Альтов СеменКарусель (рассказы)

Семен Альтов

Из книги "Карусель" 1989

Дорожно-транспортное происшествие

Чужой пассажир

Тюбик с ультрамарином

Именинница

Последний раз

Кто там?

Вокруг света

Хорошее воспитание

Шедевр

Феличита

Укусы

Длина цепи

Хор

Жили-были два соседа

Лебедь, рак да щука

Пресса

Ля-мин!

Очки

Стекло

КонтрабандисТ

Письмо Зайцеву

На левую сторону

Заповедник

За деньги

Геракл

Чудище

Пришла гора к Магомету...

Черта

Коробочка

Ежик

Истина

________________________________________________________________________

Дорожно-транспортное происшествие

16 сентября сего года произошло ДТП на Посадской улице. Водитель грузовика Кубыкин, заметив женщину, которая стояла на пешеходном переходе, затормозил, пропуская пешеходку. Гражданка Рыбец, которой ни разу в жизни ни одна машина и даже лошадь не уступала дорогу, продолжала стоять, ожидая, когда машина проедет.

Кубыкин, убедившись, что женщина переходить не собирается, тронулся с места. Рыбец, видя, что грузовик едет медленно, прикинула, что, как обычно, успеет проскочить, и бросилась через дорогу. Водитель резко затормозил и сделал жест рукой, мол, проходите, гражданочка!

Рыбец истолковала жест в смысле "проваливай, пока не переехал!" и метнулась на тротуар обратно, дожидаясь, по ее словам, "когда этот псих проедет". Водитель, решив, что женщина странная, на всякий случай дал предупредительный гудок.

Рыбец сообразила, что он гудит, приняв ее за глухую, и покачала головой, мол, я не такая глухая, как вам кажется.

Кубыкин расценил качание головой как "переходить отказываюсь" и, кивнув, поехал. Рыбец решила, что кивком он дал понять: "Еду медленно, проскочишь!" и рванула наперерез. Грузовик встал. Рыбец остановилась, не зная, с какой скоростью он поедет, без чего не рассчитать, с какой скоростью надо перебегать.

Кубыкин пришел к выводу -- женщина сумасшедшая. Дав задний ход, он скрылся за углом, чтобы она успокоилась и перешла. Рыбец разгадала маневр так: водитель хочет разогнаться и выскочить на полном ходу! Поэтому переходить не стала.

Когда Кубыкин через сорок минут выехал из-за угла, женщина стояла на тротуаре как вкопанная. Грузовик попятился, не зная, чего от нее ждать. Кубыкин, предчувствуя, что добром это не кончится, решил сделать крюк, проехать другой дорогой. Когда грузовик опять скрылся, Рыбец, не зная, что этот тип задумал, в панике бросилась бежать проходными дворами с криками: "Убивают, спасите!"

В 19.00 на углу Посадской и Бебеля они вылетели навстречу друг другу. Кубыкин едва успел затормозить. Рыбец едва успела перекреститься.

Поняв, что "не раздавив ее, грузовик не уедет", она показала Кубыкину кукиш, мол, не раздавишь!

Кубыкин, у которого, по его словам, уже плыли перед глазами круги, увидев в красном круге кукиш, принял его за дорожный знак "Водитель! Освободи проезжую часть!" и выехал на тротуар, освобождая шоссе идиотке.

Рыбец, сообразив, что водитель в доску пьян и будет давить ее на тротуаре, где могут пострадать посторонние люди, приняла единственно верное решение: бросилась навстречу машине, решив принять удар на себя.

Кубыкин дал задний ход. Рыбец сделала то же самое. Так они маневрировали часа три. Стало смеркаться.

И тут до Кубыкина дошло: тетку в детстве хорошо переехали, а он, очевидно, похож на водителя, который ее недодавил! Чтобы она его не боялась, Кубыкин натянул на лицо черные колготки, которые купил жене. Вглядевшись, Рыбец опознала в Кубыкине особо опасного преступника, фото которого было напечатано в газете. Рыбец решила его обезвредить и с криком "Ура!" метнула в машину бидон молока. Кубыкин вывернул в сторону и врезался в фонарный столб, который, падая, придавил некоего Сидорчука, которого действительно пять лет разыскивала милиция.

Вот так, благодаря решительным действиям граждан, был задержан особо опасный преступник.

________________________________________________________________________

Чужой пассажир

Провожающие уже вышли из вагонов, когда по перрону промчался человек с чемоданом.

Добежав до шестого вагона, он ввалился в тамбур и, протянув проводнице билет, вздохнул: "Фу ты, еле успел!"

-- Минутку! -- строго сказала девушка в пилотке. Успели, да не туда. Это не ваш поезд!

-- Как не мой? А чей? -- испугался пассажир.

-- Наш двадцать пятый, а у вас на двадцать восьмой. Он час назад ушел! До свидания! -- проводница выпихнула мужчину на перрон.

Тепловоз гукнул, и состав медленно тронулся с места.

-- Постойте! -- закричал пассажир, набирая скорость вместе с поездом. -- Я купил билет! Дайте влезть! -- Он ухватился рукой за поручень.

-- Я тебе влезу! -- рявкнула проводница. -- Руки уберите взад! Не лапайте чужой поезд! Бегите в кассу, поменяйте билет, тогда сажайтесь, если догоните! Или дуйте к бригадиру! Он в десятом вагоне едет!

Гражданин прибавил скорость и, поравнявшись с десятым вагоном, завопил в открытое окно:

-- Извините! У меня билет в шестой вагон, а она говорит: не на мой поезд!

Бригадир, поправляя перед зеркалом фуражку, не оборачиваясь, сказал:

-- У меня сейчас обход состава. Если нетрудно, загляните минут через тридцать!

Через полчаса он вернулся и, взяв через окно билет, начал его разглядывать.

-- Все в порядке! Во печатают, да? Ни черта не разберешь! Скажите Гале, я разрешил.

Пассажир сбавил скорость и, поравнявшись с шестым вагоном, закричал:

-- Галочка! Это я! Вам привет от бригадира! Он сказал: сажайте меня!

Девушка недовольно посмотрела на билет:

-- "Он сказал"! У вас тринадцатое место! Вот! А на нем уже едет женшина!

Незамужняя! Что вы с ней на одной полке делать будете? Не посажу! Так бригадиру и передайте!

Мужчина чертыхнулся и побежал разбираться.

Состав давно набрал скорость и грохотал на стыках. Пассажиры начали раскладывать на столиках ужин.

-- А ведь хорошо бежит товарищ. Я в его годы по утрам тоже, бывало, как выбегу!

-- сказал пассажир в тренировочном костюме, прожевав бутерброд с колбасой. -- Могу поспорить: дома он будет раньше нас! Пассажир в бобочке перестал нарезать огурец и заметил:

-- По асфальту-то каждый может. Посмотрим, как он по болоту пойдет, родимый!

...Мужчина с чемоданом продолжал мотаться по шоссе вдоль поезда от проводницы к бригадиру и обратно. Он был уже в трусах, майке, но при галстуке. В это время по вагонам пошли ревизоры.

-- Кто это там бежит?

-- Да вроде с нашего поезда, -- сказал кто-то.

-- С вашего? -- Ревизор высунулся в окно. -- Товарищ! Эй! А билет у вас есть?

Бегущий кивнул и полез в трусы за билетом.

-- Не надо! Верю! Надо людям верить! -- сказал ревизор, обращаясь к пассажирам.

-- Бегите, товарищ! Бегите себе, раз билет есть. А то, знаете, некоторые зайцем норовят! За государственный счет! Счастливого пути!

В купе ехали бабушка с внучкой и двое мужчин. Бабушка начала кормить девочку с ложечки, приговаривая:

-- Это за маму! Это за папу! Это за того дядю, который бежит к своей бабушке!

Мужчины при этом чокались и повторяли: "За папу! За маму! За того мужика! "

Проводница пошла разносить чай. Проходя мимо окна, за которым маячил пассажир, она спросила:

-- Чай пить будем?

Тот замотал головой.

-- Ну как хотите! Мое дело предложить! -- обиделась проводница.

Пассажиры начали укладываться спать. Четыре женщины долго метались по вагону, менялись местами с соседями, чтобы оказаться в одном купе без мужчин. После долгой торговли удалось выменять девичье купе целиком. Счастливые, женщины лениво переодевались ко сну, и тут дама в красном халате заметила в окне бегущего мужчину с чемоданом.

-- Девочки! Он все видел! -- Она возмущенно рванула занавеску, и та, естественно, упала с металлическим штырем на стол. Женщины завизжали, пряча свои прелести кто куда.

Наконец занавеску приладили, в темноте долго говорили о том, какие наглые пошли мужики и где их взять. Расслабленные воспоминаниями, задремали. И тут дама в спортивном костюме вскочила:

-- Девочки, послушайте, что он делает? Ухает, как паровоз!

-- Да это паровоз и есть! -- сказала женщина с нижней полки.

-- Не надо! Паровоз делает так: "У-у-у...", а этот: "ух-ух!". Мне сны нехорошие приснятся! -- Дама в красном халате постучала в стекло:

-- Можно потише?! Вы здесь не один.

...Человек бежал. Может, открылось второе дыхание, но бежал он с каким-то сияющим глазом. И внезапно запел: "По долинам и по взгорьям..."

Старичок в панаме, читавший газету и близоруко водивший носом по строчкам, прислушался и сказал:

-- Запел! Точно сумасшедший! Из больницы сбежал!

-- Не из какой не из больницы, -- мужчина в пижаме зевнул. -Автостоп называется! Люди бегут автостопом. Так всю страну можно обежать. Дешево, удобно и чувствуешь себя человеком, потому что ни от кого не зависишь. Бежишь по свежему воздуху, а тут духота и обязательно кто-то храпеть будет!

Обязательно!

Проводница шестого вагона сидела в купе и шумно пила чай, поглядывая в окно.

Там в свете редких фонарей мелькал человек с чемоданом. Под мышкой, откуда ни возьмись, у него появился транспарант: "Добро пожаловать в г. Калинин!"

И тут проводчица не выдержала. Чуть не вывалившись в окно, она заорала:

-- Издеваетесь?! Ни днем ни ночью нет покоя! В глазах рябите! Убирайтесь отсюдова!

Пассажир странно улыбнулся, дал гудок и рванулся вперед.

Навстречу ему на всех парах из Москвы несся и непрерывно гудел грузный мужчина с чемоданом в правой руке и с женой в левой.

________________________________________________________________________

Тюбик с ультрамарином

Первый стакан пива Бурчихин выпил грамотно, в четыре глотка. Налил из бутылки второй стакан, посмотрел, как шевелится пена, поднес ко рту. Дал лопающимся пузырикам пощекотать губу и с вожделением отдался покалывающей холодком влаге.

После вчерашнего пиво действовало как живая вода. Бурчихин блаженно зажмурился, маленькими глотками растягивая удовольствие... и тут почувствовал на себе чей-то взгляд. "Вот гадина!" -- подумал Витя, кое-как допил пиво, звучно поставил стакан на замызганный стол и оглянулся. Через два столика от него сидел тощий тип в синем свитере, длинный шарф был намотан вокруг несуществующей шеи, в руках трехцветная авторучка. Тип бросал на Бурчихина цепкие взгляды, будто сверяя его с чем-то, и водил авторучкой по бумаге.

-- Опись имущества, что ли?! -- хрипло сказал Бурчихин, сплюнул и пошел на тощего.

Тот улыбнулся, продолжая чиркать на бумаге.

Бурчихин тяжело подошел и взглянул на лист. Там была нарисована родная улица Кузьмина, а на ней... Бурчихин! Дома были зеленые, Витя -фиолетовый! Но самое страшное, -- Бурчихин был вроде и не Бурчихин!

Нарисованный Бурчихин отличался от оригинала чистым выбритым лицом, веселыми глазами, доброй улыбкой. Держался он неестественно прямо, с вызывающей гордостью! Витину фигуру облегал прекрасно сшитый костюм. На лацкане краснел значок какого-то института. На ногах красные туфли, а на шее такой же галстук.

Словом, -- пижон!

Большего оскорбления Бурчихин не помнил, хоть вспомнить было что.

-- Так! -- хрипло сказал Витя, поправив ворот мятой рубахи. -Мазюкаем? А кто тебе позволил над людьми надругиваться?! Не умеешь рисовать, -- сиди, пиво пей!

Кто вот это, ну кто, кто? Разве я?! Да еще в галстуке! Тьфу!

-- Это вы, -- улыбнулся художник. -- Конечно, вы. Только я позволил себе представить, каким бы вы могли быть! Ведь как художник я имею право на вымысел?

Бурчихин задумался, уставившись на бумагу.

-- Как художник имеешь. А из кармана что торчит?

-- Да это же платочек!

-- Скажешь тоже, платочек! -- Витя высморкался. -- А глаза зачем такие вымыслил? Причесал волосы, главное. Вот подбородок у тебя хорошо получился, узнаю. -- Бурчихин, вздохнув, положил тяжелую руку тощему на плечо. -- Слушай, друг, а может, ты прав? Я тебе ничего плохого не сделал. Зачем бы тебе это выдумывать? Верно? А меня побрить, вымыть, переодеть -буду как на картинке!

Запросто!

Бурчихин посмотрел в свои ясные фиолетовые глаза, попробовал улыбнуться нарисованной улыбкой и почувствовал боль в скуле от потревоженной царапины.

-- Будешь?

Витя протянул разломанную пополам пачку "Беломора".

Художник взял папиросу. Закурили.

-- А это что? -- спросил Бурчихин, осторожно дотронувшись до нарисованной черточки на щеке, и присел к столу.

-- Шрам, -- объяснил художник, -- сейчас там у вас царапина. Она заживет, а след останется.

-- Останется, говоришь? Жалко. Хорошая щека могла быть. А значок к чему?

Художник наклонился к бумаге.

-- Тут написано "Технологический институт".

-- Думаешь, институт кончу? -- тихо спросил Бурчихин.

Художник пожал плечами:

-- Вы же видите! Поступите и закончите.

-- А в семейном плане что ожидается? -- Витя нервно отбросил папиросу.

Художник взял авторучку и на балконе дома набросал зелененький женский силуэт.

Откинулся на стуле, посмотрел на рисунок и чиркнул рядом детскую фигурку.

-- Девочка? -- фальцетом спросил Бурчихин.

-- Мальчик.

-- А кто женщина? Судя по платью, Люся?! У кого же еще зеленое платье?

-- Галя, -- поправил художник.

-- Галя! Ха-ха! То-то я замечаю, она меня видеть не хочет! А значит, кокетничает! Ну, женщины, скажи, да? -- Витя засмеялся, не чувствуя боль от царапины. А ты хороший мужик! -- Он хлопнул художника по узкой спине. -- Пива хочешь?

Художник сглотнул слюну и прошептал:

-- Очень! Очень хочу пива!

Бурчихин подозвал официанта.

-- Пару жигулевского! Нет, четыре!..

Витя разлил пиво, и они молча начали пить. Вынырнув на середине второго стакана, художник, задыхаясь, спросил:

-- Как вас зовут?

-- Бурчихин я!

-- Понимаете, Бурчихин, я вообще-то маринист.

-- Понимаю, -- сказал Витя, -- это сейчас лечат.

-- Вот, вот, -- обрадовался художник. -- Мне море рисовать надо. У меня с легкими плохо. Мне надо на юг, к морю. Чтобы ультрамарином! Здесь этот цвет ни к чему. А я люблю ультрамарин неразбавленный, чистый. Как море! Представляете,

Бурчихин, -- море! Живое море! Волны, утесы и пена!

Они выплеснули пену из стаканов под стол и закурили.

-- Не переживай, -- сказал Бурчихин. -- Ну?! Все будет хорошо! Сидеть тебе в трусах у моря с ультрамарином! У тебя же все впереди!

-- Правда?! -- Глаза художника вспыхнули и стали как нарисованные. -Вы думаете, я там буду?!

-- О чем разговор? -- ответил Витя. -- Будешь у моря, о легких забудешь, станешь большим художником, купишь дом, яхту!

-- Скажете тоже -- яхту! -- Художник задумчиво покачал головой. -Разве что лодку, а?

-- Конечно! А еще лучше -- и мальчик, и девочка! Здесь на балконе у тебя запросто девчушка поместится! -- Бурчихин обнял художника за плечи, на что ушло полруки от локтя до ладони. -- Слушай, друг, продай полотно!

Художника передернуло.

-- Как вы можете?! Вам никогда не продам! Хотите -- подарю?!

-- Спасибо тебе, -- сказал Витя. -- Спасибо, друг! Только сними с шеи галстук: не могу на себе его видеть -- дышать тяжело!

Художник чиркнул по бумаге, и галстук превратился в тень пиджака. Бурчихин осторожно взял лист и, держа его перед собой, пошел между столиками, улыбаясь нарисованной улыбкой, шагая все тверже и уверенней. Художник допил пиво, достал чистый лист и положил на мокрый столик. Улыбнувшись, нежно погладил боковой карман, где лежал нераспечатанный тюбик с ультрамарином. Потом поднял глаза на сопливого паренька за соседним столом. На руке у него было вытатуировано: "Нет счастья в жизни". Художник нарисовал фиолетовое море. Алый кораблик. Зеленого бравого капитана на палубе...

________________________________________________________________________

Именинница

-- Еще больше внимания каждому! -- сказал директор. -- Поэтому проведем День именинника. Попрошу вас, Галочка, выписать лиц, которым в этом году исполняется сорок лет, пятьдесят, шестьдесят и так далее до конца. В пятницу всех разом и отметим. А чтоб этот день врезался в память людям, -- сорокалетним дадим по десятке, пятидесятилетним по двадцатке и так далее до конца.

Через час список был готов. Директор пробежал его глазами и вздрогнул:

-- Что такое?! Почему Ефимовой М. И. исполняется сто сорок лет?! Вы думаете, что пишете?!

Секретарша обиделась:

-- А сколько ей может быть лет, если она 1836-го года рождения?

-- Ерунда какая-то. -- Директор набрал номер. -- Петров?! Опять непорядок!

Почему Ефимовой М. И. сто сорок лет? Она что, памятником у нас работает?! В паспорте так написано?.. Сам видел?! М-да. Вот заработалась женщина.

Директор бросил трубку и закурил. "Какой-то идиотизм! Если за сорок лет даем десять рублей, за сто сорок... сто десять рублей, вынь да положь, так?!

Хитрющая баба эта Ефимова М. И.! Черт с ней! Пусть все будет красиво. Заодно остальным стимул будет. За такие деньги любой до ста сорока дотянет!"

На следующий день в вестибюле появился плакат: "Поздравляем именинников!" Ниже тремя столбиками шли фамилии, возраст и соответствующие возрасту суммы. Против фамилии Ефимовой М. И. стояло: "140 лет -- 110 рублей".

Люди толпились у плаката, сверяли свои фамилии с написанными, как с лотерейной таблицей, вздыхали и шли поздравлять счастливчиков. К Марье Ивановне Ефимовой подходили неуверенно. Долго разглядывали ее. Пожимали плечами и поздравляли.

Сначала Марья Ивановна, смеясь, говорила: "Перестаньте! Это же шутка! Мне в паспорте по ошибке написали 1836-й год рождения, а на самом деле 1936-й! Это опечатка, понимаете?!"

Сослуживцы кивали головой, пожимали ей руку и говорили: "Ну, ничего, ничего, не расстраивайся! Выглядишь прекрасно! Больше восьмидесяти тебе никто не даст, честное слово!" От таких комплиментов Марье Ивановне стало плохо.

Дома она выпила валерьянки, легла на диван, и тут начал звонить телефон.

Звонили друзья, родственники и совсем незнакомые люди, которые от души поздравляли Марью Ивановну с замечательной годовщиной.

Потом принесли еще три телеграммы, два букета и один венок. А в десять вечера звонкий детский голос в телефонной трубке произнес:

-- Здравствуйте! Мы, учащиеся 308-й школы, создали музей фельдмаршала Кутузова!

Мы хотим пригласить вас как участницу Бородинского сражения...

-- Как тебе не стыдно, мальчик! -- закричала Марья Ивановна, поперхнувшись валидолом. -- Бородинская битва была в 1812-м году! А я 1836-го года рождения!

Вы ошиблись номером! -- Она швырнула трубку.

Спала Марья Ивановна плохо и два раза вызывала "неотложку".

В пятницу к 17.00 все было готово к торжествам. Над рабочим местом Ефимовой прикрепили табличку с надписью: "Здесь работает Ефимова М. И. 1836--1976".

В полшестого актовый зал был полон. Директор вышел к трибуне и сказал:

-- Товарищи! Сегодня мы хотим поздравить наших именинников, и в первую очередь -- Ефимову М. И.!

В зале захлопали.

-- Вот с кого надо брать пример нашей молодежи! Хочется верить, что со временем наша молодежь станет самой старой в мире! Все эти годы Ефимова М. И. была исполнительным работником! Она постоянно пользовалась уважением коллектива! Мы никогда не забудем Ефимову, грамотного инженера и приятную женщину!

В зале кто-то всхлипнул.

-- Не нужно слез, товарищи! Ефимова до сих пор жива! Хочется, чтобы этот торжественный день запомнился ей надолго! Поэтому давайте вручим ей ценный подарок в размере ста десяти рублей, пожелаем дальнейших успехов, а главное, как говорится, -- здоровья! Введите именинницу!

Под грохот аплодисментов два дружинника вывели Марью Ивановну на сцену и усадили в кресло.

-- Вот она -- наша гордость! -- Голос директора зазвенел. -Посмотрите, разве дашь ей сто сорок лет?! Да никогда! Вот что делает с людьми забота о человеке!

________________________________________________________________________

Последний раз

Чем ближе к школе, тем больше нервничала Галина Васильевна. Она машинально поправляла вовсе не выбившуюся из-под платка прядь и, забывшись, разговаривала сама с собой.

"Когда это кончится?! Недели нет, чтоб в школу не вызвали! В шестом классе такой хулиган, а вырастет?! И балуешь, и бьешь, и как по телевизору учат, -- мучаешься! Все впустую! Да и бить-то осталось полгода, а потом вдруг сдачи даст? Вон какой здоровый! В Петра пошел!" -- с гордостью подумала Галина Васильевна.

Поднявшись по лестнице, она долго еще стояла перед кабинетом директора, не решаясь войти. Но тут дверь распахнулась и вышел Федор Николаевич, директор.

Увидев Сережину маму, он улыбнулся и, подхватив ее под руку, втащил в кабинет.

-- Дело вот в чем... -- начал он.

Галина Васильевна напряженно смотрела в глаза директора, не слыша слов, стараясь по тембру голоса определить величину материального ущерба, нанесенного Сережкой в этот раз.

-- Такое в нашей школе случается не каждый день, -- говорил директор. -- Да вы садитесь! Оставить этот поступок без внимания мы не хотим.

"Тогда за стекло десять рублей, -- тоскливо вспоминала Галина Васильевна, -- потом Куксовой за портфель, которым Сережка Рындина бил, -восемь пятьдесят!

Нанесение телесных повреждений скелету из кабинета зоологии -двадцать рублей!

Двадцать рублей за килограмм костей! Ну и цены! Да что я, миллионер, что ли?!

"

-- Вы послушайте, какое письмо мы получили... -- донеслось до Галины Васильевны.

"Боженька! -- задохнулась она. -- Что ж это за наказание такое? Тянешь его одна с трех лет! Вся жизнь для него! Одеть, обуть, накормить, чтобы как у людей!

Себе ведь ничего, а он..."

-- "Дирекция металлического завода, -- с выражением читал директор, -- просит объявить благодарность и награждает ценным подарком ученика вашей школы Паршина Сергея Петровича, совершившего геройский поступок. Сергей Петрович, рискуя жизнью, вынес из горящего детсада один троих детей..."

"Один -- троих", -- повторила про себя Галина Васильевна. -- И как один с тремя справился?! Вылитый бандит! Почему у других дети как дети? У Кирилловой Витька на трубе играет! У Лозановой девочка, как придет из школы, так до вечера спит!

