"Защита Лившица: Адвокатские истории" - читать интересную книгу автора (Лившиц Владимир)Истина по СтаниславскомуГоворят, что, если сосед должен тебе тридцать рублей – это его проблема. Если сосед должен тебе тридцать тысяч рублей – это уже твоя проблема. Пупков (среди братвы – просто Пупок) имел проблему на гораздо большую сумму. Огорчало то, что обычно подобные проблемы возникали у соседей Пупка. Было даже время, когда единственным способом решения соседских проблем стало выдвижение своей кандидатуры в депутаты законодательного собрания. С депутата долг не спросишь. Однако у соперников проблем оказалось на порядок больше, и Пупок проиграл в честной борьбе за звание народного избранника. Пришлось вернуться из политики в бизнес. Бизнес этот состоял из пары-тройки магазинчиков, маленького колбасного заводика и небольшой овощной базы. Кроме того, Пупок возглавлял группу товарищей из числа спортсменов, выполняющих функции альтернативной инспекции Министерства по налогам и сборам. Товарищи неплохо справлялись со своими функциональными обязанностями, сборы регулярно поступали, магазинчики работали, проблемы решались и возникали вновь. В общем—жизнь продолжалась, бизнес работал. И тут появился друг детства Гриша со своим вагоном солярки и наглой мордой. Гриша предложил кинуть железную дорогу, но не так, как обычно, а по-честному. Несмотря на то что у Пупка была другая специальность, он иногда проявлял интерес к смежным видам искусств, особенно в тех случаях, когда пахло деньгами. По мнению Гриши, случай был именно таким. Схема, предложенная другом детства, была проще, чем могла бы показаться с первого взгляда. А именно: знакомые пацаны контролируют одно предприятие. Это предприятие через посредника продает колхозникам цистерну солярки. Ночью перед взвешиванием цистерны мы сливаем себе солярку и закачиваем туда воду. Диспетчер – тоже наш пацан, поэтому все будет тихо и по уму. Утром железная дорога принимает состав для перевозки, пломбирует вагоны, и они уходят по назначению. Пупок наморщил лоб – а в чем прикол? Гриша сделал лицо. Прикол в том, братан, что, когда покупатель обнаружит в цистерне воду, он поднимет шум. Но предъява будет не к пацанам, а к железной дороге, потому что она перевозчик и отвечает за несохранность груза. Все это прогоняется через суд, а выигранные бабки делятся между продавцом, посредником и нами. Втыкнулся? Товарищи из числа выполняющих функции все проверили – дело чистое. Деньги, которые нужно вложить в дело, – это копейки по сравнению с ожидаемым наваром. И Пупок согласился. Не столько из жадности, сколько из любви к искусству. Это, в натуре, честное кидалово, а железная дорога все равно ворует больше. Первая проблема возникла после того, как железная дорога в ответ на предъявление иска стала добиваться возбуждения уголовного дела. Подозрения пали и на продавца. Потом со счета продавца были сняты все деньги, а офис закрылся. Предприятие оказалось зарегистрированным по чьему-то утерянному паспорту, и концы пропали. Гриша уверял, что все нормально и деньги в надежном месте – просто пацаны не хотят светиться. Но у Пупка возникло обоснованное предположение, что его деньги повисли в воздухе на неопределенное время. Грише выкатили претензию на сумму вложенных денег плюс проценты, поставили на счетчик и установили срок. Сначала Гриша возражал, потом, оценив серьезные аргументы товарищей, согласился и пообещал, а через некоторое время потерялся. Вот так у Пупка и возникла проблема на сумму, гораздо большую, чем тридцать тысяч. Мне интересно, вы уже догадались о том, кто из двух друзей детства обратился к адвокату? Ведь это адвокатская история, поэтому читатель не без оснований ожидает дальнейшего развития событий в правовом поле. Например, Пупок обратился к адвокату для того, чтобы предъявить иск о взыскании долга с Гриши. Или Грише, как ответчику, потребовалась юридическая помощь при защите имущественных прав в суде. Ничего подобного, конечно, не произошло. В нашем правовом поле столько сорняков, что обычные культуры в нем не приживаются. Множество замечательных умов размышляло на тему о том, почему в России все происходит не так, как теоретически предполагалось, но окончательных выводов никто еще не сделал. Давайте без ложной скромности признаемся, что мы с вами кое-что знаем на эту тему. Но никому не скажем. Подождем, что скажут замечательные умы. Предъявлять иск о взыскании долга с Гриши Пупок не мог из опасения быть неправильно понятым. В его арсенале были более эффективные технологии работы с должниками. Поэтому правовое поле осталось где-то сбоку, а Пупок пошел знакомой ему тропинкой через лес. Эта тропинка и привела его ко мне. Не самого, конечно, Пупка (он в это время уже был под стражей), а его товарищей из альтернативной инспекции. Приход