"Гамаль Абдель Насер" - читать интересную книгу автора (Агарышев Анатолий Аркадьевич)

Глава 3

В октябре 1951 года 60 тысяч рабочих, обслуживавших английские войска на Суэцком канале, отказались сотрудничать с оккупантами. Почти все политические партии, действовавшие в стране, приняли решение о создании вооруженных отрядов федаев. Насер воспользовался этим. «Свободные офицеры» приняли участие в подготовке федаев и в боевых операциях против англичан на канале. Вскоре сопротивление египтян стало принимать настолько ожесточенный характер, что Лондон вынужден был увеличить численность своих войск в районе Суэцкого канала. Партизаны почти каждую ночь совершали атаки на английские военные посты, на воинские подразделения, двигавшиеся через пустыню, на склады горючего и боеприпасов.

Египетская военная полиция «Булук Низам» стала открыто поддерживать партизан. 17 и 18 ноября 1951 года между оккупантами и полицейскими силами в Исмаилии развернулось двухдневное сражение. Через полмесяца еще более крупный бой произошел в Суэце. Англичане превратили в груду развалин район Суэца — Кафр-Абдо. Несколько тысяч египтян лишились крова. Только с 16 октября по 5 декабря 1951 года в зоне Суэцкого канала было убито 17 и ранено 438 египтян. Но это не остановило федаев.

Однажды двое крестьян, одетых в голубые галябии, задержались на мосту перед въездом в Исмаилию. Ослу трудно было тащить телегу с ящиками, в которых сверкали золотистые апельсины. Английские солдаты, охранявшие мост, не обратили бы на крестьян внимания, если бы те не отошли в сторону, оставив повозку без присмотра. Поигрывая щегольским стеком, английский офицер спросил о причине остановки.

— Мы только сбегаем в деревню за яйцами, — ответил один из крестьян, и, не теряя времени, они прибавили ходу.

Офицер решил проверить груз. Взяв в руку апельсин, он залюбовался его ярко-оранжевой кожурой. В эту минуту раздался взрыв. Это произошло 19 января 1952 года.

Взрыв у исмаильского моста послужил сигналом. Через несколько дней партизаны напали на склад боеприпасов в Исмаилии. Английские войска начали прочесывать город. Группа федаев укрылась на мусульманское кладбище. Около семи тысяч выстрелов сделали каратели. Захваченных в плен они направили в концлагерь, в пустыню. На следующий день — новое нападение на склад. Командующий английскими войсками в зоне Суэцкого канала генерал Эрскин решил на этот раз серьезно проучить египтян.

25 января он потребовал, чтобы подразделения «Булук Низам» были выведены из Исмаилии. По улицам города, утопающего в зелени манговых деревьев, прогрохотали танки. Английские «томми» с автоматами в руках вышли на опустевшие улицы.

Окружив казармы «Булук Низам», англичане приказали полицейским сложить оружие. Начальник «Булук Низам» позвонил в Каир. Министр внутренних дел вафдистского правительства Сираджеддин дал распоряжение сопротивляться. У полицейских было лишь легкое стрелковое оружие. Английские танки навели орудия на казармы. И все-таки египтяне заявили офицеру, посланному генералом Эрскином, что будут сражаться до последнего патрона. Английские войска начали атаку.

Три часа отбивались полицейские, защищая каждый камень дымящихся развалин. Сорок один человек убитыми и семьдесят два раненых — таков итог этой кровавой операции.

Весть о новом злодеянии оккупантов мгновенно разнеслась по стране. «На египетской земле от рук оккупантов гибнут египтяне...» — писал в одной из листовок Насер.

«Вафд» готовилась провести на следующий день демонстрацию протеста. Ее должны были поддержать студенты трех каирских университетов. Командование каирским «Булук Низам» позволило полицейским принять участие в манифестации. Совет министров, собравшийся на срочное заседание, постановил порвать дипломатические отношения с Англией и арестовать в качестве заложников сто видных представителей английской общины в Египте. Британское консульство рекомендовало английским гражданам не выходить в эти дни из дома.

Фарук жил зимой в каирском дворце Кубба. Из его окон открывался великолепный вид на зеленое поле, на стройные ряды пальм. Воздух был наполнен ароматом роз. Каждое утро король совершал верховые прогулки.

Иностранных гостей и министров Фарук принимал обычно в другом дворце — Абидине, в специальном помещении, окна которого выходили в сад.

Когда первые колонны демонстрантов появились перед дворцом Абидин, король готовился к празднику, посвященному рождению сына. Дворецкие проверяли, как сидят вновь сшитые красные камзолы на плечах статных черных лакеев из Нубии. Начальник королевской канцелярии раздавал курьерам пригласительные билеты, отпечатанные на плотной бумаге с фамильными вензелями семьи Фарука.

День 26 января 1952 года вошел в историю Египта под названием «черной субботы».

Толпа перед дворцом бурлила:

— Дайте нам оружие! Мы пойдем защищать своих братьев!

Вскоре все улицы, расходившиеся лучами от дворца, были заполнены демонстрантами, которые двигались к площади Оперы. Там, в «Казино де л'Опера», любили развлекаться английские офицеры. Полуголые девицы из группы мадам Бадиа сладострастно извивались в восточных танцах. Именно здесь произошел инцидент, положивший начало беспорядкам.

Очевидцы рассказывают, что, когда демонстранты вышли на площадь перед казино, кто-то заметил египетского полицейского офицера за столиком с одной из танцовщиц мадам Бадиа.

— Тебе не стыдно развлекаться с девчонками, когда твои братья гибнут в Исмаилии? — крикнул кто-то.

Полицейский ответил грубостью. Через несколько минут столы и стулья в «Казино де л'Опера» были переломаны. Вскоре оно запылало ярким пламенем под одобрительные крики толпы. Пожарная часть была расквартирована буквально в двух шагах от места происшествия. Но пока пожарные автомашины двигались к казино, огонь уже перекинулся на соседние строения. Наконец пожарные принялись за работу. В этот момент кто-то перерезал шланги...

Несколькими часами позднее запылали кинотеатры «Риволи» и «Мегире». Какие-то люди бегали по городу с факелами в руках, поджигали магазины, кинотеатры, бары, гостиницы и клубы, владельцами которых были иностранцы. Валил дым из окон большого универмага «Сикурель». Горели кафе «Гроппи», здания «Барклайз-банка» и автомобильной компании «Крайслер».

В английском клубе «Тарф» сидели четверо. Неожиданно ворвалась группа людей. Облив бензином стол, стулья, они подожгли клуб. Когда четверо англичан в горевшей одежде попытались выскочить на улицу, поджигатели втолкнули их назад в клуб, превратившийся в костер. Какой-то англичанин с верхнего этажа попытался спуститься вниз на веревке из простыней, но та перегорела, упавшего на мостовую затоптали ногами.

Отель «Шепард» в Каире, построенный в старом арабском стиле, был известен во всем мире. В залах стояла дорогая мебель, инкрустированная слоновой костью. Гарсоны в белых тюрбанах разносили в дорогих фаянсовых чашках крепкий арабский кофе. Обычно перед входом в отель десятки ремесленников продавали свои изделия. Загнав постояльцев отеля в номера, все те же поджигатели содрали с окон парчовые шторы и моментально превратили мебель в дрова, облили их бензином и подожгли.

Со стороны брандмауэра к отелю примыкало здание, где собиралось великосветское каирское общество. Это был клуб русских эмигрантов. Сам король посещал иногда его балы. Молодые английские офицеры считали хорошим тоном иметь членскую карточку русского клуба. С трудом удалось отстоять это здание от пожара.

Высокая железная ограда с вензелями владельцев Букингемского дворца спасла от разгрома английское посольство, вокруг которого шел настоящий рукопашный бой.

Когда рабочие одного из предприятий, расположенного на окраине Каира, попытались пройти в центр для тушения пожаров, то на середине пути их остановил английский патруль.

По этой же причине лица, связанные со «свободными офицерами», не смогли попасть из центра города в Гелиополис, чтобы предупредить о печальных событиях Насера.

Ночью в городе начались повальные грабежи. Из витрин магазинов тащили дорогие хрустальные люстры, ящики с шампанским и виски, золоченые рамы для портретов, куски материи, мебель, балахоны от катафалков...

Прибыли солдаты. Поджигатели и зачинщики беспорядков укатили в стоявших наготове «джипах». Сто пятьдесят солдат ничего не могли сделать с многотысячной толпой, которая неистовствовала на улице.

