"Чиста пацанская сказка" - читать интересную книгу автора (Атоми Беркем Аль)

Глава Двенадцатая,

Длиннющая, потому что двойная, это чтоб чертовой дюжины не получалось. В ней происходит победа над драконом, осуществленная путем перназального медикаментозного стимулирования центральной нервной системы. Еще наш герой становится владетельным сеньором и строит разболтавшегося кума; обмывает все это дело и в оконцове подженивается. При записи эпизода пострадали животные и бабы, с людями же все обошлось.

С краю Цвайбире, посреди выжженой террасы на лесистом склоне горы лежала туша. Так вот будешь мимо проходить, не зная - сроду не догадаешься. Подумаешь - ну лежит у входа в пещеру икарус, ну и лежит - может, так надо. Ну не рыжий с тампаксом, а черно-зеленый да в чешуе - может, вместо затычек Юрский Парк рекламируют.

Ни головы, ни хвоста видно не было: измученный ломкой Сякаев забылся тревожным сном - по неровному дыханию, вздымавшему чешуйчатые бока дракона было видно, что сон неглубок.

– И это все? - разочарованный Марат толкнул фюрста в бок. - Он же вроде Великий, а не Малый? Базарит же, соображает?

– Соображает,… паттла,… рот, казьол! В Гландоне овцы, гофорят, на тфа дня хфатало, а у нас - айне корофа цу день! Разъелся!

– Дык сами и раскормили. Че теперь плачете.

– А что нам остафацца… Ой, что ви делайт?!!

Марат поднял камень и попал дракону в районе печени…Ой, бля…- над головой пронеслось ревущее пламя, с ходу выжегшее еще одну елку позади визитеров. Да не поджегшее, а именно выжегшее, минуя стадию углей, сразу в белую золу, закружившуюся в тихом лесном воздухе…Тысяча, бля буду - тысяча! А то и больше!.. - восхищенно подумал Марат, испугавшись до веселого безразличия к происходящему. - А вскочил-то, ишь! Только валялся, и - оп, сразу на четыре кости…

– Ассалам алейкум, уважаемый!

– Привел?! - тяжкий рык наполнил, казалось, всю долину. - Кого ты мне, фриц поганый, тащищь?! Ты девку привел?! Бегом за сучкой, гандон! Или через полчаса начну жечь твой клоповник!!!

Фюрст белыми от ужаса глазами посмотрел на "орксиш киллера" и чуханул вниз по тропинке. Марат оценивающе взглянул на Сякаева…Да, эк тебя трусит-то, бедолага. Аж всю вежливость забыл…

– Ассалам алейкум, товарищ нарком, второй раз, если че, говорю. Вмазаться желаем? - быстро добавил Марат, заметив, как надулась грудь Сякаева.

– Че?! У тебя… Че у тебя в сумке?! - рывками выдохнул дракон.

– Не ори, чурка. И здороваться научись. Герыч в сумке, что ж еще.

– Кидай сюда!!!

– Залупу.

– Кидай, сказал!!! - порыв гнилостного смрада едва не сбил человека с ног.

– Ебло - завали!!!! - заорал Марат изо всех сил, до предела напрягая рвущиеся связки.

Дракон опешил - с самой Орксийской войны на него никто не орал. Последним это делал оркский воевода Трошеф, когда дерзко вымогал из бедного дракона каких-то заложников. Заложников пришлось сожрать, но после этого оставалось только лететь в Гландон, поближе к крыше.

– Я ж тебя сожгу, червяк ты…

– Зажигалка не выросла. Кайф тоже сожжешь?

– Да надо будет, я и без…

– Эй, рептилия! Сюда смотри! - Марат продемонстрировал шнурок, торчащий из объемистого пакета. - Догадался? Гремучая соль. Фунта два. Короче, я сейчас к тебе подымусь, базар есть. Если че - рву, при малейшей твоей ужимке. Будешь до утра с елок дурь слизывать, чтоб раскумариться. Понял?

Вскарабкавшись на террасу, Марат достал из сумки небольшой пакет и вытрусил треть содержимого на выжженую землю. Получилась метровая белая полоса шириной в полладони.

– Давай-ка закоксуйся, для разговору.

Дракон, затаив дыхание, поднес к дороге голову, напоминающую вывернутый взрывом из корпуса судовой дизель, и шустро втянул кокс вперемешку с парой литров сажи. Замерев на полминуты, дракон издал полный счастья трубный возглас и ловко изобразил Джексона, совсем как в клипе "Триллер".

