Часть вторая. Война в Средиземноморье В 1941-1945 годах

Глава 13. Средиземноморье, 1941-1942 годы

10.06.1940 года. Вступление Италии в войну.

– 12.09.1940 года. Итальянское наступление (10-я армия Грациани) против Египта, остановленное на границе в районе Сиди-Барани.

– 8.12.1940 года. Британское контрнаступление.

– Между 17.12.1940 года и 8.02.1941 года. Эвакуация итальянских войск из Киренаики с использованием портов Соллум, Бардия, Тобрук и Бенгази и потеря ими 130 000 человек пленными.

– Февраль 1941 года. Создание немецкого Африканского корпуса под командованием генерала Роммеля.

– 24.02.1941 года. Контрнаступление Роммеля. – Март – апрель 1941 года. Возвращение Киренаики.

– 11.04.1941 года. Осада Тобрука.

– Июль 1941 года. Первое (безуспешное) британское контрнаступление в районе Соллума.

– Осень 1941 года. Удачные действия британских военно-морских и военно-воздушных сил по нарушению снабжения германско-итальянских войск в Северной Африке.

– 18.11.1941 года. Второе (успешное) британское контрнаступление в Северной Африке.

– 28.11.1941 года. Перевод германского 2-го воздушного командования в район Средиземноморья.

– 10.12.1941 года. Снятие осады Тобрука.

– Декабрь 1941 года – январь 1942 года. Отход Роммеля из Киренаики в район Эль-Агейла

Впервые я всерьез заинтересовался Средиземноморским театром военных действий, когда однажды в сентябре 1941 года мне позвонил Йесконнек и поинтересовался, как я смотрю на то, чтобы отправиться в Италию или Африку. Он был уверен, что нам в очень скором времени придется предпринимать на Африканском континенте гораздо более серьезные усилия, если мы не хотим допустить потери позиций Италии в Северной Африке. Однако шли недели, но подобные разговоры больше не возникали. Я же со своей стороны был слишком занят проблемами моего командования на Восточном фронте, чтобы раздумывать о той нашей беседе с Йесконнеком, и потому, когда генерал Хоффман фон Вальдау из главного штаба люфтваффе впервые предупредил меня о моем переводе, это известие застало меня врасплох. При том, что меня не могла не радовать перспектива нового назначения в район с более солнечным и теплым климатом, мне было жаль покидать группу армий под командованием фон Бока и некоторые из моих частей в момент, когда их положение все еще было весьма неопределенным.

Я вылетел в Берлин, где явился в ставку Верховного главнокомандования и в главный штаб люфтваффе за инструкциями. Мне сообщили, что договоренность о моем переводе была достигнута с помощью Хоффмана фон Вальдау, который ранее был нашим военно-воздушным атташе в Риме, генерала фон Поля, сменившего на указанной должности фон Вальдау, и нашего военного атташе генерала фон Ринтелена – все они имели на этот счет беседы с представителями итальянского Верховного командования и командования итальянских военно-воздушных сил. Из этого можно было сделать вывод, что мое положение определено и что наиболее неотложные меры, связанные с подготовкой передислокации летных частей, в особенности на Сицилию, уже предпринимаются. Предложенная мне должность главнокомандующего Южного фронта казалась мне вполне логичной с учетом масштаба и сущности поставленных передо мной задач. Напоследок меня коротко проинструктировал Гитлер в присутствиии Геринга и Йесконнека. Мне было сказано, что неблагоприятная ситуация со снабжением войск в Северной Африке должна быть изменена в лучшую сторону путем нейтрализации опорной базы британских военно-морских и военно-воздушных сил – острова Мальта. Когда я возразил, заметив, что нам следует более серьезно подойти к этому вопросу и оккупировать Мальту, мои соображения были отметены в сторону под тем не слишком убедительным предлогом, что для этого у нас не хватает сил и средств. Не владея ситуацией, я не стал настаивать на своем, хотя позднее мне представился случай вернуться к этому вопросу.

Я прибыл в Рим 28 ноября 1941 года, опередив мой штаб. Мне не потребовалось много времени, чтобы понять трудности, связанные с руководством войсками коалиции. Муссолини произвел перестановку в командовании военно-воздушных сил, назначив государственным секретарем моего старого друга маршала авиации Фужье, который прежде командовал итальянским военно-воздушным корпусом во Фландрии. Я отнесся к этому назначению с полным одобрением. Однако граф Кавальеро, итальянский начальник штаба, никак не мог примириться с тем, что ему придется передать в мои руки командование всеми итальянскими войсками – армией, флотом и авиацией, которые он намеревался бросить в новое наступление. Он стал протестовать, заявляя, что это равносильно потере независимости в управлении войсками. Самая большая уступка, на которую он мог пойти,. – это предоставить в мое распоряжение находящиеся в его ведении военно-воздушные силы.

Полумерами мы ничего не смогли бы добиться; поэтому я, игнорируя указания Гитлера, не стал настаивать на передаче мне командования всеми войсками, но в обмен на это потребовал более тесного и конфиденциального сотрудничества со стороны итальянцев, чем то, которое предполагалось изначально. Кавальеро дал мне слово, что итальянское Верховное командование не отдаст ни одного оперативного приказа, касающегося Итальяно-Африканского театра военных действий, без моего устного или письменного согласия. И он сдержал свое обещание. Оглядываясь назад, я прихожу к выводу, что эта уступка, касавшаяся национального престижа и национальной гордости, которым итальянцы придавали очень большое значение, была основным фактором, обеспечившим успех нашего сотрудничества. Я всегда отдавал предпочтение добровольному сотрудничеству, базирующемуся на взаимном доверии, а не на подчинении силой, которое может вызвать у союзника возмущение. Мы, немцы, во всех наших контактах с командованием итальянских ВМС, действовавших под умелым руководством контр-адмирала Риккарди и адмирала Сансонетти, с командованием ВВС Италии, а также с командованием ее сухопутных сил, да и вообще с командирами и офицерами частей всех трех видов итальянских вооруженных сил неизменно ощущали с их стороны товарищеское отношение и готовность прийти на помощь. На самом высоком уровне мое сотрудничество с графом Кавальеро было настолько же успешным и доверительным, насколько неудачно сложились мои отношения со сменившим графа на его посту после наступления 1945 года вероломным генералом Амброзио. Я лично подчинялся только королю и дуче.

