"Холм демонов" - читать интересную книгу автора (Абаринова-Кожухова Елизавета)

ГЛАВА ПЯТАЯ. ВОЗВРАЩЕНИЕ

Ковер-самолет летел над унылыми полями, окружавшими замок князя Григория – трудно было поверить, что когда-то, всего лишь пару веков назад, тут зеленела знаменитая Белая Пуща, от которой стараниями последнего правителя осталось одно название.

– А лошадок-то мы оставили, – вдруг вспомнил майор Селезень. – Да еще и золотую карету.

– Хорошо хоть сами выбрались, – возразила Чаликова.

– Все ж таки казенный инвентарь, – хозяйственно вздохнул майор. И, переменив тему, добавил: – А погодка-то, знаете, не шибко летная…

Действительно, погода, столь благоприятная в дни путешествия от Царь-Города до замка князя Григория, теперь не слишком баловала наших путешественников: моросил мелкий дождик, на который можно было бы не обращать внимания, если бы не резкие порывы ветра, превращавшие каждую капельку в острую мокрую иголку.

– Ничего, зато быстрее доберемся, – зевнул Чумичка. – И вот еще что… Я вам должен сказать что-то очень важное.

– Насчет князя Григория? – заинтересовалась госпожа Хелена.

– Нет, насчет вас. Дело в том, что Рыжий отдал мне указание, когда все будет сделано, превратить вас всех – ну, в общем, во что-нибудь.

– Погоди, Чумичка, ты ничего не путаешь? – изумленно переспросил Василий.

– Ничего я не путаю. Я спросил у Рыжего: «В кого превращать?». А он ответил: «Ну, можешь превратить Дубова в дуб, Селезня в селезня, баронессу в барана, а Чаликову – в чайку». Но вы так по-человечески отнеслись ко мне, что я просто не могу…

Это сообщение повергло пассажиров в настоящий шок. Первым прервал молчание майор Селезень:

– А я сразу понял, что за птица этот Рыжий!

– Но не до такой же степени, – вздохнула Надя.

– И что нам теперь делать? – задался практическим вопросом Василий.

– Не бойтесь – долетим, а там что-нибудь придумаем, – беспечно махнул рукой Чумичка. – А теперь я хочу немного вздремнуть.

– Ну еще бы: мы хоть за решеткой, а выспались, а тебя покойник совсем залюбил! – ляпнул майор. – Что называется, до смерти.

– В случае чего разбудите. – С этими словами Чумичка улегся посреди ковра и, положив голову на «мумию» Каширского, тут же захрапел.

– Ну что ж, – после недолгого молчания сказал Василий, – теперь все окончательно встало на свои места.

– В каком смысле? – удивилась баронесса.

– В том смысле, что события последних дней четко выстраиваются в единую версию. Уверен, что если и не полностью, то на девяносто девять процентов она соответствует действительности.

– Это та версия, что вам подсказал пастушок Васятка? – припомнил майор.

– Да, именно та.

– И что, о намерении Рыжего нас погубить он тоже предупреждал? -удивилась баронесса.

– Нет, но этот факт вполне вписывается в общую схему. – Василий поглубже запахнул на себе кафтан. – Попытаюсь обрисовать картину, как я ее вижу. Международное положение Кислоярского царства очень шатко и ненадежно – его постоянно держит в напряжении сосед, князь Григорий. Ситуация усугубляется еще и тем, что многие влиятельные сановники Царь-Города являются тайными, а то и явными сторонниками князя Григория и видят в нем орудие против царя Дормидонта, а если точнее – против, назовем его так, обновленческого курса, который пытаются проводить Рыжий и его люди. Что касаемо собственно Рыжего, то его положение еще более шаткое и ненадежное -он в своей деятельности опирается только на благосклонность царя и, что немаловажно, его дочки царевны Танюшки.

– Извините, Васенька, что перебиваю вашу дедуктивную мысль, – сказала Надя, – но я сейчас вспомнила одну вещь. Когда я была в Боярской думе, то услышала там много всякой брани в адрес Рыжего, но даже самые заядлые хулители, обвинявшие его чуть ли не в скотоложстве, не могли упрекнуть его в воровстве и мздоимстве. Мне кажется, что это о чем-то говорит.

– И не удивительно! – заявил майор. – Может, потому они Рыжего так и ненавидят, что он не ворует, как все они.

– Да, – кивнула Надя, – но тут получается несостыковка: с одной стороны, Рыжий – честный и бескорыстный человек, который пытается вывести закосневшее в средневековщине Кислоярское царство, как сказали бы у нас, на европейский путь развития, а с другой стороны…

– С волками жить – по-волчьи выть, – афористично заметил Селезень. А баронесса фон Ачкасофф добавила:

– Как пишут в учебниках истории, такой-то – яркая и противоречивая личность. И дальнейшее можно не объяснять.

– Так же как «Кислоярск – город контрастов», – съехидничал майор.

– Да, госпожа баронесса, вы правы. Чуть позже мы дойдем и до причин, почему он велел Чумичке так с нами поступить, но пока продолжу начатую мысль, – сказал Василий. – Итак, Рыжий, умело балансируя между царем и оппозицией, проводит свою линию, и вдруг сваливается новая напасть. Представьте – какой-то авантюрист, шулер с наполеоновскими замашками, -Дубов небрежно кивнул в сторону Каширского, который по-прежнему лежал без сознания, – подстрекает князя Григория жениться на царевне, а в случае отказа пойти войной на Царь-Город. Для Рыжего это – полный крах, конец его карьеры, а главное – конец всех его «европейских» начинаний. Он лихорадочно ищет способ нейтрализовать Каширского, а если получится, то и князя Григория. И тут в Царь-Городе появляемся мы – тоже преследующие Каширского, хотя и по другим причинам. И он решил избавиться от него нашими руками…

– А вам не кажется, Вася, – вновь вклинилась Чаликова в логические построения сыщика, – что мы явились в Царь-Город, так сказать, очень уж кстати?

– Дайте срок, Наденька, поговорим и об этом, – ответил детектив. – А теперь попытаемся по-новому взглянуть на наше собственное пребывание в Царь-Городе с первых же минут. Как вы помните, все началось с того, что нас арестовали на входе в город, и один из стрельцов произнес при этом знаменательную фразу: «Все ясно, это те самые». Стало быть, о нашем появлении уже было известно и, подозреваю, как раз от того мужичка в лаптях, которого мы встретили рано утром на дороге.