товарищей был вызван следующими обстоятельствами. Потеря Гриши очень огорчила друга его детства. Гришу через две недели разыскали и установили за ним наружное наблюдение. Солнечным июльским утром, когда Гриша вышел за сигаретами, к нему подъехал автомобиль с затемненными стеклами, из автомобиля вышли двое очень уж приветливых парней и предложили ему прокатиться. Смекнув, с чем связано такое предложение, Гриша попытался было бежать, но споткнулся о ногу одного из приветливых и упал. Второй раз ему уже ничего не предлагали, а просто запихнули в багажник и привезли на небольшую овощную базу. Там Гришу заперли в будке рефрижератора, объяснив, что его ждет в случае невозвращения долга. Гриша не был настолько наивен, чтобы самостоятельно об этом не догадаться. Все было бы хорошо, и не привела бы тропинка к адвокату, если бы не одна случайность. Сцену приглашения Гриши в автомобиль видела соседка. Она позвонила Гришиной жене, а та, зная, на какие деньги они с Гришей собрались уезжать за границу, обратилась в милицию. Милиция работала не хуже, чем группа товарищей Пупка, и уже к вечеру владельца небольшой овощной базы так же приветливо пригласили в автомобиль. А ночью полуживого Гришу вытащили из рефрижератора. Казалось бы, посадка Пупка освобождала Гришу от обязательств. Но, как писал классик, нельзя жить в обществе и быть свободным от него. Общество, в котором жил Гриша, не приветствовало обращение к ментам за разрешением проблем. Быть терпилой – это впадлу. Объяснять, что виновата жена, которая живет не по понятиям, было уже поздно. Более того, некоторые представители общества стали в известном смысле правопреемниками Пупка в части имущественных отношений по сделке с железной дорогой, и судьба денег им была далеко не безразлична. С другой стороны, уголовное дело о хищении горюче-смазочных материалов неуклонно, словно состав с соляркой, двигалось навстречу уголовному делу о похищении Гриши, и в случае их соединения Гриша мог оказаться в соседней камере с Пупком. Ментам нужна была жертвенная овца. Станет ли такой овцой Гриша, зависело от общества. Сейчас оно молчало, но, как было отмечено на последнем сходняке, молчание не будет слишком долгим. От Гриши требовалось решение, и он его принял. О том, что судья Поликарпов слушал дела, можно было говорить лишь с некоторой долей условности. Старик был почти глухим и хорошо понимал только письменную речь. С его опытом судейской работы Поликарпову было вполне достаточно бегло прочесть уголовное дело, и обвинительный приговор уже созревал в старческом мозгу. Поэтому во время слушания дела судья всегда что-то писал. Непосвященные предполагали, что он параллельно с секретарем записывает то, что говорят участники процесса. Те, кто был давно знаком с Поликарповым, думали, что он уже пишет приговор. Те, кто был очень давно знаком с Поликарповым, знали, что приговор уже написан, а в данный момент судья сочиняет приговор по другому делу, которое еще не назначено к слушанию и лежит у него в сейфе. Такой метод позволял Поликарпову работать быстро и четко. Как в те годы, когда он в чине капитана юстиции входил в состав трибунальской тройки, выносившей в день по пять приговоров врагам народа. Тогда был настоящий порядок, не то что сейчас. Изредка Поликарпов, увидев боковым зрением, что кто-то из защитников вставал, обращаясь к суду, отрывал голову от своих записей и строго смотрел на врага. – Так! Какой вопрос? – произносил он. Враг не успевал произнести ни слова. – Сядьте на место! – приказывал он, поскольку призван был руководить ходом процесса. – У меня ходатайство, – возмущался защитник, но Поликарпов уже не обращал никакого внимания на возмутившегося и поворачивался к секретарю: – Запишите в протокол замечание адвокату Такому-то-манштейн-бергу за нарушение порядка в судебном заседании. Иные непосвященные позволяли себе наглость возражать против действий председательствующего судьи. Те, кто был давно знаком с Поликарповым, молча садились, чтобы дождаться момента, когда старик снова увлечется своей писаниной и не заметит повторения попытки. Те, кто был очень давно знаком с Поликарповым, излагали свои ходатайства письменно и передавали их секретарю. Бывали случаи, когда это помогало. По сегодняшнему делу приговор, в основном, был уже готов. Оставалось лишь приладить к будущему приговору протокол еще не состоявшегося судебного заседания, в котором будут отражены добытые в суде доказательства. Что бы там ни говорили подсудимые, при хорошей работе хорошего секретаря записано будет то, что должно быть записано в соответствии с приговором. Секретарь Лена понимала шефа с одного слова. Хотя на самом деле слов уже давно не требовалось. Лена сама знала, что нужно. Восемнадцатилетней девочкой она пришла в областной суд, обладая прекрасной