В Триполитании я обнаружил четкую организацию войск по образцу вермахта. Силы армии, ВВС и ВМС были подчинены генерал-губернатору маршалу Бастико, как и Роммель. На бумаге такая структура выглядела идеально, однако на деле она неизбежно должна была пробуксовывать, поскольку Роммель и Бастико постоянно конфликтовали, причем Роммель демонстрировал нежелание идти даже на мелкие уступки самолюбивым итальянцам. Огромный авторитет Роммеля, который в то время находился в зените славы, мешал внесению каких-либо изменений в сложившуюся систему взаимоотношений, но в то же время помогал уладить некоторые деликатные ситуации.

Бросающейся в глаза особенностью боевых действий в конце ноября 1941 года было отсутствие стабильных коммуникаций между войсками, находящимися на разных берегах Средиземного моря. С каждым днем становилось все более очевидным превосходство британцев на море и в воздухе. В битве за Африку события фактически повернулись в невыгодном для Роммеля направлении. Он сдерживал давление противника к востоку от Дерны, но его действиям многое мешало, и прежде всего слабая боевая подготовка итальянских дивизий. В результате мы не могли исключать возможности того, что в конечном итоге нам придется эвакуировать наши войска из Киренаики.

Между тем Мальта приобрела решающее значение как ключевой в стратегическом отношении пункт, и поначалу моей первоочередной задачей было выкурить это осиное гнездо. Для того чтобы создать необходимую сеть наземных объектов на Сицилии и выдвинуть в район Средиземноморья наши военно-воздушные части, нужны были налаженные коммуникации, а для их создания, а также для обеспечения эффективного участия итальянских ВВС в наших наступательных операциях необходимо было уничтожить военно-морские и военно-воздушные базы противника на Мальте. На первом этапе для решения этой задачи возможно было сделать лишь одно – усилить воздушное прикрытие наших наиболее важных морских конвоев.

Войскам Роммеля также требовалась поддержка авиации. Прекрасные отношения, установленные главнокомандующим Южного фронта с верховным командованием итальянских ВВС, а также с командующим частями ВВС в Африке и руководством итальянской военно-воздушной группировки в Северной Африке, не могли снять с немецких летчиков тяжесть боев, которая в основном лежала на их плечах. Командование дислоцированной в пустыне танковой армии жаловалось на недостаток поддержки со стороны наших эскадрилий, хотя их действия и заслуживали всяческой похвалы. В то же время я должен заметить, что, если бы не отчаянная храбрость наших летчиков и присущий им дух победителей, войска Роммеля не смогли бы остановить свое отступление в Сирте (в Агебадии 24 декабря 1941 года, в районе Марса-эль-Брега с 13 января 1942 года).

Передо мной стояла еще одна важная, хотя и не первоочередная задача: маршал Кавальеро попросил меня ликвидировать главные причины частенько возникавших конфликтов и разногласий между представителями германского и итальянского командования.

Германские войска всех трех видов вооруженных сил были прекрасно подготовлены. Проблема, однако, состояла в том, что их было недостаточно. Они были оснащены вооружением и техникой, по ряду характеристик превосходившими те, которые имелись в распоряжении противника. Однако лишь в редких случаях численность германских войск была достаточной для решения конкретных тактических задач. Помимо всего прочего, ручеек пополнения, весьма скудный в связи с острой потребностью в личном составе на других фронтах, почти совсем пересыхал из-за чрезвычайно больших потерь в ходе транспортировки войск морем.

В каждой кампании возникают новые, присущие только ей проблемы, обусловленные географическими факторами. В Северной Африке нашим войскам первым делом приходилось привыкать к особенностям местного климата, рельефа местности и характера растительности. Они были вынуждены адаптироваться как к чужой им природе, так и к тактике их нового противника. После завершения этого процесса наши солдаты и офицеры становились способными решать любые задачи.

В целом можно сказать, что между нашими войсками и итальянцами существовали вполне приемлемые отношения товарищества, хотя время от времени раздражение, вызываемое некомпетентностью наших союзников как в штабной работе, так и на поле боя, нарушало дружественную атмосферу.

Хотя военными действиями руководили из Рима, Италия, тем не менее, этого на себе не ощущала. У меня сложилось впечатление, что война не воспринималась итальянцами всерьез, как того требует ответственность солдат, участвующих в боевых операциях. Там, где нужно было действовать безотлагательно и с полным напряжением сил, они делали это спустя рукава.

Причины этого, на мой взгляд, коренились в том, что итальянцы не хотели полностью использовать свой военный потенциал. Отвечая на мои жалобы, Муссолини частенько говорил, что итальянский народ устал от долгих и изнурительных колониальных войн, в ходе которых было пролито слишком много крови. Возможно, каждый из нас был по-своему прав. Однако в 1944 году мне стало казаться, что итальянцы проявляют совершенно явное нежелание восполнять нехватку в живой силе за счет своих ресурсов.

Общаясь со мной, Кавальеро и Амброзио на все лады сетовали по поводу нехватки материальных ресурсов, используя это как предлог для оправдания своей неспособности соответствующим образом вооружить и оснастить итальянских солдат, а также с полной эффективностью использовать находящуюся в их распоряжении живую силу. Впрочем, вполне может быть, что они говорили правду. Но кроме всего прочего, они проводили совершенно непонятную мне линию, суть которой состояла в утаивании и приберегании всевозможных ресурсов. Один тот факт, что после предательства Италии в 1943 году были обнаружены огромные залежи неиспользованного военного имущества, является красноречивым доказательством их скупердяйства.

Мобилизационная система итальянцев, не приспособленная к нуждам миллионной армии, была не в состоянии поддерживать боеготовность войск в течение длительного периода времени. У меня не раз имелась возможность убедиться в том, что даже в самые критические моменты войны эта система работала как в мирное время. И хотя Кавальеро согласился с принципом тотальной войны и были предприняты первые шаги к тому, чтобы гармонично вписать деятельность многочисленных гражданских организаций в скоординированные действия военной машины, машина эта очень быстро сломалась.