– Как, этот живописный деревенский старичок – агент Рыжего? -изумилась Чаликова.

– Очень возможно, – кивнул Василий. – Не исключено, что он живет в той избушке, которую уважаемая баронесса отнесла к новгородскому стилю тринадцатого века, и наблюдает за окрестностями Горохового городища… В общем, нас задержали и отправили в темницу. И тут появляется Рыжий – полная противоположность грубоватым охранникам: освобождает нас из темницы, поселяет у себя в тереме, оказывает самый теплый прием и полное содействие во всех наших планах…

– Погодите, Василий Николаич, – перебила госпожа Хелена, – а откуда он узнал, что мы – это мы? Вы же никому до Рыжего не рассказывали, что гоняетесь за Каширским!

– Дайте срок, баронесса, поговорим и об этом, – с некоторой досадой повторил Василий. – Сейчас речь о другом. Отдадим должное Рыжему – он показал себя тонким психологом: едва познакомившись с каждым из нас, сумел найти струнки, на которых весьма успешно сыграл с пользой для себя и для государства. Например, вам, Александр Иваныч, он предложил ознакомиться с Царь-Городским воинством. Почувствовав вашу страсть к порядку, он рассчитал верно – когда вы увидели недостатки здешних вооруженных сил, тут же взялись за их реформирование с учетом многовекового опыта военной науки, который здесь, разумеется, неизвестен. В вашем случае, уважаемая баронесса, он уловил страсть к исторической науке и архивному делу, ради которой вы готовы иногда, гм, на весьма сомнительные шаги, и очень ненавязчиво подбросил вам нужные документы, порочащие всех, кроме самого Рыжего. Вас, Наденька, он с ходу отправил в Боярскую думу – именно затем, чтобы показать умственный и моральный уровень здешнего политического истеблишмента, на фоне которого сам Рыжий выглядел мудрым и благородным государственным мужем, достойным всяческого доверия. А в моем случае… – Детектив задумался.

– В вашем случае, Вася, тоже все просто, – пришла ему на помощь Чаликова. – Именно вам первому Рыжий предложил эту поездку к князю Григорию. И наверняка он, зная ваше благородство чувств, напирал не столько на государственные интересы, сколько на необходимость спасти честь царевны, не так ли?

– Ну, в общем-то так, – согласился Дубов. – А теперь перейдем к главной загадке – убийству князя Владимира. Когда я рассказал все, что знал, нашему другу Васятке, то он сразу же уверенно заявил, что князь Владимир – это человек Рыжего, и что именно Рыжий подстроил его убийство. Сначала я решил, что Васятка, пожалуй, хватанул через край, но потом, по зрелому рассуждению, понял, что здесь он весьма близок к истине.

– Почему вы так решили? – спросил майор.

– Видите ли, если рассматривать смерть князя Владимира не в отрыве от ситуации в государстве, а наоборот, в контексте, то вырисовывается довольно интересная картина. Как мы уже знаем, высшие круги Царь-Городского общества представляют из себя весьма разношерстную публику: там есть и противники, даже враги Рыжего, есть и его сторонники, но немало колеблющихся – таких, кто понимает необходимость перемен, но не всегда поддерживает те методы, которыми они проводятся. И что происходит в тех случаях, когда большинство в Боярской Думе склоняется к оппозиции? Вы, Наденька, сами были свидетелем такому случаю: князь Владимир начинает поливать бояр из жбана, боярин Андрей, потрясая кооперативным крестом, непотребными словами бранит власть предержащих, и колеблющиеся бояре, просто чтобы не оказаться в одной компании с этими господами, поддерживают даже те проекты Рыжего, с которыми не вполне согласны. Я припоминаю вашу фразу: «Что это – глупость, или?..» Так вот – самое настоящее «или». И я к своему стыду должен признать, что простой пастушок Васятка это сообразил гораздо быстрее, чем я -профессиональный сыщик, многократно сталкивавшийся на практике с самыми разными формами провокации.

– Да, но Васятка сказал еще, что убийство князя Владимира подстроил Рыжий, – напомнила баронесса.

– А вот в этом я как раз не уверен, – раздумчиво покачал головой Дубов. – Здесь что-то уж слишком много нелогичностей. Ну, то, что князь Владимир и боярин Андрей учинили в Думе – это понятно, чтобы уронить ее престиж в глазах гостьи, но кто заставлял князя Владимира прилюдно приставать к госпоже Чаликовой и назначать ей свидание под крыльцом? Может быть, конечно, сам Рыжий, но для чего – чтобы потом убить? Не вижу смысла, ведь Рыжему совсем ни к чему скандал вокруг своего имени. Предположим, что назначение рандеву Чаликовой – это самодеятельность князя Владимира. Кто же его в таком случае убил и зачем? – Василий недоуменно пожал плечами.

– Способ убийства, – подсказала Надя и покосилась в сторону Каширского, по-прежнему не подающего признаков разумной жизни.

– Да, способ убийства, – кивнул детектив. – Он полностью соответствует тому, каким пользовался зомби Николай Рогатин. Но, во-первых, Рогатин сейчас в Москве, а во-вторых он давно уже никакой не зомби. Что из этого следует? – Дубов оглядел спутников. – Возможно, что князя Владимира убили таким способом, чтобы списать убийство на Каширского. Но вряд ли -обычному человеку не под силу так засунуть предмет в глотку жертвы. Более вероятно другое – у Каширского в «параллельной реальности» есть другой зомби, которого он и использует по мере надобности.

– Да, но какой смысл Каширскому убивать князя Владимира? – удивился майор.

– А вспомните, как он это делал в Кислоярске и Прилаптийске, -ответил Василий. – Сам Каширский уезжал из города, а его сообщница Глухарева натравливала зомби на жертву. Здесь как будто то же самое – в момент убийства князя Владимира господин Каширский был уже в Белой Пуще или на пути к ней. А есть ли у него «ассистент» в Царь-Городе – не знаю. Так что, возможно, прав был Рыжий, когда предположил, что князя Владимира задушили по ошибке – вместо него. Иначе говоря – «его не должны были убить», как выразился боярин Андрей.

