"«Ворон»" - читать интересную книгу автора (Ахманов Михаил)

Глава 14 ПОМЕСТЬЕ КАРАМАНА

К вечеру третьего дня отряд спустился с гор. Дожидаясь полной темноты, корсары разбили лагерь на небольшой возвышенности, расположившись за могучими стволами дубов и кедров. Заросший лесом склон был футов на триста повыше тянувшейся внизу равнины; она лежала перед Серовым точно огромная карта, где море раскрасили привычным синим цветом, растительность — зеленым, а дома, укрепления и старинную башню — белым, серым и коричневым. Он изучал ландшафт в подзорную трубу; вторую Хрипатый и Брюс Кук передавали друг другу, а Деласкес с Абдаллой обходились без зрительных приборов.

Дом Карамана, стоявший в саду, прятался в густой листве — над древесными кронами торчали только угловые башенки, служившие Серову ориентиром. Дом был довольно велик и выстроен квадратом, в традициях местной архитектуры — в нем наверняка имелось патио, внутренний дворик с галереей, куда выходили двери и окна господских комнат. Серов решил, что дюжина человек сможет обыскать их довольно быстро, а два десятка парней Уота Стура лучше поставить в оцепление — так, чтобы из дома никто не улизнул… Но дом — вторая цель, а первая — тюрьма! Ее, а также хозяйственные службы, выстроенные за садом, он мог разглядеть во всех подробностях. Слева — конюшня и большой навес, где дымили печи — наверняка поварня; там же — сараи-кладовые и мелкие строения, у которых невольники кормили кур. Справа — каменная башня монументальной древней кладки, торчавшая в вершине вытянутого треугольника. Эту фигура была образована частоколом из неошкуренных дубовых бревен: две длинные ограды, расходившиеся от башни, и короткая, соединявшая их. В ней виднелись массивные ворота, а по углам — вышки с платформами, приподнятые над частоколом, и на каждой — по три часовых с мушкетами. Колючая проволока и пулеметы отсутствовали, но в целом зиндан походил на концентрационный лагерь в какой-нибудь не очень продвинутой африканской стране. Территория внутри ограды частично просматривалась, и там Серов мог наблюдать пыльный двор, выгребную яму с перекинутой над нею доской и невысокое бревенчатое ограждение, прикрытое сверху железной решеткой. Эта конструкция находилась неподалеку от ворот.

— Решетка, — произнес он, не отнимая от глаза трубу. — Подземная тюрьма?

— Да, дон капитан, — подтвердил Абдалла. — Гдэ-то должэн быт… как это называют?.. да, приставной лэст-ница! Но можэт и нэ быт — если яма мэлкий, плэнник туда прощэ бросат.

— Мы поднимем их на канатах, — сказал Серов. — Я вижу замок на решетке… еще один — на двери, что ведет в башню… ключи, видимо, у охранников. Поищи их, Хрипатый.

— Не найду, так выр-режем кр-рая кинжалами. Адвер-рь в башню можно не тр-рогать, если наши в яме. Либо Свенсоны ее высадят.

— Полезешь с ними на частокол и еще возьмешь Рика и Джо. Тут шестеро стражей, и вас будет шестеро… Смотри, чтоб было тихо!

— Не беспокойся, Эндр-рю. Задавим, как клопов! Хрр… Не пискнут, кал собачий!

— На изгородь нужно взбираться у самой башни, с западной стороны, — уточнил Серов. — На восходе луны там будет тень. Я с Деласкесом, Морти и мулами буду ждать у ворот. Абдалла, где отрава для собак?

— Здэс, сэр. — Мавр хлопнул по кожаному мешку.

— Пойдешь с Брюсом, Шестипалым и Гереном к дому. Разбросаете мясо, добьете псов, а заодно и часовых, которые обходят сад. Люк и Джое прикроют вас со стороны конюшен. Осмотрите дом и подходы к нему, но не суйтесь близко, ждите нас.

— Сделаю, капитан. — Кук хмыкнул и покосился на мулов, груженных оружием и остатками припасов. — Я вот что соображаю… У нас есть лошаки, целых шесть… Шесть, акула меня сожри! Неужели к берегу они пойдут пустыми?

Серов нахмурился:

— Что ты хочешь на них навьючить, пустая башка? Серебряные блюда, кубки и кувшины, чтоб звякало погромче? Или тебе нужен коврик для намаза?

— Ну-у, — протянул смущенный Кук, — можно найти вещички полегче и подороже. Такие, что не гремят.

— Что влезет в карман, то твое, и ничего более, — с мрачным видом сказал Серов. — Мы, Брюс, год плаваем вместе, но клянусь спасением души, что прикончу любого, кто увлечется экспроприацией.

— Экс… э-э… Чем, капитан?

— Грабежом! А мулы пригодятся Шейле и парням Уота. Бог знает, все ли смогут идти… вдруг басурмане кого-то запытали…

— Капитан знает, что делает, — подал голос Хрипатый. — Заткни пасть, Бр-рюс, и выполняй, что велено. А ежели увидишь пер-рстенек или еще какую мелочь, так суй в кар-рманцы. Ясно?

Наступила тишина. Серов сосредоточенно разглядывал побережье, изучая теперь лагерь пиратов, находившийся между садом и поселком мастеров-корабельщиков. Как предупреждал аль Рахман, лагерь был обширен и основательно укреплен: валы, бревенчатый частокол, блокгаузы по углам и три десятка мелких пушек. Настоящий форт! Внутри стояли глинобитные дома, похожие на казармы, перед ними — большие котлы, и у каждого — группа людей в пестрых одеждах; видимо, пираты ужинали. Не меньше пятнадцати сотен, а то и все двадцать, отметил Серов и перевел взгляд правее. Там зеленела пальмовая роща, тянувшаяся почти до самой воды, — отличное укрытие, особенно в ночную пору. В бухте дремали восемь узких хищных шебек, но, как и ожидалось, были и суда поменьше, баркасы, фелюки и тартаны. Фелюка вполне подойдет, прикинул Серов; скажем, та, что причалена у самого берега. Как раз для трех дюжин мореходов… Обрубить канат, навалиться на весла, распустить паруса… Пройти мимо шебек и забросать их пороховыми гранатами… На одном муле было навьючено двести фунтов пороха, засыпанного в холщевые мешочки и в глиняные кувшины с фитилями.

— Лагерь обогнем с востока, — промолвил Серов. — Абдалла, мулы пройдут через пальмовую рощу?

— Да, дон капитан. Там ест тропы… Людям из дэрев-ни нада собират финик.

— Хорошо. Видите ту фелюку? Сразу за рощей? Стоит у причала, весла у бортов, паруса подвязаны… Словно для нас приготовлена… Ее и возьмем.