Кто-то попытался воспользоваться вспышкой народного гнева в своих целях и предпринял организованный поджог Каира. Так и не удалось установить в точности, к какой группировке принадлежали поджигатели. Майор Сэнсом, служивший в английской контрразведке, свалил вину на правое крыло «Свободных офицеров». Однако ни «Свободным офицерам», ни коммунистам, которых тоже пытались запятнать обвинениями в поджоге, ни другим левым политическим организациям этот пожар не был нужен. Ведь он послужил поводом для репрессий. Только фанатично настроенные «братья-мусульмане» могли решиться на такой безумный шаг. Большинство каирцев соглашается с этой версией. Один из первых биографов Насера, швейцарский журналист Фоше, работавший в Каире корреспондентом «Журналь де Женев» и лично наблюдавший события «черной субботы», утверждает, что Лондон извлек из них прямую выгоду. После каирского пожара была приостановлена деятельность «федаев». Король же не проявил никакой активности для того, чтобы пресечь беспорядки. Все свидетельствовало о том, что существовала договоренность между ним и британской разведкой. Фоше пишет даже, что среди тех, кто подбивал людей на поджоги, были опознаны лица, непосредственно работавшие на английскую службу безопасности.

О причастности англичан и короля к каирскому пожару пишет в своих воспоминаниях и генерал Мухаммед Нагиб. Он тоже считает, что, благословляя эту провокацию, король хотел поставить к кормилу власти более близких себе людей.

В тот момент, когда тысячи рук вцепились в чугунную решетку английского посольства, посол сэр Ральф Стивенсон начал нервно прохаживаться по апартаментам своей резиденции, не решаясь вызвать войска с Суэцкого канала. Он колебался, зная, что в этом случае египетские войска могут оказать сопротивление. Посол попытался связаться с Сираджеддином. Ему ответили, что министр внутренних дел занят покупкой дома. Он набрал номер премьер-министра. Наххас-паша (он в январе 1950 года возглавил вафдистский кабинет) был у своей маникюрши.

А во дворце королева Нариман, едва оправившаяся после родов, поднимала несколько раз панику. Ей все казалось, что дворец горит, что пламя угрожает новорожденному Фуаду.

Стоя у окна, Фарук смотрел на черные клубы дыма, поднимавшиеся над египетской столицей. Ему предстояло решить, что делать с правительством. Было ясно, что Наххас-паша не может оставаться у власти. Кто-то предложил кандидатуру военного министра, бывшего начальника тюрем Хейдара, но король считал, что тот недостаточно тверд, чтобы изменить положение.

— Вверять Хейдару судьбу страны бесполезно, — сказал он.

Присутствующие почтительно смолкли.

— А ты смог бы сформировать правительство? — обратился Фарук к хаджу Исмаилу. Старый политик и интриган молчал.

— Все вы трусы. Тогда Али Махир сформирует правительство, — сказал король.

Однако никто из присутствующих не хотел видеть премьером Али Махира.

— Профессор аль-Гиляли мог бы взять на себя эту задачу, — сказал наконец председатель королевского совета Хафиз Афифи.

— Что еще за профессор? — нервно спросил король.

— Нагиб-паша аль-Гиляли, — подсказал кто-то.

— Так и говорите. Королевского советника Нагиба-пашу аль-Гиляли я знаю, с профессором аль-Гиляли я незнаком, — отрезал король.

Хафизу Афифи было срочно поручено ехать к аль-Гиляли с предложением сформировать правительство. Когда его автомобиль мчался по улицам Каира в загородный район Аль-Мади, ему показалось, что город подвергся бомбардировке авиации. Клубы дыма по-прежнему поднимались к небу. Зияли разбитые витрины магазинов, и горели автомобили. Откуда-то слышались выстрелы.

Хафиз Афифи вернулся, когда совещание в королевском дворце еще не кончилось. Все с ожиданием посмотрели на него.

— Аль-Гиляли предложил, чтобы правительство сформировал Али Махир, — сказал он.

— Значит, пусть будет Али Махир, — заявил король.

И снова Хафизу Афифи пришлось выехать из дворца. На этот раз его путь лежал через весь город на остров Замалек, где жили англичане и египтяне-аристократы. Замалек был тщательно охранявшимся сеттльментом. Египтянин мог попасть сюда, только предъявив специальный пропуск. Здесь было так тихо, спокойно, словно ничего не происходило.

Не без поддержки англичан Али Махир стал премьером накануне второй мировой войны. Но когда генерал Роммель готовился к броску в Африку, он тотчас переменил ориентацию и стал выступать за «нейтралитет» Египта. После того как англичане заставили короля сместить Али Махира, он развернул в стране антианглийскую пропаганду, и королю вновь пришлось прикрикнуть. Али Махир замолчал. После войны он приложил максимум усилий, чтобы оправдаться в глазах англичан. Окружение короля побаивалось этого деятеля, однако именно он был теперь нужен англичанам и королю тоже.

К вечеру Хафиз Афифи вошел в дом Али Махира, чтобы предложить ему от имени его величества пост премьер-министра.

На следующий день после встречи с королем, в тот момент, когда Али Махир вернулся к себе на виллу и вместе со своими сторонниками готовил обращение к народу, раздался телефонный звонок. Король потребовал, чтобы Али Махир на время воздержался от формирования правительства.

— Если ты не сформируешь правительство сегодняшней ночью, ты никогда не будешь премьером, — сказал ему один из его друзей. — Надо срочно поставить его величеству это условие...

Али Махир набрал номер телефона Хафиза Афифи.

— Ваше превосходительство, необходимо срочно сформировать правительство.

— Но мы же договорились отложить до завтра...

— Передайте его величеству: или сегодня, или никогда.

Фарук вынужден был принять ультиматум. Наступили 32 дня правления Али Махира. На египтян обрушились новые репрессии.

«После пожара в Каире приспешники короля Фарука начали жестоко преследовать патриотов, вступивших в отряды сопротивления, — писал известный египетский писатель Абд ар-Рахман аль-Хамиси. — Их сажали в тюрьмы. Власти установили слежку за теми, кто объединился для вооруженной борьбы против англичан в зоне Суэцкого канала.

Политическая полиция сбилась с ног, в домах, учреждениях, общественных местах она разыскивала членов отрядов, арестовывала их и бросала в концентрационные лагеря, расположенные в пустыне».

Однако никто из «свободных офицеров» не был схвачен. Конспирация, за которую ратовал Насер, оказалась щитом организации.

Но надежды короля на то, что «сильный человек» может «спасти положение», оказались тщетными. Все мероприятия Али Махира терпели крах. Народ не верил больше в правительство пашей и феодалов, и вскоре Али Махир вынужден был подать в отставку. Началась затяжная правительственная чехарда. С января по июль 1952 года в Египте сменилось шесть премьеров. Король терял контроль над страной.

Еще в 1950 году в организации «Свободные офицеры» был создан Совет руководства революцией. Позже Насера избрали его председателем. Началась конкретная подготовка к революционному перевороту. «Свободные офицеры» рассчитывали выступить в 1954 — 1955 годах. Однако события, развернувшиеся в 1952 году, существенно изменили планы революционеров.

«Не пора ли выступать? — думал Насер. — Но готовы ли «свободные офицеры»? Хватит ли сил?» — И он отвечал сам себе: «Нет». В эти дни Гамаль понял — необходимо активизировать подготовительную работу. На каирский пожар «свободные офицеры» откликнулись листовкой.

«Предатели надеются одержать победу с помощью армии, — говорилось в ней. — Но задача армии — борьба за свободу и независимость. Если армия выйдет на улицу, то только для того, чтобы дать отпор предателям. Ни одна винтовка не должна выстрелить в демонстрантов. Ни один демонстрант не должен быть арестован с помощью армии. Это должны понять все. С сегодняшнего дня армия с народом и будет с ним до конца».

Насер считал, что возглавить революцию следовало бы офицеру с высоким званием, пользующемуся уважением в народе и в армии.

— Что ты думаешь о генерале аль-Мисри? — спросил его однажды один из «свободных офицеров».

— Не слишком ли он стар? — заметил Насер.

Некоторые предлагали Фуада Садека, генерала, известного своей честностью и героизмом, проявленным во время Палестинской войны 1948 года. Насер решил послать Салаха Салима для переговоров с Садеком. Оказалось, что уважаемый генерал весьма честолюбив и мечтает стать начальником Генерального штаба. Салим сказал, что в армии, возможно, найдется группа людей, которые помогут ему осуществить эту мечту, но вдруг зазвонил телефон. Взяв трубку, Садек ушел разговаривать в другую комнату. Через минуту он вернулся, лицо его сияло.

— Мне сообщили, что его величество хочет назначить меня начальником штаба, — самодовольно сказал он.

Стало ясно: генерал не может быть вождем революции.

После этого выбор Насера пал на генерала Нагиба, также завоевавшего популярность во время Палестинской войны.

Абдель Хаким Амер начал исподволь привлекать его к организации «Свободные офицеры», не раскрывая ее целей. Постепенно они сдружились. Амер заглядывал к нему домой. Однако Насер не был убежден, что Нагиб обладает всеми качествами, необходимыми для лидера. Правда, Абдель Хаким Амер утверждал, что его работа по «воспитанию» генерала идет успешно.

Неожиданно стало известно, что король решил назначить генерала Хуссейна Сирри Амера командующим пограничными войсками вместо генерала Нагиба. Хуссейн Сирри Амер считался злейшим врагом «свободных офицеров». И теперь он занял один из важнейших постов в армии.