– Да, больше похоже, что Каширский мог организовать убийство своего врага Рыжего, но зомби просто «промахнулся», – заметила баронесса. – А может, и нет…

– В общем, тайна убийства пока остается тайной, – констатировала Надя.

– А погодка, однако, расшалилась, – заметил майор Селезень, кутаясь в «воеводничий» кафтан. – Знаете, когда ветер сам по себе или дождь сам по себе – то это еще терпимо, но когда то и другое в комплексе…

– Может, опустимся и переждем внизу? – предложила баронесса.

– Нет-нет, я против, – возразила Чаликова. – Сами мы ковер-самолет не приземлим, а его будить жалко… – Надя кивнула в сторону Чумички, который все так же храпел, не обращая ни малейшего внимания на непогоду.

Тем временем князь-григорьевское редколесье перешло в дремучие хвойные леса Кислоярского царства, и ковер-самолет заскользил над верхушками елей, как по бескрайнему зеленому ковру, приподнимаясь вверх, если елка на пути попадалась слишком высокая.

– Автопилот! – уважительно заметил по этому поводу майор Селезень.

Вскоре, несмотря на стену дождя, путники заметили, что им навстречу летит другой летательный объект, а по мере приближения определились и его формы: большая ступа с метлой, используемой в качестве пульта управления. За пультом восседала старая знакомая – чернобровая трактирщица, она же по совместительству Баба Яга. Приблизившись к ковру-самолету, ведьма принялась на большой скорости описывать вокруг него крутые виражи, явно намереваясь взять на таран. При этом она злорадно выкрикивала:

– Ну что, гости дорогие, не ждали? Ничего, милые, от меня не улетите, я вас все равно изжарю и Горыныча попотчую!

– Может, отдать ей Каширского? – вполголоса предложила баронесса.

– Ни за что! – возмутился Василий. – Его ожидает следствие и судебный процесс.

Тем временем майор извлек из-под кафтана скатерть-самобранку, осторожно,чтобы не унесло ветром, разложил ее прямо на поверхности ковра и скомандовал:

– Самобранка, накройся!

Тут же на скатерти появились разные аппетитные деликатесы, однако майор схватил пустую кружку и недолго думая, запустил ею в ведьму. Та едва успела увернуться.

– Ах вот вы как! – разъярилась воздушная пиратка и, сделав резкий вираж, двинулась прямо на ковер. И когда она уже была готова огреть Селезня метлой по голове, Надя схватила жбан с медовухой и, совсем как покойный князь Владимир, выплеснула содержимое прямо в лицо Бабе Яге. Та дико заверещала, и ступа, лишившись управления, резко полетела вниз, скрывшись между еловых веток.

– На, получай! – рыкнул Селезень и швырнул ей вослед блюдо с огромным осетром.

От шума проснулся Чумичка:

– Ну, что тут опять?

– Да Бабу Ягу отваживали, – скромно сообщил майор.

– Она теперь зла на нас, как черт, – опасливо заметила баронесса. -Вдруг еще вернется и Змея Горыныча с собой притащит?

– Потому нам надо увеличить скорость, – предложил майор. – Как, Чумичка, это возможно?

– Попробуем, – ответил колдун и забормотал какие-то новые заклинания, отчего ковер полетел быстрее, хотя и ненамного.

– А интересно, они уже там обнаружили, что князь Григорий мертв? -задумчиво произнес Василий.

– Обнаружили, не обнаружили – какая разница, – заметила баронесса. – Не Григорий, так другой появится. Но если они уже нашли его растерзанный труп, то вполне могли снарядить за нами погоню.

– Например, отряд боевых самолетов, – не то всерьез, не то со скрытой иронией подпустил майор. – Так сказать, эскадрон ковров летучих…

– Кишка тонка, – ухмыльнулся Чумичка. – Ковров-то у них навалом, да пользоваться ими никто не умеет. А что до князя Григория, так нет ничего проще. – С этими словами Чумичка извлек из декольте блюдечко с золотым яблоком и попросил: – А ну-ка, золотое яблочко, покатись по блюдечку, покажи нам князя Григория!

И действительно, яблочко покатилось по краю блюдца, и на нем появилось изображение – сначала мутное, а потом все более различимое – лица князя Григория крупным планом.

– Классный телевизор! – восхитился майор Селезень.

Тем временем невидимая камера как бы отъехала и показала общий план -живой и здоровый, но с повязкой на шее, князь Григорий сидел за столом и что-то говорил своим подчиненным.

– Выходит, слухи о смерти князя Григория оказались несколько преувеличенными, – только и смог сказать Василий.

– Опять я дал маху, – печально произнес Чумичка. С этими словами он вновь привалился к Каширскому и захрапел.

Над ковром-самолетом повисло тяжелое молчание, перебиваемое лишь порывами все крепчавшего ветра и звуками дождя. Где-то в отдалении прогремел гром. Путники, каждый по-своему, думали об одном: о напастях, ожидающих в самом ближайшем будущем Кислоярское царство и лично царевну Татьяну Дормидонтовну со стороны злобного и мстительного князя Григория.

Неловкое молчание прервал Дубов:

– Господа, когда я рассказывал насчет Рыжего и убийства князя Владимира, вы мне время от времени задавали вопросы, на которые я отвечал в том смысле, что дайте срок, поговорим и об этом. Так вот, теперь давайте поговорим и об этом. Как вы знаете, наша удивительная эпопея началась с того, что мне позвонили по телефону и сообщили, что давно разыскиваемый мною маг и чародей Каширский скрывается на Гороховом городище. Теперь я с уверенностью могу сказать, что это был голос Рыжего!

– Как, Рыжего? – изумился майор. – Разве между параллельными мирами существует телефонная связь?

– Да нет, звонил Рыжий как раз из «нашего» мира. Он, так же как и его враг Каширский, знает о свойствах каменных столбов и время от времени путешествует из одной реальности в другую. И это многое объясняет. Прежде всего – приказ Чумичке избавиться от нас после завершения операции «Троянская невеста». Это вовсе не от неприязни к нам – просто Рыжий хотел сохранить «окно» на городище в тайне и не превращать его в проходной двор.

– Но для чего он звонил вам? – недоуменно спросил майор.