фигурой, хорошим почерком и умением хранить тайны. За двадцать лет работы она так и осталась Леной. Изменилась лишь ее фигура, но на почерк это не повлияло. Речь шла о похищении человека, совершенном организованной группой. Учитывая процедурную тягомотину, связанную с тем, что дело слушалось с участием присяжных заседателей, Поликарпов планировал огласить приговор через пять дней, то есть в пятницу. А потом – в отпуск. Раньше Поликарпов не любил отпуск, потому что не знал, чем заняться в свободное время. В последние годы работать стало тяжелее, особенно после обеда, когда невыносимо тянуло в сон. Премьера была назначена на понедельник. Все действующие лица и исполнители явились сами или были доставлены конвоем. В роли главного подсудимого – заслуженный авторитет района Пупок. Его подельники – двое приветливых парней без особых примет, не заслуживающие специального описания. В роли потерпевшего – Гриша. Остальные актеры, указанные в программе, томились в вестибюле, ожидая своего выхода. Государственному обвинителю показалось целесообразным начать судебное следствие с допроса потерпевшего. Защита не возражала. Итак, что может потерпевший поведать суду о совершенном в отношении него преступлении? Гриша придал своему лицу честное с элементами придурковатости выражение и поведал присяжным о том, что с детских лет знает подсудимого. Они вместе ездили в пионерский лагерь, посещали драмкружок, делились радостями и печалями. Дня за два до происшедшего Гриша в очередной раз поссорился с женой. Ссоры и взаимные обиды стали в последнее время частыми в их семье. У Гриши возникло желание побыть одному, поразмышлять о жизни. К кому же еще обратиться за помощью, как не к старинному другу? – Так! Какой вопрос? – Проснувшись, Поликарпов почувствовал, что потерпевший отклоняется от показаний, изложенных в приговоре. – Сядьте на место! – неизвестно к кому обращаясь, произнес судья. Поскольку в зале все, кроме Гриши, сидели, потерпевший принял это на свой счет и сел на скамью. – Потерпевший! Что вы себе позволяете?! – Поликарпов грозно взглянул на Гришу. – Встаньте на место! – Вы же сами сказали сесть! – возразил Гриша. – Запишите в протокол, – Поликарпов повернулся к Лене: – еще одно предупреждение – и потерпевший будет удален из зала. Я давно знал Поликарпова, поэтому сделал знак обалдевшему Грише, чтобы он не вступал в спор. Судья снова погрузился в послеобеденные размышления, а Гриша продолжил повествование. Он сообщил присяжным о том, что знал о наличии у друга детства рефрижератора. Это как раз то место, где человек может побыть в одиночестве, поэтому Гриша попросил подсудимого запереть его там на некоторое время. А работники милиции ничего не поняли и помешали процессу самоанализа. Такая вот история. В зале воцарилась тишина. Никто из участников процесса, в том числе и я, не был готов к такому взгляду на ситуацию. По нашему сценарию, написанному после принятия Гришей решения, потерпевший должен был рассказать о том, как они с Пупком поехали по делам на овощную базу, как у них возник спор по поводу прошлого долга и как этот спор мягко перешел в ссору. В результате Пупок, будучи физически более сильным, затолкал Гришу в рефрижератор. Остальные двое подсудимых вообще никакого участия в этом не принимали. Таким образом, мы имели реальную возможность квалификации действий Пупка не как похищения человека, да еще совершенного (смешно говорить!) организованной группой, а как незаконное лишение человека свободы, не связанное с его похищением. Смысл заключался в том, что в первом случае срок – от восьми до двадцати лет, а во втором – от нуля до двух. Небольшая, но разница. Сценарий был тщательно проработан, роли распределены, мизансцены расставлены. Грише с его театральным прошлым (последний раз два года условно) нужно было лишь выучить роль. Но Гриша отошел от авторского текста и занялся самодеятельностью. Характер героя мог потерять достоверность. Однако, что сказано – то услышано присяжными, и дальнейшее уже зависело от способности Гриши к импровизации. Справедливости ради нужно отметить, что в искренности изложения материала потерпевшему трудно было отказать. После Гришиного монолога был намечен выход прокурора. Сцена допроса потерпевшего государственным обвинителем. В соответствии с текстом судьи Поликарпова эта сцена изначально должна была исполняться дуэтом: сторона обвинения, то есть прокурор, и потерпевший обличают подсудимого. В приговоре сцена начиналась фразой: «Из показаний потерпевшего видно, что…» Далее следовало описание драматических событий памятного дня и счастливый финал – освобождение Гриши из неволи оперативниками. Но обстоятельства сложились так, что дуэта не получилось – прокурор выступал соло. Он появился на сцене в синем одеянии с зеленым кантом и