"Винни-Пух и Все-Все-Все" - читать интересную книгу автора (Милн Алан Александр)

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ, в которой Кролик очень занят и мы впервые встречаемся с пятнистым Щасвирнусом

Всё предвещало, что у Кролика опять будет очень занятой день. Едва успев открыть глаза, Кролик почувствовал, что сегодня всё от него зависит и все на него рассчитывают. Это был как раз такой день, когда надо было, скажем, написать письмо (подпись — Кролик), день, когда следовало всё проверить, всё выяснить, всё разъяснить и, наконец, самое главное — что-то организовать.

В такое утро непременно надо было забежать на минутку к Пуху и сказать: «Ну что ж, отлично, тогда я передам Пятачку», а затем к Пятачку и сообщить: «Пух считает… Но лучше я сначала загляну к Сове». Начинался такой, как бы вам сказать, командирский день, когда все говорят: «Да, Кролик», «Хорошо, Кролик», «Будет исполнено, Кролик» и вообще ожидают дальнейших распоряжений. Кролик вышел из дому и, принюхиваясь к тёплому весеннему ветру, размышлял о том, с чего начать.

Ближе всех к нему был дом Кенги, а в домике Кенги был Ру, который умел говорить: «Да, Кролик» и «Хорошо, Кролик», пожалуй, лучше всех в Лесу; но, увы, в последнее время там безотлучно находился ещё один зверь — непослушный и неугомонный Тигра. А он, как известно, был такой Тигра, который всегда сам лучше вас всё знает, и, если вы говорите ему, куда надо идти, он прибегает туда первым, а когда вы туда доберётесь, его и след простыл, и вам даже некому гордо сказать: «Ну вот, мы у цели!»

— Нет, к Кенге не надо, — задумчиво сказал Кролик, подкручивая усики. И, желая окончательно удостовериться в том, что он туда не идёт, он повернул налево и побежал прямёхонько к дому Кристофера Робина.

«Что ни говори, — твердил Кролик про себя, — Кристофер Робин надеется только на меня. Он, конечно, любит Пуха, и Пятачка, и Иа, я — тоже, но у них у всех в голове опилки. Это ясно. Он уважает Сову, потому что нельзя не уважать того, кто умеет написать слово „суббота“, даже если он пишет его неправильно, но правильнописание — это ещё не всё. Бывают такие дни, когда умение написать слово „суббота“ просто не считается. А Кенга слишком занята Крошкой Ру, а Крошка Ру слишком маленький, а Тигра слишком непослушный, так что, когда наступает ответственный момент, надеяться можно только на меня. Я пойду и узнаю, в чём ему нужно помочь, и тогда я ему, конечно, помогу. Сегодня как раз день для таких занятий».

Он весело перескочил на другой берег реки и вскоре оказался в районе, где жили его Родственники и Знакомые; сегодня их было, кажется, ещё больше обыкновенного. Кивнув одному-другому Ежу (поздороваться с ними за руку было, понятно, некогда), небрежно бросив «Доброе утро, доброе утро» ещё кое-кому и снисходительно приветствовав самых маленьких словами: «Ах, это вы», Кролик махнул им всем лапкой и скрылся. Всё это вызвало такое волнение и восхищение среди Родственников и Знакомых, что некоторые представители семейства Козявок, включая Сашку Букашку, немедленно направились в Дремучий Лес и полезли на деревья надеясь, что они успеют забраться на верхушку до того, как э т о — что бы оно там ни было — случится, и они смогут всё как следует увидеть.

Кролик нёсся по опушке Дремучего Леса, с каждой минутой всё больше чувствуя важность своей задачи, и наконец он прибежал к дереву, в котором жил Кристофер Робин.

Он постучал в дверь.

Он раза два окликнул Кристофера Робина. Потом он отошёл немного назад и, заслонив лапкой глаза от солнца, ещё покричал, глядя на верхушку.

Потом он зашёл с другой стороны и опять покричал: «Эй!» и «Слушай!» и «Это Кролик!», но ничего не произошло. Тогда он замолчал и прислушался, и всё замолчало и прислушалось вместе с ним, и в освещённом солнцем Лесу стало тихо-тихо, и потом вдруг где-то в невероятной вышине запел жаворонок.

— Обидно, — сказал Кролик, — он ушёл.

Он снова повернулся к зелёной двери, просто так для порядка, и обирался уже идти, чувствуя, что утро совершенно испорчено, как вдруг заметил на земле листок бумаги. В листке торчала булавка; очевидно, он упал с двери.