— Подойдет, — согласился Хрипатый. — Кор-рыто вр-роде пр-рочное.

Серов повернулся и оглядел склон горы, на которой был разбит их лагерь. С ней соседствовала другая поросшая лесом возвышенность, а между ними виднелась узкая лощина с каменистым дном, где струились воды ручья. Судя по направлению потока, лощина уходила на юго-восток, к темневшим вдали хребтам Атласа.

— Справа — ущелье с уэдом… Запомните место. Если не пробьемся к берегу, отступим в горы.

— Ну, это на крайний случай, капитан, — сказал Брюс Кук.

— Кто знает, какой случай — крайний? — отозвался Серов и опустил трубу. — Все, камерады! Отдыхаем до темноты. Хрипатый, Герена и Фореста поставь часовыми. Пусть следят за домом и тюрьмой.

Он лег на спину и смежил веки. Внезапно личико Шейлы явилось ему; синие глаза сияют, светлые волосы как золотая корона над головой, губы шепчут: «Где же ты, Андре?.. Почему не шел так долго?..» — «Вот он я, весь тут, — мысленно ответил ей Серов.- Как ты, милая? Кого нам ждать, девчонку или парня?» И она с улыбкой скажет: «Кого Бог пошлет, Андре. Если родится мальчик, оставим ему пистолеты, шпагу и твои чудесные часы, а если девочка… Ну, не знаю! Наверное, мои наряды». И тогда он достанет ожерелье и серьги с сапфирами и молвит: «Не только наряды, еще и это. Сначала будешь ты носить, потом она. А потом наши внучки и правнучки до седьмого колена».

— Стемнело, синьор капитан, — раздался голос Деласкеса, и Серов открыл глаза.

Прижавшись к сухой, нагретой солнцем земле, он следил, как полдюжины теней скользнули в траву. Хрипатый и его сотоварищи были нагими по пояс и тащили с собой только кинжалы да прочную веревку с крюком. Их спины, вымазанные сажей, казались в свете луны темными панцирями черепах, неторопливо ползущих к изгороди; потом они исчезли в непроглядном мраке у стены, и до Серова долетел едва различимый звук удара — крюк забросили на частокол. Он покосился на вышки, но на одной стражи болтали и пересмеивались, а на другой, похоже, бросали кости и звенели серебром.

Прошло минуты три — за неимением часов, он отсчитывал время по ударам пульса. Где-то в саду, за тюрьмой, заскулили и сразу смолкли собаки, потом раздался тихий хрип. Смолкли голоса часовых, не стучали кости и не звенели монеты — должно быть, переместились в карманы к другим хозяевам. На вышке, торчавшей слева от ворот, возникла полунагая фигура, послышалось негромкое «хр-р…», и ворота приоткрылись. Все кончено, решил Серов и поднялся:

— Деласкес, веди мулов. Морти, помоги ему.

Он зашагал к воротам. Внутри частокола, в неярком лунном свете, копошились у подземного узилища братья Свенсоны, пытались поддеть решетку кинжалами.

Эрик повернулся к Серову — его лицо, зачерненное сажей, казалось ликом дьявола.

— Никто не отзывается, сэр. Мы боимся звать погромче.

Из ямы несло жуткими запахами крови, мочи и фекалий. Вцепившись пальцами в решетку, Серов выдохнул:

— Уот! Тиррел! Хенк! Мы пришли за вами!

Ни звука в ответ, ни шороха, ни стона. Серов похолодел. Мертвы? Все мертвы? Возможно ли такое? Запах, правда, подходящий…

— Уот! — позвал он снова. — Чума на твою голову! Что не откликаешься?

Молчание. Тишина.

С вышки спустился Хрипатый, позвенел парой тяжелых ключей. За ним Рик и Джо Кактус тащили незажженные факелы.

— Сейчас откр-рою, капитан. Запалите огонь, пар-рни.

Ключ заскрипел в замке, Стиг и Олаф приподняли решетку.

— Ну-ка посветите! — приказал Серов, склонившись над ямой.

Она была глубиной футов десять и загажена, как хлев, не чищенный годами. Тут могла поместиться сотня человек, но, кроме истоптанного пола, осклизлых стен да куч дерьма и каких-то отбросов, Серов ничего не разглядел. Зиндан был пуст как курятник, в котором пировали лисы и хорьки.

Раздался тихий топот, и во двор вошли Мортимер и Деласкес с маленьким караваном мулов. Мартин приблизился к яме, заглянул в нее и произнес:

— Пусто! Помнится, аль Рахман говорил, что многие пленники Карамана были проданы зимой. А еще…

— Еще он сказал, что самый ценный товар — в башне. — Серов повернулся к высокому строению, где не было ни окон, ни бойниц, только массивная дверь с огромным замком. — Открой, Боб. Должно быть, наши в этом склепе.

Хрипатый принялся возиться с замком. Пятеро корсаров, разобрав привезенные мулами тесаки и мушкеты, столпились за его спиной. Серов, поджав губы, хмуро поглядывал на них — его одолевали невеселые мысли.

«Яма для простых невольников, для тех, кого отправят на Бадестан, башня — для дорогой добычи, для знатных персон, ожидающих выкупа, — думал он. — Вроде морским разбойникам с Карибов сидеть там не по чину! Может, Стур что-то наплел Одноухому? Что люди его — все, как есть, — графы да маркизы, а сам он — персидский принц? Но Караман не идиот, чтобы такому поверить! Ни Хенк, ни Тиррел, ни другие на графов не похожи, да и взяли их не в королевских покоях, а на обычном корабле…»

Хрипатый Боб справился с замком и распахнул дверь:

— Впер-ред, пар-рни! Все обыскать! Где тут наши висельники? Стур-р, якор-рь тебе в бок, отзовись!

Чей-то слабый зов послышался в ответ. Шесть корсаров исчезли в башне, двигаясь бесшумно, как огромные коты. Мортимер взглянул на Серова, дождался его кивка и ринулся следом за боцманом. В ворота проскользнул Брюс Кук, его руки и кожаная безрукавка были запачканы кровью.

— Нашли Стура, капитан?

— Пока нет. Яма пуста, проверяем башню. Что у тебя? Кук потер ладонь о ладонь:

— Псы были здоровые. Кровищи в каждом, что в быке! Дозорных, что бродили по саду, тоже успокоили.

— Где твои люди?

— За кустами у входа в дом. Вход один — арка и деревянная решетка, прикладом можно выбить. Больше ни дверей, ни окон… Никому не выбраться, если только с крыши не прыгнуть. Так что мы…

— Подожди, — прервал его Серов. — Кажется, Боб кого-то нашел. Стура?