А этот где целыми днями пропадает?! Пианино в комиссионке купила. Старенькое, но клавиши есть! Так хоть раз без ремня сел?! Гаммы наизусть не исполнит!

"Слуха нет"! А что у него есть?!"

-- Вот так, уважаемая Галина Васильевна! Какого парня мы с вами воспитали!

Троих детишек из огня вынес! Такого в нашей школе еще не было! И мы этого так не оставим! Завтра же...

"Конечно, не оставите, -- зажмурилась Галина Васильевна. -- Небось, двадцать пять рублей вынь да положь! Сейчас скажет: "Чтоб последний раз!" А дома опять за Сережкой с ремнем бегать и бить, если догоню. А он кричать будет: "Мамочка!

Последний раз! Мамочка!" Господи! А потом опять все сначала! Вчера в саже и копоти явился, будто трубы им чистили! Лучше бы умереть..."

-- Жду его завтра утром перед торжественной линейкой. Там все и объявим! -- улыбаясь, закончил директор.

-- Товариш директор! Последний раз! -- Галина Васильевна вскочила, машинально комкая в руках бланк, лежавший на столе. -- Слово даю, больше такое не повторится!

-- Ну почему? -- Директор нежно разжал ее кулачок и забрал бланк. -Если мальчик в тринадцать лет совершил такое, то в будущем на что он способен?!

Представляете, если бы все у нас были такие?

-- Не дай бог! -- прошептала Галина Васильевна.

Директор проводил ее до дверей, крепко пожал руку.

-- Вы уж дома сыночка отметьте как сможете!

На улице Галина Васильевна постояла, глубоко дыша, чтобы не расплакаться.

-- Был бы муж, он бы отметил как положено! А я баба, что с ним сделаю? У всех есть отцы, а у него нет! Вот и растет сам по себе! Ну, выпорю... Она зашла в магазин, купила две бутылки молока и одно пирожное с кремом.

-- Выпорю, потом дам молока с пирожным -- и спать! А там, глядишь, перебесится, человеком станет...

________________________________________________________________________

Кто там?

Галя еще раз проверила, закрыты ли окна, спички спрятала и, присев у зеркала, говорила, отделяя слова от губ движениями помады:

-- Светочка, мама пошла в парикмахерскую... Позвонит приятный мужской голос, скажешь: "Мама уже вышла". Это парикмахер... Позвонит противный женский голос, спросит: "А где Галина Петровна?" Это с работы. Скажешь: "Она пошла в поликлинику... выписываться!" Не перепутай. Ты девочка умненькая. Тебе шесть лет.

-- Будет семь, -- поправила Света.

-- Будет семь. Помнишь, кому можно открывать дверь?

-- Помню, -- ответила Света. -- Никому.

-- Верно! -- Галя облизнула накрашенные губы. -- А почему нельзя открывать, не забыла?

-- Бабушка говорит: "По лестнице нехорошие бандиты с топорами ходят, прикидываются водопроводчиками, тетями, дядями, а сами распиливают непослушных девочек и топят в ванне!" Правильно?

-- Правильно, -- сказала Галя, прикалывая брошку. -- Бабушка хоть и старенькая, руки дрожат, посуду всю перебила, но про бандитов верно долдонит... Недавно в одном доме три водопроводчика пришли чинить телевизор. Мальчик открыл...

-- А они его топором -- и в ванну! -- подсказала Света.

-- Если бы, -- пробормотала Галя, пытаясь застегнуть брошку. -- В ванне утопили и все вынесли.

-- И ванну?

-- Ванну с мальчиком оставили.

-- А бабушка придет, ей открывать? -- спросила Света, откручивая кукле ногу.

-- Бабушка не придет, она на даче. Приедет завтра.

-- А если сегодня?

-- Я сказала: завтра!

-- А если сегодня?

-- Если сегодня, это уже не бабушка, а бандит! По домам ходит, деток ворует.

Куда я пудру сунула?

-- А зачем детей воровать? -- Света отвернула кукле ногу и теперь приворачивала ее обратно. -- У бандитов своих нету?

-- Нету.

-- А почему нету?

-- "Почему, почему"! -- Галя тушью сделала реснички. -- Потому что, в отличие от твоего папочки, хотят что-то в дом принести! Некогда им! Еще есть дурацкие вопросы?

-- Нету вопросов! -- ответила Света, внимательно глядя, куда мать прячет от нее французские духи.

-- Вроде порядок. -- Галя цепким глазом таможенника ощупала отражение в зеркале. -- Буду часа через два. Нет, через три!

-- Так долго обстригать будут? Ты же не слон!

-- Не обстригать, а стричь. Это плохой мастер все делает тяп-ляп, а хороший мастер, -- Галин голос потеплел, -- настоящий мастер все делает хорошо, поэтому долго. Никому не открывать!

Мать чмокнула Свету и, хлопнув дверью, ушла.

Света достала из тумбочки французские духи, полфлакона опрокинула кукле на голову, приговаривая: -- Вымоем Дашке голову и будем обстригать. Не волнуйтесь, настоящий мастер все делает так долго, пока вам не станет хорошо!

Тут раздался звонок в дверь.

Света побежала в прихожую и звонко спросила: "Кто там?"

Хриплый голос ответил:

-- Открой! Это я -- твоя бабушка.

-- Здравствуй, бабушка! А зачем таким страшным голосом говоришь?

-- Да простыла, внученька! Уж и молоко с медом пила, а все хриплю! Открывай!

Вишенок вкусненьких привезла!

Света наполовину открыла трудный замок, но вдруг, наморщив лобик, остановилась:

-- Бабушка! Мама сказала: ты завтра приедешь! А сегодня еще сегодня!

-- А я сегодня и приехала! Открой! Темно на лестнице, и ноги болят!

Света набросила на дверь цепочку.

-- Бабушка, -- задумчиво сказала она через дверь, -- я открою, а ты -- бандит?

-- Какой еще бандит?! -- бабушка закашлялась.

-- Обыкновенный. Сама говорила: прикинется бабушкой, а сам распилит и в ванне утопит. Приезжай завтра, будешь бабушкой!

Старушка опустилась на ступеньку, заплакала:

-- Стыд-то какой! Во, дите воспитали! Родной бабке через двери не верит!

Бессовестная! Надо людям верить! Когда мать с отцом будут?

-- Папа после работы, -- донеслось из-за двери, -- а мама пошла выписываться к парикмахеру.

-- Куда? -- бабушка вскочила. -- Все Сереже расскажу! Вертихвостка! И ты вся в нее, вся! Вот возьму и умру тут!

-- Бабуль! Бабуль! -- пробивался из-за двери детский голосок. -- Ты не умрешь!

Мама сказала, ты сначала нас всех похоронишь!

-- Это Галка про меня такое сказала? Змеюка! Все Сереже расскажу! Про всех парикмахеров! Еще неизвестно, от какого парикмахера дочь!..

В это время по лестнице подымался мужчина в сапогах и спецовке. Разглядев в тусклом свете умирающей лампочки старушку в слезах, он остановился:

-- Кого оплакиваем, бабуля?

Признаться постороннему, что тебя не пускает в дом собственнал внучка, было так стыдно, что бабушка, проглотив слезу, соврала:

-- Давление у меня пониженное, сынок... Вторые сутки с лестницы падаю.

-- А мы в квартиру позвоним, валерьяночки хлопнешь! -- весело сказал мужчина, нашупывая на двери звонок.

-- Кто там? -- спросила Света.

-- Ребятенок, открой! Тут какая-то старуха концы отдает!

-- Дядя! Там темно, вы потрогайте, -- эта старуха, может быть, старый бандит!

-- Мерзавка! -- язвила бабушка. -- Перед людьми не позорь!

-- А-а, так там внучка твоя оказалась? -- сообразил мужчина. -- Чья бы внучка ни была, а отпереть будь любезна! Слышь меня, стерва несовершеннолетняя!

-- А при детях ругаться нельзя, -- сказала Света. -- Папа при мне никогда не ругается. Сначала уложит спать, дверь закроет и потом ругается с мамой! Понял, сын сукин?

-- Во дает! -- одобрительно хмыкнул мужчина. Перспективная девчушка подрастает!

-- А вы там кто такой? Один -- бабушка, второй дедушка, что ли?

-- Я-то? Я дядя Коля -- водопрово...

Бабушка, ладошкой зажав мужчине рот, зашипела:

-- Не водопроводчик! Только не водопроводчик! Ей про водопроводчиков такого наговорили! Вы... почтальон!

Дядя Коля, пытаясь оторвать от себя бабушку, бранился шепотом:

-- Чтоб вы сгорели! Почему водопроводчиками пугаете? У нас что, почтальон не может стать бандитом? По конституции...

-- Но я прошу вас, -- ныла бабушка, -- скажите, что почтальон, она откроет!

Дядя Коля сплюнул в сердцах:

-- Слышь ты там! Открой! Оказывается, я почтальон!

-- А голос как у водопроводчика!

-- Бабусь, внучка воспитана крепко. Граница на замке. Придется ломать дверь.

-- Ломайте! -- Бабушка махнула рукой. -- Только аккуратно, как свою.

Водопроводчик достал инструменты и, напевая романс: "Отвори потихоньку калитку..." -- начал выламывать дверь. Удары кувалды гулко бухали на всю лестницу. За это время шесть человек тихими мышками прошмыгнули по лестнице.

Но, во-первых, соседи плохо знали друг друга в лицо. Во-вторых, на площадке был полумрак. А в третьих, как-то неловко спрашивать у незнакомого человека, в свою квартиру он ломится или в чужую.

Видя, как дверь начинает шататься, Света заплакала:

-- Мама! Мамочка! Меня утопят! -- Она дрожащей рукой задвинула засов старого замка, которым давно не пользовались, но с двери так и не сняли.

По лестнице, насвистывая, взбегал Светин папа. Увидев в полутьме сопящих у его двери, Сергей с ходу заехал водопроводчику в ухо.

-- Сереженька, не бей! Это свои! -- завопила бабушка и кинулась разнимать.

Мужчины метили друг в друга, но в темноте в основном все доставалось бабушке, как обычно и достается разнимающим.

Когда старушка была положена на обе лопатки, мужчины успокоились и начали приводить ее в чувство. Наконец все очухались, помирились и, потирая ушибленные места, уставились на дверь.

-- Света, открой, деточка! -- простонал Сергей, держась за скулу..

-- Сейчас, папочка, -- ответила Света. -- А ты правда мой папа?

-- А чей же еще?

-- А бабушка говорит, я от какого-то парикмахера получилась...

-- От какого парикмахера?!

-- Сереженька! -- Бабушка в темноте выразительно посмотрела на сына. -- Ты его не знаешь! Я все расскажу, если попадем в квартиру!

В это время на площадкс остановился пухлый мужчина. Переводя дух, он сказал:

-- Бог помощь! А что с дверью делаете?

-- Видите ли... -- замялся Сергей, -- сигнализацию ставим. Мало ли...

-- Ага, -- ухмыльнулся водопроводчик, -- можно вызвать на дом, а можете сами дверь в милицию отволочь. Дешевле обойдется!

-- Понял! -- Пухлый стал быстро подниматься по лестнице.

Сергей тряханул дверь:

-- Светочка, открой немедленно, гадина! У меня ключи, отопру -выпорю!

-- Выпорешь, если отперешь! -- Света вздохнула.-- Я на старый замок закрыла, от него ключей ни у кого нету, даже у папы, если он -- это вы.

-- Ну, что делать? -- Сергей закурил. -- Деньги мне надо забрать! Деньги! До двух держат цветной телевизор, маленький, за двести рублей.

-- Как двести? Он четыреста стоит! -- удивился дядя Коля.

-- Да цельнотянутый! Прямо с завода!

-- Что такое " цельнотянутый"? -- спросила бабушка.

-- Ворованный, утянутый, значит, -- объяснил водопроводчик. -Цельнотянутый грех не взять, грех!

-- А мой папа говорил: "Воровать нехорошо!" -- произнес за дверью детский голос. -- Значит, вы там все бандиты собрались!

-- Нехорошо родному отцу дверь не открывать! -- крикнул дядя Коля. -Дура старая!

В это время наверху что-то громыхнуло, охнуло и, ругаясь, покатилось вниз. Это были супруги Бирюковы из 57-й. Они волокли дубовую дверь. Тяжелая дверь неслась быстрей Бирюковых, била их о стены, перила, мотая из стороны в сторону.

-- Что случилось? -- успел крикнуть водопроводчик.

-- Сказали: сегодня всем поставить сигнализацию! Завтра бандитов ждут!.. -- Дверь уволокла Бирюковых вниз.

-- Сумасшедшие! -- Бабушка покачала головой. -- Уже слух пустили с вашей легкой руки про сигнализацию! Сейчас все двери посрывают!

И действительно, наверху что-то грохнуло. Потом еще раз грохнуло в другом месте. Люди рвали двери с петель.

-- Света! -- Сергей постучал в дверь кулаком. -- Слушай внимательно! Мама сказала, чтобы ты никому не открывала дверь, и ты молодец, что слушаешься, дрянь! Но про то, что деньги просовывать под дверь нельзя, мать ничего не говорила! А если человек, не заходя в дом, скажет, где у вас лежат деньги, значит, он тебе кто?

-- Вор! -- ответила Света.

-- Идиотка! Он твой отец!

-- Были бы моим папой, знали бы, денег у нас нет! Папа все время маме кричит:

"Нету их, я не ворую!" Никак бандитом не может устроиться!

Сергей стукнулся головой в дверь:

-- Светочка! У меня в копилке припрятано! Клянусь тебе, в ванной. За ведром. В мыльнице. Под мылом лежат деньги! Вынь, просунь бумажки под дверь!

За дверью было тихо. Наконец послышались Светины шажки:

-- Бандиты, вы здесь?

-- Здесь мы, здесь, доченька! Просовывай!

-- Там нету мыльницы с деньгами, только папины носки. Сувать?

-- Украли!! -- охнул Сергей. -- В кои-то веки в доме появились деньги -- сперли! Бандиты пронюхали! А может, они там?! Дядя Коля, навались!

Мужчины прыгнули на дверь и вместе с ней рухнули в квартиру.

Вечером вся семья и дядя Коля ужинали, смотря новенький телевизор. Дверь уже поставили на место, с водопроводчиком расплатились, и он, возбужденный червонцем, хвалил хозяйку.

-- Что ж ты папочку обманула, доченька, -- перебила его Галя, -сказала:

"мыльницы нет"?

-- Испугалась! Бандиты узнают, -- деньги есть, и дверь выломают. А они все равно разломали!

Все дружно засмеялись.

-- Соображаешь! Молодец! -- сказал водопроводчик, укладывая на хлеб девятый кружок колбасы. -- Но запомни: обманывать старших нехорошо! Сначала надо вырасти, стать человеком!..

За стеной временами слышались стоны и треск. Это соседи волокли двери на установку сигнализации.

-- Ничего не понимаю, -- сказала Галя, -- тащат и тащат! Может, правда? Весь дом засигнализируется, а мы опять как дураки!

-- На какие, позвольте спросить, шиши?! -- вскинулся Сергей. -- Я и так весь в долгах!

-- Папочка, заплати, а то меня в ванне утопят!

-- Да где ж денег возьму, доченька?

-- Я знаю, где, -- сказала Света, -- у бабушки на антресолях полваленка деньгами набито!

-- Врунья бессовестная! -- завопила бабушка. -- Какие полваленка? Там еле подошва прикрыта! При моей-то пенсии...

-- Извини, бабушка, я во втором валенке не глядела. Выходит, это у мамочки полваленка денег... А у папы в мыльнице кусок мыла остался -долги раздать.

Наступила тишина.

Разряжая обстановку, водопроводчик дипломатично высморкался и сказал:

-- Я извиняюсь. Домой надо. Девять часов... Пора сына пороть. Ведь, кроме меня, у него никого нет. Это у вас нормальная семья. Счастливо оставаться!

________________________________________________________________________

Вокруг света

15 мая. Сегодня в 12.30 ушел от жены в открытое море... Не могу больше жить на одной и той же суше, ходить по одним и тем же улицам! Нет больше сил видеть лица, противные даже со спины, язык не поворачивается вежливо врать одно и то же. Так иногда тянет в открытое море, хоть из дома уходи! Что я и сделал сегодня, а надо было лет десять назад!

Своим беспримерным подвигом хочу доказать, что человек может выжить не только среди людей, но и без них. К тому же так хочется что-нибудь открыть, назвать своим именем.

Настоящий мужчина должен хоть что-то назвать своим именем! Чтобы потом не было разговоров, на моей лодке "Санта Лючия" все честно, никаких удобств: ни жены, ни телевизора, ни еды. Питаться буду исключительно планктоном, которого взял несколько килограммов.

Я в открытом море! Землей и не пахнет! Кругом сплошная вода! Светит солнце и никакой тени, кроме моей собственной. До чего же хорошо кругом! 16 мая. На горизонте показалось неизвестное мне судно "Академик Петров".

Мне что-то просигналили флажками, после чего хотели взять на абордаж, но я не дался. Тогда меня флажками обматерили и оставили в покое в открытом море.

Снова тишина! Ни души! Вода, солнце и я. Сижу в одних трусах, дурею. Почему я не ушел в открытое море раньше?! Тут не надо бриться, носить брюки, разговаривать, когда не хочется, улыбаться черт знает кому. Не надо выносить мусорное ведро, уступать место женщине! Ни людей, ни машин!

Ощущаю, как разглаживаются морщины на лице и складки у рта. Глубоко дышу порами. Аппетит зверский. Сейчас бы мяса с картошечкой! Поел планктона и лег спать. 17 мая. Попал в сильное течение. Кажется, в Гольфстрим. Гольфстрим был весь в масле и другой гадости. Что за манера сливать всю дрянь с земли в воду?

Расковыряли сушу, смешали атмосферу с грязью, так еще и воду мутят! Какой же это прогресс, если скоро каждый сможет на автомашине выехать на природу, а природы и в помине не будет?!

Поймал рыбешку, выжал из нее все, что мог, выпил полученный сок. Кажется, это был бензин.

Ночью не спал. Смотрел на звезды. Над морем они совсем другие. Большие и мокрые. Неужели и там живут? Интересно, какие у них женшины? Высокие или блондинки?

Что-то Валя моя сейчас делает? Небось ревет белугой. 18 мая. Переименовал судно из "Санта Лючия" в "Валентину". По горло в ледяной воде полдня выскабливал ногтем старое название и писал на борту авторучкой новое. Три раза шел ко дну, потом обратно, но все-таки переименовал!

Сделал сам себе искусственное дыхание и, чтобы не окоченеть от холода, выпил немножко планктона.

Перед сном открыл необитаемый остров. Назвал его "Валентинины острова" и нанес на карту.

Ночью опять смотрел на звезды. Пузырев из 56-й квартиры уже наверняка приперся домой, жену лупит. Потолок у нас дрожит, штукатурка на ковер сыплется...

А надо мной никакая штукатурка не сыплется! Только иногда звездочка упадет в воду, да и то почти неслышно. Интересно, лифт починили? Вторую неделю починить не могут, бездельники! 19 мая. На горизонте показалась земля. Подгреб к ней и увидел на берегу живых туземцев! На наших похожи, только смуглее. Одеты своеобразно: набедренные повязки на голое тело, а некоторые еще и в лифчиках. Очень красивое зрелище.

Попытался войти с ними в контакт с помощью английского словаря. Не вошел.

Местные жители не понимали меня ни по-французски, ни по-испански. Кое-как объяснился с дикарями по-русски. На градусник и зубной порошок выменял много разного планктона. В мою честь был дан обед с песнями, танцами и даже маленькой дракой. Туземцы уговаривали меня остаться, предлагали высокооплачиваемую работу, но я отказался, несмотря на дочь вождя в красном купальнике. Мое кругосветное путешествие еще не закончено, глупо бросать такое мероприятие на полпути!

Ушел от них в открытое море. Внезапно донеслось женское пение. Это была песня на слова Ильи Резника: "А я говорю: роса, говорю, она говорит -- мокро..."

Думал, сойду с ума: так захотелось повернуть обратно! Но вспомнил аналогичный случай с Одиссеем и сиренами. Плача, привязал себя к мачте, заткнул уши планктоном и только тогда смог плыть дальше.

И снова кругом вода! И ни души! И ни тела! 20 мая. Пока не затекли ноги, стоял на цыпочках: смотрел, нет ли где хоть какой-нибудь земли! Пусто. Одна вода! Наводнение, что ли?

Черкнул Вале записку. Запихал ее в бутылку из-под планктона и бросил в открытое море. Интересно, сколько идет отсюда бутылка до нашего города? 21 мая. Увидел родное судно "Академик Петров". Замахал белыми трусами и закричал: "SOS!" -- но "Петров" не среагировал. Попробовал взять его на абордаж, но "Петров" дал деру!

Целый день пил планктон и пел песни народов мира. Спел все, что знал, сто раз и сорвал голос.

Сколько можно плыть?! А еще говорят: земля круглая! Вранье! Пропаганда!

Три часа стучал по борту кулаком азбукой Морзе: передавал в эфир сигнал бедствия. Ни ответа ни привета! Вот так у нас думают о людях. 22 мая. Ровно в четыре часа плюнул на свой беспримерный подвиг. Натянул на мачту рубашку, штаны, майку, трусы и под всеми парусами полетел домой.

Хватит! Нашли дурака! Чувствую, что немного и свихнусь. 23 мая. Иду полным ходом. Скорость 20 узлов. Остались позади Америка,

Австралия, Копенгаген, Петрозаводск.

Показалась родная земля! Из последних сил подгреб к берегу. Сразу же ко мне бросились люди. Двое начали отталкивать лодку шестами, а третий закричал, что посторонним здесь причаливать запрещено. При этом все трое здорово ругались. Ну вот я и дома... 7 июня. Позавчера вышел из больницы. Лечили от невроза. Сижу дома, курю.

С потолка сыплется штукатурка. Это Пузырев.

Еще вчера из окна был виден кусочек моря. Сегодня его закрыл девятый этаж нового дома. Больше смотреть не на что. Кругом одна суша.

Ночью не спал. Смотрел в потолок и видел звезды. Большие и мокрые.

________________________________________________________________________

Хорошее воспитание

В жаркий полдень бегемот набрел на маленькое озерцо в лесу и с ходу плюхнулся.

Вода, естественно, вышла из берегов. Рыбы закричали:

-- Сумасшедший! Всю воду выплеснул! Мы погибнем!

Бегемот застыдился и стал вылезать из озера назад. Оставшаяся вода, естественно, едва прикрывала дно.

-- Убийца! -- завопили рыбы, хлопая жабрами. -- Фашист! Без воды нам верная смерть! Назад, свинья!

Бегемот смутился и полез обратно в озеро. Вода поднялась. Рыбы успокоились и давай шнырять между бегемотовых ног, выискивая пищу.

Бегемот так и стоит до сих пор по уши в воде. Что значит воспитанное животное!

Оно всегда в чем-нибудь по самые уши!

________________________________________________________________________

Шедевр

Никак понять не можете! Никакого хулиганства не было! Женская честь не затронута была ничем. Но я не мог поступить иначе. Я за всех нас плавки снял. И за вас тоже, товарищ милиционер. Да, можно снять с низкой целью, но я-то снял их с высокой!

Что значит, как могло прийти в голову? Все зависит от строения головы.

Тут один загорающий хвастался, как довелось в Венгрии лежать на пляже и пятками в нос загорала парочка то ли итальянцев, то ли французов, во всяком случае, магнитофончик японский. Под музыку целовались, гладились, потом встали, он плавки снял, шорты надел и пошли!.. Не понимаете, в чем криминал? При всем честном народе плавки снял. А уж потом шорты надел. А в промежутке криминал все и увидели! Но главное, как товарищ сказал, загорающая общественность на эту деталь ноль внимания! Будто человек не плавки снял, а очки!

