доктора это тоже люди.

Работа продолжалась. К 9 вечера на мониторе были такие цифры: 2673 живых пациента, обработано 1920, положительная динамика у 1246. Всего за день потеряно 29 человек, из них… Винсмарт не стал смотреть, сколько из них — дети. Он и так знал, что они есть. К этому времени у него наступило что-то вроде внутреннего оцепенения. Он продолжал автоматически отвечать на вопросы, но не вполне осознавал, что делает это. Собственный голос доносился до него, казалось, откуда-то со стороны. Ровно в 22:30. док Джерри выключился, успев лишь принять такое положение, чтобы не грохнуться на пол.

Снова воспринимать окружающую реальность он начал уже лежа на носилках в «чистой зоне», без защитного костюма. Его вывел из забытья трубный рев майора Тхе Киета:

— Вы соображаете или нет? Сколько времени он работает? … Что значит, «не следили»? Когда он ужинал? … Что значит «он не хотел»? А обедал когда?… Ах, он чай пил! А хули толку с того чая, в нем калориев нет ни фига! Ну и хули c того, что с сахаром? Для кого в уставе пишут: трехразовое питание? Для Лао Цзы? Ну и хули, что гражданский? Думаете, раз гражданский, так ему и жрать не надо? А еще медслужба. Гиппопократы, блин!

Док Джерри открыл глаза. Солнце давно село, и базовый лагерь был залит ярким светом прожекторов. Носилки стояли на опорах, а Тхе Киет громогласно распекал двух парней: рядового медслужбы и военфельдшера.

Джерри приподнялся на носилках и негромко сказал:

— Извините, майор, но не надо кричать на людей. Я сам виноват.

— Буду кричать, — отрезал Тхе, — Это вы, профессор, человек, извиняюсь, гражданский, и можете быть, пардон, раздолбаем. А военный медик раздолбаем быть не имеет никакого права. Потому что в полевом уставе есть нормативы боевого распорядка.

— Если вы будете кричать, то я расстроюсь. Это снизит мою работоспособность.

— Все, уже не кричу. Может, вы поужинаете все-таки?

— Что-то у меня с аппетитом не очень, — признался Джерри, поднимаясь на ноги.

Его слегка качнуло и он ухватился за плечо майора. Плечо было как у каменной статуи.

— Надо ужинать, — внушительно сказал Тхе, — Положено.

— Ну, раз положено…

— Вот и отлично! Вы присядьте вот здесь, на свежем воздухе. А camarade рядовой мигом организует вам пожрать.

— Одну минуты, — откликнулся рядовой.

— Полминуты! — рявкнул майор.

Очень быстро образовался котелок с каким-то не то супом, не то пюре, и огромная алюминиевая кружка чая. Только вот поесть не очень получилось. После примерно шестой ложки на него накатило. Он вспомнил присказку Журо: «Вернетесь в чистую зону, и снимите костюм, тогда сколько угодно, дело житейское». Разведчик, получается, и тут все знал заранее. А еще заливал «я простой даяк из деревни»… В общем, док Джерри минут 5 стоял в позе греческой буквы «гамма-заглавная», бурно и шумно освобождаясь от содержимого пищевода и желудка. «Кстати, объяснимая реакция, — подумал он, — нервное напряжение, переутомление, 12 часов без еды, и после этого жирный суп-пюре. Так что ничего удивительного. Тут бы и крокодила наизнанку вывернуло».

— Camarada doctor, como estas? — окликнул его тот самый рядовой.

— А как вы думаете? — не без некоторого ехидства спросил Винсмарт, сплюнув на землю.

— Думаю, что хреново, — ответил парень, — я к тому, что есть одно средство…

— Какое?

— Народное, — пояснил солдат и полез в боковой карман комбинезона.

Тут на Джерри снова накатило. Когда он распрямился, то увидел, что солдат уже протягивает ему плоскую фляжку.

— Это зеленуха называется. 70 градусов. Типа домашнего абсента. Помогает железно.

Винсмарт взял фляжку и решительно плеснул себе в горло приличную порцию. Внутри все обожгло, как кислотой и… Как-то сразу полегчало.

— Еще раз, — подсказал солдат.

Док Джерри повторил процедуру и вернул фляжку владельцу.

— Gracias el compaсero.

— A la salud el compaсero doctor, — подмигнув, ответил тот, — Только начальству не говорите. Алкоголь. Не положено.

