"Опрометчивый поступок" - читать интересную книгу автора (Айвори Джудит)

Глава 4

Тот свет, что лжет, из женских льется глаз. Томас Мур. «Время, потерянное на ухаживания»

В маленьком сейфе славный кучер хранил пару бутылок джина. Каждая была заботливо упакована в толстый вязаный носок, и обе вместе – в чистую рубашку. На дне саквояжа «миссис Браун» и в самом деле было что-то похожее на гладильную доску. Она не позволила ему рыться в содержимом, объяснив это тем, что там находятся только носильные вещи, и настояла на том, чтобы саквояж был взят.

Дошло до спора, в котором она одержала верх; саквояж не был настолько тяжел, чтобы вступать из-за него в длительные препирательства. Сэм ухватил нелепую старомодную штуковину за ручки и мстительно сказал:

– Тогда вам придется нести джин. И будьте поосторожнее, он пойдет на ужин.

Из двух возможных вариантов они выбрали погоню за лошадьми – просто потому, что упряжка была бы видна издалека на фоне плоской равнины в отличие от дороги. В самом деле, две из Шести лошадей явились взгляду, стоило обогнуть первое же нагромождение валунов. Им как-то удалось оборвать общую упряжь.

Сэм думал приблизиться, по возможности не обратив их в бегство – в этом случае не было и речи о том, чтобы их преследовать. До животных была четверть часа ходьбы. Он надеялся, что они позволят взнуздать себя обрывками упряжи и не откажутся принять седоков – в конце концов, они не были верховыми, и оставалось рассчитывать только на их покладистый характер. Он знал, что поездка без седла будет для Лидии делом мудреным, но в крайнем случае собирался взять ее на свою лошадь.

Обсудив план, они выступили на ловлю. Сэм нес саквояж, Лидия – бутылки, сунув каждую под мышку. Лошади мирно паслись в скудной вересковой поросли.

Поход скоро перестал казаться прогулкой. Неровная, сплошь покрытая щебнем почва не позволяла развить хорошую скорость и вынуждала то и дело сбиваться с шага. Иногда под ногами противно чавкало и хлюпало. Кроме редкой травы и кустарника, другой растительности вокруг не наблюдалось зато в изобилии виднелся камень всех видов и сортов. Он вздымался из-под земли и свободно валялся под ногами, он украшал любую возвышенность странными образованиями, словно оставшимися после игр детей великана. Один скальный вырост напоминал форштевень корабля, так и не сумевшего подняться из окаменевшей пучины вод. Это был унылый ландшафт серый и бесприютный. Шагая по этой однообразной равнине Сэм скоро заметил, что единственное яркое и живое существо на всем ее протяжении – Лидия – все сильнее прихрамывает.

– У вас что-то с ногой?

– Вовсе нет! – быстро возразила она. – То есть да. Каи раз сегодня я ее подвернула. Ощущение неприятное, но идти не мешает.

Похоже, ее первым порывом было солгать по поводу и без повода. Сэм предложил спутнице опереться на его свободную руку. Девушка сначала засомневалась, но все же приняла предложение. Они двинулись дальше. Теперь она несла обе бутылки, прижимая их к груди, как нечто драгоценное. Было заметно, что, ступая на правую ногу, она опирается сильнее, но все же так, чтобы не затруднять Сэма. Это его позабавило: ведь совсем недавно он одним рывком вытащил Лидию через окошко на крышу тонущего дилижанса. Она была так легка, что он мог набросить ее на плечи, как пончо! «Легкая, как солнечный луч, – подумал он, – но с крепкой хваткой». Однако и хватка эта была женская.

Они шли рядом, не тратя сил на разговоры и внимательно гладя под ноги. Впрочем, это не мешало Сэму украдкой разглядывать спутницу, которая нуждалась в помощи, но не рвалась ее принять.

Странная это была девушка. Необычная. Преисполненная достоинства, но отчаянно хрупкая. Рука, так крепко сжимавшая его локоть, была белая, ухоженная, с рисунком голубых жилок. Рядом с его сильной загорелой кистью она казалась бескровной. Да и лицо Лидии поражало бледностью и несколько болезненным изяществом и вызывало в памяти не картины маслом с их богатством красок, а наброски тончайшими карандашными штрихами. Он мог измерить ее запястье двумя пальцами, и еще осталось бы место. Тем более странно было вспоминать круглые крепкие ягодицы, которыми – по странной прихоти – наградила ее природа. Это был контраст из числа многочисленных контрастов Лидии. Сэм видел это в каждом ее движении, в каждой черте. Увидев Лидию в толпе только со спины, он решил бы, что она, как говорят, кровь с молоком, а встретившись лицом к лицу, счел бы типичной англичанкой, чахлой и малокровной.

Но нет, малокровной она не была. При движении ее груди соблазнительно колыхались, а значит, они были отнюдь не маленькие. И как они удерживались на такой узкой грудной клетке? Строгая элегантность телосложения делала их по контрасту почти чувственно пышными. Худенькая девушка с роскошным задом, ногами, бедрами и грудью. И как только это возможно?

– Мы взяли хороший темп, – сказал Сэм, чтобы как-то выразить свои переживания.

И тотчас вернулся к созерцанию.

Волосы у нее тоже роскошные. Растрепавшись, прическа стала еще пышнее. Шляпка дерзко сползла набок. Сэм промолчал – так ему больше нравилось.