Он поднял горящий факел и направился к башне. Хрипатый и Эрик вели высокого тощего мужчину, но это был не Стур и не корсар из ватаги Тиррела. У незнакомца были вырваны ноздри, обе щеки исполосованы шрамами, на голове, среди темных волос, зияли розовые проплешины, на шее виднелся явный след ожога. Но в его изуродованном лице было нечто такое, что не поддавалось ни ножу, ни огню — некое гордое благородство, несокрушимое, точно горы Атласа. Он шел прихрамывая, и сквозь дыры когда-то богатого камзола и шелковых штанов просвечивала мертвенно бледная кожа. «Должно быть, сидит в башне не первый год», — подумал Серов.

Человек сделал жест, будто снимая шляпу, выставил вперед ногу в драном сапоге и поклонился.

— Родриго де Болеа, граф Арада, маркиз Монтаньяна. С кем имею честь?

Он говорил на изысканном французском; видимо, сообразил, что его освободители — не испанцы.

— Андре де Серра, предводитель вольных мореходов, — представился Серов. — Мой помощник Уот Стур и другие люди в плену у Карамана. Что вам известно об их судьбе?

— Ровным счетом ничего, дон Серра. Я заточен в этой башне уже шесть лет, и все эти годы не видел иных человеческих лиц, кроме обличья своих тюремщиков. — Арада запрокинул голову и глубоко вздохнул. — Звезд не видел тоже… А они так прекрасны! Воистину лучшее творенье Божье!

— Кр-роме этого испанца в башне никого, — с мрачным видом сообщил Хрипатый. — Нужно наведаться к Кар-раману, капитан.

— Мы двинемся через минуту, — сказал Серов, рассматривая пленника. — Кажется, вы в бедственном положении, граф. По какой причине?

Испанец усмехнулся. Усмешка на его лице казалась страшной.

— Причина вечная, любезный капитан, — безденежье. Я отплыл в Перу, дабы обрести состояние, а очутился здесь, и выкуп мне назначили в несколько тысяч дукатов. Хоть я маркиз и граф, но наша семья небогата. Возможно, братья и сестры собрали бы нужную сумму, но после остались бы нищими. Было бы безнравственно требовать с них деньги. И я не требовал, хотя меня к тому понуждали.

Арада коснулся руками носа и щек, и Серов заметил обрубки пальцев. Острое чувство жалости пронзило его; казалось, он встретил живого Мигеля Сервантеса или, по крайней мере, славного рыцаря Дон Кихота, плененного сарацинами. Его кулаки непроизвольно сжались.

— Вместе с моряками Караман похитил мою супругу. Вы слышали о ней, граф? Они ожидает ребенка… совсем молодая женщина, синеглазая, светловолосая… Ваши тюремщики что-нибудь говорили?

— К сожалению, я не владею их языком, дон Серра. — Секунда молчания, затем: — Я вам сочувствую, капитан. Могу быть чем-то полезен? Располагайте мной.

— Я отправляюсь к Караману. Вы готовы сражаться, граф?

Арада вытянул руки с остатками пальцев:

— Я не могу держать шпагу или нажать курок пистолета. Караман смеялся, уродуя мое лицо и руки, говорил, что граф без денег все равно что нищий, а нищему не нужна красота, не нужно оружие. Но я еще гожусь на роль мула. Дайте мне бочонок пороха и пули, и я их понесу. У меня к Караману свой счет.

Серов кивнул Хрипатому:

— Выдай графу порох в мешках, фунтов тридцать, и несколько кувшинов с фитилями. Выступаем, камерады! Здесь нам делать нечего.

Пробираясь по тропинке в саду, он размышлял о загадочном исчезновении Уота Стура и двух десятков лихих молодцов. Аль Рахман и его лазутчики решили, что их держат в тюрьме для рабов, но они могли ошибаться — в этом пиратском владении были другие места, чтобы гноить невольников. Вряд ли Стура с его людьми поселили в хибарках у конюшен, скорее — в укрепленном лагере, в сараях или ямах, где обитали гребцы с галер. Это казалось Серову возможным и даже очень вероятным; с одной стороны, Карибские волки — твари опасные, и лучше держать их там, где больше вооруженного народа, а с другой — Стур и сам мог напроситься в гребцы, решив, что с шебеки проще удрать, а то и захватить корабль. Обе причины были реальными, но результат не слишком радовал Серова — вместо двадцати бойцов он получил испанца-инвалида. К тому же, если Стур и его люди — в пиратском лагере, придется его выкупать, точнее, обменивать на Карамана. «Ценность Одноухого возрастает с каждым часом, — подумал Серов. — Нужно присмотреть, чтоб ненароком его не зарезали».

Рядом с тропой валялась дохлая собака — оскаленная пасть, кусок мяса, застрявший в клыках, располосованное горло… Трава под большой темной тушей промокла от крови. В нескольких шагах лежали еще один пес и трупы четырех магрибцев. На телах людей ран не было — похоже, их задушили. Увидев мертвецов, граф Арада хищно оскалился. Мешки и кувшины с порохом, связанные попарно, висели на его плечах, но он, казалось, не ощущал их тяжести — шел, выпрямившись и придерживая груз изувеченными руками. Возможно, у него имелось больше прав свести с Караманом счеты.

Абдалла, Шестипалый и трое остальных корсаров поджидали отряд в кустах тамариска, покрытого белыми и розовыми цветами. Серов велел привязать мулов к деревьям, разобрать оружие и зарядить мушкеты. Заросли тамариска подходили к самым стенам строения, абсолютно глухим, без намека на окна, украшенных поверху мозаичными узорами. Ко входу тянулась дорожка, обсаженная розами и исчезавшая под изящной мавританской аркой; ее перекрывала резная деревянная решетка.

Серов вытянул к ней руку и молвил:

— Джос, проверь вход.

Кивнув, немой корсар пополз к решетке. Отсутствие языка компенсировалось у Джоса Фавершема другими талантами: нюхом и слухом как у сторожевого пса, ловкостью и умением пробраться сквозь любые заросли, не задев ни листика, ни ветви. Он присел рядом с аркой, вытянул саблю в ножнах, коснулся решетки и подтолкнул ее. Створки разошлись с тихим шелестом. Если не считать темниц и тюрем, запоры в Магрибе не были в обычае.

— Вперед, — шепнул Серов.

В полной тишине корсары ринулись к дому. За аркой находился широкий проход с полукруглыми сводами, а дальше — квадратный внутренний дворик, выложенный плиткой. Двор был в точности таким, как представлял Серов: галерея с мощными колоннами, к которым крепились полдюжины масляных ламп, обегала его по периметру, к галереям второго и третьего этажей вели неширокие лестницы, по углам росли платаны, в центре темнел довольно большой водоем. Дежа вю, мелькнуло у Серова в голове; этот двор являлся более просторной копией другого, виденного им на Джербе. Впрочем, для домов богатых мавров и магрибцев такая планировка была обычной.