И тут я ляпнул: "Подумаешь! Да у нас любой снимет, если припрет, не хуже вашего итальянца! А может, и лучше получится!" Ну выпорхнуло изо рта. Язык чертов с незапамятных времен борется за независимость от мозгов. Тот тип обрадовался:

"Что ты из себя итальянца строишь? На сто тысяч спорим, ни в жизнь не снимешь!

Мы еще до этого не доросли!" Понимаете, какие внутривенные струны задел? Как говорится, честь государства затронулась. Тут бы и вы сняли, товарищ милиционер!

Короче, со словами: "Это я не сниму?!" -- вскакиваю посреди пляжа. Воздуха в грудь. Руки на пояс. Вниз!.. И стоп! Не идет рука дальше тазобедренного сустава! Будто государственная граница пролегла! Этот тип слюнями побрызгал и говорит: "Ну,"итальянец", разбежался! Надо бы с тебя в лирах взять, но, как договорились, -- сотню пришли!" Отдал. Но не столько денег жалко, сколько за державу обидно. Итальянец смог, а я нет?

Пришел в гостиницу, разделся, лег и думаю: "Почему забуксовал? Да, кое в чем они нас во всем обошли, бог с ним. Наш уровень жизни -- их уровень смерти. Но тут экономика ни причем вроде бы. Так почему не снял? Неужели нечего им противопоставить? Подошел к зеркалу -- есть что противопоставить! Неудобно?

Кому? Людям? Я же не с них плавки стягивать собираюсь? Может, нельзя? Где написано "Плавки снимать воспрещается!" А все, что не запрещено, -разрешено!

Я ж не за красными буями снимать собираюсъ! Что за сила нас в плавках удерживает?

Утром вышел на пляж, морально хорошо подготовленный, исходную позицию занял, зажмурился, мысленно прокрутил комбинацию. Как штангист, руки натер канифолью, чтоб не соскальзывали, и на счет "три" жму плавки вниз. Ура! Руки аж до ступней дотянулись! Глаза открываю: руки внизу, плавки на месте! Проскочил! Попытка не засчитывается! Пять дней выходил на пляж, как на помост, -- безрезультатно! А народ уже в курсе. Относятся с пониманием. Один мужик предлагал снять с меня плавки, а то у него нету сил смотреть, как я мучаюсь. Другой пытался напоить, чтоб сам снял. Третий шептал, что есть надежные ребята, ночью в подворотне снимут все и недорого. Но я объяснил, что должен совершить акт сам на трезвую голову, элегантно, при стечении народа, но не привлекая внимания. Надо доказать, что кое в чем мы не хуже итальянцев!

И всему пляжу стыдно стало, что такую ерунду себе позволить не можем. Но никто добровольцем не вызвался. Стесняются. Говорят, каждый должен начать с себя. И на мои плавки смотрят пристально.

Вернулся в гостиницу и сказал себе: "Если не ты, то кто?" Тренировался до утра.

Семь потов согнал. Не знаю, сколько килограммов сбросил, но плавки сами сваливаются. Причем, опять-таки в номере отлично получается! Надо опробовать в боевых условиях при народе. Вызвал по телефону коридорную, мол, плохо мне, умираю. Через полчаса старушенция приползла. "В чем дело, почему ночью будите?"

-- "Сейчас, -- говорю, -- бабуля, увидишь, потерпи!" Как я тренировочные штаны снял, бабка в крик: "Помогите!" Я ей шепчу: "Цыц! Будь патриоткой!" А она заходится: "Теперь это у вас патриоткой называется!" На ее вой вторая прискакала, тоже из конницы Буденного, и обе хором завели на два голоса. Только тут до меня дошло, что они про свою девичью честь вспомнили. Хоть и старые женщины, а все одно на уме, узко мыслят! Ну почему у нас так: если на машине,

-- значит, ворюга! Не пьет, -- предатель! Брюки снял, -- ухажер!

Я их успокаиваю: "Бабоньки, угомонитесь! Плевал я на вашу честь, тут речь о чести страны". Но бабули из номера дунули как молодые.

Лег в постель и увидел я сон: будто забросила меня судьба в тыл врага с важным заданием -- снять плавки, показать, где у нас раки зимуют. Операция удалась.

Снял плавки в Париже, водрузил на Эйфелеву башню. И французы увидели, что мы такие же люди, как все!

Тут я проснулся и сказал себе: "Саня, сегодня или никогда!"

Пришел на пляж, и чувство такое, будто за мной вся страна стоит и на мои плавки смотрит.

-- Граждане! -- крикнул я -- Соотечественники! Сейчас у вас на глазах, как бы невзначай, я сниму плавки, надену шорты. Попрошу всех мужественно не обращать на это никакого внимания. Вы же видели в музеях шедевры мирового искусства без ничего! Смотрите на меня, как на обыкновенный шедевр. Приготовились!

Внимание!..

И тут народ пополз от меня в разные стороны, будто я сейчас гранату метну.

Как потом докажу, что произошло снятие? Пока свидетели не расползлись, содрал, наконец, проклятые плавки вместе с кожей! Чуть руку не вывихнул!

-- Ура! -- кричу. -- Полюбуйтесь, граждане!

А народ в песок зарылся полностью, как ящерки в "Мире животных". Я чье-то ухо откопал, кричу: "Дружок! Высунь глазок!"

А из-под песка голос: "Не мешайте людям загорать! Уйдите с солнца!"

Слава богу, один человек не побоялся взглянуть правде в глаза! Это вы, товарищ милиционер! Как я вас опознал на пляже без формы? Так по кобуре же на плавках!

В отделение? С удовольствием! Вот она, гарантия свободы личности: я без плавок, рядом вы с кобурой! Нет, шорты надевать не буду принципиально! За что же я мучился? Пусть все видят, что мы не хуже итальянцев! А может, кое в чем их и превзошли!

________________________________________________________________________

Феличита

Хватились Терехина только в пятницу, когда Валентина Павловна клянчила по тридцать копеек, в этот раз на ДОСААФ. Деньги отдали все, даже Купцов, который принципиально давал только на похороны.

Подсчитали все, что собрали, вычли из того, сколько обязаны были сдать, -- тридцати копеек не хватало! Недостача была в размере одного человека-взноса. Кого именно? Батюшки, Терехина нету!

-- Погодите, а сегодня он был на работе? А вчера?

-- Вроде бы нет...

-- Что значит "вроде бы"?! Вы же с ним рядом семь лет! А кто его видел последний раз?

Никто Терехина последний раз не видел.

Ничего себе номера! Позвонили домой.

Жена удивилась:

-- За ним в понедельник заехали ночью, сказали: "Ничего с собой не берите, срочно в командировку!" И увели в пижаме. Что-то случилось?!

-- Во женушки пошли! Мужа уводят ночью в пижаме, а она: "Что-то случилось?"

-- Выходит, пропал человек?!

Обзвонили больницы и морги. "Не поступало тело гражданина Терехина? Такое светловолосое, в пижаме?" Увы, в пижаме никаких тел не поступало.

В милиции сказали:

-- У нас и так забот по горло! Пропали перчатки жены начальника отделения.

Объявлен всесоюзный розыск. Так что ищите своими силами. И постарайтесь найти тело не в нашем районе.

В конце дня позвонила супруга Терехина и нарыдала полную трубку:

-- Пропал Коленька мой! А в среду получка! Кто же получит деньги за мужа! Как жить без него, без доверенности, не представляю!

Как могли, ее успокоили. Сказали: "Куда бы человек ни пропал, к получке вернется. Тем более премия!"

Забросив работу, все дружно вспоминали, какой это был человек, Терехин! Такой порядочный, такой скромный, такой незаметный, что толком его никто не мог вспомнить! Да, замечательный был человек!

И вдруг обнаружили письмо на имя директора:

"Мы, нижеподписавшиеся, похитили сотрудника вашего Терехина Н. И. Для возврата товарища придется скинуться на выкуп в размере тысячи долларов в любой валюте и положить деньги под сосну у беседки на 46-м километре Выборгского шоссе. Если таких денег не будет, пеняйте на себя и положите под ту же сосну триста рублей, две палки твердокопченой колбасы, три бутылки коньяка, соль и сигареты кончаются.

С уважением. Ваши похитители".

Во, ребята дают! Сперли человека, семья без кормильца, страна без труженика,

ДОСААФ без взноса, -- и после этого еще колбасу им отдавай! Совсем мафия обнаглела! Ну правда, просят за Терехина не жалкий червонец, а тысячу долларов!

Как за миллионера какого-то! Ценят людей, подонки, не то что наша бухгалтерия!

А Валентина Павловна сказала:

-- Мы с него тридцать копеек, а они за него тысячу долларов! Интересно, какой подоходный налог с такой суммы?

-- Да с такой суммы я бы любой подоходный отдал! -- крикнул Митьков.

Все сотрудники высыпали в коридор, и гвалт поднялся, будто стая ворон налетела на хлебную корку. На доске объявлений уже висела фотография Терехина в черненькой рамочке, а ниже аккуратные буковки соболезнования. Опять постарался художник Миша Хорьков. Его оперативность наводила на мысль, что он загодя приготовил некрологи на всех сотрудников.

Сразу вызвались добровольцы, готовые немедленно отправиться на поиски Терехина хоть к черту на рога, с сохранением оклада, естественно.

Человек пять предложили тут же содрать с себя кожу для пересадки Терехину, всего за два дополнительных дня к отпуску.

Предложенная кем-то резолюция: "Надо что-то решать, товарищи! " -была принята единогласно.

Первым естественным желанием было собрать мигом деньги, продукты и выкупить товарища по работе. Вторым естественным желанием было собрать деньги и колбасу с сотрудников отдела Терехина, которые сроднились с ним за годы совместной работы. Те возмутились до глубины души:

-- А разве Терехин не был одинаково близок и дорог всему коллективу?! К тому же раньше работал он в пятом отделе! Кто дал вам право лишать их возможности спасти человека?!

Кто-то крикнул:

-- Вы забыли о вдове, вернее, о супруге Терехина! Разве не она самый близкий ему человек?! Вот кто последнее отдаст, лишь бы снова увидеть дорогие черты, прижать их к груди!

Председатель кассы взаимопомощи Свербляев, встав на чью-то ногу, заорал:

-- Товарищи! Друзья! Сукины дети! Вы с ума посходили?! Речь идет о человеческой жизни! Пока вы базарите, Кольку, может, расчленять начали! Предлагаю немедленно собрать деньги в любой валюте, у кого что есть, а потом вычтем с колбасой и коньяком из зарплаты Терехина, чтоб он сгорел! В наше время надо быть порядочными людьми! Сегодня похитили его, завтра -тебя!..

Кто-то в углу истошно вопил, что в зарплате инженера не предусмотрена сумма на выкупление товарищей! Накинут -- тогда ради бога! А то из ломбарда не можешь алюминиевую вилочку выкупить, не то что целого Терехина!

Пирогов предлагал желающим тут же набить им морду "за друга Колю" и непрерывно снимал и надевал пиджак.

Необычный митинг грозил перейти в обычную драку, но тут появился директор. Он сказал:

-- Прекратите торговлю в рабочее время! Если наш друг, товарищ и брат на мировом рынке стоит сегодня триста рублей, кусок паршивой колбасы, три бутылки коньяка с солью, -- наш святой долг: платить без разговоров!

-- А завтра пол-института похитят! Всех будем выкупать? -- выкрикнули из толпы.

Директор подумал: "Да кто ж вас похитит, кретины!" -- и сказал твердо:

-- Выкупим всех, не волнуйтесь, товарищи! -- При этом посмотрел на главного бухгалтера, который кивал головой, разводя руками.

-- Даю из директорского фонда рубль! Остальное прошу вас! Кто сколько может! -- Директор первым швырнул металлический рубль в ведро у пожарного поста, и зазвенело ведро серебром, оторванным от чистого сердца.

В итоге собрали приличную сумму, почти полведра, и вручили ведро Кривошееву, который навещал больных на дому по линии заботы о людях.

На следующее утро Кривошеев отчитался по поездке. Дыша в сторону, предъявил два железнодорожных билета по тридцать копеек и сказал, что поручение выполнено на все сто! Только вместо трех бутылок коньяку взял шесть водки, как чувствовал: одна разобьется, что она, зараза, и сделала! Колбасы не было, взял сыру и вместе с деньгами и сигаретами положил все в условленном месте, кажется, на 46-м километре, вроде бы под сосну...

Пять дней новостей не было. Сотрудники как могли утешали супругу Терехина, вдалбливая ей, что, судя по детективам, похитители редко убивают жертву, поизмываются и все! А уж измываться над нами можно сколько угодно! И надо еще поглядеть, кто кого!

Наконец, на шестой день секретарша вскрыла письмо, где корявыми пьяными буквами вывели:

"Спасибо за мелочь, портвейн, сыр плавленый и англо-русский словарь. В связи с дополнительными расходами, связанными с содержанием товарища Терехина в неволе, просим положить по тому же адресу под сосну сто рублей, вина, спиннинг, топор и женский купальник сорок восьмого размера, лучше голубенький. В противном случае Терехина аннулируем".

Эта бандитская выходка вызвала бурю. Мало того, что одних похищают, а другие тут вкалывают в поте лица, так еще на содержание баб сорок восьмого размера раскошеливайся! Когда жену содержать не на что, ей верен до гроба, потому что на пять рублей с кем же ты можешь ей изменить?!

-- С этой мафией надо бороться! -- выступил пропагандист Бутырин. -Нельзя идти на поводу! А то обнаглеют: сегодня купальник, завтра дубленка! Надо взять их измором! Ни купальников, ни вина, ни хрена, ни копейки! Они у нас попляшут, тут им не Сицилия! Увидите, к зиме добровольно сдадутся!

-- Вот что они у нас получат! -- подытожила секретарша Валечка, сложив пальчики в очаровательный кукиш.

Дельное предложение внесла Ира Мамонова:

-- В субботу вылазка в лес за грибами в район Выборгского шоссе, -прочешем лес. Может, найдем бандитское гнездо, где томится товарищ наш Коля Терехин!

В субботу автобус не смог вместить всех желающих. Остальные добирались в лес на попутках. В районе сорок шестого километра народ кинулся в лес, воровато озираясь, не отвечая на редкие "ау". Можно было подумать, что никто не хочет выдавать потайные грибные места.

Как договаривались, водитель начал гудеть в восемь вечера. А кончил гудеть пол-одиннадцатого, когда окончательно стемнело. Сотрудники выходили из лесу по одному с пустыми корзинами, изодранные до крови, как будто в этом году бандитов в лесу было куда больше, чем грибов.

На следующий день все были тихи и печальны. Вздыхали, нюхали, затягиваясь, еловые шишки из лесу, кто-то произносил:

-- Что-то сейчас с Терехиным делается, хотелось бы знать...

И все подключались:

-- Наверно, гаденыш, рыбку ловит...

-- Грибков белых на зиму тонну, небось, насолил, алкоголик!..

Секретарша Валюша Синицына раскачивалась, как при зубной боли:

-- До чего страна бестолковая! Неужели в таком большом коллективе нельзя было похитить более достойного человека! Хотя бы на суточки!

...Пошла третья неделя со дня похищения. Бандиты слали отчаянные письма, угрожая при отсутствии выкупа отравить Терехина, утопить, расчленить...

-- Расчленить! -- мечтательно повторяла Синицына, читая послание. -Ну почему одним все, а другим ничего?!

В институте поговаривали, что кой-кого видели вечерами прогуливающимися по Выборгскому шоссе в районе сорок шестого километра. Но никто похишен не был.

Хотя сотрудницы смело бросались под колеса машин, а когда водители спрашивали:

"Вам куда?", игриво отвечали: "Куда скажете! Вам виднее!"

Валюша Синицына по вечерам распахивала окно на пятом этаже, спускала до земли связанную из простыней веревку, ставила пластинку "Лучшие итальянские песни", ту же "Феличиту", и в прелестной ночной рубашке ложилась на диван, держа в руках чемоданчик с вешами. И хоть бы одна сволочь воспользовалась случаем! Лишь однажды в окне показалась лохматая голова и спросила: "Слышь, подруга, водочка есть?"

И в других домах было тревожно. Жены цедили сквозь зубы:

-- Терехина почему-то похитили! Настоящие мужики нарасхват. А ты никому не нужное барахло!

На что мужья, свирепея, отвечали с достоинством:

-- Дура! Да я последнее отдам тому идиоту, который спьяну тебя умыкнет хоть на пару деньков!.. Я бы показал тут, какое я барахло!..

Короче, трудно сказать, каково приходилось Терехину, но остальным после его похищения не стало житья, это точно!

Поэтому, когда в очередном письме похитители взмолились: "Заберите Терехина назад вместе с пятью штуками сушеного леща и шестью килограммами сушеных грибов, исключительно белых", -- общее собрание постановило: "Пусть возвращается, прохиндей! Мы ему такую встречу устроим, мафии не снилось! А грибы и леща разыграем! Плюс тысячу долларов за моральный ущерб!"

Согласно договоренности, в 15.00 к беседке на сорок шестом километре подъехала директорская "Волга". Из нее вышли Уздекин, Свербляев и Валя Синицына. На расстоянии двадцати метров притормозил красный лимузин. Двое здоровенных мужчин в черных масках выволокли из машины человека, отдаленно напоминавшего Терехина.

Обросший, загоревший, ставший шире в плечах. Лишь отсутствие маски отличало его от тех двух бандитов. Увидев своих, Терехин рванулся вперед.

-- Назад! -- Уздекин поднял руку. -- Товарищи! Где остальное? Где лещ, где грибы, где доллары?

Пока один бандит висел на Терехине, второй вытащил из багажника деньги, лещей, грибы и швырнул все Уздекину. Тот пересчитал лещей, доллары, взвесил на безмене грибы.

-- Все сошлось! -- торжественно сказал он разбойникам. -Проваливайте, товарищи!

Бандиты толкнули Терехина вперед, а сами рванулись к машине. Синицына и Свербляев отчаянными прыжками помчались в погоню. Свербляев по пояс ворвался в машину, но Синицына девичьим локтем так двинула в бок, что Свербляев, согнувшись, рухнул на землю. Синицына ласточкой влетела в рванувшийся автомобиль, захлопнула дверцу, и лимузин красной каплей скатился за горизонт.

Терехин заботливо поднял Свербляева на руки и отнес в директорскую "Волгу".

Усадил на заднее сиденье и сел рядом с ним. Свербляев припал к широкой терехинской груди, жадно внюхиваясь в лесные запахи, которыми полна была куртка, и зарыдал, как ребенок:

-- Коля!.. Коля!.. Ну почему так всегда?! А?! Скажи, Коль, почему никому, даже мафии, я не нужен?!

Терехин не выдержал и заплакал:

-- Сережка! Родной ты мой!.. Если бы ты только знал, как я без вас!.. по вам... боже ты мой!

Уздекин сказал:

-- Николай, нам вас так не хватало! Представьте: все взносы сдали, а тридцати ваших копеек нет!

Машина набрала скорость. Уздекин, посасывая спинку леща, включил приемник, и, как по заявке, итальянцы запели "Феличиту".

Это бесшабашное слово у итальянцев означает "счастье". Терехин и Свербляев сидели, обнявшись, и плакали каждый о своем.

________________________________________________________________________

Укусы

Не так боюсь холеры, как одиночества. Потому что с холерой давно покончили, а с одиночеством нет. На стенку лезешь, ухо к полу прикладываешь: не идет ли кто!

Иногда полжизни дурацкой отдал бы за голос человеческий. Чтоб разговаривали со мной, смотрели в глаза мне; как дикторша на экране всем в душу заглядывает одновременно, чтоб вот так мне одному! Надежда только на телефон красненький.

Но друзья звонят, только когда им что-то от меня надо. А когда мне надо, ни один сукин сын не наберет!

Самому что ли позвонить? Ноль восемь...

"Двадцать три часа две минуты..."

Во женщина неприступная! Но все равно есть номера, по которым можно людей на дом вызвать!

Раньше горели самостоятельно. Без посторонней помощи. А теперь поджег, набрал ноль один -- и лезут в окна несгораемые ребята с топорами и в касках. Поливают живой водой из брандспойта -- и, хочешь не хочешь, живешь дальше.

Опять заскучал -- заманиваешь в квартиру вора. Пока он ищет драгоценности, ты заветные ноль два набираешь. И люди мужественной профессии взламывают дверь, всех арестовывают, сажают за стол: до утра разговариваете, пьете кофе, даете показания.

Сердечко прихватило -- не горюй! До аппарата доползи, ресничками наскреби ноль три -- и "скорая помощь" найдет тебя живого или мертвого. Кольнут в белу рученьку -- глаза откроешь, а над тобой люди склонились, -значит, снова ты не один!

С телефоном не соскучишься, это не телевизор. Газ включил, а спичку не зажег -- вот и запахло противненьким. Немедленно звони женшине по ноль четыре. "У меня газом пахнет, чувствуете?" И трубку к плите подносишь. Не успеешь газом надышаться -- приезжает аварийная как миленькая. Бесплатно делают искусственное дыхание, молоком отпаивают, переживают: умер ты или нет?! А что еще человеку надо, кроме искусственного дыхания и заботы?

Ну почему все спят, когда я не сплю! Телефонов-то в справочнике, телефонов!..

Вот! При укусе животного знаете куда звонить? Ни вы, ни животное не в курсе. А здесь написано: 240-41-40. Даже при укусе паршивого животного есть куда жаловаться! А кому звонить, если блоха не укусит, -- просто тоска гложет.

Позвонить, что ли, противостолбнячным товарищам? Приедут с гитарой, шприцами звеня. Посидим, потреплемся, а чтоб у них на работе неприятностей не было, поймаем животное, заставим укусить...

"Двадцать три часа тридцать пять минут..."

А если нет денег, вызываешь уголовный розыск на дом вместе с овчарками, даешь им понюхать рубль, собачка берет след и находит тридцать рублей!

Потом на все эти деньги закажу разговор с Парижем. Запросто. Чтоб позвонили мне, -- все оплачено. Наверно, я ничего не пойму, кроме "жэ тэм" и "Нотрдам", но дело не в этом! Не понять француженку -- кто откажется?

"Двадцать три часа сорок семь минут..."

Да, это не француженка! Хотя по голосу лет тридцать, не больше. Раз Париж не дают, значит... Париж занят. Ну, занята моя парижанка парижанином, у них это, как у нас мороженого поесть! И черт с ней! Зато таких белых ночей, как в Ленинграде, ни в одном Париже не увидишь!

Кому бы позвонить, а?..

"Двадцать три часа..." Вот зануда!

"Ноль часов три минуты..."

Конечно, можно поговорить с сыном. У каждого должен быть в первом часу ночи сын. Или дочь. Чтобы позвонить. У меня должен быть сын! Сидит у телефона в маечке, ждет, когда же я позвоню. Сколько лет ждет. Неужели у меня нет ни одного сына? Набрать по справочнику, допустим... ноль сорок два... "разговор с сыном". Но как с ним говорить, я понятия не имею! Дам-ка лучше ему телеграмму!

"Моему сыну от папы. Тчк."

"Ноль часов пятнадцать минут..."

И должны быть в телефонной книге на букву "Н" телефоны всех негодяев. Чтобы звонить им ночью и говорить в лицо все, что думаешь. Пусть потом гадают, кто это такой смелый нашелся!

Поставив негодяев на место, позвонить и срочно вызвать женщину, которая придет, уберет квартиру, постирает, сготовит и уйдет молча.

Потом вызвать другую, которая останется до утра и уйдет без слов, без слез.

Молча.

Тогда срочно вызвать третью, с которой можно говорить обо всем, излить душу и чтоб слушала молча. И наконец, почувствовать ко всему этому отвращение. Найти в телефонной книге на букву "Л" номер любимой женщины, с ней одной можно делать все то, что с теми в отдельности, -- вот почему жить с ней невозможно. Зато молчать с ней по телефону можно часами, слушая, как она прекрасно дышит! И не надо, кажется, в жизни другого, лишь бы она там дышала и касаться ее губ через телефонную трубку.

