Никто из современников Шекспира не озаботился составить его биографию. В те времена такой чести удостаивались лишь короли да христианские великомученики, но не деятели культуры и искусства, тем более театра. Поэтому, когда в XVIII веке Шекспир был признан классиком, оказалось, что о его жизни почти ничего не известно.

Нашлись, однако, поклонники великого поэта, которые стали рыться в архивах, изучать современную ему литературу, и таким путем удалось собрать большое количество сведений. Они позволили восстановить картину жизни и деятельности Шекспира и узнать о нем много разных подробностей.

Всем, что мы знаем о Шекспире, мы обязаны нескольким поколениям исследователей, трудившихся на протяжении двух с половиной веков, чтобы восстановить обстоятельства жизни великого драматурга. Помогают в этом и его произведения. Они привлечены нами в той мере, в какой через них раскрывается личность автора. Но эта книга не о творчестве Шекспира. Читателю, которого интересует анализ произведений драматурга, надо обратиться к литературоведческим трудам.

Излагая биографию Шекспира, я старался оставаться на твердой почве фактов. Они раскрывают перед нами внешние обстоятельства жизни Шекспира: семейное положение и имущественные дела, обстоятельства театральной и литературной деятельности. Дополнением им служат события гражданской истории и некоторые сведения о культурной жизни Англии в эпоху Шекспира.

К сожалению, не сохранились документы личного характера. Нет ни писем, ни дневников Шекспира, ни интимных воспоминаний его близких. И все же нельзя сказать, что личная жизнь Шекспира совершенно скрыта от нас. Отдельные отголоски ее дошли, и все, что известно об этой стороне его биографии, здесь изложено.

Читатель убедится в том, что жизнь Шекспира известна теперь достаточно полно. Но некоторые обстоятельства остались невыясненными. В таких случаях мы вынуждены ограничиваться гипотезами, выдвинутыми авторитетными учеными.

Я не последовал примеру тех авторов, которые для восполнения пробелов прибегают к помощи фантазии и создают более или менее романизированные биографии Шекспира. Конечно, у меня есть свое представление о Шекспире как человеке, но я не считал себя вправе фантазировать на эту тему до тех пор, пока читателям не будут доступны объективные факты, установленные наукой.

Подробная биография Шекспира в последний раз появилась на русском языке более полувека тому назад, еще до первой мировой войны. С тех пор были открыты новые факты, а старые данные предстали в новом свете благодаря углублению знаний о культуре эпохи Возрождения. Итоги исследований шекспироведов, старых и новых, представлены в этой книге. Мой долг им очень велик.

Особенно мне хочется сказать о моем учителе и друге Алексее Карповиче Дживелегове, выдающемся знатоке культуры Ренессанса. Если мне удалось хоть в какой-то мере сделать для читателей живым облик Шекспира и время, в которое он жил, то этим я больше всего обязан ему.

ГЛАВА 6 СПЕКТАКЛИ И ПЬЕСЫ

Вернемся теперь к драматургической деятельности Шекспира. В его времена не существовало театральной критики. И все же в печатных и рукописных документах эпохи сохранились отголоски спектаклей пьес Шекспира. Один такой отзыв о представлении третьей части "Генриха VI" мы уже привели. Теперь мы можем предложить вниманию читателей рассказ, который очень интересен тем, что вводит нас в атмосферу праздничного веселья, частью которого были комические пьесы.

Студенты лондонских юридических школ были мастера по части забав. Помимо бесконечных проделок, которыми они поражали горожан, ими устраивались веселые празднества всей корпорации. Студенты Грейз-Инн даже написали шутливую историю своих проделок под названием "Деяния грейанцев" ("Gesta Grayorum"). Эта пародийная история была напечатана в конце периода Реставрации, в 1688 году, когда всякие вольности и непотребства пользовались большим успехом в аристократических кругах. В "Деяниях грейанцев" оказалось описание одного представления шекспировской "Комедии ошибок".

Описание это заслуживает того, чтобы мы пересказали его.

В те времена еще живы были многие средневековые праздничные традиции. Они с удовольствием соблюдались веселыми школярами юридических училищ.

На рождество 1594 года учащиеся Грейз-Инн устроили грандиозный "праздник дураков". Они выбрали Повелителя бесчинств, который руководил многочисленными дурачествами студентов.

Двадцатого декабря Повелитель бесчинств был в присутствии всей корпорации торжественно коронован, после чего его приближенные выступали с остроумными шутовскими речами, подчас не очень приличного содержания. На 28 декабря было назначено торжественное собрание всей корпорации, на которое были приглашены многочисленные гости. В частности, студенты Грейз-Инн отправили своих послов в корпорацию Иннер-Темпль, приглашая ее членов посетить празднество.

Для такого веселого праздника решили пригласить актеров труппы лорда-камергера и выбрали пьесу, наиболее подходившую к данному случаю, — "Комедию ошибок". Представление должно было состояться в большом зале Грейз-Инн.

Публики набилось видимо-невидимо. Когда в девять часов вечера появился посол Иннер-Темпля в сопровождении свиты, они с трудом пробились через толпу. Их, а также других знатных гостей посадили на сцене, которая оказалась заполненной зрителями, и почти не осталось места для актеров. В зале царила такая суматоха, что невозможно было начать спектакль. Только в полночь удалось навести порядок, и Шекспир с товарищами смогли начать представление. Летописец этого празднества заключил рассказ об этом вечере следующими словами: "Таким образом, этот вечер от начала и до конца прошел в суматохе и смешных ошибках, вследствие чего в дальнейшем его назвали "Ночью ошибок".

Беспорядок, происшедший в этот вечер, послужил студентам для новой забавы. Было назначено специальное судебное расследование для выяснения причин беспорядка. По определению суда, причиной беспорядка могло быть только колдовство. Виноват был злой колдун, который все подстроил нарочно, вплоть до того, что он даже привел компанию актеров с целью увеличить беспорядок посредством постановки пьесы, в которой тоже происходят бесконечные ошибки и путаница.

Пьесы Шекспира не всегда были связаны с невинными празднествами и развлечениями. Случалось, что они соприкасались с злободневными политическими событиями. Так было, например, с "Венецианским купцом". Но чтобы рассказать об этом, надо перенестись в сферу дворцовых интриг.

С первых дней царствования Елизаветы у нее был доверенный министр Уильям Сесил лорд Бэрли. Чтобы не дать в его руки слишком много власти, Елизавета от времени до времени приближала к себе то одного, то другого из бравых мужчин, вращавшихся при ее дворе. Долгое время ее фаворитом был граф Лейстер. После его смерти в 1588 году любимчиком королевы стал Роберт Девере граф Эссекс. Эссекс родился в 1566 году. В 1598 году ему было тридцать два года, а королеве Елизавете — пятьдесят пять лет. При разнице возраста в двадцать три года стареющая властительница знала, чем привлечь молодого графа, на которого с вожделением смотрели многие знатные и незнатные дамы: она одаривала Эссекса торговыми монополиями, и он получал с них огромные доходы — при помощи сборщиков, взимавших пошлины с купцов. Он был весьма своенравен и нередко ссорился с королевой. Королева не терпела соперниц. Эссекс тем не менее уже в 1590 году женился. Он избрал себе в жены вдову Филиппа Сидни. Королева поссорилась с ним, но через некоторое время опять сменила гнев на милость. Эссекс был ей нужен для противовеса всесильному министру Бэрли. Кроме того, безопаснее было иметь его рядом и знать о каждом его шаге.

При дворе шла постоянная борьба за влияние на королеву. Старые царедворцы в основном группировались вокруг Бэрли, молодежь и в числе ее покровитель Шекспира Саутгемптон, а также будущий, философ Бэкон, — около Эссекса. Обе партии вели интриги друг против друга. В один прекрасный день Эссексу пришла в голову идея доказать королеве свою преданность.

Здесь мы должны отвлечься в сторону и отвести читателя еще дальше в клубок международных политических интриг того времени.

Испанский король Филипп II не переставал строить козни против английской королевы. Он приказал заслать в Англию тайного агента Тиноко, поручив ему завязать отношения с лейб-медиком Елизаветы. Личным врачом королевы был португальский еврей Родриго Лопес, славившийся как хороший медик. Тиноко должен был "завербовать" его, взять у Лопеса подписку о том, что он обязуется быть осведомителем и сообщать военные и политические сведения об Англии и ее вооруженных силах на суше и на море.

Прибыв через Кале в Англию, Тиноко сам явился к лорду-казначею Бэрли и рассказал все это. Бэрли не счел нужным принять каких-либо мер. Но эту историю узнал Эссекс. Он давно питал неприязнь к еврею-врачу и приказал произвести у него обыск. Хотя при этом не было найдено никаких компрометирующих бумаг, дворецкий Эссекса Джелли Мерик арестовал Лопеса. Об этом донесли королеве, и она при первом же случае высказала неодобрение Эссексу, назвала его нетерпеливым и безрассудным мальчишкой, лезущим не в свое дело, и заявила, что не сомневается в невиновности своего врача. Обозленный Эссекс ушел, хлопнув дверью, и заперся на два дня в своей комнате. Затем он самолично занялся допросом Лопеса. 5 февраля Эссекс добился заточения Лопеса в Тауэр. Тем временем было арестовано еще несколько лиц, и среди них некто Феррара, которые показали, что Лопес им известен как давний агент испанского. короля. 28 февраля состоялся суд над Лопесом. Судьями были крупнейшие вельможи, в числе которых находился и сам граф Эссекс. Ловко составленный обвинительный акт вменял Лопесу в вину шпионаж и попытку отравить королеву. Напрасно Лопес клялся, что главные свидетели, показавшие против него, провокаторы и лжецы. Суд не внял и тому, что от Лопеса добивались показаний посредством пыток. Приговор гласил: смерть за государственную измену.