Он махнул рукой, и Кук, Герен, Форест и Мортимер исчезли в комнатах первого этажа. Остальные корсары полезли наверх, чтобы осмотреть хозяйские покои. Хрипатый сжимал в одной руке палаш, в другой — кляп и веревку, предназначенные для Карамана. В неярком свете ламп чудилось, что по лестницам взбирается орда призраков.

— Граф, осмотрите галерею, — сказал Серов. Он остался у колонны рядом с входом, внимательно оглядывая двор, деревья с густой листвой и стены, уходившие вверх на тридцать футов. Его напряженный слух уловил короткие вскрики, что донеслись из нижних комнат, — парни Брюса резали прислугу. Наверху все было тихо. Арада, прижимая к груди мешки с порохом, скользил под сводами галереи точно тень.

Никаких следов женщины, отметил Серов, рассматривая оттоманку у ближнего платана. Ни веера, ни брошенной шали, ни забытых туфель или гребня… Возможно, Шейлу держат в заточении… Или ее беременность осложнилась и потому…

На галерее второго этажа грохнул выстрел, и Шестипалый свалился во двор с пробитой головой. Затем рявкнул сразу десяток мушкетов, и трупы стали падать точно град — арабы и турки со страшными ранами от пуль и палашей, и среди них — Джос Фавершем, пронзенный ятаганом. По лестнице с отчаянным воплем скатился Рик Бразилец, за ним, ревя во все горло: «Засада, капитан! Ловушка!» — возник Хрипатый Боб. Корсары начали прыгать с галереи, и Серов, с замиранием сердца, пересчитывал своих людей. Олаф, Стиг и Эрик — трое… Абдалла и Кактус Джо — уже пятеро… Деласкес — шестеро… Еще Хрипатый и Рик Бразилец, всего восемь человек… Убиты только Фавершем и Шестипалый…

На втором и третьем этажах над балюстрадой показались головы в чалмах. Серов выстрелил из пистолетов, два магрибца свалились вниз, с глухим звуком ударившись о каменные плитки пола. Во двор выскочил Герен, за ним появились Мортимер, Форест и Брюс Кук.

— Все за колонны! — выкрикнул Серов. — Прячьтесь в галерее!

Ни страха, ни отчаяния не было в его сердце, только холодная ярость. Он уже понимал, что Шейлы здесь нет, что лазутчики аль Рахмана ошиблись, что случилось нечто непредвиденное — то ли Шейла, Стур и прочие пленные мертвы, то ли запрятаны так далеко, что не найдешь и не достанешь. Он запретил себе думать об этом. Двое его людей погибли, но остальных он должен сохранить и вывести отсюда. Конечно, уже не к морю, эту дорогу блокируют, но ретирада в горы вполне возможна. Если удастся улизнуть отсюда…

Над балюстрадами верхних галерей возникли мушкетные стволы и лица стрелков. Не меньше полусотни, отметил Серов, перезаряжая пистолеты. «Пулемет бы сейчас!.. — подумалось ему. — Или хотя бы „калаш» с полным рожком…»

— В чем дело, капитан? — раздался голос Брюса Кука. Ему ответил боцман:

— Тут куча чер-рножопых, Бр-рюс! Сидели в задних комнатах, ублюдки! И на крыше кто-то есть… А вот Шейлы нет! И Кар-рамана тоже!

Но Хрипатый ошибался.

— Эй, Сирулла! — послышалось откуда-то сверху. — Хочешь выслушать мои условия? Тогда прикажи, чтобы твои аскеры[99] не стреляли.

«Одноухий!» — толкнуло в сердце. Караман говорил на французском вполне прилично — не хуже, чем тунисский портовый начальник.

— Я слушаю, — сказал Серов. Его бойцы прятались за колоннами, однако выход был под прицелом мушкетеров. Возможно, арабы и турки плохие стрелки, но если броситься всем скопом, в спину грянет залп, и выживут немногие. Караман об этом знал. Серов — тоже.

Он выступил из-за прикрытия и повторил:

— Слушаю. Что скажешь, Одноухий?

Стрелки на галерее второго этажа раздвинулись, и Серов заглянул в глаза Карамана. Их разделяло ярдов двадцать, и даже в тусклом свете ламп он ясно видел лицо врага: тонкие губы, нос с горбинкой, как у коршуна, и прядь темных волос, что закрывала потерянное ухо. Караман усмехался.

— Велик Аллах! Я знал, что ты придешь, Сирулла. Я слышал от многих, что ты меня ищешь. Ну, нашел, гяурское отродье! И что теперь?

«Тянет время, — мелькнуло у Серова в голове. — Не желает затевать перестрелку, ждет, когда явятся сотни и сотни бойцов из лагеря. Там наверняка слышали пальбу и понимают, что это значит…»

— Твои условия, — внятно произнес он.

— У меня здесь восемь десятков верных слуг, — молвил Караман. — Твои псы убили многих, но оставшихся хватит, чтобы всадить каждому из вас по четыре пули в спину или брюхо. Тебе не на что рассчитывать, Сирулла.

Руки Серова легли на пистолеты. Он почти физически ощущал, как течет драгоценное время. Корсары ждали его команды. Если бежать к выходу по одному, то…

— У меня нет твоей женщины, Сирулла, и нет твоих людей. Гассан Чауш сильно разгневается… Но я подарю дею тебя. Хотелось бы живым! Да и псы, которых ты привел, живыми стоят больше! Может быть, дей проявит милость и пощадит вас всех… особенно тебя, Сирулла… Ты ведь такой знаменитый рейс!

«Насмехается», — подумал Серов, отступил за колонну и сказал на английском:

— Внимание, парни, слушать меня! Кого назову, тот бежит к арке, остальные прикроют его огнем! Хрипатый и Кук, цельтесь в Одноухого! Приготовиться!

— Хочешь умереть? — сказал Караман, отступая от балюстрады. — Но даже в смерти ты будешь моим! Я поднесу твою голову дею и скажу: Аллах подарил мне вождя неверных, который дороже женщины!

— Аллах еще не сказал последнего слова, — внезапно послышался голос Арады, и Серов, готовый выкрикнуть имя Люка Фореста, с поспешностью захлопнул рот. Видимо, граф Родриго, никем не замеченный, двигался в тени галереи и теперь стоял прямо под Караманом и шеренгой его бойцов. Стоял под ними, обвешанный порохом, и в его изувеченных руках была зажата лампа.

