"Инквизитор. Ордо Маллеус" - читать интересную книгу автора (Абнетт Дэн)Глава шестнадцатаяВ сопровождении шести укутанных в балахоны дознавателей, зачитывающих вслух тексты из Книг Боли и Глав Наказания, по вересковому склону ко мне спускался инквизитор Леонид Осма. Розовый рассвет протянул первые лучи по суровой пустоши, можжевельники и орляк колыхались под ранним утренним ветерком. Вдалеке тетерева и птарцерны приветствовали своими криками восход зимнего солнца. Осма, хорошо сложенный, широкоплечий мужчина, разменявший пятнадцатый десяток, был облачен в бронзовый силовой доспех, пылавший оранжевыми бликами в красноватом рассвете. Орнамент в виде гербов Маллеуса украшал бесажью[17] и наколенники его брони, а шесть печатей чистоты оплетали его бевор[18] подобно цветочному венку. Длинный плащ из белого меха развевался за спиной инквизитора, смахивая снег с кустов вереска и можжевельника. Лицо Осмы выглядело туповатым и злобным. Под бахромой тяжелых, седых бровей, под опухшими веками сверкали маленькие точки глаз. Коротко подстриженные волосы имели такой же цвет, как и сталь его меча. Несколько лет назад Леонид утратил нижнюю челюсть во время сражения с хорнитским берсерком. Аугметический протез представлял собой выступающий вперед хромированный подбородок, подключенный к черепу проводами и микросервомоторами. На его спине между лопаток был закреплен штандарт, эмблема Инквизиции возвышалась над головой Осмы. В руке инквизитор держал энергетический молот — знак своего ордена. В другой руке он сжал запечатанный футляр из эбенового дерева, предназначенный для переноски свитков. Я сразу понял, что там. Карта экстремис. — Это безумие! — прорычал Фишиг. Кадианцы вокруг нас напряглись и защелкали затворами. — Довольно, Фишиг! — проговорил я и обернулся к помощникам. Они выглядели потерянными и напуганными. — Мы не станем сражаться со своими. Сдайте оружие. Мы скоро разберемся в этой смехотворной ошибке. Биквин и Иншабель передали свое оружие кадианским гвардейцам. Фишиг неохотно расстался с карабином арбитра. Нейл открыл затвор пулемета, извлек магазин и отдал его ожидающим солдатам. Сам пулемет так и остался висеть на его плечах, поддерживаемый на уровне груди ремнями. Я удовлетворенно кивнул. — Шип приглашает Эгиду, во имя прохладной воды, спокойно, — прошептал я в вокс и обернулся к Осме. Он приподнял свой энергетический молот, при этом бормочущие дознаватели умолкли и закрыли свои книги. — Грегор Эйзенхорн, — произнес Осма на великолепном формальном высоком готике, — по обязательству перед господом Богом-Императором, нашим предвечным владыкой, и во исполнение воли Золотого Трона, от имени Ордо Маллеус и Инквизиции объявляю вас дьяволопоклонником и в свидетельство своих обвинений представляю эту карту. Да восторжествует правосудие Империума. Храни нас Император. Я извлек обойму из своего штурмового болтера и вручил оружие Леониду, как и полагалось, рукоятью вперед. — Ваши слова и обвинения были услышаны. Я повинуюсь, — ответил я по древней форме. — Да восторжествует правосудие Империума. Храни нас Император. — Вы принимаете эту карту из моих рук? — Я принимаю ее в свои руки, но лишь с тем, чтобы доказать, что она трижды лжива. — Настаиваете ли вы на своей полной невиновности? — Настаиваю на том, что я неповинен и чист. Да будет это записано. Дроны, парившие за плечами дознавателей, все записывали, но, несмотря на это, самый молодой из спутников Осмы отмечал происходящее с помощью галопера на планшете, установленном перед ним на гравипластине. Эту деталь я отметил с некоторым удовлетворением. Несмотря на абсурдность обвинений, Леонид соблюдал формальный протокол со всей полнотой и точностью. — Прошу вас сдать знак полномочий, — произнес Осма. — Я отказываю вам в этой просьбе. По протоколу о предварительном осуждении, я заявляю о праве сохранять свое звание до исхода слушаний. Он кивнул. — Этого я и ожидал. — Он перешел с высокого формального на низкий готик. — Спасибо, что помогли избежать неприятных моментов. — Не думаю, что мне удалось избежать каких-либо неприятностей, Осма. Все, чего я избежал, — кровопролития. Происходящее