— Ага, — сказал Кролик, снова приходя в хорошее настроение. — Мне опять письмо! Вот что там говорилось:

— Ага! — повторил Кролик. — Надо немедленно сообщить остальным.

И он с важным видом двинулся в путь.

Ближе всего отсюда жила Сова, и Кролик направил свои стопы по Дремучему Лесу к дому Совы. Он подошёл к двери, позвонил и постучал; потом снова постучал и опять позвонил. Словом, он звонил и стучал, стучал и звонил до тех пор, пока, наконец, наружу не высунулась голова Совы и не сказала:

— Убирайся, я предаюсь размышлениям, — ах, это ты!

Сова всегда так встречала гостей.

— Сова, — сказал Кролик деловито, — у нас с тобой есть мозги. У остальных — опилки. Если в этом Лесу кто-то должен думать, а когда я говорю «думать», я имею в виду думать по-настоящему, то это наше с тобой дело.

— Да, — сказала Сова, — я этим и занималась.

— Прочти вот это.

Сова взяла у Кролика записку Кристофера Робина и посмотрела на неё в некотором замешательстве. Она конечно, умела подписываться — «Сава» и умела написать «Суббота» так, что вы понимали, что это не вторник, и она довольно неплохо умела читать, если только ей не заглядывали через плечо и не спрашивали ежеминутно: «Ну так что же?» Да, она умела, но…

— Ну так что же? — спросил Кролик.

— Да, — сказала Сова очень умным голосом. — Я понимаю, что ты имеешь в виду. Несомненно.

— Ну так что же?

— Совершенно точно, — сказала Сова. — Вот именно. — И после некоторого размышления она добавила: — Если бы ты не зашёл ко мне, я должна была бы сама зайти к тебе.

— Почему? — спросил Кролик.

— По этой самой причине, — сказала Сова, надеясь, что наконец она сумеет что-нибудь выяснить.

— Вчера утром, — торжественно произнёс Кролик, — я навестил Кристофера Робина. Его не было. К его двери была приколота записка.

— Эта самая записка?

— Другая. Но смысл её был тот же самый. Всё это очень странно.

— Поразительно, — сказала Сова, снова уставившись на записку. На минуту ей, неизвестно почему, показалось, что что-то случилось с носом Кристофера Робина. — Что же ты сделал?

— Ничего.

— Это самое лучшее, — ответила мудрая Сова.

Но она с ужасом ожидала нового вопроса. И он не заставил себя долго ждать.

— Ну так что же? — повторил неумолимый Кролик.

— Конечно, это совершенно неоспоримо, — пробормотала Сова.

С минуту она беспомощно открывала и закрывала рот, не в силах ничего больше придумать. И вдруг её осенило.

— Скажи мне, Кролик, — сказала она, — что говорилось в первой записке? Только точно. Это очень важно. От этого всё зависит. Повтори слово в слово.

— Да то же самое, что и в этой, честное слово! Сова посмотрела на Кролика, борясь с искушением спихнуть его с дерева, но, сообразив, что это всегда успеется, она ещё раз попыталась выяснить, о чём же всё-таки идёт разговор.

— Прошу повторить точный текст, — сказала она, словно не обратив внимания на то, что сказал Кролик.

— Да там было написано: «Ушол щасвирнус». То же самое, что и здесь, только здесь ещё добавлено: «Занит щасвирнус».

Сова с облегчением вздохнула.

— Ну вот, — сказала Сова, — вот теперь наше положение стало яснее.

— Да, но каково положение Кристофера Робина? — сказал Кролик. — Где он сейчас? Вот в чём вопрос!

Сова снова поглядела на записку. Конечно, столь образованной особе ничего не стоило прочитать такую записку: «Ушол щасвирнус. Занит щасвирнус». А что тут ещё могло быть написано?

— По-моему, дорогой мой Кролик, довольно ясно, что произошло, — сказала она. — Кристофер Робин куда-то ушёл с Щасвирнусом. Он и этот… Щасвирнус сейчас чем-то заняты. Ты за последнее время встречал у нас в Лесу каких-нибудь Щасвирнусов?

— М-м-м, — сказал Кролик, — я как раз хотел у тебя узнать. Как они выглядят?

— Ну, — сказала Сова, — пятнистый или травоядный Щасвирнус — это просто… По крайней мере, — сказала она, — он больше всего похож на… Но, конечно, — продолжала она, — это сильно зависит от… Ну… — сказала Сова. — Словом, я плохо представляю себе их внешний вид, — закончила она чистосердечно.

— Большое спасибо, — сказал Кролик.

