"Защита Лившица: Адвокатские истории" - читать интересную книгу автора (Лившиц Владимир)

Пункт «г»

После второго инфаркта доцент кафедры научного коммунизма Лев Михалыч Горелик вышел на пенсию и переехал жить на дачу в деревню Кошкино.

Он полюбил рано просыпаться, слушать утреннюю перекличку петухов и смотреть, как солнце, розовое, словно младенец, выглядывает из-за камышей.

Вечерами то же солнце, но уже воспаленное и опухшее, как варикозные вены, пряталось за акациями у железнодорожной станции, и в наступившей тишине было слышно кваканье лягушек.

Утренняя тишина отличается от вечерней тишины так же, как еще наивная юность отличается от уже наивной старости, и Лев Михалыч, хоть и пенсионер, но все-таки философ, размышлял об этом и еще о многом другом, сидя на веранде со стаканом вечернего кефира. Потом жена Валя накидывала на плечи полусонного философа плед и укладывала Левушку на диван.

В конце июля позвонила дочка. После очередного и, кажется, счастливого брака она стала москвичкой, но каждый год проездом на моря посещала родителей. Старательно растягивая на московский манер букву «а», дочка сообщила, что будет с мужем на следующей неделе, соскучилась, устала, мечтает отоспаться и поесть донских раков. Обнимаю, целую, ждите, пока.

Тема раков была для Льва Михалыча новостью, поскольку в их доме никогда раков не употребляли. Не по идеологическим соображениям, а просто потому, что это не входило в состав обычного меню. Но если дочка попросила – будут раки. Даже более того – добытые собственными руками, как помидоры со своего огорода. Валя возразила (а она по любому поводу возражала), что раков можно купить по дешевке у местных браконьеров. Лев Михалыч согласился (а он всегда соглашался с женой), но решил попробовать и даже вспомнил, что в витебском детстве удил рыбу на берегу Двины. Затем он припомнил еще несколько удачных случаев, когда ему удавалось что-то сделать руками, и, обидевшись на необоснованную иронию Вали, ушел на веранду пить кефир.

Как научный работник и, если уж быть откровенным, порядочный зануда, Лев Михалыч любил во всем обстоятельность и постепенность. Прежде чем браться за какое-нибудь дело, он вникал в суть вопроса, определял оптимальный путь решения проблемы и продумывал план действий. То, что у среднестатистического человека обычно занимало пять минут, Лев Михалыч исполнял за сутки. Зато это было правильно.

По утверждению шведского исследователя-раковеда С. Абрахамсона, насадка приваживает раков в стоячей воде с участка площадью тринадцать квадратных метров. Следуя советам шведского коллеги, Лев Михайлович рассчитал, что снасти следует расставлять на расстоянии пятисот двадцати сантиметров друг от друга и в двухстах пятидесяти сантиметрах от линии берега. Несмотря на точность расчетов, рак не шел. Возможно, шведские раки привыкли к другому химическому составу воды или иному качеству приманки, поэтому расчеты С. Абрахамсона в данной ситуации требовали корректировки.

Лев Михалыч несколько раз менял пропорции прямоугольника, состав приманки и место охоты, однако больше трех зазевавшихся животных ему заманить не удавалось. При этом местные мужики, не изучавшие труды ученого шведа, почему-то вытаскивали полные раколовки, достигая почти промышленных объемов добычи.

Правильное решение было найдено после консультаций с дедом Вовой. Вечером, не отходя от магазина, дед провел семинар по возникшей проблеме, раскрыв на высоком теоретическом уровне истинно научный метод лова раков.

Суть метода состояла в правильном понимании психологии рака. В этом аспекте Лев Михалыч проблему ранее не рассматривал, по неопытности фокусируя свое внимание на физиологии объекта лова. Но дед Вова убедительно обосновал тезис о том, что у рака, как и у любого другого животного, самым сильным чувством является страх. Страх сильнее даже голода, и только он может заставить сытого рака пойти в сеть. Свою мысль дед проиллюстрировал многочисленными примерами из жизни, вспомнив уже к концу бутылки о первой любви, фронтовой дружбе, послевоенном восстановлении народного хозяйства и своем конфликте с директором молочно-товарной фермы.

Лев Михалыч не пил (я уважаю, но нельзя!) и делал краткие пометки в блокноте, отмечая про себя, что предложенный метод охоты на рака может быть интерпретирован как некий символ гносеологического фундизма экзистенциальной сущности бытия.

