"Люфтваффе: триумф и поражение. Воспоминания фельдмаршала Третьего рейха. 1933-1947" - читать интересную книгу автора (Кессельринг Альберт)Глава 18. Битва за Салерно и борьба за создание линии обороны к югу от Рима9.09.1943 года. Высадка американской 5-й армии под командованием генерала Кларка в Салерно. После предательства Италии сугубо военные интересы приобрели для Германии первостепенную важность. В первое время казалось, что все остальное вообще не имеет никакого значения. Недостаточная плотность наших оборонительных порядков была постепенно устранена за счет переброски 76-го танкового корпуса и 10-й армии. Последняя в основном была сформирована генералом фон Витингофом из частей находившейся под его командованием группы армий{15}. Вторжение противника на Сицилию и ее захват ясно показали, как альянс будет действовать в Средиземноморье в дальнейшем – можно было почти наверняка сказать, что он продолжит наступление и попытается развить его на территории самой Италии. Ее выход из Оси давал противнику новые возможности, о которых он ранее не подозревал: альянс мог активизировать воздушную войну против Германии, нанести удар по южному флангу германо-русского фронта и по Франции. Как командующий Южным фронтом, я должен был быть готов ко всем этим вариантам развития событий. Когда противник не стал сразу же форсировать Мессинский пролив, что на первый взгляд казалось необъяснимым, меня вдруг на короткое время охватили сомнения. Может быть, противник задумал использовать Сицилию с ее просторными гаванями в качестве плацдарма для крупномасштабной операции на Бмканах? В конце концов я отбросил эти предположения, поскольку подобный план нельзя было осуществить, не имея в своем распоряжении военно-морских и военно-воздушных баз в Апулии. Возможность вторжения в центральные районы Италии к северу от Рима или со стороны Адриатики, взвесив все за и против, я тоже исключил; и та и другая операция была бы связана с невероятными трудностями, для преодоления которых в то время альянс не располагал в Средиземноморье достаточными силами и средствами. Высадка в Апулии должны была бы сопровождаться наступлением через Калабрию с целью овладения горными ущельями в районе Абруцци. Тем не менее, в любом случае нельзя было упускать из виду возможность наступательной операции противника на юге Италии – в качестве главного или вспомогательного удара – до того момента, когда расположение его сил, особенно военно-морских, укажет на то, что у него иные намерения. Рим, в связи с его политическим и стратегическим значением, занимал важное место в моих рассуждениях о возможных вариантах развития событий. Для того чтобы добраться до него по суше, потребовалось бы много времени, однако можно было гораздо быстрее решить эту задачу путем вторжения со стороны Тирренского моря. Самым очевидным местом возможной высадки, действительно идеально подходившим для этой цели (если исключить выброску воздушного десанта в непосредственной близости от столицы), был залив Салерно. 3-4 сентября противник сделал первый ход. Войска Монтгомери пересекли Мессинский пролив и развернули наступление в горах Калабрии. Однако их продвижение вперед было медленным. Если не считать высадку в Пиццо, предпринятую британцами в пять часов утра 8 сентября, они, к нашему большому облегчению, не предприняли крупномасштабных десантных операций, которые могли бы представлять серьезную угрозу для 29-й панцер-гренадерской и 26-й танковой дивизий, которые выдвинулись на север в направлении Салерно и тем самым ослабили нашу оборону в Калабрии. Значительная часть флота вторжения противника находилась в Тирренском море в состоянии боевой готовности с 8 сентября, то есть с того самого дня, когда мощная группировка вражеских бомбардировщиков среди бела дня нанесла удар по моему штабу во Фраскати. Теперь главный вопрос состоял в том, где высадятся войска альянса. Тот факт, что флот вторжения находился в Тирренском море на широте Неаполя, вовсе не обязательно означал, что целью противника является именно Неаполь. С таким же успехом он мог нацеливать острие своего удара на Рим или Кампанью, где дислоцировались пять боеспособных итальянских дивизий, которые могли бы поддержать операцию по высадке войск альянса, а местность прекрасно подходила для выброски десанта с воздуха. Я считал, что в случае высадки противника в районе Неаполя уводить наши части из Центральной Италии не будет необходимости. Разумеется, ситуация в этом случае была бы весьма серьезной, однако ее можно было бы контролировать – особенно, если бы Верховное командование