"Ноль часов тридцать пять минут..." Да слышу я, слышу! Отстань!

Дали бы всем мой телефон, честное слово, я бы говорил время лучше нее! У меня бы никто никогда не опаздывал! И погоду на завтра буду обещать только хорошую!

Не позволю себе никакой облачности, а о ветре всегда можно договориться. И при укусе животного не пугайтесь, звоните мне, я скажу: "Смажьте место укуса йодом..." Я буду утешать, веселить, делать гадости -все, что пожелаете! Лишь бы быть кому-нибудь нужным!

"Ноль часов сорок пять минут..."

Тьфу! Да кто ж так говорит?! "Ноль часами сорок пять минут!" Чувствуешь разницу, дура! А теперь давай припев на два голоса:

"Ноль часов пятьдесят мину-у-ут..."

Как медленно летит время.

Позвоните мне, пожалуйста! А то подожгу, вызову пожарных, чтобы со мной кто-то был! Или животное укушу!

...Алло! Алло! Да, я слушаю! Петя?! Нет, вы не туда попали! Кто скотина? Да я же не Петя! Тем более? Как вы меня назвали? Ух ты!.. Погоди, дорогой! Не бросай трубку! Отведи душу. Поругайся еще. И тебе того же, сукин сын!.. Фу!

Поговорили.

Отлегло. Так, сколько у нас времени, дорогая?

" Ноль часов пятьдесят пять минут..."

Разве так важно знать, сколько времени прошло? Лучше бы ты говорила каждому, сколько ему осталось. Тогда не хандрили бы. Поняли: на это просто нет времени.

"Ноль часов пятьдесят семь минут..."

________________________________________________________________________

Длина цепи

Лохматый пес неопределенной национальности шагал не спеша. От зеленого забора до синего. От синего до зеленого. Лениво брякала железная цепь, на которой сидел пес.

Неподалеку остановились две вкусно пахнущие женщины. Одна держала на поводке собачку, каких пес в жизни не видел. Откуда ему, серому, было знать, что голубая изящная овечка называется "бедлингтон"?!

Скосив на барбоса черные с поволокой глаза, бедлингтон сказал:

-- Хеллоу! Эй, псина! Как тебя там?!

-- Тузик, сэр!

-- О, Тьюзик! А меня Лорд! Ну что, всю жизнь так и сидим на цепи, май фрэнд?!

Пес, однако, за словом в карман не полез:

-- А вы все за хозяйкой на поводке бегаете, френд... май... июнь!

Бедлингтон переступил с ноги на ногу:

-- Знал бы ты, куда я бегаю! На приемы, на выставки, вот видишь, медаль золотая! За экстерьер получили!

-- Это за форму морды, что ли?

-- Да, за овал лица! Знал бы ты, где мы бываем! А что едим! Тебе и не снилось!

Я лично предпочитаю жульены с грибами. Это о'кей!

-- Врать не буду, окея не ел, -- сказал пес. -- Но хорошая кость -это полный бульен с мясом!

-- А я тут в сауне побывал! -- гордо сказал бедлингтон.

-- Это что такое?

-- Собираются приличные люди и часами потеют!

-- А кроме как в сауне, у нас уже и попотеть негде? -- удивился пес. -- Ну дела!

-- Видео тут смотрели у знакомых! Фильмы ужасов! Вот это да! Три ночи потом лаял во сне! -- Бедлингтона передернуло.

-- Видео не видал, -- признался пес. -- Но тут вчера сосед возвращался...

Полчаса ключом забор открывал! Вот это было кино!

-- А меня на той неделе везут в Москву в свадебное путешествие. Причем девочка специально приезжает из Швеции! Нас в мире всего семь осталось! Нам с кем попало нельзя! Представляешь, девочку везут из Швеции ко мне замуж!

-- Постой! -- изумился пес. -- Постой! Так ты только, если твоя приезжает из Швеции!? Ну, дела! А я любую могу! Какая тут пробежала, какую к забору прижал,

-- моя! Бывает, по две в день! Кстати, могу познакомить!

-- Да нет, нельзя мне! -- вздохнул бедлингтон. -- Породу надо беречь. Будь она проклята! Зато потомки мои идут по тысяче долларов, а за твоих коктейль-терьеров и рубля не дадут!

-- Да, мои не продаются и не покупаются! А сколько их по белу свету бегают безвозмездно!

-- Вот тут "мерси", -- обиделся бедлингтон. -- Но я зато гуляю по миру! На той неделе у нас круиз вокруг Европы! А ты сидишь тут зато на цепи! Извини, искьюз ми!

-- Нет, это вы меня искьюз, -- ответил пес. -- Вы же на поводке! Веселенький круиз! Вокруг целой Европы на поводке тащат.

-- А ты-то, ты-то?! -- завизжал бедлингтон. -- Что ты тут видишь? Круиз от зеленого забора до синего! Годами сидишь на цепи!

-- Кто вам сказал, что я сижу на цепи? Искьюз меня! Могу встать на цепи! Могу лечь на цепи! Что хочу, то и делаю! Меня никто не дергает! Сам себе хозяин!

-- Подумаешь! -- бедлингтон попробовал лечь, но повис на поводке, захрипел.

-- Се ля ви, -- сказал пес, -- что в переводе значит: свобода определяется длиной цепи.

________________________________________________________________________

Хор

Последний раз Ниночка видела у директрисы такое лицо в апреле, когда стало известно, что Васильев, Никонов и Пузин после третьего урока отправились искать золото на Аляску, и неделю их не могли найти ни здесь, ни там.

Директриса закрыла за Ниночкой дверь, задернула занавески и при свете настольной лампы шепнула учительнице пения на ухо:

-- Завтра будете выступать в австрийском посольстве!

-- Слава богу! Я уж подумала, что-то серьезное! -- обрадовалась Ниночка.

-- Нина Васильевна! Не понимаю, чему вы радуетесь?! -- Елена Александровна навела на нее двустволку близко посаженных глаз. -- Можно подумать, ваш хор по вечерам распевает в посольствах! Вы понимаете, какая это ответственность?!

-- Так, может, не выступать? -- упавшим голосом сказала Ниночка.

-- Сказали: надо выступить! И предупредили: в случае чего... понятно? Соберите хор после уроков. Я буду говорить.

Когда Елена Александровна вошла в класс, крики чуть поутихли, а когда директриса трагическим голосом произнесла: "Товарищи! " -- наступила гробовая тишина.

-- Товарищи! Завтра у вас ответственнейшее мероприятие! Вам предстоит выступить в австрийском посольстве! Надеюсь, не надо объяснять, какая это честь и чем она может для вас кончиться? Я повторяю, Сигаев, не в грузинском посольстве, а в австрийском! Это не одно и то же. Другими словами, вы как бы отправляетесь за границу. Заграница -- это местность, где проявляются лучшие качества человека!

Как в разведке! Ни на минуту не забывайте, что у вас самое счастливое детство из всех детств! Обувь почистить, уши вымыть! В туалет сходить заблаговременно, дома. Сигаеву подстричься, как нравится мне, а не твоему папе. Челка полтора пальца моих, а не его! Австрийцы говорят по-немецки, у вас -- английский! Что бы ни предлагали, отвечать "данке шен", то есть спасибо! У наших австрийских друзей ничего не брать! Они должны понять, что у вас все есть! Вы поняли? -- повторила директриса. -- У вас все есть! Сигаев, и у тебя тоже! Руки в карманах не держать, матери пусть зашьют. Будут задавать вопросы -- пойте! Будут угощать -- не ешьте! И вообще держитесь как можно раскованней! Почитайте газеты, выясните, где эта Австрия, кто глава государства, чем занимается население...

Кто сказал: "Земледелием и бандитизмом"? Сигаев, не путай со своими родителями!

Желаю отлично выступить и вернуться с победой.

Директриса пошла к дверям улыбаясь и так приветливо помахивая рукой, что всем стало жутко. Расходились молча, по одному.

Всю ночь родители гладили, подшивали, мыли, стригли. Утром хористы появились в школе чистенькие, страшненькие, как привидения на выпускном балу.

Ровно в десять утра директрисе сообщили, что концерт отменяется. Хористы обрадовались так, как могут радоваться только дети, узнав, что учитель тяжело заболел и уроков не будет. Сама Елена Александровна улыбнулась четыре раза и прямо помолодела. Но оказалось, что помолодела она преждевременно. В половине двенадцатого ночи позвонили и сообщили, что принято решение выступать завтра в десять утра. После чего сказали "спокойной ночи" и повесили трубку.

За ночь каким-то чудом удалось оповестить всех участников. Снова родители стирали, гладили, пришивали, и утром дети, отутюженные до неузнаваемости, еле стояли на ногах. Пять человек предусмотрительно заболели.

Ровно в десять к школе подкатил иностранный автобус с темными, как пляжные очки, стеклами. Елена Александровна, по такому поводу в парадном кожаном пиджаке и юбке, надетой на левую сторону, проверила у всех ногти, уши, обняла крепко Ниночку, и траурная цепочка исчезла в автобусе с темными стеклами.

Минут через сорок автобус подъехал к трехэтажному особняку. Ворота с чугунными кружевами распахнулись, и автобус мягко въехал во двор, другими словами, за границу.

Навстречу вышла загорелая женщина в голубом платье и непонятно с какой стати заговорила по-русски. Наверно, приглашала идти за собой?.. Иностранная территория угнетала неестественной чистотой, и подозрительно пахло чем-то вкусным, очевидно, международным скандалом. Хористы подымались по лестнице, обходя расстеленный ковер, прижимаясь к стенам, но не касаясь их чистыми руками. У Потемкина оборвалась пуговица, которую он нервно тискал свободной от Кирилловой рукой. Он хотел бросить пуговицу в урну, но, подумав, решил не рисковать, а просто сунуть пуговицу в карман. Карманы оказались зашитыми! Тогда Потемкин принял единственно верное решение: незаметно для себя сунул пуговицу в рот и языком пристроил ее к щеке слева.

В зальчике, где предстояло петь, около небольшой эстрады в креслах сидели пять взрослых и человек десять иностранных детей, одетых так аккуратно, будто они тоже должны были петь. Хористы парами стали взбираться на сцену, отчего возникла заминка, поскольку мальчики, как учили, пропускали девочек вперед, при этом продолжая крепко держать каждую за руку. Блеснуть хорошими манерами в таком положении оказалось непростым делом.

Наконец хор выстроился. Ниночка вышла вперед и, с трудом подбирая русские слова, увязая в прилипшем к гортани "данке шен", выговорила, что они рады присутствовать в этом зале у своих австрийских друзей. "Мы любим и знаем вашу страну, -- бормотала Ниночка. -- Особенно любим красавицу Вену, подарившую миру короля вальсов Штрауса и канцлера Крайского!"

Переводчица с трудом перевела, и, как бы поправляя прическу, наклонившись к Ниночке, шепнула: "Это не австрийское посольство, а венгерское!"

Ниночка качнулась от ужаса, лихорадочно соображая: что хуже, австрийское или венгерское? И еще: международный это скандал или пока нет?!

Зрители ждали. Надо было что-то петь.

Ниночка отчаянно всплеснула руками, и хор, стиснув зубы, запел "День рожденья только раз в году". Ребята пели, стоя плечом к плечу, мужественно вскинув головы, не мигая глядя в зал. Не знающему русский язык могло показаться, что это осужденные на казнь поют последнюю песню.

Согласно утвержденному репертуару вторым шел "Светит месяц". Солировать с третьего такта должна была Чистякова, но когда Ниночка сквозь взмах руки глянула на Иру, то поняла, что соло не будет! Чистякова стояла, закатив глаза, уронив набок голову, и не падала лишь потому, что с двух сторон ее подперли плечами Сигаев и Фокин. Ниночку обожгло: "Вот он, международный скандал!" Она продолжала машинально размахивать руками, и вдруг на двенадцатом такте песню повела Муханова, староста хора. В другой тональности, не тем голосом, но кто тут считает!

"Господи, миленькая моя!" -- подумала Ниночка, -- непроизвольно загоняя темп.

Еще три песни -- и, слава богу, концерт кончился. Раздались аплодисменты. На сцену поднялся австро-венгерский посол, вручил Ниночке вымпел и тяжелый альбом, на котором было написано "Будапешт".

-- Выходит, все-таки Швеция! -- мелькнуло у Ниночки в голове. Она с ужасом смотрела, как дети спускаются со сцены и, зчачит, вот-вот рухнет потерявшая сознание Чистякова. Но со сцены спустились все! Сигаев и Фокин, зажав неживую Чистякову плечами, бодро снесли ее вниз и зашагали дальше с таким видом, будто с детства так и ходили втроем плечом к плечу.

-- Фу! Обошлось! -- имея в виду международный скандал, вздохнула Ниночка. Но оказалось, самое страшное -- впереди. Гостей завели в зал, где был накрыт стол.

Но какой! Разноцветные бутылки с лимонадом, кока-колой, вазочки с пирожными, конфетами, жвачками! И все пахло так вкусно, что сводило челюсти! Потемкин чуть не проглотил свою пуговицу. Посол сделал широкий жест рукой. Мол, угощайтесь.

Провокатор!

Ребят тянуло к столу, но они устояли на месте. Так как смотреть на стол не было сил, все завели глаза к потолку и, сглатывая слюну, с интересом принялись разглядывать роспись потолка, где упитанные амуры целились из луков в полуголых бессовестных женщин. Посол, в это время рассказывая что-то смешное, налил Ниночке шампанского и предложил сигарету. Учительница пения не курила, но ухватилась за сигарету и начала торопливо ее посасывать, тревожно обегая глазами маленьких сограждан, при этом улыбаясь послу и непринужденно стряхивая пепел в карман его светлого пиджака.

В это время Сигаев (ох, этот Сигаев, что значит "неблагополучная семья"!) схватил бокал с лимонадом и опрокинул в рот. Это оказалось Ниночкино шампанское. Наступила жуткая пауза. Все ждали последствий. И они последовали буквально через две минуты. Алкоголь быстро впитался в кору детского головного мозга, и пьяный Сигаев устроил дебош! Он развязно взял из вазы пирожное и съел его! Потом взял второе и съел! Третье! Съел! Сунул в рот четыре конфеты разом!

Под влиянием алкоголя, очевидно, забыв, что у него все это есть, Сигаев выпил два фужера шипяшей кока-колы и, потянув посла за рукав, спросил: "А где игрушки? Витька говорил, у вас игрушки здоровские!"

Посол улыбнулся и распахнул дверь в соседнюю комнату. Да, игрушки были, действительно, здоровские! Полкомнаты занимала настоящая железная дорога.

Поезда, вагончики, светофоры! Кто-то что-то включил, и красный паровозик, присвистнув, припустил по узким рельсам. При виде этого чуда Сигаев едва не протрезвел.

А в это время иностранные девочки показывали нарядных, словно живых кукол.

Женская половина хора замерла в восхищении, и только староста Муханова, не растерявшись, очень к месту сказала: "А по запасам железной руды мы превосходим всю Европу, вместе взятую, между прочим!" И тут Кравцова не выдержала: пойдя на поводу у материнского инстинкта, она взяла куколку и сжала ее так, что та пискнула что-то похожее на "мама"! Судя по вытарашенным глазам австро-венгров, до этого дня кукла молчала.

Сигаев выхватил из груды игрушек почти настоящий пистолет и с аппетитом прицелился в Муханову. Черноглазый мальчик знаками объяснил, что пистолет можно забрать насовсем. Муханова, презрительно усмехнувшись, сказала: "Вот уж незачем. У нас в стране у всех есть пистолеты!"

-- А железная дорога у вас есть? -- спросил черноглазый через переводчицу.

-- Железная дорога? -- Муханова на секунду задумалась, и, словно отвечая по английскому текст "Моя семья", протарахтела:

-- У меня есть железная дорога. У меня есть брат и сестра. Мы живем в пятикомнатной квартире с лужайкой. Имеем гараж и машину. По воскресеньям имеем традиционный пудинг со взбитыми сливками. И на машине отправляемся за город, где имеем уик-энд!

-- А у тебя тоже есть железная дорога? -- спросил назойливый черноглазый у Носова.

Носов чуть не проболтался, что у него есть настоящая железная дорога под окном, и все время кажется, что паровоз влетит в дверь. Но взяв себя в руки, четко повторил все, что говорила Муханова. Только вместо "взбитые" сливки, он сказал "избитые", а упомянув про традиционный пудинг, поморщился, вспомнив, как отец в воскресенье, приняв "традиционный пудинг", гонялся за матерью с утюгом...

Оказалось, что еще у четверых опрошенных есть железные дороги, пятикомнатная квартира, воскресный пудинг, машина, брат, сестра и уик-энд.

Этот черноглазый, "зануда такая", еще спросил: "У вас на всех один отец?"

-- Отцы у нас разные! Но, несмотря на это, жизнь одинаковая! -- гордо ответила Муханова.

-- Нам, наверно, пора, -- заторопилась Ниночка, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, чуя близкое окончание дружеского визита.

-- А я останусь! -- сказал Сигаев, радостно целясь в товарищей из пистолета.

-- Как "останусь"?! -- воскликнула Ниночка, представив лицо директрисы, когда та узнает, что Сигаев остался за границей.

-- А что такого? -- сказал Сигаев. -- Поиграю и приду!

-- Смотри, доиграешься! -- сказала Муханова. -- Мы бы все с удовольствием остались, товарищи, но надо подстригать лужайки у дома, пока не поздно!

Сереженька, дай пистолетик!

Муханова схватила кисть сигаевской руки и стала ее выкручивать. Сигаев рванул пистолет на себя и грянул выстрел.

Резиновая пулька с присоской ударила в люстру, срезала белоснежный плафон, и тот лихо напялился на голову посла, который уже падишахом опустился на пол.

"Нарочно люстру над Сигаевым повесили, специально!" -- бормотала Ниночка, разорвав блузку и пытаясь силой перевязать посла, а тот отбивался со словами:

"Не стоит беспокоиться! Вот зараза!"

Кое-как посла из плафона вынули, голову перебинтовали, пол подмели, потом долго жали друг другу руки и наконец выбрались из помещения вон. Ребята быстренько влезли в автобус и оттуда с ужасом смотрели на посла с перевязанной головой. Он помахивал рукой и, морщась, приглашал приезжать еще.

И вот автобус выехал с территории посольства на родину. Ехали молча, только всхлипывала пришедшая в себя Чистякова да чем-то вызывающе хрустел Сигаев. И вдруг, словно по взмаху руки невидимого дирижера, весь хор разом рванул песню "Ой, мороз, мороз..." Дети пели таким чистым, таким наполненным, слаженным звуком, которого Ниночка от них добиться никогда не могла! Особенной красотой и лихостью выделялся голос Потемкина. Как потом выяснилось в больнице, он на радостях проглотил-таки пуговицу.

________________________________________________________________________

Жили-были два соседа

Толстой признавался: "До пяти лет я узнал больше, чем за всю жизнь". К сожалению, писатель был прав. Более того, к пяти годам становишься тем, кем остаешься до конца дней.

Моему сыну четыре года шесть месяцев. В этом маленьком таракане я вижу отчетливо взрослого таракана, похожего на меня, выполненного в масштабе один к пяти. Как уместились в крошечных генах мои серые глаза, разлет ушей, прямой нос, будущие размеры которого не вызывают сомнений?! Даже мизинец левой ноги согнулся, как у меня! Жена подолгу разглядывает сына, хочет найти что-то свое, но ее гены рядом с моими всего лишь свидетели. Более того, в гене помимо внешности чудом уместился и мой характер, уместился целиком со всеми крупными недостатками. Дети играют, возятся, -- он стоит и внимательно смотрит. Заберут игрушку, -- молчит. Побежали наперегонки, -- он пошел. Ест все подряд, не пережевывая. Просыпается с трудом, одевается медленно и кое-как. Любит листать книжки с картинками, читать не хочет, хотя знает все буквы, кроме "ы". Слух у него абсолютный. Как и у меня. Абсолютный ноль. Когда я запеваю, он подтягивает, -- жена плачет. А нам нравится петь так. Мы чувствуем, как врем мелодию, но внутри нас она звучит правильно, и мы слушаем то, что внутри нас.

Жена заявляет: "Это твой сын, моего там нет ничего. Если не хочешь, чтобы вырос еще один бездарь, -- займись им. Из тебя ничего путного не выйдет. То, что не смог сделать с собой, -- сделай с ним. Из него можно лепить все что угодно. Но после пяти лет будет поздно!"

Я смотрю на него и думаю: "Что же из тебя вылепить, пластилин сероглазый?

Мыслителя роденовского? Будешь ли ты тогда счастлив?" Если честно, мне лень лепить. Я вообще лентяй. Работать не люблю. Ухаживать за женщинами не люблю. Я все могу, но лень. Я люблю взять свежую газету, налить стакан крепкого чая, положить три ложки сахара, сделать бутерброд с сыром, причем масло -- толсто.

Сигареты и спички -- рядом, чтобы, кончив жевать, сразу закурить. При этом читать газету. Спорт и юмор. Спорт -- единственное, что меня волнует, а юмор кажется глупым, и по сравнению с ним я кажусь себе умным. От жевания с чтением получаю удовольствие, хотя оно однообразно, только сыр бывает то свежий, то несвежий. Вот и сын вырастает и будет получать удовольствие от сигареты с газетой и сыром. Но, с другой стороны, он мой сын! И, черт знает почему, хочется, чтоб он был лучше других детей! Это бьет по моему самолюбию! Когда бьют меня, -- самолюбия нет, бьют его, -появляется самолюбие!

Когда в магазине радостно говорят: "А ваша очередь прошла!" -- я молча иду занимать снова. Я знаю, надо, багровея, заорать на их родном языке: "Не твое дело! Второй раз занимать дураков нет!" -- и, толкнув плечом, влезть, взять без очереди. И они промолчат. Я знаю: они промолчат! У очереди свои законы. Чем ты воспитанней, тем дольше стоишь, тем меньше получишь, и наоборот, чем ты наглей, тем больше шансов. Когда-то в юности окрики посторонних людей бесили меня. Но я старался подняться над унижением, уговаривал себя: они не стоят того, чтобы связываться. Все равно не докажешь, что я лучше, а они хуже! Унизить меня становилось с годами все сложней и сложней. А чтобы успокоить себя, требовалось все меньше времени. Потом я вообще перестал реагировать на оскорбления.

Научился делатъ вид, будто оскорбляют-то не меня! И кажется, сегодня унизить меня невозможно. Я стал выше любых унижений. Или ниже. Важно, что мы оказались в разных плоскостях и не соприкасались. Но чем меньше задевало плохое, тем реже трогало и хорошее. Внутри, очевидно, отмирали какие-то клетки, разрушались органы чувств.

Но когда отбирают игрушку у сына, и он, растерянно улыбаясь, смотрит, как ватага мальчишек с криками раздирает его машинку на части, я с ужасом понимаю, какая в его маленьком мозгу происходит лошадиная работа! Он говорит себе: "Они поиграют и отдадут. А если не отдадут, -- машина старая, я с ней наигрался..."

Но мозг еще недостаточно гибок. Сын не верит в то, что думает, -- и на глазах выступают слезы обиды. И тут я взрываюсь! Мне вдруг становится больно, и кажется, меня ни разу так не унижали. Я бросаюсь на мальчишек, вырываю машину, раздаю подзатыльники. Потом хватаю за руку сына, зная, что делаю больно, но нет сил разжать пальцы. Он орет, а я сквозь зубы шепчу: "Болван! Почему молчишь, когда забирают игрушку?! Почему не треснул по шее?!" Я понимаю: эти слова мог бы не раз сказать самому себе, но окаменел, а сын стал наглядным пособием. Я чувствую в нем себя, а в себе -- его.

И я решил обучить его боксу, объяснив, что бить первым нехорошо, но вторым обязательно. В юности я занимался боксом, меня били, и я помню, как это делается. Я становлюсь на колени, чтобы он был не намного ниже меня, показываю боксерскую стойку и учу бить себя. Как и я, он не любит бить людей, предлагает пойти почитать. Я злюсь, узнавая в нем себя, и кричу: "Бей!" Он хнычет и бьет, сначала робко, неумело, потом все сильней и точней!