– Да, темп хороший, – с запозданием согласилась Лидия. – Если бы только знали мои родители… – Она помрачнела, опустила глаза и добавила: – Тоник вместе с сумочкой засосала трясина.

– Что?

– Тонизирующее средство. Лекарство. Доктор прописал его мне, чтобы улучшить циркуляцию крови. – Она скрыла тревогу за веселым смехом. – Что ж, отныне моя кровь будет циркулировать, как ей заблагорассудится. Сэм промолчал, не зная, верить или нет.

– Вы служите горничной и при этом живете с родителями?

– Я… да! – На этот раз она солгала, это было совершенно очевидно. – А что тут странного? Вся наша семья служит в одном доме.

– Кухарка и садовник, – предположил Сэм, улыбаясь как можно простодушнее.

Лидия устремила на него пристальный взгляд, ее лучистые глаза затуманились, но быстро прояснились. Она кивнула. Возможно, она не так уж любила лгать, просто не могла иначе. Патологическая лгунья, которая не в восторге от собственных выдумок.

– Кухарку и садовника тревожит кровообращение дочери, – задумчиво произнес Сэм.

Еще один быстрый кивок.

– А что, есть о чем тревожиться? – настаивал он. Возможно, она была более хрупкой и болезненной, чем

ему хотелось думать. В чем же заключается ее болезнь? Неужели в самом деле малокровие?

На этот раз Лидия кивнула печально и безнадежно. Сэм окончательно сник.

– Мэм, вы меня пугаете!

– Ох, простите! – воскликнула она. – Пугаться нечего! Мне не стоило вам признаваться.

Она отвернулась и демонстративно отстранилась, давая понять, что способна передвигаться без посторонней помощи и вообще куда крепче, чем он думает. Как раз это заставило Сэма встревожиться по-настоящему.

– Не надо так смотреть. Ничего страшного не происходит! – заявила Лидия, словно убеждая в первую очередь себя, и он понял, что она до смерти напугана.

– Скажите же, что с вами!

– Не знаю, и никто не знает. Доктора не могут поставить диагноз. Родители говорят, что мне не следует переутомляться.

– Так дело в ваших родителях? Это что-то наследственное?

– Ну что вы! – Она засмеялась. – Просто… просто они волнуются по пустякам. В детстве я была слабого здоровья, почти ничего не могла есть, да и теперь часто страдаю несварением желудка. Стоит подуть ветерку посвежее, как я уже чихаю, а когда утомляюсь, кружится голова. Доктор считает, что я не слишком вынослива, только и всего, но родители уж слишком со мной носятся. Они бы рады завернуть меня в вату и держать под стеклом, а у меня не хватает характера им перечить. – Она понурилась. – Отчасти поэтому я здесь и оказалась: чтобы хоть ненадолго вырваться из-под опеки, ощутить вкус свободы, надеяться только на себя. – Оглядевшись, она засмеялась, с типичной для нее быстротой переходя из одной крайности в другую. – Вот только я не думала, что свободы будет так много!

Когда она смеялась, глаза ее буквально излучали свет.

К тому времени они шли уже минут десять и приближались к цели, когда лошади вдруг насторожились, уставились на них – и бросились врассыпную. Одна скрылась за выступом скалы, другая остановилась на виду, но примерно на том же расстоянии, что и поначалу. Казалось, это было сделано намеренно: «Я здесь по вашей милости, двуногие создания, так неужто вы думаете, что я стану облегчать вам жизнь?»

Сэм и Лидия сбавили темп, притворяясь, что просто прогуливаются. Однако стоило им снова подойти, как лошадь неспешной рысцой отбежала подальше. Она явно не собиралась даваться в руки.

– Вы только посмотрите! – возмутился Сэм, прекращая бессмысленное преследование. – Мы и сейчас не ближе к цели, чем когда выползли из трясины! – Он задумался, почесывая в затылке. – Вот что, останьтесь здесь, а я попробую подобраться ближе.

– Остаться здесь? Ни за что! Скоро стемнеет! Нам нельзя разделяться, мистер Коди! – Голос Лидии задрожал. – Я…

мне страшно! – призналась она, блуждающим взгля – ел дом осматриваясь по сторонам.

Что тут было делать? Сэм неохотно кивнул, надвинул шляпу пониже и зашагал снова. Верно, им не стоило разделяться на ночь глядя, однако нога доставляла Лидии больше неприятностей, чем она старалась показать. Она просто храбрилась. Как же быть?

Как и следовало ожидать, лошадь вскоре повторила свой зловредный маневр. На этот раз она скрылась за той же самой скалой, где раньше ее товарка. Сэм понял, что с него довольно.

– Хватит! Сядьте, мэм, и ждите, пока я не приведу лошадь. – Нет!

– Придется, – сказал он строго.

Солнце уже наполовину скрылось за горизонтом. С той стороны начали вздыматься серые груды облаков. Казалось, за ними тлеет громадный костер, но сама равнина была погружена в унылый преждевременный сумрак.

– Я пробегусь до скалы, обогну ее по возможности бесшумно и…

– Здесь я не останусь!

– Останетесь. В том, что я задумал, у вас будет своя роль, так что молчите и слушайте. Поймите, у нас нет времени на пререкания. Вы что, не видите, как быстро темнеет?

– Но я хочу пойти с вами!