Мне всегда казалось, что итальянцы с самого начала не относились к войне как к битве не на жизнь, а на смерть. Думаю, впервые они осознали, что дело обстоит именно так, когда по мере развития боевых действий им пришлось столкнуться с налетами авиации противника и потерей территорий, в особенности в Северной Африке. Контраст между немецкими и итальянскими городами потряс меня настолько сильно, что я старался сделать все возможное, чтобы вычеркнуть эти впечатления из своей памяти. Именно поэтому, например, я старался как можно реже бывать в итальянских городах и поселках и посещал их только в тех случаях, когда это было совершенно необходимо по роду моей деятельности. Мне никогда не забыть, какую мирную картину представлял собой Рим в тот самый период, когда шли бои в районе Анцио и Неттуно. Если Муссолини был неспособен привить населению своей страны боевой дух, ему не следовало даже думать о том, чтобы ввязаться в схватку. В то же время война, которую развязали против вермахта итальянские партизаны, вынуждает меня с горечью признать, что было бы огромной ошибкой считать, будто все население Италии страдало отсутствием боевого духа.

Как и следовало ожидать от нации с южным темпераментом, итальянские вооруженные силы были куда лучше подготовлены для парадов, чем для войны. Их казармы были плохо приспособлены для обучения личного состава воинскому искусству; демонстрационные погружения их подводных лодок и фигуры высшего пилотажа, демонстрировавшиеся их летчиками, не имели никакого отношения к действиям в условиях реального боя. Итальянцы не придавали достаточного значения ни боевой подготовке в рамках небольших подразделений, ни отработке боевых действий в рамках видов вооруженных сил – впрочем, последний недостаток характерен для армий большинства государств. Существенным пробелом была нехватка территориального пространства для проведения крупномасштабных учений. Еще более серьезные последствия для итальянцев имел тот факт, что в течение длительного периода военных действий они не располагали качественным вооружением и техникой. Нельзя требовать от солдата, чтобы он остановил тяжелый танк с помощью противотанковой пушки калибра 4 сантиметра и танковых макетов или же успешно атаковал современную армию противника, располагая танками со слишком слабой броней и вооружением; так же трудно ожидать, что корабли, не имеющие приспособлений для ночного боя или оборудования для обнаружения подводных лодок, окажутся в состоянии противостоять современному военному флоту, а истребители с низкой скоростью и недостаточным вооружением будут способны удачно атаковать боевые самолеты, оснащенные мощными двигателями.

То, что итальянцы оставили города под защитой одних лишь средневековых пушек, не создав мало-мальски серьезной противовоздушной обороны (имевшиеся системы ПВО не включали в себя ни радаров, ни соответствующих систем связи, ни удобных бомбоубежищ), означало, что они явно переоценивали личное мужество своих солдат и гражданского населения, а также их дисциплинированность.

Подобных примеров при желании можно было бы привести гораздо больше. Из этого вовсе не следует, что итальянские солдаты как человеческий материал не годились для длительных и упорных боевых действий. Ответственность за все описанное выше ложится на Муссолини и его государственных секретарей, занимавших этот пост в мирное время; если они знали обо всех упомянутых серьезнейших недостатках и проблемах, им не следовало принимать решение о вступлении в войну. Другой ошибкой наших союзников было то, что они полагались на вооружения и технику итальянского производства. Я помню бесконечные разговоры о том, что вот-вот появятся новые их типы, представляющие собой последнее слово в соответствующей области, но в итоге они так никогда и не сходили с конвейера. Между тем союзникам следовало бы заняться производством уже испытанных образцов немецкого оружия и изготавливать их по лицензии – например, новых разновидностей немецких танков и зенитного орудия калибра 9 сантиметров.

При том, что нехватка приспособлений для боевой подготовки личного состава в итальянских казармах была очевидной, мне, как немецкому офицеру, прежде всего бросалась в глаза весьма далекая от идеальной воинская дисциплина. Достаточно было понаблюдать за процедурой смены часовых, чтобы понять, что итальянские солдаты относились к своей профессии без энтузиазма. Возможно, что я, как человек иного, северного склада, подходил к этому вопросу с неверными критериями, но думаю, что события доказали мою правоту.

Все это неудовлетворительное положение вещей я прежде всего относил на счет недостаточно тесного контакта между офицерами и солдатами в армии союзников. Итальянский офицер вел жизнь, совершенно отдельную от жизни рядового состава; не зная нужд и потребностей своих подчиненных, он не мог удовлетворить эти нужды и потребности, когда возникала такая необходимость, а потому в критических ситуациях терял контроль над своим подразделением. Итальянский рядовой даже в полевых условиях получал совершенно иной рацион питания, нежели офицер. Чем выше было звание, тем больше был получаемый паек; естественно, что при такой системе все лакомые кусочки уходили наверх. Офицеры питались отдельно и зачастую даже не знали, чем и в каких количествах кормят их подчиненных. Все это подрывало чувство товарищества, которое должно существовать между людьми, которым предопределено судьбой вместе жить, сражаться и умирать. Система полевых кухонь, которая помогала сглаживать упомянутые различия, в итальянской армии была не в фаворе. Я часто указывал на это Кавальеро, говоря, что существующее положение может очень плохо повлиять на боевой дух войск, но мне так и не удалось окончательно убедить его в моей правоте. Кстати, я обнаружил, что при том, что немецкие полевые кухни едва ли не в буквальном смысле подвергались осаде со стороны итальянских солдат, в итальянской офицерской столовой, где меня угощали, кормили лучше, чем в столовой при моем штабе. В 1944 году маршалу Грациани приходилось предпринимать решительные действия для того, чтобы итальянские военнослужащие вовремя и в полном объеме получали денежное довольствие. То, что для этого требовалось особое вмешательство, на мой взгляд, как нельзя лучше характеризует ситуацию.

Я упомянул обо всем этом не для того, чтобы акцентировать внимание на недостатках и слабых сторонах итальянцев, а просто с целью объяснить частые поражения наших союзников. При этом я вовсе не подразумеваю, что отношения между итальянскими солдатами и офицерами не были хорошими. В подавляющем большинстве случаев они были таковыми, несмотря ни на что. Тем не менее это лишь еще раз доказывает, что итальянским солдатам изначально были присущи хорошие качества и что из них можно было сделать прекрасных, стойких бойцов. Я видел очень много примеров героизма, проявленного итальянскими частями и подразделениями и отдельными солдатами и матросами, – например, военнослужащими парашютной дивизии «Фольгоре» в районе Эль-Аламейна, артиллеристами в битве за Тунис, экипажами крохотных военно-морских судов и торпедных катеров, летчиками частей торпедоносцев – и потому могу говорить об этом с полной ответственностью. Но исход боя решают не отдельные акты героизма, а степень обученности и боевой дух войск.