– Братела! Слышь, братела, эй! Ты говорил, герыч, да?

– Есть и герыч, не волнуйся, зависимый ты наш. У тебя че вместо баяна?

– Э, ты савсэм дурак или дракона первый раз видыш? - паясничал Сякаев. - Мы ж не по трубе, а на жабру пускаем! Вот, видишь?

Дракон повернул голову, и его броня подразошлась за ушами, открывая редко используемые жабры, здорово похожие на свежевзрезанный арбуз. У Марата тут же созрел план - сделать вид, что страшно жалеет герыча, тогда дракон даст ему закинуть. И вывалить ему за жабру весь мешок, всяко хватит. Жил собакой, так хоть в кайфе помрет.

– Нифига себе, дыхательно-пихательное…

– Слышь, братан! А я тебя сейчас все равно сожгу! - игриво приплясывая, весело сообщил дракон. - Че-то ты совсем борзо базаришь!

– Слышь, братан! А ты в шары не долбишься, не видишь, кто пришел?

– Мясо пришло! - дракону явно попало на веселую ноздрю.

– Мясом ты будешь, если на меня лапу подымешь. - нагло соврал Марат. - Я из Хазани, с Микрорайона. Слыхал про город Хазань? Отвечаю, весь правый берег тебя жарить подтянется. Мы тебе не орки - замочил, мамка старая поплакала, и спроса нет; за меня ответкой как нифель сдует. Так что лучше давай со взаимным уважением. Кстати, в качестве братского хода… - Марат вновь достал пакет и повторил.

Дракон, неизвестно чему хитро улыбнувшись, опять шустро встал на дорогу, и на этот раз, похоже, достиг оптимума - проморгавшись, спел две строки из нетленных упоительных вечеров, скрежеща гребнем в такт подразумеваемому аккомпанементу.

– Карроче… - глумливо произнес Сякаев, - дело к ночи! Слышь, э, как тебя?

– Марат.

– Хоть ты и жулик, ворюга и душегуб…

– Э, а сам-то? Чья бы уж о душегубстве тут мычала, а?

Дракон помрачнел, видимо, даже сквозь коксяную радугу сотворенное виделось довольно отчетливо.

– Грубишь, сучонок, старшим. - машинально отметил дракон, перед глазами которого замелькало оставшееся позади нехорошее. - Знаешь, вот сейчас сижу я на этой сраной горке в занюханной стране, и сам не верю. Как не со мной было, прикинь… Жили-жили, и на вот тебе - война… Не, базару нет, сами развели эту бодягу, и мы, и орки. Точнее, эльфятине поганой дали развести. И себя, и бодягу. Себя, короче, на бодягу. - в приступе кривоватого коксяного юморка невесело хохотнул дракон. - Я сейчас под кокосом это все так четко вижу… Раньше бы так. Слать их надо было далеко, пи-да-ра-сов. Слышь, попомни мои слова: выслушай эльфа, и…

– Сделай наоборот? - перебил Марат.

– Не-а. Зарежь его к свиньям собачьим. Всегда, без исключения. Что бы он не тер.- мрачно сказал дракон. - А потом пойди и сделай так, как сердце хочет. Не куда понты толкают, не куда ихнее сраное Крыло, а куда сердце. Вспомни, что я тебе сейчас говорю, и сделай. А не то как-нибудь посмотришь на себя - а ты в жопе, весь. И краев не видно…

Собеседники немного помолчали, задумавшись каждый о своем.

– А не по бабам ли, Марат, нам с тобой ломануться?! - с лихорадочной коксяной бодростью помахал полураскрытыми крыльями Сякаев, стряхнув накативший мрачняк.

– Сиди уж, бабы ему, смотри-ка. Че ты хоть с ними делаешь?

– Как че? - изумился дракон. - Жру, че ж еще.

– Н-да… - вспомнил Марат следачку, судью и еще пару сук, которых охотно посетил бы как в компании Сякаева, так и без оной. - Иногда это очень верный ход, да… Кстати, а почему целок требуешь?

– Ты че! - обиделся дракон. - Щас, стану я кем-то натянутое мясо жрать! А целок че, целок не в падлу.

– Э-э, не один ли хрен. Какая разница - жопа и задница? Не, Сякаеф, какой ты жыгит, если грязное мясо хаваешь. Это ж все равно что свинью заточить.