– Рыжий хотел избавиться от Каширского, – стал терпеливо объяснять Василий, – но сам не мог это сделать. Однако, бывая в «нашем» Кислоярске, он узнал и о художествах Каширского, и о моих попытках его поймать. Потому и позвонил мне, чтобы я «взял» Каширского на Гороховом городище. А если не удастся, то Рыжий готов был пойти и на то, чтобы я следом за Каширским отправился в «параллельный» мир и поймал его там. Естественно, домой он бы меня уже не отпустил. Но когда Рыжий узнал, что в Царь-Город я иду не один, а с целой компанией, он тут же несколько переиграл свои планы и постарался использовать создавшуюся ситуацию на все сто процентов. Единственное, чего он недоучел – так это наших отношений с Чумичкой.

– И что же нам теперь делать? – с некоторой растерянностью спросила Чаликова.

– Мы нанесем ответный удар! – с воодушевлением заявил Селезень.

– И у вас есть план, как это сделать? – поинтересовался Василий.

– Пока что нет. Но мы должны любое обстоятельство обернуть себе на пользу. Что мы, глупее Рыжего?

– Ну, не знаю, – с некоторой иронией заметила госпожа Хелена. – Вот, например, этот противный дождь и гроза. Ума не приложу, как вы думаете обратить их на пользу?

Тут, словно в ответ на слова баронессы, разразился оглушительный раскат грома, и ослепительная молния озарила небеса. От грохота проснулся Чумичка:

– Э, да нам пора опускаться.

– Что, уже прилетели? – удивилась Чаликова.

– В такую грозу летать опасно. – Не вдаваясь в дальнейшие объяснения, Чумичка принялся нашептывать очередную порцию заклинаний, и ковер-самолет стал медленно снижаться.

– Я же говорил – нелетная погода, – прокомментировал Селезень. -Вынужденная посадка. Пристегните ремни.

Немного покружив над полянкой посреди леса, ковер опустился на мокрую траву. Пассажиры с облегчением вздохнули – полет и вправду оказался очень уж беспокойным.

– Давайте тогда уж переоденемся, – предложила Чаликова, и они с Чумичкой удалились за большущую елку, где Надя отдала Чумичке его промокший кучерский кафтан, а сама облачилась в столь же влажные царевнины наряды.

– По моим подсчетам, мы уже на подступах к Царь-Городу,– заметил майор Селезень.

– Да, совсем недалеко, – подтвердил Чумичка. И пояснил: – Где-то поблизости загородный царский терем.

– Ну и что же нам теперь делать? – задалась практическим вопросом Чаликова.

– А что делать? – вздохнул Дубов. – Мое предложение такое: дождемся, когда гроза кончится, полетим к Гороховому городищу, построим шалаш и подождем до следующего полнолуния. А Чумичка возвратится в город и скажет Рыжему, что задание выполнено. Вот только с ним как быть? – Василий указал на Каширского. – Но, к сожалению, ничего лучшего я вам, господа, на данный момент предложить не могу.

– А как же «Джип»? – вдруг вспомнил Селезень. – Я им его дарить не намерен!

Однако Василий не успел ничего ответить, так как невдалеке послышались характерные звуки охотничьих рожков.

– Что это? – вздрогнула баронесса.

– Царская охота, – кратко пояснил Чумичка.

– В такую погоду?! – изумилась Чаликова.

– А что? – невозмутимо пробасил майор. – Ничего удивительного. Должно быть, в хорошую погоду Его Величество играет в свою любимую лапту, а в такую – охотится.

– Между прочим, это наш единственный шанс, – сказал Василий.

– В каком смысле? – не поняла Надя.

– Пробраться к царю и все ему объяснить.

– Рискованно, – покачала головой баронесса. – Хорошо если нам удастся его убедить, а если нет? Он ведь может нас просто «выдать с головой» Рыжему, и тогда спасения ждать неоткуда.

– А я считаю, что надо рискнуть, – заявил Селезень. – Василий Николаич прав – это единственный шанс вернуть «Джип».

– Да, но как это осуществить практически? – задумался Дубов. -Наверняка ведь к Дормидонту так просто не подойдешь – здесь кругом всякие охранники, стрелки, егеря или как они тут называются.

– Эх, жаль, не прихватил я из амбара парочку шапок-невидимок, -посетовал Чумичка. – Ну да ладно, чего-нибудь придумаем.

Дождь немного приумолк, и путники, волоча так и не пришедшего в сознание Каширского по земле, двинулись прямо через лес в ту сторону, откуда все явственнее доносились звуки рожков. Дубов и Чумичка тащили скатанный в рулон ковер-самолет и прочий волшебный скарб. Очень скоро за деревьями показалась поляна, посреди которой стоял шатер с крышей, но без стен, а внутри него на походных стульях восседал собственной персоной царь Дормидонт вместе со своими приближенными. Похоже, заняты они были не столько охотой, сколько бражкой и пенными медами.

– Александр Иваныч, дайте бинокль, – попросила Надя. – О, какая милая картина!

– Что вы там увидели, Наденька? – нетерпеливо спросил Дубов.

– Я хотела узнать, кто бражничает, то есть охотится вместе с царем, -объяснила Чаликова. – Ни Рыжего, ни Борьки я не заметила. Да и вообще знакомых лиц что-то не видно… – Надя еще раз глянула в бинокль. – А, ну вот и знакомое лицо – градоначальник князь Длиннорукий.

– По-моему, нам повезло, – радостно потер руки Василий. – Ведь князь – ярый враг Рыжего.

– Да, но при всем при том он весьма лояльно относится к князю Григорию, – возразила баронесса.

– Ничего, – вступил в беседу майор, – в данный момент наша стратегическая задача – нейтрализовать Рыжего. А пока князь Григорий будет залечивать раны, успеем отступить на исходную позицию.

– Чего-чего? – не поняла Надя.

– Ну, починим «Джип» и вернемся домой, – объяснил Селезень.

Чумичка тем временем что-то бормотал – вспоминал некие подзабытые заклинания. И, кажется, кое-что вспомнил:

– Иваныч, мы с тобой побудем медведями, пока Василий с Надеждой и госпожой баронессой пройдут к царю, – сказал он и, не дожидаясь согласия майора, сделал энергичный жест и что-то прошептал. Результатом этих манипуляций стали два медведя – один покрупнее, а другой помельче. Раздвигая ветки, оба проследовали к краю поляны. Два царских охотника, оказавшихся там в этот момент, взяли на изготовность рогатины, но неожиданно тот медведь, что покрупнее, бросился прямо на них, выхватил лапищами обе рогатины и огрел ими же охотников по головам, а затем проревел медвежьим голосом, но человеческими словесами:

– А животных убивать нехорошо. – После чего, немного подумав, добавил еще несколько слов неподцензурного звучания, услышав которые, оба охотника чуть не замертво свалились прямо на траву. Второй медведь убежал обратно в чащобу и вскоре вернулся оттуда вместе с Дубовым, баронессой и Чаликовой. Когда они оказались на поляне, меньший медведь сотворил лапами некое знамение и вернулся в облик Чумички, а его невоздержанный на язык сотоварищ вновь стал майором Селезнем.