С другой стороны, итальянцы согласились со стратегическими принципами, принятыми центральноевропейскими военными державами. Во всех трех видах итальянских вооруженных сил мне доводилось встречать немало командиров, которые были первоклассными стратегами и тактиками. Система функционирования министерств видов вооруженных сил в Италии была похожа на аналогичные системы в других странах. Мне не приходилось сталкиваться с подтверждениями того широко распространенного мнения, что итальянские младшие офицеры плохо знают уставы. Я думаю, что скорее проблема состояла в том, что у младших офицеров было недостаточно практики применения этих уставов и что интуитивные решения Верховного командования итальянских вооруженных сил не всегда гармонично сочетались с практическими возможностями их выполнения, что и являлось причиной значительного числа неудач. Возможно, и административная работа в войсках при всей тщательности ее организации на практике проводилась неудовлетворительно. Несомненно, частично это можно объяснить южным темпераментом итальянцев. Что меня особенно поражало, так это необъяснимое пренебрежение союзников к организации береговой обороны на островах и даже на материке, а также бросающийся в глаза застой в разработке и производстве ими современных самолетов.

Разумеется, знакомясь с новым фронтом, я не терял времени. Я проинспектировал немецкие части и установил контакт с Роммелем и итальянским командованием. Первой моей поездкой был визит на Сицилию. Он оказался неудачным, так как фон Полю, с которым я должен был там встретиться, пришлось совершить вынужденную посадку в Тирренском море. Я изрядно поволновался, пока он наконец не был спасен. В то же время помощь итальянских военно-морских и военно-воздушных сил в осуществлении поисково-спасательной операции произвела на меня весьма обнадеживающее впечатление.

Затем пришла очередь Северной Африки. Там я впервые услышал жалобы Роммеля и узнал о германо-итальянских разногласиях. Мне удалось помочь командующему ВВС в Африке опытному генералу Фроглиху, которому приходилось нелегко – он получал приказы из авиагруппы, штаб которой находился в Афинах, с большим опозданием. Мне также показалось, что маршал авиации Гайслер, весьма компетентный офицер, имел слишком незначительное влияние на Роммеля. Изучив ситуацию, я вскоре напрямую подчинил командующего ВВС в Африке командующему Южным фронтом. Визит к коменданту Крита маршалу авиации Андрае дал мне возможность ознакомиться и с проблемами, существовавшими на этом острове.

В результате этих ознакомительных полетов я убедился в правильности моей точки зрения, состоявшей в том, что угроза нашим коммуникациям с Мальты должна быть устранена. Они также помогли мне осознать решающее значение Средиземноморья в войне. Если бы я знал тогда, что адмирал Редер после отказа от операции «Морской лев» также пришел к мнению, что эпицентр войны против Англии находится в Средиземноморье, наши с ним совместные усилия, возможно, привели бы к пересмотру приоритетов и переносу наших основных усилий на этот театр военных действий. Увы, в данном случае курс Гитлера на сохранение строжайшей секретности сработал против нас.

В то время мы были еще не в состоянии нанести массированный воздушный удар по Мальте, поскольку наша военно-воздушная база, Сицилия, была еще не готова принять части, которые могли бы принять участие в проведении этой операции. Впрочем, тогда у нас не было и соответствующего приказа. Для начала нам следовало улучшить существующую ситуацию путем проведения серии рейдов в воздушное пространство Британского острова и усиления защиты наших конвоев. Благодаря энергичности действий и высокому уровню подготовки германских частей результаты предпринятых нами шагов оказались на удивление хорошими. В январе и феврале 1942 года я со статистическими выкладками на руках смог доложить рейхсмаршалу в Риме о том, что появилась положительная динамика – потери наших кораблей и судов снизились с 70-80 процентов до 20-30 процентов. Тем не менее, всем нам было ясно, что, хотя мы могли сколько угодно расхваливать себя за успехи, которые, кроме всего прочего, облегчали Роммелю переход в наступление, во всем, что касалось Северной Африки, проблема снабжения по-прежнему продолжала оставаться ключевой.

Снова и снова, иногда при поддержке Верховного командования вооруженных сил Италии, я старался убедить Геринга и Гитлера стабилизировать наши позиции в Средиземноморье путем захвата Мальты. Я даже уговорил Роммеля оказать мне поддержку. Добиться одобрения моего плана мне удалось лишь в феврале 1942 года. Подходящий для этого случай мне представился во время встречи с фюрером в ставке Верховного главнокомандования. Обсуждение вопроса проходило весьма эмоционально. В конце аудиенции Гитлер схватил меня за руку и с австрийским акцентом сказал: «Будьте в полной готовности, фельдмаршал Кессельринг. Я собираюсь это сделать!» Это дает некоторое представление о том, какое напряжение царило в ставке.

Положение в Триполитании полностью зависело от снабжения. Рассмотрение вопроса о том, почему эта проблема так и не была решена, дает возможность подробно поговорить о ситуации в Средиземноморье.

Многим, наверное, представляется, что итальянцы с их мощным флотом, а также стратегически удачно расположенными Сицилией и Пантелларией могли контролировать свои территориальные воды (mare nostro) или, по крайней мере, пролив между Тунисом и Сицилией. Я и сам прибыл в Италию, веря в эту теорию. Однако вскоре я обнаружил, что между теорией и реальностью существует огромная разница. Для того чтобы морские конвои достигали намеченных целей и успешно выполняли свою миссию, нужно было соблюсти целый ряд условий. Первым делом необходимо было создать орган, который мог бы толково руководить морскими перевозками. Поначалу его не существовало, хотя нельзя сказать, что Кавальеро оставался глух к предложениям на этот счет. С конца 1941 года почти ежедневно проводились совещания с участием всех компетентных государственных секретарей и других глав департаментов. На них присутствовал и я, а в случаях, когда это было невозможно, генерал фон Ринтелен. Председательствовал на совещаниях Кавальеро. В итальянских ВМС был создан постоянный Совет по снабжению, состоявший из специалистов самого разного профиля. Теоретически был признан принцип, согласно которому постоянные и временные склады всего того имущества, которое могло в любой момент потребоваться на фронте, следовало заполнить до отказа по обе стороны Средиземного моря; в действительности же это самое имущество никогда нельзя было получить в нужном количестве. В результате налетов авиации противника на порты и склады, особенно в Африке, в 1942-м и 1943 годах ситуация еще больше ухудшилась.