вермахта удовлетворило мои многочисленные просьбы и послало на юг, к нам на помощь, одну или две дивизии из армии Роммеля, бездействующей на севере, и если бы эти дивизии прибыли вовремя. Могли возникнуть некоторые сложности с итальянскими войсками, но я мог положиться на генерала фон Витингофа, которому в самом деле удалось наладить дружеские отношения с генералом, командовавшим 7-й итальянской армией в Калабрии. Я также верил в то, что командование германских частей на Сардинии и Корсике сумеет договориться с итальянцами или в крайнем случае сможет пробиться к своим. В целом ситуация, в которой я оказался, была весьма сложной. Я до сих пор не могу понять, почему Гитлер решил списать со счетов и не принимать во внимание восемь первоклассных германских дивизий (шесть на юге Италии и две неподалеку от Рима) и обладавшие весьма значительной мощью зенитные части и не послал мне на помощь одну или две дивизии, уже сгруппированные на севере страны. Я достаточно часто объяснял Верховному командованию вермахта, насколько важным для битвы за Германию является обладание военно-воздушными базами в Апулии, а также то, что ее равнины ни в коем случае нельзя просто так отдавать противнику. Но, как бы то ни было, не был сделан даже такой очевидный шаг, как соединение дивизий Роммеля, дислоцировавшихся в Северной Италии, и подчиненных мне войск, находившихся неподалеку от Рима или севернее его. Идея Роммеля, состоявшая в отводе всех войск из южных и центральных районов Италии и обороне только севера страны, явно настолько прочно укоренилась в голове Гитлера, что он оставался глух даже к тем предложениям, необходимость реализации которых была тактически очевидной. Но раз уж Гитлер настолько проникся планом Роммеля, оставалось сделать только одно – улучив подходящий момент, вывести из Южной Италии германские сухопутные дивизии и части ВВС и ВМС. Было уже далеко за полдень, когда Йодль сообщил мне, что итальянцы перешли Рубикон. У меня было мало времени на раздумья. Собственно, предаваться долгим размышлениям не было необходимости, поскольку кодовый сигнал «Ось» уже привел весь механизм в действие. Только ситуация в Риме еще требовала отдачи последних распоряжений. К счастью, мне больше не нужно было препираться с итальянцами, а поскольку линии связи были перерезаны, я избавился от вмешательства Гитлера. Полученное мною вечером того же дня донесение о том, что флот вторжения все еще находится неподалеку от Неаполя, снял с моих плеч двойную тяжесть: это означало, что можно не опасаться высадки противника на побережье в Кампанье, а угроза того, что 29-я панцер-гренадерская и. 26-я танковая дивизии окажутся отрезанными в Калабрии на узком перешейке, практически сошла на нет. Теперь противнику практически ничего не оставалось, кроме как высадиться на пляжах Салерно. Это означало, что мы должны ускорить продвижение к северу двух дивизий, находившихся в Калабрии, и одновременно задержать продвижение войск Монтгомери. В выполнении последней задачи нам должна была помочь го_ристая местность. Ситуацию в Риме следовало прояснить, а находившиеся в районе столицы войска отправить на юг в помощь 10-й армии; наши дивизии нужно было развернуть в районе Салерно. Дивизию «Герман Геринг», находившуюся на отдыхе в районе Казерты, следовало как можно скорее вернуть и снова ввести в действие. Генералу Гейдриху и находившимся под его командованием основным силам 1-й парашютно-десантной дивизии, дислоцировавшимся в Апулии, предстояло действовать по обстановке на свой страх и риск. 2-й воздушный флот приступил к действиям против флота вторжения. В то же время зенитным частям, сконцентрированным вокруг Рима и поблизости от аэродромов люфтваффе, был отдан приказ находиться в полной боевой готовности к отражению воздушных ударов противника. Тот факт, что альянс упустил возможность провести высадку воздушного десанта, снизил напряжение в Риме; предоставленные самим себе, итальянские дивизии не представляли для нас серьезной опасности, хотя в численном отношении превосходили нас втрое. Можно было предвидеть, что без столкновений с нашими бывшими союзниками дело не обойдется. Однако, в отличие от вероломного поведения итальянского руководства, в целом в итальянских войсках все еще преобладало дружеское отношение к нам, и серьезные стычки произошли только в Риме и на Корсике. Первые донесения из Рима были не слишком обнадеживающими, даже если сделать скидку на то, что в них могла присутствовать некоторая доля преувеличения. 