просто абсурдно. — Все так говорят, — ехидно пробормотал он, отворачиваясь. — Нет, — размеренно заговорил я, заставляя его застыть на месте. — Виновные и совращенные сопротивляются. Они отрицают. Они вступают в сражение. За свою жизнь я уничтожил девятерых дьяволопоклонников. Ни один из них не ушел спокойно. Отметьте этот факт в вашем отчете, — обратился я к пишущему дознавателю. — Если бы я был виноват, то не стал бы вести себя так вежливо. — Отметь это! — приказал Осма заколебавшемуся писцу, а потом снова повернулся ко мне: — Прочтите карту, Эйзенхорн. Вы виновны как сам грех. И именно такого понимания и сотрудничества я ожидал от столь осторожного и умного создания, как вы. — Это комплимент, Осма? Он сплюнул в орляк. — Вы были одним из лучших, Эйзенхорн. Лорд Роркен очень просил за вас. Я признаю ваши прошлые заслуги. Но вы свернули с пути праведного. Вы — Маллеус. Мерзость. И за это придется заплатить. Спустившись наконец с холма, к нам подошла Нев. Изодранный доспех на ней промок от крови. — Это безумие... — пробормотала она. — Не ваше дело, леди инквизитор, — оборвал ее Осма. Нев сердито взглянула на Леонида: — Вы находитесь на моей территории, инквизитор. Эйзенхорн доказал мне свою чистоту. А этот цирк препятствует исполнению задач Инквизиции. — Ознакомьтесь с картой, леди, — ответил Осма. — И заткнитесь. Эйзенхорн умен и умеет убеждать. Он одурачил вас. И будьте благодарны, что вас не привлекают к этому делу. Моих спутников, под ответственность Нев, увезли в Каср Дерт. Мне на такую роскошь рассчитывать не приходилось. Меня погрузили на борт кадианского военного лихтера, понесшегося в рассветных лучах на юг, к самому далекому из островов кадукадской группы, к печально известной кадианской тюрьме — Карнифицине. Скованный по рукам и ногам, я сидел на металлической скамье, выступающей из переборки бронированного трюма, в окружении кадианских гвардейцев и читал карту. Неровный свет едва пробивался через прорези иллюминаторов. Я не мог поверить тому, что читал. — Ну? — проворчал Фишиг со своего места в углу. Мне разрешили взять с собой одного помощника, и я выбрал Годвина, учитывая его арбитрское прошлое. — Прочитай, — сказал я, протягивая ему карту. Один из кадианцев с безразличным видом взял у меня документ и передал нахмурившемуся Фишигу. Тот углубился было в чтение, но уже через несколько секунд разразился неслыханным богохульством. — Я тоже так подумал, — откликнулся я. Карнифицина высилась над неспокойным морем, словно коренной зуб какого-то огромного травоядного животного. Ее не столько построили, сколько вырубили в скале. На этом тюремном острове не было ни одной стены тоньше пяти метров. О гранитное основание разбивались яростные белопенные волны, а западное побережье подвергалось злейшим океаническим штормам. В открытых водах между тюремным островом и окружающими его бесплодными атоллами сталкивались и крошились айсберги, отколовшиеся от ледников Покоя Каду и далекого Кадукадского перешейка. Берега у самой воды заросли скользкими водорослями и чахлыми акселями. Лихтер покачнулся, проходя мимо восточного бастиона, и опустился на вырезанную в камне площадку. Конвой вывел меня в холодное солнечное утро, а затем погнал по сырым, вырубленным в скалах коридорам. Стены, покрытые белыми отложениями, сочились влагой и пахли морской водой. С потолка к люкам грязных темниц спускались ржавые цепи. Я слышал крики и стоны заключенных. Здесь доживали свой век обезумевшие и зараженные варпом кадианцы, по большей части бывшие военнослужащие, сошедшие с ума во время сражений у Ока. Кадианские солдаты передали меня отряду одетых в красную униформу тюремных охранников. От тюремщиков, вооруженных нейрокнутами и электрошокерами, невыносимо воняло давно не мытым телом. Отодвинув задвижку, они открыли люк толщиной в полметра и впихнули меня в камеру. Мое новое пристанище представляло собой помещение четыре на четыре шага, вырубленное в камне и лишенное окон. Внутри воняло мочой. Предыдущий обитатель умер прямо здесь... и не был вынесен. Я сдвинул его сухие кости в сторону и сел на деревянную койку. Меня мучила неизвестность. Я