— Помнишь меня, Караман? Я, Родриго де Болеа, нищий граф, твой пленник! Ты долго держал меня в оковах и пытал… Теперь мне не удержать ни пистолета, ни шпаги, но все же я тебя убью!

Он поднес лампу к мешку с порохом, и Серов, рухнув на пол, заорал:

— Ложись! Все на пол!

Адский грохот взрыва заглушил его возглас. В том месте, где стоял Арада, взметнулся багровый огненный столб, взрывная волна ударила в потолок галереи, пробив огромную дыру. В воздух взлетели тела погибших и обожженных, обломки оружия, глины и камней, серое облако порохового дыма и известковой пыли заволокло двор, деревья и стрелков на крыше — эти, судя по паническим воплям, начали разбегаться. От графа Родриго, кажется, не осталось ни клочка, но недостатка в трупах не ощущалось — они падали из дымного облака точно град. То была жуткая смесь из оторванных голов и конечностей, изуродованных тел, тлеющей одежды и мушкетных стволов, согнутых или скрученных в штопор — вероятно, взорвался и тот порох, что был у стрелков в пороховницах. Среди этого хаоса Серов разглядел труп Карамана — без обеих рук, с дырой в животе и обгоревшими волосами. Но узнать его было можно; раскрыв рот, он скалился в лицо Серову, будто издеваясь над ним. «Ну что, получил свое?.. — говорила эта усмешка. — Я-то хоть и мертвее мертвого, но при своей добыче, а где она запрятана, ты никогда не узнаешь… Воистину, Сирулла, Аллах от тебя отвернулся!»

Сглотнув застрявший в горле комок, Серов поднялся и выкрикнул во весь голос:

— К воротам! Уходим, парни! Боб, Брюс, ведите людей к воротам!

Он и сам ринулся туда же, а по дороге ухватил за шиворот Мортимера, поднял на ноги и дал хорошего пинка. Они промчались под аркой, в щепки разнесли решетку, створками которой играл легкий бриз, преодолели открытое пространство до тамарисковых зарослей и остановились на мгновение, тяжело дыша и глядя друг на друга выпученными глазами. В доме что-то продолжало взрываться — наверное, боеприпасы, заготовленные Караманом на случай схватки с Сируллой. В темное небо взлетали то пылающие обломки, то языки пламени, запах пороховой гари перебивал аромат цветущих персиков, отсветы пожара затмевали звезды, и казалось, что в благолепный рай тихой южной ночи вторглась преисподняя.

— Джос… Алан… — с хрипом выдохнул Боб. — Упокой Господь их гр-решные души…

— Они попадут к Сатане в большой компании, — заметил Жак Герен и перекрестился.

Брюс Кук вытер ладонью пот с лица:

— Что там случилось, Хрипатый? Внизу мы не нашли никого, кроме слуг.

— Засада там случилась, вот что! Хрр… Псы помойные нас ждали, и мы вляпались р-рожами пр-рямо в дер-рьмо! Кто-то их прредупредил, Бр-рюс! И я клянусь, что…

— Отставить разговоры! — приказал Серов. — Берем мулов и уходим в холмы. К берегу нам, пожалуй, не пробиться.

Словно подтверждая его слова, где-то на севере — должно быть, в лагере пиратов — грохнула пушка. Взрывы в доме прекратились, и теперь стали различимы отдаленные, но быстро приближавшиеся выкрики, гул множества голосов и лязг оружия. Очевидно, к пылавшей усадьбе уже неслись сотни магрибцев, и промедление грозило гибелью.

Корсары отвязали мулов, и Серов кивнул Абдалле:

— Веди!

— Куда, дон капитан? Нада идти обратно в Аль-Джэзаир? Или навстрэчу солнцу?

— Сначала на юг, в горы, а миль через шесть-семь свернешь к востоку. Пойдем в Ла-Каль.

— Сотни миль по камням… — пробурчал кто-то. — Хреновое дело, капитан!

— Если не будет погони, вернемся на побережье, найдем подходящую посудину и — в море! А сейчас всем шевелить костылями, и поживей! Вперед, камерады!

В полном молчании они пересекли сад. Позади нарастал топот сотен ног, раздавались крики и беспорядочная пальба — вероятно, пираты уже окружили горящий дом и шарили в окрестностях, разыскивая неприятелей. Серов надеялся, что это их задержит хотя бы на четверть часа, позволив оторваться от погони. Впрочем, погони могло и не быть: Караман мертв, пост главаря свободен, и значит, начнется передел богатств и власти. Опыт веков, отделявших первую жизнь Серова от второй, подсказывал, что в таких ситуациях жажда мести отступает перед более насущными заботами. Конечно, бывали и исключения, так что он мог лишь гадать, как повернется дело в данном случае.

Впереди послышалось журчание ручья. Абдалла вел отряд к лощине меж двух невысоких гор, к тому каньону, что был намечен для отступления. Справа и слева темнели в лунном свете лесные массивы, почва стала каменистой, изборожденной корнями сосен, вылезавших из земли подобно скопищу змей. Шум за спиной постепенно стал отдаляться, заглушаемый пением вод, шелестом деревьев и скрипом камней под ногами. Повеяло прохладой, и Форест, шагавший вслед за Серовым, произнес:

— Благословение Божие… А как подумаю, где сейчас Джос и Алан Шестипалый, так страх пробирает… Там, должно быть, жарковато!

— Думать надо меньше, чума тебя возьми, — буркнул Брюс Кук. — Хотя, само собой, обидно: сгинули парни ни за что. Ни золотой висюльки не взяли, ни блюда из серебра, ни даже паршивого кувшина.

— Ни кошеля с монетой, — подпел Мортимер. — Еле, братцы, ноги унесли!

— Не унесли бы вовсе, если бы не тот хромой урод. Хоть испанец, а человек был достойный! — промолвил Жак Герен. — Помилуй Господь его душу! Клянусь, что в память о нем оставлю в живых трех испанцев, какие первыми подвернутся под руку!

— Три — это слишком, хватит одного, — не согласился Кактус Джо. — Опять же у нас нынче свара не с испанцами, а с сарацинами. Где их тут возьмешь, этих испанских козлов?

— И то верно, где? Где, разрази меня гром? — снова поддакнул Мортимер, затем мечтательно добавил: — А вот отыщем наших, уйдем в моря на севере и будем, как обещал капитан, резать шведов… Швед, ежели с деньгами, ничем не хуже испанца. Швед, он…

Тут Морти прикусил язык, сообразив должно быть, что рядом шагают братья Свенсоны и у каждого из них рука тяжелая. Но скандинавы промолчали. Были они датчанами, и мысль зарезать шведа их абсолютно не смущала.