Теперь путь оказался свободен, и все пятеро направились к царскому шатру. Вернее, шестеро – если считать еще и чародея Каширского, которого они тащили прямо по траве.

– Кто такие? – не очень-то ласково встретил их личный охранник Дормидонта, вскинув пику. Он сидел перед шатром на мокрой траве. Майор уже собрался было и его послать туда же, куда и царских охотников, но вмешался Василий:

– Мы к Государю. По важному делу.

Тут уж и сам Дормидонт Петрович оторвался от застолья и, грузно поднявшись из-за стола, ласково глянул на нежданных гостей:

– Ну, с чем пожаловали, понимаете ли? Э, да вы совсем продрогли с дорожки-то! Данилыч, налей им зелена вина.

– Нет-нет, нам теперь не до зелена вина, – торопливо заговорил Дубов. – Великий Государь, мы – члены той самой группы, что сопровождала лже-царевну до князя Григория. А вот, – Василий указал на Чаликову, – она сама.

Услышав такое, Дормидонт Петрович плюхнулся обратно в кресло. Остальные, кто был за столом, принялись мелко креститься, приговаривая: «Свят-свят-свят!».

Первым опомнился Дормидонт:

– Постойте, так ведь вы же покойники!

Почувствовав, что майор уже собирается, невзирая на лица, ответить, какие они покойники, Чаликова поспешно заговорила:

– Нет-нет, мы живы, хоть и были на волосок от смерти.

– Странно, а мне говорили, что вы погибли, защищая честь Государя и царевны. Я уж велел по вам панихидку во всех церквах отслужить, понимаешь…

– Кто вам это сказал? – вырвалось у баронессы.

– Как кто? Рыжий, конечно!

– Прохвост он, ваш Рыжий, – не удержался майор Селезень.

– Я всегда это говорил! – радостно встрял градоначальник князь Длиннорукий, – а ты мне, великий Государь, не верил!

– Погоди, Михалыч, не суетись, – осадил князя Дормидонт. – Давайте разберемся. Объясните мне, почему это Рыжий – прохвост?

– Потому что похоронил нас прежде времени, – заявил майор.

– Дормидонт Петрович, а Рыжий сообщил вам, откуда он узнал о нашей гибели? – вежливо спросила Чаликова.

Царь на минутку призадумался.

– Ну, он же ведь, знаете ли, все знает. А уж откуда…

– А дело было так, – сказал Дубов. – Рыжий отправил нас к князю Григорию и дал в сопровождающие своего колдуна, – Василий указал на Чумичку. – А после выполнения задания Чумичка, по плану Рыжего, должен был нас ликвидировать, и таким образом все лавры достались бы самому Рыжему. Но Чумичка оказался порядочнее, чем думал Рыжий, и не стал нас губить.

– Это правда? – строго спросил царь у Чумички.

– Истинно так, Государь, – кратко ответил колдун.

– Но задание мы все-таки выполнили, хотя бы частично, – заметил Василий и указал на Каширского. Незадачливый маг только теперь немного оклемался – он лежал, по-прежнему закутанный в простыню, и бессмысленно хлопал глазами.

– Кто таков? – поморщившись, спросил Дормидонт Петрович.

– Каширский, – не без гордости сообщил детектив. – Тот самый злодей-чародей, что посоветовал князю Григорию жениться на Танюшке… то есть на Татьяне Дормидонтовне.

– Так вы, сударыня, и есть моя Танюшка? – вдруг оборотился царь к Чаликовой. Та с легким реверансом кивнула, впрочем, не уточняя, что царевной была лишь до определенного момента, а затем уступила это почетное звание колдуну Чумичке.

– Погоди, великий Государь, – вдруг вмешался в беседу князь Длиннорукий, – а где ж тогда настоящая царевна?

– Рыжий сказывал – в надежном месте, – припомнил Дормидонт. – А кстати, где?

– Сейчас узнаем, – пробурчал Чумичка. – Дайте-ка сюда тарелочку…

Баронесса фон Ачкасофф, покопавшись в багаже, достала блюдечко с золотым яблоком. Чумичка разложил все это на столе прямо перед царем и велел:

– Яблочко золотое, покажи нам, где царевна!

Яблочко покатилось по тарелочке, и вскоре показало Танюшку, лежащую в полуобнаженном виде на широкой кровати. Но она была не одна – рядом с ней, жарко лаская царевнины груди, находился почти полностью обнаженный Рыжий. Интерьер комнаты, где происходила сия эротическая сцена, не оставлял сомнения, что греховные деяния имели место быть в тереме Рыжего.

– Ну, блин, прямо как у нас на ночном канале! – вполголоса пробормотал майор. Приближенные царя, незнакомые с достижениями современной цивилизации в лице ночного вещания, столпившись возле блюдечка, скабрезно хихикали, тщетно пытаясь придать своим лицам вид возмущенный и оскорбленный.

Дормидонт Петрович резко встал из-за стола, и смешки стихли.

– Поехали! – решительно заявил царь. – Ну ужо я ему задам!

– Задай-задай, – подпустил градоначальник, – пусть знает, невежа безродный, как с царской дочкою греховодить!

Царь гневно взглянул на Длиннорукого, отчего тот стал как будто ниже ростом. А слуги тем временем уже запрягали коней в царскую карету – такую же, на которой лже-царевна со свитой ездила к князю Григорию, но только не золотую, а серебряную.

– Господа, – немного успокоившись, обратился Дормидонт Петрович к сотрапезникам, – продолжайте охотиться, а я вас ненадолго оставлю. Вот подвезу наших друзей до городу, с Рыжим разберусь – и назад.

– Государь, можно мне с тобой? – вызвался князь Длиннорукий.