Положение итальянской службы снабжения было несколько лучше, чем у нашей. Итальянцы имели то преимущество, что они действовали в рамках своей сферы влияния; их источники снабжения находились сравнительно недалеко, и к тому же, что бы там ни говорили, им приходилось заниматься тыловым обеспечением боевых операций только на одном театре военных действий. В мирное время в Триполитании находились итальянские гарнизоны, и, следовательно, там имелись и склады. В связи с отсутствием развитой системы железнодорожного сообщения в этой колонии существовала эффективная система грузового транспорта и, соответственно, наличествовал парк автомобилей, работавших на дизельном топливе, что в условиях, когда главной проблемой было горючее, представляло собой дополнительный плюс. Серьезной трудностью являлось то, что не только для армии, но и для гражданского населения все, вплоть до древесины, приходилось возить морем. Местная промышленность хотя и переживала подъем, но все же была еще недостаточно развита.

К сожалению, вооружение, техника и военное имущество Германии и Италии были разными и не позволяли нам с союзниками обмениваться ими, если не считать исключительных случаев. Различия во вкусах затрудняли даже обмен продовольственными припасами. Немецкие солдаты лишь с большим трудом отвыкали от привычного обильного, обусловленного национальными традициями питания – их буквально силой приходилось приучать к рациону, более подходящему для жаркого климата.

Для морских перевозок мы могли использовать многочисленный, но весьма разнородный по своему составу итальянский торговый флот, а также некоторое количество добротных немецких судов, оказавшихся в Средиземноморье в момент объявления войны. Поскольку все морские маршруты были закрыты, в том числе навигация по Адриатическому морю и в направлении Греции и греческих островов, судов должно было быть довольно много, но, к сожалению, в действительности все оказалось иначе. На мой взгляд, главными причинами этого стали следующие: на итальянских судоремонтных заводах работали по распорядку мирного времени; сырье и запчасти распределялись между верфями неправильно; итальянские судовладельцы не хотели рисковать и рассчитывали продержать свои суда на плаву до конца войны, вместо того чтобы проникнуться мыслью о том, что поражение Италии также может стоить им их флота; торговый флот не удалось сделать частью военно-морских сил; он был рассредоточен по портам, далеко отстоявшим друг от друга; трудности с составлением конвоев были вызваны разницей в скорости отдельных судов; и, наконец, следует вспомнить о нехватке нефти и угля.

Все эти недостатки могли быть исправлены только постепенно, причем полностью избавиться от них было невозможно. Концепция тотальной мобилизации была просто чужда итальянскому характеру.

Вскоре после того, как мы заняли позиции в районе Эль-Аламейна, стало ясно, что для того, чтобы в течение хоть какого-то времени обеспечивать снабжение наших войск, у нас слишком мало судов. Поскольку в тот момент условия, необходимые для оккупации Мальты, отсутствовали, использование портов Тунис и Бизерта в качестве баз снабжения было запрещено Верховным главнокомандованием из уважения к Франции, а недавнее открытие морского маршрута от Крита до Тобрука не принесло заметного облегчения, необходимо было предпринимать новые шаги. Они заключались в использовании для транспортировки не слишком громоздких грузов подводных лодок, канонерок и эсминцев, частей транспортной авиации и, наконец, в отдельных случаях даже парусников, пригодных для каботажных рейсов.

Кроме того, существовала весьма серьезная программа строительства маломерных и плоскодонных судов. Мы по опыту знали, что судам небольшого тоннажа с незначительной осадкой и скоростью в 15-16 узлов, а также маломерным судам со скоростью в 6-10 узлов, таким, как морские баржи и самоходные паромы Зибеля, не страшны торпеды. Оснащение судов небольшого тоннажа собственным вооружением небольшого калибра и включение в состав конвоев большого количества хорошо вооруженных самоходных паромов Зибеля позволяли нам значительно сократить наши потери. Все эти суда вполне можно было смело использовать при слабом и умеренном ветре, а в отдельных случаях даже при волнении в 5-6 баллов. Кроме того, их применение позволяло ускорить процесс разгрузки – ведь в случае необходимости они могли не заходить в порты, находившиеся под угрозой авиаударов противника, а разгружаться в любом месте вдоль побережья. Разумеется, было бы очень хорошо, если бы мы располагали скоростными судами, способными осуществлять большую часть рейсов по снабжению войск в ночное время, но таковых у нас не было, и построить их в сжатые сроки не представлялось возможным.

Командование Южным фронтом сделало срочный заказ на строительство по меньшей мере 1000 маломерных судов (морских барж и самоходных паромов Зибеля), включая новый тип деревянных судов водоизмещением около 400 тонн и спецсудов водоизмещением 500-600 тонн. Но хотя осуществление этой программы было поставлено под особый контроль, бесконечные трения между немецкой и итальянской отраслями, связанными с производством вооружений и техники, не позволили обеспечить ее должное развитие.

С самого начала критической остроты достигла проблема танкерного флота. Поскольку танкеры представляли собой выгодные цели для атак противника, для них была совершенно необходима дополнительная защита. В связи с тем что применение камуфляжа лишь иногда давало положительный эффект, мы стали искать новые средства для достижения своей цели. Мы уже ощущали нехватку бензина, и уничтожение противником даже одного танкера водоизмещением 4000-6000 тонн означало для нас невосполнимую потерю. Для транспортировки топлива чаще всего использовались субмарины, канонерские лодки и эсминцы, однако более мелкие суда также привлекались к решению этой задачи, равно как и транспортное авиакрыло, способное в день перевозить от 200 до 500 тонн груза.

Следовало также принять в расчет нерациональное использование авиационного бензина танками и автотранспортом. Точно так же, как танкеры на море, наши наземные склады горючего и транспортирующие топливо моторизованные колонны были излюбленными целями противника на земле. Из-за этого и без того скудные поставки горючего в наши войска сокращались еще больше. Даже если бы мы не потерпели серьезных неудач до августа 1942 года, нехватка бензина все равно оказывала значительное негативное влияние на ход боевых действий, в результате чего нам зачастую не удавалось провести даже весьма важные боевые операции.

В то время как Германия не располагала свободными силами и средствами, которые можно было бы использовать для защиты морских конвоев, итальянский флот был достаточно многочисленным для того, чтобы взять на себя всю деятельность по решению этой задачи. Но только в конце 1942 года всего один эсминец, построенный на греческой верфи, был подготовлен к плаванию и укомплектован личным составом – кстати, он очень хорошо себя проявил. Немецкие подводные лодки, среди командиров которых особенно прославился ас своего дела капитан-лейтенант Брандт, косвенно помогали нам, поджидая британские конвои в зависимости от обстановки либо в восточной, либо в западной части Средиземного моря, главным образом неподалеку от основных портов – Гибралтара и Александрии. Однако их редкие успехи не могли решающим образом изменить ситуацию.