Наутро дед Вова показал заветное место и дал мастер-класс.

Собственно говоря, метод деда Вовы был очень прост: если топать ногами над рачьей норой, то испуганное животное выползает наружу и попадает в раколовку-топтушку, заранее поданную к выходу. Какое изящное, однако, решение! Лев Михалыч был впечатлен.

Таков был наш ответ шведу Абрахамсону.

За день до приезда дочери Лев Михалыч в панаме, с ведром и парой топтушек от деда Вовы прибыл на заветное место. После короткой рекогносцировки он последний раз пробежался глазами по записям в блокноте и приступил к делу.

И что вы думаете? Охота таки пошла! Вот что значит научный подход к решению любого, даже простого на первый взгляд вопроса.

Бросая в ведро очередного членистоногого, Лев Михалыч представлял, как он завтра будет угощать дочь и ее мужа-москвича лобстерами со своего огорода. Что эти москвичи понимают в донской кухне? Да ни черта! Кстати, нужно проконсультироваться, как правильно варить раков. Говорят, нужен укроп.

Охота на рака – очень увлекательное занятие. Лев Михалыч мог бы преследовать добычу до вечера, но тогда наш сюжет уткнулся бы в полное ведро раков и не имел дальнейшего развития. Чтобы этого не произошло, должна быть интрига, должен быть конфликт. Должно, в конце концов, что-то произойти. Однако день выдался прекрасный, небо было ясное, вода – зеркальная, а тишина вокруг ласково обнимала нашего философа, создавая иллюзию безмятежности. Ни о каких конфликтах и речи быть не могло. Лев Михалыч, сняв сандалии, бил чечетку босыми пятками по илистому берегу, напевая под нос неприличные частушки, и вот уже пятнадцать испуганных животных тщетно искали выход из ведра.

И надо же было такому случиться, что именно в то замечательное утро на противоположном берегу речки в плотных зарослях камыша сидел капитан милиции Костенко. Какая нелегкая занесла капитана в камыши – пока секрет. Создадим интригу.

Эка невидаль, скажете вы, – милиционер в камышах! Да мало ли у нас по всей стране милиционеров сидит в камышах, в кустах или других укромных местах. У них работа такая. Однако интрига заключается в том, что место было хоть и укромное, но не по работе там сидел капитан Костенко. Не служебная необходимость его туда очень внезапно занесла. А мотоцикл с коляской остался на дороге. Понимаете меня? Ну съел он вечером что-то не то. И так хреново ему было, и таким враждебным ему казался весь этот мир и населяющие его люди… Особенно хозяин того продовольственного магазина, который они вчера проверяли.

Хозяин магазина, конечно, сволочь, но нам сейчас не до него. Костенко потом с ним сам разберется. У нас назревает конфликт: с одной стороны – милиционер в камышах, а с другой – философ на берегу. И между ними пятнадцать метров водной глади и разница в мироощущении.

Вот сейчас, кажется, самое время столкнуть их между собой. Но это не так просто. Дело в том, что капитан еще не вполне дееспособен и мост через речку в полутора километрах от заветного места. Поэтому у нас есть время для того, чтобы объяснить, зачем нужно сталкивать между собой несчастного капитана и счастливого философа.

Буквально за пару месяцев до того, как мотоцикл капитана Костенко остался стоять на дороге, выяснилось, что пойма речки Кошки, включая село Кошкино и примкнувший к нему дачный поселок, находится на исконно казачьей территории. Выяснилось это после того, как бывший главный механик губернаторского гаража Федулов объявил себя атаманом им же образованной станицы Кошкинской и издал об этом соответствующий приказ. В том же приказе было рекомендовано всем казакам носить бороды, соблюдать старинные обычаи и беречь родную природу. В развитие этого приказа было направлено обращение к губернатору с просьбой отдать станицу и окрестности под контроль кошкинских казаков с целью создания экологически и этнически чистой территории. Говорят, что губернатор пообещал внимательно рассмотреть это обращение в ближайшее время и дал поручение помощнику.

Но ближайшее время, как это обычно бывает, все не наступало, а контролировать хотелось. Поэтому для начала атаман всея станицы Кошкинской очередным своим приказом создал казачий экологический патруль, а в нескольких местах берега речки Кошки были установлены фанерные таблички с надписью: «Лов рыбы и рака запрещен». О том, что таблички эти были замечены и оценены местными жителями, свидетельствовали различные дописки на них от руки. Это придавало табличкам истинно народный колорит и экспрессию.