золотыми звездами. Выйдя на середину сцены, наш процессуальный противник замер в третьей позиции, несколько раз грациозно сделал ножкой тандю-батман и вдруг лихо сиганул через стол на свое рабочее место. Это был тактический маневр. Притихший было зал заметно оживился. Гриша, однако, не очень этим впечатлился и сосредоточенно изучал содержимое полости носа, прилипшее к мизинцу правой руки. – Скажите, потерпевший, – начал прокурор лирическим тенором, скосив глаз в сторону скамьи присяжных, как бы призывая их аккомпанировать, – почему вы решили заниматься самоанализом именно в рефрижераторе? Неужели не было других мест? – Там уютно, – ответил Гриша, не обращая внимания на явную иронию прокурора, – и никто не отвлекает. Я же говорил, что хотел побыть в одиночестве. – И все-таки, потерпевший, – продолжил обвинитель уже баритоном, – почему именно рефрижератор? А если бы вместо рефрижератора была камера в следственном изоляторе? Сценарий корректировался на ходу. Очевидно, что сейчас в общей композиции была бы уместна небольшая интермедия. Я обратил внимание судьи на скрытую угрозу в словах государственного обвинителя о камере в следственном изоляторе. – Так! Какой вопрос? – Отложив свои записи в сторону, судья не дождался моего ответа. – Вы что тут нарушаете? Запишите… Но вышколенная Лена и без этого напоминания уже записывала в протокол замечание адвокату за нарушение порядка в судебном заседании. Гриша действовал по системе Станиславского – «я в предлагаемых обстоятельствах». Он понимал, что эти предложенные ему обстоятельства намного лучше тех, в которых он может оказаться, если плохо сыграет. Поэтому Гриша старался. Прокурор тоже действовал по системе Станиславского – «не верю!». Он понимал, что потерпевший врет, и никак не мог уличить его в этом. Каждый новый куплет начинался трогательным «и все-таки, потерпевший!», но заканчивался неудачей. Гриша включил дурака и отвечал одно и то же. Он вошел в образ, и, казалось, содержимое собственного носа интересовало его больше, чем правосудие. Однако государственного обвинителя не покидала надежда, и он тоже старался. Наш противник еще не знал, что ждет его впереди. А ждали его соседка и сторож овощной базы. Это был наш сюрприз. Соседка сообщила присяжным о том, как Гриша самостоятельно сел в автомобиль по просьбе двух парней, которые были совсем не похожи на тех, которые сидят за решеткой. А сторож издалека наблюдал, как Гриша о чем-то просил гражданина Пупкова, но тот не соглашался. У Пупкова при этом было удивленное выражение лица. Наконец Грише удалось в чем-то убедить подсудимого, тот отомкнул замок двери рефрижератора и помог Грише подняться в будку. Система Станиславского не помогла нашему процессуальному противнику. Как справедливый человек и честный гражданин, он бросил карандаш на стол: – Свидетель, вы говорите неправду! – с горечью произнес прокурор, как будто видел свидетелей, говорящих в суде правду. – Я говорю правду, – с некоторой даже обидой в голосе возразил сторож овощной базы. – Так! Какой вопрос? – Поликарпов услышал сигнальное слово. – Суду ваша правда не нужна. Нам нужна истина по делу. Господа присяжные заседатели! Вы будете смеяться, но старик прав: вам не нужна правда. И вы ее никогда не узнаете. Вы никогда не узнаете о том, как Гриша с Пупком по-честному кинули железную дорогу и как нечестно поступил Гриша. Вы никогда не узнаете о том, как при задержании оперативник засунул в карман Пупка пакет зеленого вещества с характерным запахом конопли. И о том, как вещество превратилось в зеленый чай, вы тоже не узнаете. Эта нехитрая химическая реакция произошла сразу после передачи оперативнику конверта с такими же, как чай, зелеными бумажками. Все это правда, оставшаяся за пределами сцены. И этой правде не суждено стать истиной по делу. Истина по делу необязательно должна быть правдой. Это всего лишь то, что достоверно установлено в суде. Это результат творческих усилий труппы нашего театра. Это такое сочетание доказательств, которое приведет вас, господа присяжные заседатели, к убеждению о виновности или невиновности подсудимых. В качестве доказательств обвинения прозвучали показания потерпевшего и свидетелей. Эти показания подсудимые полностью подтвердили. Ничего другого вы не слышали, поэтому можно считать, что истина по делу установлена. На вопрос о том, доказано ли, что Пупок в составе организованной группы похитил Гришу, вы единогласно ответите – нет, не доказано. Это и есть истина по делу. Бурные, продолжительные аплодисменты! Подсудимые, стирая грим с лица, выходят из клетки на авансцену и кланяются публике вместе с другими участниками процесса. Среди кланяющихся нет только Гриши. Они с женой в это время ожидают таможенного контроля на польско-германской границе. Занавес закрывается. |
||||
|