И он помчался к Винни-Пуху.

Ещё издалека он услышал какой-то загадочный шум. Он остановился и прислушался. Производил этот шум Винни-Пух, а шум был вот какой:

— Здорово, Пух, — сказал Кролик.

— Здравствуй, Кролик, — сказал Пух сонно.

— Это ты сам додумался?

— Да, вроде как сам, — отвечал Пух. — Не то чтобы я умел думать, — продолжал он скромно, — ты ведь сам знаешь, но иногда на меня это находит.

— Угу, — сказал Кролик, который никогда не позволял ничему находить на него, а всегда всё находил и хватал сам. — Так вот, дело вот в чём: ты когда-нибудь видал Пятнистого или Травоядного Щасвирнуса у нас в Лесу?

— Нет, — сказал Пух, — нико… Нет. Вот Тигру видел сейчас.

— Он нам ни к чему.

— Да, — сказал Пух, — я и сам так думал.

— А Пятачка ты видел?

— Да, — сказал Пух. — Я думаю, он сейчас тоже ни к чему, — продолжал он сонно.

— Ну, это зависит от того, видел он кого-нибудь или нет.

— Он меня видел, — сказал Пух. Кролик присел было рядом с Пухом на землю, но почувствовав, что это умаляет его достоинство, снова встал и сказал:

— Если сформулировать нашу задачу, то её можно изложить так: «Что Кристофер Робин делает теперь по утрам?»

— Что он делает?

— Да, да. Можешь ты мне рассказать, что он делает по утрам в последнее время? Требуются свидетельства очевидца за последние несколько дней.

— Да, — сказал Пух, — мы вчера с ним вместе завтракали. Возле Шести Сосен. Я сделал такую маленькую корзиночку, просто небольшую, но подходящую корзиночку, такую порядочную, солидную корзиночку, полную…

— Да, да, — сказал Кролик, — всё понятно. Но имею в виду более позднее время. Ты видел его когда-нибудь от одиннадцати до двенадцати часов дня?

— Ну, — сказал Пух, — в одиннадцать часов… одиннадцать часов, понимаешь, я обычно захожу домой. У меня в это время там кое-какие дела.

— А в четверть двенадцатого?

— Ну… — начал Пух.

— В полдвенадцатого?

— Да, — сказал Пух. — В полдвенадцатого или немножко попозже я обычно вижусь с ним.

И тут, задумавшись об этом, Пух вдруг вспомнил, что он действительно давно не видел Кристофера Робина в это время. После обеда — да, вечером — да, перед завтраком — да, сразу после завтрака — да, а потом, действительно: «Ну, Пух, скоро увидимся», и Кристофер Робин исчезает на всё утро.

— Вот то-то и оно, — сказал Кролик. — Куда?

— Ну, может быть, он ищет что-нибудь?

— Что? — спросил Кролик.

— Я как раз собирался это сказать, — сказал Пух. Потом он добавил: — Ну, может быть, он ищет этого… этого…

— Пятнистого или Травоядного Щасвирнуса?

— Да, — сказал Пух, — одного из них. Если он не на месте.

Кролик строго посмотрел на Винни-Пуха.

— Кажется, толку от тебя немного, — сказал он.

— Нет, — сказал Пух. — Но я стараюсь, — добавил он смиренно.

Кролик поблагодарил его за старание и сказал, что он должен навестить Иа, и Пух, если хочет, может пойти с ним. Но Пух, который чувствовал, что на него находит новый куплет Шумелки, сказал, что он подождёт Пятачка.

— Всего хорошего, Кролик.

И Кролик ушёл.

Но случилось так, что первым встретил Пятачка как раз Кролик. Пятачок встал в этот день очень-очень рано и решил нарвать себе букетик фиалок, и, когда он нарвал букет и поставил его в вазу посреди своего дома, ему внезапно пришло в голову, что никто ни разу в жизни не нарвал букета фиалок для Иа. И чем больше он думал об этом, тем более он чувствовал, как грустно быть ослом, которому никто никогда в жизни даже не нарвал букета фиалок. И он снова помчался на лужайку, повторяя про себя: «Иа, фиалки», а потом: «Фиалки, Иа-Иа», чтобы не забыть.

Пятачок нарвал большой букет и побежал рысцой к тому месту, где обычно пасся Иа, по дороге нюхая фиалки и чувствуя себя необыкновенно счастливым.

— Здравствуй, Иа, — начал Пятачок немного нерешительно, потому что Иа был чем-то занят.

Иа поднял ногу и помахал Пятачку, чтобы уходил.