– Ладно тебе, будто сам свинью не жрал! - окрысился дракон. - Они зато ки-и-исленькие. Знаешь, как хорошо, когда кумарит.

– Все, забудь. По крайней мере, на год. Тут полтора кило. - Марат пнул ногой мешок с героином.

– Неа. Меньше. Я по хорошему уже на полтиннике. - грустно признался Сякаев. - А че гремучая соль? Не боишься, пинаешь так?

– Да нет там никакой гремучей соли. Я ее выдумал вообще, на ходу. Это я тебя на понт брал. - приступил Марат к этапу налаживанья доверительных отношений.

– Да знаю.

– Откуда?! - похолодев, промямлил Марат непослушными губами. Он уже примерно понял - откуда.

– Да, да. - подтвердил дракон. - Не то, что читаем, но… Понимаем. Не знал? Знай, мало кто в курсе. И я в курсе, про твои хотелки-то. И что хотел меня передозом вырубить. Мешок мне за жабру вытряхнуть хотел. Было?

– Да че там. Было. - отчаянно признался Марат; че уж там жопой крутить - спалился так спалился.

– Ладно, не ссы. Оставайся, будешь типа па-бе-ди-тель драконов. Твоей крови не хочу, твоя совсем уж лишка будет. Ломанусь я дальше, надоело мне тут. Есть еще, с кем ба-лан-сы свести, напоследок. - глядя вдаль, жестко отчеканил Сякаев. - Ты это, мешок привяжи, чтоб я не выронил, когда усну. И кокоса не забудь, типа случайно.

– А ты че, на лету спать можешь? - ляпнул Марат, полностью офонаревший от поворота событий.

– А то. Накшбанди, не хухры-мухры. Слышь, человек. Ты к этой дочке фашыстской присмотрись, понял? Пригодится, зуб даю; мы не только мысли видим да на лету спим. - думая о чем-то своем, прошипел дракон. - Ну че, привязал? Тогда все, давай. Можешь расслабиться - не увидимся.

– Давай…- пробормотал Марат, наблюдая за сорвавшимся с места в щегольскую восходящую бочку драконом; похоже, кокс еще пер. - Надеюсь, что так…

Выдыхая понемногу пережитый ужас, Марат какое-то время тупо сидел на золе террасы. Странно, но его уже ничего не радовало. Казалось бы - вот, начало положено, одну ногу дали поставить; исполняйся энтузиазма и ставь вторую, но… Как-то мелко все это выглядело. Теперь. Хотя вроде че, собственно, произошло? Да так, ниче. Как бы. Пошел валить дракона, спалился на гнилухе, дракон ответку не включил - посидели нос-в-кокос, парой слов за жысть перекинулись, и все. Однако не все: Авторитетство, даже еще толком не завоеванное, казалось теперь Марату дешевой собачьей будкой, в которую он почему-то так рвался. Ему вдруг живо представилась оживленная трасса; ревут, проносясь, какие-то события, че-то сталкивается, кто-то стреляет, по окровавленному асфальту с тихим, но перекрывающим всю движуху звоном катится рассыпанное золото, откуда-то прилетела оторванная рука, где-то смеются… Короче, вот такая Дром Баро - весело и страшно, а он щемится с дороги в какую-то вонючую канаву, и забирается там в коробку от… даже не от холодильника - от монитора.

…Блин, марочка стопудовая. Во меня трусит-то, а? Особенно это Шоссе Земных Наслаждений, епть. Не-е, тогда клин клином… Поднявшись, поискал на месте последней Сякаевской дороги - ага, деху есть. Высушил руку об штаны, тщательно сформировал дорожное полотно…С золой, ну да ниче, зола не грязь, а соль солдатская. А че, нормальная такая грунтовочка…

Замершую в томительном ожидании тишину горной долины вдребезги разнесла реклама одного буржуйского поисковика:

– Й-йя-яххх-х-х-ху-у-у-у-у!!!

Молчаливая толпа посреди Цвайбире наблюдала, как с дальней горы спускается человек. Тойфели, спокойно жившие в своей долине уже не первый век, с опасливым любопытством рассматривали своего нового сюзерена. Про дракона уже не то что забыли; нет, просто с драконом наконец случилось то, что и должно было случиться - из теплого потока комфортной и разумной жизни цвайбирчан убрали досадную и никому не нужную помеху. Кайн штресс, кайн штресс.