— Не дурак, понимаю, — сказал Джерри, осматриваясь вокруг, — а что эти ребята на меня уставились? Впервые увидели, как дядя блюет?

В 10 метрах, у ограждения буферной зоны собрались десятка три выздоравливающих и глазели на Винсмарта, как на невиданное чудо, громко что-то обсуждая на sura-sundi.

— Да так, выдумывают разную фигню, — пожав плечами, ответил рядовой.

— Вы понимаете по-индонезийски?

— Ага. Я сам родом с Пулоана, еще бы не понимать.

— И что они говорят?

— Ну, про вас, — солдат несколько смутился, — Они говорят: этот великий колдун, съел наши болезни, и мы, поэтому выздоровели. Теперь ему надо эти болезни выплюнуть. Колдун это вы, доктор. Они за вас переживают, все ли вы выплюнули. Вы на них не обижайтесь, они люди неплохие, но темные, верят во всякое. Многие даже читать не умеют.

— Что тут обижаться? — пожав плечами, сказал Джерри, — Мало ли кто во что верит.

— Опять же, — добавил солдат, — Эти ваши препараты штука очень странная. Я вот почти два года в медслужбе, много чего видел, но ничего похожего, по-моему, еще не было.

— Это, во-первых, не мои, а во-вторых, не совсем препараты, — заметил док Джерри, — это наноботы. Молекулярные роботы, грубо говоря.

Солдат энергично кивнул.

— Я видел про это передачу по TV, но не очень верил. Так бывает: вроде все логично, но пока не увидишь, как это работает, кажется, что где-то подвох. Слишком уж необычно. А почему только вы это применяете? Я имею в виду, к людям.

— Так ведь медицина штука консервативная, — вздохнул Винсмарт.

— Это точно, — согласился солдат, — Люди вообще опасаются что-то менять, когда речь об их собственных потрохах, если вы понимаете, про что я.

— Чего ж тут не понять, — согласился доктор.

Аги Табаро, по его честному предварительному признанию, не умел выступать перед журналистами. Незнакомый контингент. Тем не менее, поскольку именно он представлял администрацию архипелага Лоти, вступительное слово пришлось говорить ему.

— Леди и джентльмены, — начал он, — как вы, вероятно знаете, в ходе операции по зачистке акватории от террористов и прочего… Ну, в общем, понятно… Нами было обнаружено это… Грубо говоря, концентрационный лагерь, где были инфекционные больные без всякой помощи, еды, воды. В общем, в положении, несовместимом с жизнедеятельностью гражданских лиц. Численность составляла 2702 человек, из них до 1500 в крайне тяжелом состоянии. Согласно ситуации нами были приняты меры, как то: развертывание средств медицинской и гуманитарной помощи, и создание международной комиссии. Значит, в комиссии у нас представлены: Объединенные нации в виде «голубых касок», в смысле, миротворцев, Меганезия, поскольку мы здесь, так сказать, находимся, а также Индонезия, Австралия и Соединенные Штаты. В спасательных работах участвовали австралийцы, ооновцы и наши ребята. В общем, получилась хорошая команда. По-настоящему хорошая. То же самое могу сказать про медицину. Док Рохо Неи с его бригадой, это замечательные врачи, но не будь рядом таких людей, как док Кэтлин Финчли из Австралии и док Джерри Винсмарт, из США… В общем, тут тоже получилась хорошая команда. Док Винсмарт, если кто не знает, это один из лучших биохимиков планеты. По-моему, вообще лучший. Кто тут был и видел, как действуют его лекарства, тот меня поймет. Когда мы выносили из поселка «тяжелых», я был уверен, что будет не меньше пятисот «zero», а мы потеряли 34 человека. Да, тут ничего не поделаешь… Но сейчас жизнь 2529 человек вне опасности, по военным меркам они могут считаться здоровыми. Про остальных пока в точно не могу сказать, но надеюсь, что все будет нормально. Еще про службу технического обеспечения. Благодаря этим парням тут уже через час была пресная вода, электричество и помещения для работы, с необходимым оборудованием, компьютерами и всеми делами. За час на пустом месте. Отличная работа. Так, вопросы есть? В смысле, прошу задавать вопросы.

— «The Times». С вашего разрешения, мистер Табаро, в справочнике архипелаг Лоти обозначен как спорная территория между Индонезией и Восточным Тимором. Как тут образовалась меганезийская военная администрация, которую вы представляете?

Фельдсоветник Кунсонг Сай протестующе поднял руку.