Затем король захотел сделать его председателем офицерского клуба в Гезире. Эта должность была выборной, и Насер решил, что наступил момент показать силу организации.

Однажды Абдель Хаким Амер привел с собой к Нагибу Гамаля Абдель Насера. Генерал Нагиб почувствовал, что его изучают. «...Но я не был разочарован, — вспоминал он позже. — Я пришел к заключению, что спасение Египта зависит от таких младших офицеров». После этого Насер и Амер встречались еще несколько раз с генералом Нагибом на его квартире. Постепенно они научились понимать друг друга. Вскоре Нагиб был избран президентом организации «Свободные офицеры». В целях конспирации его не привлекали к участию в тайных сходках и в подготовке переворота. В момент, когда произошел переворот, он был знаком только с пятью из девяти членов Совета руководства революцией.

По заданию Насера Абдель Хаким Амер связался с Нагибом и убедил его выставить свою кандидатуру на выборах в председатели офицерского клуба. «Свободные офицеры» агитировали своих коллег проголосовать за Нагиба.

На чрезвычайном собрании в клубе Насер предложил почтить вставанием память одного из «свободных офицеров», убитого тайной полицией по наущению двора. Это сразу же накалило атмосферу.

После подсчета бюллетеней оказалось, что за генерала Нагиба подано 80 процентов всех голосов. Кроме Нагиба, в офицерский совет вошли еще два «свободных офицера». Королю был брошен открытый вызов. Он почувствовал это и потребовал перевыборов. Заодно он отменил ссуду, отпущенную на строительство нового здания клуба, а генерал Нагиб получил назначение в войска, расположенные в пустыне.

Вскоре стало известно, что генерал Сирри Амер замешан в крупной махинации: боеприпасы с египетских складов были проданы через контрабандистов израильтянам. «Свободные офицеры» немедленно выпустили листовку, в которой потребовали предать Сирри Амера суду военного трибунала. Однако король явно не хотел наказывать своего любимца. Тогда «свободные офицеры» решили организовать покушение на продажного генерала. Они хорошо изучили привычки Сирри Амера и его распорядок дня. В назначенный день группа исполнения приговора спряталась недалеко от дома Сирри Амера. Когда он вышел на улицу, раздались выстрелы. Насер, лично принимавший участие в покушении, вместе с друзьями сумел оторваться от преследователей.

Вернувшись ночью домой, он так и не смог уснуть, курил одну сигарету за другой. Теперь он еще более утвердился в своей мысли, что террор — несостоятельное средство в борьбе, что столь опасные акции могут только помочь полиции в ее охоте за членами организации.

Когда на следующее утро жена принесла свежую газету, он с трепетом взял ее в руки. Только узнав, что Сирри Амер остался жив, Насер несколько успокоился.

«...Во время бессонной ночи в насквозь прокуренной комнате я задавал себе вопрос: «Может ли судьба страны быть по-настоящему изменена, если мы устраним то или иное лицо?.. — писал впоследствии Насер в «Философии революции». — Тогда я ответил себе со всей убежденностью: мы должны изменить тактику... Корни идут гораздо глубже в почву — проблема куда более серьезна».

Полиция пыталась внедрить провокаторов в организацию «Свободные офицеры». Но Насер был очень хорошим конспиратором. Он никогда, например, не называл своего имени по телефону, когда разговаривал с товарищами по борьбе. Обычно Гамаль называл себя в таком случае Заглюлем. Новички подвергались тщательным испытаниям, прежде чем их допускали к выполнению заданий. Когда руководитель одной из революционных группировок предложил присоединить ее к организации «Свободные офицеры», Насер ответил, что после Фаллюджи он отошел «от этих дел». «Я хочу жить и есть свой хлеб, и только», — сказал он, так как не поверил этому человеку.

«Свободные офицеры» хорошо знали, что творилось в армии и при дворе. Салах Салим пользовался доверием военного министра и передавал ему нарочито ложную информацию.

Ответственным за пропаганду в армии был назначен член Совета руководства революцией Халид Мохиеддин.

«Первые листовки, — вспоминает он, — мы написали вместе с Насером. Чтобы их размножить, пришлось воспользоваться печатной машинкой одного железнодорожного служащего. Потом, скрываясь от полиции, мы стали печатать их в доме офицера Хамди Абиду, страстного любителя искусства. Друзья думали, что мы ходим туда слушать музыку. На самом же деле мы с Гамалем писали у него листовки, размножали их, раздавали офицерам и рассылали по почте. Это была трудная работа.

Со временем пришлось создать специальную группу, которая была занята лишь тем, что писала адреса на конвертах и относила их на почту. Это ответственное задание мы поручили четырем офицерам-марксистам.

Но полиция не дремала. И вскоре пришлось перевести нашу «типографию» на конспиративную квартиру одной из действовавших тогда в Египте марксистских организаций — «Хадиту». Теперь дело было поставлено так: мы приносили тексты, товарищи из «Хадиту» отпечатывали листовки, а мы распространяли их в армии. Иногда их писал Ахмед Фуад, известный в Египте марксист, впоследствии заведующий канцелярией Насера.

Программу «Свободных офицеров» отпечатали только в одном экземпляре, хранить который было поручено мне. Принимая в организацию новых офицеров, мы давали им прочитать программу, после чего она возвращалась вновь ко мне, и моя жена прятала ее».

Этот документ, названный «Программой действий», включал в себя несколько принципов: ликвидация колониализма и феодализма, борьба против господства капитала, социальное равенство, демократизация общественной жизни, формирование национальной армии.

«Свободные офицеры» не были единственной организацией в армии. Наряду с ними, например, в египетских вооруженных силах работала группа «Ахзейн», которая представляла собой филиал «Хадиту». Руководителем этой организации был Ахмед Фуад.

Немало марксистов было и в организации прапорщиков. Именем ее руководителя Абдель Кадира Таги, погибшего от пули реакционеров за два месяца до революции, египтяне потом назвали одну из улиц в Каире.

Политические взгляды, по крайней мере, одной из многочисленных марксистских организаций, существовавших в стране, — «Хадиту», были весьма распространены в армии. Марксисты вели постоянную работу и среди «свободных офицеров». Оценивая положение в стране, «Хадиту» требовала проведения демократической революции и ликвидации иностранного гнета, что делало программу марксистской организации близкой и понятной «свободным офицерам».

Когда произошла революция, «Хадиту» с первого дня встала на ее сторону.

Западные историки и биографы Насера, например Роберт Стефенс, значительно больше пишут о связях «свободных офицеров» с «братьями-мусульманами». Такие связи действительно имели место. Но «братья-мусульмане» оказывали на «свободных офицеров» меньшее влияние, чем левые демократические организации. Об этом можно судить хотя бы по «программе действий», принятой Советом руководства революцией.

Насер назначил выступление на март 1952 года. Но один из «свободных офицеров», Рашид Механна, покинул организацию, дезертировал. Этим могли воспользоваться органы безопасности. Над Насером и его друзьями нависла угроза. Было решено перенести переворот на сентябрь.

С начала июля и до конца сентября король обычно отдыхал в Монтазе. Вместе с ним выезжала его семья и вся челядь: парикмахеры, массажисты, повара, шоферы, стража.

Вечером, сидя на балконе, он слушал оркестр, укрытый в китайской беседке, который негромко играл модную музыку. Во дворце всегда было много гостей, главным образом красивых молодых женщин. В полночь тушили свет. Король парил в танце. Во время этих тихих, интимных вечеров Фарук забывал все обрушившиеся на него беды.

Министры переселялись в Александрию вслед за королем. Правительственные учреждения фактически прекращали работу.

Гамаль, подав рапорт об отпуске, уехал из душного Каира и в спокойной обстановке обдумывал все детали выступления. Но 11 июля пришла депеша, в которой ему предлагалось вернуться в академию для подготовки экзаменационных документов. Жена и дети были недовольны тем, что прерывается отдых.

Гамаль же был рад. Он так или иначе хотел вернуться в Каир. Но за передвижением офицеров в те дни внимательно наблюдали. Теперь у него был хороший повод для возвращения в столицу.

Из девяти офицеров, входивших в Совет руководства революцией, в Каире находились четверо. Вскоре приехал пятый — Абдель Хаким Амер. Он был болен, и поэтому военное командование предоставило ему короткий отпуск. Насер попросил его «затянуть болезнь». Поступавшие из надежных источников сведения свидетельствовали о том, что король готовится нанести удар по «свободным офицерам». 15 июля Фарук издал указ о роспуске правления офицерского клуба и удалил с постов в армии ряд офицеров. Можно было ожидать арестов.

«Сейчас решается вопрос: кто кого?» — сказал Амер.