2-я парашютно-десантная дивизия быстро подошла к южной окраине города и была остановлена у железнодорожной линии, чтобы избежать вооруженных столкновений в городе. Как только мне сообщили о попытках с боем пересечь линию и продолжить движение, я тут же приказал их прекратить. Атака парашютистов на главный штаб итальянских сухопутных войск, хотя и оказалась более трудным делом, чем я ожидал, закончилась полным тактическим успехом. Оперативный отдел штаба во главе с генералом Роаттой попросту удрал. Что же касается 3-й танковой дивизии, двигавшейся от озера на юг, к северным окраинам города, то ни с каким серьезным сопротивлением она не столкнулась. 9 сентября один человек, давно состоявший в фашистской партии и служивший в одной из итальянских дивизий, сообщил мне, что итальянцы не станут больше сопротивляться и готовы вступить в переговоры. Вскоре после этого итальянское командование отдало своим войскам приказ сложить оружие. Генерал Кальви ди Берголо, имевший титул графа, и полковник Монтесемоло, тоже граф, прибыли ко мне под белым флагом. После краткой беседы я поручил завершить переговоры и согласовать детали Вестфалю, не сомневаясь, что он прекрасно справится с этим делом. Я потребовал от итальянской стороны немедленной демобилизации всех видов вооруженных сил и согласился на то, чтобы их солдаты разошлись по домам. Роммель связался со мной по рации и приказал мне отправить всех итальянских военнослужащих в Германию в качестве военнопленных, хотя до этого мне ни разу не приходилось слышать о его назначении моим начальником. Я решил не обращать внимания на упомянутую радиограмму и телеграфировал Гитлеру, что, находясь в безвыходном положении, вынужден настаивать на том, чтобы мне не отдавали приказов, выполнить которые заведомо не представляется возможным. Я должен был иметь возможность действовать так, как считал нужным. Отмечу, что больше мне подобных указаний не давали. Роммелю, кстати, тоже следовало добиться демобилизации итальянцев на севере и распустить их по домам. Поскольку он этого не сделал, это привело к массовому дезертирству с их стороны, а дезертиры сформировали ядро партизанских отрядов. Причиной того, что мои многократные и вызванные необходимостью просьбы о подкреплении были отвергнуты, стало существование в Италии двоевластия между мной и Роммелем и то, что Гитлер проявлял чуть ли не. подобострастную готовность во всем^ идти навстречу последнему. К сожалению, разоружение итальянцев и складирование в безопасных местах оружия, боеприпасов и военного снаряжения потребовало больше времени и людей, чем я собирался выделить для выполнения этих задач, учитывая тактическую обстановку в районе Салерно. Если бы только в Рим была переброшена хотя бы одна дивизия! Бои на пляжах Салерно, несмотря на подавляющее превосходство противника в воздухе, его шквальный артиллерийский огонь и немногочисленность наших войск, мы вели с гораздо большим успехом, чем я осмеливался надеяться. Нам улыбнулась удача, когда 11 сентября первые подразделения 29-й панцер-гренадерской дивизии, прибывшие из Калабрии, сумели, несмотря на нехватку горючего, предпринять контратаку на левом фланге. Вскоре к ним присоединились основные силы этого соединения и 26-я танковая дивизия. На правом фланге в контратаку пошли 15-я панцер-гренадерская дивизия и те части и подразделения дивизии «Герман Геринг», которые были готовы двинуться в прорыв следом за машинами 15-й танковой. Брешь в центре была прикрыта, хотя и не слишком надежно, силами 16-й танковой дивизии, первоначально находившейся в резерве, и полком 1-й парашютно-десантной дивизии, которая все еще оставалась в этом районе. Машины 16-й танковой дивизии, которые 11 сентября начали контратаку с хорошими шансами на успех, потеряв темп, увязли в местности, изрытой траншеями, и превратились в легкую мишень для корабельной артиллерии противника; с другой стороны, наши войска на левом фланге, являвшемся зоной ответственности 76-го танкового корпуса, 13 или 14 сентября с успехом провели собственную контратаку – ближе к вечеру мне доложили, что есть надежда на то, что они сбросят противника обратно в море. Мы с Витинго-фом были настроены гораздо более скептически и, к со-жмению, оказмись правы. Как легко этот критический период времени, который даже англичане называли «переломной неделей», мог закончиться решительной победой Германии, если бы Гитлер уступил моим весьма скромным требованиям. По окончании этого исключительно важного периода ситуация практически мало изменилась. Левый фланг группировки наших войск, оборонявшей Салерно, был прикрыт от осторожно продвигавшихся вперед войск Монтгомери