– Нет! – отрезал царь. И, смягчившись, добавил: – Тут, Михалыч, дело семейное, сами разберемся. – И с этими словами он размашистым шагом направился к карете. Путешественники, волоча за собой Каширского, поспешили следом.

Пока лихая тройка мчала царскую карету в Царь-Город, Дормидонт Петрович вел со своими попутчиками душевную беседу.

– Вот этот вот, значит, и есть тот самый Каширский? – переспросил царь, указывая на плененного чародея. – Хорош, нечего сказать! Так это ты, злыдень, уговорил князя Григория домогаться моей Танюшки?

Тут Каширский не то в полусознании, не то в полубреду, забормотал:

– Даю вам установку…

– А пошел ты какать со своими установками, – проворчал Чумичка. Он сидел на боковой лавочке и не спускал глаз с Каширского, по-прежнему лежавшего завернутым в простыню прямо на полу кареты.

– Дормидонт Петрович, что вы намерены теперь предпринять? – осторожно спросил Дубов.

– А чего думать? – тут же откликнулся царь. – Танюшку – в Симеонов монастырь, а Рыжего – в темницу. Нет, ну потом я их конечно, прощу, может быть даже выдам Танюшку за Рыжего, от греха, понимаешь, подальше, но теперь – задам им по первое число! С кем, это самое, шутки шутить задумали!.. – С этими словами Дормидонт достал из-под царского кафтана фляжку и слегка отхлебнул.

– Совсем как наш Серапионыч, – шепнула Чаликова баронессе.

Похоже, что приложение к фляжке подействовало на монарха несколько умиротворяюще, и он, оборотившись к попутчикам, сказал:

– Хорошо, что вы все-таки, понимаешь, захватили этого шелапута Каширского. Так что просите, чего хотите.

Майор Селезень открыл рот, но Чаликова, сообразив, что он хочет замолвить словечко за свой любимый «Джип», поспешно заговорила сама:

– Государь, нам от вас ничего не нужно. Наоборот, я хотела бы попросить вас за Татьяну Дормидонтовну – не отправляйте ее в монастырь! А другая просьба – если посадите Рыжего в темницу, то не выпускайте его раньше чем через месяц.

– Почему именно через месяц? – вполголоса удивленно спросил майор у баронессы.

– Вы разве забыли – только через месяц, в следующее полнолуние, мы сможем отсюда выбраться, – так же тихо ответила госпожа Хелена.

Царь с любопытством глянул на Чаликову:

– Впервые вижу таких бескорыстных просителей. Ну что же, насчет Танюшки не обещаю, а насчет Рыжего – с удовольствием. Обычно когда я его наказываю, то прощаю через неделю, но уж на этот раз, понимаешь…

– И еще, – добавил Дубов, – распорядитесь, чтобы Каширского охраняли со всей строгостью и бдительностью – это очень хитрый и изворотливый тип.

– Я поставлю этот вопрос под свой личный надзор, – заверил Государь и даже топнул ногой, угодивши Каширскому царственным каблуком по срамному месту, отчего тот снова впал в забытье.

Конечно же, Каширский не всегда был темным магом и чародеем, способным влиять на судьбы государств и народов. Все началось много лет назад с невинного, казалось бы, увлечения гипнозом, телепатией и прочими таинственными явлениями, которые советская наука считала необъяснимыми и, следовательно, антинаучными.

В то время скромный участковый врач в областном центре средней величины, Каширский одним прекрасным днем отправился по вызову к некоей пациентке, при ближайшем рассмотрении оказавшейся весьма симпатичной и почти молодой женщиной. Дама разделась, доктор ее внимательно выслушал и нашел практически здоровой, после чего радушная хозяйка, забыв одеться, принялась потчевать гостя чаем, а тот ее – научно-популярными рассказами о гипнозе, экстрасенсах и чудесах биоэнергетики.

– И вообще, сударыня, у меня создалось впечатление, что наши с вами ауры совпадают, – заметил Каширский после второй чашки.

– Так давайте проверим! – радостно подхватила хозяйка и стала расстегивать на биоэнергетике-любителе верхнюю одежду…

Едва доктор и его пациентка с удовлетворением констатировали, что их ауры вполне совместимы, а биоритмы даже почти полностью идентичны, как во входных дверях противно заскрежетал ключ.

– Это муж! – вскричала хозяйка. – Боже мой, что сейчас будет…

Поняв, что отступать некуда, Каширский сконцентрировал всю биоэнергию, оставшуюся у него после совмещения аур, и, вытянув руки в сторону входящего в комнату супруга, заговорил придушенным голосом:

– Даю вам установку, что в комнате никого нет!

– Куда это она ушла? – удивился муж, глядя сквозь мелко дрожащую на кровати супругу. – Говорила, что вся такая больная…

– Да здесь я, дорогой мой, – проговорила хозяйка, поплотнее укрывшись одеялом.

– Кроме вашей супруги, – поспешно поправился Каширский.

– Странно, душенька, а мне показалось, что тебя нет, – удивленно вскинул брови супруг. Каширский же, накинув на себя что попало, незаметно выскочил из квартиры, пока не закончилось действие его «установки».

На следующий день к нему на прием пришел человек, в котором он узнал вчерашнего супруга.

– Ну все, мне крышка! – побледнел доктор, однако пригласил гостя присесть. – На что жалуетесь, пациент?

Пациент запустил руку в карман, а Каширский на всякий случай прикрылся стетоскопом. Однако супруг вытащил не пистолет, а цветастые трусы, в которых доктор узнал свои.

– Понимаете, доктор, мне кажется, что моя жена мне изменяет, -заговорил супруг. – И я даже вчера как будто видел ее любовника, но в то же время как бы и не видел. Я не знаю, как это объяснить, но вы, доктор, меня понимаете…

– Да-да, конечно же, – сочувственно закивал Каширский. – Это весьма распространенное явление. Так сказать, галлюцинации на почве беспричинной ревности.

– Но эти трусы…

– А это материализовавшаяся психологическая энергия ваших отрицательных эмоций, принявшая ту форму, которую ей придала ваша нездоровая фантазия, – логично объяснил Каширский. – Старайтесь доверять своей супруге, побольше дышите свежим воздухом, введите в свой рацион свежие овощи и фрукты – и все пройдет, уверяю вас!

Обнадеженный супруг покинул кабинет участкового, а Каширский подумал: «Черт побери, значит, и я на что-то способен!».