На 16 июля Насер назначил важное совещание Совета руководства революцией. Собрались на квартире у Сарвата Окаши. «Гамаль и Халид Мохиеддин пришли ко мне домой и попросили по своему обыкновению поставить на проигрыватель «Шехеразаду» Римского-Корсакова. Музыка вскоре заворожила их. Гамаль сидел с мечтательными глазами, внимательно слушая. Когда раздались последние аккорды, он встал, выключил проигрыватель и сказал: «В начале следующего месяца начнем...» — вспоминает Сарват Окаша.

На совещании обсуждался вопрос о том, как поступят «свободные офицеры» в новых условиях. Некоторые предлагали организовать покушения на приближенных короля и английских оккупантов. Однако Насер до сих пор помнил покушение на генерала Сирри Амера. Гамаль решительно был против террора. 18 июля Насер созвал новое совещание и заявил прямо, что террор ни к чему не приведет. Нужно готовить армию к восстанию, объяснял товарищам Насер.

Договорились, что Насер с Амером посетят Нагиба и расскажут ему о своих планах. На следующий день они отправились на квартиру к генералу Нагибу. Но у Нагиба гостили какой-то молодой офицер и журналист Мухаммед Хасанейн Хейкал. Посидев немного и справившись у генерала Нагиба о его здоровье, друзья уехали.

Насер отправился в Генштаб. Туда к нему приехали Амер и Кемаледдин Хуссейн. Они просидели ночь над составлением подробного плана восстания.

— Нам достаточно одного батальона из десяти дислоцированных в Каире, — сказал Насер.

— Это большая игра, — заметил Кемаль Хуссейн.

— У нас пока нет ни одного танка, — добавил Амер.

— И у нас всего лишь десять человек в ВВС, — согласился Насер. — Поэтому успех зависит от точности выполнения плана.

— Анвар Садат должен вывести из строя связь, — предложил Амер. — Хотя в организации «Свободные офицеры» он всего лишь два месяца, но он связист и мог взять на себя хотя бы эту скромную роль.

— Но он на Синае, — напомнил Кемаль Хуссейн.

— Пошлем за ним самолет, — сказал Насер. — Если потребуется, Хасан Ибрагим выкрадет самолет.

Через несколько часов Хасан вылетел на Синай. Одновременно Насер послал уведомление всем особо доверенным членам организации «Свободные офицеры», с тем чтобы они прибыли в Каир 22 июля без опоздания. Он предупредил их о предстоящем выступлении и просил оставаться дома с 3 часов дня до получения приказа.

Халид Мохиеддин вспоминает, что план, предложенный Насером, был ясен и прост. В назначенный час «свободным офицерам» надлежало войти в казармы и взять руководство армией в свои руки. Офицеров, не посвященных в заговор, следовало изолировать. За каждым участником восстания закрепили объекты, которыми он должен был овладеть.

Насер предложил, чтобы тринадцатый пехотный батальон занял Генеральный штаб, другие части — аэродром в Альмаса, радиостанцию, мосты, здания почты и телеграфа. После этого предполагалось, что повстанцы встретятся у Генерального штаба.

Все эти дни Гамаль спал считанные минуты. Его жена беспокоилась, чувствуя, что муж чем-то серьезно озабочен. Он же только улыбался в ответ на ее вопросы. Однажды ночью, когда пришел муж, она видела, как он поставил под кровать корзину с апельсинами. Встав рано утром, чтобы приготовить, как обычно, завтрак, Тахия решила сделать апельсиновый сок. Вытащив корзину, она обнаружила под апельсинами гранаты. Подавая Гамалю завтрак, Тахия сказала:

— С тех пор как ты носишь эти корзины, ты, наверное, окреп физически.

Гамаль промолчал. Он по-прежнему не говорил жене о своей подпольной работе. Она могла только обо всем догадываться.

В жаркие летние дни над Каиром, словно в парной, стоит марево. Только легкий вечерний ветерок приносит облегчающую прохладу. С наступлением темноты город вспыхивает огнями реклам. В многочисленных казино, расположенных по берегам лениво текущего Нила, сидят уставшие от дневного зноя люди. Центральные улицы города были в те годы заполнены разодетой публикой, сверкавшей золотом и бриллиантами. В темных сырых переулках спали на тротуарах бездомные.

В ночь с двадцать второго на двадцать третье июля в Монтазе был праздник. Наследнику престола Фуаду исполнилось шесть месяцев. Королева Нариман, с утра искупавшись в море, приняла ванну и теперь, веселая и нарядная, отдавала последние распоряжения. За время, проведенное у моря, она забыла о жутких событиях «черной субботы».

Двадцать второго июля, в канун выступления «свободных офицеров», на квартире Халида Мохиеддина состоялось последнее совещание. Еще раз были уточнены детали плана. Участники выступления в качестве пароля выбрали слово «Победа». Насер приготовил список девяноста девяти человек, которым полагалось знать пароль. За каждого из них он мог поручиться. Остальных членов организации о восстании не оповестили. Почти с каждым из девяноста девяти участников переворота Насер переговорил в этот день лично, поставил перед ним конкретные и четкие задачи. Его черный «остин» весь день колесил по улицам Каира.

Существовал у участников восстания и другой список: двадцати генералов, которых надлежало арестовать.

После установления в казармах контроля повстанцев всем офицерам в звании майора и выше вход туда запрещался.

Салах Салим был специально оставлен на Синае, чтобы не допустить присылки оттуда войск для подавления революции.

Халид Мохиеддин отвечал за захват важного стратегического района Аббасия — Гелиополис, где находились казармы.

Абдель Хакиму Амеру предстояло блокировать Генеральный штаб.

Насер руководил всей операцией.

Важно было предупредить членов организации в Александрии. Ведь там находились король, правительство, многие иностранные послы. Насер решил послать туда своего брата.

После совещания Насер поехал к Садату, но не застал его дома. Ждать было некогда. Оставив записку, Гамаль отправился разыскивать других офицеров.

В доме у Сарвата Окаши собрались офицеры мотомеханизированного батальона. Они заявили, что им нужны пулеметы. Насер обещал помочь.

Оставалось найти офицера, ответственного за тайный склад оружия. Его тоже не было дома.

Насер поехал дальше. Но тут неожиданно его остановил полицейский.

— В чем дело? — спросил его Насер.

— Почему у вас не горит задний фонарь?

Случилось самое нелепое, что могло произойти.

Смеркалось. После длительной перебранки полицейский наконец сел на мотоцикл. Насер продолжал объезжать офицеров. Он очень устал и решил заскочить домой. Жена и дети уже спали. Братья Лесси и Шауки сидели у приемника. Гамаль принял холодный душ. Он одевался, когда кто-то постучал в дверь. Гамаль сразу определил: военный. Вошел старший лейтенант военной разведки Саад Тауфик. Он не был в списке девяноста девяти. Насер боялся полностью положиться на него.

— Что происходит, Гамаль? — спросил Саад с порога.

Гамаль непонимающе покачал головой.

— Это будет сегодня ночью?

Гамаль снова покачал головой, пропуская его в дом.

— Тогда зачем ты надеваешь форму?

— Ты пришел допрашивать меня? — сердито спросил его Насер.

— Я пришел сказать тебе, что надо отложить выступление.

— Что отложить?

— Выступление, которое ты наметил.

— Почему?

— Они оповещены.

— Кто оповещен?

— Фарук знает о подготовке переворота. Связался с начальником Генштаба.

— Так. Кто еще? Говори быстрее...

Это была новая неприятность.

— Начальник Генштаба приказал вызвать всех командиров дивизий и бригад в управление армии у Кубри эль-Кубба.

— Откуда тебе это известно? — не унимался Гамаль.

— Сегодня я дежурный офицер в управлении разведки, — объяснил Саад. — У меня едва нашлась минута, чтобы прийти к тебе. Прошу, отложи операцию...

— Нет. Это невозможно, — ответил Гамаль, наконец доверившись Сааду. — Колесо уже завертелось. Можешь возвращаться.

— Нет, — внезапно сказал Саад. — Я останусь с тобой. Я такой же «свободный офицер», как и ты.

Гамаль велел Сааду срочно идти домой, переодеться, взять оружие и ждать в условленном месте.

После этого Гамаль сказал братьям: «У меня двести фунтов. Сто я оставлю при себе. Остальные отдаю вам. Если что случится, позаботьтесь о семье...»

Сев в машину, Насер поехал к Амеру. Гамаль сообщил собравшимся у Амера об экстренном совещании в Генштабе.

— Если бы мы смогли захватить их всех сразу! — сказал Насер. Выступление было назначено на час ночи. Часы Гамаля показывали одиннадцать часов сорок две минуты.

— Пойдем в казармы поднимать солдат, — предложил Амер.

Центральный вход в военный городок был закрыт. Перед воротами необычно много военных полицейских. Повернули ко вторым воротам. Они тоже закрывались.

— Чья это работа? — спросил Насер.

— Не знаю. Попробуем заехать с другой стороны, — сказал Амер.

Только сейчас вспомнил Насер, что не захватил Саада Тауфика. Было одиннадцать часов пятьдесят минут. Он решил сдержать слово и вернуться за ним. Около университета «Айн Шамс» Насер и Амер увидели прямо перед собой колонну бронемашин с потушенными огнями.