Для того чтобы развеять сомнения, какие мог породить процесс над Лопесом, через две недели был проведен суд над Тиноко и Феррара, оговорившими его. Они подтвердили все свои обвинения против Лопеса, который не присутствовал на суде и не мог еще раз опровергнуть их показаний. Если эти лжесвидетели старались в надежде, что заслужат этим смягчение приговора, то они ошиблись. Тиноко и Феррара знали слишком много, и от них решили избавиться.

Казнь Лопеса была назначена на 18 апреля. Толпы народа собрались у Тауэра. Были проведены все необходимые полицейские приготовления во избежание инцидентов. Неожиданно поступил приказ королевы отложить казнь. Любители сильных ощущений были не менее разочарованы, чем полицейские чины, потратившие столько труда на приготовления.

Приговор над тремя португальцами (Лопесом, Тиноко и Феррарой) все же был приведен в исполнение публично 7 июля 1594 года. Стоя у виселицы, Лопес еще раз поклялся в верности королеве и заявил, что поклонялся ей, как самому Иисусу Христу. Толпа встретила насмешками эти слова крещеного еврея Лопеса.

Судьба Лопеса дает представление об атмосфере, царившей при дворе королевы Елизаветы. Когда мы теперь читаем хроники Шекспира, они кажутся произведениями, в которых автор, изображая мир власть имущих, для большего эффекта сгустил краски. История еврея-врача Лопеса показывает, что дворцовые интриги показаны у Шекспира без преувеличений.

История Лопеса не была редкостью в условиях кровавого полицейского режима елизаветинской Англии. Заговоры и казни были тогда столь же обычным делом, как и осуждение ни в чем не повинных людей. Парадоксально было то, что процесс Лопеса послужил поводом для разнузданной антисемитской кампании. Мы говорим "парадоксально", потому что евреи в Англии тогда не жили. Они были изгнаны из страны лет триста до этого и, казалось бы, почвы для антисемитизма не было. Это было все равно, как если бы кто-нибудь затеял расистский антинегритянский процесс, скажем, в Норвегии или Финляндии. Тем не менее остается фактом, что в вину Лопеса лондонская чернь, знатная и незнатная, поверила тем охотнее, ибо Лопес был евреем и многие средневековые предрассудки еще сохранились в полной силе.

Дань этим предрассудкам уплатил даже гуманист Кристофер Марло, написавший трагедию о коварстве и жестокости еврея-ростовщика Барабаса.

Когда страсти, поднятые процессом и осуждением Лопеса, накалились, труппа "слуг лорда-адмирала" вспомнила о трагедии Марло "Мальтийский жид". Может быть, не последнюю роль в этом сыграло то, что покровитель труппы лорд-адмирал был в составе суда, приговорившего Лопеса к смерти. 17 мая 1594 года, дней за двадцать до казни португальцев, "Мальтийский жид" был восстановлен на сцене театра "Роза". Трагедия шла не меньше раза в неделю и в том числе чуть ли не в тот же день, когда казнили Лопеса.

В это время "слуги лорда-адмирала" и "слуги лорда-камергера" еще играли в одном театре. Впоследствии, когда труппы разошлись по разным театрам, "слуги лорда-камергера", убедившись в том, что сюжет пользуется успехом у публики, решили поставить свою пьесу на эту тему. Вероятно, к тому времени трагедия Марло уже сошла со сцены. Во всяком случае, Шекспир, который уже не раз следовал по стопам Марло, решил снова вступить в состязание с самым сильным своим предшественником и написал "Венецианского купца", который появился на сцене осенью 1596 года. Возбуждение, вызванное судом над Лопесом, уже улеглось, и об этом отчасти свидетельствует пьеса Шекспира. В ней сделано много уступок антисемитским предрассудкам современников, но, по общему признанию исследователей творчества Шекспира, образ еврея-ростовщика Шейлока изображен не одними только черными красками, какими пользовался Марло, когда создавал своего Барабаса. Мы не будем, однако, разбирать этот вопрос, предоставляя читателям обратиться к трудам, в которых анализируются произведения Шекспира58.

Процесс Лопеса был нужен не только Эссексу.

Несмотря на разгром "Непобедимой Армады", Филипп II не оставлял надежд когда-нибудь осуществить свой план высадки в Англии. Он строил новый флот. Но теперь испанцы решили получше подготовиться и с этой целью произвести ряд операций на суше и на море.

На северном побережье Франции англичане сохраняли опорный пункт — крепость Кале, единственную оставшуюся у них на материке по окончании Столетней войны. Подстрекаемый Филиппом II, французский король Генрих IV приказал своим войскам осадить Кале. Англичане стали готовиться к отпору. Граф Эссекс формировал в Дувре отряд в шесть тысяч человек для выручки осажденных. Грохот осадной артиллерии был слышен через Ла-Манш, и королева жаловалась на это в письме Эссексу, торопя его к переправе. Но он не успел: 16 апреля 1596 года Кале был взят. Войско Эссекса тут же распустили.

Англия готовила ответный удар по самому уязвимому для Испании месту — по ее колониям в Америке, куда отправился флот под командованием победителей "Армады" адмиралов Дрейка и Хоукинса. Однако они немного успели нанести вреда испанцам. В этом плавании смерть скосила обоих.

В июле 1595 года испанцы произвели смелый десант там, где англичане меньше всего могли их ожидать. Четыреста солдат были высажены ими в одном из заливов Уэльса. Они разграбили и сожгли город Пензанс с несколькими деревнями и захватили довольно богатую добычу.

Английское правительство решило ответить еще более смелым рейдом. Эссекс, которому не удалось отличиться спасением Кале, искал повода для большого подвига, который навсегда упрочил бы его положение. Он добился назначения командующим экспедицией против Испании. Ему не удалось, однако, стать единоличным командиром этой операции. Почтенный адмирал Хоуард, один из победителей "Армады", был назначен ему в пару. Эссекс командовал пехотой, судами — Хоуард. Они готовили флот и десантные войска в Плимуте. Когда однажды надо было послать донесение Елизавете, Эссекс поставил свою подпись так близко под текстом, что наверху места не осталось, и старый адмирал вынужден был поставить свое имя ниже росчерка молодого генерала. Но старик взял свое: когда Эссекс ушел, он зачеркнул его подпись, и в таком виде рапорт был отправлен королеве. Третьим командиром этой экспедиции был Уолтер Рали, соперничавший и с Эссексом и Хоуардом.

Сухопутным склокам пришел конец в июне 1596 года. Корабли отплыли. 7 августа в Лондон пришло известие о полной победе. Английский флот вошел в залив порта Кадикс. Хоуард и Рали разгромили испанский флот, а Эссекс, высадившись на сушу, штурмовал город. Сопротивление было недолгим. Кадикс, надо напомнить, был важнейшим портом Испании, неимоверно разбогатевшим на грабеже американских колоний. Когда Эссекс взял город, то, как было условлено заранее, к его пехоте присоединились моряки, и они совместно принялись грабить частные дома и правительственные склады. Награбленное добро англичане нагрузили на сорок торговых судов, которые они тоже захватили у испанцев.

Главным героем этой экспедиции был Эссекс. Десант в Кадиксе был вершиной его карьеры. Елизавета наградила тридцатилетнего генерала званием маршала. Эдмунд Спенсер воспел его в стихах, как "славу Англии" и "предмет удивления всего мира". Имя Эссекса, по словам поэта, "прогремело громом по всей Испании, и даже Геркулесовы столбы (Гибралтар) задрожали от страха".

Шекспир тоже не остался в стороне ни от тревог этого времени, ни от радости победы. Современный шекспировед Дж. Б. Харрисон убедительно доказал, что пьеса "Король Джон", несмотря на свой исторический сюжет, была глубоко злободневна для публики шекспировского театра.

Пьеса начинается с того, что французский король объявляет войну Англии. Англичане совершают высадку во Франции. Французский полководец докладывает своему королю:

Нетрудно увидеть, что в дни, когда Эссекс готовился идти на выручку Кале, подобные речи, звучавшие со сцены, воспринимались как намек на происходившие события. Эта сцена пьесы сохранила свою актуальность и несколько месяцев спустя, когда зрители шекспировского театра мысленно подставляли вместо названия Анжера уже не Кале, а Кадикс.

Надо отдать должное Шекспиру, оставшемуся реалистом и тогда, когда кругом царила воинственная патриотическая атмосфера. Он, конечно, знал о том, кто шел в войска, предназначавшиеся для высадки в чужих странах. И вот как он описал этих смельчаков-авантюристов: 

Эти слова произносит тот же французский военачальник, и этим объясняется тон его речи. Вместе с тем в пьесе много мест, направленных против католической церкви. С каким, удовольствием говорит Фоконбридж о грабеже монастырей! В пьесе это подается как подвиг. На католических монахов возводится вина в смерти короля Джона.

Еще один злободневный мотив пьесы — престолонаследие. Елизавета была бездетна и стара. Все понимали, что она еще недолго протянет, и задумывались над тем, что произойдет после ее смерти. Опасались, что начнется междоусобная война между претендентами на вакантный престол. Об этом думали все, но в открытую говорить побаивались — ведь королева еще жива, а у ее полиции длинные уши. Шекспир тем не менее ухитрился коснуться этой темы, волновавшей всех.