понятия не имел, захватила ли Кадианская Внутренняя Гвардия вражеский космический корабль и удалось ли кому-нибудь проследить за тварью, захватившей тело бедного Гусмаана. Пока мы играли в эти игры, тропинка, ведущая к Квиксосу, исчезала с каждой секундой. И я ничего не мог с этим поделать. — Когда вы впервые стали сотрудничать с демонами? — спросил дознаватель Риггре. — Я никогда не делал этого и не собирался. — Но демонхост Черубаэль знает вас по имени, — сказал дознаватель Палфир. — Это вопрос? — Это... — Палфир запнулся. — В каких отношениях вы состоите с демонхостом Черубаэлем? — резко встрял Мояг. — Я не состою в отношениях ни с одним из демонхостов, — ответил я. Меня приковали к деревянному стулу в огромном зале Карнифицины. Свет зимнего солнца струился вниз из высоких окон. Три дознавателя Осмы бродили вокруг меня, словно звери в клетке, их балахоны колыхал сквозняк. — Он знает ваше имя, — раздраженно заявил Мояг. — А мне известно ваше, Мояг. Дает ли мне это власть над вами? — Как вы организовали беспорядки на Трациане в Улье Примарис? — спросил Палфир. — Я этого не делал. Следующий вопрос. — Вы знаете, кто это сделал? — спросил Риггре. — Не уверен. Но полагаю, что это было существо, которое вы уже упомянули. Черубаэль. — Вы уже встречались с ним прежде. — Я мешал ему прежде. Сто лет назад, на 56-Изар. У вас должны быть отчеты. Риггре оглянулся на своих коллег, перед тем как ответить. — Они у нас есть. Но вы продолжали его искать. Зачем? — По долгу службы. Черубаэль — мерзкое отродье. И вы еще спрашиваете, зачем я его искал? — Не все ваши контакты с ним зарегистрированы. — Что? — Мы знаем, что часть ваших встреч сохранялась в секрете, — перефразировал Мояг. — Откуда? — Поведано под присягой Аланом фон Бейгом. Он заявляет, что год назад вы отправили на поиски Черубаэля агента под кодовым именем Гончая и что вы не сочли нужным доложить об этом руководству своего Ордоса. — Я не хотел зря беспокоить лорда Роркена. — Итак, вы не отрицаете этого? — Что я должен отрицать? То, что охочусь на Хаос? Нет, не отрицаю. — Но вы ведь делали это скрытно? — Какой инквизитор не работает скрытно? — Кто на самом деле Гончая? — спросил Палфир. У меня не было ни малейшего желания за просто так осложнять жизнь Фишига. — Мне не известно его подлинное имя. Он действует инкогнито. Я ждал, что они попытаются надавить на меня, но вместо этого Мояг спросил: — Как вам удалось выжить в трацианском кошмаре? — Повезло. Палфир обошел вокруг меня, поскрипывая до блеска начищенными сапогами. — Позвольте мне прояснить. Это только начало. Из уважения к вашему чину и деяниям мы применяем воздействие первого уровня. Что означает... — Я много лет был инквизитором, Палфир, — резко оборвал я его, — и прекрасно знаю, что означает «воздействие первого уровня». Устный допрос без принуждения. — Тогда вы должны знать о третьем и пятом уровнях? — усмехнулся Риггре. — Применение легких физических пыток и ментальный допрос. И между прочим, вы только что использовали воздействие второго уровня — устная угроза или описание тех уровней, которые могут последовать. — Вас когда-либо пытали, Эйзенхорн? — спросил Мояг. — Да, и куда менее щепетильные люди. Кроме того, меня не раз допрашивали. Воздействия второго уровня на меня абсолютно не действуют. — Инквизитор Осма уполномочил нас использовать любые методы до девятого уровня включительно, — произнес, словно плюнул ядом, Палфир. — Очередная угроза. Второй уровень. На меня не действует. Я уже говорил вам. Я стараюсь сотрудничать. — Кто Гончая? — спросил Риггре. Ага, а вот и продолжение, в расчете на то, что смогут сбить меня с толку, задав вопрос, выбивающийся из контекста. На какой-то миг я даже восхитился их навыками ведения допроса. — Мне не известно его подлинное имя. Он действует инкогнито. — А это не Годвин Фишиг? Мужчина, которого вы выбрали в качестве сопровождающего. Он дожидается у входа в зал. Бывают времена, когда полезными оказываются даже повреждения, причиненные мне Горгоном Локом на Гудрун. Мое лицо просто не способно было проявить реакцию, на которую они рассчитывали. Но внутри я вздрогнул. Они