— Ваш справочник не отражает действительного положения дел, — объявил он, — с момента принятия Генеральной Ассамблеей ООН решения о демилитаризации зоны Тимор — Кай, а это было 7 лет назад, Индонезия не претендует на контроль над архипелагом Лоти. Такова официальная позиция правительства Индонезии. Архипелаг был передан под контроль ООН, и силы ООН обязаны были обеспечивать там порядок. Если фактически архипелаг контролировали террористы и так называемое правительство Восточного Тимора, то правительство Индонезии не может нести за это никакой ответственности. Введение на территории Лоти военного контроля Меганезии ничего не меняет в этой позиции.

— Вы признаете законность меганезийской военной администрации? — спросил репортер.

— Ваш вопрос не имеет отношения к делу, — ответил фельдсоветник, — но, раз вы об этом спросили, то разъясню официальную позицию. Правительство Индонезии не исключает признания временной меганезийской администрации Лоти, в той мере, в которой это не противоречит интересам Индонезии, определяемым профильным комитетом парламента и министерством иностранных дел. Надеюсь, я выразился вполне ясно?

— Куда уж яснее, — буркнул журналист и замолчал, безуспешно пытаясь найти хоть один бит информации в только что прозвучавшем образце дипломатической культуры.

— «СNN». Судя по тому, что мы видели, концлагерь функционировал весьма длительное время. Что делали миротворцы ООН, когда все это происходило?

— А что, по-вашему, мы могли сделать? — огрызнулся лейтенант Гронинг, — у нас не было полномочий организовывать военную комендатуру и управлять архипелагом.

— А сейчас они у вас вдруг появились? Я имею в виду, вы же почему-то начали работать тут, а предыдущие 7 лет почему-то этого не делали.

— Мы исполняем гуманитарную часть своего мандата: оказание помощи населению в зоне гражданского бедствия. Мы узнали о ситуации на этом острове от военной комендатуры и немедленно включились в работу.

— То есть, — уточнил репортер, — до этого миротворцы понятия не имели о происходящем на архипелаге? Какой, в таком случае, смысл у вашего мандата?

— Никакого смысла, — четко и громко ответил Гронинг, — У такого мандата нет никакого смысла, как нет его и у любого аналогичного мандата в других местах. Я три месяца командовал здесь хорошо подготовленным вооруженным контингентом, и не мог сделать практически ничего, поскольку мандат запрещал нам вмешаться и прекратить то блядство, которое здесь творилось. Чтобы было понятно: представьте, что в вашем городе полиции запрещено пресекать разбой, а можно только мирно, без применения силы, уговаривать разбойников вести себя в соответствии с общечеловеческими нормами гуманности. Я ответственно вам говорю, что через пару лет в таком городе было бы то же, что и здесь.

На некоторое время в студии наступила тишина, и Гронинг подумал, что вот теперь-то его уж точно уволят. А потом решил, что ну и черт с ними, пусть увольняют.

— «Europe monitor daily». То есть, вы, как офицер миротворческих сил ООН, одобряете действия меганезийской военной администрации?

— Я не одобряю действий Меганезии по оккупации архипелага Лоти. Это прежде всего. Но действия комендатуры по наведению здесь порядка и организации спасательных операций я оцениваю как высоко профессиональные и в основном правильные.

— Включая расстрелы мирных жителей на острове Удан? — уточнил репортер.

Журо незаметно толкнул капитана Аги Табаро в колено. Тот немедленно включился.

— Мирных жителей мы как раз защитили. Тут вам Эрман… В смысле лейтенант Гронинг уже докладывал на счет полицейских и разбойников. Архипелаг находился под контролем банды. Самой обыкновенной вооруженной банды. В Нью-Йорке полиция в таких случаях тоже стреляет, и это даже в кино показывать не стесняются. Вообще, пресса пишет черт знает что про нас. Поехали на Удан, тут полчаса на катере. Сами все посмотрите.

— И что я там увижу? Ясно, что трупы вы убрали, а жители попрятались по домам.

Капитан-комендант покачал головой, извлек из кармана woki-toki и потыкал в пульт.

— Я звоню на Удан, лейтенанту Молино, по громкой связи… Aloha, Лопес. Как дела?

— Все ОК, шеф. Мы с голландцами электричество починили, — раздался сонный голос из трубки, на фоне громкой музыки и неразборчивых гортанных выкриков.

— Молодцы. А что жители? Тут пресса говорит, они по домам прячутся.