— Враги действуют быстро, — сказал Насер, нажимая на тормоза.

— Мне кажется, это повстанцы, — сказал Амер.

Они остановились. Когда подошли первые машины, Насер и Амер поняли, что это тринадцатый батальон.

Неожиданно молодой лейтенант приказал окружить «остин».

— Ты можешь убираться! — крикнул он грубо Амеру, бывшему в гражданской одежде. — А ты, — офицер потряс перед носом Насера пистолетом, — арестован. Майорам запрещено шляться по улицам этой ночью.

Насер начал проявлять нетерпение. Время шло. Генералы, должно быть, уже кончали совещание. Они могли дать сигнал тревоги.

— Я знаю твоего командира, — сказал Насер.

— Никого ты не знаешь. Ты не знаешь, что это за ночь...

В этот момент подъехал «джип».

— Гамаль, — послышалось оттуда, — что ты тут делаешь?

Насер узнал старшего лейтенанта Юсефа Сиддика, командира батальона. Утром Гамаль просил его не участвовать в перевороте. У Сиддика был туберкулез. Накануне у него началось горловое кровотечение. Но Юсеф был марксистом. Он бредил революцией. Сейчас Сиддик радостно улыбался. Большинство офицеров в его батальоне были в прошлом учениками Насера.

— Нас арестовали, — сказал Гамаль.

— Командир нашей дивизии тоже арестован, — доложил Юсеф Насеру. — Сидит в моей машине. Группа к исполнению задания готова.

Гамаль в общих чертах обрисовал положение.

— Теперь твой батальон должен немедленно арестовать генералов, пока они не разошлись с совещания, — сказал он.

Приказ был отдан. Батальон продолжил движение...

Подразделение Сиддика окружило здание Генерального штаба. Охрана попыталась оказать сопротивление. Перестрелка длилась минут десять. Затем генералы вышли из здания с поднятыми руками.

— На восемь больше, чем я занес в список, — сказал Насер.

В это время вошел Садат.

В наши дни Садат пытается в своих публичных выступлениях и мемуарных книгах изобразить себя чуть ли не организатором и отцом египетской революции. Вот как все обстояло на самом деле... Хасан Ибрагим по заданию Насера успел побывать на Синае и сообщить Садату, что восстание должно произойти между 22 июля и 5 августа. Сказав командиру, что у него заболела мать, Анвар Садат сел в поезд и 22 июля приехал в Каир. Однако Насер так и не нашел его в этот день, а операцию по выведению из строя связи пришлось поручить другому офицеру.

«Приехав в Каир в четыре тридцать, — пишет Садат, — я решил провести вечер с детьми в летнем кинотеатре, расположенном недалеко от дома, и явиться на следующее утро к Гамалю Абдель Насеру, чтобы получить от него задание. В это время Гамаль Абдель Насер приезжал ко мне домой на своем знаменитом «остине» и не нашел меня... Гамаль вернулся через час и, не застав меня снова, оставил визитную карточку с запиской: «План осуществляется сегодня. Встреча у Абдель Хакима Амера в 11...»

Обращает на себя внимание факт, что эпизоду с посещением кинотеатра во время революционного выступления в последних воспоминаниях уделено меньше внимания, чем в ранних трудах Садата. Тогда еще был жив Насер, и уж он-то хорошо знал, почему Садат не связался с ним тотчас после приезда из аль-Ариша в Каир.

Однако ни в одной из своих книг Садат не упоминает об эпизоде в кинотеатре. О нем стало известно из документа, использованного египетским публицистом Гали Шукри в книге «Контрреволюция», изданной в Бейруте. Как выяснилось впоследствии из бумаг, найденных в полицейском участке около кинотеатра «Маниал», Садат затеял драку во время сеанса с соседом, обвинив его в том, что тот якобы «странно посмотрел на его жену». На крик прибежали полицейские, и Садат потребовал, чтобы они составили протокол с указанием имен участников драки и свидетелей. Этот полицейский документ должен был в случае неудачи революционного выступления засвидетельствовать, что Садат не принимал в нем участия.

Обо всем этом узнали впоследствии руководители египетской революции.

«Вернувшись из кино, — продолжает Анвар Садат, — я кинулся к Амеру, но его уже не было дома...

Сперва я хотел пойти в штаб армии, ведь если операция началась, значит, повстанцы должны были направиться туда. Я мчался по улицам Каира с самой большой скоростью, которую только можно было выжать из моей машины. Около заставы Аббасия машину остановил офицер. Несмотря на то, что он был всего лишь лейтенантом, офицер заявил мне решительным голосом, когда посмотрел на мои погоны:

— Идите в свою часть и ждите утром новых приказаний.

...Я поехал дальше, к заставе Савари, но путь был закрыт. Со стороны штаба доносились звуки выстрелов. Я понял, что операция началась, и решил проскочить через заслон наших войск, но офицер не пустил меня, потому что мне был неизвестен пароль. Положение мое было ужасно. Не зная пароля, я мог пройти, только переступив через труп младшего офицера. Что оставалось делать?

...Я развернул машину и направился к мосту Кубба, чтобы проехать с другого входа к военному госпиталю. Но и там путь был перекрыт. Однако офицер заставы узнал меня... Это был старший лейтенант, служивший со мной в Рафахе. Много времени мы провели с ним там вместе. Успокоившись, я повел машину к заставе. Надежда ожила во мне. Значит, все-таки я приму участие в операции.

Но едва я стал приближаться к заставе, как услышал голос лейтенанта, своего друга, приказывавшего мне остановиться. Потом, подойдя ближе, он вгляделся в меня, но его лицо ничего хорошего не предвещало. Мой товарищ не знал, что я был «свободным офицером», и приказал арестовать меня.

Я чувствовал, как мне сдавило грудь. Голова моя была готова расколоться. Напрасно я пытался объяснить что-то ему. Дружба, которая связывала нас, не помогла... Он не верил мне, потому что я не знал пароль. Я не мог ничего придумать, а звуки выстрелов между тем становились все отчетливее.

Внезапно надежда вновь пробудилась во мне. Я стоял со своим лейтенантом, который арестовал меня на мосту, когда услышал издали голос Амера. Амер!.. Я воспрянул духом. Мимо ехали автомашины с солдатами и офицерами. Это были наши восставшие войска!

— Абдель Хаким, Абдель Хаким! Это я, Анвар!

Амер направился ко мне. Только после этого мой друг лейтенант освободил меня из-под ареста...

Я пошел с Амером. Он дал мне пистолет. Сам Абдель Хаким был вооружен в эту ночь до зубов.

— Командование армии пало, — сказал он».

Итак, даже со слов самого Садата можно судить о той роли, которую он сыграл в революции.

Принимая Садата в организацию «Свободные офицеры», Насер плохо знал его прошлое. Слухов о нем ходило множество. Доподлинно известно, что Садат дважды сидел в тюрьме по политическим мотивам. Детально разбираться в этом не было времени. В стране назревала революционная ситуация. Подробности арестов Садата стали известны много лет спустя из его собственных признаний в книге «В поисках себя», изданной в 1978 году в Каире.

«В конце 1941 года я встретился с Азизом-пашой по его просьбе. Он нуждался в помощи для организации поездки в Ирак. Было получено письмо от немцев, в котором они требовали оказать помощь Рашиду Али аль-Киляни, свершившему антианглийский переворот в Ираке.

Мои связи ограничивались прежде всего товарищами по оружию и выпуску. Но победы Гитлера, которые следовали одна за другой в 1939, 1940, 1941 годах, и поражения англичан подтолкнули меня к тому, чтобы расширить круг. Постепенно в него вошли многие из тех, кто вступил в армию после нас, и немало лиц, пришедших на военную службу до нас.

Так мы создали первую секретную организацию офицеров в 1939 году», — пишет Садат.

Однако это не та организация, которая свершила 22 июня 1952 года революцию и которую организовал, как известно, Г.А.Насер. Тем не менее позднее, став президентом, Садат приписал заслугу в рождении этой организации себе.

Насер создал организацию «Свободные офицеры» совершенно на иных принципах, что признавал прежде и сам Садат: «Я не имел законспирированных ячеек с целью подготовки вооруженной революции, как сделал Насер после его возвращения из Судана в декабре 1942 года».

Группировка же, о которой пишет Садат, носила достаточно узкий и, как признает он сам, террористический характер.

Вскоре было получено второе письмо от немцев о том, что их самолет будет ждать Азиза-пашу у горы Реза по дороге на Фаюм в назначенный день на заходе солнца.

Но добраться к самолету Азиз-паша не сумел. Тогда попытались переправить его на украденном военном самолете в Бейрут, но самолет вынужден был совершить посадку на поле, недалеко от Бенхи. Всем троим с помощью местного чиновника удалось укрыться в Каире.