И вот с этого-то, казалось бы, почти что анекдотического случая, и начался тот извилистый путь, который в конце концов привел Каширского ко двору князя Григория.

Царская карета въехала в город и, процокав по мостовым, остановилась возле терема Рыжего. Стараясь не привлекать к себе излишнего внимания, Дормидонт и сопровождающие его лица поднялись на второй этаж, где располагалась спальня хозяина. Царь решительно распахнул дверь, а остальные тактично остались в коридорчике. Впрочем, через полупритворенную дверь им все было хорошо слышно, а кое-что и видно.

– Что это вы, понимаешь, удумали?! – гремел из спальни царственный голос Дормидонта Петровича. – Я тебе доверил дочерь мою, а ты…

– Государь, я люблю Татьяну Дормидонтовну и прошу вас ее руки, -донесся из спальни невозмутимый голос Рыжего.

– Батюшка, благослови нас! – заголосила Танюшка, после чего из спальни раздался невнятный стук.

– Это они на колени встали, – пояснил Дубов. Баронесса изловчилась заглянуть в спальню и убедилась в правоте Василия – Рыжий и Танюшка действительно стояли на коленях перед Дормидонтом Петровичем, но одеты (или, вернее, раздеты) были почти так же, как во время последнего яблочно-блюдечного телесеанса.

Однако, судя по всему, царь отнюдь не спешил благословить молодых на счастливый брак.

– Жаль, не прихватил я своего посоха, – зарычал Государь, – а то благословил бы вас так, что потом бы, понимаешь, бока год ныли! А тебя, дочка моя разлюбезная, выдам замуж за князя Длиннорукого…

– Только не это! – с ужасом завопила Танюшка. – Ведь он же старый и лысый!..

– Зато положительный человек, – уже несколько успокаиваясь, ответил царь. – И вообще, нечего рассуждать, когда царь велит. А ты, зятек соломенный, собирайся – засажу тебя на месяц в темницу.

– Как прикажешь, Государь, – совершенно спокойно и даже почти весело ответил Рыжий. Казалось, он был рад, что так легко отделался. – Позвольте только сдать текущие дела.

– Это верно, – согласился Дормидонт Петрович, – дела сдать нужно. Ну ничего, в темнице и сдашь.

– Мне хотелось бы, чтобы их принял Борька, – попросил Рыжий, надевая кафтан прямо поверх исподнего.

– Ну, Борька так Борька, – не стал спорить царь. – А кстати, знаешь ли ты, поганец, отчего я тебя так мягко наказал?

– На все ваша воля, царь-батюшка, – с низким поклоном молвил Рыжий.

– А вот и не моя. Госпожу Чаликову благодари, это она, чистая душа, за тебя попросила!

– Что?! – вскочил Рыжий. – Она жива?

– Жива, разумеется. И не токмо она. – Государь распахнул двери спальни. На пороге стояли Дубов, Чаликова, майор Селезень, баронесса Хелен фон Ачкасофф и Чумичка. При их виде Рыжий беззвучно раскрыл рот и стал медленно оседать на постель.

Вскоре Дормидонт Петрович покинул терем, прихватив с собой Рыжего, Каширского и Танюшку – первых двоих для доставки в темницу, а третью – не то в монастырь, не то под домашний арест. Удалился и Чумичка, и гости остались одни (если не считать немногочисленной прислуги) в доме Рыжего, где им предстояло провести почти месяц – до следующего полнолуния.

– По правде говоря, у меня сейчас одно-единственное желание – от всей души выспаться, – призналась Надя.

– Аналогично, – коротко добавил Селезень. Госпожа Хелена и Василий Дубов тоже откровенно позевывали – действительно, за последние несколько ночей нашим путникам поспать почти не довелось.

Все четверо разбрелись по своим горницам, но вволю отоспаться им не удалось и на сей раз – причиной преждевременного пробуждения стали крики и вопли, доносившиеся с улицы.

– Все ясно – народ выражает радость по поводу очередной опалы Рыжего, – спросонья пробормотал Василий, с трудом подымаясь с постели. Но в данном случае проницательный сыщик несколько промахнулся – ликование было вызвано не политическими, а скорее техническими причинами. По улице несколько человек богатырской внешности толкали майорский «Джип», а сзади валила городская толпа. В кабине важно восседал уже знакомый путникам Борька – тот самый, которому Рыжий, отправляясь в темницу, собирался сдать дела. «Дорвался до руля», неприязненно подумал Василий. «Джип» завели во двор, и толпа разочарованно разбрелась. А уже через несколько минут Дубов, Чаликова, майор и баронесса принимали в гостиной комнате Борьку и одного из «богатырей», которого преемник Рыжего представил как кузнеца и народного умельца Прова Викулыча.

– Вот, Александр Иваныч, тот человек, что починил вашу самоходную телегу, – сообщил Борька.

– Да там всегой-то одна какая-то хреновина полетела, на которой искорка проскакивает, дак я ее маненько подковал и взад присобачил, -почесывая огромную черную бороду, неожиданно высоким голоском промолвил Пров Викулыч. – Должна работать. – И, немного подумав, добавил: – Овродя бы.

– Ну так пойдем, Викулыч, посмотрим, в чем там дело, – обрадовано вскочил Селезень.

– Погодите малость, – удержал его Борька. – У меня к вам предложение от нашего Государя – стать одним из Царь-Городских воевод.

– Передайте Государю мою признательность, – прогудел майор уже из дверей, – но я предпочел бы остаться простым консультантом.

– Кем-кем? – не разобрал Борька.

– Ну, советником. – Дверь за Селезнем и Викулычем закрылась. Борька непринужденно уселся за стол:

– Государь просил передать, что вы можете жить здесь, сколько вам будет угодно.

– Мы не хотели бы злоупотреблять гостеприимством Государя, -дипломатично ответил Дубов, – и, скорее всего, через месяц покинем Царь-Город.

– Но, может быть, у вас имеются какие-то пожелания? – продолжал допытываться Борька.

– Единственное – неусыпно следите за Каширским. Не давайте ему ни малейшего шанса сбежать!

– Учтем, – тряхнул кудрями Борька. – Ну что ж, мне пора. Если что, обращайтесь прямо ко мне. – И преемник Рыжего резво покинул гостиную, едва не столкнувшись в дверях с майором Селезнем.