были весьма не глупы и достаточно сообразительны, чтобы хотя бы частично взломать глоссию. В источнике их сведений я был уверен. Они уже упомянули этого хорька — фон Бейга. Я начал его подозревать еще несколько месяцев назад, прямо перед трагедией на Трациане. Но тогда мне казалось, что он просто приставлен лордом Роркеном для слежки за мной. Теперь же стало ясно, что он с радостью делился информацией с кем угодно. Я распознал слабость фон Бейга и застопорил его карьеру. Он явно решил найти способ продвинуться с помощью других инквизиторов, продав меня. — Если вы узнали, что Фишиг — агент, известный как Гончая, это сюрприз для меня, — размеренно ответил я, с чрезвычайной осторожностью подбирая слова. — В свое время мы поговорим и с ним, — сказал Палфир. — Но не сейчас, пока он является моим представителем. Это нарушило бы Кодекс о Предосуждении. Если желаете допросить его, я должен получить нового помощника. По своему выбору. — Мы отнесемся к этому с пониманием, — пообещал Риггре. — Как вам удалось выжить в трацианском кошмаре? — спросил Мояг. — Повезло. — Поясните, что значит «повезло»? — Я остановился, чтобы почтить могилу адмирала. Врата Спатиана защитили меня от ударов с воздуха. После всей лжи, рассказанной мне Черубаэлем на Иичане, я испугался, что этот вопрос может всплыть снова при ментальном допросе. Ложь или, по крайней мере, моя попытка ее скрыть была бы выявлена. — Все это злодеяние служило только прикрытием, чтобы позволить вам освободить и вывезти с Трациана псайкера-еретика Эзархаддона. — Отнесусь к этому предположению с презрением. Если бы все было задумано только для того, чтобы «отмыть» псайкера, то это было бы чересчур расточительно. Тем не менее мне кажется, что кое в чем вы правы. Для этого все и затевалось. Но не мной. Мояг нетерпеливо провел языком по своим желтым зубам: — Вы утверждаете, что на самом деле во всем виноват инквизитор Лико? — В сотрудничестве с демонхостом. — Но Лико уже не сможет ответить на эти обвинения, не так ли? Вы ведь убили его на Иичане. — Я казнил Лико на Иичане как предателя Империума. — А я утверждаю, что вы убили его, потому что он вышел на ваш след. Убили его, чтобы заставить замолчать. — Скажите, а мое присутствие здесь необходимо? Вы сами прекрасно придумываете ответы. — Где Эзархаддон? — Там, куда его унес Черубаэль. — И куда же именно? — спросил Палфир. Я пожал плечами: — К своему хозяину. Квиксосу. Все трое засмеялись. — Квиксос мертв. Он давно скончался! — захихикал Мояг. — Тогда почему мы с леди инквизитором обнаружили, что он манипулировал ее кодом, чтобы получить доступ в кадианское воздушное пространство? — Потому что вы заставили ее увидеть это. Вы сказали ей, что Квиксос воспользовался своим влиянием, чтобы выкрасть ее авторизационный код. Если так, то это преступление мог совершить кто угодно из прославленных инквизиторов, пользующихся нестандартными методами. Вы могли совершить его. А при использовании кода покойника некому будет протестовать. — Квиксос жив. — Я прочистил горло. — Квиксос еретик и пособник дьявола. Он совратил на службу себе таких инквизиторов, как Лико и Молитор. Он использует демонхостов. Он готов устроить массовую резню, чтобы скрыть похищение псайкера класса альфа-плюс. Трое дознавателей на миг затихли. — Мы тратим время впустую, — произнес я. — Вы взяли не того человека. Но бесполезное растрачивание времени продолжалось. Прошла одна неделя, а за ней вторая. Каждый день меня выводили в огромный зал и допрашивали обо всем, о чем только можно, применяя воздействие первого уровня. Вопросы повторялись такое множество раз, что меня стало тошнить от них. Никто из дознавателей, казалось, и не слушал моих объяснений. Насколько я мог знать, ничего из сказанного мной не проверяли. Они откровенно побаивались переходить к физическим или ментальным средствам извлечения сведений. Поскольку я был псайкером, то, как минимум, мог достаточно затруднить им работу. В итоге они бы так и не узнали, какая часть полученной от меня информации окажется правдивой. Осма явно решил довести меня бесконечной чередой перекрестных допросов. Каждый вечер, когда над