— Чего? — удивился Молино, — Да тут тусняк, базар до сих пор работает, музыка орет, спать невозможно. Шеф, мы троих пьяных забрали, которые драку устроили. Их штрафовать, или как? Только денег у них нет. И еще дура лет двенадцати, телом торговала за еду и сигареты. Родных нет, живет нигде. Мы ее тоже забрали, мало ли что, а куда ее теперь?

— По пьяным: пусть посидят в комендатуре до утра. Утром записать имя и дом, и пусть катятся, куда хотят. По дуре: накормить и сдать на первый же транспорт до Луизиады. Пусть там с ней соответствующий гражданский департамент разбирается. Ясно?

— Да, шеф. Еще с водой проблема. Нажмешь на начальство, чтобы хороший опреснитель привезли? Мы собрали один из ржавого говна, он пока работает, но это же не дело.

— Ладно, нажму. Удачи, Лопес. Привет ребятам. Конец связи. — Табаро убрал woki-toki, развел руками и сказал репортеру, — Вот так обстоят дела на Удане. Есть ряд проблем из-за того, что значительная часть инженерных сил отвлечена на Эль Кватро и на Эсперанса.

— Что такое Эсперанса?

— Объясняю: это маленький остров в 30 километрах отсюда. Там будет организован пункт размещения для гражданских лиц с малолетними детьми. Утром все они эвакуируются с Эль Кватро. Такова рекомендация биомедицинской службы и мы ее выполняем.

— «ABC-online». Сэр комендант, ведется ли расследование, кто устроил этот концлагерь?

— Докладываю: Расследование ведется военной разведкой… (Журо снова толкнул его в колено)… В составе международной комиссии, — быстро добавил капитан-комендант.

— Думаю, что смогу обнародовать некоторые данные, — продолжил Журо, — Нам удалось установить, что за организацией концентрационного лагеря на Эль Кватро и за недавней ракетной атакой против Меганезии, стоят одни и те же лица. Есть основания утверждать, что это радикальная фундаменталистская организация, представляющая угрозу для всего индо-океанийского региона. По этому поводу у нас есть взаимопонимание с коллегами из соответствующих служб Индонезии.

— Мы давно обращали внимание на эту угрозу, — подтвердил Кунсонг Сай, — правительство Индонезии эффективно борется с экстремизмом, но из-за фактического попустительства со стороны международных организаций по отношению к деятельности так называемого правительства Восточного Тимора, мы не можем полностью искоренить эти банды.

Майор Журо с укоризной посмотрел на индонезийского коллегу (ну, договаривались же не путать сюда ваши разборки с тиморцами).

— «СNN». Значит ли это, что представители Восточного Тимора не смогут участвовать в работе комиссии, и что против правительства Восточного Тимора выдвинуто обвинение?

— Комиссия собиралась в экстренном порядке, у нас не было времени разбираться во всех тонкостях. Мы никому не чиним припятствий к участию в комиссии. Пока правительство Восточного Тимора никак не заявляло о своем желании участвовать, мы исходим из того, что их интересы могут адекватно представлять офицеры UN.

— Но ваш экспедиционный корпус провел атаку против флота Восточного Тимора.

— Это недоразумение, вызванное быстротой проведения контртеррористической операции. При этом атака была направлена только против технических средств и не повлекла жертв среди их личного состава, — пояснил Журо.

— «ABC-online». Нельзя ли узнать подробности спасательной операции?

— Можно, — сказал Рохо Неи, — Я буду объяснять просто. Как уже сказали, на острове было 2702 больных, из них примерно 300 тяжелых, а 1200 — «критических», уже не способных двигаться. Дальше инженеры построили полевой госпиталь, спасатели собрали туда этих людей, а мы лечили. Мы в смысле моя бригада, доктор Кэтлин Финчли и доктор Джерри Винсмарт. Прогноз был: 1100 — потери, 800 — лечение более месяца, остальные — менее месяца. Сейчас мы имеем: 34 — потери, 229 — требуется длительное лечение, Остальные придут в норму через неделю. Около 900 человек я бы уже сейчас считал здоровыми.

— А чем были больны эти люди?

— Проще сказать, чем они не были больны. Откройте справочник «опасные инфекционные заболевания экваториальной области восточного полушария» и читайте. 4 типа вирусной лихорадки, малярия, гепатит «B», пневмания в разных формах, несколько видов энтерита, энцефалит, чума, оспа. У 72 больных — лепра. Насекомые-паразиты и прочая фауна, само собой, у всех, без исключения. У некоторых обезвоживание и дистрофия, прежде всего у детей. Это в общих чертах. Потом можно посмотреть рабочее видео, там все понятно.