"Бей!" -- кричу я, чувствуя ненависть к себе за то, что я вырос бездарным.

"Бей! Сила удара в его скорости!" -- повторяю я чьи-то слова. И он проводит прямой правый в голову, да так, что из моих глаз сыплются искры.

"Бей! Бей за то, что не нашел в себе силы стать тем, кем мог бы! Бей этого никчемного человека!" Крюк снизу -- и я на полу. Нокаут! Сын возбужденно топает ногами: "Папа вставай! Давай еще!" Я приподнимаюсь -он бьет. Сильно и точно.

Глаза горят, он почувствовал вкус крови -- он прекрасен, наконец-то это не мой сын!

"Бей!!" И он бьет. Пару раз со злости я даю сдачи, но он вошел во вкус и боли не чувствует.

Теперь сын, приходя из садика, кричит воинственно, как индеец: "Бокс!"

Чтобы он не вырос лежебокой и, как я, не проспал жизнь, каждое утро я начал подымать его в семь утра, делать с ним гимнастику, поражаясь эластичности детских косточек.

Чтобы он не простужался так часто, как я, после гимнастики принимаем душ.

Горячий -- и резко холодный! Задыхаясь от холода и восторга, сын хохочет, топочет ногами, пока я растираю его повизгивающее тельце, согреваясь сам.

Странно, после этой процедуры я чувствую себя целый день бодрым.

Когда он при мне профессионально ударил девочку и назвал ее "дурой", мы провели беседу. "Бить девочек нехорошо. Они вырастут, станут мамами, у них будут такие же мальчики, как ты. Девочек надо уважать, защищать". Он насупился и сказал:

"Ты сам кричал на маму, назвал ее дурой, тебе можно?" Пришлось перестать называть жену дурой, разговаривать с ней вежливо, мыть посуду и пол, чтобы у сына выработать джентльменские навыки. Не знаю почему, но жена после этого начала относиться ко мне иначе, и временами кажется, что она снова та нежная девушка, в которую я влюбился семь лет назад.

Другие дети шпарят наизусть всего "Мойдодыра"! Этот не может по памяти связать двух слов!.. Как, впрочем, и я. Когда меня знакомят с кем-то, я мгновенно напрочь забываю имя и потом мучительно жду, когда к нему обратятся и назовут, чтобы вспомнить и тут же забыть.

Пришлось учить с ним стихи. Читаю ему: "Жили-были два соседа, два соседа-людоеда. Людоеда людоед приглашает на обед..." Повтори! Ну?!" Он пытается разжать пальцы, слепленные пластилином, и говорит: "Жили-были два человека. Одного звали людоед, второго сосед..." Он все рассказывает своими словами, хоть ты его убей! Зато я теперь запросто отбарабаниваю всего "Мойдодыра", "Муху-цокотуху", а "Федорино горе" я, несколько выпив, исполнил перед гостями, чем вызвал восторг! Теперь меня могут знакомить с кем угодно!

Недавно я запомнил с первого раза такое словосочетание, как Феофил Апполинарьевич Кукутузов!

Чтобы он клал вещи на место, пришлось показать, как это делается личным примером. Теперь у нас дома образцовый порядок, и я сам знаю, где мои носки, а где записная книжка...

Прошел год, и я с уверенностью могу сказать, что занимался сыном не зря! За год я стал другим человеком. Появился цвет лица. В конце концов появилось лицо. В том, как я стал одеваться, двигаться, разговаривать, появилась уверенность в себе. Почувствовал я это потому, что на меня начали смотреть женщины, а они это чувствуют, как никто.

Недавно в троллейбусе дал хулигану по морде, чего не делал лет десять. Иначе поступить я не мог, со мной был сын. Кстати, удар получился великолепный!

К вечеру я чувствую усталость от того, что сделал за день, а не от того, что ничего не сделал. Отношения с женой временами приобретают чуть ли не первозданную прелесть. Оказывается, жить интересно! Наконец стало некогда. Я не успеваю сделать то, что хочу. А хочу много. Поэтому, скажу честно, заниматься сыном теперь некогда. Да к тому же, когда человеку пять лет, его не переделаешь! Он по-прежнему сторонится детей, не хочет читать, хотя знает все буквы, включая "ы". Но меня это не волнует. Я занят собой. Надо столько успеть, а времени осталось гораздо меньше, чем у моего сына.

Но я за него спокоен. Когда-нибудь и у него будет сын. Я уверен, что с моими генами в сына вошло самолюбие. Он наверняка захочет сделать из своего сына человека. И тогда станет человеком сам. А пока пусть живет.

________________________________________________________________________

Лебедь, рак да щука

...Воз по-прежнему оставался на том же месте. Хотя рак добросовестно пятился назад, щука изо всех сил тянула в воду, а лебедь в поте лица рвался в облака.

Всем троим приходилось нелегко, зато они были при деле.

Но вот однажды ночью местные хулиганы перерезали постромки и скрылись.

Едва рассвело, рак привычно попятился назад, щука, изогнувшись, рванула в воду, а лебедь замахал белыми крыльями.

И рак, ничего не понимая, полетел в воду. Щука, не успев толком обалдеть, по самый хвост увязла в речном иле. Лебедь испуганно взмыл в облака. Воз, предоставленный сам себе, укатил.

Теперь все трое часто встречаются в одном водоеме. Лебедь опустился и здорово сдал. Щука на нервной почве жрет всех подряд. А в глазах рака временами появляется прямо-таки человеческая тоска по большому настоящему делу.

________________________________________________________________________

Пресса

-- "Нью-Йорк таймс" есть?

-- Я же вам говорил: не бывает!

-- Жаль. Но вдруг будет, оставьте, пожалуйста! А "Юманите Ламанш?"

-- Диманш.

-- Есть?

-- Хоть три.

-- Две. И "Пазе сера" одну.

-- Пожалуйста.

-- "Трибуну люду" и "Москоу ньюс".

-- "Трибуна люду" старая.

-- Неважно. Получите с меня.

-- Простите, а вы что, читаете на нескольких языках?

-- Да, знаете, люблю полистать газеты.

-- Вы читаете на всех языках?

-- Я листаю на всех языках. Уже без этого не могу!

-- Но вы же ничего не понимаете!

-- А зачем? Мне своих забот мало? Но когда листаешь, чувствуешь: везде черт-те что, -- значит, у тебя как у людей! Будто перцовый пластырь -- оттягивает.

Дайте еще вон ту, название синее. Чья? Неважно. Спасибо. Культурный человек должен быть в курсе чужих неприятностей!

________________________________________________________________________

Ля-мин!

Старый приемник неизвестной марки работал прекрасно. На черт знает каких волнах он ловил бог знает что.

Приемник занимал треть старого дубового стола и сразу бросался в глаза среди скромной обстановки бухгалтера Лямина.

Константин Юрьевич был вечно пятидесятилетним мужчиной с незапоминающимся лицом, единственной достопримечательностью которого была бородавка налево от носа, если смотреть на Лямина в фас. Но смотреть на него в фас никому не хотелось, поэтому ни Константина Юрьевича, ни его бородавку никто не запоминал.

Однако именно этот дефект лица угнетал Лямина, мешал его продвижению по службе, сводил на нет его успех среди женщин. Да и что, скажите, можно ждать от жизни, если сначала в зеркале отражалась бородавка, а потом лицо?

Но в последнее время Константин Юрьевич смирился со своим лицом, с продвижением, которого не было, и с тем успехом, который он не имел у женщин.

Другими словами, Лямин плюнул на себя, а значит, начал стареть окончательно. И осталась одна радость в жизни: посидеть вечером у приемника с кружечкой молока, покрутить ручки, послушать разнообразную музыку, тревожные точки, тире и волнующую непонятную речь. В тот вечер Константин Юрьевич поймал свою любимую станцию в диапазоне между двумя царапинами на шкале. Здесь непрерывно передавали чужие, но приятные мелодии. Лямин отхлебывал кипяченое молоко, отщипывал батон за тридцать копеек и ловко отбивал ногой в стоптанном шлепанце незамысловатый ритм.

Что-то в приемнике затрещало. Константин Юрьевич поморщился, покрутил ручку чуть влево, потом чуть вправо и вдруг услышал женский голос: "Лямин! Лямин! Я

-- ласточка! Как слышите? Перехожу на прием".

Лямин вытаращил глаза на светящуюся шкалу. Минуту было тихо, потом та же женщина спросила: "Лямин? Лямин? Я -- ласточка! Как слышите? Перехожу на прием". Причем "перехожу на прием" было сказано так, что Константин Юрьевич покраснел. Женщина еще трижды выкликала Лямина нежным голоском, а на четвертый раз Лямин вскочил, забегал по комнате, натыкаясь на немногочисленную мебель.

Споткнувшись о стул, упал, а в спину, проникая до сердца, ударил голосок:

"Лямин! Лямин..."

-- Да здесь я! Здесь! Господи! Я и есть Лямин! Константин Юрьевич! 1925-го года рождения! Холост! Образование высшее, окончательное! Лямин! Ласточка моя, слышу отлично! Прием!! -- рычал Константин Юрьевич, дубася кулаками по полу.

Ровно четверть девятого женщина исчезла.

-- Прием! Ну, прием же!! -- завопил Лямин, бешено вращая ручки приемника, причем уши у него встали торчком, как у собаки.

"...Вода, вода! Кругом вода!" -- восторженно пропел Эдуард Хиль, зарычал какой-то англичанин, -- женщины, искавшей Лямина, не было. "Куда ж ты запропастилась?" -- нервничал Константин Юрьевич, мучаясь странным ощущением, похожим на ревность.

Ночью он не спал и на следующий день впервые в жизни допустил ошибку в размере нуля рублей семи копеек.

Вечером он прибрал комнату, повесил свежие занавески, поставил в бутылку из-под кефира три красных гвоздики и в выходном старом костюме сел к приемнику.

Ровно в восемь знакомый ласковый голос произнес: "Лямин! Лямин! Я -ласточка!

Как слышите? Перехожу на прием".

-- Да здесь я, ласточка, здесь! Куда денусь? Тут и живу. Квартирка, скажем прямо, не очень. Но можно и ремонт сделать, как ты считаешь? Пол лаком, да? А хочешь, пианино куплю? Пусть стоит, да?..

-- Лямин! Лямин! Я -- ласточка!..

-- Вот так-то, ласточка моя! Жалованье небольшое, зато регулярно: два раза в месяц! Премии вырисовываются! Если не кутить, то жить можно. Или нельзя? У тебя какой размер ноги? Туфельки на работе предлагали...

-- Лямин, Лямин... -- грустно сказала женшина и пропала ровно в четверть девятого.

-- Ишь какая точная. Как часы! -- похвалил ее Константин Юрьевич и залпом выпил стаканчик портвейна.

Сеансы связи продолжались каждый вечер. За эти дни в Лямине произошли удивительные изменения. Он стал носить модный широкий галстук цвета свежей крови, где-то достал итальянские туфли на платформе, отчего стал казаться выше и шире в плечах. Да весь он стал какой-то другой!

Когда звонил телефон, Константин Юрьевич уже не вздрагивал, а широким жестом снимал трубку и говорил: "Лямин слушает. Прием! " Он начал ходить на почту, без очереди просовывая голову в окошко, внятно спрашивал: "Лямину ничего нет?"

Константин Юрьевич стал поглядывать на женщин, чего не замечалось за ним лет пять, причем смотрел с каким-то сожалением, чем смущал. Начал курить и при этом запускал такие лихие колечки, которых от него никто не ждал!

На профсоюзном собрании очнулись, увидев Лямина на трибуне. Он решительно вскрывал ошибки в работе директора. Тот попытался что-то сказать, но Константин Юрьевич так сказал "прошу Лямина не прерывать", что директор сел на место.

После собрания Лямин помогал надеть пальто Изабелле Барсовне, женщине необыкновенной красоты, как считали в учреждении. Она навела на него убийственные глаза, улыбнулась и прошептала: "Можете проводить". Константин Юрьевич пошатнулся, а Изабелла Барсовна, добивая глазами, сказала: "У меня есть бразильский кофе". Лямин покраснел и услышал, как говорит: "Извините, не могу, у меня через полчаса свидание".

Без пяти восемь он был дома. Еще раз побрился, поправил перед зеркалом волосы и сел к приемнику.

Ровно в восемь знакомый голос сказал: "Камин! Камин! Как слышите? Прием".

-- Какой Камин? Что ты несешь?! -- возмутился Константин Юрьевич. А голос опять: "Камин! Камин! Я -- ласточка! Как слышите? Прием". Лямин покрутил ручку тембра, но женщина стояла на своем и пронзительно кричала: "Камин! Камин!.."

-- Ласточка моя! Голубушка! -- непослушными губами шептал Лямин. -Что с тобой сегодня?! Да не было у меня ничего с Изабеллой, честное слово! Только пальто на нее надел, и все! Это же я, Лямин! Не узнаешь? Что с тобой, родная?!

"Камин! Камин! "

-- Не Ка-мин, а Ля-мин! Лямин! Что у тебя с дикцией?! Попробуй еще раз!

"Камин! Камин!.." -- отозвалась женщина.

Лямин в сердцах саданул кулаком по приемнику, что-то хрустнуло -- и стало тихо.

Шкала погасла. Константин Юрьевич в ужасе оглядел опустевшую комнату и заплакал, сморкаясь в галстук.

Спал он кошмарно. Метался по кровати, кричал:

-- Я -- Камин! Я -- Камин! Ласточка, разжигай! Переходи ко мне на прием!..

Утром комната показалась ему громадной, таким маленьким и ненужным ощутил он себя, как пылинку в углу Вселенной.

Кто-то шагал по руке. Константин Юрьевич приоткрыл глаз. Голодный комар суетливо тыкался в кожу, и наконец, проколов, принялся пить кровь. Лямин собрался прихлопнуть наглое насекомое, но уж больно здоров был комар. И

Константин Юрьевич не тронул его.

Комар, наливаясь кровью, становился все больше и больше, а Лямин все меньше и меньше...

________________________________________________________________________

Очки

У меня семь пар очков. На каждый день недели. В понедельник надеваю с черными стеклами, чтобы после вчерашнего меня никто не видел. Целый день меня никто не видит. Правда, и я ни черта не вижу.

Во вторник, обалдев от вчерашнего мрака, так хочется чего-то чистого, яркого -- синего неба хочется! Надеваю синие очки. И в любую погоду -синее небо! Все синее. Трава синяя. Огурцы свежие синющие! Не ели синие огурцы? Бр-р!

Гадость!

Естественно, в среду хочется настоящих зеленых огурцов с весенним запахом и без очереди! Зеленые очки! И все такое зеленое, молодое, что скулы сводит! Какие огурцы, когда вокруг зелененькие женщины и, честное слово, каждой семнадцать лет! "Простите, вас как зовут, зеленоволосая?" И они не краснеют, а зеленеют, причем не от злости -- от радости. Еще бы! В этих очках сам зеленоглазый, кудрявый и кажется, все зубы во рту свои, а морщины чужие или это оправа бросает ненужную тень. Можешь перевернуть весь мир позеленевший.

В ночь с зеленого на четверг жутко чешутся руки. Утром бегу, не позавтракав, цепляя очки с дальнозоркими стеклами, чтобы определить фронт работ!.. Через увеличительные стекла видишь всю линию фронта! Волосы встают дыбом, руки перестают чесаться. Оказывается, многое сделано до тебя и ты видишь -- как...

Но почему никак не увидеть все таким, как хочется?!

Чтобы совпало, надеваю розовые очки. Надеваю в пятницу. Пятница -жизнь в розовом цвете. Ах, эта розовая действительность! Надеваю носки с розовой дырочкой. Жена орет, а глаза у самой добрые, розовые. Лезу в карман, а там розовые, как червонцы, рубли! Вечером на симпатичных розовых обоях давишь розовых тараканов и плывешь в розовый сон на розовых новеньких простынях.

И суббота! Летишь по лестнице в очках с простыми стеклами, надеясь, что дело вовсе не в стеклах! И спотыкаешься обо все нерозовое, столько его кругом! Одна небритая рожа в зеркале чего стоит! Глаза жены накрашены -точь-в-точь тараканы. В углу тараканы затаились, как глаза жены.

Зажмурившись, жду воскресного вечера. Надеваю выходную оправу без стекол, чтобы не выбили. Иду в ресторан. Там смело мешаю цвета, и вроде все приобретает желанный цвет, правда, затрудняюсь сказать, какой именно... Кто дал по голове, не разглядел. Хорошо, что в оправе не было стекол. Опять повезло...

В понедельник надеваю очки с черными стеклами, чтобы после вчерашнего меня никто не видел. Мрак полный.

Но я знаю: дома лежат синие очки!

________________________________________________________________________

Стекло

Стекло, которое нес человек, было настолько прозрачное и тонкое, что временами казалось, будто вообще в руках ничего не было. Человек шел по солнечной стороне, стекло вспыхивало, а человек жмурился и чему-то улыбался.

Прохожие осторожно обходили улыбающегося человека, уступали дорогу и сами невольно улыбались. Теплый ветер шевелил человеку волосы и тихонечко звенел на стекле.

Вдруг кто-то толкнул человека плечом.

Прохожие испуганно замерли, потому что человек застонал, пошатнулся -- и стекло выскользнуло из рук. Но никаких осколков на асфальте не было...

________________________________________________________________________

Контрабандист

Для несчастья, как и для счастья достаточно ерунды.

У кассирши Шурочки кончилась мелочь, и она часть зарплаты выдавала лотерейными билетами. Все заработали по нескольку штук, в том числе Долькин Николай -- два.

Спустя месяц на работу притащили таблицу и билеты проверили. Все шло нормально.

Никто не выигрывал. Только Аверьяновой и Рыбину крупно повезло -выиграли по рублю. Последними проверяли билеты Долькина. Первый мимо. А вот второй совпал номером, причем все шесть цифр! Долькина бросились поздравлять с рублем, но тут Ефимова взвизгнула: "Серия!" Все затихли, боясь спугнуть выигрыш. Ефимова прошептала: "Зараза! "Жигули"!"

Долькин тут же потерял сознание. Когда очнулся, все было за него решено. Кто и когда поможет выбрать машину, устроит на курсы и прочее. Долькин хотел сказать, что лучше бы взять выигрыш деньгами, потому что кроме автомобиля в доме Долькина не хватало еще кое-чего. Но раз за него все решили -- автомобиль, он промолчал.

Долькин вообще помалкивал последние годы, потому что с детства говорил невнятно, но тихо, и его понимали с трудом и не так. Если он в магазине бормотал: "Кило яблок получше, мне в больницу", -- продавщица, кивнув головой, швыряла на весы два кило гнилых помидоров.

Как-то он открыл дверь парадной и, пропуская женшину, бормотнул под нос: "Прошу вас". И тут же получил пощечину со словами: "За кого вы меня принимаете? "

Избегая неприятностей, Долькин стал молча соглашаться со всеми. И оказалось, так удобнее. Не надо ни о чем думать, решать, -- иди куда все, делай что все -- не ошибешься.

Нет, конечно же, завидно было смотреть, как роскошно выходят из машины автовладельцы. Разве с таким шиком вываливаются граждане из общественного транспорта? Но одно дело тихонько мечтать, другое дело -вцепиться в руль самому. Мечтать безопасней, чем жить...

Как Долькин сдавал на права -- это отдельная история.

В автомобиле ему то не хватало рук и ног, то их оказывалось в три раза больше, чем нужно. Трагизм был еще в том, что неверное движение дрожащей руки умножалось тысячекратно -- и машина с ревом кидалась на ближайший фонарный столб.

Сидевший рядом опытный инструктор, естественно, был убежден, что Долькин все это вытворяет нарочно! И потому глядел на него с лютой ненавистью, отчего Долькин страдал еще больше и вместо ручки переключения передач хватал колено инструктора, а потом, извиняясь, пытался погладить колено. Инструктор брезгливо дергался и сквозь зубы шипел: "Кончай лапать! "

Короче, шансов сдать на права не было никаких. Но кто-то позвонил куда-то, и права-таки дали. При этом так долго жали руку, словно прощались с Долькиным навсегда.

Сосед уговорил поставить сигнализацию. А то угонят! Старый жук в лопнувших джинсах за сто десять рублей присобачил какую-то японскую схему с гарантией:

"Спите спокойно! Орет так, любого вора кондратий хватит!"

И точно! Этот японский кондратий хватал Долькина почти каждый день. То ли не так соединилось, то ли не в той последовательности отключал, но когда он чуть ли не ползком приближался к машине или мчался от нее сломя голову, сигнализация срабатывала и выла, как обезумевшая японка. Казалось бы, сигнализация для того, чтобы спокойно спать, пока она помалкивает. Но Долькин не спал в ожидании, когда она заорет. Его швырял к окну кошкин визг, чей-то свист, крик: "Ко мне,

Тузик!". Частенько ночевал он на ледяном подоконнике не сводя глаз с машины и, всхлипывая, грезил о том, как было бы славно, если бы машину украли! Выспался бы наконец!

Однажды утром глаза Долькина резануло процарапанное на капоте нецензурное слово. Правда, нацарапали наспех, не очень разборчиво, но при желании можно было прочесть. Долькин перочинным ножом кинулся выскребать, отчего буквы сверкнули на солнце отчетливо. Он добыл краску, замазал, но колера не совпали, и, когда высохло, то и ребенок мог прочитать по слогам крупные наглые буквы.

Прохожие опасливо поглядывали на хама-водителя с таким вот девизом, а Долькин готов был от ужаса провалиться сквозь землю.

Долькина трясло до машины, в машине и после машины. А по ночам во сне являлся большой такой милиционер, бил жезлом по попке и приговаривал: "Не ездий, не ездий!" Тут Долькин орал, просыпаясь в слезах, и долго на коже горели рубцы.

Все время казалось, что смотрят на его "Жигули" подозрительно. Вот-вот подойдут, схватят за шиворот, спросят: "Откуда машина? Украл? Убил? Угнал?" А как докажешь, что не украл? Ведь никто же не видел, как он не крал!

В тот злополучный день, после обеда, к Долькину подошел Кислюков, главный бухгалтер:

-- Старик, ты у нас теперь гонщик! Ас! Комикадзе! Тут из Тбилиси приехал Ванчадзе, земляк твой, гостинцев привез. Подбрось дары на машине, к теще закинь по-соседски, а я тут с ним посидеть должен. Договорились?

-- О чем разговор! -- бодро сказал Долькин. -- Давайте гостинцы.

Вдвоем они снесли вниз картонную коробку и полиэтиленовый мешок с улыбающимся Вахтангом Кикабидзе. Причем Кислюков нес гостинцы в перчатках.

-- Чтобы не оставлять отпечатки пальцев! -- пошутил он. -- Видал подарочки?

Замша!

-- А что в мешке? -- спросил Долькин.

-- Труп! -- ответил Кислюков, и оба засмеялись.

-- Труп так труп! -- тихо сказал Долькин, но мурашки предчувствия поползли по спине сверху вниз.

Оставшись один в машине, Долькин перекрестился, мысленно повторил, где право, где лево, включил зажигание. Машина вдруг завелась с первого раза и тронулась.

Впервые Долькин ощутил, что он здесь хозяин. На радостях даже сложил губы трубочкой, решив, что свистит.

Но милицейский свисток срезал чириканье.

Долькин обмяк, "Жигули" завизжали и кинулись на постового. Тот еле успел увернуться. Долькину безумно захотелось признаться во всем, но в чем, он понятия не имел. Ох этот жуткий комплекс вины! Возможно, прапрадед Долькиных не там перешел Куликово поле, и виноватость сквозь века тянула к милиционеру.

Сколько раз Долькин, сидя в машине, сам себя приводил в отделение, задавал каверзные вопросы, ловко на них отвечал, путал следствие, прижимал себя к стенке, юлил -- и все это за рулем в потоке машин! В таком состоянии, действительно, можно было нарушить все что угодно.