Сэм прижал палец к губам Лидии, требуя тишины. Это ее рассердило, она оттолкнула его руку и приготовилась разразиться возмущенной отповедью.

– Довольно болтовни! Не усложняйте мне дело.

– Так я для вас обуза? Стоит взяться за дело одному, как все сразу устроится? Это несправедливо. Я соображаю не хуже вашего!

– У вас есть план?

Это заставило Лидию замолчать. Какое-то время она хмурилась, потом признала, что никакого плана у нее нет и в помине.

– В таком случае воплотим мой.

– О, сделайте одолжение, мистер Умная Голова! –

Она раздраженно передернула плечами. – Само собой разумеется. Все, что ваша милость изволит. Хотите дать представление «Шоу Буффало Билла»? Превосходно! Я вся внимание.

– Послушай, Лидди…

Это вырвалось само собой. А что такого? Лидия, Лидди – почти одно и то же! Не называть же ее «миссис Браун». Она такая же «миссис», как он «мисс», и если уж высмеивать представления, то все разом. Представление, которое она дает ему вот уже три часа подряд, – самая нелепая комедия, какую он только видел.

– Послушай, Лидди, я бы оскорбился, не будь мне так смешно. Думаешь, я не вижу, что от страха у тебя дрожат поджилки и помутилось в голове? Для женщины это нормально, но сейчас, прошу, возьми себя в руки.

Девушка во все глаза уставилась на него и, кажется, потеряла дар речи, что можно было только приветствовать. Сэм ожидал, что через минуту она опомнится и превзойдет сама себя во взрыве негодования. К его удивлению, Лидия перевела дух и пожала плечами.

– Ладно, – сказала она, принимая его панибратский тон. – Говори, что мне делать.

– Я обойду скалу с той стороны, а ты подожди с этой. Я спугну лошадей, они бросятся в твою сторону, и, когда появятся, начинай шуметь. Маши руками и погромче кричи. Надо, чтобы они повернули назад, ко мне. Вдвоем мы сумеем поймать хоть одну.

Лидия кивнула, выпятив нижнюю губу – ненамеренное выражение скрытого недовольства. Грудь ее вздымалась и опадала, словно она только что состязалась в беге на длинную дистанцию. В каком-то смысле так оно и было: она старалась оставить позади свои собственные страхи. Зная, что не сумеет сама о себе позаботиться, она хотела бы положиться на другого, но и этот другой не внушал особого доверия после всего, что она о нем узнала.

Надо было как можно скорее восстановить свое доброе

имя. Не говоря больше ни слова, Сэм помчался в сторону заката. Он сразу задал хороший темп и бежал ровно, не забывая глядеть под ноги, хотя гаснущий свет дня затушевал неровности почвы. Скала была невысокая, но длинная и напоминала гранитный монумент. Обогнув ее, он сразу увидел лошадей – и вот тут испытал такой же шок, как и в те ужасные секунды, когда созерцал пустые козлы.

За скалой паслось целое стадо животных, мало похожих на лошадей. Это была дикая разновидность пони, к тому же мелкая, не поддающаяся приручению. Стоило Сэму выглянуть из-за скалы, как они бросились наутек. Он стоял, тупо глядя, как низкорослые, похожие на игрушечных лошадок животные уносятся прочь, развевая густыми хвостами, и чувствовал себя полным идиотом. Он, ковбой по призванию, всю жизнь имевший дело с лошадьми, не смог оценить внешний вид созданий, по размеру чутьли не втрое меньших, чем упряжные лошади! Вблизи они напоминали тех, других, разве что каурьм оттенком шкуры, но и та поросла густым, похожим на ворс волосом. Как он мог? Как мог?! Болван, и мозги у него с горошину! Потратить столько времени и сил на пустую, бессмысленную погоню!

Возвращаясь к Лидии, Сэм волочил ноги, как тяжелобольной, и непрерывно бранил себя. Никогда у него не было так паршиво на душе.

Девушка сидела, прислонившись спиной к камню, и смотрела в сторону. Сэм не собирался отбиваться, наоборот, приготовился встретить лавину упреков с покорно склоненной головой. Лидия была полностью права, когда не решалась ему довериться. Он хуже той пародии на ковбоя из «Шоу Буффало Билла» – целиком показной, и не хватает ему только всякой дребезжащей дряни на одежде, чтобы было видно издалека: вот он идет, мистер Умная Голова с Дикого Запада! Не вздумайте плевать в него, не стоит он потраченной слюны!

– Дикие пони, – сказала Лидия, когда он приблизился. – Два из них пронеслись мимо, и я их хорошо рассмотрела.

– Мне страшно жаль! – покаянно начал Сэм. – Я Должен был сразу распознать эту породу. Мне бы надо…

– Как ты мог распознать? Мы были для этого слишкоу далеко. Кому под силу классифицировать животное на расстоянии мили?

– Тому, кто в этом разбирается, пропорции говорят сам)! за себя.

– Да, если только смотреть непредвзято. Мы не ожидали встретить здесь пони, поэтому воображение наделило их все ми нужными признаками.

– Послушай, не надо меня оправдывать!

– В первую очередь я выгораживаю себя. Я ведь тоже ошиблась. Человеку вообще свойственно ошибаться. Это простительно.

– Только не для знатока, потому что…

– Знатока? По-твоему, знаток – это что-то вроде Господа Бога, существо, непогрешимое в суждениях?