Для сопровождения грузовых судов обычно использовались легкие боевые корабли, крейсерам эта задача поручалась лишь в исключительных случаях. Применение маломерных судов имело свои ограничения – при пятибалльном шторме они, как правило, действовать уже не могли. С учетом этого вырисовывалась следующая картина: при спокойном море, или, другими словами, в хорошую погоду британские ВМС и ВВС имели возможность стянуть в единый кулак все силы и средства из Гибралтара, с Мальты, из Египта и Сирии; таким образом транспортные суда, идущие без сопровождения и не имеющие достаточных средств противовоздушной и противолодочной обороны, оказывались практически беззащитными перед атакующим противником. Если капитан судна не обладал достаточным мастерством, чтобы, сманеврировав, уйти от торпедной атаки, а наши самолеты оказывались не в состоянии вовремя перехватить и достаточно большими силами атаковать противника в воздухе, одно или два судна из состава конвоя отправлялись на дно или получали повреждения. С другой стороны, в штормовую погоду, которая обеспечивала достаточный уровень защиты, а иногда и неуязвимость транспортов, конвои не могли выходить в море, потому что корабли сопровождения оказывались не в состоянии противостоять качке. Нам разрешалось запрашивать помощи крейсеров только в особых случаях для защиты скоростных конвоев. Что касается наших эсминцев и устаревших канонерских лодок, то они были постоянно заняты выполнением своих задач и им требовалось много времени для смены курса и встречи с конвоем. В результате все это приводило к тому, что количество кораблей сопровождения в конвоях было недопустимо малым. В то же время постоянное придерживание конвоев в портах означало задержки с доставкой грузов, которые были жизненно необходимы войскам.

Захватив суда, находившиеся в портах южной части Франции, и отремонтировав их, мы добились некоторого временного улучшения в особенно тяжелый, критический период (1942-1943 годы). Однако долгие споры об использовании трех больших быстроходных эсминцев и подводных лодок, стоявших у стенки в Тунисе и Бизерте, означали, что в их применении нам отказано. В этом проявились недостатки коалиционного командования, при котором начальство подчас бывает больше озабочено вопросами престижа и послевоенного устройства, нежели проблемой наилучшего использования всех имеющихся военно-морских ресурсов.

Мы, тем не менее, все же предприняли отчаянную попытку восполнить дефицит средств морской транспортировки грузов и кораблей для обеспечения защиты морских конвоев, обратившись за помощью к германскому командованию. И она была нам оказана – топливом, сырьем и запчастями, а также путем оснащения итальянских судов современной навигационной аппаратурой, обучения артиллеристов, обслуживающих корабельные орудия, и предоставления немецких инструкторов. Однако все эти меры были предприняты слишком поздно.

Еще одной характерной чертой кампании на Средиземноморском театре военных действий было наличие у противника разветвленной и эффективно действующей шпионской сети, масштабы которой в то время не были известны ни мне, ни, по всей вероятности, адмиралам Риккарди и Сансонетти. Хотя мы так и не смогли это доказать, у нас были подозрения, что кто-то передавал противнику сведения о времени отправления наших конвоев.

В любом случае, наши контрмеры в целом оказались недостаточными. Теперь мы знаем, что предательство адмирала Маугери привело к потоплению многих кораблей и судов и гибели многих людей.

Итальянцы считали свой флот лакомым кусочком для противника и потому применяли его с большой осторожностью. Подобное положение вызывало специфические внутренние осложнения в нашей коалиции. Однако трижды нам удалось преодолеть подобный подход и добиться выхода итальянских кораблей в море. Еще одна трудность состояла в том, что силы флота союзников были разбросаны по разным гаваням и потому для того, чтобы сконцентрировать их в одном месте, требовалось потратить немало времени и топлива. В конечном итоге оказывалось, что то один, то другой итальянский боевой корабль либо не готов к выходу в море, либо не заправлен горючим, либо находится в доке. Маневры с участием значительных сил флота было невозможно проводить все из-за того же дефицита топлива. Учебные стрельбы корабельной артиллерии были редкостью. Помимо всего прочего, у итальянских кораблей то и дело обнаруживались какие-то необычные технические неполадки, из-за которых к военно-морским силам союзников прилипло заслуженное прозвище «прогулочный флот». Из-за их сомнительных боевых качеств итальянским ВМС требовалась усиленная поддержка с воздуха, а это при ограниченной численности военно-воздушных сил Оси (имеется в виду Ось «Берлин – Рим – Токио»; однако при этом автор, употребляя слово «Ось», явно имеет в виду лишь союз Германии и Италии. – Примеч. пер.) в Средиземноморье приводило к чрезмерным требованиям, предъявлявшимся по отношению к германским ВВС, которые и без того были перегружены сверх всякой меры, защищая морские транспортные конвои. Немецким летчикам, которые совершали от 75 до 90 процентов всех боевых вылетов, приходилось работать на износ. Если итальянские корабли каким-то чудом случайно приближались на расстояние артиллерийского выстрела к кораблям британских ВМС и с обеих сторон выпускалось несколько снарядов, наши союзники в любом случае выходили из боестолкновения с наступлением сумерек из-за своей неспособности вести огонь в ночное время и ретировались в ближайший порт – Таранто или Мессину.

Еще одним поводом для раздражения была политика итальянцев в области судостроения. В то самое время, когда бесполезность их военного флота, и в первую очередь крупных боевых кораблей, проявилась со всей очевидностью, когда верфи и доки были переполнены людьми, а материалов для закладки и строительства новых кораблей и судов не хватало, было принято решение завершить строительство линкора «Рома». Забыв о том, насколько опасной была его политика в сфере производства вооружений, Муссолини, раздуваясь от гордости, принял парад этого «чуда техники» в Адриатическом море (линкор «Рома» был потоплен в 1943 году немецкой авиабомбой с дистанционным управлением во время своего бегства из Специи на Мальту). Насколько я знаю, другие заложенные крупные военные корабли также были достроены, а уже имевшиеся сохранены в составе итальянского флота. Между тем даже дилетанту было ясно, что в сложившейся ситуации с помощью грамотной политики в сфере судостроения можно было многое сделать для облегчения проблемы снабжения войск всем необходимым. Впрочем, к тому моменту я уже давным-давно перестал верить в то, что громкие заявления Муссолини о его готовности в решающий момент бросить в бой весь итальянский флот когда-либо материализуются.