На месте происшествия нашли чемодан с инициалами А.М.Азиз-паша попал под подозрение. Выяснилось, что самолет держал курс на Бейрут. «Ввиду того, что власти знали об антианглийских настроениях Азиза-паши, стало ясно, что он намеревался связаться с немцами. А так как мои связи с ним тоже известны, меня тотчас арестовали в аль-Гаравиле и отправили под конвоем в Каир», — пишет Садат.

Тогда, во время расследования дела о попытке Азиза-паши к бегству в Бейрут, Садату удалось, как он пишет, уйти от ответственности. Рассказывая о своей агентурной деятельности в пользу фашистов, Садат старается изобразить себя в ореоле «борца» за свободу и независимость Египта против англичан, хотя хорошо известно, что подлинные борцы за независимость, настоящие патриоты осознали опасность немецкого фашизма, рвавшегося к ближневосточной нефти, стремившегося закабалить арабов. Примером подлинных устремлений фашистов служила для арабских патриотов судьба растоптанной ими Ливии.

И как бы ни ненавидели Насер и офицеры, вошедшие в его организацию, английский империализм, они не унизились до службы гитлеровцам, открыто презиравшим арабов как «неполноценную нацию».

Однако в мемуарах Садата читаем:

«Мы договорились послать человека в аль-Аламейн и сообщить Роммелю, что мы, честные египтяне, создали группировку в армии и ведем борьбу против англичан. Мы готовы составить целую дивизию для того, чтобы сражаться на стороне Германии. Мы готовы также снабдить вас фотоснимками всех позиций британских войск в Египте и, более того, мы обещаем, что ни одному английскому солдату не уйти из Каира».

Вот в чем, оказывается, состоял квислинговский «патриотизм» Садата.

Эти предложения, обращенные к гитлеровцам, которые Садат называет ни много ни мало как «условиями договора», были написаны им лично, а затем отправлены на украденном самолете из Каира в аль-Аламейн с неким Ахмедом Сауди.

Но Садат не ограничился посылкой предложений и фотоснимков. Ожидая наступления гитлеровцев, он лично отправился на рынок и купил десять тысяч пустых бутылок, чтобы, наполнив их зажигательной смесью, использовать затем против тех, кто будет оказывать фашистам сопротивление.

Однако, пролетая над позициями немецких войск под аль-Аламейном, самолет был сбит, несмотря на то, что подавал дружеские сигналы. Все, что посылал Садат Роммелю, погибло. Военная прокуратура возбудила следствие по делу о краже самолета. Садат и на этот раз сумел остаться в тени, а кое-кто из его товарищей оказался арестованным.

Но в этот момент случилось, как пишет Садат, «непредвиденное»: «Ко мне пришел коллега Хасан Иззет, чтобы сообщить, что два офицера германской армии хотят связаться со мной для сотрудничества. Я обрадовался и сказал, что эту помощь послало мне небо».

Один из них — сын немки, бывшей замужем за египетским советником. Он прожил немалый срок в Египте и говорил по-арабски свободно, как египтянин.

Второй же его товарищ — офицер связи — не знал арабского совершенно. У них была сломанная немецкая рация. Они показали Садату два аппарата: один — немецкий, сломанный, а другой — американский, совершенно новый. «Это был прекрасный, сильный аппарат, — со знанием дела описывает его качества Садат. — Эблер сообщил, что после того, как сломалась немецкая рация, он связался со швейцарским посольством, представлявшим германские интересы в Египте, и поверенный в делах Германии, немец по национальности, снабдил их этим американским аппаратом. Но у агентов не было к нему ключей. Я предложил привести его в действие египетскими ключами.

Они дали согласие. Забрав рацию, я вызвал такси и поехал домой. Опробовал аппарат и, найдя его в прекрасном состоянии, я был безмерно рад. Наконец-то мы сможем связаться с Роммелем и передать ему наши предложения, которые я некогда включил в не дошедший до него «договор». Иначе как можно объяснить это молчание? До каких пор мы будем оставлять все как есть? Время бежит быстро. Роммель может вступить в Каир в любой момент.

Я не подозревал, что Эблер и Санди были под наблюдением. Поэтому удивился, когда утром ко мне и Хасану Иззету пришло письмо, в котором сообщалось, что Эблер и его коллега схвачены английской разведкой. В ту же ночь к нам прибыли «посетители».

Так был арестован Садат. Обыскав дом, жандармы, однако, не нашли рацию, которую сумел перепрятать его брат во время обыска. Тем не менее на этот раз ему не удалось ввести в заблуждение следственные органы. С 1942 по 1944 год Садат находился в тюрьме и едва избежал виселицы.

Просидев несколько лет после ареста за связь с немецкими шпионами, Садат совершил бегство из тюрьмы и сразу же, как он пишет, принялся за воссоздание своей секретной организации. Шел 1945 год, сентябрь. Гитлеровская Германия уже разбита. Кого же привлекает Садат в организацию? Родственников лиц, служивших, как и сам Садат, интересам гитлеровцев, террористов, людей с темным прошлым... Один из них, некий Омар Абу Али, брат Сауда Хуссейна, летчика, которого Садат направил в свое время к Роммелю и самолет которого случайно был сбит немцами. Другой — некто Хуссейн Тауфик занимался до этого личным террором против англичан.

«Но разве убийство горстки английских солдат — это путь к освобождению Египта? — задает демагогически и вопрос Садат. — Конечно же, нет», — отвечает он сам себе и тут же сообщает, что они решили совершить убийство не какого-то там рядового английского солдата, а председателя партии «Вафд» Наххаса-пашу, бывшего в годы второй мировой войны премьер-министром правительства, которое вело энергичную борьбу против фашистской агентуры в стране.

Правительство Наххаса-паши, как известно, даже в условиях войны сумело провести ряд прогрессивных социальных и экономических реформ. Оно установило дипломатические отношения с СССР, ввело бесплатное начальное образование, снизило налоги с местных землевладельцев, впервые в истории страны признало право рабочих профсоюзов на легальную деятельность. Арабская реакция была недовольна в тот период деятельностью Наххаса-паши, в результате чего, как только наступил решающий перелом в войне, англичане поспешили заменить его на посту премьер-министра. Только случай помог Наххаса-паше избежать смерти. Садат пишет, что он лично руководил подготовкой террористического акта против этого человека и наблюдал за операцией, закончившейся неудачей.

О том, насколько серьезно руководствовались патриотическими побуждениями члены тайной организации в своей деятельности, говорит тот факт, что после одного из подобных террористических актов его участник Хуссейн Тауфик был схвачен и выдал своих товарищей. Оказалось, что им руководило прежде всего желание стать «героем». Участники тайной группировки, арестованные на основании показаний Хуссейна Тауфика, в свою очередь, выдали остальных ее членов, в том числе и Садата. Он же показал, что на горе Мукаттам террористы имели склад оружия.

Садата ожидала суровая мера наказания, возможно, расстрел. Однако вместо этого после тридцати одного месяца пребывания в тюрьме он оказывается вновь на свободе. Это наводит на подозрение, что какая-то могучая рука помогла Садату избежать наказания.

Уже после революции 1952 года вскрылись факты близких отношений Садата с неким Юсефом Рашадом, доверенным лицом короля Фарука, и его женой. Пытаясь как-то объяснить и оправдать эту связь, Садат утверждает, будто бы он получал через Юсефа Рашада важную информацию обо всем, что связано с королем и его окружением. Материалы, появившиеся в арабской печати, в частности в связи с работой суда арабской общественности над Садатом, объявившего его предателем арабской нации, позволяют сделать иной вывод, а именно, что король использовал Садата через своего личного врача Юсефа Рашада для слежки над патриотически настроенными офицерами. Только после того как Садат стал агентом королевской охранки, был отдан беспрецедентный приказ о возвращении его, офицера, судившегося за предательство родины, в армию.

Жители Каира не спят в жаркие летние ночи. До рассвета не смолкает гомон на улицах. Но в ту ночь улицы опустели, потухли огни в домах, хозяева спешно закрывали на тяжелые засовы ночные заведения. По улицам египетской столицы громыхали танки, двигались колонны солдат. Люди думали, что английская армия, расположенная на канале, вступает в Каир.

«В ту памятную ночь, — рассказывает Халид Мохиеддин, — я должен был поднять мотомеханизированный батальон и захватить важные объекты в районе Аббасия — Гелиополис. Солдаты знали меня, и потому не стоило большого труда уговорить их действовать. Я сказал им: «Солдаты, наша родина в трудном положении. В эти критические минуты Совет руководства революцией поручает нам выполнить свой долг».

Этого оказалось достаточно, чтобы батальон дружно выступил под командованием своего офицера. Однако в казарме появился офицер, который мог испортить все дело. Пришлось арестовать его. Жребий был брошен. Я приказал солдатам занять указанные Насером объекты, мы захватили их почти без сопротивления».

Удостоверившись лично, что операция проходит по задуманному плану, Насер направился в здание командования армией и сел в кабинете у телефона. Приказ о нарушении связи выполнен не был. Но теперь это было на руку повстанцам: они могли узнать, что творится в других районах страны. Через минуту раздался звонок. Генерал-майор Нагуми просил сообщить, где находится начальник Генштаба. Генерал звонил из Александрии.