В то же самое время и, можно смело сказать, – независимо от этого существовал местный отдел внутренних дел, а в нем – отделение по борьбе с экономическими преступлениями. В этом отделе проходил службу тот самый капитан Костенко, который сидел в камышах и враждебно смотрел на мир. От чего – уже не секрет.

И вот, враждебно глядя на мир, капитан Костенко замечает такую картину. На противоположном берегу танцует и поет мужик в панаме. То ли пьяный, то ли псих. Потом из кустов выскакивают двое в лампасах, начинают с этим мужиком ругаться, и ситуация грозит перерасти в драку.

Быстро выполнив определенные гигиенические процедуры, капитан Костенко встал и, застегивая форменные брюки, громко крикнул что-то вроде: «Прекратить!» или «Стоять!» – в общем, попытался пресечь происходящее. Потому что милиционер всегда на посту – хоть в камышах, хоть в кабинете.

И тут мужик в панаме схватился за грудь, побледнел и стал медленно оседать.

О мотоцикле с коляской мы упомянули не напрасно – через несколько минут капитан Костенко уже был на том берегу.

Из протокола осмотра места происшествия: «На правом берегу реки Кошка, в трехстах метрах к югу от села Кошкино и в пятидесяти метрах к северу от автодороги, находится раколовка сак, имеющая спереди четырехугольную форму, а сзади идущую на конус. Корпус раколовки состоит из алюминиевых трубок диаметром восемь миллиметров, обтянутых жаберной сетью с размерами ячейки десять миллиметров. Рядом с саком находится рак в количестве пятнадцати штук». Далее следовала подпись капитана Костенко и понятых в лампасах.

Рядом с раком на песке лежал неизвестный гражданин в панаме, который молча ловил ртом воздух, отказываясь тем самым от объяснений и подписи в протоколе.

Как появился этот протокол, спросите вы? Капитан Костенко всегда носил с собой в папке бланки протоколов осмотра места происшествия, поскольку часто оказывался в тех местах, где что-нибудь происходило. В то утро ему эти бланки очень пригодились, но он использовал не все. Один остался. Вот на нем и был составлен этот протокол.

Поскольку мужик в панаме отказался от объяснений, капитан выслушал тех, кто в лампасах, сходил посмотреть на фанерную табличку и понял, что налицо имеется состав преступления. Мужик был доставлен в райотдел и водворен в камеру для задержанных, а протокол, рапорт и справка межрайонной инспекции рыбнадзора с расчетом ущерба водным ресурсам Российской Федерации были переданы по подследственности. День для капитана, как видите, прошел не зря, хотя ничем особенным не запомнился.

А вот Вале этот день запомнился надолго. Сначала она ждала Левушку к обеду. Потом стала нервничать, потому что надо было ехать в город встречать дочку. Потом, заготовив несколько убедительных фраз, отправилась на берег искать мужа и дошла до заветного места. Потом она увидела панаму и сандалии мужа, сиротливо лежащие у кромки воды…

Температура воздуха к тому времени перевалила за тридцать, но руки и ноги у Вали стали холодными. Чтобы утонуть в Кошке, где самая большая глубина не превышала полутора метров, нужно было предварительно застрелиться. Но Лев Михалыч в любых своих проявлениях отличался нестандартностью, и от него можно было ожидать чего угодно. В конце концов, ему могло стать плохо с сердцем, он мог упасть в воду и захлебнуться.

Валя простила мужу не только раков, но и старинную вазу, разбитую на прошлой неделе, и любимое платье, залитое краской месяц назад, потерянные ключи, часы, зонтики, свою загубленную молодость и даже эту шлюховатую аспирантку, с которой у него якобы ничего не было. Да пусть он хоть женится на ней – лишь бы был жив.

Валя бросилась в речку и стала прощупывать дно, с ужасом ожидая подтверждения своей догадки.

На ветке дерева, свисавшего над водой, сидели местные пацаны, которые внимательно наблюдали за действиями обезумевшей женщины.

– Да его в милицию забрали, – сообщил один из них.

Затем Валя услышала рассказ о том, как дяденька задрался с казаками, приехала милиция, и всех увезли в райцентр.