— Доктор, не совсем понятно, когда началась спасательная операция?

— Сегодня в начале десятого утра, — Рохо посмотрел на часы, — точнее, уже вчера.

— Но вы говорите, что 900 уже выздоровели, а тяжело больных осталось всего 229.

— Совершенно верно.

— Это как-то слишком напоминает фальсификацию или чудо, — заметил репортер.

— На счет фальсификации можете не волноваться, — сказал Рохо, — все фиксировалось на видео в присутствие независимых наблюдателей, и ваших коллег, в том числе. Теперь по поводу чуда. Коллега Винсмарт, проснитесь, пожалуйста.

— А? — спросил Джерри, — я вобщем-то и не сплю.

Он действительно не то, чтобы спал, а просто чуть-чуть задремал.

— Пресса интересуется новыми методами, которые мы применяли, — сообщил Рохо.

— Новыми? — переспросил Джерри, — Ну, положим, сами методы не являются новыми. Это биоактивные наноботы, они придуманы в начале века, реализованы в лабораториях лет 10 назад, а их практическое применение идет уже 3–4 года.

— Это какие-то секретные испытания? — уточнил репортер «Europe monitor daily»..

— Ничего секретного. В Новой Зеландии, например, наноботы широко используют против инфекционных болезней овец: энцефалита, оспы, чумы, различных энтеритов.

— С овцами понятно. Я спросил про человеческие лекарства на этой основе.

— Видите ли, такие препараты не разрабатывались специально для человека. В этом нет особой необходимости, ведь инфекции сходны у человека и у других теплокровных.

— Но у вас же оказались человеческие лекарства, не так ли?

— Нет, — ответил Джерри, — Мы использовали препараты, выпускаемые для собак, овец и крупного рогатого скота, а при пневмониях — препараты, выпускаемые для кур.

В студии в очередной раз повисла напряженная тишина.

— Вы вводили людям препараты для скота? — переспросил обескураженный репортер.

— Для скота и домашней птицы, — педантично поправил Джерри.

— Позвольте, но это же недопустимо!

— Почему?

— Но ведь это запрещено.

— Возможно, в вашей стране и запрещено, — вмешался Рохо Неи, — а у нас нет.

— Вы хотите сказать, что в Меганезии принято лечить людей, как животных?

— В Меганезии людей принято лечить так, чтобы они выздоравливали.

— Но ведь 34 человека умерли от этого лечения, вы сами сказали.

— Вы как-то странно интерпретируете данные, — спокойно ответил Рохо, — Напоминаю, что к нам в один прием поступило более тысячи «критических». 23 из них умерли раньше, чем мы успели им помочь. 11 больных умерли после начала лечения. Такие неудачи бывают при любом методе. При своевременно начатом лечении легочной формы чумы обычными методами, умирают 40 человек на 1000, и никто не говорит, что причина смерти — лечение антибиотиками. Для лихорадок Денге, Эбола, Марбург и желтой лихорадки, смертность при обычном лечении составляет 60 человек на 1000. При отсутствии лечения смертность от этих 5 заболеваний близка к 100 процентам. Если больной поступил уже в критическом состоянии, обычное лечение малоэффективно. Следовательно, заниматься критическими больными мы должны бы были лишь в последнюю очередь.

Репортер посмотрел на врача с некоторым недоумением.

— Простите, вы, наверное, хотели сказать «в первую очередь».

— Нет, в последнюю. При ограниченном ресурсе персонала, надо начинать с больных, для которых лечение эффективно, а не с тех, которые практически безнадежны. В противном случае, вы рискуете упустить время и потерять как тех, так и других.

— Ограниченном ресурсе? — переспросил репортер, — А что вам мешало пригласить через ООН врачей из разных стран, привлечь дополнительные…

Его прервал звонкий щелчок, это лопнула пополам авторучка в руках у Кэтлин Финчли.

— Рассказываю для тупых, — ровным голосом начала она, — За всю историю, ООН ни разу не обеспечила работу врачей на месте эпидемии быстрее, чем за трое суток. Меганезийцы сделали это меньше, чем за сутки. 2 дня разницы — это жизнь сотен людей, потому что при лихорадке Марбург, например, через 2 дня человеку нужен уже не врач, а могильщик.