В заключение хочу лишь выразить надежду, что я сделал все возможное для того, чтобы объективно обрисовать реальную ситуацию. У меня нет желания прибегать к обидной критике; я слишком глубоко ценю чувство товарищества, продемонстрированное по отношению ко мне итальянцами, и я очень часто имел возможность видеть их самоотверженную работу. Моя дружба с государственным секретарем военно-воздушных сил Италии Фужье и с многими другими итальянскими офицерами-летчиками является подтверждением объективности моих критических замечаний в адрес ВВС наших союзников.

Итальянские истребители можно было применять только в оборонительных целях; для наступательных операций годились торпедоносцы и бомбардировщики союзников и в редких случаях пикирующие бомбардировщики и истребители-бомбардировщики. Я уже высказал со всей откровенностью свое мнение об их технической эффективности или, скорее, неэффективности.

Я пришел к выводу, что итальянские истребители можно было применять лишь в районах, где существовала наименьшая угроза со стороны противника, то есть в Тирренском море и вдоль береговой линии в районе Бенгази и Триполи, а также в некоторой степени в районе Адриатического моря и пролива Патрас. В опасных зонах Средиземноморья – на юге Сицилии и Крита, в районе Эгейского моря – действовали немецкие части и подразделения истребительной авиации, в том числе ночные эскадрильи «Ю-88» и «Ме-110», лишь частично приспособленных для выполнения боевых задач в темное время суток. Мы разделили с союзниками нелегкое бремя боевых действий на Африканском фронте. С весны 1942 года наши конвои дополнительно сопровождали от одного до трех истребителей-бомбардировщиков с глубинными бомбами на борту – в их задачу входило обнаружение вражеских субмарин и противодействие им, а также наблюдение и предупреждение конвоя Об опасности. Они действовали при поддержке торпедных катеров, также атаковавших подводные лодки противника с помощью глубинных бомб и иногда артиллерийского огня. Стрельба по всплывшим субмаринам из авиационной пушки калибра 2 сантиметра, по крайней мере, заставляла противника снова погрузиться.

Руководство боевыми действиями осуществлялось оперативным штабом 2-го воздушного флота, который отдавал приказы 2-й и 10-й авиагруппам и командованию ВВС в Африке, а в случае необходимости запрашивал поддержки у ВВС Италии.

Все немецкие самолеты были оснащены дополнительными баками. Вся наша спасательная авиация в любой момент была готова к взлету, все спасательные суда в местах стоянок тоже находились в полной готовности и могли по первому требованию выйти в море. В местах наиболее активных действий были установлены радары. Боевая мощь сопровождения транспортов определялась в зависимости от степени угрозы со стороны противника, погодных условий, времени суток и скорости движения, а также размеров и важности конвоя. В сумерки вспомогательные истребители ( «Ю-88» и «Ме-110») осуществляли сопровождение самостоятельно, поскольку истребители общего назначения должны были до наступления темноты прибыть на свои аэродромы. Конвои сопровождали от двух до шестнадцати самолетов. В особо сложных условиях летчиками, пилотировавшими «Ю-88» и «Ме-110», применялась специальная навигационная аппаратура. Было несколько случаев, когда все остальные машины вел по курсу один самолет, оснащенный такой аппаратурой. При приближении авиации противника все истребители, находившиеся поблизости, старались перехватить вражеские самолеты до того, как они успеют атаковать конвой. Разумеется, эти боевые вылеты были связаны со значительным риском, поскольку наши истребители имели ограниченный радиус действия, а им приходилось преодолевать большие расстояния над морем. Но риск был частью нашей работы. Если на пути следования конвоев мы обнаруживали корабли противника, в воздух поднимались все имевшиеся в нашем распоряжении истребители-бомбардировщики, «штукасы» и торпедоносцы.

Поскольку, выполняя подобные миссии, нашим летчикам приходилось прорываться сквозь весьма эффективный заградительный огонь противника, такие боевые вылеты держали части наших ВВС в невероятном напряжении. Быть сбитым означало погибнуть в морской пучине, хотя иногда экипажи наших бомбардировщиков удавалось спасти. Время от времени летчиков, успевших покинуть сбитый самолет с парашютом, подбирали корабли противника и сообщали нам об этом. Однако при всей сложности выполнения таких боевых задач нам, по крайней мере, удавалось спасти многие конвои от атак авиации противника.

Подобного описания системы защиты конвоев достаточно, чтобы показать, с какой огромной нагрузкой приходилось действовать самолетам и экипажам военно-воздушных сил Оси, не говоря уже о повреждениях машин, ранениях личного состава и, наконец, прямых потерях. С точки зрения тактики использование авиации для охраны морских конвоев является непродуктивным, поскольку чаще всего приводит к бесполезной трате ценного летного времени. Однако с этим ничего нельзя было поделать, хотя действия по защите морских коммуникаций неизбежно затрудняли выполнение требования, в соответствии с которым определенное число самолетов следовало держать на аэродромах для выполнения сугубо боевых задач. Поскольку нагрузка на летные части все время росла, соответственно сокращались периоды отдыха личного состава – и все это из-за сопровождения конвоев.

В конце 1941-го – начале 1942 года ни у Германии, ни у Италии не было специальных частей транспортной авиации, поскольку в каждой боевой эскадрилье имелись транспортные самолеты для решения локальных, тактических задач. Впервые эти самолеты были использованы для выполнения более масштабных функций в Норвегии и на Крите, а затем зимой 1941/42 года на русском фронте (можно сказать, что первым опытом такого рода была десантная операция против Голландии). С этого момента стали формироваться крылья транспортной авиации, имеющие собственных командиров. Два или три таких крыла я имел в своем распоряжении. Они должны были решать неотложные задачи своей многотрудной и неблагодарной службы в обширной зоне, охватывавшей Сицилию, Италию, Грецию, Крит и Триполитанию. Поскольку транспортники обычно не летали по ночам, им требовались истребители прикрытия. В крайних случаях их надо было хотя бы встретить на рассвете и затем тщательно охранять на аэродромах в пункте назначения. Они прекрасно себя зарекомендовали, а с появлением наших шестимоторных «гигантов» стали действовать еще лучше.