Валя слушала, стоя по колено в воде. Вечером пацаны клялись, что видели собственными глазами, как вода вокруг женщины закипела, от платья повалили клубы пара, словно из-под утюга, и оно моментально высохло. Это было правдой – так кипел возмущенный женский разум.

Путь до районного центра длиной в семнадцать километров любящая жена преодолела минут за десять – то ли на метле, то ли на попутке. Ворвавшись в дежурную часть, Валя, как ей показалось, довольно вежливо спросила, нет ли у них задержанного по фамилии Горелик. Дежурный целую вечность смотрел записи в каком-то журнале и, зевнув, ответил, что таких нет.

Как нет? Валя описала приметы мужа и попросила взглянуть еще раз. Дежурный взглянул еще раз и высказал предположение, что, видимо, речь идет о том бомже, которого недавно увезли на «скорой помощи». А как, согласитесь, еще назвать босого человека в полусухих штанах и без документов?

Количество оборотов внутри Вали к этому моменту достигло красного сектора, и она отпустила педаль тормоза. Те несколько убедительных фраз, которые она заготовила для Льва Михалыча, были умножены на сто, потом из них был извлечен квадратный корень, и с этим корнем на устах Валя рванула с места…

Когда дым рассеялся, дежурный вышел из-за укрытия и предложил женщине проехать на милицейском автомобиле в больницу – убедиться, что со знаменитым профессором, лауреатом международных премий, замечательным человеком и прекрасным мужем все в порядке. Да его и пальцем никто не тронул, честное слово.

Валя застала мужа в процедурном кабинете терапевтического отделения районной больницы. Он лежал на кушетке под капельницей с лицом цвета сафари. Еще не зная о разрешении жениться на аспирантке (кстати, у них действительно ничего не было), полуживой философ доводил до сведения медсестры удивительные факты о том, что мясо рака обладает большой гастрономической ценностью, содержит до пятнадцати процентов белка и поэтому очень полезно женщинам для поддержания хорошего гормонального фона.

У Вали отлегло от сердца: если муж заигрывает с медсестрой, то беда миновала. Слава богу, не инфаркт. Однако кардиограмма была плохая, и врачи рекомендовали Льву Михалычу на несколько дней остаться в стационаре.

Пока наш философ скрывался от правосудия, пока его жена металась между городом и деревней с куриным бульончиком и свежими фруктами, пока дочка вместо поездки на курорт доставала редкие лекарства и консультировалась с лучшими специалистами, в отделе внутренних дел шла повседневная неспешная работа. Протокол, составленный капитаном Костенко, прогулялся по кабинетам, отлежался в сейфах и оброс резолюциями, а босоногий бомж обрел анкетные данные и стал нормальным подозреваемым. В конечном итоге в отношении гражданина Горелика Л. М. было возбуждено уголовное дело по пункту «г» части первой статьи двести пятьдесят шестой Уголовного кодекса. Конверт с соответствующим уведомлением и Лев Михалыч с выписным эпикризом прибыли домой одновременно.

Конечно, если бы Лев Михалыч имел возможность обстоятельно и постепенно вникнуть в суть вопроса, он бы узнал, что статья двести пятьдесят шестая Уголовного кодекса предусматривает наказание за незаконную добычу водных животных. Пункт «г», добавляя статье педантичную изысканность, уточняет: если «это» (то есть собственно добыча) совершено на территории заповедника, заказника, в зоне экологического бедствия или в зоне чрезвычайной экологической ситуации. Статья не посадочная – можно отделаться штрафом и забыть о происшедшем.

Но Лев Михалыч не имел возможности вникнуть в суть вопроса, потому что конверт с уведомлением раскрыла Валя. А раскрыв, конечно, ахнула. Особенно зловещим показался ей этот самый пункт «г», который, изогнувшись коброй, пугал неизвестностью и предвещал большие неприятности. Если Лев Михалыч прочтет письмо и узнает, что на седьмом десятке стал уголовником, у него снова может случиться сердечный приступ или даже инфаркт. Этого она не переживет.

Обстоятельность и постепенность, как мы уже убедились, – не Валин стиль. Она больше любила летать на метле, кипятить в реке воду или наезжать на милиционеров. Растерзав письмо в клочья, женщина поклялась, что не даст кобре вползти в их дом и защитит Левушку от новой напасти.