— Паша проверяет посты, — ответил Насер.

— С кем имею честь разговаривать? — не унимался генерал.

— Дежурный офицер.

— Мне успели сказать по телефону, что на улицах стреляют, но у нас прервалась связь, — продолжал он. — Что происходит в столице?

— Ничего особенного, — успокоил его Гамаль.

Повстанцы уже победили в столице, но Насер считал, что необходима осторожность, так как в Александрии власть оставалась в руках короля. Местные «свободные офицеры», получив письмо Насера, не поверили в его подлинность.

Телефон звонил без конца. Уставший Гамаль поднял трубку и машинально сказал:

— Гамаль Абдель Насер слушает.

— Что ты здесь делаешь, Гамаль? — спросил удивленный голос. Это звонил генерал, бывший учитель Насера.

— Господин генерал, лучше, если вы в этот момент перестанете задавать вопросы. Идите и ложитесь спать... — ответил Насер и в сердцах бросил трубку.

Вскоре перед зданием командования армией появилось подразделение солдат. Оскорбленный генерал хотел атаковать повстанцев, но, разобравшись, в чем дело, командир подразделения объявил, что поддерживает революцию.

Через несколько минут снова зазвонил телефон. Гамаль Абдель Насер поднял трубку. Звонил генерал Нагиб.

— Мне звонили из Александрии, просили узнать, что происходит в здании командования армией, — начал Нагиб.

— Сегодня ночью восстали «свободные офицеры», — сказал Гамаль. — Мы пошлем за вами машину...

В три часа ночи приехал Нагиб. Он вошел и поздравил Гамаля с победой. Потом они сели, чтобы обсудить положение в стране.

Начальнику разведки ВВС Али Сабри было приказано явиться в здание командования армией. Насер поручил ему срочно оповестить посольство США о перевороте и назвать генерала Мухаммеда Нагиба руководителем революции: «Предупреди американцев, что революция не направлена против иностранных государств. Попроси, чтобы посол США сказал об этом послу Великобритании».

Через несколько минут Сабри доложил, что он связался с посольством по телефону. Посол США Кэффери обещал сообщить обо всем англичанам.

Таким образом, Насер усыпил бдительность американцев. Это был умный ход. Американцы надеялись, что они могут рассчитывать на сотрудничество с новым режимом, если его представители проявили такое внимание к их посольству. То, что англичане узнали о перевороте через посольство США, обязывало Лондон быть осторожным.

Разведывательные дозоры с Суэцкой дороги сообщили хорошие вести. Никаких передвижений английских войск замечено не было.

В четыре часа утра явился усталый майор Хуссейн аль-Шафи.

— Начальник Генерального штаба выехал из Александрии, чтобы узнать, в чем дело, и попал прямо к нам. Сперва он пытался угрожать, потом напомнил о присяге. Мы арестовали его, — рассказывал он. — Восставшие войска заняли все стратегические пункты, в том числе радиостанцию, аэродромы, вокзал...

Однако успел бежать генерал Сирри Амер. Это немного беспокоило Насера.

В пять часов утра раздался телефонный звонок из Александрии. Говорил премьер-министр аль-Гиляли. Насер передал трубку Нагибу. Беседа была утомительной и долгой. Премьер-министр предлагал сформировать новое правительство и назначить генерала Нагиба военным министром. Это означало, что король шел на уступки. Двор был перепуган. Посоветовавшись с Насером и Амером, Нагиб отказался.

Амер заготовил текст революционного манифеста для публикации в газетах. Собрались на короткое совещание, чтобы обсудить вопрос о том, как представить народу генерала Нагиба. Насер посоветовал именовать его «главнокомандующим египетских вооруженных сил». Все согласились.

В семь часов утра 23 июля 1952 года был зачитан по радио от имени генерала Нагиба исторический манифест.

...Генерал Нагиб выступил перед большой группой журналистов, собравшихся после объявления по радио манифеста. Насер подозвал одного из друзей:

— Поезжай к моей жене, расскажи обо всем, скажи, что я дал клятву: не вернусь домой, пока Фарук не покинет Египет.

Потом заседал Совет руководства революцией: обсуждались проблемы, связанные с формированием правительства. Насер предложил поручить это дело Али Махиру.

— Важно, чтобы это был достаточно авторитетный при дворе человек, который бы смог заставить Фарука подписать отречение от престола, — пояснил он свое предложение.

Связаться с Али Махиром поручили одному из офицеров. Застав будущего премьера в ванной, он долго и витиевато, как любил Махир, выставлял одно за другим обвинения против короля, прежде чем престарелый политик понял, что за революция произошла в стране. Он обещал подумать...

Имя генерала Нагиба появилось на первых полосах газет всего мира. Днем он выехал в город. Его всюду приветствовали восторженные толпы каирцев. Но лишь немногие знали того, кто был подлинным вождем революции. Насер оставался в глазах подавляющего большинства египтян незаметным, скромным офицером.

«Я приказал, — писал впоследствии Насер, — не раскрывать никого, кроме генерала Нагиба. Я хотел, чтобы весь свет падал на него. Основная причина такого приказа состоит в том, что я боялся раскола в рядах «свободных офицеров». Нам всем было по тридцать два — тридцать четыре года, за исключением Халида Мохиеддина, который был моложе. Все мы имели примерно равные звания. Я знал, что англичане и наши внутренние враги попытаются столкнуть нас друг с другом, если мы предоставим им такую возможность. Однако, зная это и сделав человека вроде Нагиба, который был старше нас, номинальным президентом, я полагал, что мы сохраним единство».

В стране была введена строгая цензура, которая внимательно следила за тем, чтобы имена членов Совета руководства революцией не просочились в печать.

Генералу Нагибу приписывали разработку плана восстания. В США была издана его биография. Когда через несколько недель после переворота одному известному английскому журналисту удалось встретиться и поговорить с Насером, журналист удивился.

— Он рассуждает как коммунист, — поделился англичанин своими впечатлениями с Хейкалом. — А не мог бы ты организовать мне встречу с Нагибом?

Насер мало интересовал иностранных журналистов.

Революция победила. Но ползли слухи о том, что король, отсиживающийся в Александрии, готовит контрреволюционный мятеж. Надо было действовать быстро. Насер отдал приказ двум бригадам направиться в Александрию. Одна из них двинулась по пустыне, другая через дельту Нила. На следующий же день пришло сообщение о том, что в пустыне захвачен и под охраной направлен в Каир генерал Сирри Амер.

Через несколько часов раздался телефонный звонок. «Свободные офицеры» сообщали, что вылетевший с Садатом Нагиб встречен в Александрии с ликованием. Однако кое-что настораживало. Никто в Александрии не знал толком, где король. Насер приказал немедленно навести справки. По некоторым сведениям король вел переговоры с англичанами и просил перебросить войска с канала.

Революционные войска добрались до Александрии на третьи сутки. Насер назначил Закарию Мохиеддина ответственным за операцию. Готовился документ, который Али Махир должен был передать королю. Тем временем в Совете руководства революцией обнаружились расхождения, связанные с дальнейшей судьбой короля. Салах Салим настаивал на смертной казни. Закария Мохиеддин колебался. Нагиб вообще не принимал участия в дискуссии. На следующее утро в Каир прилетел Гамаль Салим. Он тоже требовал смертной казни.

Пять членов Совета руководства революцией, находившиеся в Каире, собрались на совещание. Сначала выступил Гамаль Салим, затем Насер.

— Если казнить Фарука, народ растерзает завтра еще триста человек из его свиты. Это приведет к новой резне, и не будет возможности прекратить этот процесс, — говорил он.

После нескольких часов горячего спора большинство поддержало Насера.

С первого же дня после победы революции в нем проявились качества, которые потом не раз помогали ему удержаться на краю пропасти, — осторожность, умеренность, расчет. Проявив решительность и твердость в момент революционного выступления, Насер не хотел рисковать сейчас, когда уже революция победила.

В Александрию было направлено письмо:

«Необходимо как можно скорее избавиться от Фарука, чтобы заняться тем, что более важно, — ликвидацией в стране коррупции... Мы должны проложить путь новой эпохе, когда народ будет пользоваться своими суверенными правами. Справедливость — один из наших принципов. Мы не хотим предавать Фарука казни без суда. Но мы не можем держать его в заключении, пока происходит расследование, если не хотим рисковать революцией. Давайте избавимся от Фарука, отправив его в изгнание. История приговорит его к смерти».

Это решение было правильным. Оно исключало английское вмешательство. Насер, настоявший на принятии такого решения, проявил себя хорошим тактиком. Нагиб, расходившийся с Насером во многих вопросах и имевший основания относиться к нему впоследствии с предубеждением, тем не менее позднее писал: «Я никогда не чувствовал большего восхищения перед Абдель Насером, чем в тот момент».