Если честно, именно так Сэм и полагал в глубине души. Во всяком случае, ковбой обязан быть непогрешимым, когда речь заходит о лошадях.

Он вгляделся в Лидию, надеясь прочесть по выражению лица, что у нее на уме, но сумерки помешали ему. Судя по тбму, какая надвигалась облачность, ночь обещала быть очень темной.

– Значит, ничего страшного не произошло? – ехидно осведомился Сэм, поглубже нахлобучив шляпу. – И то, что мы топали неизвестно куда, и то, что дорога неизвестно где, – все это не важно?

– Важно, конечно, но, как я уже сказала, человеку свойственно ошибаться. Что скажешь на это?

– Ничего.

– Хотелось бы мне знать, где наши лошади.

Сэм с минуту озирался, словно ожидая в любую минут) их увидеть.

– Их нет.

Этот безрадостный факт должен был привести в еще боль шее уныние, но не привел – наоборот, ужасное чувство, которым он возвращался к Лидии, развеялось. – Ты голоден? – спросила девушка, помолчав.

– До полусмерти!

Сказав это, Сэм тотчас понял, что это чистая правда и что утолить голод нечем. Сразу проснулся и заговорил инстинкт самосохранения.

Наверняка в кустах водятся кролики. Если удастся поймать одного и поджарить над костром, у них будет ужин. Увы, под рукой не было ни ружья, ни силков.

– У меня в саквояже бутерброды, – сказала Лидия, улыбнулась и продолжала на своем безупречном английском: – И еще огурец и сыр. Надеюсь, ты не откажешься от скромного угощения.

И засмеялась. Сэм никак не мог разобраться, что за человек эта «миссис Лидия Браун». Она то придиралась к нему, оспаривала каждый его поступок и каждое слово, то изливала на него бесконечную доброту; то пугалась собственной тени, то выказывала смелость, достойную мужчины; то вела себя нелепо, то изумляла рассудительностью. Она была до того особенной, что даже просто находиться рядом с ней было интересно.

– У вас к сыру полагаются огурцы? – спросил он недоверчиво.

В Техасе к сыру подавали помидоры. Впрочем, сейчас он согласился бы съесть все, что угодно, даже бутерброд с болотной зеленью и лягушками. Но признаваться в этом не хотелось.

– Ешь, а я попробую смастерить ловушку: к утру навер – попадется что-нибудь на завтрак. Потом разведу костер.

– Мы разделим еду пополам.

Лидия наклонилась и выудила из необъятных недр саквояжа сверток. Все-таки для походной сумки у него была чересчур странная форма. Сэм пожалел, что не настоял на обыске. Кто знал, что скрывалось среди уложенных там вещей? Они могли о многом порассказать и тем самым приоткрыть тайну миссис Браун, горничной».

Сверток был из грубой оберточной бумаги, громко хрустевшей, пока ее разворачивали. В сумерках она казалась очень белой. Из свертка донесся странный запах, словно там что-то протухло. Сэм крякнул и отшатнулся. Ли дня рассмеялась.

– Это всего лишь сыр, превосходный выдержанный стилтон! Не похоже, чтобы ты умирал с голоду.

Он снова принюхался. Запах уже не казался таким отталкивающим. Выбор был невелик: есть, что дают, или голодать Сэм молча наблюдал, как девушка делит провизию. Надо сказать, у нее это ловко получалось.

– Вот, твоя доля.

– Обойдусь, – неуверенно запротестовал Сэм. – Это тебе надо как следует подкрепиться.

– Подкрепиться не мешает нам обоим.

– Мне уже случалось обходиться без еды, – сказал он, чувствуя себя джентльменом до кончиков ногтей.

– Скажи уж прямо! Я кажусь тебе слишком тощей, чтобы выжить без трехразового питания!

– Ничего подобного, – возразил он чистосердечно. – На мой взгляд, ты очень даже аппетитная! Словно пирог с капустой!

Голод так яростно глодал внутренности, что это был самый возвышенный комплимент, на который он был способен. Лидия с подозрением прищурилась.

– Надеюсь, это была любезность, а не издевка. I

– Любезнее некуда! – засмеялся Сэм.

Она помедлила, решая, чувствовать себя польщенной или обидеться. Он счел нужным пояснить:

– Вот и видно, что ты никогда не ела настоящий, мастер – ски испеченный пирог с капустой. Вообрази его, такой воз – душный, с хрустящей корочкой, а внутри начинка! – Он сглотнул. – Вообще-то я не откажусь от бутерброда, огурца… и даже от сыра. Он пахнет по-своему пикантно. К тому же, объедаясь, ты можешь растолстеть.

– Ну уж нет! – возмутилась Лидия.

Сэм окончательно развеселился. До чего же она непредсказуема! Спорит из-за всякой ерунды или вдруг, когда того совсем не ждешь, пытается объяснить поступки, которым нет оправдания..

Никогда еще выражение «тьма окутала землю» до такой степени не подходило к наступлению ночи. На окружающее словно набросили черное одеяло непроглядного мрака. Отовсюду понеслись зловещие звуки, свойственные необжитым землям. Облачный покров был так плотен, что сквозь него не замерцало ни единой звезды, на горизонте не засветилось ни единого огня, который говорил бы о близости жилья. Лишь когда плывущие тучи слегка истончались там, где утонул месяц, он просвечивал сквозь них тонким серпиком в бледном ореоле.