– Это он стелаль этот звукк? - с возмущением истинного ивжопейца, столкнувшегося с самым неприкрытым варварством, произнес в пространство лавочник Фунтлих.

– Таа. Дракон улетел, сначит остается только он. - рассудительно ответил кто-то.

– Не путет ли он хуже, чем пыл дракон… Ви претстафляете, если он путет так орать фсекта? Фюрст Шнобель, фы не мокли пы запретить ему так орат? - поинтересовался пастор Шланг.

– О, фсе не так просто, геноссен. Теперь он сам есть фюрст… Так, я оставайсь барон Шнобель фон Ихбинкранке цу Нохайне… а он, получается, Марат Бугельман фон Цвайбире.

– Как-как гофорите, фюрст? Марат? Какое нецифилизофанное имя. Степпи, Тшин-гист-кханы, фу-фай-ка…

Над толпой снова повисло тягостное молчание. Задумчивые тойфели перекидывались мрачными шутками юмора:

– Теперь у нас стесь путет банъя, фоттка и метт-фетти.

– И не гофорите, герр Мюллер… - поддержал невеселую сентенцию мельника пастор. - Хотя… чем польше фоттка, тем меньше пудет соффать сфой нос кута не натто.

– Коффорят, оркские не умеют считат теньги… - невинно глядя в вечереющее небо, мечтательно пробормотал смотрящий за цвайбирским общаком Ватерхаузе-Куперс. Словно решившись на что-то, повернулся было к группе отцов Цвайбире, начав: - Дело прошлое, фюрст, но… - и все же прервал движение и заткнулся - новый фюрст фон Цвайбире приближался к подданным.

Разглядывая на ходу толпу своих… -…вот именно, кого? Не семейники, не черти, не братва-босота, хотя че я парюсь! Мужики, вот кто. Блин, а кто же еще, мужики и есть… - Марат подошел к толпе и остановился, серьезно разглядывая гражданское население и выбирая стратегию взаимоотношений. Легкий путь с маханием аджну-бахой не годился однозначно; все эти штучки с хватанием за живое в Орднунгии не прокатят - сожгут, к едрени фене. Тому, что орднунгом не есть положено - происходить нельзя, дер точка…Ладно, обойдемся человеческим, по варианту "Чисто конкретно". Надо для затравки им че-нибудь с ихним акцентом ляпнуть… - подумал Марат и грозно-приветливо поприветствовал массы:

– Гутен морген.

– "Абенд", фюрст… - нерешительно поправил женский голос.

– Х…ябенд. - вывернулся Марат, начиная выстраивать новую внутреннюю политику фюрстства. - "Абенд" будет, когда я увижу стол, яволь? И услышу благодарственные, а равно приветственные речи моих подданных, отдающих должное фюрсту за чудесное избавление от неминуемой смерти!

– "Смерти"? - посмел типа недоверчиво вякнуть пастор, тут же взятый на карандаш.

– А как вы думали?! Сякаев собирался сегодня вечером сжечь Цвайбире! Вон, и фюрст слышал! Так, Шнобель?! - Марат жестко уставился в глаза фюрста, подписывая его на классовую солидарность.

– Я-я, так оно и быль… - не посмел в открытую бесогонить Шнобель.

– Поняли, кам-молыя?! Вас тут из-под молотков, понимаешь, с риском для жизни вытаскивают, а вы?! Все, разбежались! Шнель, мать вашу! Полчаса вам - чтоб поляна, пиво там, Цвайбире мы или насрано? Закусь, горячего, чтоб все как полагается - разберетесь, короче. Вот тогда и будет абенд! - сделав небольшую паузу, Марат обвел василисковым взором подтянувшихся подданных. - А пока объявляю морген! Ррразой-диссь!!!

Толпа, потихоньку начавшая было приобретать некоторое сходство с батальонной коробкой, шустро порскнула в стороны. Отцы деревни тотчас и думать забыли о речах, хитро переводящих стрелки за недостачи в общаке, и резво неслись к своим кукольным домикам, на ходу соображая, что столы лучше взять в пивной, а козлы от штукатурившейся кирхи прекрасно подойдут для возвышения, где будет стоять стол фюрстов; окорока возьмем у Генриха, а кислую капусту - у фрау Айсбайн; хватило бы еще шнапса, давно не подвозили… Странно, но подсчет пффеннигов никому в голову не приходил; хотя почему "странно", орднунгеры оказались в самой комфортной для своего менталитета среде - в состоянии выполнения приказа; кроме того, просматривалась перспектива побухать в конце рабочей недели…

– А вас, фюрст Шнобель, я попрошу остаться.

