"Шут и император" - читать интересную книгу автора (Гордон Алан)

Несмотря на танталовы усилия, городской совет Зары не достиг мирного соглашения с Венецией. Когда началась осада, городские христиане выставили на стены распятия, дабы укорить атакующих их христиан. И тем не менее в ноябре город был захвачен, и в сражениях погибло много народа. Пока я развлекал узников в подземелье Анемасской башни, Аглая передала наши сведения о заговоре Филоксениту. Мы полагали, что он оценит пользу сохранения жизни Исаака в том случае, если крестоносцы последуют за его сыном на Константинополь. Наличие выбора всегда предпочтительнее. Двое императорских гвардейцев, впустивших Симона в темницу, сами исчезли той же ночью. И в течение последующих нескольких месяцев тихо исчезло еще несколько наемников швабского происхождения. Когда я упомянул об этом императорскому казначею, он пожал плечами, а двое его подручных варягов демонстративно отвернулись к окну.

Мы с женой решили снять приличную квартиру к югу от Влахернского дворца, чтобы иметь возможность свободно гулять по городу. Продолжая ежедневно развлекать наших монарших покровителей, мы не теряли связи с горожанами и время от времени выступали на рыночных площадях.

Один любезный купец доставил наше послание Толстому Бэзилу в Фессалонику. А спустя месяц я заметил в городе юное дарование в запыленном шутовском костюме, которое ловко жонглировало шестью кольцами, стоя на одной ноге. Особую привлекательность его трюку придавало то, что нога эта стояла на высокой ходуле. Звался юноша Плоссом. Этот недавно успешно вылетевший из гнезда Дома гильдии птенец быстро освоился в столичном городе. Он поселился около ипподрома и стал любимчиком тамошних фракций.

А еще через пару недель, спокойно отдыхая на парапете и поедая инжир, я услышал странный шум. Вскоре появилась гурьба ребятишек, весело приплясывающих вокруг тележки, которую тащили два бурых ослика. Управляющий ими карлик, осыпая детей непристойными и оскорбительными насмешками, кидался в них пригоршнями сладостей. Проезжая мимо, он заметил меня и слегка кивнул.

Его звали Рико, и вид этого потешного угрюмца отлично сочетался с обличительными комичными тирадами и ругательствами, которые он с непревзойденной, на мой взгляд, легкостью рассыпал по любому поводу. Рико мгновенно завоевал мою симпатию. Когда я представил его при дворе, император после первого взгляда на него заблеял от восторга, а Рико с ходу повторил это блеяние и в дальнейшем частенько с забавными ужимками воспроизводил голос Алексея.

Рико стал любимчиком императора, и я с радостью уступил ему теплое местечко. Мне больше нравилось бродить по площадям и тавернам, заглядывать в темные переулки и заводить друзей в самых невероятных местах, пополняя копилку моих знаний. Сегодня, скажем, я мог посплетничать с Никитой Хониатом о делах сената, а назавтра отправиться под покровом ночи на ужин к отцу Эсайасу и заодно обменяться с ним полезными слухами и размышлениями.

Император предоставил в распоряжение Рико миниатюрный дворец, построенный когда-то для Нико и Пико. Мы дружно взялись помочь ему привести дом в порядок. Аглая тяжело вздохнула и, захватив пару покрывал, исчезла вместе с Рико в подполье. Они вытащили останки наших маленьких собратьев, и мы тайно похоронили их той же ночью. А вскоре проделали то же самое с Цинцифицесом.

Новый трубадур по имени Альфонсо, прибывший из Болоньи, начал курсировать между Фессалоникой и Константинополем. Виоле наконец удалось послать с ним весточку домой и сообщить ее детям, что она живет насыщенной жизнью.

— Но не безопасной, — заметила она, глянув на меня.

— Я никогда не обещал тебе безопасности, — возразил я.

— Верно, не обещал, — согласилась она.

А еще через несколько месяцев Альфонсо привез письма от Марка и Селии, и Виола с тех пор читала их каждую свободную минуту.

Впрочем, таких минут у нас было немного. Наша жизнь представляла собой круговорот представлений и тайных расследований, ловких маневров, а порой и спешных отступлений. По случаю новогодних празднеств мы временно объединились в своеобразный шутовской квинтет, включавший Рико, Плосса, Альфонсо, Аглаю и меня самого. Мы встали в углах огромного серебряного пятиугольника перед Кафизмой, где расположились все знатные особы Константинополя, сенаторы, представители разных фракций и родов войск.

Публика с восторгом смотрела, как затейливо пять шутов жонглировали дубинками. Но ни один зритель на ипподроме не слышал, какими памятными словами мы начали наш номер.

— За Игнатия, — подбросив первую дубинку, сказал Альфонсо.

— За Деметрия и Тиберия, — сказал Плосс, присоединяясь к нему.

— За Нико и Пико, — высоко подбросив дубинки, проворчал Рико.

— За Талию, — сказала Аглая, поскольку мы с ней согласились не сообщать гильдии, что она осталась жива.

— За Цинцифицеса, — добавил я, возвращая все-таки этого своенравного проповедника в родную паству.

— За гильдию! — хором воскликнули мы, и дубинки полетели через центр, образовав в конечном счете пятиконечную звезду.

Так мы помянули всех, кто покинул наш мир.

Не раз я пытался выяснить, куда же отправилась Талия, но ее больше никто не видел в Константинополе