Последний свет умирающего дня дал возможность заготовить топливо для костра среди той жалкой растительности, что окружала место ночлега. Поскольку выбирать было не из чего, решено было устроиться под боком у гранитного осколка. Пожитки: саквояж, джин и его оригинальная упаковка – были сложены у подножия скалы. Потом Лидия последовала за мистером Коди на поиски топлива. (Хотя они так странно и неожиданно перешли на ты, она не могла думать о нем иначе как о «мистере Коди».) Это занятие было ей внове. Хотя она и ухитрилась набрать букет из сухих веточек, толку от нее было мало. По большей части она по пятам следовала за своим спутником, боясь в темноте потерять его из виду.

– Как темно! – пожаловалась она наконец.

– Как во внутреннем кармане.

– В твоих устах это звучит как «уютно», а мне эта тьма уютной не кажется.

В этот момент она как раз зацепилась за что-то подолом платья, да так крепко, что пришлось отчаянно отдираться, поэтому реплика получилась испуганной. Лидия смутилась и постаралась исправить дело.

– Я не была в такой кромешной тьме с того дня, когда брат шутки ради затолкал меня в гардероб, запер его, а ключ выбросил в окно.

– Милый мальчик, – заметил Сэм, приостановившись.

– По большей части он и был милым, а в тот раз досталось не ему, а мне. Я так колотила в дверь, что сорвала ее с петель, и мама ужасно возмущалась, что я сломала гардероб. Зато я вырвалась на свет Божий.

– Мы тоже сейчас вырвемся, у нас есть для этого все необходимое. – В темноте рука Сэма нашла и сжала ее руку. – Идем. Как только запылает костер, тьма отступит.

Эти слова и прикосновение успокоили Лидию. Она позволила вести себя к месту ночлега. Он не имел крыши, и стена была только одна, но это было все-таки лучше, чем ничего. Близкое присутствие мистера Коди не столько виделось, сколько угадывалось – по тому, как сгущалась и разреживалась тьма там, где он колдовал над топливом, разводя костер. Подробности оставались загадкой, но Лидия не возражала. Главное, что вскоре рядом должен был запылать, торжествуя над мраком, огонь – главное свидетельство триумфа человека над природой. То, что мистер Коди способен его зажечь, наполняло Лидию чувством сродни благоговению. Она слышала, что индейцы умеют добывать огонь трением, но никак не думала, что это искусство доступно и белому человеку.

Движение во тьме продолжалось, она таращила и таращила глаза, а огня все не было. Не в силах больше ждать, она подала голос:

– Как вы его разожжете? Что для этого нужно?

Тучи слегка разошлись, выглянула лут. Впереди обрисовался неясный силуэт. Силуэт мужчины на одном колене перед чем-то вроде шалашика из веток. Он склонился над делом рук своих, что-то подправляя, потом повернул голову к Лидии и ответил:

– Что нужно, чтобы разжечь костер? Сунуть руку в карман и достать спички.

Так он и сделал. Вспыхнуло крохотное пламя.

– Ах, спички… – протянула Лидия, ужасно разочарованная.

На миг осветилось лицо: золотистое, полное загадочных, изменчивых теней и все же привычное. Она ощутила облегчение, хотя это было лицо человека, который только что выставил ее дурочкой. Или это она сама себя выставила1 Прежде чем спрятать пламя в кольце из ладоней, мистер Коди бросил Лидии поддразнивающую улыбку. Потом все снова погрузилось во тьму, еще более непроглядную после короткой вспышки.

Но ненадолго, сухие лучинки разгорелись без труда. В танцующем свете снова появилось лицо – мистер Коди наклонился раздуть огонь. Отблеск, пойманный сверху широкими полями шляпы, сделал его вдвойне угловатым, резким и напряженным, неожиданно ранимым. Лидия вдруг поняла, что этот мужчина не просто привлекателен, а необычайно, потрясающе красив, и задалась вопросом, известно ли ему об этом. Она мысленно убрала порезы, синяки и ссадины, и лицо стало воплощением мужества и силы.

Ему вряд ли могло быть больше тридцати пяти, хотя загар делал его зрительно старше. Загар… и жизненный опыт. Это было лицо человека зрелого. Морщинки вокруг глаз и на лбу возникли не от природной веселости, а от того, что он привык, сощурясь, смотреть против солнца. Невольно приходило на ум, что улыбаться его заставляли не радость или довольство, а лишь удовлетворение, когда удавалось к месту пошу – ч тить, когда черный юмор находил себе отдушину. Его улыбка была полна сарказма и сдержанного, приглаженного злорадства, не достигающего подлинной злобы, но далеко отстоящего от добродушия. Должно быть, ближайшим чувством сродни счастью для него было раз за разом убеждаться заново, что жизнь именно так пуста и бессмысленна, так нелепа и смешна, как он всегда полагал,

– У меня есть не только спички, – сказал мистер Коди, не отрывая взгляда от костра. – Есть еще дюжина тонких сигар. Они по большей части сломаны пополам, но парочка целых найдется. Пожалуй, я выкурю одну из них.

– Не стоит, – смущенно произнесла Лидия.

– А я не спрашивал позволения, – хмыкнул он, устремив на нее взгляд из-под насмешливо поднятой брови!