А появление впоследствии Фарука в Европе, его кутежи и беспутная жизнь, о чем печать растрезвонила по всему свету, принесли египетской революции больше пользы, чем казнь, которой требовали некоторые из «свободных офицеров».

Вскоре в кабинете Насера снова раздался звонок из Александрии. «Свободные офицеры» докладывали, что оба дворца, Монтаза и Раас аль-Тин, захвачены повстанцами. Чтобы пресечь всякую возможность бегства Фарука, самолеты постоянно находятся в воздухе.

...Однажды во время охоты Фарук увидел подыхающего льва, ужаленного коброй. Венценосный художник-любитель сделал в своем блокноте несколько набросков: лев нападает на беззащитную обезьяну, кобра жалит льва, мангуст убивает кобру. По рисункам Фарука один из итальянских ваятелей создал скульптурную композицию. Фарук был достаточно проницателен: он заметил, что придворная жизнь напоминает этот беспощадный мир пустыни.

Совсем юношей Фарук приехал из Англии, где он учился, в Египет, чтобы занять трон после смерти своего отца — короля Фуада. Некоторые сулили молодому королю большое будущее. Но «надежда Египта» проявила себя только в одном: в собирательстве. Из Австрии и Бразилии ему присылали коробки с бабочками, у знаменитых нумизматов Парижа и Рима выменивались для него редкие монеты и почтовые марки.

Вскоре он женился на дочери крупного египетского феодала Зульфикара. Теперь к двум «Ф» (Фуад, Фарук), которыми он помечал личные вещи, прибавилось третье «Ф» (Фарида — так звали новую королеву). Потом появится и четвертое «Ф» (сын Фуад).

Юная королева оказалась женщиной с сильным характером. Вначале она оказывала большое влияние на податливого Фарука. Постепенно это стало королю в тягость. Зато преданный итальянец Болли всегда мог «устроить» не только партию вин столетней давности, но и завербовать в европейских странах целый табор голубоглазых блондинок. Фарук с головой ушел в «сладкую жизнь». Фарида потребовала развода.

Королю был нужен наследник. Однако доктора боялись, что поизносившееся здоровье помешает Фаруку обзавестись потомством. Все-таки он вновь женился. На этот раз королевой стала девушка из простонародья. Ее звали Нариман.

Но новая женитьба не изменила образ жизни короля. Болли превратился теперь в полновластного временщика...

Узнав о перевороте, Фарук впал в прострацию: то вдруг начинал надеяться на хороший исход, на чудо, то говорил, что его повесят. Отчаянно пытаясь спастись, он взывал и к англичанам, и к американцам. Фарук даже просил Кэффери прислать броненосец, однако посол убедил его в том, что бегство недостойно короля.

Когда Кэффери выходил из королевских апартаментов, во дворец Раас аль-Тин приехала группа «свободных офицеров».

Утром 26 июля военный атташе США предупредил «свободных офицеров», что Вашингтон настаивает на сохранении жизни королю и членам его семьи. Генерал Нагиб лично согласился гарантировать безопасность Фарука.

«Свободные офицеры» пообещали, что отречение произойдет «достойным образом». Они разрешили королю отплыть в Неаполь на его яхте «Махруса».

Но не все просьбы короля были удовлетворены. Насер отказался перевести на счет короля ценности, оставленные в Египте. Ему не разрешили взять с собой коллекцию монет и почтовых марок, которую «свободные офицеры» объявили народным достоянием. Яхта «Махруса», доставив короля в Неаполь, должна была вернуться в Египет.

У короля не было выбора. Дрожащей рукой он подписал акт об отречении от престола, сделав ошибку в своем собственном имени. Великолепно зная английский и французский языки, Фарук плохо умел писать на языке страны, которой его семья правила более ста лет.

«Поскольку мы всегда стремились к счастью и благополучию нашего народа и искренне желая избавить его от трудностей, которые возникли в это критическое время, мы подчиняемся воле народа. Мы решили отречься от престола в пользу нашего наследника принца Ахмеда Фуада и согласно настоящему рескрипту передаем наши права Его превосходительству Али Махиру-паше, премьер-министру, о чем мы, собственно, заявляем...»

Король хотел сперва вычеркнуть фразу «подчиняемся воле народа», но юрист, готовивший текст отречения, заставил его оставить и эти слова. Шесть часов было дано семье Фарука на сборы. Двести четыре чемодана успела упаковать королевская семья за это время. Не за был король и про ящики с шампанским из своих погребов.

Настало время отъезда. Фарук в белой форме адмирала египетского флота вошел в салон прощаться с премьер-министром и иностранными послами. Генерал Нагиб вспоминает, что король ему напоследок сказал: «Ваша задача будет трудной. Вы узнаете, как нелегко управлять Египтом».

Иногда задают вопрос: почему английские войска, расквартированные в зоне Суэцкого канала, не выступили на защиту Фарука? Почему не вмешался английский посол, который раньше снимал и назначал премьер-министров Египта?

Ответ на этот вопрос позволяет нам оценить выдающиеся качества Насера не только как вождя революции, но и как дипломата, политического деятеля. Благодаря строгой конспирации, существовавшей в организации «Свободные офицеры», пожалуй, впервые английская агентура не знала заранее, что происходило в стране. И английский посол, и Лондон были поставлены в тупик развернувшимися событиями. Лишь 24 июля утром узнали англичане о том, что в Каире восстала армия. Вмешиваться было поздно. Потом вновь своими действиями относительно Фарука «свободные офицеры» ввели в заблуждение английское посольство.

Лондон, видимо, рассчитывал, что не все еще потеряно, что с руководителями восстания удастся договориться. Когда же эти надежды рухнули и низложенный король навсегда покинул египетскую землю, английское посольство потребовало, чтобы Совет руководства революцией ввел чрезвычайное положение в столице, обеспечил безопасность иностранцев, создал регентский совет и сохранил монархию.

И опять Насер проявил гибкость. У англичан так и не появилось повода для предъявления претензий. Иностранцам была гарантирована безопасность. И некоторое время после революции Египет оставался монархическим государством.

Существовал еще один важный фактор: активные действия на Ближнем Востоке американцев, объявивших себя друзьями арабских народов. Воспоминания самих участников революции 1952 года, в том числе Насера, свидетельствуют о том, что поначалу некоторые «свободные офицеры» верили американцам. И лишь потом, убедившись на собственном опыте в корыстных целях США, они поняли империалистическую сущность американской политики.

«Революция 1952 года по своему характеру была демократической, национальной, — поясняет Халид Мохиеддин. — В те годы не все понимали цели американской политики. США были для египтян «новой» державой. Они знали колонизаторов — англичан и искренне думали, что могут опереться в борьбе с ними на США. Об СССР египтяне имели искаженное представление. Империалистическая пропаганда запугивала египтян коммунизмом».

Американцы мечтали найти сильных и достаточно авторитетных политиков, которые смогли бы проводить в арабских странах «непопулярные решения». С их помощью в 1949 году в Сирии пришел к власти начальник генерального штаба Хусни Заим. Однако он не смог справиться с народным движением и был свергнут.

После неудачи в Сирии американцы поняли, что ключ к влиянию на Ближнем Востоке нужно искать в Египте. Свои надежды они связывали с Кэффери, одним из самых блестящих американских дипломатов. В его послужном списке значилось около 30 переворотов в странах Латинской Америки. Он заставил многие европейские государства принять план Маршалла. Он же был одним из организаторов НАТО.

Теперь Кэффери предстояло создать военный блок на Ближнем Востоке. Для этого надо было вручить судьбу Египта в руки надежного диктатора. Для выполнения той же задачи государственный секретарь США Дин Ачесон создал в конце 1952 года комитет из специалистов по Ближнему Востоку под руководством сотрудника ЦРУ Кермета Рузвельта. Ему не впервые приходилось заниматься Ближним Востоком. Со времен второй мировой войны он считался личным другом короля Фарука. Заранее, исподволь готовил Кермет Рузвельт его к мысли, что после окончания войны на Ближнем Востоке возникнут совершенно новые политические условия и Фарук будет первым в истории страны «независимым королем». Однако вскоре американцы разочаровались в Фаруке. Оставалось одно — подыскать подходящего человека в армии. Кермет Рузвельт первый обратил внимание на «свободных офицеров». Но он так и не смог узнать их политических планов. Вернувшись в Вашингтон, Рузвельт вынужден был признаться, что «если в Египте произойдет переворот, то он не будет нашим переворотом, но мы должны работать с его организаторами». Другого мнения придерживался Кэффери.

Впервые в жизни он потерпел фиаско. Кэффери проморгал военный переворот и теперь начал убеждать американское правительство, будто «все, что произошло, было ему известно, хотя и не им осуществлялось и направлялось». Чтобы завоевать расположение нового режима, американские дипломаты назвали даже английское присутствие в Египте «империалистическим». Английский посол, вынужденный официально доложить об этом Идену, попросил его потребовать у США замены Кэффери.

Опасная игра, которую вели руководители «свободных офицеров» с американским посольством, была, таким образом, сыграна ловко.