Инстинктивно куда-то рванувший со всеми фюрст, отдуваясь, вернулся к Марату.

– Эй, пастор! А ну, вернитесь! Па-сто-о-ор! Как его, фюрст? Э, пастор Шланг! Хальт, суч-ч-чара! Цурюк!!!

Дождавшись, когда глаза охваченного всеобщим порывом обретут осмысленное выражение, Марат с угрожающим холодом в голосе поинтересовался у попа:

– Герр Шланг, мне кажется, что вы здесь не просто так живете, да? Хлеб кушаете, воздухом дышите, а? Ходите спокойно…

Пастор в немом изумлении таращился на Марата, хватая ртом воздух.

– Я ответа не слышу. - с жутковатой улыбочкой, от которой сфинктер патера угрожающе ослаб, напомнил новый фюрст.

– Ко мне обращаются не "герр", а "патер"… - не найдя ничего лучшего, проблеял Шланг, живо напоминая при этом жесте отчаяния лабораторную мышь, залупившуюся на ухмыляющегося бегемота.

Тотчас его рвануло вперед, и, как ему показалось, немного приподняло над грунтом.

– Я с тобой не обращался еще. Или ты работаешь, как тебе положено, или я тебя удавлю на твоих же кишках. В полном соответствии с рекомендациями товарища Руссо, изобретателя идеи гуманизма. Я внятен?

– Д-да… - почему-то сразу поверил новому фюрсту пастор Шланг.

– Опять не понял. Ты корешку в пивной отвечаешь?!

– Д-да, ф-фюрст…

– Прекрасно, патер. Значит, гуманизм пока отложим. - улыбнулся фюрст, отпуская полуоторванный воротничок.

– Я… мне можно идти?

– Куда? - снова удивился новый фюрст.

– Г-готовить п-празд-дник…

– Вы что, дорогой патер? Зачем? Уж с этим-то крестьяне превосходно управятся и без пастырского попечения. У вас другое положение в обществе, дорогой Шланг. Вы такая же власть, как и я - только духовная, не правда ли? И потом, вы же еще не узнали, зачем я вас пригласил.

– Я весь внимание, мой фюрст.

Марат приобнял пастора за плечо и повлек в сторону, доверительно втолковывая:

– Патер, ваша должность предполагает помощь населению, не так ли? Отлично. Значит, вы не можете оставаться в стороне от борьбы с заблуждениями относительно как властей земных, так и их представителей. Я читал в бумагах на фюрстсткую должность, что в особо тяжелых случаях здесь принято вешать - за шею и за ребро; еще как-то колесовать, я еще не знаю, как это дел…

Пастор торопливо перебил Марата, активно не желая развития столь неприятной темы:

– О майн фюрст! Эта норма формально существует, да; но фактически ее применяли последний раз еще…

– Кто сказал, что в последний? - ответно перебил пастора Марат. - Насколько я понимаю, это уже моя компетенция, дорогой патер. Но. Мне не очень хочется быть столь щепетильным в исполнении Хода. Наша с вами задача - не наказывать, но предупреждать! Уберегать склоняющихся ко греху, вовремя информируя соответствующие инстанции, вовремя поправлять встающих на скользкую дорожку, профилактика и еще раз профилактика, дорогой патер! Вы согласны, что это ваш долг как перед Кул-Тху, так и предо мной лично?

Отчетливо расслышав в теплом тоне фюрста возможность немедленного сеанса гуманизма, патер торопливо подтвердил - да, конечно же долг, а как же. Пяток золотых, подкрепляя рефлекс, перекочевал из кармана фюрста в рукав стихаря, и повеселевший Шланг величаво зашагал в массы, исполнять пастырские обязанности. Фюрсты же, сохраняя приличествующее достоиство, направились в Администрацию - подписывать бумаги.

– Как вам наш пастор? - въедливо поинтересовался у нового фюрста старый, набивая трубочку Маратовским исфаганским; у него не особо выходило контачить с малость приборзевшим священнослужителем.

– Посмотрим, на показатели… - уклончиво ответил новый, и в свою очередь, задал вопрос, что называется - на засыпку:

– А че у нас с резиденцией?