– Я кашляю, когда рядом курят.

– Тогда дым от костра тебя попросту задушит, – заметил он, не скрывая недовольства.

– Ты всегда такой… такой воинственный?

Он ответил не сразу, всерьез задумавшись над вопросом.

– Пожалуй, да.

– Костер необходим, он дает свет и тепло, поэтому я согласна терпеть его дым, даже если придется кашлять. От сигары лично для меня не будет никакого проку, и я не вижу почему должна терпеть дым и от нее. Словом, буду тебе весьма признательна, если обойдешься без курения, а если не можешь, то хотя бы отойди подальше.

Молчание затянулось. Мистер Коди, казалось, полностьк углубился в разведение костра, перемещая уже прихваченные огнем веточки, раздувая пламя там, где оно грозило погаснуть.

– Ладно, – наконец сказал он. – Прошу прощения. На самом деле мне не хотелось курить. Просто я знал, что одно упоминание об этом вызовет протест, и заранее предвкушал, как на него отвечу. Порой ты настолько чопорная, что невозможно не поддразнить. Я и не подумал, что ты будешь кашлять.

– Спасибо, – неуверенно сказала Лидия, не зная точно, как отнестись к этой тираде.

– Пожалуйста, мэм.

Костер потрескивал – маленький, но живой и веселый союзник в борьбе с ночными страхами. На граните почти вертикальной стены шевелились искаженные тени. Лидия следила за тем, как мистер Коди колдует над веточками: очищает от коры, заостряет кончики.

– Зачем это?

– Хочу сделать пару ловушек. Поставлю их на кроликов, пока темно.

– А разве здесь водятся кролики? Что-то не верится: Она прекрасно знала, что кролики водятся везде, где природа разместила рядом хотя бы пару кустов погуще. Однако ее безмерно пугала сама мысль о том, что мистер Коди исчезнет в темноте бог знает на сколько, чтобы ставить ловушки, в которые все равно ничего не поймать – в Йоркшире на кроликов охотились с ружьями.

– Их здесь пруд пруди. Есть лисы, суслики и другая живность. – Раздался смешок. – Думаю, найдется пара шакалов. Лично я готов съесть на завтрак любую живность.

– Только зря потратишь время! – сказала Лидия, видя, что он поднимается.

– А что, у тебя есть другое, более интересное предложение?

Она отлично поняла, что подразумевается, и процедила сквозь зубы:

– Дикарь!

– Ты что-то сказала?

– Ничего!

– Тогда извини, у меня дела.

Лидия сообразила, что ее спутнику по душе ситуация, в которой они очутились. Он рад был остаться вдали от цивилизации, в то время как ее это пугало до полусмерти. Она попробовала понять его и оправдать, но тщетно – все ее существо протестовало против такой разницы восприятий. Мистер Коди естественно вписался в суровое окружение, он и не думал сожалеть о том, чего не было под рукой, а довольствовался тем, что мог соорудить сам. Он был самой что ни на есть подходящей компанией для утонченной леди, которую судьба забросила в невообразимую глушь.

Пока она размышляла, мистер Коди исчез из виду. Охваченная паникой, Лидия вскочила и завертела головой, стараясь разглядеть в кромешной темноте хоть какой-нибудь намек на движение. Что, если он бросил ее и сбежал куда глаза глядят? Что, если он упал в темноте, расшибся и лежит без сознания?!

Лодыжка распухла и болела, однако, совершенно потеряв рассудок, Лидия заковыляла в ту сторону, куда направился мистер Коди. Как только его удалось догнать, она последовала за ним по пятам через кустарник, где он размещал в небольших ямках свои заостренные папочки – вернее, пытался разместить. Каменистая, слежавшаяся почва поддавалась с трудом. В конце концов, махнув на все рукой, он сделал несколько силков, выпросив на это кусок кружевной отделки с нижних юбок Лидии.

Чтобы поставить полдюжины ловушек, понадобилась целая вечность. Упорство этого человека поистине не знало границ. Сколько Лидия ни уговаривала, он молча продолжал свое. Выбившись из сил, она умолкла. Когда он наконец поднялся, пристроив последний силок, и у нее уже готов был вырваться вздох облегчения, он заявил, что еще немного побродит.

– Что?!

– Возвращайся к костру. Я скоро.

– А куда ты? – в новом приступе паники вскричала Лидия, хватая его за рукав.

– Я скоро.

– Куда?!

– Мне нужно… ну, ты понимаешь!

– Не понимаю! Не понимаю!

Мистер Коди смущенно переступил с ноги на ногу.

– Ну… Боже мой, ведь это же ясно! – О!

Он ушел подальше в темноту, шурша кустарником, Лидия осталась на краю зарослей, не желая в одиночку возвращаться к костру и не решаясь за ним последовать. Шорох затих, как показалось, вдали – и нервы ее не выдержали. Страх навалился и сжал горло мягкими лапами, не давая дышать. Прежде чем дыхание пресеклось окончательно, Лидия ринулась через кусты. Расслышав журчащий звук, она слепо устремилась в ту сторону и уже на бегу сообразила, что и сама не прочь последовать примеру мистера Коди: мочевой пузырь ее уже давно был переполнен.

Журчащий звук приблизился, тьма впереди как бы сгустилась, выдавая присутствие человека. Лидия и не подумала остановиться или хотя бы сбавить ход, так что чуть не сбила Сэма с ног.