океаном тускнел свет, мне позволяли пятнадцать минут поговорить с Фишигом. Эти беседы были бессмысленны. Камеру наверняка напичкали прослушивающими устройствами, а, насколько мы знали, глоссия была скомпрометирована. Фишиг не мог рассказать многого, но я хотя бы узнал, что Медея, Эмос и боевой катер, равно как и «Иссин», не попали в руки Осмы. Так же не находилось никаких следов Профанити-Гусмаана. Фишиг был уверен, что загадочное звездное судно, доставившее демонхоста на Кадию, так и не перехватили в ту злополучную ночь. Через Годвина я послал ходатайства Осме, Роркену и Нев, протестуя против своего задержания и убеждая их взяться за дальнейшее расследование по делу Квиксоса. Ответов не последовало. Сретение давно миновало. Прошло еще три недели. Я понял, что сменился год. За пределами толстых, холодных стен Карнифицины уже шел 340.М41. На исходе третьего месяца заключения меня отвели на ежедневный допрос в огромный зал, где вместо привычных дознавателей меня ожидал Осма. — Садитесь, — сказал он, махнув в сторону стула, одиноко стоящего посреди пустого помещения. Было темно и холодно. На исходе зимы с востока налетали яростные штормы, и, несмотря на дневное время, в высокие окна не проникал свет. Они были забиты снегом. От моего дыхания в воздух поднимался пар. Я дрожал. По периметру помещения Осма установил шесть ламп. Я засунул руки в карманы плаща и сел. Мне не хотелось, чтобы Осма видел, в каком я состоянии. Ему было тепло и комфортно в своей сверкающей силовой броне. Он просматривал информационный планшет, а я видел собственное отражение в полированных пластинах на спине его доспеха. Моя одежда износилась и испачкалась. Кожа стала бледной. Я сбросил добрых семь килограммов и теперь носил густую бороду, столь же непослушную, как и волосы. Единственной вещью, составлявшей мое имущество, являлась инквизиторская инсигния, лежащая в кармане плаща. Она помогала мне успокоиться. Осма повернулся ко мне лицом: — За три месяца ваши показания не изменились. — Это должно о чем-то говорить, не так ли? — Мне это говорит только о том, что у вас много упорства и осторожный ум. — Или о том, что я не лгу. Он положил планшет на один из столиков с лампами. — Позвольте мне объяснить вам, что произойдет дальше. Лорд Роркен убедил Великого Магистра Орсини переправить вас на Трациан Примарис. Там вы предстанете перед судом по обвинениям, изложенным в карте экстремис, перед Трибуналом Магистериума Ордо Маллеус и Службой Внутренних Расследований. Роркен вовсе не рад этому, но большего Орсини позволить не мог. Как я слышал, Роркен полагает, что ваша непорочность — или вина — может быть установлена раз и навсегда на формальном суде. — И исход этого суда может поставить вас и вашего Магистра, лорда Безье, в неудобное положение. Осма рассмеялся: — По правде говоря, я был бы рад оказаться в неудобном положении, если бы это привело к реабилитации столь ценного инквизитора, как вы, Эйзенхорн. Но не думаю, что это произойдет. На Трациане вас сожгут за преступления с той же уверенностью, что и здесь. — Я рискну, Осма. — Я тоже, — кивнул он. — Черные Корабли прибудут сюда через три дня, чтобы увезти вас на Трациан Примарис. Это дает мне время, чтобы сломить вас прежде, чем дело вырвут из моих рук. — Будьте осторожны, Осма. — Я всегда осторожен. Завтра мои помощники перейдут к девятому уровню воздействия. И отдыха не будет до тех пор, пока либо не прибудут Черные Корабли, либо вы не скажете мне то, что я хочу услышать. — Два дня под девятым уровнем практически гарантируют, что к моменту их прибытия я буду мертв. — Возможно. Это будет досадно, к тому же еще и вопросы станут задавать. Но это далекая тюрьма, и командую здесь я. Именно поэтому сегодня я просто беседую с вами. Только вы и я. Последний шанс. Расскажите мне всю правду сейчас, Эйзенхорн, как мужчина мужчине. Упростите все для нас обоих. Сознайтесь в своих преступлениях, пока вам не начали причинять боль, избавьте нас от суда на Трациане, а я сделаю все возможное, чтобы ваша казнь не была мучительной. — Я с радостью скажу вам правду. Его глаза загорелись. — Она изложена там, на том