арьергардом 76-го танкового корпуса, а также естественными и искусственными препятствиями. Со стороны Апулии серьезной угрозы не было – нам существенно помогло то, что мы, в отличие от британской 8-й армии, не стали распылять свои силы. 10 сентября я уже нарисовал на карте наши новые оборонительные позиции на случай отступления из Южной Италии; когда впоследствии нам пришлось отойти, мы заняли оборону приблизительно в тех местах, которые я обозначил. В первые два дня у меня складывалось впечатление, что мы должны быть готовы пойти на значительные территориальные жертвы, но что в то же время все еще существует возможность занять оборону к югу от Рима по линии, проходящей через Монте-Миньяно (позже – «линия Рейнхарда») или же по линии Гарильяно – Кассино (позже – «линия Густава»). Однако для того, чтобы можно было сохранить надежду остановить там противника, на этих позициях следовало как следует закрепиться, направив туда боевые и инженерно-саперные части. Обеспечить нам передышку, необходимую для решения этих задач, должен был фон Витингоф и его 10-я армия. Я решил твердо придерживаться этой основной идеи. 12 сентября я провел свое первое совещание с Витингофом. Переговоры с Верховным командованием вермахта о предоставлении нам всего необходимого для того, чтобы создать прочный оборонительный рубеж, прошли достаточно гладко. Я держал руку на пульсе событий и внимательно следил за развитием ситуации, ежедневно совершая облеты местности и посещая расположение боевых частей. Эти визиты не всегда были приятными. Постоянно проверяя, как идут инженерно-строительные работы по возведению укреплений в тылу наших войск, я, должно быть, был настоящей головной болью для руководившего этими работами генерала Бесселя. Располагая точной информацией о положении на фронте и о состоянии нашей обороны, я имел возможность разработать стратегический план действий на предстоящие месяцы, который в целом соблюдался без всякого вмешательства со стороны Гитлера. 16 сентября, чтобы не подставлять наши войска под весьма эффективный обстрел корабельной артиллерии альянса, я отдал им приказ выйти из-соприкосновения с противником на побережье с обязательным условием, что «линия Вольтурно», за которую собиралась зацепиться 10-я армия, будет удерживаться, как минимум, до 15 октября. Из Неаполя наши войска ушли 1 октября, когда оттуда были вывезены все склады. Витингоф и его талантливый начальник оперативного отдела штаба Вендель осуществили отход в образцовом порядке и сражались, удерживая противника на «линии Вольтурно» до 16 октября. Только через два дня после этого войска альянса начали форсировать реку. Так как я надеялся, что к началу ноября у меня будут еще три свежие и отдохнувшие дивизии (94-я, 305-я и 65-я пехотные), я приказал, чтобы наши войска на «линии Рейнхарда» были приведены в состояние полной готовности к оборонительным действиям к 1 ноября. 4 ноября в районе «линии Рейнхарда» были замечены передовые дозоры противника. Я был уверен в прочности наших позиций, развернутых в очень удобной для обороняющейся стороны местности, и надеялся, что нам удастся удерживать их довольно долго, возможно, до Нового года. Это дало бы нам возможность укрепить «линию Густава» настолько, чтобы британские и американские войска обломали на ней зубы. Тем временем Гейдрих, которого преследовал по пятам британский 13-й корпус, отдал своим измотанным парашютистам приказ выйти из соприкосновения с противником и получил временную передышку. 22-23 сентября в районе Офанто он столь же искусным маневром ушел от британской 78-й дивизии, высадившейся в Бари. 27 сентября после ожесточенных боев мы потеряли военно-воздушную базу в Фодже. 1-ю парашютно-десантную дивизию противник оттеснил сначала за Форторе, а затем за Биферно. В конце концов ей пришла на помощь 29-я панцер-гренадерская дивизия, закрывшая брешь, зиявшую перед канадской дивизией, и прикрывшая с фланга основные силы 10-й армии, дислоцировавшейся слева от нее. Я могу лишь согласиться с комментарием одного англичанина, который, описывая наступление британских войск в горах, заметил: «Стоило ли использовать кувалду для того, чтобы расколоть орех?» Отказ Верховного командования вермахта выделить хотя бы одну дивизию из состава группировки, находившейся в северных районах Италии, для обороны военно-воздушных баз в Апулии привел к тому, что мы их потеряли. Это был страшный удар. Тем не менее, в целом ситуация стабилизировалась. Отчаянно сражаясь за каждую пядь земли, 10-я армия создала пусть слабую и нестабильную, но все же линию фронта от Тирренского