— Знаете, мэм, — обиженно пробурчал репортер, — За всю историю были случаи, когда кое-какие ученые ставили смертельные опыты на людях, а потом пытались оправдываться тем, что, мол, это делалось из-за сложного стечения обстоятельств и для пользы дела.

Доктор Джерри Винсмарт вздохнул, потер ладонями виски, встал из-за стола, подошел к репортеру вплотную и аккуратно взял его двумя пальцами за воротник рубашки.

— Вы сравнили меня с нацистскими врачами-убийцам. Да или нет?

— Возможно, я не совсем точно выразился…

— Напротив, вы очень точно выразились.

Кэп Джед Олдсмит тоже встал из-за стола, быстро подошел к Винсмарту и положил тяжелую ладонь ему на плечо.

— Док, вы хотите врезать этому ублюдку?

— Я задумывался об этом.

— У меня лучше получится, — заявил австралийский капитан.

— Отставить, — сказал Тхе Киет, как-то незаметно вырастая между ними, — Подеремся как-нибудь в другой раз. Тут не очень удобно, да и мы собрались, вроде как, не для этого. Вы, Джед, могли бы рассказать журналистам чего-нибудь вроде впечатлений.

— Я? — переспросил Олдсмит, — Это о чем, к примеру?

— «The Times» Как принималось решение об участии Австралии в спасательной операции?

Кэп поправил снежно-белый китель (специально надетый ради пресс-конференции) и многозначительно сообщил:

— Согласно Брюссельской конвенции о спасении на море, я дал телекс в штаб флота и получил приказ действовать в соответствии с. Иначе и быть не могло.

— Значит, решение принято командованием флота без консультаций с правительством?

— Это не предмет для консультаций, — ответил Олдсмит, — Если моряк видит человека за бортом, он обязан его вытащить, а уж потом спрашивать мнение правительства. Такой закон действует с тех пор, как люди вообще стали ходить по морю.

— А как ваше правительство относится к меганезийской экспансии в Тиморском море?

— Полагаю, спокойно относится. В этом море что ни год, то чья-нибудь экспансия. Все уже привыкли. С меганезийцами, по крайней мере, проще, чем с другими.

— В каком смысле проще?

— В самом прямом, — пояснил Олдсмит, — Мы с ними в Коралловом море уже который год живем без демаркации границы, и ничего. Я думаю, и здесь никаких проблем не будет.

— То есть, вы считаете, что Меганезия аннексирует архипелаг Лоти? — уточнил репортер.

— А разве она его еще не аннексировала? — удивился австралийский капитан.

Майор Журо поднял вверх обе руки, стараясь привлечь к себе внимание.

— Стоп, стоп! Речь не идет об аннексии. Вооруженные силы Меганезии берут под контроль этот архипелаг до компетентного международного решения вопроса о его статусе.

— «CNN». Что практически означает фраза, которую вы произнесли, майор? Кто будет осуществлять здесь власть? Ваша военная комендатура?

— Военная комендатура это временная мера, — вмешался Аги Табаро, — Мы только наводим порядок, а потом будет проведен референдум среди жителей. Сделаем все, как положено, с международными наблюдателями и прочими бантиками… Я хотел сказать…

Всеобщий смех в зале заглушил то, что хотел сказать капитан-комендант. Журо очень выразительно посмотрел на него (ну и шутки у тебя, камрад). Тот ответил не менее выразительным взглядом (а чего море пальцем размешивать, если всем и так все ясно?).

Из этой несколько щекотливой ситуации обоих офицеров вытащили репортеры «своей» прессы. Решив, что они, как хозяева (конечно, хозяева, а кто же еще?), дали достаточную фору репортерам-гостям, меганезийские журналисты взяли быка за рога.

— «Lanton tattle». Профессор Винсмарт, а правда ли, что вы практикуете колдовство?

— Вы чем-то обкурились? — заботливо спросил Джерри.

— Я не курю, — сказал репортер, — Но ходят слухи, что вы приглашены сюда, как tahuna.

— Да, но это следствие меганезийских обычаев. Вы, видимо, знаете их лучше, чем я.

— Я-то их знаю, а вот здешние жители не знают. И, тем не менее, они уверены, что вы вылечили их с помощью особого, очень сильного колдовства. Что вы на это скажате?

