Введение

По всем расчётам, к началу августа 1941 г. Советский Союз должен был бы повторить судьбу Польши и Франции. Подобно другим жертвам немецкого «блицкрига», СССР потерял в образованных танковыми клиньями «котлах» армию, и, казалось, ничто не могло уже остановить вермахт на пути к Москве, Ленинграду и Киеву. Красная армия уже продержалась в активной борьбе пять недель, побив рекорд Франции. Историки будущего словно уже готовили объяснение этому факту — большая территория, большое количество техники и тому подобное. Но дальнейшее развитие событий получило неожиданный поворот. Паровой каток III моторизованного корпуса в пустоте, которая должна была образоваться после окружения 6-й и 12-й армий под Уманью, столкнулся 3 августа 1941 г. со стрелковой дивизией. У неё был довольно большой для РККА номер — 223-й, а растерянные пленные говорили, что дивизия была сформирована в Харькове уже после начала войны. Для вермахта, бойца, привыкшего побеждать в первом раунде нокаутом, прозвенел гонг. За прорванной обороной или на растянутых флангах появлялись всё новые дивизии с постоянно увеличивающимися номерами. Вопреки первоначальным планам предстоял второй раунд.

К августу 1941 г. СССР утратил большую часть того, что было тяжёлым трудом всей страны создано до войны. Три наступающие немецкие группы армий преодолели обе линии укреплений — и новейшую «линию Молотова», и построенную в 30-х «линию Сталина» — почти на всём их протяжении. От цепочки бетонных коробок, на строительство которых были потрачены сотни миллионов рублей, остались только небольшие островки под Киевом, Кингисеппом и на Карельском перешейке. Такие же жалкие островки остались от нескольких поколений танков, вышедших из цехов постепенно наливавшихся мощью заводов в предвоенные годы. И двухбашенные старички Т-26 ранних серий, и новейшие Т-34 остались разбросанными по пространству между линиями Молотова и Сталина. Некоторые были испещрены оспинами от попаданий снарядов, некоторые превращены внутренними взрывами в бесформенные груды металла, некоторые были просто брошены из-за неисправностей или отсутствия горючего. Схожая судьба постигла «крылья Родины» — тысячи самолётов, которыми гордилась страна. Большая их часть была уничтожена в воздухе или на земле. Вся масса техники страны, стремившейся в сверхдержавы, в сравнительно короткий промежуток времени превратилась в неподвижные изваяния. Постепенно покрывавшиеся ржавчиной танки, орудия, трактора и автомашины стали дорожными указателями, «скульптурами», на фоне которых фотографировались оккупанты, но уже никак не могли участвовать в защите СССР. По свидетельству Вильгельма Кейтеля, «Гитлер же в конце июля считал, что разбита не только полевая Красная армия, но и сама военная мощь [СССР] подорвана настолько, что никакое её восстановление, ввиду невероятных потерь в технике, уже не сможет спасти Россию от уничтожения». Как показала практика, прочность СССР была существенно недооценена. Но второй раунд борьбы не обещал быть лёгким ни для одного из противников.

Низкие плотности дивизий у границы и на рубеже «линии Сталина» можно было компенсировать большими массами техники, которая продлевала жизнь окружаемых армий. Быстро таявшие механизированные корпуса стали стальным щитом откатывавшихся от границы дивизий. Авиация часто становилась единственным средством воздействия на прорывающиеся глубоко в тыл моторизованные корпуса вермахта. К августу этот ресурс был практически исчерпан. Более того, РККА фактически лишилась как класса самостоятельных механизированных соединений масштаба танковой дивизии. Механизированные корпуса были расформированы. Вместо танковых дивизий начали формироваться танковые бригады, представлявшие собой организационные структуры непосредственной поддержки пехоты. Это означало принципиальную разницу в возможностях ведения операций РККА и вермахтом. Немецкая армия обладала инструментом для развития прорыва в глубину — танковыми и моторизованными дивизиями, объединёнными в моторизованные корпуса. Красная армия была лишена крупных подвижных соединений, являвшихся наиболее эффективным средством парирования таких прорывов. Отражать удары немецких танковых клиньев предстояло передвигавшейся пешком пехоте. С предсказуемыми результатами.