– Ну-у, замок в опись перетаваемой недфижимости не входил, и я не знаю, каким…

– Не, погоди. Я на замок не претендую, но жить-то мне где-то надо. Ты где жил, когда сюда руководить приезжал?

Не особо утруждавшийся менеджментом барон приезжал в Цвайбире исключительно "на охоту" - так он называл секретные пьянки с цвайбирскими молодками, когда еще жива была его жена и приходилось шифроваться. Для пущего удобства неподалеку от села он выстроил "охотничий домик", который, впрочем, давненько уже не навещал - годы… Фюрст тут же закрутил задом - не мешало бы сперва вывезти оттуда пару возов имущества, прежде чем передавать новому владельцу, однако быстро спекся под напором контрагента, закаленного базарной практикой Шэнь Си и Гу Ань-дуня:…Эх, опять из семьи, а ведь не с неба упало, куплено ведь, за денежки…

Однако, вытянутым лицо достойного барона оставалось недолго: вначале его осветила вспышка потаенного озарения, тут же, впрочем, усомнившегося в ценности совершенного открытия; но так как родословная нашего храброго дворянина отнюдь не высасывалась из пальца рыночным писарем, озарения с сомнениями быстро сменило знаменитое тифтонское упрямство. С некоей толикой крестьянской хитрецы, заметим. Воспользуюсь авторским всемогуществом и приоткрою полог тайны над столь внезапными переменами в физиономии барона. Его осенило: "А почему, собственно, из семьи?!"

Загадочно улыбаясь, фюрст сообщил Марату:

– Дорогой сосед, вы не будете возражать - я собираюсь отдать теперь уже вашим людям несколько распоряжений по устройству ночлега?

…Че-то ты сука задумал…- насторожился Марат, соглашаясь и благодаря за любезность. -…"Дорогой сосед", муси-пуси… Че тебе, интересно, надо с меня, а? Завалить меня ты обосрешься; за столом рядом будем - не отравишь, че тогда?…

Остановившись на крыльце поселковой Администрации, тойфель подозвал пробегавшего с корзиной стаканов крестьянина, одновременно любезно пропихивая Марата внутрь. Догадавшись в чем дело, Марат перестал вежливо упираться типа "только после вас", и прошел в сени, превращаясь в слух. Надо сказать, что не очень-то это помогло - фюрст тараторил как пулемет, да почти шепотом, да через слово употребляя диалектизмы. Единственное, что удалось дешифровать, был приблизительный общий смысл. Сперва речь и впрямь шла о Маратовом расквартировании, но затем замелькали "фройляйн" и "шнеллер"…Ага. Фройляйном по шнеллеру, значит. Единственную девственницу авторитетства срочно подтягивают на мероприятие. Интересно, почему - единственная девственница? На грозного папу наш фюрст не тянет, значит - страшна, как крокодил, не иначе… - с облегчением понял Марат. -…Ну, че. Понял я тебя, сосед. Жалаешь меня подженить. Чтоб деревенька из семьи не ушла, да?..

Марат уже давно забыл - как это, быть женатым: оба его залета случились задолго до известных читателю событий, приведших его на Эту Сторону. Единственное, что накрепко засело в его голове, это смутные воспоминания: вроде бы, женатых чаще кормят, но за это надо постоянно "выносить ведро" и "уделять внимание", причем если с "ведром" все было более-менее ясно, то со "вниманием" трудно неимоверно - каждый раз эта фраза означает нечто новое. Однако нет благодатней почвы для подобных мыслей, нежели душа подсракулетнего парняги, малость приуставшего от суеты; тем более, что данное гражданское состояние легко обратимо…

Проверяя и подписывая бумаги, Марат то и дело вспоминал и фаршированные перцы, и целые носки, и вовремя поданый по жуткому бодуну стакан воды…Нет, все же хорошее тоже есть. Опять же, щеперить женок-дочек своих подданных чревато потерей авторитета власти. Ладно. Если не совсем крокодил - женюсь, хрен с ним; тем более, теща мне не грозит…

– Ну-с, уфашаемый сосед, расрешите перфым, тсскать…

Растроганный знаменательным моментом Шнобель, не найдя подобающего выражения, с некоторой торжественной неуклюжестью приобнял новоявленного фюрста фон Цвайбире, с полупоклоном вручая оригиналы - грамоты на авторитетскую доляху в общаке, маляву за чистоту перед братвой, выписку из кадастра и мобилизационный план.