Док Джерри вспомнил свое нечаянное шоу с армейским супом и улыбнулся:

— Знаете, в прошлом веке один из великих фантастов, сэр Артур Кларк, сформулировал такое правило: опережающая технология неотличима от магии. К примеру, если бы сэр Исаак Ньютон увидел микро-web-камеру, которой вы сейчас снимаете мою озадаченную физиономию, он бы счел ее магическим предметом. Наноботы, которые были применены нашей медицинской интербригадой здесь, на Эль Кватро, могут показаться магией, но это просто современная технология. Она вполне научна и в ней нет ничего оккультного.

— Браво! — журналист, от избытка чувств, хлопнул в ладоши, — Непременно порекомендую книги сэра Кларка нашим читателям!

— «Pulso de la dia». Скажите, вы и есть тот самый знаменитый доктор Джералд Винсмарт, который клонирует питекантропов на атолле Тероа?

— Если точнее, я представляю корпорацию Atlinc в американо-меганезийском партнерстве «Raza Genesis». Партнерство действительно занимается клонированием Homo erectus, которого иногда называют питекантропом, что не вполне корректно.

— А может ли пресса встретиться с питекантропами, или, как вы сказали, эректусами?

— Может, если их мамы не будут возражать, — док Джерри улыбнулся, — Но не сейчас. Эректусам предстоит родиться примерно через три месяца.

— Но в интернете уже есть фото и видео девушки-питекантропа, — возразил журналист.

— Это 3D анимация, — сказал Джерри, — Если вы хотите поухаживать за такой девушкой, вам надо подождать лет 16 приблизительно.

— «Pacific social news». Доктор Винсмарт, чем вы объясните поразительно быстрый эффект от применения этих новейших ветеринарных лекарств к пациентам-людям?

— Эти наноботы создавались в расчете на простоту и скорость. Если у вас есть стадо овец, вы купите только такой препарат, который лечит за нескольких часов. Более длительное лечение вас не заинтересует, проще забить больных животных. Чтобы выйти на рынок, пришлось создавать такие наноботы, которые быстро и тотально уничтожают не только болезнетворные микроорганизмы, но и токсины, образующиеся при развитии болезни. Поэтому, в нашем случае, лечение часто оказывалось эффективным даже на терминальной стадии. Попросту говоря, даже когда больные находились при смерти.

— Действительно, неожиданно. То есть, классической фармакологии было выгодно лечить людей сложно и медленно, а новая фармакология предлагает лечить их просто и быстро?

Док Джерри кивнул:

— Да. Вы довольно точно сформулировали суть ситуации.

Журналист расцвел и даже, кажется, слегка покраснел от смущения.

— Спасибо, доктор Винсмарт. А каковы, на ваш взгляд, будут последствия прецедента Эль Кватро для медицины?

— Не знаю, — признался Джерри, — Нам удалось показать те свойства новой фармакологии, которые вы так лаконично определили, а выводы пусть делает общество.

— Какие это могут быть выводы? Хотя бы приблизительно?

Док Джерри задумался.

— Ну, разве что, если очень приблизительно… Видите ли, медицина, это, в общем, такая область биологии, которая явно связана с рождением, жизнью и смертью людей. Но все равно, это не более, чем область биологии. Вся ритуальная паранаучная чепуха, которую за 1000 лет нагородили вокруг медицины священники и консервативные политики, просто вредна. Нет, я слишком мягко сказал. Она смертельно опасна. Это как война, развязанная против цивилизованного человечества. Война, которая ведется бесчеловечными методами, под фальшивыми «биоэтическими» лозунгами защиты «моральных ценностей».

— Это довольно сложно, — заметил журналист, — вы не могли бы привести пример?