Король Джон тоже бездетен. Более того, он убил сына своего брата, юного принца Артура, так как тот имел более законные права на престол.

Стоя над трупом принца Артура, Фоконбридж, главный положительный герой пьесы, рассуждает:

(конечно, это Испания)

Разве не ясно, что говорит Шекспир: Джон был плохим королем, жестоким человеком, — но не хуже ли будет после его смерти, когда начнется борьба за власть?

Если все, что касалось королевы, было зашифровано, то основную политическую идею пьесы Шекспиру незачем было скрывать. Его герой, храбрый Фоконбридж, в конце прямо обращался к публике с патриотическим призывом к единству:

Зрители, слушая мужественного Фоконбриджа, понимали: он говорит об испанцах и французах, которым не победить Англию. Они, конечно, хлопали ему и покрывали возгласами одобрения его слова, когда он зычно бросал в толпу:

Солдаты, моряки и горожане, окружавшие сцену, воинственно шумели, расходясь с этой патриотической пьесы. А за сценой актеры, переодеваясь, улыбались друг другу: и они внесли свою долю в общее дело борьбы против испанцев и французов. А Бербедж, игравший Фоконбриджа, наверное, переглядывался понимающе с Шекспиром: авось и на этот раз опасные намеки сойдут без последствий.

Но не всегда такие вещи сходили с рук…

Если взять все произведения, написанные Шекспиром во второй половине 1590-х годов, — бросится в глаза, что в целом они полны бодрости и дают благополучное решение жизненных конфликтов. Между тем все, что мы знаем о последних годах правления Елизаветы, противоречит взгляду, выраженному в пьесах Шекспира. Время было тяжелое. Нужда народа была ужасающей, произвол власти — невыносимым.

Чем же тогда можно объяснить жизнерадостный характер драматургии Шекспира в эти годы?

Шекспир не хотел умереть под забором или от рук полицейского агента. Он хотел полноценно жить, а это означало для него в первую очередь — творить. Он понимал, что условия накладывают ограничения на деятельность драматургов. Выходило: если хочешь писать для театра, принимай существующие условия и постарайся сделать максимум возможного.

Как это получалось у Шекспира, можно увидеть по одной из его драматических хроник.

В 1595 году "слуги лорда-камергера" поставили историческую драму Шекспира "Ричард II". В ней изображалась трагическая судьба короля, который предавался удовольствиям, забыв о долге правителя и оставив государственные дела на попечение фаворитов. Когда же ему случалось решать их самому, он не раз совершал несправедливости. Так, он незаслуженно осудил на изгнание молодого Болингброка. Когда недовольство королем достигло апогея, Болингброк вернулся в Англию и, собрав множество сторонников, пошел войной на короля, свергнул его с престола и стал королем под именем Генриха IV.

Создавая эту пьесу, Шекспир в значительной мере подражал Марло, у которого была трагедия на сходный сюжет — "Эдуард II". Состязаясь со своим уже покойным соперником, Шекспир наполнил свою трагедию таким лиризмом, что красотой поэтического стиля, несомненно, превзошел Марло. Пьеса имела успех не только на общедоступной сцене, где она многократно исполнялась. Один из елизаветинских вельмож, сэр Эдуард Хоби, решив устроить пышный прием в своем доме, задумал развлечь своих гостей спектаклем. Он пригласил приближенного королевы Роберта Сесила быть его гостем. Тот не мог приехать в назначенный день, тогда сэр Эдуард Хоби отправил ему следующее письмо:

"Сэр, узнав, что завтра вечером вам неудобно прибыть в Лондон, я позволю себе осведомиться, не сможете ли вы во вторник посетить наш скромный Чэннон-Роу, где допоздна ворота будут открыты для вашего прибытия на ужин; кроме того, вашему взору предстанет сам Ричард II. Простите смелость, с какой я добиваюсь вашего визита, но я не претендую на большее, чем то, что ваши обстоятельства могут вам позволить. При всех условиях остаюсь готовым к услугам Эдуард Хоби. 7 декабря 1595 года".

Эдуард Хоби, по-видимому, предлагал своему влиятельному гостю одну из последних новинок лондонской сцены. Состоялся ли спектакль, мы не знаем.

За первые десять лет работы для театра Шекспир написал девять таких пьес: три пьесы о царствовании Генриха VI, "Ричард III", "Король Джон", "Ричард II", две пьесы о царствовании Генриха IV и "Генрих V".

Пьесы о современных политических событиях не разрешали ставить. Шекспир обратился к истории. Он верно передавал события прошлых веков. Но история его интересовала в той мере, в какой она походила на современность или могла служить уроком для нее.

Критика давно признала, что все эти пьесы из истории Англии выражают принцип, который находился в полном согласии с политической идеологией династии Тюдоров. В них утверждается необходимость государственного единства и сильной королевской власти. Добавим: власти, опирающейся на законность. Вот здесь-то мы слышим голос самого Шекспира. Да, он не восстает против господствующей политической доктрины: пусть страной правит монарх, обладающий всей полнотой власти, но он должен пользоваться ею для блага народа, а не для своих личных целей.

Король отнюдь не лицо, наделенное властью от бога. Он такой же человек, как другие. Его несправедливости вызывают возмущение лордов, которые восстают и свергают Ричарда II. Глава мятежников Болингброк становится королем под именем Генриха IV.

На "Ричарде II" легко проследить манеру Шекспира. Он выполняет все, что требуется от верноподданного. Его нельзя упрекнуть в недостатке патриотизма. Он вкладывает в уста одного из персонажей красивые слова, похожие на гимн родине. Англия, говорит он, — "царственный остров", рай на земле — второй Эдем. Но — эта драгоценная земля,

Все это мотивировано действием пьесы. Но вдумчивый зритель, стоявший у подмостков шекспировской сцены, мог и сообразить, что, собственно, отпор морским набегам ("завистливому натиску Нептуна") дали он и его соотечественники всего каких-нибудь семь лет тому назад, а теперь все они попали в такую же сеть, как и подданные Ричарда II.

Поставим себя на место подданных королевы Елизаветы и представим себе, какие мысли должны были возникать в их головах, когда со сцены слышались такие речи:

Все эти реплики произносятся в одной сцене и подразумевают Ричарда II. Исследователи открыли, однако, любопытную деталь. Особая форма налога в виде добровольных денежных пожертвований населения не существовала при Ричарде II. Ее придумали в царствование Елизаветы.

Читатель спросит: как можно было все это говорить, если политический режим был таким, как описано выше? Отвечаем: сказано это было с применением немалых маскировочных средств. Все приведенные речи вкраплены в разные места пьесы, события которой происходили в конце XIV века — за два столетия до Шекспира.

Тем не менее есть основания полагать, что пьеса недолго продержалась в репертуаре труппы "слуг лорда-камергера".

Пьесы, снимавшиеся с репертуара, театры охотно продавали издателям, чтобы получить от них хоть какую-нибудь прибыль. "Ричард II" не попал в руки книжного пирата. "Слуги лорда-камергера" сами продали ее книготорговцу Эндрю Уайзу, который вполне законным образом зарегистрировал ее в Палате торговцев бумагой в августе 1597 года. Типограф Валентайн Симмз отпечатал пьесу, и она продавалась в лавке Уайза под вывеской с изображением ангела, что было вполне уместно, так как лавка находилась рядом с собором Святого Павла.

Есть дополнительная причина, по которой "слуги лорда-камергера" могли хотеть, чтобы пьеса стала доступной читателям. На сцене их театра была поставлена пьеса "Генрих IV" (первая часть). Так как изображенные в ней события были прямым продолжением тех, которые описаны в "Ричарде II", то читателям, которые пожелали бы познакомиться с предшествующей историей, текст ранней пьесы предоставлял такую возможность. Она была напечатана, но при этом произошла заминка; и если не Шекспиру и не "слугам лорда-камергера", то издателю пришлось столкнуться с цензурой.

В пьесе Шекспира есть драматическая сцена, когда Ричард II отдает корону свергнувшему его Болингброку (IV, 1). В издании "Ричарда II", вышедшем в 1597 году, этот эпизод опущен. Нет его и в двух изданиях, вышедших одно за другим в 1598 году. Впервые эта сцена появилась в четвертом издании пьесы, вышедшем в 1608 году. В полном виде "Ричард II" был напечатан также в 1615 году и в первом собрании драм Шекспира в 1623 году. Некоторые из сохранившихся экземпляров четвертого издания имели на титульном листе специальное указание на то, что впервые печатается полный текст пьесы. В одном случае титульный лист выглядел так: "Трагедия короля Ричарда П. Как она публично игралась слугами лорда-камергера. Уильяма Шекспира. Лондон. Отпечатано У. У. для Мэтью Лоу и продается в его лавке во дворе собора св. Павла под вывеской Лисы. 1608". На других экземплярах титульный лист гласит: "Трагедия короля Ричарда Второго. С добавлением новой сцены в парламенте и низложением короля Ричарда. Как она исполнялась недавно слугами его величества в Глобусе. Уильяма Шекспира…" Остальные выходные данные, как и в первом случае.

О чем же говорит сравнение разных изданий "Ричарда II"?