Вместе с тем нельзя не отметить, что формирование второлинейных соединений шло в СССР темпами, намного превышавшими расчёты, на которые опирался Паулюс, составляя документы для «Барбароссы». Немецкое командование существенно недооценило возможности СССР по формированию и оснащению новых дивизий. Однако ещё больше оно ошибалось относительно дальнейших перспектив использования мобилизационного потенциала противника. 8 августа 1941 г., в день начала немецкого наступления на Ленинград, Франц Гальдер, начальник Генерального штаба сухопутных войск Германии, оценивал ситуацию следующим образом: «Противник имеет в своём распоряжении для ведения дальнейших операций лишь крайне ограниченные силы. Если, исходя из имеющегося опыта, в основу расчёта положить, что на каждый миллион жителей можно сформировать две дивизии, то окажется, что количество выявленных на стороне противника дивизий является предельно возможным и не следует ожидать дальнейшего комплектования им каких-либо крупных формирований» [1].

Далее в своём дневнике Ф. Гальдер даёт расчёт наличных сил Красной армии, оценивая число противостоящих вермахту соединений в 143,5 единицы. Соответственно предполагалось, что достаточно разбить эти соединения и с Красной армией будет покончено. Ф. Гальдер и высшее руководство вермахта сильно ошибались. Во-первых, на 1 августа в действующей армии СССР было 187 стрелковых и 20 кавалерийских дивизий. Во-вторых, во внутренних округах и недействующих фронтах насчитывалось 81 стрелковая и 24 кавалерийских дивизии, часть из которых находилась в стадии формирования. Но, несмотря на донесения советской разведки о формировании новых соединений, в Германии в действительности никакой реакции не последовало. Поэтому столкновение с новой волной советских формирований должно было стать неприятной неожиданностью, которой нельзя противопоставить симметричный ответ.

Особенностью мобилизационной компоненты вооружённых сил государства является относительно медленное раскручивание маховика создания и обучения крупных резервов. Принципиальные решения нужно было принимать до начала кампании или в её начальном периоде. В СССР ещё 11 июля 1941 г. при наркоме обороны была создана группа по формированию новых стрелковых, кавалерийских и танковых соединений, противотанковых и обычных артиллерийских полков. В конце июля появляется даже специальная управляющая структура — Главное управление формирования и укомплектования войск Красной армии (Главупраформ). Первоначально его возглавлял Г. И. Кулик. Главупраформ осуществлял руководство и контроль за формированием новых соединений, подготовкой маршевых пополнений. Первой задачей, которую должен был решать Главупраформ, должно было быть выполнение постановления Государственного комитета обороны от 8 июля 1941 г. В этом постановлении говорилось:

Необходимость выполнения этого постановления вынудила в июле 1941 г. призвать на военную службу военнообязанных 1890-1904 гг. и призывников 1923 г. рождения. Позднее постановление было уточнено и началось формирование 72 стрелковых и кавалерийских дивизий. Если в июне 1941 г. Вооружённые силы СССР насчитывали 4 млн. 830 тыс. человек (в том числе 2 млн. 900 тыс. человек в западных пограничных округах) без учёта призванных на сборы, то в начале сентября 1941 г. их численность возросла до 7 млн. 400 тыс. человек, при этом в действующей армии насчитывалось 3 млн. 990 тыс. человек. Таким образом, немецкое командование имело сведения только о находящихся на фронте дивизиях, в то время как большая часть соединений, с которыми предстояло столкнуться на пути к Москве, находилась в глубине страны. Они не могли быть немедленно брошены в бой, но уже стали силой, которую можно было использовать в стратегических расчётах.