— Там, на берегу, больше 2000 примеров, — сказал Винсмарт, — по правилам биоэтики, они должны были умереть, т. к. нельзя давать людям «лекарства для скота». В консервативных политических системах это и происходит. Каждый год от таких инфекций в мире умирает 11 миллионов человек, из них 2 миллиона детей. Если это не война, что тогда война? Вы думаете, это проблема лишь слаборазвитых стран? Ничего подобного! От биоэтических запретов в ЕС ежегодно умирает 35 тысяч человек, в США 15 тысяч, в Англии и Японии по 5 тысяч. Биоэтичные медики дают пациентам неработающие препараты, обрекая их на смерть, и подвергают остракизму тех своих коллег, кто использует эффективные методы. Лидеры этих стран раздают премии за биоэтичную борьбу против клонирования, генной инженерии, искусственного зачатия, абортивных средств, и наноботов, а нарушителей биоэтики штрафуют или сажают в тюрьму. Вы думаете, это просто инерция мышления? Ничего подобного! Это политическая доктрина, она очень простая: пока вопросы жизни и смерти людей находятся в компетенции паранаучной медицинской биоэтики, а не научной прагматической биологии, можно дурачить граждан идиотскими лозунгами религиозного толка. Можно вбивать им в головы мифы о том, что они кем-то созданы ради того, чтобы служить определенному режиму, и что этот режим вправе безусловно претендовать на их жизни и на содержимое их карманов. Если вдруг до избирателей дойдет, что к человеку применимы те же методы биологии, что к другим живым существам, то следующий шаг: требовать от политиков, чтобы они объявляли прагматические, а не мифические мотивы своих действий. Вот чего они боятся. Биоэтическая идея о том, что люди должны нелепо рождаться и нелепо умирать, едина с политическим идеей о том, что они должны так же нелепо жить… Ну, хватит. Я говорил много и эмоционально, но я сказал все.

…..

28 августа. CNN. Тутала, ДРТЛ, остров Тимор. Эфир. Камера.

В эфире Кэн Уилсон. Восточный Тимор, или Демократическая Республика Тимор-Лешти, это самое нищее государство Азии. Половина населения неграмотна, не имеет работы и живет на 60 центов в день. Я нахожусь на восточном краю тиморского плоскогорья, на высоте 2000 футов. Отсюда видны ближайшие мелкие островки и рифы. Их цепь тянется на сотни миль, до самой Новой Гвинеи. Одни необитаемы, о населении других почти ничего не было известно до этой недели, когда флот Меганезии вторгся в акваторию ДРТЛ и оккупировал группу таких островков — архипелаг Лоти. Площадь архипелага менее 15 квадратных километров он состоит из трех крошечных островков, лишь один из которых, Удан, считался населенным. Остальные не имели даже названий. Меганезийцы начали наводить на архипелаге свой «новый порядок», со всеми атрибутами военной диктатуры, и вдруг обнаружили на якобы необитаемом островке концентрационный лагерь для инфекционных больных. Ирония судьбы (если ирония вообще уместна в таких вещах) была в том, что меганезийский comandante militar уже успел расстрелять гражданскую администрацию архипелага. Подтвердить, что «Тиморский Бухенвальд» не является творчеством военных властей Меганезии, а существовал до оккупации, после этого оказалось некому. Как только ражие завоеватели это осознали, с них мигом слетела спесь, и они бросились за помощью к международному сообществу, чье мнение они перед этим демонстративно игнорировали. Благодаря помощи США и Австралии, а также миротворцев ООН, удалось спасти большую часть узников. Справедливости ради, надо сказать, что меганезийские военные сделали достаточно много, чтобы обеспечить возможность работы международной группы врачей и спасателей. Впрочем, сделали не бескорыстно: никто не сомневается, что меганезийский режим намерен аннексировать архипелаг Лоти, то есть речь идет не просто о спасенных, а о тысячах дешевых рабочих рук для строительства меганезийского плацдарма в воротах Индийского океана. А вот еще казус: Американо-австралийская группа врачей испытала на 2000 узниках концлагеря новейшие ветеринарные препараты для овец и кур. В результате 11 человек скончались, а остальные выздоровели. Сейчас идет спор о допустимости этих действий. Одни говорят, что эти ветеринарные средства крайне эффективны, а другие сравнивают случившееся с псевдомедицинскими опытами нацистов в годы второй мировой войны. Открытым остается и вопрос о виновниках «Тиморского Бухенвальда». Спецслужбы Меганезии и Индонезии в совместном заявлении, возложили ответственность на некую организацию религиозных фундаменталистов, которая, по их словам виновна также в ряде терактов, включая недавний обстрел Меганезии ракетами «скад» из Тиморского моря. Аналитики полагают, что эта организация — фантом, созданный для обмана общественного мнения, как не раз случалось в истории, а тайны «Тиморского Бухенвальда» останутся тайнами, поскольку тут сошлись интересы участников большой и грязной политической игры. Ignoramus et ignorabimus (Не знаем и не узнаем), гласит один римский афоризм. Впрочем, есть и другой афоризм: Operta quae fuere, aperta sunt (Все тайное становится явным). Мы будем следить за развитием событий в этом жарком (во всех смыслах) регионе.

С вами был Кэн Уилсон, специально для CNN из Восточного Тимора.