Есть люди, которые много знают, но и под пытками будут молчать. Долькин, напротив, не знал ничего, но и без пыток готов был признаться в чем скажут!

Постовой чеканным шагом обошел машину и, отдав честь, сказал:

-- Лейтенант Игнатьев! Попрошу права!

Долькин читал про гаишников много хорошего и слышал много плохого.

"Сейчас как даст по попе!" -- вздрогнул бедняга, и неведомая сила поволокла к подножию милиционера. Он отстегнул ремень безопасности, но остался пристегнутым.

-- Попрошу права! -- повторил милиционер, отводя в сторону висевший на ремне мегафон.

Долькин хотел объясниться, но язык отнялся напрочь, изо рта шло шипение, будто Долькин испускал дух. При этом он бестолково лапал себя руками, -- прав не было никаких.

Долькин ясно представил себя в кандалах, бредущим по Сибирскому тракту, и вдруг увидел в руках лейтенанта свои права. Откуда они взялись?!

-- Долькин, чья это фамилия будет? Ваша?

Долькин хотел кивнуть, мол, моя фамилия, моя, но голову дернуло из стороны в сторону.

-- Так вы не Долькин?!

Тут Долькину удался утвердительный кивок: мол, не Долькин!

-- Ничего не понимаю! Да или нет? Вы немой? Или болгарин? У них "да", как у нас "нет", а "нет", как у вас "да"! Да? Нет? -- Милиционер начал заговариваться. -- Не ваши права, что ли?! А ну-ка попрошу паспорт! -Глаза лейтенанта налились бдительностью.

Долькин пальцами правой руки пытался вскрыть себе рот, а левая рука рыскала по карманам, за пазухой, под мышками, и вдруг паспорт нашелся между рубашкой и майкой! Долькин рванул паспорт и вместе с куском майки протянул постовому.

Инспектор, открыв паспорт, нахмурился:

-- Это что такое?

Долькина обожгло: "Неужели паспорт не мой? Или майка не та?!"

Но, подняв глаза, увидел в паспорте деньги! Он же занял у Сомова сто двадцать рублей! Черт попутал сунуть в паспорт! Тьфу ты! Милиционер решит, что хочу откупиться! Конечно, хочу, но от чего?

Лейтенант пересчитал деньги:

-- Сто двадцать рублей?! Ваши?

И тут Долькин заговорил. Но лучше бы он молчал. Потому что неожиданно для себя повторил слова милиционера:

-- Ваши!

-- За что же вы мне, интересно знать, такие деньги предлагаете?! А ну отстегнуть ремень безопасности! Свой! Не соседний!

Так вот почему Долькин не мог выбраться из машины. Отстегнув свой ремень, он рванулся к милиционеру и затараторил от ужаса членораздельно:

-- Товарищ милиционер! Я все расскажу! Того, чего вам надо, там нет! Гостинцы для одной тещи! У меня с этой тещей ни гу-гу! Клянусь здоровьем министра внутренних дел! Поверьте, товарищ сержант!

Долькин хотел польстить милиционеру, и учитывая, что тот лейтенант, решил назвать его чином повыше, но нечистая сила выпихнула слово "сержант".

-- Я лейтенант! -- обиделся инспектор.

-- Ничего, ничего, будете сержантом! -- продолжал рыть себе яму Долькин.

-- А ну открыть багажник!

Долькин долго пыхтел над багажником, пытаясь открыть его ключом от квартиры.

-- Давайте сюда! -- милиционер отпер багажник и подозрительно уставился на гостинцы.

Сердцем чуя новые неприятности (черт знает, что за гостинцы), Долькин затараторил:

-- Сейчас жуткие тещи пошли! Среди них попадаются наркоманки!

Милиционер достал из коробки пригоршню серого порошка, понюхал, лизнул. На зубах негромко заскрипело:

-- Мак!.. Отличный мак! Пироги с маком...

Долькин рывком притянул милиционера к себе и зашептал в ухо:

-- Пироги с марихуаной не пробовали? Да этот мак перегнать, -- опиум такой, пальчики оближете! Мы напали на след банды по перевозке наркотиков!

-- Молчать! -- взорвался лейтенант. -- Что вы из себя контрабандиста строите?!

Уж больно подозрительно зубы заговариваете! Что прячем в мешке? -- он ткнул пальцем в полиэтиленового Вахтанга Кикабидзе.

-- Ничего особенного... труп! -- ляпнул Долькин и, вспомнив, как при этих словах Кислюков подмигнул, тупо замигал милиционеру.

-- Ну и шуточки у вас! -- Лейтенант правой рукой расстегнул кобуру, левую осторожно сунул в мешок и тут же выдернул. Ладонь была в крови.

Долькина крапивой хлестнуло по мозгам: "Влип! Выходит, помог раскрыть не чужое преступление, а собственное! Кто ж поверит, что везу труп, не зная его по имени-отчеству?!"

Лейтенант, раздув ноздри, профессионально обнюхал ладонь:

-- Баранина! Точно баранина! На шашлык!

Но Долькин продолжал выкручиваться:

-- Товарищ лейтенант! Учтите, признался я сам!

-- Вас никто не просил признаваться!

-- Это и есть чистосердечное признание! Когда не просят, а ты признаешься!

Говорят, тогда меньше дают!

-- Да если вам дать в два раза меньше, чем вы нагородили, -- это пожизненная каторга!

-- К а т о р г а!!!

Сердце опять ушло в пятки:

-- Не имеете права! За то, что признался, нельзя на каторгу! У меня есть свидетели!

Действительно, как мухи на сахар, на скандал налипала толпа. Долькину, после обещанной каторги, терять было нечего. Он вырвал у милиционера мегафон и закричал в него:

-- Товарищи! Я первый сказал про труп!..

Долькин пригнулся, услышав, как его голос мощно грянул над улицей.

Лейтенант попробовал отнять мегафон, но Долькин отпихнул его.

-- Товарищи! Минуту внимания! -- заполнял пространство левитановский голос Долькина.

-- Разойдись! -- побагровевший милиционер пускал петуха, но переорать человека с мегафоном не удавалось пока никому.

-- Это сумасшедший! -- надсаживался лейтенант. -- Сейчас он признается, что царевича Алексея убил!

-- Поклеп! -- опустилось с небес. -- Царевича Алексея пальцем не тронул! А ведь до сих пор неизвестно, кто убил царевича Алексея! Это упрек в сторону ваших органов, товарищ лейтенант!

Милиционер схватился за голову, крутанулся винтом и с воем бросился прочь. А

Долькин, замирая от восторга, слушал густой бас, текущий из мегафона.

Хронический страх выходил через поры, как простуда после чая с малиной.

После долгих лет молчания, кивания головой Долькин будто впервые в жизни заговорил. С удовольствием тянул гласные, чеканил согласные.

И его слушали. Еще бы! Голос гремел! Вот она, долгожданная та минута, когда можно высказать все, что накопилось в душе! И Долькин рявкнул:

-- "Москвич" сорок пять -- двадцать шесть, остановитесь!

Он и сам не понял, почему в мегафон ушла эта фраза, но "Москвич" послушно затормозил. Выскочил лысый водитель и, нервничая, протянул права:

-- Я что-то нарушил?

Долькин взял права. Открыл. Почитал. Обошел машину. Заглянул в салон. На заднем сиденье лежали три палки твердокопченой колбасы.

Долькин выпрямился и заявил в мегафон:

-- Колбаса!

Водитель метнулся к машине и протянул Долькину одну палку.

-- Разрешите ехать?

-- Проезжайте!

"Москвич" упорхнул.

Долькин повертел в руках колбасу, проглотил слюну и опустил руку с колбасой вниз. Очевидно приняв колбасу за жезл гаишника, рядом затормозила зеленая "Волга". Из нее, тихонько ругаясь, вылез парень в кепке.

-- Виноват, шеф! -- сказал он и протянул права. Долькин открыл. Там лежала сложенная пополам десятка.

-- Машина государственная? -- спросил Долькин через мегафон.

Парень кивнул.

-- А девицу провозим личную! Ай-яй-яй! -- разнеслось над улицей.

Долькин сунул десятку в карман, права отдал и погрозил колбасой.

"Волга" исчезла.

С мегафоном в левой руке и с колбасой в правой Долькин почувствовал себя главнокомандующим улицей.

-- Товарищи! Не скопляться! Переходим дорогу! Живей!

Люди послушно побежали через дорогу. Одна женщина замешкалась и поковыляла на красный свет.

-- Гражданочка в синем, вернемся! -- прогремел голос Долькина. Женщина подошла.

Глаза ее бегали, пальцы нервно сжимали кошелку. Долькин просверлил женщину глазом до позвоночника и спросил:

-- Что в сумке?

-- Баклажаны, -- выдохнула женщина. -- А разве нельзя?

-- Заплатите штраф за переход улицы на красный свет с баклажанами! Шесть рублей!

Женщина протянула две мятые трешки.

-- Еще раз увижу с баклажанами... получите пятнадцать суток! За хулиганство!

Женщина перекрестилась и бросилась в обратную сторону, решив, что лучше улицу не переходить.

Высоко в небе тащил за собой белую полосу самолетик. Долькин заметил его и заорал в мегафон:

-- Прими левей!

Самолетик мгновенье промедлил и двинулся влево. Долькин расхохотался, до того хорошо стало на душе.

Долькин лихо размахивал колбасой, вещал в мегафон, забыв про все страхи, и тут вдруг видавшая виды дворняга, перебегая улицу в неположенном месте, рванула из рук колбасу за макушку. Долькин почти достал наглую мегафоном, но та ускользнула и, счастливая, бросилась прочь, на ходу заглотив колбасу.

-- Дворняга, остановитесь! -- рявкнул Долькин, но звук вдруг пропал. Он тряханул аппарат, дунул, прошептал: "Раз! Два! Три!" -- но была тишина...

Шли пешеходы, летели машины, жизнь продолжалась, но Долькина в ней уже не было.

Исчез звук, пропал голос. И разом вернулся в Долькина страх. Он вспомнил все, в чем признался: и труп, и наркотики, да еше мегафон, отнятый у представителя власти...

Как в испорченном телевизоре, зарябило в мозгу одно слово: "каторга",

"каторга", "каторга"... Только что с мегафоном и колбасой он был свободным человеком, а теперь снова стал тем Долькиным, которым был раньше.

Подъехала милицейская машина. Из нее выскочили трое с погонами. Старший сказал:

-- Отдайте мегафон и успокойтесь! Вы ж ничего не нарушили! Садитесь в свою машину и уезжайте! Только спокойненько!

Долькина усадили в автомобиль, пристегнули ремень и, козырнув, захлопнули дверцу. Долькин остался один в своих "Жигулях", в которых всегда был чужим. Он с завистью посмотрел на родимый трамвайчик, набитый людьми, и включил зажигание, бормоча: "За что же мне эта каторга, господи!.. "

________________________________________________________________________

Письмо Зайцеву

Будучи настоящим мужчиной обращаюсь к главному модельеру московского Дома моделей товарищу Зайцеву от имени всех женщин. К тому самому Вячеславу Зайцеву, который не стесняясь заявляет, какие сочетания носить в этом сезоне и по телевизору на сногсшибательных дамах показывает, а наши жены, матери и сестры, во сне примеряя, кричат нехорошими голосами.

Слава богу, в магазинах эта одежда никогда не появится, ну а вдруг кто-то вслепую скроит по памяти?! То, что в этом сезоне будет модно, -понятно. Но конкретный вопрос: где у нас в стране этот сезон находится территориально? Хотелось бы записать адресок заповедника, где женщины открыто в этом на свободе разгуливают.

Давайте посмотрим правде не куда-нибудь, а в глаза! Как молодому человеку, с головы до пят в нашем, подойти к этой жар-птице? Чем ему зубы себе разжать, чтобы вымолвить "как вас зовут?" И о каком увеличении рождаемости мы говорим, если к ней даже не подойти!

А эти спины открытые ни с того ни с сего! Казалось бы, ну есть у тебя спина, носи на здоровье, никому не показывай! Не этим женщина гордиться должна, есть другие достопримечательности! А вы напоказ выставляете, и очень даже красивое зрелище: шея, плечи, лопаточки! Но как вы, товарищ Зайцев, эту модель со спиной видите в автобусе в час пик?! А у нас этот час с утра до вечера! Ну, вошла она туда с открытой спиной, а вывалится оттуда? Что у нее открыто будет, вы об этом подумали?

А походка? Товарищ Зайцев, вы ногу им ставили? Эффектно, не спорю. Каждый шаг как спектакль Большого театра в замедленной съемке. Такое ощущение, -- мы тут вообще не тем местом ходим! Но, извините за резкость и прямоту, пока ваша модель ножку поднимет, наша отечественная модель сто метров рысцой отмахает и обойдет вашу модель на прямой, на вираже, в гололед у прилавка всегда первой будет! С такой восхитительной поступью вашей модели никогда ничего не достанется!

А на работе кто ж при ней материальные ценности создавать будет? Даже такие ценности, которые создаем мы. От вашей модели глаз не оторвать до конца рабочего дня! То ли дело -- наши дамы. Одеты так, волей неволей работаешь, только бы они на глаза не попались!

Вы радостно щебетали насчет ансамбля: мол, как хорошо, когда у женщины юбка, сумочка и глаза совпадают по цвету. Ну, предположим, с годами глаза с туфлями сравняются. Но что вы за сумочку через плечо предлагаете? Я извиняюсь, пошла ваша модель с такой малостью в магазин. А вдруг ей бог послал кусочек сыра?!

Больше пяти граммов в вашу сумочку не затолкать! А вдруг у нее семья? Бывают ведь и такие модели! В этом плане удачны накладные карманы. На пять кило картофеля каждый. Как говорится, есть в чем пойти в магазин! А уж получится ли ансамбль, совпадут ли по цвету глаза и картошечка, -неизвестно. Картошку, как и родителей, у нас не выбирают!

Я так вам скажу: ваши модели, на помостах живущие, -- картинки с выставки.

Вырезать -- и под стекло. Но любить-то нам приходится своих, невзирая на то, как одеты, обуты, крашены. Идем на это в интересах нашего государства. Потому что, если не мы, то кто же с ними жить-то будет?!

Нет, конечно, приятно войти к себе в дом, а там такая Клеопатра в тюрбане блины тебе жарит. Но кем же ты сам быть должен, чтобы держать в доме такую вот женщину? Соседи тут же анонимку напишут про нетрудовые доходы. Потому что честный такую не потянет. По крайней мере -- один. Так что, товарищ Зайцев, я хоть и не модельер, а наоборот, считаю, у вас два выхода: либо вы на землю к нам спуститесь и станете шить то, что с нашей жизнью гармонирует и в глаза не бросается, либо надо окружающую действительность перекраивать под вашу модель!

И вот тогда наши женщины заулыбаются шире, чем ваши манекенщицы на помосте!

Хочется, чтобы наша бурда от их бурды ничем не отличалась!

Кстати, я вчера на спину жены глянул нечаянно: вы знаете, -- ничего! Тоже, между прочим: шея, плечи, лопаточки! Короче: что открывать, -- у нас есть! А вот чем закрывать... Подумайте, товарищ Зайцев!

________________________________________________________________________

На левую сторону

Приметы -- вещь верная! По себе знаю.

На той неделе проспал на работу. Вскочил, на бегу оделся, чаем побрился, мыла поел, из дома чуть ли не в тапочках выскочил. В автобусе отдышался, вспомнил: "Мама родная! Я ж майку впопыхах на левую сторону натянул!

А согласно примете, сами знаете, есть шанс -- бить будут!"

Слава богу, в автобусе не видать, что у меня майка на левую сторону. Во-вторых, тут пальцем никто пошевелить не может! Чем они бить меня собираются?

Словом, в автобусе, тьфу-тьфу-тьфу, пронесло.

Пришел на работу. Озираюсь. Кто из них, думаю, вмажет? Мне люди для здорованья руку протягивают, -- я отпрыгиваю. Мало ли, за руку рванут, опрокинут и ногами по майке, по майке... И вы не поверите, -- никто не тронул! Всех обошел: от директора до вахтера. И никто не догадался, что майка на левую сторону! Правда, на всякий случай пальто не снимал. Чтобы успокоиться, даже к Хромому сам подошел. А он, все знают, после судимости. Говорю ему: "Давай выйдем!" Вышли. Я говорю: "Ты мою майку видел?" Он бежать. Трус! Короче, на работе обошлось, тьфу-тьфу-тьфу!

Еду домой, петь хочется! Вот вам народные приметы! Не те времена! На какую сторону хочешь, на ту майку и надевай! Если ты ничего такого не сделал, -- никто тебя пальцем не тронет! Не имеет права!

А вдруг дома изобьют? Не знаю -- кто, но вхожу, а там гости -- и подарками по голове... Какие гости? За пять лет никого не было!.. Но на всякий случай дай, думаю, три круга вокруг дома сделаю! Если кто-то и зашел в гости, увидит, меня нет, и уйдет.

Кружочек сделал, второй, а на третьем из кустов трое выходят... Наконец-то! Я сразу успокоился, -- вот они, значит, и будут бить, согласно народной примете.

Где же вы раньше были?

Подходят, спрашивают: "Какая ваша фамилия?" Ага, думаю, шанс-то у меня еще имеется! Скажу свою фамилию, -- точно отмутузят, а скажу-ка им, что я не Петухов, а Михайлов! Нет, даже не Михайлов, а Врубель. И говорю: "А фамилия моя, товарищи, Миклуха тире Маклай. Я их дальний родственник, не пугайтесь!"

Ну, тут они опешили. Старший говорит: "Ребята, что будем делать, это оказывается Миклухо-Маклай!" Второй говорит: "А дать им обоим, и все!" И отделали за милую душу. Одежду разорвали, в одной майке остался.

Старший говорит: "А ну, переодень майку нормально!"

Я переодел.

-- Ну вот, -- говорит старший. -- Теперь все в порядке. Извините, товарищ, у вас майка на левую сторону надета была. Народная примета гласит: "Бить будут!"

А мы из общества охраны народных примет.

________________________________________________________________________

Заповедник

-- Почем ватрушка?

-- Это тефтель. Тридцать копеек.

-- А сок какой?

-- Какой сок?

-- Ну, вот это -- сок?

-- Разве? А мы его от головной боли.

-- От головной боли -- сок?

-- Как выпьешь, голову забываешь, так желудок сводит.

-- Дайте того зеленого. Две порции.

-- Пожалуйста. Только оно коричневое. Вглядитесь.

-- Да вы что?! Зеленое, как трава.

-- Трава у нас коричневая.

-- А где народ? Воскресенье все-таки.

-- Лосось идет. Все на берегу. Одни ловят лосося, а другие -- тех, кто ловит лосося. Путина, словом.

-- Чья это фотография?

-- Жена первая. Все говорила: "Это не жизиь, я утоплюсь". Думал -шутит, а она, когда восьмой раз крыша рухнула, -- утопилась. Ничего себе шуточки, да?

-- А брусника у вас из чего?

-- Местные корейцы готовят. Они здесь живут без гражданства, корейское им не дают взять, а наше они не принимают. И при этом утверждают, что корейцы!

Странный народ. А как девки наши поют, слыхали?

-- Это то, что с утра до вечера и не заснуть?

-- Ага. Ансамбль. На конкурс готовятся, а репетировать негде, а первое место занять надо, иначе тюрьма. Вот они и поют.

-- А мужиков почему мало?

-- Да рыбачат же. Мужики в море, бабы на берегу. Видятся редко, но зато уж когда видятся, любят насмерть, поэтому семьи крепкие. Разводов нет. Печать разводную потеряли. А ребеночка на дереве видели?

-- Видел. Он всегда там сидит?

-- Мамку ждет. Рождаемость небольшая, но пять-шесть детей на ветвях найти можно.

-- Живете тут давно?

-- При Иване Грозном тут ничего не было, хотя территория уже наша была. А при Советской власти гигант алюминиевый взметнулся. Даст первые тонны серебристого металла, как только геологи найдут в окрестностях руду, содержащую алюминий. С тех пор сюда пришла жизнь и до сих пор не уходит. Зато северное сияние каждый день бесплатно показывают.

-- А по вечерам что на горизонте горит? Пожары?

-- Нет. Это местное население. Ургумы. Они тут на оленях ездили, в чумах жили, рыбу ловили. Ну им и создали человеческие условия. В коттеджи переселили, мотоциклы выдали и колготки. А ургумы народ темный. Из всей цивилизации одну водку признали. Ну и по вечерам вокруг костра пляшут. Запалят коттедж и хороводом вокруг.

-- Холодина у вас. Не топят, что ли?

-- У нас отопление вулканического происхождения. Когда извержение, -вода нагревается и тепло. Ну, а как извержения нету, -- прохладно. А вообще земля тут богатая. Вчера пять рублей нашел.

-- А икра есть?

-- Вы что? Уголовное дело! Сколько вам?

-- Ну, килограмм.

-- Пять. Меньше не выносят. С этим строго. Наволочками несут. Одна наволочка -- пять кило. Грамм в грамм.

-- Фу! Откуда такие комары здоровущие?!

-- Потому что коровы маленькие.

-- Какая связь?

-- Комары у коров кровь пьют. Вот комары толстые, а коровы худые. Эх, были б коровы такие, как комары! Или, на худой конец, комары как коровы. А то загрызли вчистую.

-- А средство от комаров есть?

-- Конечно.

-- Дайте четыре флакона.

-- Два. Два в одни руки, а то пьют его.

-- А если мне надо четыре?

-- Возьмите два, а потом снова станьте в очередь и возьмете еще два.

-- Так никого нет.

-- Подождите. Может, кто зайдет. За ним и займете.

-- А сразу два и два?

-- Не имею права. А вы, случайно, не с той военной базы за сопкой будете?

-- Откуда вы знаете, что там военная база? Это военная тайна.

-- Все знают, но мы никому. Хотя никто и не спрашивает. А скажите, война будет?

-- Вряд ли.

-- Я тоже так думаю. Сейчас не до того. А вы к нам надолго?

-- Да вот жду, когда летная погода установится, чтобы улететь.

-- Значит, надолго. Дело в полосе. Сесть на нее, когда бензина уже нет, можно, полосы хватает. А взлететь с полным баком, разогнаться самолет не может -- коротко ему. Так что вы тут надолго.

________________________________________________________________________

За деньги

История такая произошла. Один отдыхающий взял в Симферополе такси до Ялты.

Ехать там часа полтора-два. Только водитель включил счетчик, пассажир спрашивает его:

-- Скажите, а вот вы могли бы человека убить из-за одного рубля?

-- Да вы что?! -- рассмеялся таксист.

-- А за два?

-- Никогда!

-- А за пять?

-- Да я и за сто не убил бы! -- сказал водитель.

-- А за сто два? -- допытывался пассажир.

...Когда на счетчике было около семи рублей, пассажир дошел уже до полутора миллионов:

-- Интересно, а вот если бы вы знали, что у меня с собой полтора миллиона, убили бы за такие деньги?!

-- Нет, не убил бы! -- сказал таксист сквозь зубы.

-- А за два миллиона?

-- Все равно не убил бы! -- прохрипел водитель, пролетая на красный свет.

Короче, когда они подъехали к Ялте, пассажир, вцепившись в водителя, шипел:

-- Врешь, что за два миллиарда не убил бы, врешь!

И тут таксист монтировкой по башке как даст! И убил!

Представляете? Убил человека из-за двух миллиардов рублей! На что только люди не идут из-за денег!

________________________________________________________________________

Геракл

Согласитесь, в каждом приличном городе должна быть достопримечательность. В

Париже -- Эйфелева башня, в Риме -- развалины Колизея в хорошем состоянии. У нас в Зареченске таких достопримечательностей было две: дуб, в тени которого проездом стоял Пушкин, и скульптура античного героя Геракла, как известно, мужчины героических пропорций, причем из одежды, по мифологической моде, -- один меч в могучей правой руке.