Отряд проник в ущелье, копыта мулов застучали по камням, журчание ручья сделалось громче и настойчивей. Сюда проникали лишь отблески лунного света, тьма сгущалась вокруг, и лишь вода поблескивала светлым серебром. Голоса за спиной Серова все бубнили и бубнили; прагматик Кук сокрушался отсутствием ценной добычи, Герен спорил с Кактусом Джо по поводу числа испанцев, коих полагалось пощадить, Рик Бразилец клялся, что проткнул ножом магрибца, застрелившего Шестипалого, а боцман бормотал невнятные угрозы в адрес «чер-репашьего дер-рьма, пр-роклятых пр-редателей». «Это он про кого?..»-мелькнуло у Серова в голове. Но он и сам был зол, разочарован и подавлен, так что на этой мысли не сосредоточился.

Шейла, любовь моя, где ты? Что с тобой? Смотрят ли твои глаза на луну и звезды или навсегда закрылись?.. Думать о ее смерти было так горько, так мучительно! Временами Серову казалось, что земля уходит у него из-под ног и что сейчас он полетит в бездонную пропасть — возможно, в тот самый временной провал, что поглотил его уже однажды со всем родным столетием. И где он окажется?.. Вернется в свой век или нырнет в тысячелетние глубины, очнувшись среди сражений Столетней войны, в Риме времен Нерона, у первобытных троглодитов или, того ужаснее, в прошлом, где нет ни людей, ни даже обезьян, а только одни динозавры?

Он помотал головой. Нет, такого не должно случиться! В нем крепло осознание того, что с этой эпохой он связан сильнее, чем с двадцатым или двадцать первым веком. Там, за горами еще не истекшего времени, он был такой незаметной, такой незначащей персоной! Даже не винтик в сложном механизме — без винтика машина поломается или хотя бы замедлит ход, а его гибель не значила ровно ничего для переполненной людьми планеты. В многомиллионных муравейниках, какими были привычные Серову города, терялась жизненная цель, исчезали понятия чести, долга, благородства, доблести, размывались родственные узы, и даже любовь, самое сильное и драгоценное из человеческих чувств, превращалась во что-то обыденное вроде предмета сделки или торговли. В том, первом мире Серов мог любить или не любить, завести потомство или обойтись без оного, воевать или не воевать, суетиться по мелким делам или сидеть, уткнувшись в телевизор, ловить преступников и гордиться тем, что исполняет свой долг, но любой выбор, не принимая во внимание удачи или большого несчастья, не делал серую судьбу заметно светлее или чернее. Новая фаза его существования была совсем иной — в этом диком, жестоком и неуютном времени многие понятия обретали исходную ясность и определенность: долг был долгом, честь — честью, любовь — любовью, и все это составляло жизнь. Иногда Серову казалось, что в том далеком цивилизованном мире он не жил, а медленно умирал, двигаясь к неизбежному концу вместе с миллиардами других людей, стоявших в длинной скучной очереди в крематорий. Нет, новая жизнь больше ему нравилась, и он не хотел вернуться назад или отправиться к динозаврам!

Вот только бы Шейлу отыскать…

Серов полез за пазуху, ощупал сапфировое ожерелье, укололся об острый золотой листок, и это его странным образом успокоило. Дар должен найти ту, которой предназначен! А раз должен, то найдет!

Дорога пошла вверх, камни под ногами сделались крупнее, ручей то огибал их, то прыгал водопадами с глыбы на глыбу. Небо посерело, звезды стали блекнуть, и резвости у людей и мулов поубавилось — они двигались быстрым шагом уже часа полтора, преодолев мили четыре в труднопроходимой горной местности. Наконец перед самым восходом ущелье вывело их на скалистый, поросший кустарником и корявыми соснами склон горы. Ноги Серова налились тяжестью, а за его спиной начали толковать о привале — сказывалась бессонная ночь.

Услышав эти разговоры, Абдала, шагавший впереди, обернулся и молвил:

— Нада идти далшэ. Идти быстро! Люди Караман, они… как это по-англиски?.. они нас преслэдоват. Они нэ успокоится.

— Ничего не слышно, ни голосов, ни шорохов, — отозвался Серов. — Думаю, у них найдется дело поважнее — драка за пост главаря. До нас ли им? — Он знаком велел Деласкесу приблизиться. — Как ты считаешь, Мартин?

— Абдалла прав, синьор капитан, они не успокоятся, клянусь Девой Марией! Часть может пойти с собаками по нашим следам, другие направятся вдоль побережья, чтобы отрезать нас от моря. Дорога по берегу легче, а у Карамана много воинов и много опытных рейсов.

— Но Караман мертв, и его рейсы делят сейчас вакантный портфель. Разве не так?

— Делят… что? Простите, дон капитан, я не понял ваших мудрых слов.

— Я хотел сказать, что они выбирают нового вожака, а это такое увлекательное занятие! Без стрельбы и резни не обойдется.

— Обойдется, если прежний вождь пал в бою, а не преставился по воле Аллаха. Тот, кто за него отомстит, будет новым главарем. Такой здесь обычай, мой господин. Кто взденет на пики наши головы, тот и избранник. Остальные ему покорятся.

«Резонно», — подумал Серов и, обернувшись, произнес:

— Все слышали? — Он выдержал паузу. — Двигаемся до тех пор, пока не найдем надежное укрытие. Встанем там на дневку, переждем жару, поспим. А дальше…

— Дальше, капитан? — спросил Брюс Кук, когда молчание затянулось.

— Устроим засаду. Побеждает нападающий, а не тот, кто бежит.

Кук захохотал:

— Вот это мне нравится! Нравится, будь я проклят! Пустим сарацинам кровь! Заодно и карманцы обшарим!

— Двух-трех надо взять живыми, — предупредил Серов и вытер с лица испарину.

— Хр-р… Зачем, капитан? — подал голос Хрипатый.

— Караман говорил, что Шейлы и наших людей у него нет и что Гассан Чауш из-за этого сильно разгневается… Где же Шейла? Где Тиррел, Стур и все остальные? Если возьмем языка, то, быть может, узнаем.

Помолчав с минуту, боцман пробурчал:

— А как ты думаешь, Андр-ре? Что с ними пр-рик-лючилось? Зар-резал Кар-раман, сучий потр-рох?

— Вряд ли. Подарки дею берегут… Возможно, они бежали. — Серов сглотнул и постарался увериться в этой мысли. — Не знаю, как им это удалось… как они выбрались из ямы… — «И как умыкнули Шейлу», — добавил он про себя. — Ну, поймаем сарацина, разберемся.