В течение длительного времени транспортной авиации удавалось избегать потерь. Так продолжалось до весны 1943 года, когда военно-транспортное крыло «Ю-52» и эскадрилья шестимоторных «гигантов» были атакованы истребителями противника неподалеку от Туниса и почти полностью уничтожены. Этот случай вызвал критические комментарии американских журналистов, однако наши потери были вызваны не беспечностью со стороны 2-го воздушного флота и не недостатками в его деятельности.

Несмотря на наличие так называемых мобилизационных запасов, которые, впрочем, в любом случае не соответствовали потребностям военного времени, Италия не располагала хоть сколько-нибудь достаточным количеством угля и нефти для собственных нужд. Германии приходилось помогать союзникам и тем и другим, хотя она сама испытывала острейший дефицит нефти, необходимой для ведения войны. В результате между двумя державами Оси сложилась система бартерной торговли, которая не удовлетворяла ни одну ни другую сторону и которая в конечном итоге продемонстрировала свою неэффективность. Другим неприятным следствием описанной ситуации являлось то, что скудные запасы топлива приходилось рассредоточивать по складам, отстоявшим друг от друга на значительное расстояние. Это мешало в нужный момент быстро собрать нужное для конвоя количество горючего и приводило к потере времени. В особо острых случаях нехватки топлива мы были вынуждены обращаться на резервные склады итальянского флота, а раз или два нам пришлось сливать горючее из емкостей итальянских боевых кораблей, чтобы заправить корабли, готовившиеся к сопровождению транспортов. Все это также вызывало задержки, не говоря уже обо всем прочем. В целом следует признать, что адмирал Редер весьма щедро отзывался на просьбы итальянских ВМС о помощи, а 2-й воздушный флот точно так же оказывал содействие ВВС союзников.

Уголь не играл такой большой роли, и тут мы могли оказать помощь в значительно большем объеме, предоставляя этот вид топлива для нужд грузовых судов и транспортов.

Сейчас трудно сказать, можно ли было вообще исправить существовавшее тогда положение – тем более что есть риск быть обвиненным в «размахивании кулаками после драки». Наверное, это все же можно было сделать, но только за счет еще больших усилий немцев и более экономного отношения к имевшимся ресурсам со стороны итальянцев. Однако несомненно то, что из-за перечисленных выше трудностей не всегда удавалось обеспечить необходимый уровень защиты морских конвоев, а выгодные возможности для их перегона через Средиземное море оставались нереализованными.

Непосредственный контроль за погрузкой и разгрузкой судов не входил в мою компетенцию, но мне было известно о недостатках и упущениях в этой сфере от немецких офицеров морского десанта, которые в некоторой степени были подчинены мне. Побывав в портах, я убедился в справедливости их жалоб. Мои доклады в ставку Верховного главнокомандования побудили Гитлера в 1943 году послать Геринга, а позднее Деница в Италию, чтобы оказать мне поддержку, учитывая, что я постоянно надоедал итальянскому Верховному командованию и ВМС Италии всевозможными просьбами и требованиями. Геринг провел целый ряд долгих совещаний, предпринял несколько инспекционных поездок, вызвал к себе уполномоченного по делам строительства торгового флота и потребовал от него устранить наиболее вопиющие недостатки. Положение дел улучшилось, однако не настолько, насколько это было необходимо.

Погрузка и разгрузка производились чересчур неторопливо. Доставка и размещение грузов в трюмах были совершенно нескоординированными, что не могло не раздражать. Воздушные тревоги были необоснованно длинными по времени. Разгруженное имущество немыслимо долго оставалось на причалах и по этой причине иногда уничтожалось в результате бомбежек.

Долгое время не удавалось наладить достаточно надежную противовоздушную оборону; когда же она наконец появилась, эта задача почти везде была решена за счет привлечения немецкой зенитной артиллерии. В результате была ослаблена ПВО аэродромов и танковых частей на фронте.

Должен отметить, что в порте Тунис, где командующий Южным фронтом создал временный штаб по контролю за снабжением и оставил старшего квартирмейстера службы снабжения люфтваффе, были побиты все рекорды. В то время как в Бенгази или Триполи погрузка одного транспортного судна занимала от двух до пяти дней, в Тунисе или Бизерте это могло быть сделано минимум за полдня, максимум – за два. Ввиду угрозы мощных авиаударов противника суда там отбуксировывались от причалов, после чего бросали якорь в гавани или за ее пределами. За счет этого удавалось избежать больших потерь. В качестве противоположного примера можно вспомнить одну тактическую ошибку. Она состояла в том, что крупному танкеру разрешили отплыть из хорошо защищенной гавани Тобрука. Танкер был уничтожен, а это в конечном итоге привело к тому, что ситуация, позволявшая Роммелю начать наступление из района Эль-Аламейна, кардинальным образом изменилась.

По мере того как опасность, которой подвергались крупнотоннажные суда, усиливалась, а несовершенство процессов погрузки и разгрузки становилось все более очевидным, я становился все более убежденным сторонником строительства малых и сверхмалых судов. Лишь очень немногие из них мы теряли в море, еще реже противнику удавалось уничтожить какое-либо из них в порту вместе с находящимся на борту грузом. В конце концов был издан приказ, согласно которому наиболее ценные грузы, такие, например, как танковая техника россыпью, следовало перевозить на самоходных паромах или плоскодонных судах, а на более крупных судах – в количестве не более шести. Наиболее эффективная защита от авианалетов состояла в использовании двух команд зенитчиков, ведущих огонь одновременно из нескольких зенитных орудий, количество которых могло колебаться между шестью и двадцатью.

Морским конвоям всегда должно было обеспечиваться надежное прикрытие и с воды, и с воздуха. Данные, полученные от агентов, с подводных лодок, с самолетов-разведчиков, а также переданные по рации из других источников, обеспечивали нас обширной информацией, однако было ошибкой при принятии решений слишком полагаться на непроверенные сведения – это приводило к подавлению всяческой инициативы у нижестоящего звена командного состава. К сожалению, иногда такое случалось. Между тем для того, чтобы добиться успеха, необходимо было сочетать хорошую работу разведки, тактическую гибкость командиров и использование надежных судов.

Деятельность служб снабжения с декабря 1941 года по январь 1942 года можно объективно оценить, если не забывать о том, что немецкие и итальянские сухопутные войска и военно-воздушные силы были в это время сильно обескровлены потерями и дошли до Сирта, не располагая вообще никакими запасами чего бы то ни было. Их единственным источником снабжения было судно, сидевшее на мели в заливе Эль-Агейла.