Рассказывают, что как-то городское начальство, обходя немногочисленные очаги культуры, остановилось перед Гераклом как вкопанное.

-- Что я вижу? -- возмутилось начальство.

Сопровождающие лица объяснили, что, мол, грек, из античных, звать Гераклом.

Начальство авторучкой ткнуло в середину композиции и сказало:

-- То, что грек, я без вас вижу! А это что?!

Сопровождающие лица стали оправдываться:

-- Нашей вины никакой нет! Недосмотрели предшественники десять веков назад при высечении товарища. Извините, конечно, за фрагмент, время было такое. А теперь из песни слова не выкинешь! Вроде памятник культуры!

Начальство, говорят, возмутилось до крайности:

-- Памятник культуры должен культурно выглядеть! В центре города в таком виде?

Дети в школу идут мимо чего? Конечно, низкая успеваемость! Молодежь необстрелянная вечерами вокруг чего прогуливается в непосредственной близости?

Естественно, назавтра аналогичная производительность труда! Горсад это где-то лицо города! А что у нас с лицом?! У себя в Афинах пусть стоит нагишом, а у нас чтоб было как у людей! Завтра же!

Наутро у Геракла все было как у людей. Он стоял, прикрывшись фиговым листком работы местного мастера Каравайчука. Розовый, как говорится, никем не надеванный листок нарядно смотрелся на потемневшей от времени могучей фигуре.

Наконец-то Геракл мог, не стесняясь, честно смотреть в глаза зареченской молодежи.

...Каким ветром занесло в Зареченск комиссию по охране памятников из Москвы -- неизвестно. Увидев Геракла в обновке, комиссия чуть в обморок не попадала:

-- Охраняется государством! Десятый век! Немедленно отодрать эту гадость!..

Ну, ясное дело, Каравайчук за ночь свою гадость отодрал, и опять Геракл стоял честно, по-античному.

...Греческие туристы ворвались в город с востока месяца через три. То ли автобус сбился с маршрута, то ли с другими целями. Правда, Зареченск -городок незакрытый и ничего такого там не делается, но то, что делается, лучше не показывать, если ты любишь свой город.

Ну, греки народ странноватый, вроде и не пьют, а навеселе! Бегают, смеются, адресами обмениваются зачем-то. Все норовили сфотографироваться! Хорошо, что пленку купили в зареченском универмаге, ее срок годности истек в 1924 году.

Естественно, горсад оккупировали, а там земляк стоит! Греки от радости очумели, поют, местных жителей целуют, причем в губы метят принципиально.

Вдруг один из них, профессор, наверное, в очках, в штанишках коротеньких, по-ихнему закудахтал, переводчица перевела:

-- Господин говорит, что, мол, это оскорбление их национального достоинства, поскольку акт вандализма, недружественный ко всему греческому народу!

Оказывается, то ли Каравайчук перестарался, то ли ветром сдуло, только стоит Геракл в чем мать родила, но не полностью!

Видя такое возмущение греческих товарищей, начальство дало команду: присобачить фрагмент в кратчайшие сроки!

Каравайчук опять не подвел. Наутро, когда греки продрали свои греческие глаза,

Геракл был укомплектован полностью! Греки на память нащелкались с ним как могли.

...Письмо из Москвы пришло месяца через два. С вырезками из греческих газет и с переводом. Очевидно, у кого-то из туристов оказалась своя фотопленка.

Геракловеды утверждали, что непонятно, с кого был вылеплен зареченский Геракл, поскольку отдельные пропорции не соответствуют ни исторической истине, ни медицинской!

Через дипломатические круги были получены точные параметры, снятые с оригинала в Афинах. Данные пришли, естественно, шифрограммой. Поседевший за ночь Каравайчук собственноручно расшифровал, и через день многострадальный Геракл ничем не уступал афинскому оригиналу. Более того, мог дать ему сто очков вперед!

Бедный Геракл простоял так три дня. Тревогу забила участковый врач Сергеева, бежавшая домой с дежурства. Она вызвала милицию и заявила, что повидала в жизни всякого, но такого безобразия еще не видела. Смущенные ее доводами милиционеры набросили на Геракла шинель и связались с начальством, не зная, как действовать в данном нетипичном случае.

То ли Каравайчук расшифровал неточно, то ли сведения были получены не с того оригинала, то ли подлог какой, -- словом, фрагмент не вписывался в Геракла. А вернее, наоборот!

Дальнейшие реставрационные работы были поручены зав. мастерской по изготовлению надгробий и памятников Завидонову Никодиму. Что он там сделал и сделал ли, неизвестно, потому что было принято единственно верное решение -- заколотить Геракла досками. То есть памятник охраняется государством -- и все!

Теперь никто не мог сказать, будто у Геракла что-то не так. Но как только античного героя заколотили, к нему началось паломничество! Сказалась вечная тяга народа к прекрасному. Гости города фотографировались на фоне заколоченной скульптуры и уезжали с чувством выполненного долга. Кто-то стал сбывать из-под полы фотографии Геракла без досок... По рублю штука. Но скоро выяснилось -- жульничество. Никакой это был не Геракл, а то ли Зевс, то ли Хэмингуэй в детстве! Когда обман обнаружился, фото пошло по два рубля!

Но что творилось в горсаду у заколоченного памятника! Как будто там за досками выставили Джоконду Леонардо да Винчи! Люди скреблись в зазорах, втискивали глаза в щелочки, оказывали сопротивление милиции.

Старушки, умирая, требовали показать им мученика Геракла.

В городе создалась угрожающая обстановка. Стали поговаривать, что за досками никого и нет, -- наоборот, видали в пивной здоровенного мужика, который выдавал себя за Геракла и в доказательство предъявлял фиговый листок.

Поползли по городу слухи. Говорили, что Геракла заколотили потому, что, оказывается, его лепили с двоюродного брата атамана Петлюры.

В один из воскресных дней огромная толпа смяла наряд милиции, раскурочила доски и наступила жуткая тишина. За досками никого не было...

Возмущению горожан не было предела дней шесть, а потом потихонечку миф о Геракле стал удаляться в прошлое. В городе снова стало спокойно и тихо.

Что касается Геракла, то кое-кто в городе скажет вам, где он. Зав. мастерской по изготовлению надгробий и памятников Завидонов Никодим, согласовав вопрос с начальством, вывез скульптуру из горсада на кладбище. Очень кстати скончался один старичок, безымянный, глухонемой. Вот Никодим и водрузил ему на могилку статую Геракла с душераздираюшей надписью: " Внучеку от дедули".

Так что в Зареченске опять две достопримечательности, как в каждом приличном городе: дуб, в тени которого проездом стоял Пушкин, и могила великого сына греческого народа товарища Геракла. Причем, чтобы не было разночтений, Геракл вкопан в землю по пояс. Отчего, как вы сами понимаете, памятник только выиграл.

________________________________________________________________________

Чудище

Давным-давно жила на земле ящерка. Маленькая, из щели в щель юркала, никому не мешала. По глупости первобытные люди ящерку за змею ядовитую приняли и с дикими криками камнями в нее кидались. Каменюги большие, ящерки маленькие, -- одним камнем двух ящерок уложить умудрялись. А когда бьют, -- все условия для вымирания созданы.

Делать нечего, начала ящерка вымирать. Но природа, в отличие от человека, беспокоится о том, чгобы каждой твари по крайней мере было по паре.

Оставшиеся в живых ящерицы юрче прежних стали. Пока камень летит, ящерка -- юрк! Юрк-юрк! Камнем ящерку уже не убьешь. Приноровились.

Но и человек с каждым веком уму-разуму набирался. Уже не с камнем -с дубиной бежали за ящерицами. Она -- юрк! Дубина -- хрясь. Юрк -- хрясь! И нет ящерицы.

Но каждое существо выжить пытается. Стала ящерица тверже кожей. Человек дубиной хрясь -- отскакивает! Хрясь -- отскакивает!

Прошли века -- у человека лук со стрелами появился. Он уже и сам не знал, зачем ящериц убивать надо. Но в памяти засело: "Бей ящериц!" Ящерица -- юрк, стрела -- д-з-з-з-з! Юрк -- д-з-з-з! Юрк -- д-з-з-з-з! И нет ящерицы.

Чтобы выжить, одной головы, выходит, уже недостаточно. И стали в аварийном порядке рождаться зверьки о трех-четырех, а то и о семи головах. Пусть стреляют! Одной головой больше, одной меньше, кто считает? А чтоб столько голов таскать, туловище разрослось, бревно бревном стало. И уже на такого гада не каждый кинется с дубиной или с копьем.

Тут очень кстати огонь изобрели. Стали в гада многоголового поленья горящие метать. Много гадов сгорело, пока один не проглотил головню и сам огнем палить начал из пасти при выдохе.

На всех живых страх наводило чудище-гидра многоголовая. О чем и говорится в старинных сказаниях. А не боролись бы с ней миллионы лет, так и осталась бы ящеркой.

Скольких гадов человек создал своими руками!

________________________________________________________________________

Пришла гора к Магомету...

Ровно в 13.00 приходит гора к Магомету.

-- Вызывали?

-- Вызывал. Присаживайся.

-- Спасибо. Я постою.

-- Садись, садись. Мне так удобнее.

Гора садится на краешек стула.

-- Фу, какая ты большая! -- Магомет вылезает из-за стола и, улыбаясь, идет к горе. Остановившись у подножья, он задирает голову и говорит:

-- Эй, как меня слышишь?! Самочувствие ничего?!

-- Спасибо, ничего, -- смущается гора и встает.

-- Сиди, сиди! Жалоб нет? Склоны, расщелины все в порядке? Снега зимой, солнца летом достаточно? Циклоны не беспокоят?

-- Спасибо, -- отвечает гора, -- большое спасибо! -- и снова встает.

-- Да сиди ты, сиди! -- Магомет смеется. -- Значит, все хорошо. Жалоб нет... А я страшно рад тебя видеть, честное слово! Эй, меня отсюда слышишь нормально?

Гора смущенно кивает и смотрит вниз, на Магомета.

-- Фу, какая большая стала! А я тебя вот такой помню, -- Магомет машет рукой в сторону окна, на горную гряду. -- Ну, ладно. Я зачем тебя вызывал? Не знаешь?!

А чего пришла?! Ух, шутница! -- Магомет грозит горе пальцем.

-- Я правда не знаю! -- пугается гора.

-- "Не знаю, не знаю!" -- передразнивает ее Магомет. -- Такая здоровая, а не знаешь! Нехорошо получается!

Гора краснеет.

-- Ну, ладно. Ничего страшного. Вспомню, вызову. А то сама заходи. Просто так!

Без этих официальностей. Посидим, поболтаем. Ну, топай, а то у меня дела. -- Магомет хлопает гору по хребту. -- Да! Постарайся вспомнить, зачем я тебя вызывал! Не ставь меня в дурацкое положение. Раз вызывал, значит, я что-то имел в виду! Подумай на досуге, что именно?!

Гора бочком выходит.

Магомет садится за стол и долго смотрит на горную гряду за окном:

-- Как я от всего этого устал! Их вон сколько, а я один! Хорошо еще, горы сознательные -- сами идут к Магомету! А то пришлось бы Магомету идти к горе!

Представляю, как нелепо бы это выглядело!

Магомет вздыхает и зачеркивает в календаре: "13.00 -- вызвать гору".

________________________________________________________________________

Черта

Поперек всей улицы по асфальту тянулась белая черта. Наверно, дети провели ее мелом. Около черты остановился мужчина в синей фланелевой рубахе с закатанными рукавами, изнутри материя была красной, так что казалось, будто на рукаве красная повязка. Стоя у белой черты, мужчина с повязкой закурил.

Прохожий, увидев у белой черты мужчину с повязкой, остановился и спросил:

-- Можно пройти?

-- Куда?

-- Ну туда... за черту.

-- А если я скажу "нельзя", не пойдете?

-- Если черта и при ней человек с повязкой?! Дураков нет! Я подожду.

-- Чего подождете?

-- Когда разрешат проход. Вы только ответьте: а почему, собственно, стало нельзя?

Мужчина с повязкой хмыкнул, сплюнул и сказал:

-- Ну раз черта, наверно, не просто так! Хотя, если у вас есть разрешение...

-- Какое разрешение?

-- На проход через белую черту.

-- У меня только пропуск в погранзону. Пожалуйста.

-- При чем здесь погранзона? Это белая черта! Русским языком нарисована!

-- Простите!..

Собралась толпа.

-- Что там такое?

-- Да опять черту провели, никого не пускают!

-- Если никого, зачем черта? Обычно черта, чтобы одних пускать, а других не пускать!

-- Куда лезете? Ишь какой прыткий: на свадьбу к сыну он прилетел из Ташкента!

Пропуск есть? Ну так и стойте за дамой в зеленом, не лезьте без очереди!

-- До чего народ неблагодарный! И то для них, и это, и движение перекрыто -- все не нравится! Говорят, там бомбу нашли!

-- Да бросьте вы, бомбу! Я за чертой живу вчетвером в одиннадцатиметровой, десять лет искал бомбу -- нет ничего!

-- Слышали? Говорят, вчера одного арестовали. Хотел ночью под чертой проскочить! Но с вертолета засекли у финской границы!

-- Позвольте пройти! У меня там жена, в конце концов!

-- Где?

-- За чертой, дом сорок два, второй этаж, занавески голубые.

-- Вот несчастье-то! Как вас угораздило оставить там жену! И молодая была?

-- Не валяйте дурака! Я поставил ей банки, через минуту надо снимать, а то втянет целиком, она и так крохотная!

-- Сегодня свиданий нет. Говорят, завтра с двух до трех. Только с ближайшими родственниками. Жена ваша родственница?

...Мужчина с рукавом, закатанным в повязку, докурил, бросил окурок и ушел.

Люди продолжали толпиться у белой черты.

Подошел милиционер с погонами лейтенанта:

-- Почему скапливаемость, товарищи?

-- Да вот черту провели среди бела дня!

-- А какая организация проводила черту?

-- В том-то и дело, что неизвестно! Вчера видели пограничников с девушкой.

Может, границу переносят поближе к нам?

-- Минуточку, товарищи! Разберемся! -- сказал лейтенант и исчез.

На следующий день он вернулся с погонами капитана. Люди бросились к нему:

-- Ну как наши дела?!

-- Могу вас обрадовать, -- сказал капитан. -- Все в порядке. Ваш вопрос включен в повестку дня!

-- Ну, а я что вам говорил?! -- обрадовался мужчина в берете. -- Ой, чьи-то головы полетят...

На следующий день, к обеду, подъехала черная "Волга", вышел мужчина, походил, посмотрел и сказал:

-- До каких пор это будет продолжаться! Третий день люди стоят на улице -- и ни тентов от солнца, ни трехразового питания! Не волнуйтесь, товарищи, будет и на вашей улице праздник!

Уже к вечеру приехала бригада артистов и совершенно бесплатно дала отличный концерт.

Вроде бы какой-то мужик ночью проводил сквозь черту за червонец. На него донесли. Мужика забрали за нетрудовые доходы. Порядок был восстановлен.

Как-то днем приехала специальная комиссия. Черту сфотографировали, замерили, взяли пробу грунта и со всем этим уехали в Москву.

Когда на небе собрались тучи, никто ничего не сказал вслух, но подумали все об одном: "Вдруг дождь смоет чертову черту!" Но когда после дождя выглянуло солнце, в отдельных местах черта проступила. Конечно, в образовавшиеся проходы можно было пробраться, но иди потом доказывай, -мол, были разрывы черты!

Скажут: "А что вам помешало ее мысленно продолжить?"

Тут как-то проснулись, глаза протерли -- а черты нет! Как корова языком!

Асфальт ковыряли, царапали -- нету! Кто стер? С чьего разрешения?

Один парень сдуру заорал: "Товарищи, айда, пока снова не выступила!" Его за руку: "Какая айда? Нам доверяют! Стерли границы, преграды, потому что это унизительно! Не те времена! Никаких запретов сверху. Все решаем сами на местах.

Каждый должен сказать себе сам "нельзя"! Ну, что, рванем, как бараны? Или, как люди, будем стоять на своем?

Тут дружинники подошли.

-- Граждане! Разойдитесь! Из-за вас ни пройти, ни проехать!

Толпа зашумела:

-- Не имеете права разгонять! Не те времена! Руки уберите! Можем стоять где хотим, сколько хотим! Свобода стояния!

-- Так у вас тут что, демонстрация?

-- А может, и демонстрация! Имеем право!

-- А что демонстрируете, если не секрет?

-- Что хотим, то и демонстрируем! Мы долго терпели. Хватит!

Кто-то заорал:

-- Ну вас к черту! У жены на балконе вторую неделю мужик в трусах курит! Не дай бог, дом подожжет!

-- Стойте, юноша! -- захрипел пенсионер с палочкой. -- Я ходил на Колчака, на Деникина! Послушайте старика, не лезьте на рожон! Вот будет сигнал зеленой ракеты, -- рванем! И нас никто не остановит!

________________________________________________________________________

Коробочка

Действительно, жизнь полосата, как зебра. Да еще истинный цвет полосы -- черный был или белый -- проступает не сразу, а какое-то время спустя.

Сергей Михайлович Песочихин вел отсчет с того дня, когда Вика Глебушкина, женщина незамужняя, если честно, "без стыда, без совести", опять явилась на работу для того, чтоб похвастаться. В этот раз давала отнюхивать французских духов с манящим названием "Тайна какой-то мадам". В золоченой коробочке лежал нагишом стройный флакон фиолетового стекла. Сослуживцы растопыривали ноздри, стараясь унюхать побольше, выдохнуть поменьше, Женщины при этом вздыхали так, что было ясно: "С такими духами полюбит любой, а без них кому ты нужна..."

Мужчины пожимали плечами, хотя запах был недурной. Митюков долго мучился:

"Где-то я это нюхал, но где?" -- и вдруг вспомнил:

-- "Изабелла"! Помните, портвейн молдавский красного винограда? Вылитая "Изабелла"! Точь-в-точь запашок!

-- Дурак алкоголический! -- обиделась Вика и, хлопнув дверью, пошла хвастаться "Изабеллой" по этажам. Целый день ее не было. Коробочка осталась лежать на столе. Песочихин уперся в нее глазами с такой лютой жадностью, что коробочка дергалась.

Неужели он никогда не сможет подарить жене такие духи?! Черт побери! До чего унизительно сознавать -- и это не для тебя, и мимо того проходи и не нюхай! А ведь так хочется! Вдруг бы духи освежили супружеские отношения, которые с годами потеряли былую прелесть и превратились в дурную привычку...

Целый день Песочихин изводил себя подобными едкими мыслями, а за пять минут до конца рабочего дня вдруг хапнул коробочку из-под духов и скоренько вышел.

"Тьфу, глупость какая! -- думал он, втиснувшись в потный автобус. -Как мальчишка! Совсем опупел! Коробка-то зачем?"

В лифте Сергей Михайлович открыл коробочку и пошатнулся. На атласной подушке разлегся изящный флакон!

"Когда она положила обратно, дура?! Украл, что ли? Фу, как нехорошо получилось!

Вернуть немедленно!.. Ага! "простите, нечаянно украл!" Нет, нет! Оставить себе?.. Да как же я буду в глаза собакам смотреть, а Вика точно собак вызовет!

Эти суки по запаху... Но никто же не видел! У нас сплошь порядочные, значит, можно подумать на каждого... Подарю своей Милке! А скажу, что нашел. Не всю жизнь терять, разок и найти что-то можно!"

Мила была поражена. Ласкала флакончик, прижимала к груди и нюхала, нюхала осторожно, боясь вынюхать запах.

На ночь она, как ребенок, положила флакон под подушку. Изысканный запах обволакивал мозг Песочихина, и снилось Сергею Михайловичу, будто наконец он спит с чужой женщиной, или со своей, но не он...

Конечно, на работе был жуткий скандал со слезами и воплями. Вика била по столу кулачками, голосила: "Ворье, все ворье! Как без этих духов прикажете жить одинокой женщине?! Как?! Сегодня же руки на себя наложу и записку оставлю, из-за кого... Всех посадят..."

Песочихину со страху казалось, будто от него разит "Изабеллой". Но духи не нашли и никто не повесился. На всякий случай Сергей Михайлович для маскировки жрал неделю чеснок, и оказалось, не зря: все переболели гриппом, а он воздержался.

Через месяц Вика вдруг заявилась в таком сногсшибательном платье из-под Парижу, что учреждение прекратило работу. Везде погас свет, встали лифты, вода из кранов не текла.

Это платье!.. Ну, словом... черт бы его побрал!.. И вроде бы та же материя, пуговки, ниточки... Но спереди две такие... и тут... на плече вокруг шеи под грудь... от бедра по ноге узенько щель, где виденьем чулочек... Эх, молодцы французы, сволочи!

И сразу всем стало ясно, чем мужчина отличается от женщины, -платьем! Вырез платья волновал больше, чем грудь! В узком разрезе на миг появлялась нога, и опять-таки видение ножки в разрезе томило сильней, чем все ноги Вуравиной, торчащие из-под мини-юбки. В этом не было тайны. А Викино платье было сшито из тайны, притягивало как магнит. Песочихин смотрел не мигая, забывая дышать.

Он желал это платье до потери рассудка! Бывало, он в жизни чего-то хотел, но безнадежно, если так можно сказать, без души. А тут воздух сгущался, от глаз к платью пробегала искра. Запахло горелым. Песочихин пытался с собой что-то сделать, уговаривал, что платье ему ни к чему и размер не его, да и вырез слишком уж смелый... Сергей Михайлович явно сходил с ума.

Домой Песочихин брел как в тумане, не соображая, какой дорогой идет. В прихожей долго шарил по стенам, позабыв, где включается свет. Наконец лампочка вспыхнула. Песочихин сбросил плащ, глянул в зеркало и вскрикнул. Поверх костюма на нем было зеленое Викино платье!

-- Господи! Где? Когда? Неужели убил?! -- Песочихин спрятал платье и всю ночь ждал милицию. В эту ночь не пришли. Значит, утром возьмут на работе.

Когда вошла Вика, абсолютно живая, Песочихин перекрестился. Про французское платье Вика не заикалась, вся была в новых итальянских туфлях, которые придавали ногам идеальную форму. И опять она была счастлива, а остальные несчастны. Что еще нужно женщине!

Как на нем оказалось Викино платье и Викино ли, Песочихин так и не понял. Но поскольку уголовное дело отпало, Сергей Михайлович вечером протянул жене перевязанный лентой пакет. Мила развернула и ахнула.

-- Ну-ка примерь! -- сказал Сергей Михайлович, купцом развалясь на диване.

-- Откуда такая прелесть? -- Не сводя с платья глаз, Мила начала раздеваться.

-- Откуда, откуда. От верблюда! -- нашелся Сергей Михайлович.

Объяснение Милу устроило, больше она ничего не спрашивала, с наслаждением погружаясь в зеленое платье, как в ванну.

-- Зажмурься! -- сказала Мила. -- А теперь обалдей!

Песочихин открыл глаза и обалдел. У каждого мужчины есть женщина его мечты, а у женатого тем более. Так вот, перед Сергеем Михайловичем стояла женщина его мечты. Даже не его мечты, а чужой. С этого дня супружеская жизнь началась как бы заново. Бывают в жизни удачи, но чтобы полосой такой ширины!

Выходит, действительно, если очень захочешь, все может быть! И Песочихин начал мечтать изо всех сил. Теперь он сильно хотел каких-нибудь денег. И вот в субботу, открыв почтовый ящик, Песочихин вместе с газетой выудил перевод. На шесть рублей пятьдесят копеек! Странно, не иначе чья-то мечта по ошибке досталась ему. Песочихин мечтал о деньгах, но не о такой глупой сумме. Конечно, ошибка, но почему такая маленькая?

Через день пришел перевод на двадцать два рубля сорок пять копеек. На этот раз обратный адрес был: "Общество слепых РСФСР".