Оказывается, тема пьесы была отнюдь не безобидной во времена королевы Елизаветы. Царствования Ричарда II касались другие драматурги эпохи Возрождения. Была вторая пьеса, "Томас Вудсток", сохранившаяся поныне в рукописи, и драма "Жизнь и смерть Джека Строу", напечатанная в 1593 году. Ни одна из них, однако, не изображала низложения и убийства короля. Шекспир, по-видимому, первый решился на это. В данном случае драматург пошел на некоторый риск. Дело в том, что, по свидетельству современников, Елизавета усматривала в истории Ричарда II некоторую параллель своему царствованию. Ее тоже упрекали в излишней любви к роскоши и удовольствиям, в том, что она отдала управление фаворитам. Королева опасалась, чтобы с ней не покончили так, как Болингброк с Ричардом II. Чтобы не подавать дурного примера, сцена низложения Ричарда была вычеркнута цензурой из шекспировского текста. Мы можем не сомневаться также в том, что труппа поняла предупреждение и сняла пьесу с репертуара. По крайней мере лет пять спустя актеры утверждали, что эту старую пьесу они давно не играли.

На этом злоключения труппы с "Ричардом II" не кончились. Мы еще вернемся к этому произведению Шекспира в связи с другими обстоятельствами, а сейчас заметим лишь, что полный текст стало возможным напечатать после смерти Елизаветы, и вот почему издание 1608 года содержало сцены, опущенные в первых трех изданиях.

Третий случай, о котором мы расскажем, относится к пьесе "Сэр Томас Мор". Она не была напечатана и на сцене не шла. По счастливой случайности рукопись ее сохранилась в архиве и в 1844 году была обнаружена, опубликована и стала предметом тщательнейших исследований, которые позволили установить любопытные факты, имеющие прямое отношение к Шекспиру.

Великий английский гуманист Томас Мор (1480-1535) был некоторое время шерифом, потом лордом-мэром Лондона, а затем стал министром Генриха VIII. Впоследствии король казнил его за то, что он противился разрыву с Римом и разводу Генриха VIII с женой. В памяти народа Томас Мор остался как одна из жертв монархического произвола и как сторонник старой католической веры. Во времена Елизаветы он считался особенно предосудительной исторической личностью, ибо, противясь разводу Генриха VIII с первой женой, тем самым препятствовал браку короля с Анной Буллен, матерью Елизаветы.

Тем не менее в поисках интересного исторического сюжета кто-то надумал написать пьесу о Томасе Море. Кто был автором, установить не удалось. Рукопись, дошедшая до нашего времени, содержит страницы, написанные шестью почерками. Один из них, возможно, почерк переписчика. Четыре других, как полагают исследователи, принадлежат драматургам Антони Манди, Генри Четлу, Томасу Хейвуду и Томасу Деккеру. Три страницы текста написаны почерком Шекспира.

Как было установлено, что три страницы текста принадлежат Шекспиру? Посредством графологического анализа, во-первых. Сравнили сохранившиеся подписи Шекспира с этой рукописью и установили, что в принципе начертание букв одно и то же. Во-вторых, о принадлежности этих страниц Шекспиру говорит орфография рукописи. Ее сравнили с орфографией печатных изданий пьес Шекспира. В те времена еще не было единой системы английской орфографии. Каждый писал на свой манер, как его учили в школе, как было принято в его округе, и наборщики часто сохраняли особенности правописания той рукописи, которую они печатали. Оказалось, что три страницы пьесы о Томасе Море носят печать явного сходства с орфографией Шекспира. Далее оставалась самая легкая часть исследования — стилистический анализ. Он с несомненностью показал, что автор трех страниц применял ряд тех же стилистических приемов, какие характерны для пьес Шекспира 1590-х годов. Наконец, и круг идей, выраженных на этих страницах, был типичен для Шекспира. Исследователи признали поэтому три страницы рукописи "Сэра Томаса Мора" принадлежащими перу Шекспира. Добавим, что это единственная рукопись Шекспира, дошедшая до нас, за исключением его подписей на различных юридических документах.

Что же произошло с пьесой? По обычаю того времени она была представлена театральному цензору. Должность эта существовала уже около двух столетий. Формально цензуру возглавлял лорд-камергер королевы. Фактически читал пьесы и давал разрешение на их представление Распорядитель королевских увеселений. Публичные представления рассматривались официально лишь как подготовка к дворцовому спектаклю. Поэтому на Распорядителя королевских увеселений была возложена функция проверять, достойны ли пьесы, исполняемые актерами, того, чтобы их играли перед королевой.

Распорядителем королевских увеселений в те годы был Эдмунд Тилни. Когда ему представили пьесу "Сэр Томас Мор", он обратил внимание на то, что в начале ее изображаются волнения среди лондонских ремесленников, недовольных конкуренцией рабочих из Ломбардии. Лондонцы собираются устроить ломбардцам погром.

Волнения среди ремесленников были часты в царствование Елизаветы. Цензор потребовал, чтобы эти эпизоды пьесы были переработаны. Тогда обратились за помощью к Шекспиру. О том, что это произошло после того, как пьеса была написана, можно судить по внешнему виду рукописи. Три страницы представляют собой позднейшую вставку в текст.

Шекспир сделал все возможное, чтобы сгладить политическую остроту эпизода. Он вложил в уста Томаса Мора вполне верноподданнические речи. Казалось, было сделано все, чтобы "обезопасить" пьесу в глазах цензора. Но Тилни был по-прежнему полон подозрительности. Его не устроили и поправки Шекспира. Рассудив, что он в таких вопросах разбирается лучше, чем все драматурги, взятые вместе (вспомним, что в написании "Сэра Томаса Мора" участвовали Манди, Деккер, Четл, Хейвуд и Шекспир — цвет английской драматургии того времени!), он написал на верху первой страницы: "Исключить полностью восстание и его причины; начать с того, как Томас Мор стал мэром, в дальнейшем вставить о его заслугах в бытность шерифом, когда он помог усмирить бунт против ломбардцев, дать это в очень кратком изложении и никак не иначе, в противном случае ответите за это головой. Э. Тилни".

Поняв, что спорить с цензором бесполезно, никто не стал добиваться изменения его решения. С пьесой тоже решено было больше не возиться, — такой компании, которая работала над "Сэром Томасом Мором", легче и проще было написать новую пьесу, чем еще раз переделывать старую. Никто даже не забрал рукопись "Сэра Томаса Мора". Так она и пролежала в государственных архивах Англии два с половиной века, пока ее снова не извлекли на свет.

Случаи с "Ричардом II" и пьесой о Томасе Море показывают, что о свободном творчестве драматурги Англии в эпоху Возрождения не могли помышлять. Над ними были церковная цензура (существовала и такая) и цензура придворная — точнее, правительственная.

Неблаговидная деятельность театра тотчас же становилась известной правительству. Судилище королевы — Тайная палата не раз занималась рассмотрением дел, связанных с постановками театров. Эти дела были двоякого рода. С одной стороны, в Тайную палату поступали жалобы лиц, которые узнавали себя изображенными на сцене в предосудительном виде. Но были другие дела, носившие политический характер, когда драматургов обвиняли в оскорблении властей, за что полагались строгие наказания.

Многие позднейшие исследователи Шекспира, особенно в XIX веке, всячески подчеркивали отсутствие в его пьесах прямой критики правительства. Его объявили законопослушным и верноподданным писателем. Действительно, Шекспир не позволил себе ни разу прямых выпадов против правительства. Другие драматурги попадали под суд Звездной палаты, Шекспир — ни разу. Но приписывать это чему-либо, кроме осторожности и умения обходить острые углы, не следует. Отметим еще, что в отличие от многих товарищей по перу он вообще не писал пьес на современные темы. Он знал, что это рискованно, И предпочитал сюжеты исторические, а также такие, где действие происходит в других странах. Впрочем, как ни осторожен был Шекспир, он и его труппа однажды подверглись серьезной опасности. Но об этом рассказ впереди.

"Ричард II" заканчивался тем, что королем Англии становился Генрих IV. Шекспир решил продолжить драматическое изображение судеб Англии XV века. Это было тем более легко, что уже существовала старая пьеса-хроника такого рода под названием "Славные победы Генриха V". В ней изображалась беспутная молодость Генриха в бытность принцем, а затем его преображение, когда он стал королем и одержал великую победу под Азенкуром, принесшую Англии полное господство над Францией. Эту пьесу Шекспир использовал для того, чтобы написать драму о молодости принца, когда страной правил его отец Генрих IV. Нам она известна как первая часть "Генриха IV". Она была поставлена на сцене в 1597 году и сразу имела огромный успех. Этим она была обязана не красочному изображению междоусобицы между королем Генрихом IV и восставшими против него феодалами, а эпизодам, которые с исторической точки зрения не имели никакого значения.

Летописи хранили предания о том, что Генрих V, будучи молодым, водился с дурной компанией, бесчинствовал и однажды даже залепил оплеуху верховному судье, когда тот попытался приструнить его. Материал этот был слишком ярок, чтобы не обратить на себя внимание, и уже неизвестный предшественник Шекспира, написавший "Славные победы Генриха V", изобразил принца в сообществе забулдыг. Он не преминул также ввести эпизод с верховным судьей.

Перерабатывая пьесу своего предшественника, Шекспир увидел возможность усилить комизм этих сцен. В "Славных победах Генриха V" сцены беспутства принца имели второстепенное значение. Шекспир придал своей пьесе иной характер тем, что он развил эту тему, придав ей не меньшее значение, чем политическим событиям. Он как бы разделил пьесу пополам. Каждое серьезное событие перемежается каким-нибудь эпизодом, в котором участвуют веселые забулдыги, окружающие принца. Особенно заметной фигурой среди них был старый толстый рыцарь. Мы знаем его теперь как сэра Джона Фальстафа, и под этим именем он вошел в галерею бессмертных образов Шекспира как высшее проявление его комического гения.