– Что за черт!

– Прости, ради Бога, прости! – испуганно затараторила она. – Я не могу быть одна… просто не в силах! Я не смотрю в твою сторону, честное слово! Да если бы и смотрела, тьма такая, хоть глаз выколи! Но все равно, ты тоже не смотри!

Шагах в пяти от мистера Коди, забыв все условности и приличия, Лидия подняла свои многочисленные юбки, спустила панталоны и присела, с усилием придерживая повыше весь этот ворох материи. Ей было совершенно ясно, что процесс займет по меньшей мере полчаса.

– Ну и ну! – раздалось со стороны мистера Коди. – Я привык делать такие вещи в одиночестве.

– Только не сейчас! Только не в такой глуши!

Он засмеялся. Сквозь разрыв в тучах выглянула луна, и взгляду Лидии предстала фигура, стоявшая спиной к ней с расставленными ногами, громадная, как древнее божество, но поглощенная далеко не божественным занятием. Они были так близко – в считанных шагах друг от друга, делая то, что считалось сугубо интимным занятием, одним из тех, которые невозможно разделить.

Лидия хихикнула, раз и другой, размышляя о том, о чем с точки зрения морали размышлять не положено: что звук со стороны мистера Коди сильно отличается от ее собственного, что он как-то… мощнее, что ли. Чуть погодя, по мере облегчения, он стал прерывистым. Это была ненужная, но занятная информация. Наконец мужской силуэт зашевелился, плечи задвигались: мистер Коди застегивал брюки. Покончив с этим, он бесцеремонно повернулся. Она поспешно опустила спереди юбки.

– Над чем это ты хихикаешь?

– Так, ни над чем, на меня иногда находит.

До сих пор чувство громадного облегчения заставляло забыть обо всем, но тут Лидия вспомнила, что у нее нет с собой туалетной бумаги: весь ее запас пошел на дно вместе с сумочкой. Она осталась на корточках.

– Послушай, а как поступают мужчины?

– В каком смысле?

– Ну, что ты обычно делаешь со своим… хм… ну, когда закончишь… словом, прежде чем застегнуть брюки?

– С моим чем?

– С пенисом, с чем же еще!

Оказалось, произнести это слово проще простого – гю крайней мере в темноте. Теперь, когда тема была открыта, возникла масса вопросов. А почему бы и нет? Этот человек спас ей жизнь, держал ее при этом на руках, пусть даже и недолго. Потом они пережили другие приключения и, наконец, разделили весьма интимный процесс, который и жена не делит со своим мужем. Если все это не сближает, то что же тогда?

Мистер Коди издал короткое изумленное хмыканье.

– Вопрос с пенисом… – пробормотал он. – Что?

– Да нет, это я так, обдумываю ответ. – Он помолчал. – Ну, раз у нас пошел такой разговор… мужчина стряхивает. Надеюсь, все ясно, или надо вдаваться в подробности?

Лидия неуверенно, кивнула. Вопросы так и роились у нее в голове.

– Моя подруга Роуз сегодня утром обвенчалась. Впереди медовый месяц, которого она побаивается. А ты? Ждал своего с нетерпением или со страхом?

Наступило продолжительное молчание.

– А ты? – наконец осведомился мистер Коди. – Как насчет твоего медового месяца? Надеюсь, ты не была разочарована? И вообще, раз уж ты так любопытна, почему было не расспросить обо всем собственного мужа?

Это обескуражило Лидию. Начиная пикантный разговор, она совершенно упустила из виду свое вымышленное замужество. К тому же что-то подсказывало, что ее подозревают во ' лжи. Надо было выпутываться, а на ум, как назло, ничего не приходило.

– Мой муж глухой! – выпалила она.

– Превосходно, – констатировал мистер Коди со смешком.

– Да, он глух, как пень, – настаивала Лидия, поскольку ничего другого не оставалось.

– Глухой, слепой, немой и к тому же капитан дальнего плавания. Очень удобно.

– Не вижу ничего смешного!

– Я тоже, – сказал он серьезно. – Я все отлично понимаю, можешь мне поверить.

Это ей не понравилось. Совсем ни к чему было все понимать отлично, хватило бы и самого общего восприятия. Мистер Коди собрался удалиться во тьму.

– Стой! – пискнула Лидия. – Я еще не готова, отвернись и жди.

Он послушался. Силуэт его замер на фоне зловещего беззвездного неба, еще более мрачный, чем сама темнота.

Лидия выпрямилась, подобрала юбки и несколько раз подпрыгнула, стараясь отряхнуться, как, по ее мнению, это делали мужчины. Нельзя сказать, чтобы помогло. Чувствуя себя полнейшей дурочкой, она натянула панталоны. Как, Бога ради, женщина узнает о мужчинах хоть что-нибудь до того, как обвенчается с одним из них? Совершить такой серьезный шаг из простого любопытства казалось нелепым.

Когда Лидия привела себя в порядок и взглянула в сторону мистера Коди, его там не оказалось. То ли она перепутала направление, то ли он отошел на пару шагов – так или иначе, кругом было пусто. Неодолимый ужас охватил Лидию, и когда она его окликнула, голос прозвучал на пронзительной истерической ноте:

– Мистер Коди! Сэм! Где ты?