Между тем время шло. И вот уже жара исчезла, и осенним дымом запахло в воздухе, а кобра все не появлялась. Лев Михалыч поправился, запросился на свою веранду, дочка уехала, а Валя расслабилась и занялась заготовками на зиму.

И вдруг – повестка. На желтой бумаге с синей печатью, все как положено. Гражданину Горелику Л. М. предлагалось прибыть к дознавателю Кандыбе для допроса в качестве подозреваемого. Лев Михалыч, по счастью, в это время был уже в Кошкино и предложения принять не смог. Валя поняла, что кобра просто так не отстанет – надо что-то предпринимать. Садиться на метлу? Искать знакомых? Писать жалобы?

Тут начинается собственно адвокатская история, и я из стороннего наблюдателя превращаюсь в действующее лицо.

Бывает так, что к адвокатам ходят не столько за советом, сколько для того, чтобы поговорить о наболевшем. Мы с Валей подробно поговорили о пункте «г», о состоянии здоровья Льва Михалыча и о системной взаимосвязи этих явлений. Потом я объяснил, что дело не сложнее, чем метод ловли раков на топтушку, и не стоит так сильно волноваться. Еще я сказал, что государство зорко оберегает своих раков, иногда забывая о людях. И все же, для того чтобы государство обратило на тебя внимание, необязательно становиться раком. К разрешению проблемы можно подойти с другой стороны.

Но Валю не интересовала юриспруденция. Ее интересовало, чтобы Лев Михалыч был жив, здоров, спокойно пил кефир на веранде, рассуждал о гносеологическом фундизме и не знал о дознавателе и уголовном деле. Об адвокате, кстати, тоже.

Как видно из предыдущего изложения, с Валей нельзя было не согласиться. На кобру мне пришлось идти в одиночку.

Конечно, я отдавал себе отчет в том, что гибель такого количества водных животных нанесла непоправимый урон экологической безопасности, стабильности окружающей среды и прир одноресурсному потенциалу государства.

Но пункт «г»! Как быть с ним? Этот пункт бесцеремонно нарушал стройную картину мира, нарисованную на табличках атамана Федулова и в протоколе капитана Костенко. Сколько бы я ни копался в литературе, мне не удалось найти упоминания о том, что пойма речки Кошка является заповедником или заказником. Что касается зоны чрезвычайной экологической ситуации, то в широком смысле вся страна – такая зона. Однако в смысле диспозиции пункта «г» части первой статьи 256 Уголовного кодекса для признания определенной территории зоной чрезвычайной экологической ситуации необходим специальный нормативный акт, принятый в соответствии с законом «Об охране окружающей среды».

Относительно того места, где Лев Михалыч добывал водных животных, такого акта не имелось. Пункт «г» – это как ход конем. На таком коне мы можем аккуратно въехать прямо в незащищенный тыл противника и предложить ему боевую ничью. Нас вполне бы устроило решение о прекращении уголовного преследования Горелика Л. М. за отсутствием в его действиях состава преступления. А добычу и орудия мы готовы оставить противнику в качестве отступного. Такова была позиция защиты.

Но есть позиция, а есть тактика. В споре никогда не рождается истина, потому что никто не согласится с тем, что он неправ. Особенно если противник в споре обличен властными полномочиями. Сторона обвинения устанавливает и постановляет, а сторона защиты рассуждает и просит. При такой расстановке сил позиция может превратиться в позу, поэтому просить следует так, чтобы противник считал, будто он сам пришел к нужному выводу, а не согласился с твоим мнением. Это и есть тактика.

Имея в виду это и кое-что еще, я пришел к дознавателю Кандыбе. Оказалось, что это женщина и тыл ее надежно прикрыт вышестоящим начальством. Кандыба сказала, что она человек подневольный, и, пока не поступит особых указаний из прокуратуры, она будет преследовать Горелика до победного конца.

Я перестал умничать и признал свою тактическую ошибку. Вольные дознаватели нынче обитают в заповедниках, а не в кабинетах.

Поднимаемся выше – к прокурору.

Ознакомившись с моими аргументами относительно пункта «г», прокурор взял время для размышления. Это давало шанс, поскольку дознаватель Кандыба отказала мне, не размышляя.

Поразмышляв, прокурор сообщил, что мои аргументы являются:

а) надуманными,

б) несостоятельными и в) не основаны на материалах уголовного дела, поскольку в том месте, где Горелик Л. М. осуществлял добычу рака, имелись фанерные таблички с надписью о наличии соответствующего запрета.