— Р-разберремся, — согласился боцман. — И с этим, и с кое-чем др-ругим. — Голос его был угрожающим.

Взошло солнце, и воздух быстро потеплел. Мулы спотыкались на крутом откосе, братья Свенсоны, Рик, Герен и Кактус Джо тащили их за уздечки, а иногда подпирали сзади. Пороха в мешках и еды в корзинах хватало, но путь до Ла-Каля был неблизким, и Серов, присматриваясь к животным, уже оценивал их упитанность. Встававшие впереди горы казались в первых солнечных лучах розовыми, сиреневыми, лиловыми, на их склонах щетинился лес, а выше грозили небесам острые каменные громады, исполинские шлемы, лезвия мечей и пик, рога застывших в тысячелетнем сне драконов. Чудилось, что сон их вот-вот прервется, гиганты вскинут головы, расправят плечи и зашагают неторопливо в жаркую Аравию, чтобы поклониться Аллаху у стен священной Мекки.

В девятом часу, когда солнце стало припекать, Абдалла отыскал тропинку, ведущую на восток. Очевидно, то был какой-то древний тракт, проложенный через лес к перевалу; кое-где из грунта и слоя опавшей листвы выбивался ровный шлифованный камень, а в самых опасных местах виднелись руины стен, некогда ограждавших дорогу. Люди и мулы пошли веселее, Рик раздал лепешки и финики, съеденные с жадностью; потом каждый подкрепился парой глотков спиртного. Прислушиваясь и оглядываясь назад, Серов пока не находил признаков погони — правда, заметить ее в этих дремучих лесах и хаосе скал было сложновато. Опыт войны в «зеленке» подсказывал, что в какой-то момент нужно определиться с противником: залечь по обе стороны дороги, пропустить врагов, сосчитать их силы, зайти в тыл и ударить. При внезапной атаке десяток бойцов мог положить роту — если, конечно, в руках не кремневый мушкет, а «калаш» и подсумок с рожками. Архаичное оружие диктовало иную тактику: подкрасться ночью и забросать преследователей пороховыми гранатами. Кроме мешков, мулы тащили десятка три кувшинов, набитых порохом, и Серов, оглядывая окрестности, прикидывал, где и как использовать их с максимальной пользой.

Абдалла повернулся к нему:

— Скоро быт старый башни, дон капитан. Очэн, очэн старый — стэна остатся так или вот так. — Мавр провел ладонью на уровне пояса, затем поднял ее к плечу. — Прэжний люди их строить — нэ сыны Аллаха, нэ кабил, нэ хамьян, нэ улэд-наиль, лаарба, улэд-сиди-шэйх[100] и никакой другой бэрбер. Те прэжний люди приходить сюда из-за моря так давно, что пророк еще нэ родится.

«Римляне или карфагеняне», — подумал Серов, кивая. Те и другие пришли из-за моря, жили тут в незапамятные времена, строили крепости, сражались с племенами пустынь и гор, с ливийцами и нумидийцами. Эта дорога тоже была делом их рук.

К полудню отряд поднялся на перевал. Развалины некогда оборонявшей его цитадели заросли корявыми соснами и олеандрами с белыми и розовыми цветами, так что нельзя было понять, уничтожена ли крепость природной стихией или людским старанием. Тут и там из зелени выглядывали останки стен из белого камня, валялись обтесанные глыбы, резные капители колонн и массивные блоки, служившие когда-то ступеньками лестниц. Лианы, ветви и корни оплетали разбитые статуи, скрывая лица свергнутых богов или, возможно, владык; их мраморные тела поросли мхом, пьедесталы треснули, надписи стерлись. Странно, но эта картина разорения не вызывала ни печали, ни тоски: древняя крепость, покорившись времени, всего лишь приобрела иной облик, ту красоту, которой пленяют древние руины.

Абдалла провел их во внутренний двор между развалинами башен. Здесь лежали щербатые каменные плиты, а над ними, подобно сломанным зубам гигантской челюсти, торчал двойной ряд колонн. Здесь, выбрав тенистое место, отряд остановился, и Серов объявил привал.

— Джо, Герен, Деласкес, разгрузите мулов. Рик, раздай еду, — распорядился он. — Олаф, полезай на стену, будешь следить за дорогой. Брюс, вернись по тропе на сот-ню-другую шагов и прислушайся, не орет ли кто. Может, собаки лают или оружие брякает… А ты, Хрипатый…

— Подожди, капитан, р-рано бр-росать якор-ря! — внезапно рявкнул боцман. — Надо кое с чем р-разо-бр-раться. Кое с чем и кое с кем… Сожр-ри меня адский огонь! Пока мы с этим делом не закончим, я пальцем не шевельну!

— С каким еще делом? — спросил Серов. Хрипатый с мрачным видом уставился на него:

— А ты забыл? У Одноухого ублюдка нас ведь поджидали! Это с чего бы?

— Он сам сказал. Многие говорили Караману, что я его ищу, вот он и подготовился. Мне это кажется вполне резонным.

— Хр-р… А мне нет! — Вытащив нож и резко повернувшись, Хрипатый Боб ткнул лезвием в Деласкеса, а потом — в Абдаллу. — Я вот думаю, сэр-р, что нас пр-родали! Эти два мошенника вместе с тр-ретьим, стар-рым пнем Р-рахманом!

— Есть доказательства? — холодно поинтересовался Серов.

— Р-разведем костер-р, подвесим над огнем, будут и доказательства. А можно и без них — вот так! — Боцман чиркнул в воздухе кинжалом.

Корсары придвинулись к Абдалле и побледневшему Деласкесу — видно, идея Хрипатого пришлась им по сердцу. Серов знал их буйный нрав и склонность к пролитию крови, а причиной к тому могли быть усталость, раздражение и неудачный рейд. Двое убитых, добычи не взяли и Стура не нашли! Кто за это ответит? Может, мальтиец с мавром, два чужака, а может, и сам капитан…

«Сразу стреляй! — всплыл в голове совет Сэмсона Тегга. — Стреляй! Покойный Брукс так делал, и потому парни ходили у него по струнке…»

— Клянусь Девой Марией и ранами Господними! — выкрикнул Деласкес. — Нет на нас греха, дон капитан! Служили мы верно и вам, синьор, и вашему братству, шли под пули, бились с врагом и у штурвала стояли! Не обижай нас недоверием!

Хрипатый хищно оскалился:

— Вер-рным чего бояться? Вер-рному ножик вр-ро-де щекотки, и огонь он тоже выдер-ржит… Ну-ка, Олаф, Эр-рик, Стиг, хватайте их! А остальные пусть р-разло-жат костер-рок. Узнаем, кто вор-рожил Кар-раману!