Первоначально этот персонаж имел другое имя. Он именовался сэром Джоном Олдкаслом. То было реальное имя одного из современников Генриха V, о котором сохранилась память в летописях Англии. Олдкасл сначала прославился как храбрый воин, а затем как один из главарей еретического движения лоллардов. Религиозная ересь лоллардов была выражением их оппозиции католической церкви и королю. Генрих V жесточайшим образом расправился с лоллардами, и одной из его жертв был Джон Олдкасл. Чтобы отравить самую память о нем, была придумана легенда о том, что Олдкасл был трусом, пьяницей и богохульником. Поэтому, когда Шекспир создал образ старого распутника и бывшего рыцаря, он дал ему имя сэра Джона Олдкасла.

Он не был достаточно хорошо знаком с родословными аристократических семей, поэтому совершил промах. Оказалось, что был жив потомок Олдкасла — высокопоставленный лорд Кобхем. Он счел великой обидой, что его предок, погибший мученической смертью, опозорен перед всем народом как трус и пьяница.

Нетрудно представить, как вооруженные люди из свиты Кобхема, — а может быть, даже сам лорд, явились в театр и, угрожая актерам, потребовали, чтобы имя Олдкасла было изменено.

Даже после замены имени толстого рыцаря в пьесе тем не менее остался след его прежнего наименования. Имя Олдкасл (Oldcastle) означает по-английски "Старый замок". В самом начале пьесы, когда старый греховодник балагурит с принцем, он спрашивает: "А что, разве хозяйка моего трактира не сладкая бабенка?" На это принц отвечает каламбуром: "Как мед Гиблы, мой старик из замка"65.

Успех вдохновил Шекспира написать продолжение — вторую часть "Генриха IV", построенную по такому же принципу, что и первая: после сцены во дворце или замке следует комический эпизод с участием старого рыцаря. Шекспир принялся за вторую пьесу вскоре после того, как пошла на сцене первая.

Прежнее имя персонажа еще не изгладилось из его памяти. Сочиняя вторую часть, Шекспир сделал в рукописи ошибку и написал перед одной репликой вместо имени Фальстафа прежнее имя персонажа в сокращенном виде — "Олд". Когда впоследствии печатали эту пьесу, то набор производился с этой самой рукописи. Наборщик прочитал "Олд" и, не задумываясь, сохранил эту пометку в печатном тексте пьесы.

Имя Олдкасла еще долго сохранялось за персонажем. Несколько лет спустя, 6 марта 1600 года, лорд-камергер принимал в своем доме посольство из Нидерландов. Газет тогда еще не было, новости распространялись посредством писем, и в одном таком письме можно было прочитать: "В четверг лорд-камергер принимал его (посла) и устроил в его честь великолепный и изысканный обед, а после полудня его актеры сыграли перед гостем "Сэра Джона Олдкасла", что доставило ему большое удовольствие".

Шекспир искал новое имя для персонажа, зная, что надо быть осторожным, дабы не попасть впросак вторично. Вместе с тем он считал нужным соблюсти минимальное историческое правдоподобие и искал имя среди дворян, живших в XV веке.

В летописях Шекспир нашел имя сэра Джона Фастольфа. Он уже однажды упомянул это лицо в первой части "Генриха VI"., где говорится о том, что он якобы бежал с поля боя. Таким образом, одной из черт шекспировского персонажа Джон Фастольф обладал. Но можно было опасаться и родственников Фастольфа, тем более что один из них владел лондонской таверной "Кабанья голова"66.

Во избежание недоразумений Шекспир немного изменил историческое имя Фастольфа и назвал своего веселого рыцаря сэром Джоном Фальстафом. Чтобы совершенно утихомирить потомка Олдкасла лорда Кобхема, Шекспир вставил в эпилог второй части "Генриха IV" слова о том, что, "как известно, Олдкасл умер смертью мученика, но это совсем другое лицо". Со своей стороны, Кобхем принял меры для более эффективной реабилитации своего предка, которого лондонцы продолжали считать пьяницей и забулдыгой. Он обратился к "слугам лорда-адмирала" с пожеланием, чтобы они поставили пьесу о подвигах его предка. Такую пьесу в двух частях написали Антони Манди, Майкл Дрейтон, Роберт Уилсон и Ричард Хетеуэй. Получилась скучная хроника под названием "Истинная и благородная история жизни сэра Джона Олдкасла, лорда Кобхема".

Поэт Джон Уивер, рассчитывая на богатое вознаграждение от лорда Кобхема, написал стихотворную повесть "Зерцало мучеников, или Жизнь и смерть трижды храброго воина и мученика за веру сэра Джона Олдкасла, лорда Кобхема" (1601).

Олдкасл — Фальстаф стал одним из самых больших любимцев лондонских театралов. Об этом в один голос свидетельствовали отзывы современников в различных стихах и эпиграммах. Так как поэтические достоинства этих стихотворных произведений не имеют для нас значения, я позволю себе передавать их содержание прозой, чтобы точнее воспроизвести мнение современников Шекспира.

Много лет спустя поэт Леонард Диггз отмечал, что даже произведения более академичного Бена Джонсона не могли сравниться с успехом "Генриха IV". Хотя "Вольпоне" и "Алхимик" Бена Джонсона, по его мнению, превосходят творения древних авторов, представления их подчас не собирали денег на оплату угля, когда спектакли шли зимой в закрытом помещении театра Блекфрайерс. "Но стоило появиться Фальстафу, Гарри, Пойнсу и остальным, как уже не хватало места, — столько набивалось публики".

Шумных зрителей, толпой стоявших у сцены, не просто было заставить вести себя тихо во время спектакля, но, по свидетельству Томаса Палмера, "Фальстаф заставлял толпу надолго прекращать щелкать орехи". Следом за Фальстафом самым популярным персонажем стал придурковатый и глуховатый судья Шеллоу, появляющийся во второй части "Генриха IV".

Слух о том, что "слуги лорда-камергера" играют какие-то очень смешные пьесы, дошел до королевы. Она соизволила посмотреть забавные приключения сэра Джона Фальстафа. Реакция королевы была несколько неожиданной. Предание об этом сохранилось в театральной среде и было сообщено много десятилетий спустя, но оно вполне достоверно. Елизавета уже была одной ногой в могиле, а у нее на уме все были амуры, что подтверждается покровительством, которое она оказывала Эссексу. Королева выразила желание "увидеть Фальстафа влюбленным". Идея показалась ей очень забавной. Но едва ли смеялся Шекспир, когда ему это было сказано. Его Фальстаф, как известно, давно перезрел для любви. Пушкин писал: "Разбирая характер Фальстафа, мы видим, что главная черта его есть сластолюбие; смолоду, вероятно, грубое дешевое волокитство было первою для него заботою, но ему уже за пятьдесят, он растолстел, одрях; обжорство и вино приметно взяли верх над Венерою"67.

Елизавете не дано было понять замысел Шекспира. Она смотрела комедию глазами одряхлевшей кокетки, которая пыталась скрывать свой возраст интересом к любовным увлечениям. Власть, которая была в руках этой старухи, превращала любой ее каприз в закон. Шекспир выполнил заказ королевы, и выполнил в неимоверно быстрый срок, написав, как гласит предание, за две-три недели комедию "Виндзорские насмешницы". Шекспир торопился и, можно подумать, в общем довольно небрежно отнесся к заказу королевы. Он не потрудился сочинить комедию в стихах, как большинство своих пьес, а почти всю пьесу написал в прозе. Впрочем, для этого у него могли быть и другие мотивы — уже художественного порядка, — ведь это единственная вещь Шекспира, где все действие происходит в буржуазной среде.

Пьеса полна намеков, над которыми современники очень смеялись, но впоследствии они стали непонятными, ибо исчезла память о том, что подало повод для многих шуток. Мы уже говорили о том, что изображение Виндзора в комедии отражает стратфордские впечатления ранних лет. Образы горожан и горожанок, смело можно это сказать, были типичны для "всей провинциальной Англии, как и фигуры школьного учителя и местного священника. В сэре Хью Эвансе мы уже признали одного из педагогов в шекспировской школе. Священник тоже наверняка был из Стратфорда, но Шекспир и его сделал не портретом, а типом.

Один из самых дотошливых современных исследователей, сделавший своей специальностью изучение окружения Шекспира, Лесли Хотсон, обратил внимание на то, что в комедии есть несколько намеков на орден Подвязки, а также на некоторые другие детали, и установил, что некоторые шутки и каламбуры в пьесе были рассчитаны на придворную публику, знавшую историю немецкого графа Момпельгарта, которому королева обещала в 1592 году орден Подвязки. Елизавета была мастерица обещать, но не торопилась с выполнением своих посулов. В 1598 году, когда "Виндзорские насмешницы" игрались перед королевой, от графа прибыло новое посольство с просьбой выдать орден. Можно представить себе усмешку старой королевы в рыжем парике и подобострастные смешки придворных по поводу безуспешных домогательств немецкого князька. Лишь два года спустя, когда Елизавете надоела вся эта история, она вручила Момпельгарту знаки высшего ордена Англии.

История создания "Виндзорских насмешниц" интересна тем, что показывает Шекспира как драматурга, выполняющего королевский заказ. Предание сохранило память о том, что Елизавета осталась довольна комедией.

Задание королевы Шекспир выполнил не очень точно. Фальстаф не влюблен, он просто волочится за двумя горожанками, а те ловко водят его за нос. Фальстаф в конце понимает это и признается: "Вот пример того, как умный человек может оказаться в дураках, если ум его занят глупостями".