— Завтра, — сказал Иа, — или послезавтра.

Пятачок подошёл поближе посмотреть, в чём дело. Перед Иа на земле лежали три палочки, на которые он внимательно смотрел. Две палочки соприкасались концами, а третья палочка лежала поперёк них. Пятачок подумал, что, наверно, это какая-нибудь Западня.

— Ой, Иа, — снова начал он, — я как раз…

— Это маленький Пятачок? — сказал Иа, не отрывая взора от своих палочек.

— Да, Иа, и я…

— Ты знаешь, что это такое?

— Нет, — сказал Пятачок.

— Это «А».

— О! О! — сказал Пятачок.

— Какое «О»? Это «А»! — строго сказал Иа. — Ты что, не слышишь? Или ты думаешь, что ты образованнее Кристофера Робина?

— Да, — сказал Пятачок. — Нет, — быстренько поправился он и подошёл ещё поближе.

— Кристофер Робин сказал, что это «А», — значит это и будет «А». Во всяком случае, пока кто-нибудь на него не наступит, — добавил Иа сурово.

Пятачок поспешно отскочил назад и понюхал свои фиалки.

— А ты знаешь, что означает «А», маленький Пятачок?

— Нет, Иа, не знаю.

— Оно означает Учение, оно означает Образование, Науки и тому подобные вещи, о которых ни Пух, ни ты не имеете понятия. Вот что означает А.

— О! — снова сказал Пятачок. — Я хотел сказать «Да ну?» — поспешно пояснил он.

— Слушай меня, маленький Пятачок. В этом Лесу толчётся масса всякого народа, и все они говорят: «Ну Иа — это всего лишь Иа, он не считается». Они разгуливают тут взад и вперёд и говорят: «Ха-ха!» а что они знают про букву «А»? Ничего. Для них это просто три палочки. Но для Образованных, заметь себе это, маленький Пятачок, для Образованных — я не говорю о Пухах и Пятачках — это знаменитая и могучая буква «А». Да, это тебе не такая вещь, — добавил он, — про которую каждый знает, чем это пахнет!

Пятачок смущённо спрятал за спину фиалки и оглянулся в поисках помощи.

— А вот и Кролик, — сказал он радостно. — Здравствуй, Кролик.

Кролик с важным видом подошёл поближе, кивнул Пятачку и сказал: «Привет, Иа», тоном, ясно говорившим, что спустя не более двух минут он скажет: «Всего хорошего».

— Иа, у меня к тебе только один вопрос. Что это делает Кристофер Робин в последнее время по утрам?

— Что я сейчас вижу перед собой? — сказал Иа, не поднимая глаз.

— Три палочки, — не задумываясь, ответил Кролик.

— Вот видишь? — сказал Иа Пятачку. Потом он повернулся к Кролику. — Теперь я отвечу на твой вопрос, — торжественно сказал он.

— Спасибо, — сказал Кролик.

— Что делает Кристофер Робин по утрам? Он учится. Он получает образование. Он обалдевает — по-моему, он употребил именно это слово, но, может быть, я и заблуждаюсь, — он обалдевает знаниями. В меру своих скромных сил я также — если я правильно усвоил это слово — обал… делаю то же, что и он. Вот это, например, буква…

— Буква «А», — сказал Кролик, — но не очень удачная. Ну ладно, я должен идти и сообщить остальным.

Иа посмотрел на свои палочки, а потом на Пятачка.

— Как сказал Кролик? Что это такое? — спросил он.

— «А», — сказал Пятачок.

— Это ты ему сказал?

— Нет, Иа, я не говорил. Я думаю, он сам знает.

— Он знает? Ты хочешь сказать, что какой-то Кролик знает букву «А»?

— Да, Иа. Он очень умный, Кролик-то.

— Умный!… — сказал Иа с презрением, изо всех сил наступив копытом на свои три палочки.

— Образование!… — с горечью сказал Иа, прыгая на своих палочках (их стало уже шесть).

— Что такое наука? — спросил Иа, лягая палочки (их было уже двенадцать), так что они взлетели в воздух. — Какой-то Кролик всё это знает. Ха!…

— Я думаю… — начал Пятачок робко.

— Не надо! — сказал Иа-Иа.

— Я думаю, фиалки довольно милые, — сказал Пятачок. Он положил перед Иа свой букет и умчался.

На следующее утро записка на двери Кристофера Робина гласила:

Вот почему все обитатели Леса — за исключением, конечно, Пятнистого или Травоядного Щасвирнуса — отныне знают, чем Кристофер Робин занимается по утрам.