моря до Адриатического – На Адриатическом побережье Апеннинского полуострова положение было сложнее; 3 октября британский 13-й корпус внезапно большими силами высадился в районе Термоли и сумел захватить весьма значительный плацдарм. Когда пришло сообщение об этом, я находился в штабе 10-й армии. Я тут же отдал приказ 16-й танковой дивизии совершить бросок в район высадки противника и сбросить его обратно в море. Поскольку приказ был отдан без малейшего промедления, я был крайне удивлен, когда между 10 и 11 часами вечера того же дня Вестфаль доложил мне, что командующий 10-й армией все еще колеблется, не решаясь отправить 16-ю танковую к месту высадки группировки альянса. А я-то считал, что наши танки уже мчатся по направлению к Термоли! Поскольку, в отличие от командующего 10-й армией, я не испытывал неуверенности в правильности своих действий, я отдал указание исполнить приказ вдвое быстрее. Дивизия прибыла в нужный район с опозданием, 4 октября, и была введена в действие не сразу, а по частям. Штаб 10-й армии сработал плохо и упустил верную возможность добиться успеха. Мы могли компенсировать свою малочисленность только за счет умения предвидеть развитие событий, интенсивных подготовительных мер, быстрого принятия решений и высокой мобильности. Описанный выше эпизод послужил уроком как мне, так и войскам. Впоследствии, когда противник начм высаживаться в Анцио, мы показали, что урок пошел нам впрок. Как я уже отметил, я возлагал большие надежды на «линию Рейнхарда». Возможность ее удержания полностью зависела от того, удастся ли нам удержать Миньянское ущелье, которое, в свою очередь, противник не мог взять, не выбив нас с высоты 1170. Но, как это часто случается на войне, наши надежды рухнули. Тактический просчет, допущенный подразделениями пан-цер-гренадерской дивизии, позволил противнику внезапно овладеть ключевыми позициями в горах, и мы не смогли выбить их обратно, контратакуя силами единственного парашютно-десантного батальона, имевшегося в моем распоряжении. За два дня до этого наступления противника, в конце ноября, я вместе с Вестфалем побывал в штабе 65-й пехотной дивизии. Генерал фон Зильберг помог нам изучить местность и объяснил диспозицию с помощью карты. На правом фланге и на его стыке с центральным участком линии обороны все было в идеальном порядке. Местность, система укреплений, сами войска – все это вселяло надежду, а овладение горнострелковыми батальонами блок-постом Маджелла обеспечило бы правому флангу дополнительное прикрытие. Левый фланг обороны, однако, был слабее, причем слабость эта проявлялась все более отчетливо по мере приближения к побережью Адриатики. Оборонительным порядкам не хватало глубины, места для артиллерийских наблюдательных пунктов были выбраны неудачно, и к тому же держать оборону на этом участке предстояло части, не обладавшей достаточным боевым опытом. С другой стороны, тактические аванпосты были расположены хорошо – вдоль реки, а осуществлять наблюдение за артогнем с основной позиции было очень удобно. Но вопрос состоял в том, как долго наши солдаты смогут ее удерживать. Возможно, бой сложился бы иначе, если бы командиры дивизии и полка, расположенного на левом фланге, не были в самом начале серьезно ранены, а 1-я парашютно-десантная дивизия сменила 65-ю пехотную на Адриатике (я собирался произвести эту замену, но у меня не хватило времени это сделать). Ситуация также была осложнена целым рядом неудачных совпадений: в момент, когда все решалось, меня не было на месте событий – я находился в штабе 51-го горнострелкового корпуса в районе Зеленой линии (в Апеннинах), а для того, чтобы добраться туда, нужно было потратить целый день. Затем совершенно неожиданно 44-я пехотная дивизия опоздала на соединение с 26-й танковой дивизией, которая должна была сгруппироваться в тылах 65-й пехотной дивизии, и в результате потенциал наших резервов был ослаблен. Наконец, 90-ю панцер-гренадерскую дивизию, которая была переброшена с Сардинии через Корсику и находилась в резерве Верховного командования вермахта, нельзя было немедленно задействовать, и к тому же она была не готова сразу же вступить в бой. Как неизменно происходит в таких случаях, когда дивизия наконец прибыла в зону боевых действий, ее бросили вперед раньше, чем следовало, и потому ее контратака оказалась, увы, безуспешной. В течение следующих нескольких дней новый командир дивизии, полковник Бааде, развеял неприятное впечатление от этого неудачного старта. После исключительно упорных боев с 6 по 13 декабря 1943 года на этом фланге наступило затишье. |
||
|