-- Со слепыми точно ничего не было! -- возбужденно шумел Сергей Михайлович. -- Ну страна! Кругом слепые! Шлют деньги черт знает кому! Фиг мы так поднимем легкую промышленность! Не удивлюсь, если завтра пришлют тысячу! В таком бардаке все возможно!

-- Нигде нет порядка, -- вздохнула Мила. -- Может, правда, пришлют тысячу? Было бы здорово! Давай зеркало новое в коридор купим. А то оно в пятнах, как в оспе, насмотришься -- лицо чешется...

В новом зеркале Песочихины прямо помолодели.

Сергей Михайлович тайком от жены продолжал мечтать, надеясь, раз пошла пруха, вымечтать крупную сумму. Но три дня переводов не было. Песочихин тыкал ключ в скважину почтового ящика, -- газеты, и все!

-- Никто больше не желает помочь бедному трудящемуся! -- мрачно шутил он.

Неделю ничего не было. Песочихин понимал: глупо ждать денег непонятно за что, но как билось сердце, когда несколько раз в день бегал в шлепанцах вниз проверять ящик!

И вот в понедельник, наконец, пришел перевод аж на тысячу двадцать четыре рубля! Это было на двадцать четыре рубля больше, чем мечтал Песочихин. В этот раз раскошелилась киевская киностудия. За фильм "Человек может все!"

-- Кем же я там, интересно, был? -- мучился Сергей Михайлович. -Режиссером?

Актером? Автором сценария, наверно! Надо посмотреть, как они сняли. А то напишешь хорошую вещь, а снимут дрянь, сапожники!

Мила перепугалась -- тысяча!

-- Это не уголовное дело? Какая связь между тобой и киевской киностудией?

-- Песочихин Сергей Михайлович пока что я! Ты ведь понятия не имеешь, что я делаю, когда ночью иду в туалет! Может, там пишу до утра, как Мопассан!

-- Давай мебель новую купим, Мопассанчик.

Тут в дверь позвонили. Здоровенный мужик, сбивая с ног перегаром, спросил:

-- Песочкин ваша фамилия будет?

Песочихин струхнул: "Пришел отбирать свою тысячу! С такой рожей наверняка сценарист!"

-- А вы по какому вопросу, собственно? -- спросил он, встав в боксерскую стойку, решив, если встанет вопрос "кошелек или жизнь", оставить себе кошелек.

-- Мебель вашу привезли. "Сюзанна". Песочкин вы или нет?

Сергей Михайлович сразу расслабился:

-- Ага, Песочихин -- это мы. Долго везете. Давно ждем!

Такая "Сюзанна" Мопассану не снилась. Да и Песочихиным тоже.

И пошло. Везло регулярно во всем. Когда Сергей Михайлович заходил в магазин, тут же выбрасывали дефицитный товар, и он всюду был первым. Нужно ли говорить, сколько цифр он угадывал в спортлото? Сколько надо, столько и угадывал! То есть все несбывшиеся мечты человечества посыпались на него. Захотел машину -- купил один лотерейный билет и выиграл!

Как-то шел Песочихин по улице, никого, как говорится, не трогая, и вдруг на него прыгнул африканец в белом костюме и давай целовать огромным пугающим ртом.

При этом что-то радостно лопотал и восторженно тянул Сергея Михайловича за волосы. Песочихин отбивался руками, ногами, но африканец владел конечностями не хуже, чем ртом, и, скрутив Сергея Михайловича, целовал его всласть, как хотел.

Песочихин орал на всю улицу:

-- Товарищи! Помогите! Целуют! За что?!

Невозмутимый переводчик объяснил Песочихину, что мистер Боулз никогда не забудет, как советский друг вытащил его из вод Нила в прошлом году.

-- Это ошибка! -- хрипел Песочихин. -- Никогда никого не спасал, в Ниле тем более!

На что переводчик сказал:

-- Не портите дипломатические отношения. Будут неприятности. Соглашайтесь, что спасли его вы.

Под угрозой безжалостных губ Сергей Михайлович согласился. Африканец потащил Песочихина в валютный магазин и скупил почти все.

Песочихина одели с головы до пят, завезли в дом стереоаппаратуру, видео, какие-то банки, склянки...

А тут еще под Новый год позвонили из инюрколлегии и сообщили, что в Канаде умерла чья-то тетка Элеонора Рубельбойм и завещала все состояние племяннику Игорю Перекрестову из Ленинграда, который, узнав о кончине тетушки и наследстве, на радостях умер. Из всех родных остался по материнской линии только Песочихин Сергей Михайлович, которому и надлежит вступить во владение наследством плюс дачей в Репино, которая принадлежала Перекрестову.

Сами понимаете, какие чувства это все вызывало у окружающих. Песочихиных не убивали только потому, что за ними постоянно следила милиция, которой все это тоже казалось весьма подозрительным.

Соседи перемывали косточки Песочихиных, грызли их и плевались.

Допустим, кому-то везет раз, два, три, но когда сто три, уже и посадить можно!

Кто поверит, что все это честным путем, мы же не дети! И эту тетку в Канаде они наверняка отравили. Послали в посылке чего-то с ядом и отравили. На каждую удачу должна быть статья соответствующая. Да что ж остальные -- не люди?! У

Мамейкиных в форточку воры залезли, а брать нечего, так они матом обои со зла расписали. А к Песочихиным почему-то не лезут! Да туда полгорода залезет -- всем хватит! Не лезут. Выходит, воры с ними заодно, одна шайка-лейка!

Конечно, желчь окружающих отравляла Песочихиным жизнь, но, закрывшись у себя дома, они что хотели, то и делали и плевать хотели на всех!

Однажды Сергею Михайловичу надо было позвонить. Он вошел в автомат, сунулся в карман за двушкой, но мелочи не обнаружил. Пальцы провалились в дыру, куда, очевидно, и ухнула мелочь. Песочихин расстроился. Черт с ней, с мелочью, не в копейках дело! Сам факт настораживал, впервые за последнее время вместо того, чтобы найти, он, наоборот, потерял.

Утром Сергей Михайлович спустился к почтовому ящику. Газета и, слава тебе господи, перевод!.. Нет, -- квитанция!

"Уплатить в сберкассу за безбилетный проезд три рубля!"

-- Как тебе это нравится! -- сказал Сергей Михайлович жене. -- Во почта работает! Кто-то без билета прокатил свою бабу, а мне -- штраф? Паразиты! Не буду платить!

Через три дня пришло вторичное извещение.

-- Да уплати ты, -- сказала Мила, -- из-за трех рублей! Плюнь!

В понедельник пришел счет за телефонный разговор. На сорок пять рублей. По коду определили, с кем был разговор. Оказалось, с Египтом.

-- Да что же это, а? -- психовал Песочихин. -- Еще Египет на мою голову! Может, за Ассуанскую плотину им заплатить?!

В субботу среди ночи позвонил Чимарев, школьный дружок, с которым не виделись тысячу лет.

-- Старик, ну как ты?

-- Нормально, -- сказал Песочихин. -- У тебя что-то случилось?

-- А ты молодцом! Ну, раз дома, значит, не посадили! Я ж ребятам говорю: не такой Серега человек, чтоб с конфискацией да еще сесть!

-- С какой конфискацией?

-- Прочли про тебя фельетон в "Вечерке". Взятки, торговля левым товаром, завышение сортности. Преступная группа. Всем дали по шесть лет, а тебе только с конфискацией. Ну ты кое-что закопал, верно? Последнее время приподнялся, я слышал. Надо поаккуратней, Сережа! А ты -- дачу, машину -высунулся из нашей канализации по пояс, а зря!

-- Погоди! -- Песочихин встал на постели. -- С какой конфискацией? Какой левый товар?

-- Ну как же! Черным по белому. Некий Песочихин С. М.!

-- Некий! Разве я некий? Совпадение идиотское! Наследство из Канады получил!

Все по закону!

В телефонной трубке хохотнули:

-- Из Канады? Неплохо придумано. А может, ты прав: вдруг подслушивают! Если еще кто-то умрет в Канаде, имей меня в виду...

Песочихину сквозь дрему виделось, как из квартиры с песней выносят мебель, простукивая стены, ищут валюту.

На следующий день, когда Песочихины вернулись из гостей, дверь квартиры была распахнута настежь.

-- Ограбили! -- завизжала Мила и, увы, оказалась права. Вынесли все. Даже остатки джема из блюдечка вылизали!

На стене прикололи записку: "В следующий раз будешь делиться выручкой, сука,

Ахмет Сулейманович!" Мила рыдала. Горе утяжеляла обида: ограбили по ошибке, вместо кого-то. А Сулейманович, сука, сладко спит! "Звони в милицию!"

Приехавшие из уголовного розыска составили длинную опись похищенного, но по тому, как подробно расспрашивали, было видно, что больше интересует, откуда все это в доме взялось, чем то, как все это из дома исчезло.

Ночью, лежа на полу на подстилке, Сергей Михайлович до утра ломал голову, отчего Фортуна повернулась так резко задом. Зад Фортуны был страшен.

Через два дня во время грозы молния шарахнула в дачу -- и все сгорело.

Поговаривали, будто Песочихины навели молнию сами, заметая следы.

Когда через неделю угнали машину, Песочихины даже не заявили в милицию. Им было не до того. Они ждали, когда рухнет дом.

На работе Песочихина узнавали с трудом.

-- Что с тобой? Неужели все-таки рак? -- с надеждой спрашивали сослуживцы.

Чтобы отвязались, Сергей Михайлович кивал головой, или она уже тряслась сама по себе.

Когда повесткой вызвали в милицию, Песочихин обрадовался. В тюрьме, зато под охраной. Туда ни одна Фортуна не проберется!

Но когда предъявили обвинение в зверском убийстве и показали на фото изуродованный труп, Сергей Михайлович понял: пахнет высшей мерой! Он вскочил, заорал диким голосом:

-- Вы за это ответите! У нас есть правосудие! Сам читал в "Правде" -есть!

Сравните меня и свой труп! Да тут десять таких, как я, неделю должны махать топорами, не приседая! Не шейте мне дело! А в том, что по-человечески жил, признаюсь сам! Запишите!

-- Попрошу без истерик! -- сказал следователь. -- Свидетели показали, что вы,

Песочихин С. М., последним выходили из квартиры убитого главаря шайки фальшивомонетчиков. А поскольку, как установлено, последнее время у вас фальшивых денег куры не клевали, вполне возможно, вы с шефом что-то не поделили, логично? Но нам это еще надо доказать. А ваше право сбивать нас с толку, юлить, -- пожалуйста, начинайте! Пока возьмем отпечатки пальцев. Это не больно.

Вошла строгая девушка, перепачкала пальцы Песочихина дрянью и придавила к бумаге, с которой ушла.

Она скоро вернулась, подала следователю лист, шепча что-то на ухо. Следователь даже румянцем покрылся:

-- Опять чутье не подвело! Полюбуйтесь, -- отпечатки пальчиков совпали!

Придется взять с вас подписку о невыезде.

Домой Песочихина привезли в "воронке".

Растрепанная Мила, поливая мужа слезами, шептала:

-- Сереженька, это нас бог наказал! Признайся, миленький, меньше дадут!

-- В чем мне признаться, Мила, в чем?

-- Ну, я не знаю. Последнее время чего только в дом не носил... говорил,

Фортуна, удача... а сам, наверно...

-- Мила! И ты?!

-- Но ведь отпечатки совпали!

-- Это не мои! -- Песочихин начал откусывать пальцы. -- Пойми ты, идиотское совпадение! В жизни не совершал ничего такого. Просто непруха пошла, никак не остановить! Неужели нельзя жить нормально, никого при этом не убивая?!

Единственное... духи те проклятые, помнишь? "Изабелла" вонючая!.. Они чужие.

Украл. Но я не хотел! Так получилось!

-- Не убивал, вот и умница! -- Мила вскочила. -- Отобьемся! Духи верни немедленно! Все из-за них! Жили нормально, без этих духов, без денег, без мебели, ты вспомни, как замечательно жили! Верни! -- Мила протянула коробочку французских духов. -- У меня чудом остались!

Назавтра Сергей Михайлович пошел на работу с духами. Когда в комнате никого не было, сунул коробочку Вике в ящик стола, а сам вышел курить. Через минуту раздался вопль Вики:

-- Люди! Что делается, а? То воруют, то обратно подсовывают! Ну до чего скоты!

И в тот же день позвонили из милиции, извинились, сказали: убийцу нашли, так что Песочихин со своими отпечатками может спать спокойно.

Песочихин менялся на глазах. Появился цвет лица, морщины пропали. Постепенно перестали трястись руки, когда открывал почтовый ящик или снимал трубку, опасаясь дурных новостей. Соседи стали здороваться, улыбаться, спрашивали, не надо ли чем-то помочь.

В получку Сергей Михайлович получил свои шестьдесят семь рублей. Хотел на радостях купить шампанского, но прикинул -- дороговато -- и взял бутылочку пива. Поторговавшись, на полтинник купил Миле цветов. На всякий случай проверил почтовый ящик. Пусто! Ни хорошего, ни плохого. Красота! Насвистывая, взбегал по лестнице и вдруг увидел на ступеньке мятую бумажку. Поднял -- двадцать пять рублей. Воровато оглянувшись, Сергей Михайлович сунул деньги в карман. Постоял и положил четвертной на место. Вздохнул и положил рядом еще пять рублей.

-- От греха подальше! -- прошептал он, поднимаясь наверх.

Внизу послышались шаги. Вдруг стало тихо, а потом стремительно побежали вниз, весело прыгая через ступеньки.

-- Ну-ну, -- вздохнул Песочихин, -- поглядим, кому и чем повернется Фортуна...

________________________________________________________________________

Ежик

Слышь, Гриш, сосед про Сахалин такое рассказывал -- зрачки из белков выпрыгнут!

Удивительные дела происходят в окрестностях земли. На Сахалине водится животное -- морской еж. Сосед передал одного сушеного в дар. Натурально наш ежик, круглый, колючки, все дела, а вот мордаху найти невозможно. Зато вместо ног присоска на месте пупа, он ею ползает по дну моря.

Так вот, бабонька местного значения поделилась с соседом государственной тайной: ежовая икра, а он икрой размножается, обладает чудодейственным действием. Особенно, если ты мужчина, но на подъеме с дамой глохнешь и никак не заводишься. В каком смысле? Ну ты, Гриш, ребенок, честное слово! Мужик с той икры сильно приподымается в глазах женщин. И жена, и прочие в изумлении. Бабка сказала: у японцев эта икра бешеных йен стоит. А ты думал!

Японец на ерунду не раскошелится. Сосед взволнованно бабку спрашивает: "А вы лично не пробовали употребить внутрь?" Бабка говорит: "А что остается? Когда есть нечего, пенсии на морскую капусту не хватает, а ежей в море -- как собак нерезаных".

Сосед задал вопрос ребром: "Ну и как, бабуся, ваш организм в результате ежовой икры воздействия?" Бабка крестится: "С той икры три дня по сопкам бегала за брусникой не приседая!" Представляешь, Гриш? Не приседая! А старухе семьдесят пять вместе с астмой. Сосед сообразил, что на золотую жилу наехал, и на все деньги из ежей икры наковырял, в баночки закатал. Ну и на 1 Мая решил жене сюрприз сделать. Перед сном три столовых ложки втихаря запил пивом. Сядь на место, Гриш, сядь. Я соседу встречный вопрос: "Ну?" Сосед в ответ заикается:

"Результат превзошел все ожидания жены! Действительно, не приседая, неделю в туалет бегал рысью! Не мог смотреть на пищу вообще и на женщин в частности".

Вот такая, Гриш, провокация со стороны японцев. Их стимулирует на одно, нас на противоположное! Способ приготовления ежовой икры утаивают, черти! Но у них способ, а у нас на Сахалине ежи! Был бы я в Совете Министров: пока японцы тайну ежовой икры не откроют, -- ни одного им ежа! А как секрет выдадут, -- тем более ни одного! Ты прав, Гриш, стратегическое сырье!

Японцы вообще народ скрытный. Глаз зауженный. А у нас наоборот: душа нараспашку. Мало им нашего леса, нефти, рыбьей чешуи, из которой они компьютеры гонют, так еще ежей отдай! Может, наша последняя надежда до мирового уровня с той икры приподняться, чтобы мир ахнул.

Да еще. Про морского ежа разные слухи ходят на суше. Иди сюда, Гриш, ближе. Ну не настолько же! Ежик морской, ты понимаешь, ни с кем не живет. Размножается самостоятельно, без посторонней помощи. "Как это, как это?" А вот так это. Да погоди ты моргать! Ученые-ежологи пришли к выводу: ежиха в самом еже размещается. Ну фигура, колючки -- общие, а внутри: и он и она. Полное слияние разделения организма. Извращения? Не скажи, Гриш. Природа сдуру ничего не соединяет. Это тебе не Совет Министров!

Представь, какие преимущества перед тобой ежом открываются! Вообрази на минуту, что твоя благоверная сидит у тебя внутри, то есть ближе ее у тебя никого нет.

Когда не видишь с кем живешь, можно с ней и до ста лет дотянуть в любви и согласии.

А с подрастающим поколением как еж устроился! Я балдею. Отметал икру, дал, как говорится, путевку в жизнь -- и свободен! Когда у тебя, Гриш, как у всех, один икреныш, конечно, над ним трясешься, пока есть чем трястись. А метнул бы ты, как еж, тысячу наследников, не один, так другой в люди выбьется. Гори они все огнем, ты свой отцовский долг выполнил -- ползи дальше.

В морском ежике природа все продумала. У нас, Гриш, кожа да кости, на которые нервы намотаны. Конечно, человек -- ранимое сушество. Чуть что -слезы, крик, кровь. А из ежа повсеместно колючки торчат, -- даже акула пальцем не тронет!

Поэтому еж спокоен, никаких нервов в организме нет, нервничать ему нечем.

Почему в жизни одним все, а другим остальное? Вот была б, Гриш, у тебя вся рожа в шипах, кто б к тебе сунулся?

Причем, погляди, ежик гадость из моря в себя всасывает -- чистую воду выпускает, а человек, наоборот, чистое берет, а грязь после себя оставляет.

Еще мысль. Все, Гриш, последняя. Мне обидно за человечество. Ведь ежик одним своим пупом больше чувствует, чем мы всеми органами. Объясняю. Еж во время ощущения на пупе сосредоточивается целиком. Головы-то нет, вот и не отвлекается. А мы? Ну, скажи, Гриш, все органы в разные стороны. Носом нюхаешь, а руками карман щупаешь, -- хватит ли денег. Глаза видят на прилавке одно, а рот ест совершенно другое. Ты извини, но в интимной близости очутившись, прикидываешь, где для ремонта обои достать. Башка черт-те чем набита. А когда мозг в ощущении не участвует, жизнь не цветная, а черно-белая.

И выходит, вместо того чтобы, как люди, в человечьих условиях жить, всю жизнь на создание человечьих условий гробим. А что хорошего вспомним, лежа в гробу?

Кажется, прожил на свете полтора-два часа. А где остальные семьдесят лет? Вот так-то, Гриш.

А ежик ползет по жизни со скоростью двадцать сантиметров в день. Не суетясь, каждую песчинку пупом ощупает, выучит наизусть.

Гриш, веришь, нет, как поем на ночь кабачковой икры, -- сон вижу. Ползу ежом по дну моря. Жена внутри тихо дышит, не вякает. И никуда не спешу, ни за чем по дну моря не бегаю. Водоросли ласково трогаю, запоминаю. И никаких в голове забот, одни впечатления. Словом, чувствую себя человеком. Ведь так им побыть хочется, хоть не просыпайся.

________________________________________________________________________

Истина

Новенький красный с белым трамвай подкатил к остановке. Наверху, где положено, номер 49. А в нижнем углу, слева от водителя, другой номер -25. Очевидно, один из номеров при перемене маршрута забыли снять.

Люди, толкаясь, лезли в двери, тревожно переспрашивая друг друга:

-- Как он идет, идет как? По 49-му или по 25-му?

-- Слепой, что ли? Номер вверху видал? 49-й!

-- Ничего такого подобного! Это 49-й, но сегодня пустили по 25-му по просьбе трудящихся.

-- Дайте влезть! Вы в 49-й садитесь?

-- Сажусь, но не в 49-й, а в 25-й!

Короче, набился полный трамвай тех, кто сел в 49-й, и тех, кто влез в 25-й.

Двери захлопнулись, трамвай поехал.

-- Товарищи! Кто-нибудь может толком сказать, в каком трамвае я еду?

-- Лично я еду в 49-м!

-- Ага! Люди! Посмотрите на нее! Все едут в 25-м, а барышня в 49-м! Я счас от смеха умру!

-- Умрете вы позже, когда приедем на 49-м на кольцо, в Кузьминки!

-- Милая моя, сначала доедете с нами в Маноново. А оттуда на такси за двадцать пять рублей рванете к себе в Кузьминки! Да вас еще никто и не повезет, оттуда не уезжают.

-- Спросите у вагоновожатого, он-то должен знать, куда едет!

-- Вожатый закрылся, у него орет транзистор, что-то объявляет в микрофон, но звука нету!

-- Граждане! Друзья! Мы же разумные существа! Дама, вас я не имею в виду!

Проголосуем! Куда едет большинство, значит, туда поедут все! Это логично! Кто едет в этом трамвае в Кузьминки, поднимите руки! Так, пятьдесят пять. А есть идиоты, которые думают, что они в этом же трамвае доедут в Мамоново? Та-ак...

Тоже пятьдесят пять...

-- Женщина! Прекратите истерику, не сморкайтесь в меня! До моста 49-й и 25-й идут одинаково! А там он повернет налево!

-- А я говорю -- направо, это и ежу понятно!

-- То-то я не вижу здесь ни одного ежа. В отличие от вас, ежи никогда не садятся в трамваи, которые идут по двум маршрутам одновременно.

-- Что значит "одновременно"?! Как можно идти направо и налево одновременно!

Или трамвай за мостом разваливается напополам?

-- Дама, кончай реветь! У всех муж дома голодный! У тебя где муж голодает, слева или справа? Слева? Поздравляю! Умрет голодным!

-- Послушайте, товарищ! Все орут, а вы молчите! Некрасиво. Можно подумать, вы один знаете, куда идет трамвай!

-- Да, я знаю. Но вам не скажу.

-- Почему?

-- Вы тогда выброситесь.

-- Вы меня пугаете! Куда идет этот трамвай?!

-- Между нами, он идет по восьмому маршруту. Я дал вожатому пятерку, он обещал подвезти. Только тс-с! Не надо остальных волновать!

-- Как по восьмому? Пустите, я выброшусь!

-- Никто не выбросится, двери заклинило, до кольца никто живым не выйдет!

-- Дайте водителю по башке! Скажите -- от меня! Мы имеем право знать, куда едем!

-- Если ему дать по башке, трамвай сойдет с рельсов!

-- Пусть! Лучше сойти с рельсов, чем по рельсам неизвестно куда!

-- Уступили бы место старушке! Бугай в кепке, я вам говорю!

-- Это я-то старушка?! Да я моложе вас всех, вместе взятых! Просто после вчерашнего плохо выгляжу.

-- Видите, может, она моложе меня. С какой стати уступать место?! К тому же я еду в 49-ом, а бабушка в 25-ом! Пусть сначала в наш трамвай пересядет!

-- Слушайте, может, это террористы?!

-- В каком смысле?

-- Ну, угнали трамвай и на нем -- в Грецию.

-- С каких это пор 49-й начал ходить в Грецию?

-- Простите, жена просила дрожжи достать. Не в курсе, в Греции дрожжи есть?

-- В Греции все есть, но на 25-ом туда не доедете!

-- А на 49-ом?..

В это время трамвай выехал на мост. Все замерли. Направо не повернул! Половина пассажиров восторженно взвыла. И налево не повернул! Тут подпрыгнула от радости вторая половина. И кинулась целовать первую. Трамвай шел прямо, туда, куда никому не было нужно. Но все были счастливы, потому что справедливость восторжествовала.