— Стоп, — негромко произнес Серов и положил ладонь на рукоять пистолета. — Здесь командую я, и потому — никаких костров, болваны! Если нас преследуют, увидят дым. Опять же, Хрипатый, если тебе поджарить пятки, ты тоже во многих грехах признаешься. Скажем, что был у Карамана в наложницах и подставлял ему зад после каждого вечернего намаза.

Брюс Кук загоготал, следом грянули остальные. Серов небрежно помахал пистолетом.

— Отставить, парни! — Он перевел взгляд на Деласкеса и Абдаллу, и его глаза были холодны, как лед. — Я не против разборки, только делать это будем по-моему. Мартин правильно сказал: они с Абдаллой под пули шли, и у штурвала стояли, и были верными проводниками… Все так! Однако история с их бегством от кастильцев очень подозрительна. — Серов нахмурился, припоминая рассказанное Теггом. — Кому вы оружие покупали? Как добрались из Малаги в Кадис? Как очутились на испанском судне? И во дворце магистра в Ла-Валетте вы тоже вроде не чужие… Так что ты, Хрипатый, ножик не убирай, пока у нас неясность с этими вопросами.

Абдалла и Деласкес переглянулись. Похоже, им есть в чем признаваться, решил Серов и покосился на мрачного боцмана. Слова Тегга звучали у него в ушах: если самому стрелять противно, Хрипатому мигни — тут же глотку перережет… Ну, с глоткой — это слишком, подумалось ему, а вот пугнуть двух этих молодцов — нелишнее. С одной стороны, Хрипатый успокоится, с другой — здесь не мадридский двор, и тайны не нужны.

Он поднял пистолет, направил его на Деласкеса и взвел курок. Абдалла кашлянул и огладил бороду.

— Не делайте этого, дон капитан. Я все объясню, хотя мои речи не для досужих ушей и длинных языков. — Его взгляд скользнул по лицам корсаров, задержавшись на Мортимере. — Мартин и я, мы оба, служим рыцарям Мальты и Мулаю Измаилу, повелителю Марокко. Мы служим им, как и другие люди в Магрибе, Франции, Испании и Королевстве Обеих Сицилии, и люди эти могут достать клинки, мушкеты и пушки, нанять корабли и солдат, подкупить чиновников. Многое могут! Если подать им тайный знак, придут на помощь и спасут. Так и случилось в Малаге и Кадисе… Но лучше не спрашивайте меня, что мы делали в Испании. Зачем вам это знать? Вы найдете супругу, отправитесь на север, и это будет новая жизнь для вас и вашей команды. Мы останемся здесь. Мы и наши секреты.

Мавр изъяснялся на правильном английском, и это было так неожиданно, что Серов на мгновение онемел. Но замешательство прошло, и слова Абдаллы, их звук и смысл, уже не казались удивительными — во всяком случае, для человека двадцать первого столетия. Здесь, как и в покинутом им мире, существовали тайные службы, шпионские сети, агенты, резиденты и асы-разведчики, к которым, видимо, относился Абдалла; здесь, вероятно, уже процветал нелегальный бизнес, поставки оружия, вербовка наемников, картирование чужих территорий и кража чужих секретов. Все, как положено, и удивляться нечему; еще век, и Европа начнет завоевывать Африку и Азию, — точно так же, как захватила в прошлом два американских континента.

— Объяснения принимаются, — молвил Серов. — Я верю тебе, Абдалла, и не буду выпытывать то, о чем ты не желаешь говорить. Это и правда не наше дело. — Он повернулся к Хрипатому. — Есть еще вопросы, Боб?

Боцман помотал головой, но Брюс Кук, отличавшийся практичностью, с сомнением хмыкнул:

— Не очень я понимаю, капитан, как можно служить двум господам. Этот Мулай Исмаил — магометанин, а всем известно, что рыцари воюют с нехристями. С чего бы султану и магистру грести одним веслом?

— Рыцари воюют с турками и магрибскими пиратами, — возразил Абдалла. — Мулай Исмаил ненавидит тех и других. Османы ему враги, им не нужен сильный владыка в Магрибе, и пираты тоже враги, ибо не признают его власти и творят бесчинства во всех приморских городах.

— Вы это видели в Эс-Сувейре, — добавил Деласкес. — Кто хозяин в этом городе — бей, поставленный султаном, или тысячи разбойников? Их предводители, турецкие рейсы, враждуют с Мальтой, с Марокко и со всеми христианскими странами. Чтобы бороться с разбоем, султану нужны пушки, мушкеты, порох и опытные воины. Где он найдет все это, если не у христиан?[101]

Тайный союз, понял Серов, негласный договор между султаном и великим магистром ордена. Он не очень ориентировался в высокой политике этой эпохи, но в его времена такое не вызывало удивления. Дипломатическая формулировка подобных союзов звучала так: дружба против общего врага. Серову помнилось, что Карл, король христианской Швеции, вступил в союз с турками против России.

— У Британии нет друзей, у Британии есть интересы, — пробормотал он, кивая. Потом сказал: — Вы перешли на мой корабль в Атлантике. Хотели быстрей попасть на Мальту? Но почему вы там не остались?

— Долг благодарности, сэр капитан, — ответил Деласкес. — Бог видит, что мы искренне желаем вам служить, пока вы плаваете в этих водах.

— Долг благодарности? И только?

— Ну-у… — начал Деласкес, но тут же смолк, взглянув на мавра. Не было сомнений, что в этой команде главным являлся Абдалла.

— Не только, — произнес он. — Во-первых, вы захватили испанское судно, и деваться нам было некуда. А во-вторых… — Мавр помедлил, затем произнес: — Во-вторых, на Мальте нам велели помогать капитану де Серра.

— За что такая милость?

— А вы не догадываетесь, сэр? Вы и ваши люди хорошо потрудились в этих морях. Не даром пираты прозвали вас Гневом Аллаха.

— Я понял, — произнес Серов и сунул пистолет за пояс. — Разборка закончена. Повторяю свои приказы: разгрузить мулов, есть и спать. Брюс, проверь тропу, Олаф, полезай на стену. Хрипатый, проследи за сменой часовых.

Они отдыхали в древней крепости, пока солнце не начало склоняться к горизонту. Затем Абдалла повел их на восток, но не успел караван отдалиться от развалин, как он остановился, склонил голову к плечу и прислушался. Серов слушал тоже. Ему показалось, что он различает далекий лай собак.

— Люди Караман идти по наш слэд, — сказал мавр. — Нада торопится, дон капитан.

Он уже не был тайным лазутчиком султана и магистра, асом разведки и знатоком языков, а снова стал Абдаллой. Только Абдаллой, всего лишь Абдаллой, верным соратником, проводником корсаров.