Виндзорская эскапада Фальстафа не была предусмотрена Шекспиром. У него был совсем другой замысел. В конце второй части "Генриха IV" актер, произносивший эпилог, обращался к зрителям со следующими словами: "Если вы еще не пресытились жирной пищей, то ваш смиренный автор предложит вам историю, в которой выведен сэр Джон, и развеселит вас, показав прекрасную Екатерину Французскую. В этой истории, насколько я знаю, Фальстаф умрет от испарины, если его уже не убил ваш суровый приговор…"

Шекспир не выполнил обещания и больше не показал Фальстафа на сцене. Когда он писал третью пьесу о Генрихе, изображая, как он стал королем и одержал победы над французами, а затем для примирения с прежними врагами женился на французской принцессе, Фальстаф мог ему только помешать своим балагурством. Из-за того, что он мог затенить героическую фигуру Генриха V, Шекспир пожертвовал им. Хозяйка таверны, у которой (и с которой) Фальстаф жил, сообщает зрителям, что он не может принять участие в походе англичан во Францию: он умер. Его товарищи по пьянству, грабежам и проказам поражены горем. Пистоль восклицает: "Умер наш Фальстаф, и мы должны скорбеть!" Красноносый Бардольф вторит ему: "Хотел бы я быть с ним, где бы он ни был сейчас, на небесах или в аду!" И тогда хозяйка рассказывает о том, как умер Фальстаф: "Нет, уж он-то наверняка не в аду, а в лоне Артуровом, если только кому удавалось туда попасть. Он так хорошо отошел, ну, совсем как новорожденный младенец; скончался он между двенадцатью и часом, как раз с наступлением отлива. Вижу я, стал он простыни руками перебирать да играть цветами, потом посмотрел на свои пальцы и усмехнулся. "Ну, — думаю, — не жилец он больше на свете". Нос у него заострился, как перо, и начал он бормотать все про какие-то зеленые луга. "Ну как дела, сэр Джон? — говорю я ему. — Не унывайте, дружок". А он как вскрикнет: "Боже мой! Боже мой! Боже мой!" — так раза три или четыре подряд. Ну, я, чтобы его утешить, сказала, что ему, мол, незачем думать о боге; мне думалось, что ему еще рано расстраивать себя такими мыслями. Тут он велел мне потеплее закутать ему ноги. Я сунула руку под одеяло и пощупала ему ступни — они были холодные как камень; потом пощупала колени — то же самое, потом еще выше, еще выше, — все было холодное как камень"68.

Во всей мировой литературе нет такого потрясающего реквиема в честь величайшего из жизнелюбов, выведенных когда-либо на сцене…

На одной старинной гравюре, изображающей театр, запечатлены любимцы публики. На авансцене стоят толстый гигант Фальстаф и низкорослая худенькая хозяйка. Позы, в каких они стоят, весьма характерны: Фальстаф властно протягивает ей осушенный кубок, а хозяйка покорно протянула руки, чтобы принять его от Фальстафа и, конечно, наполнить снова.

Кроме Фальстафа, в "Виндзорских насмешницах" есть еще комические персонажи другого рода. Это судья Шеллоу и его племянник Слендер. Судья глуповат, племянник просто тупица.

Комедия начинается с выхода судьи Шеллоу, Слендера и виндзорского учителя сэра Хью Эванса. Шеллоу жалуется на то, что его оскорбил Фальстаф. Судья возмущен: "Да будь он хоть двадцать раз сэром Джоном Фальстафом, он не смеет оскорблять меня, эсквайра Роберта Шеллоу!" Племянник поддакивает ему: "Все наши покойные потомки были джентльменами, и все наши будущие предки будут джентльмены. Они носили, носят и будут носить двенадцать серебряных ершей на своем гербе!" Учитель Эванс не расслышал или притворяется, что не расслышал, и переспрашивает: "Двенадцать серебряных вшей на своем горбе?" Шеллоу: "Да, на своем гербе". Эванс продолжает в том же духе: "Я и говорю, на своем старом горбе… Ну, что ж, человек давно свыкся с этой божьей тварью и даже видит в ней весьма хорошую примету: счастливую любовь, говорят". Племянник, столь гордый своим дворянством, похваляется гербом рода: "Я имею право рассчитывать по крайней мере на четверть этой дюжины. Не так ли, дядюшка?" Тот подтверждает: "Женись — и ты получишь свою долю". А Эванс твердит свое: "И будешь носить ее на своем горбе".

Каламбур насчет ершей и вшей давно привлек внимание исследователей, почувствовавших в нем личный выпад против кого-то. Долго было принято мнение исследователей, считавших, что это выпад против сэра Томаса Люси, стратфордского мирового судьи, якобы преследовавшего Шекспира за браконьерство в его заповедном лесу. Подтверждалось это будто бы и тем, что в произношении шекспировского времени фамилия Люси (Lucy) и слово "вшивый" (lousy) были очень близки и каламбур, основанный на созвучии их, был вполне возможен. Странно было только то, что Шекспир вставил в комедию намек на события десятилетней давности, к тому же столь местного значения, что никто из лондонцев, видевших комедию, не мог бы усмотреть во всем этом никакого личного выпада. Заряд пропадал вхолостую.

Когда было доказано, что вся история с браконьерством — миф, то версия о том, что каламбур насчет ершей и вшей направлен против сэра Томаса Люси, совершенно отпала. Но от идеи злободневности этого намека не хотелось отказываться. И тут неутомимый Лесли Хотсон сделал открытие: он установил, что был в Лондоне судья, на чей счет Шекспир изощрялся в остротах, когда писал "Виндзорских насмешниц". Но прежде чем мы расскажем об открытии Хотсона, надо хотя бы отчасти ввести читателя в среду людей, с которыми Шекспир проработал бок о бок всю жизнь.

В стране, несмотря на обилие законов и юристов, царило почти полное беззаконие. К помощи закона люди прибегали лишь тогда, когда у них не оставалось других средств. Кулачное право еще сохранялось в быту. Побои служили действенным средством улаживания споров. В крайних случаях прибегали к оружию. Актеры ничем не отличались в этом отношении от других.

Да, не только актеры вообще, но даже наш хороший знакомый Уильям Шекспир не составлял исключения, хотя, вероятно, многие его почитатели не ожидали этого от него. Но факты — упрямая вещь, и в данном вопросе мы вынуждены верить документу. Прежде чем привести документ, расскажем об обстоятельствах, предшествующих его возникновению.

На правом берегу Темзы среди других развлекательных учреждений в 1595 году было выстроено здание театра "Лебедь". Власть лондонского муниципалитета на этот театр не распространялась, так как территория, на которой он был выстроен, входила в состав графства Сарри.

Владелец театра Франсис Лэнгли рассорился с судьей графства Уильямом Гардинером, который славился как хапуга и самодур. Лэнгли не побоялся обвинить Гардинера публично в том, что он "лжец, обманщик, клятвопреступник и негодяй". Видимо, у него были такие основания для этого, что даже славившийся самоуправством Гардинер не посмел вчинить ему иск за клевету и оскорбление. Он стал ждать удобного случая, чтобы придраться и отомстить. Ему помогал его пасынок Уильям Уэйт. Положение дошло до того, что Лэнгли подал заявление, что он "опасается быть убитым". Угроза исходила от пасынка судьи, "человека беспутного и нестоящего".

Такие заявления были тогда в порядке вещей. Лет за двенадцать до этого Джон Шекспир подал подобное заявление против стратфордца Ральфа Коудри. В таких случаях обвиняемого в злонамеренности вызывали в суд и требовали от него подписки о том, что он не причинит вреда заявителю.

Заявление Лэнгли осталось без последствий. Тогда он обратился за поддержкой к знакомым. То ли приятели поддержали Лэнгли, то ли судья решил скомпрометировать Лэнгли — так или иначе, теперь уже Уильям Уэйт подал заявление о том, что он "опасается быть убитым или потерпеть членовредительство". Лица, которых он "опасается": "Уильям Шекспир, Франсис Лэнгли, Дороти Сойер, жена Джона Сойера, и Энн Ли". Кто такие амазонки Дороти Сойер и Энн Ли, мы не знаем, как не знаем, почему эти женщины ввязались в склоку. Что же касается Шекспира, то его знакомство с Лэнгли — факт естественный: люди, работавшие в театре, постоянно общались. Шекспир и "слуги лорда-камергера" могли играть в "Лебеди". Вместе с остальными упомянутыми в заявлении Шекспир явился в суд, и на него было наложено обязательство не покушаться на Уильяма Уэйта.

По мнению Хотсона, невольное знакомство Шекспира с судьей Гардинером и его пасынком и получило отражение в "Виндзорских насмешницах". Хотсон нашел ершей в гербе Гардинера и полагает, что в отместку за все неприятности, связанные с этим делом, Шекспир вписал ему в герб вшей.

Актеры вообще были драчливы. Они не раз решали споры между собой ударами шпаг. Одно убийство было на совести Марло, другое — у Габриэла Спенсера. Драматурги тоже были горячи: дуэль двух малоизвестных коллег Шекспира, Джона Дэя и Генри Портера, закончилась смертью второго. Сам Бен Джонсон, этот великий эрудит среди драматургов, прикончил в драке только что названного Габриэла-Спенсера. В такой компании Шекспир выглядит сравнительно мирным человеком.