– Ну, аллес гут. - хлопнул по коленям Марат. - А пойдемте-ка накатим-ка за энто дело, а, фюрст? Надеюсь, личный состав успел, не нарывается на тренировку…

Личный состав успел. Сжимая кружку с местным светлым, светлейший фюрст Марат фон Цвайбире оглядел замершее в ожидании господской воли население. Инстинктивно понимая, что шугать надо с глазу на глаз, а на народе лучше улыбаться, Марат предварил тронную речь отеческой улыбкой. Народ же, памятуя о недавно проявленной строгости нового фюрста, разражаться виватами не спешил. Не подготовившись к докладу, Марат, тем не менее, неподготовленным себя не ощущал, хотя, отрывая задницу от внушительного кресла на помосте, не знал даже первого слова.

– Айн. Дракона больше нет. Есть я. Цвай. Мои соболезнования тем, чьим скотом сдерживали беду до моего прибытия. Им - освобождение от общака на полгода. Драй. Как будем жить. Жить будем как раньше, и на оркский бардак не рассчитывайте. Я не орк, и уважаю орднунг не меньше вас. - при этих словах новый фюрст обвел п-образный строй столов довольно-таки пронизывающим взглядом.

– Фир. Но сегодня - никакого орднунга! - возвысил голос Марат, подгадывая под резонанс одобрительно оживающей аудитории. - Не каждый день наша родная Цвайбире становится отдельным, настоящим Авторитетством!

Поняв, что угадал если не в десятку, то никак не меньше семи, Марат выдержал довольно точную паузу, и, сменив интонирование на кабацки-забубенное, провозгласил:

– Унд фюнф! Если я увижу! что какая-нибудь каналья! пойдет домой не хватаясь за заборы - повешу! Цвайбире юбер аллес! Прозит!

Не дожидаясь реакции, Марат поднял здоровую кружку и начал жадно, даже слегка переигрывая, халкать местное светлое. Под восторженный, отметим, рев цвайбирцев, обнаруживших, что перемены, похоже, далеко не всегда к худшему.

В начале байрама фюрсту приходилось еще веселить нехитрыми шуточками подданных, сидящих поближе к начальственному помосту, но вскоре выпитое дошло. То тут, то там слышались откашливания, кое-где уже сидели, обнявшись; явно назревало исполнение местных "Ой, то не вечор" и "Не морозь меня". Вскоре цвайбирцы забыли о повестке дня, присутствующем начальстве и предались излюбленному занятию пьяных орднунгеров - хоровому исполнению местного шансона.

Предоставленные самим себе, руководители, наконец, спокойно жрали и пили, покамест Шнобель вновь не начал вербовочные мероприятия.

– Ах, торокой сосед, - с несколько неестественным оживлением вскричал фюрст Шнобель, отирая с усов пену после брудершафта, - феть я не познакомил ва.. тепя со сфоей Глистхен! Не, натто же, какой я полфан и невеша, а! Таффай за это фыпьем!

– Слышь, Ганс, кончай. - насмешливо повернулся Марат, чокаясь с фюрстом. - Че ты меня втемную разводишь, а? Дочу затеял пристроить, так и скажи.

– Ну… Ф опщем, та. - признался Шнобель. - Достала, спасу нет. У тепя как, есть планы?

– Не парься, брат фюрст. Я "за", если че, пора и остепеняться помалу. Че, к началу привезти не успели? И че "достала"? Характер склочный?

– Нет, что ты, что ты! - замахал руками Шнобель. - Характер… нормальный. Это я, наферно, просто разбаллофал. Кстати, фон Цвайбире, а потшему мы то сих пор ситим са пифом, как малтшишк с грясный пусо? Мошет, перейтем на полее мушестфенный напитки?

– Мешать… - поморщился Марат. - Хотя ладно. Пиво без водки - деньги на ветер… Э, а ну хальт! Да, ты! а ну шнапсу командиру!

Когда взмыленные мекленбуржцы, влекущие повозку с Глистенгильдой фон Ихбинкранке цу Нохайне одолели, наконец, затяжной подъем Цвайбирского перевала, фюрсты уже отправили под стол второй кувшинчик и сносно разучили владимирский централ. Сойдя с подножки, бедняжка Глистхен едва не оглохла, так как фюрсты вдвоем пытались переорать Таганкой подданных, качающихся в такт раммштайновской Mutter, и были близки к успеху.