планшете, который вы читали. Я не раз повторял ее в течение трех последних месяцев. Когда под гул океанических бурь охранники провели меня по каменным коридорам и втолкнули обратно в холодную камеру, меня уже дожидался Фишиг. Наши ежедневные пятнадцать минут. Он принес лампу и поднос с ужином: жидкий, чуть теплый рыбный бульон, корка черствого хлеба и стакан разбавленного рома. Я сел на грубо сколоченную койку. — Меня требуют выдать для суда, — сказал я Годвину. — Но, — кивнул он, — как я понимаю, завтра начнутся пытки. Я подал протест, хотя уверен, его случайно уронят в мусорную корзину. — Убежден, так и произойдет. — Ты должен поесть, — сказал Фишиг. — Не хочу. — Просто поешь. Тебе понадобятся силы, а судя по внешнему виду, с этим у тебя проблемы. Я покачал головой. — Грегор, — сказал он, понизив голос. — Хочу задать один вопрос. Он тебе не очень понравится, но это важно. — Важно? — Для меня. И твоих друзей. — Спрашивай. — Скажи, ты помнишь, — Боже-Император, как же это было давно! — как в прошлом году мы снова встретились на том кладбищенском поле возле Каср Тирок? — Конечно. — В молельной башенке ты сказал мне, что не можешь и подумать о том, чтобы совершить что-то, что порадует демона или поможет ему. Ты сказал тогда: «Я не могу даже вообразить себя творящим такое безумие». — Я хорошо помню это. Ты еще мне ответил, что если бы решил, будто я собираюсь так поступить, то сам пристрелил бы меня. Он кивнул и грустно усмехнулся. Последовало мгновение тишины, нарушаемой только треском лампы и грохотом моря за пределами тюремных бастионов. — Ты хочешь убедиться, не так ли, Годвин? — спросил я. Он укоризненно посмотрел на меня, но промолчал. — Мне это понятно. Я требую абсолютной верности и от тебя, и от всех своих людей. Вы имеете право быть уверенными в том же самом относительно меня. — Тогда ты знаешь мой вопрос. Я посмотрел ему прямо в глаза: — Ты хочешь спросить, не лгу ли я? Есть ли хоть крупица истины в обвинениях? Ты хочешь быть уверен, что не работаешь на человека, который якшался с демонами? — Понимаю, глупый вопрос. Если бы все это было правдой, то тебе ничего не стоило бы солгать и сейчас. — Я слишком устал, чтобы говорить что-то кроме правды, Годвин. Клянусь Золотым Троном, я не делал ничего такого, в чем меня подозревает Осма. Я преданный слуга Императора и Инквизиции. Найди мне орла, я поклянусь и на нем. Не знаю, что еще могу сделать, чтобы убедить тебя. Он поднялся на ноги: — Мне хватит и этого. Просто хотел убедиться. Мне всегда было достаточно твоего слова, и после всех этих лет я убежден, что ты сказал бы мне все... даже если бы... — Уж будь уверен, старый друг. Сказал бы. Даже если бы я и был таким отродьем, каким меня считает Осма, и сумел бы обмануть его... Тебе бы я соврать не смог. Только не тебе, исполнитель Фишиг. Охранник постучал в дверь камеры. — Еще минутку! — прокричал Годвин и снова обернулся ко мне. — Съешь свой ужин. — Тебя Осма за этим прислал? — спросил я. — Проклятье, нет! — оскорбленно прорычал он. — Все в порядке. Я и не думал об этом. Охранник постучал снова. — Хорошо, будь ты неладен! — фыркнул Фишиг. — Увидимся завтра, — сказан я. — Да, — ответил он. — Но сделай кое-что для меня. — Только скажи. — Поужинай. Предположительно около полуночи начались судороги. Они пробудили меня от дурного сна. Боль пронзала все тело, а сознание словно оцепенело. Я не чувствовал себя так плохо с тех пор, как почти за два года назад на Лете Одиннадцать во время Темной Ночи меня отравил Пай. Я попытался подняться и рухнул с койки. Живот скрутило спазмом, и я вскрикнул. Меня рвало остатками жуткого ужина. Меня терзал то лихорадочный жар, то смертный озноб. Не знаю, сколько времени у меня ушло на то, чтобы доползти до двери, и как долго я молотил в нее кулаками. Несколько минут или много часов. Сознание отступало перед спазмами и усиливающейся агонией. — Святой Император! — воскликнул охранник, когда открыл дверь и увидел меня в свете фонаря. Он закричал, потом раздался топот ног, бегущих по коридору. — Он болен, — услышал я слова охранника. — Оставьте его до утра, — сказал другой. — Он умрет, — нервно ответил