При таких обстоятельствах, а также с учетом яростной борьбы за экологию наверху не поймут решения о прекращении уголовного преследования Горелика.

Это был сильный ход, и я опять не стал спорить. Просто предложил обсудить другой вариант боевой ничьей. Если фанерная табличка с надписью имеет такую страшную юридическую силу, то мы, естественно за свой счет, покупаем на рынке хорошую фанеру, делаем из нее табличку с надписью: «Генеральный прокурор Российской Федерации» и приколачиваем ее к двери прокурорского кабинета вместо ныне существующей. В этом случае наверху уже никого не будет и не понимать станет некому. С такой высокой позиции можно всех поставить пунктом «г», не взирая, не смотря и не оглядываясь. Можно, кстати, и Кандыбе подобрать табличку поприличнее. Какой тыл, такое и прикрытие.

Говорят, плох тот прокурор, который не хочет стать Генеральным прокурором. Это неправда. Наш прокурор был хорошим, но Генеральным стать не захотел. Испугался ответственности или не поверил в то, что на простой фанерной табличке можно взлететь так высоко. Хотя почему бы и не взлететь, если такая табличка заменяет постановление правительства Российской Федерации? Вот атаман Федулов поверил и взлетел.

Летит атаман Федулов по небу и озирает экологически чистую территорию. Под ним медленно проплывают перистые облака, сквозь них видны парящие орлами прокуроры, дознаватели и оперуполномоченные – каждый на своей фанерке. Внизу, словно казачья шашка, изогнулась и блестит серой сталью Кошка. По берегам ее свободно, ни от кого не таясь, ползают благодарные раки с лихо закрученными усами и толстыми шеями. А вверху – лишь безграничная синева, от которой дух захватывает. Красотища!

И вдруг… Нет, вы только представьте себе – ни с того ни с сего, откуда ни возьмись, нежданно-негаданно – в общем, именно вдруг эту благостную тишину нарушает гнусный, как у электропилы, звук и справа над облаками появляется летающий объект, похожий на метлу. На борту у нее – крупнокалиберный пулемет. Сделав крутой вираж в форме буквы «г», метла помчалась в лобовую атаку, нацелив орудие на самое святое – фанерную табличку. И грянул выстрел.

Кто посмел?!

Выясняется, что в районный суд был подан иск. Бесфанерный адвокатишка, которого сверху и не видно было, рассуждает и просит признать незаконным размещение фанерных табличек на берегах речки Кошка. Якобы для этого нужен особый правовой режим территории, установленный законом. Да на пятаки его порубать!

Ан нет. Пятаками тут дело не решишь. Оказывается, есть областной закон с перечнем особо охраняемых территорий, их границ и категорий. И федеральный закон есть, где написано, как таблички прибивать. И законы эти, как ни странно, на фанере не обогнуть. Разная мощность двигателей.

Атаман Федулов был приглашен к прокурору и там опущен вниз без парашюта.

На собеседовании у судьи мне был неофициально предложен вариант боевой ничьей. Мы отзываем иск, а прокурор сам опротестовывает незаконные действия атамана Федулова. Потому что прокурор, посоветовавшись наверху и разобравшись в ситуации, самостоятельно пришел к выводу о том, что отсутствие разрешения на наличие запрета лова рака в тех местах, где это не определено законом… вернее, наличие разрешения при отсутствии запрета… в общем, тут еще проверка по итогам девяти месяцев безупречной работы, а протест – это хороший показатель. И я снова не стал спорить.

Пулемет, конечно, в цель не попал, но все равно приятно было встретиться с думающим и грамотным противником. Ничья так ничья. Про пункт «г» мы даже разговаривать не стали.

Что бы ни происходило в мире людей, солнце будет рождаться утром и умирать вечером. Еще наивная юность и уже наивная старость. А между ними целый день, целая жизнь. Так было до нас, так будет после нас – всегда. Лев Михалыч Горелик, философ на пенсии, размышлял об этом и еще о многом другом, сидя на своей веранде в деревне Кошкино.

Когда приезжали гости, он любил рассказывать о том, как богаты кошкинские окрестности рыбой и раками. Будущим летом надо будет обязательно сходить на рыбалку или половить раков одним старым дедовским способом. Потом Лев Михалыч обижался на необоснованную иронию жены и замолкал.