В 1597 году в Лондоне поселился некто Франсис Мерез. Ему было в это время тридцать два года. За плечами он имел годы учения в Кембридже, где ему присвоили звание бакалавра, и в Оксфорде, где он получил титул магистра искусств. Франсис Мерез не терял зря времени в столице. Он посещал сборища поэтов, слушал их стихи, запоминал, кто чем прославился, и аккуратно записывал все, что узнавал. Он часто посещал театры, вероятно, стал вхож за сцену и водил знакомство с актерами.

Теперь, когда Мерез напитался духом столицы и ее культуры, — перед ним открылась картина изумительного расцвета отечественной литературы. Сердце его переполнилось гордостью. Он решил, что надо об этом написать. Ему и самому хотелось приобщиться к числу тех, кто содействовал процветанию английской литературы.

В 1598 году вышла в свет его книжица с двойным названием, по-гречески и по-английски: "Palladis Tamia, или Сокровищница ума". Увы, старательный Франсис не обнаружил в ней никакого таланта. Он заполнил страницы книги плоскими наблюдениями и тривиальными сентенциями. Но одна часть его сочинения оказалась примечательной. Дело в том, что он включил в него обзор всей английской литературы за три века — от Чосера до Спенсера.

Мерез хотел показать, что Англия обладала к концу XVI века замечательными писателями во всех родах и видах литературы, не уступая в этом ни античности, ни Италии того времени.

Если Мерез не был талантливым писателем, зато он собрал много ценных сведений о писателях. Его критический труд состоял в следующем: во-первых, он составлял каталоги авторов по разным родам и жанрам литературы; во-вторых, для того чтобы определить характер данного писателя, он сравнивал его с кем-нибудь из древних авторов. И только иногда Мерез сопровождал свой перечень краткими оценками и определениями.

Что он не был выдающимся критиком, видно из того, как он ставит в один ряд писателей гениальных и посредственных. Но Мерез понаслушался все же в литературных кругах Лондона, кого сами писатели считали лучшими в своей среде, и это помогло ему. Нескольких авторов он выделил, довольно дельно определив их значение и сообщив даже кое-какие сведения о них. В пользу Мереза надо все же сказать то, что он был осведомленным и добросовестным человеком. В этом отношении ему вполне можно довериться.

Вскоре после опубликования своей книги он уехал из Лондона, став где-то в провинции священником и учителем. Едва ли ему приходило в голову, что этим сочинением он завоюет своего рода бессмертие. А случилось именно так. Его "Рассуждение о наших английских поэтах сравнительно с греческими, латинскими и итальянскими поэтами" приобрело значение одного из важнейших документальных свидетельств о Шекспире, и ни одна биография великого драматурга не обходится без ссылок на Мереза.

Имя Шекспира встречается в сочинении Мереза несколько раз. Прежде всего он упоминает его в своем обзоре лирической и эпической поэзии: "Подобно тому, как полагали, что душа Эвфорба жила в Пифагоре, так сладостный, остроумный дух Овидия живет в сладкозвучном и медоточивом Шекспире, о чем свидетельствуют его "Венера и Адонис", его "Лукреция", его сладостные сонеты, известные его личным друзьям, и т. д.".

Особенно большое значение имеет то место сочинения Мереза, где он характеризует деятельность Шекспира как драматурга: "Подобно тому как Плавт и Сенека считались у римлян лучшими по части комедии и трагедии, так Шекспир у англичан является наипревосходнейшим в обоих видах пьес, предназначенных для сцены; в отношении комедий об этом свидетельствуют его "Веронцы", его "Ошибки", его "Бесплодные усилия любви", его "Вознагражденные усилия любви", его "Сон в летнюю ночь" и его "Венецианский купец"; в отношении трагедий об этом свидетельствуют его "Ричард II", "Ричард III", "Генрих IV", "Король Джон", "Тит Андроник" и его "Ромео и Джульетта".

Высоко оценивает Мерез достоинства поэтического языка Шекспира: "Подобно тому как Эпий Столо сказал, что если бы музы говорили по-латыни, то они стали бы говорить языком Плавта, так я говорю, что, умей музы говорить по-английски, они стали бы говорить изящными фразами Шекспира…"

Перечисляя лучших лирических поэтов, Мерез называет Спенсера, Дэньела, Дрейтона, Шекспира, Бретона. Затем он пишет: "Вот кто наши лучшие авторы трагедий: лорд Бэкхерст, доктор Лег из Кембриджа, доктор Ид из Оксфорда, мастер Эдуард Феррис, автор "Зерцала правителей", Марло, Пиль, Уотсон, Кид, Шекспир, Дрейтон, Чапмен, Деккер и Бенджамин Джонсон… Лучшими авторами комедий у нас являются: Эдуард граф Оксфордский, доктор Гэгер из Оксфорда, мастер Раули, бывший прежде замечательным знатоком в ученом колледже Пембрука, один из капелланов ее величества мастер Эдуардс, красноречивый и остроумный Джон Лили, Лодж, Гаскойн, Грин, Шекспир, Томас Нэш, Томас Хейвуд, Антони Манди — наш лучший составитель фабул, Чапмен, Портер, Уилсон, Хетеуэй и Генри Четл". Наконец, имя Шекспира упоминается еще Мерезом среди тех, "кто у нас с наибольшей страстью оплакал несчастную любовь".

Мы привели все суждения Мереза о Шекспире.

Об осведомленности Мереза можно судить хотя бы по тому, что ему были известны не только печатные произведения Шекспира, но так же еще не опубликованные тогда "Сонеты", ходившие в рукописных списках в кругу личных друзей Шекспира. Но надо обратить внимание не только на это первое упоминание "Сонетов". Вглядимся внимательнее в список драматических произведений Шекспира, приводимый Мерезом.

Мерез явно любил симметрию в изложении, и это было в стиле изящной прозы того времени. Он называет поэтому шесть комедий и шесть трагедий Шекспира. Значит ли это, что ему были известны только эти произведения, или он сознательно подобрал шесть лучших образцов того и другого жанра? На это трудно ответить. В списке Мереза, насколько мы теперь можем судить, есть упущения — это три пьесы-хроники "Генрих VI" и комедия "Укрощение строптивой". Возможно, что они к 1598 году сошли с репертуара, и Мерез поэтому о них ничего не слышал. Зато о других пьесах Шекспира он хорошо осведомлен. Ему известны не только те, которые были напечатаны до 1598 года, но и те, которые еще не появились в печатных изданиях. Напечатаны были уже "Тит Андроник", "Ричард II", "Ричард III", "Генрих IV", "Ромео и Джульетта" и "Бесплодные усилия любви", то есть лишь половина пьес его списка.

Еще больше говорит нам об осведомленности Мереза тот факт, что из этих шести напечатанных пьес только две, а именно "Ричард III" и "Бесплодные усилия любви", были изданы с обозначением Шекспира в качестве автора их. Остальные четыре пьесы были изданы до 1598 года анонимно. Мерез, следовательно, знал из достоверных источников, кто был автором этих пьес. Мы можем также предположить, что в этом не было никакого секрета. Вполне вероятно, что авторство Шекспира было известно в кругах людей, интересовавшихся литературой и театром. Мерез, по-видимому, был близок к этим кругам, благодаря чему и мог сообщить читателям эти сведения.

Но одно название в списке Мереза является загадочным. Это комедия, носящая название "Вознагражденные усилия любви". Пьесы Шекспира с таким названием не сохранилось. Но это не значит, что такой пьесы не было. Пьеса, несомненно, существовала. Недавно было найдено документальное подтверждение того, что пьеса Шекспира под названием "Вознагражденные усилия любви" на самом деле существовала. Был обнаружен инвентарь, составленный для себя одним книготорговцем в 1603 году. В его перечне упоминаются "Венецианский купец", "Укрощение строптивой", "Бесплодные усилия любви" и "Вознагражденные усилия любви". Таким образом подтвердилось, что такая пьеса существовала и даже была напечатана. Это издание, однако, не сохранилось.

Какая же это была пьеса? Исследователи высказывают два предположения: 1) что она просто не дошла до нас и 2) что она дошла до нас под другим названием. Большинство сходится на том, что речь идет о какой-то из известных нам пьес Шекспира, первоначально имевшей одно название и после переработки получившей другое наименование. Некоторые ученые думают, будто в данном случае речь идет о комедии "Укрощение строптивой", которая в то время еще не была напечатана, но на сцене уже шла. Это предположение мало вероятно. Название "Вознагражденные усилия любви" не подходит к этой комедии. Более вероятно предположение, к которому склоняется большинство ученых, а именно, что так именовался первый вариант комедии, которую мы знаем под названием "Конец — делу венец". В ней действительно изображено, как были вознаграждены успехом усилия героини, стремившейся завоевать любовь мужчины, отвергнувшего ее.

Обратимся теперь к отзывам Мереза о творчестве Шекспира.

Нельзя не обратить внимания на то, что когда Мерез включает Шекспира в общие списки авторов, то он ставит его отнюдь не первым. В списках авторов Мерез, по-видимому, придерживался правила располагать имена в иерархическом порядке: сначала титулованные авторы, затем авторы с ученой степенью доктора, далее те, кто не имел никаких титулов и званий. Шекспир упоминается Мерезом в группе авторов, не имевших никаких званий. Но когда Мерез оценивает художественное значение творчества Шекспира, он выделяет его из числа других авторов, как это видно по его характеристике драматургической деятельности Шекспира. Ему оказана высочайшая честь. Он не только поставлен на один уровень с Плавтом и Сенекой, которых тогда считали самыми лучшими драматургами в мире. Мерез подчеркивает, что если Плавт был мастером комедии, а Сенека — мастером трагедии, то Шекспир является "наипревосходнейшим в обоих видах пьес", то есть имеет преимущество как автор, которому равно доступны оба основных вида драмы. Наконец, Мерез постоянно отмечает достоинства поэтического языка и стиля Шекспира. Его характеристики, ограничивающиеся эпитетами "сладостный", "медоточивый", не очень много говорят современному читателю, но в ту эпоху эти выражения означали высшую степень поэтической красоты и изящества.