Что же вселяло в германское командование уверенность, что в ходе августа, сентября и октября удастся сокрушить 143,5 дивизии, противостоящие трём группам армий? Ф. Гальдер так оценивал состояние и планы советских войск:

Переход к обороне означал, что у вермахта развязаны руки в выборе места и времени нанесения ударов. Верховное командование могло маневрировать соединениями, прежде всего авиационными и танковыми, между тремя группами армий, проводя крупные операции на окружение. Владение инициативой позволяло концентрировать на выбранном направлении крупные силы, заведомо достаточные для сокрушения обороны и образования очередного «котла». Острый недостаток новейших средств борьбы у Красной армии делал грядущие катастрофы практически неизбежными. В условиях почти молниеносной перегруппировки механизированных соединений у советской разведки практически не оставалось возможностей для своевременного выявления направлений этих ударов. Эффективно парировать прорывы в глубину стрелковыми дивизиями и танковыми бригадами также было затруднительно. В условиях диспропорции в подвижности войск попытки парировать прорывы выдвижением к ним пешком стрелковых дивизий были заранее обречены на провал. Стрелковые соединения были бы разгромлены на марше или вынуждены были бы вступать в бой разрозненно и с ходу.

Если с оценкой мобилизационных возможностей СССР Верховное командование вермахта существенно просчиталось, то в отношении характера действий Красной армии были сделаны в целом правильные выводы. Возможностей разворачивать широкомасштабные наступательные операции уже не было. Стратегия была преимущественно оборонительной. Было развёрнуто масштабное строительство нескольких оборонительных рубежей, которые должны были заменить исчезнувшие «линию Молотова» и «линию Сталина». В августе — декабре на оборонительных рубежах в тылу страны работали 10 млн. человек. Возводилось 8500 км тыловых рубежей, было подготовлено к обороне около 100 крупных административных и промышленных центров. На дальних подступах к Ленинграду возводился Лужский рубеж. Ещё 18 июля 1941 г. Ставка Верховного главнокомандования отдала приказ о строительстве оборонительных рубежей для прикрытия подступов к Москве на волоколамском, можайском и малоярославском направлениях. К концу сентября система рубежей включала Вяземскую и Можайскую линии обороны и Московскую зону обороны.

Вместе с тем нельзя утверждать, что вектор стратегии советского командования поменял знак. Наступление с целью вырвать стратегическую инициативу из рук противника было ещё невозможно. Однако это не означало отказа от проведения наступательных операций локального значения. Даже в оборонительных сражениях воздействовать на обстановку командование Красной армии могло, пытаясь развить собственные наступления стрелковыми соединениями во фланг немецких ударных группировок. Такая стратегия чем-то напоминала медицинскую практику иглоукалывания, когда, чтобы вылечить головную боль, вгоняют иглу в ступню. Советскому Генеральному штабу во главе с Б. М. Шапошниковым, штабам трёх направлений нужно было выбрать те точки, удары в которые заставили бы немецкое командование отвлекаться от выполнения поставленных задач или даже отказываться от реализации своих планов. Точки для удара должны были удовлетворять противоречивым требованиям. С одной стороны, они должны были быть достаточно слабы, чтобы их оборону можно было сокрушить посредственно обученной пехотой. С другой стороны — быть достаточно значимыми для противника. Наиболее распространённым вариантом была угроза коммуникациям.

Если с последствиями недооценки мобилизационных возможностей СССР немецкому командованию ещё только предстояло столкнуться, то последствия недооценки силы сопротивления советских войск уже получили своё отражение в директивах А. Гитлера. Стратегия «Барбароссы» была изменена на ходу, и вермахт развернулся в сторону флангов советско-германского фронта. Группа армий «Центр» останавливалась на дальних подступах к Москве и выделяла значительные силы танковых и авиационных соединений для содействия группам армий «Север» и «Юг». В ближней перспективе это означало смертельную угрозу армиям Северо-Западного и Юго-Западного направлений. В далёкой перспективе отказ от первоначального замысла кампании против СССР означал нарушение временных рамок решения поставленных Директивой № 21 задач. До наступления периода распутицы оставалось крайне мало времени. Это ужесточало сроки выполнения планов наступательных операций немецкой армии на всех направлениях. Со стратегической точки зрения задачей Красной армии было удержать относительную стабильность фронта до вступления в бой формируемых соединений. С оперативной точки зрения нужно было сыграть на временных ограничениях операций вермахта на различных направлениях и заставить противника останавливаться, не завершив задуманное. По крайней мере, на флангах советско-германского фронта.