первый. — Пожалуйста... — прохрипел я, протягивая руку. Пальцы парализовало и скрутило в уродливую клешню. Прибыли остальные. Я услышал голос Фишига: — Ему нужен врач. Профессиональная помощь. — Не позволено, — возразил охранник. — Мужик, ты глянь на него! Он же умирает! У него какой-то приступ. — Пропустите, — произнес чей-то голос. Подоспел тюремный санитар. Его сопровождал Риггре. Дознаватель выглядел так, словно его вынули из постели. — Он симулирует, оставьте его! — высокомерно заявил Риггре. — Заткнись! — прорычал Фишиг. — Посмотри на него! Это не симуляция! — Он мастер обмана, — ответил Риггре. — Возможно, он слизал свинцовую краску с двери, чтобы лучше сыграть спектакль, но тем хуже для него. Это обман. Оставьте его. — Он умирает, — настаивал Фишиг. — Похоже, он серьезно болен, — озабоченно произнес охранник. Неожиданно меня скрутили новые мучительные судороги. Надо мной склонился санитар, и я услышал писк медицинского ауспекса, который он вытащил из своей фармакопеи. — Это не симуляция, — пробормотал санитар. — У него припадок. Невозможно специально настолько неестественно напрячь мускулатуру. Уровень кислорода в крови упал до тридцати процентов, а его сердце дефибриллирует. Он умрет менее чем через час. — Сделайте ему укол. Приведите его в чувство! — завопил Риггре. — Не могу, сэр. Не здесь. Здесь для этого нет средств. Ох! Император, вы только посмотрите! У него открылось кровотечение из глаз и носа. — Сделай же что-нибудь! — закричал Риггре. — Надо доставить его в больницу. Ближайшая в Каср Дерт. Нам надо срочно перевезти его туда, иначе он умрет! — Это смешно! — сказал Риггре. — Вы должны сами что-то сделать... — Не здесь. — Организуйте вылет, Риггре, — твердо произнес Фишиг. — Это пленник Инквизиции первого уровня! Мы не можем просто так вывезти его отсюда! — Тогда позовите Осму... — Он на ночь уехал на материк. — Хотите оказаться первым, кто доложит Осме, что его драгоценный пленник подох на полу этой камеры? — Фишиг перешел на шепот. — Н-нет... — Тогда об этом ему скажу я. Объясню Осме, что его человек, Риггре, лишил его права завершить самое серьезное расследование в жизни просто потому, что не озаботился вызвать транспорт и позволил Эйзенхорну умереть от токсического шока в тюремном отсеке! — Вызывайте транспорт! — закричал Риггре на охранников. — Сейчас же! Они вынесли меня на носилках к посадочной площадке во вьюжную мглу. Спорящие перекрикивали вой резкого порывистого ветра. Санитар поставил мне капельницу и пытался подавить симптомы, введя несколько препаратов из своего скудного запаса. На площадке замерцали посадочные огни, холодные и белые. В их свете кружащиеся снежинки казались черными точками. Сотрясая камень своими дюзами и разбрасывая во все стороны снег, прибыл кадианский лихтер. Меня внесли в освещенный зеленоватым светом салон. Холод и отвратительная погода остались за закрытым люком. Я почувствовал, как сильно накренилось судно, когда мы взлетели и развернулись к материку. Фишиг подтягивал ремни, удерживающие меня на койке. Я слышал, как, перекрикивая рев моторов, Риггре орет на пилота. Фишиг незаметно извлек из своего плаща пузырек с какой-то жидкостью и вставил его в капельницу. Почти тут же я почувствовал себя лучше. — Лежи спокойно, дыши медленно, — зашептал Фишиг. — И крепись. Скоро начнутся... ухабы. — Контакт! Три километра, посадка будет тяжелой! — выпалил второй пилот. — Это еще что за чушь? — требовательно спросил Риггре. Раздалось тревожное попискивание приборов. — Именем Золотого Трона! Они же целятся в нас! — воскликнул пилот. — Внимание, челнок, — затрещал по открытому вокс-каналу голос. — Приземляйтесь на острове к западу отсюда. Пять два на три шесть. Немедленно, или мне придется вас сбить! Постепенно ко мне стало возвращаться зрение. Я оглядел залитую зеленым светом кабину и увидел, как Риггре вытаскивает лазерный пистолет. — Это что, измена? — спросил он, глядя на Фишига. — Мне кажется, вам лучше поступить так, как приказано, и немедленно приземлиться, — спокойно ответил Годвин. Риггре попытался выстрелить, но резкий свет вспыхнул секундой раньше. Фишиг сжег