Отзыв Мереза свидетельствует о том, что уже через восемь лет после создания первых пьес Шекспир получил признание как наиболее значительный из современных драматургов и был поставлен в один ряд с признанными классиками античной драмы.

Строки, написанные Мерезом, имеют также и другое значение. В частности, они показывают полную неосновательность всех антишекспировских теорий. С этой точки зрения высказывания Мереза представляют собой важнейший документ. Это свидетельство образованного, хорошо осведомленного в театральных и литературных вопросах человека с хорошим вкусом и способностью правильно оценить явления литературы. Мерез — первый, кто признал гениальность Шекспира, хотя он и знал, что его общественное положение было весьма низким по сословным понятиям того времени.

Наконец, отзыв Мереза имел также исключительно большое значение для последующего изучения творчества Шекспира. Во-первых, он помог установить хронологию драм Шекспира. Список Мереза показывает, какие пьесы были написаны Шекспиром в первые годы его драматургической деятельности до 1598 года.

Далее, в одном сомнительном случае свидетельство Мереза позволяет с несомненностью утверждать; принадлежность Шекспиру пьесы, которую некоторые критики склонны были считать нешекспировской. Мы имеем в виду "Тита Андроника", которого до сих пор иногда отказываются признать произведением Шекспира на основании того, что эта пьеса изобилует жестокостями. Отзыв Мереза показывает, что современники иначе оценивали это произведение. "Тит Андроник" считался одной из тех пьес, которые давали право поставить Шекспира в один ряд с римским трагиком Сенекой.

Для правильной оценки сочинения Мереза следует иметь в виду, что оно не может рассматриваться как свидетельство общенародной славы Шекспира. Книги тогда читались узким кругом людей. Имена авторов пьес оставались неизвестными значительной части театральной публики. Писателей знали писатели и несколько их покровителей. Но важно уже то, что в этих кругах Шекспир получил признание. Мерез высказывал не столько свое суждение, сколько общее мнение, утвердившееся в кругах лиц, причастных к поэзии и театру.

В 1598 году, когда вышла из печати книга Мереза, Шекспиру исполнилось тридцать четыре года. Он имел возможность убедиться в том, что среди знатоков его литературная деятельность была оценена чрезвычайно высоко. Никому уже не пришло бы в голову назвать его "вороной-выскочкой" теперь, когда его ставили в один ряд с Овидием, Плавтом, Теренцием и Сенекой.

Наш рассказ о том, как Шекспир завоевал признание, был бы неполным, если бы мы не упомянули, что в период между 1594 и 1598 годами его драматические произведения впервые попали в печать.

Драматурги не имели в те времена авторского права на свои произведения. Пьеса принадлежала тому, кто за нее заплатил. Поэтому когда актеры покупали у писателя пьесу, он переставал быть ее владельцем. Она становилась собственностью театра.

Театры не хотели, чтобы другие труппы имели возможность играть те же пьесы. Рукопись каждой драмы хранилась в одном экземпляре. Даже актерам, игравшим в ней, весь текст целиком не был доступен. Каждый имел список только своей роли.

По мере того как возрастала популярность драматического искусства, издатели стали проявлять некоторый интерес к пьесам и изредка печатали их. Они могли это делать, если им удавалось раздобыть рукопись. А это было трудно по причинам, только что объясненным.

Положение изменилось во время чумы 1592/1593 года. Прекращая работу в Лондоне и отправляясь гастролировать по провинции, актерские труппы распродавали свое имущество и в том числе рукописи пьес. Издатели воспользовались этим, и, таким образом, в ближайшие за эпидемией годы в печати появилось несколько десятков драматических произведений.

Печатники и книготорговцы убедились в том, что пьесы находят покупателей. Началась охота за рукописями. Но когда работа театров возобновилась, актеры снова стали припрятывать рукописи, чтобы не понести убытка от их появления в печати.

Книгоиздатели вошли во вкус и стали раздобывать пьесы не всегда законными путями. Они подсылали стенографов (стенография тогда уже существовала, хотя и несовершенная), чтобы те записывали спектакль, а потом печатали расшифрованную запись. Иногда им удавалось подговорить наемных актеров (то есть не пайщиков труппы, а тех, кто получал у них жалованье) запомнить спектакль и воспроизвести его. Это удалось установить посредством сравнения разных изданий одной и той же пьесы. Выяснилось, что в некоторых изданиях точно и верно передан текст ролей второстепенных персонажей, тогда как главные роли в одном случае переданы хуже, в другом лучше.

Издания пьес, которые были выпущены против воли актеров или авторов, получили у историков название "пиратских". Но не все издания того времени были "пиратскими". Случалось, что театры сами продавали рукопись пьесы издателю. Обычно это происходило тогда, когда пьеса сходила с репертуара и театру не видело смысла больше оберегать ее от чужих глаз. Бывали также случаи, когда появление в печати искаженного текста побуждало театр — вероятно, по настоянию автора — отдавать в печать подлинный текст пьесы.

Первыми из пьес Шекспира попали в печать его драматические хроники о войнах Алой и Белой розы — вторая и третья части "Генриха VI". Это были "пиратские" издания. Текст их был весьма приблизительным. Вышли они впервые в 1594 и 1595 годах. Впоследствии они еще два раза перепечатывались. Подлинный текст Шекспира увидел свет полностью впервые в 1623 году в первом посмертном изданном собрании драм Шекспира (так называемое фолио 1623 года).

"Тит Андроник" впервые вышел также в 1594 году. Это было издание, сделанное по авторскому тексту. Пьеса выдержала три издания при жизни Шекспира. Два других вышли в 1600 и 1611 годах. История печатных изданий пьесы показывает, что "Тит Андроник" имел длительный успех не только на сцене, что было отмечено раньше, но и у читателей.

Следующие пьесы имели еще больше изданий. "Ричард II", впервые напечатанный в 1597 году, дважды был перепечатан в 1598 году, а потом появился еще в 1608 и 1615 годах.

В 1597 году вышла также трагедия "Ромео и Джульетта". Первое издание было "пиратским". Когда в 1599 году напечатали второе издание трагедии, на титульном листе специально пометили: "Заново исправленное, дополненное и приведенное в порядок издание". После этого при жизни Шекспира было еще два издания "Ромео и Джульетты".

В 1597 году было напечатано "пиратское" издание "Бесплодных усилий любви". Оно, правда, не сохранилось, но о том, что оно существовало, внимательным исследователям рассказал титульный лист второго издания, появившегося в 1598 году с обозначением: "Заново исправленное и дополненное издание". Так всегда писали, когда хотели подчеркнуть, что данное издание является более совершенным по сравнению с предыдущим.

Наконец, в том же 1597 году был напечатан "Ричард III". Пьеса вышла после этого еще в 1598, 1605, 1606, 1612 годах. Еще один раз она была напечатана уже после смерти Шекспира — в 1622 году.

Такое же большое количество изданий имела первая часть "Генриха IV". Она была напечатана в 1598, 1599, 1604, 1608, 1613 и 1622 годах — шесть раз. Как и текст "Ричарда III", "Генрих IV" был набран с рукописи Шекспира, как она была оформлена для театра.

Таким образом, с 1594 по 1598 год было издано восемь пьес Шекспира.

Сначала пьесы печатались анонимно. Пьесы Шекспира не составляли в этом отношении исключения. Уж на что знаменит был "Тамерлан" Марло, тем не менее, когда обе части трагедии были впервые напечатаны в 1590 году, автор не был назван. Зато на титульных листах обычно обозначалось, в репертуар какой труппы входила данная пьеса. Обе части "Тамерлана" были напечатаны так, как "их много раз показывали на сцене в Лондоне слуги достопочтенного лорда-адмирала". "Кампаспа" Джона Лили, напечатанная без имени автора в 1584 году, была издана как пьеса, которая "исполнялась перед ее величеством на двенадцатый день ночью детьми (капеллы) ее величества и детьми из школы собора Святого Павла".

На титульном листе пьес об Алой и Белой розе труппа не названа. "Тит Андроник" издан как пьеса, исполнявшаяся тремя труппами: "слугами графа Дарби", "слугами графа Пембрука", "слугами графа Сассекса". Но на третьем издании в 1611 году было отмечено, что пьеса входила в репертуар "слуг его величества", как тогда именовалась труппа Шекспира.

"Ричард III", "Ромео и Джульетта", "Ричард II" вышли в свет сначала только с обозначением, что эти пьесы "исполнялись слугами лорда-камергера". Но уже вторые издания обеих пьес-хроник, вышедшие в 1598 году, вышли с именем Шекспира на титульном листе, как и изданная в тот же год комедия "Бесплодные усилия любви". На втором издании первой части "Генриха IV", вышедшем в 1599 году, имя Шекспира тоже стояло на титуле книги.

В жизни Шекспира-драматурга 1598 год стал, таким образом, важной вехой. В этот год его писательская работа для театра получила общественное признание. Пройдет еще немного времени, и имя Шекспира станет настолько надежной гарантией успеха, что издатели будут ставить его имя даже на тех пьесах, которые не были им написаны. Они знали, что имя Шекспира — хорошая рекомендация для книги.