На плечо легла теплая рука. Лидия подпрыгнула с испуганным криком. И тут же испытала громадное облегчение. Ее молча повернули и привлекли к себе. Лоб сам собой нашел выемку широкого плеча.

– Боже мой, – прошептала она, – Боже мой! Всю жизнь я боялась темноты, даже спала с настольной лампой – и надо же, оказалась там, где от темноты нет спасения. Ну что я за человек! Беспомощный, как котенок.

– Вовсе нет, Лидди, – возразил Сэм. – Ты держишься получше многих.

– Ну конечно! Я жалкая слабосильная трусиха.

– Не говори глупостей, с тобой все в полном порядке. Чувствуя, как ладонь скользит, поглаживая, по спине, Лидия притихла, боясь спугнуть прикосновение. Рука у

Сэма была не слишком мягкая, но теплая и уютная.

– С больной лодыжкой и я бы не слишком долго бодрился. Ну а темноты боятся многие, особенно если кругом ни огонька. Ни к чему так плохо о себе отзываться.

Она не издала ни звука, не шевельнулась, замерев в полной неподвижности, как щенок, когда ему почесывают за ушами.

– Так-то вот, – подытожил Сэм и отстранил ее. Лидия пошатнулась от внезапной слабости. На этот раз

он подхватил ее за талию, как барышню, готовую лишиться чувств. Это показалось ей таким постыдным, что щеки запылали.

– Видишь! Мои родители правы, сдувая с меня пылинки.

– Вообще-то ты и в самом деле немного странная, – признал Сэм и поспешно добавил: – Но милая! – Он слегка отодвинулся и взглянул, казалось, на свою руку, так и лежавшую у нее на талии (во всяком случае, посмотрел куда-то назад и вниз). – Да, ты очень милая, Лидди. Понимаешь, ты похожа…

– Ну?

– На лошадку, живую и норовистую, но пугливую. – Он умолк и молчал довольно долго, словно подбирал слова. – Знаешь, если молодую кобылку закрыть в стойле и совсем не давать ей воли, она зачахнет. Тебя тоже мало кормили, мало выгуливали и мало… ну, не важно. – Он снова переступил с ноги на ногу, как в тот раз, когда был смущен. – А вот если кобылку выпустить на выгон, дать ей пробежаться утром по росе, чтобы ветер свистел в ушах и развевал гриву… если ты понимаешь, о чем я.

Он засмеялся и отступил.

– Мало что? – полюбопытствовала Лидия. – Мало кормили, мало выгуливали и мало что-то еще. Ты не договорил.

– Мало ласкали, вот что я хотел сказать, – терпеливо объяснил Сэм. – А не сказал потому, что рискованно говорить такие вещи женщине, оставшись с ней наедине во мраке ночи. Но это святая правда – то, что тебе не хватает ласки. – Он вздохнул. – А теперь мне лучше попридержать язык, чтобы не наговорить лишнего. Идем – ка лучше к костру.

– Не хватает ласки… – повторила Лидия.

– Это я так выразился, чтобы звучало прилично. Ты ведь понимаешь, о чем речь? Что толку томиться в стойле без чистого воздуха, без солнечного света? Куда лучше дать себе волю! Люди, кому по силам все испытать, всего отведать, скоро находят то,.что им больше по вкусу, и живут в свое удовольствие. Понимаешь?

Не дожидаясь ответа, он отвернулся и направился к костру – и очень кстати, потому что иначе пришлось бы признаться, что нет, она ничего не поняла. Кобылка в стойле? Ветер в гриве? Пробежка утром по росе и вообще жизнь в свое удовольствие? Как все это, однако, странно… но и занятно. Есть над чем поразмыслить.

Они почти достигли места ночлега, когда Сэм не столько произнес вслух, сколько пробормотал себе под нос, словно желал высказаться:

– Ты с характером, Лидци Браун. Это значит, что у тебя хватит сил вынести все, что уготовано судьбой. Кому – кому, а уж тебе-то бояться нечего!

Эти слова безмерно поразили девушку. Характер. Сила. Она как будто всегда знала это о себе, просто не решалась поверить. Сила духа жила в ней, струилась по жилам вместе с горячей кровью, нужно было только дать ей волю, позволить одержать верх над глупыми страхами.

«Это правда! – подумала Лидия. – Я сильная. Я очень, очень сильная!»

Сознание этого, как ослепительная молния, пронизало все ее существо. Стоило произнести слово «сильная» даже мысленно, как в душе родился порыв превозмочь любые трудности, словно какая-то часть ее, до сих пор крепко спавшая, проснулась и заявила: я здесь, я больше не покину тебя. Лидия сразу и навсегда поверила в то, о чем прежде не осмеливалась и мечтать: она могла все, стоило только захотеть.

Устроившись у костра, Сэм словно проглотил язык. Он даже не пытался завести легкую беседу – теперь, после всего, что наговорил. Несколько минут назад он высказал своей случайной попутчице, что ей не хватает ласки, подразумевая при этом, что с удовольствием восполнил бы эту нехватку.

Как отнеслась бы к этому Гвен? Что бы она сказала, когда он назвал другую женщину милой, держа ее при этом за талию? Ах да, он совсем забыл! Какая разница, что сказала бы Гвен по тому или иному поводу. Дав ему от ворот поворот, она потеряла право голоса.

Подумав так, Сэм не только не огорчился, а как будто даже обрадовался – впервые с момента разрыва.