дознавателя потоком огня из цифроорудия, встроенного в кольцо джокаэро, надетое на его указательный палец. Как я понял, это было одно из украшений Максиллы. Фишиг выстрелил еще раз, превратив в пар вокс-систему. — Садись! — приказал он пилоту, наводя на него кольцо. Челнок совершил аварийную посадку, выпав из бурана над скалистым берегом необитаемого островка. — Руки на головы! — приказал Фишиг экипажу, вытаскивая меня через люк. Вокруг бушевала снежная буря. Я с трудом мог идти, и Годвину приходилось помогать мне. — Вы отравили меня, — прохрипел я. — Все должно было выглядеть убедительно. Эмос рассчитал дозу состава, который реактивировал бинарный яд в твоем теле. Отрава Пая. — Ублюдки! — Ха! Если человек способен ругаться, значит, жить будет. Пойдем! Он практически тащил меня по гальке сквозь вихрь океанической бури, жалящей наши лица острой ледяной пылью. Вверху мелькнули огни, и мой боевой катер совершил идеальную бетанкоровскую посадку на мерзлую гальку. Поднявшись по трапу, Фишиг передал меня в руки Биквин и Иншабеля. — Боже правый, и вы тоже в этом участвовали? — захрипел я. — Конечно! — бросила Елизавета. — Натан! Быстро сделай укол антидота! Я умирал второй раз менее чем за два года. Вначале от бинарного яда из рук прихвостня Садии Колдуньи на Лете, а потом в челноке, падающем сквозь зимнюю бурю на промерзшей Кадии. Боевой катер взмыл в воздух, пронесся над береговой линией и вернулся к челноку. Да простит Император мне и моим помощникам гибель Риггре и двух пилотов. Только их смерть могла гарантировать мою безопасность. Я услышал, как Нейл скомандовал Медее: — Огонь. На кадианский челнок обрушилась вся мощь артиллерии боевого катера. Обломки на отдаленном острове обнаружат уже на рассвете. Единственной версией случившегося будет трагическая авария, произошедшая во время адской бури. Сквозь плотную завесу шторма мы прорывались к орбите. Никто не говорил этого вслух, но я знал, что наш рейс должен быть прикрыт чьим-то авторизационным кодом. Как я догадывался, он принадлежал Нев. И скорее всего был выдан по ее разрешению. «Иссин» ждал нас. — И что дальше? — хрипло спросил я Фишига. — Черт возьми, я рисковал всем, чтобы вытащить тебя, — ответил он. — Мы надеялись, это ты скажешь нам, что делать дальше. — Синшара, — сказал я. — Скажи Максилле, чтобы он доставил нас на Синшару. Бывают тайны, которые лучше держать при себе. — А что там, на Синшаре? — спросила Биквин. — Старый друг, — сказал я. — Если быть точным, не совсем друг, — добавил Эмос. — Эмос прав. Старый знакомец. — Вернее, два старых знакомца, — поправил меня ученый. — Вы и ваши старые секреты. Почему вы никогда не отвечаете прямо? — нахмурилась Биквин. — Потому что чем меньше вам известно, тем меньший вред вам причинит Инквизиция, если нас поймают, — объяснил я. — Как ты постройнел, — слащаво улыбнулся Максилла, когда я поднялся на мостик «Иссина». Я принял душ, сбрил бороду, зачесал космы назад и переоделся в черный льняной костюм, но все еще чувствовал ужасную слабость в ногах и не был настроен шутить с Максиллой. — Курс к Синшаре проложен, — натянуто продолжал Тобиус, очевидно поняв мое состояние. Его позолоченные сервиторы согласно загудели. Только скрытый капюшоном Навигатор, сосредоточенный на своих заботах, не сказал ничего. — У меня есть вопрос. — Иншабель сидел на месте второго Навигатора и разглядывал карты звездного неба. — Почему именно Синшара? Шахтерский мирок на границе Сегментума, почти у самых Мутных Звезд. Мне казалось, мы должны искать Квиксоса. — Это бессмысленно. — Что? — почти в один голос спросили Максилла и Иншабель. Я опустился в кожаное кресло. — Зачем нам искать Квиксоса, если при столкновении он гарантированно уничтожит нас? Мы едва пережили стычки с его демонхостами. Мы не обладаем достаточными силами, чтобы сражаться с ним. — И? — спросил Иншабель. — Первое, что мы должны сделать, — это найти такие силы. Подготовиться. Вооружиться, чтобы уничтожить одного из самых могущественных врагов Империума. — И для этого мы должны отправиться на Синшару? — прошептал Натан. — Уж поверь мне, — сказал я. — Синшара — это только начало. |
||
|