– Ну, Викулыч – молодец, – радостно загромыхал майор, – Починил машинку так, что любо-дорого! Можем ехать хоть сейчас.

– А бензина до городища хватит? – с сомнением спросила баронесса.

– Должно хватить, – уверенно ответил Александр Иваныч. – В крайнем случае горилкой заправим. Доберемся!

За ужином Василий сообщил:

– Я тут побывал в рабочем кабинете нашего радушного хозяина и, уж извините, это чисто профессиональное, немного покопался в его бумагах.

– Ну и как? – живо заинтересовалась баронесса.

– Там я нашел тетрадку с его личными записками – нечто вроде дневника. Но большая часть записей сделана на иностранных языках – кажется, на немецком и французском. Сам я ими, увы, не владею…

– Разберемся, – уверенно пробасил майор Селезень. – Хотя мне как офицеру претит рыться в чужих бумагах.

– Ничего, Александр Иваныч, это пятно на вашей офицерской чести мы возьмем на себя, – успокоила его Чаликова.

– Лично я как историк просто обязана копаться в чужих бумагах, -заметила баронесса. – Это мой профессиональный долг!

После ужина все прошли в кабинет Рыжего, и Василий продемонстрировал ученическую тетрадку, почти до половины исписанную мелким почерком – судя по всему, и тетрадь, и шариковую ручку, коей были сделаны записи, Рыжий приобрел во время одного из нелегальных визитов в тот мир, из которого прибыли Дубов и его спутники.

– Между прочим, это лучший способ шифровки, – заметила баронесса. -Насколько я понимаю, здесь иностранными языками никто не владеет.

– Только Рыжий, – задумчиво добавила Чаликова. – Странно…

– Тут записи последних нескольких дней, – пояснил Дубов. – Более ранние дневники он, должно быть, хранит в другом месте. Вот здесь, на первых страницах, текст, как я понял, по-французски. Может быть, кто-то из вас владеет этим языком?

– Я владею, – к общему изумлению заявил майор Селезень. И пояснил: -Когда-то я состоял при советском военном атташе в солнечном Кот д'Ивуаре, вот маленько и научился.

Взяв тетрадку, майор начал, то и дело останавливаясь и подбирая слова, переводить текст «с листа»:

– «Часто я задаю себе вопрос – а правильно ли я поступаю, проводя в Кислоярском царстве реформы, имеющие целью вывести его из векового застоя и поднять на уровень современной европейской цивилизации? Оправдан ли такой эксперимент? Этот мир как бы застыл на уровне тринадцатого века и за несколько столетий не создал ничего нового ни в науке, ни в технике ни в искусстве, ни в общественном развитии – ни в чем. Нет, я, конечно, понимаю, что произвести за два десятка лет скачок через несколько веков – дело нереальное, но хоть что-то могу я сделать? Помню, какое сопротивление вызвала в обществе постройка городской канализации – а ведь люди довольны, что живут не в такой грязи, как раньше. То, что бояре ропщут – так я же прекрасно понимаю, что им не дает покоя моя личность и мое влияние на царя, какое им и не снилось, но канализацией-то господа бояре вовсю пользуются. Я пытаюсь на личном примере внести в мрачную архитектуру и неудобную планировку Царь-Городских изб и теремов нечто новое – изолированные комнаты, широкие окна, открытые веранды – и вижу, что людям это нравится и что если бы не проклятая вековая косность, то многие давно уже перестроили бы свои дома на новый лад. В какой-то момент я начинал думать, что это перст судьбы – то, что при царе Дормидонте появился такой человек, как я, способный привнести в здешнее общество прогрессивные плоды цивилизации и в то же время оградить его от побочных отрицательных явлений. Но вот я узнал, что между мирами путешествует и некто мосье Каширский. Поначалу я принимал его за обычного авантюриста, мага-недоучку, но когда боярин Андрей продемонстрировал подаренный Каширским пластмассовый крест от Кислоярских кооператоров, то стало ясно – государство в опасности. И тем более, что Каширский имеет какие-то дела с князем Григорием. А когда мне стало известно, что Каширский наследил и в том мире, я разработал план…» На этом французская запись обрывается, – сообщил Селезень, возвращая тетрадку Дубову, – а дальше по-русски.

– Ну, что за план придумал Рыжий, нам теперь ясно, – заметил Василий. – Я уже заметил, что в тетрадке есть записи и на русском языке, но особо в них вдаваться не стал.

– Ну так зачитайте, – предложила Надя. Дубов перевернул страницу и прочел:

– «Надо бы наконец-то определиться в моих отношениях с Т. – люблю ли я ее по-настоящему?..»

Однако в этот момент чтение было прервано самым неожиданным образом -из роскошного камина, главного украшения гостиной, раздался невообразимый грохот, и оттуда прямо на пол со страшным шумом вывалилась ступа с перепачканной в саже и копоти Бабой Ягой.

– Ба, кто к нам пожаловал! – обрадовался майор, которому уже порядком наскучило изучение дневников Рыжего.

– Что, не ждали? – радостно зашипела гостья и, выставив метлу вперед, двинулась на застывших в замешательстве обидчиков.

Поняв, что промедление смерти подобно, майор схватил со стола подсвечник и запустил им в Бабу Ягу, но та с гнусным хохотом ловко увернулась. Одним прыжком она оказалась перед Александром Иванычем, резко взметнулось помело, и могучее тело майора беспомощно плюхнулось на пол, по дороге разнеся в щепки добротную дубовую табуретку. Первый успех только раззадорил ведьму, и она прицелилась к следующей жертве – баронессе. Однако та, не дожидаясь нападения, схватила глиняный горшок – тот самый уникальный горшок, лично подаренный Рыжим – и осторожно, стараясь не разбить, напялила его на голову разбушевавшейся хулиганке. Из-под горшка доносились невнятные, но грозные вопли. Баба Яга сделала несколько неверных шагов и, зацепившись ногой за обломки табуретки, упала рядом с Селезнем. Исторический горшок, к ужасу баронессы, разбился на мелкие кусочки, и непрошеная гостья продолжила свои бесчинства. Поняв, что так просто ее не угомонить, Дубов с Чаликовой стали швырять в Бабу Ягу все, что попадалось под руку, но та ловко отбивала помелом летящие в нее предметы. Когда снаряды закончились, Василий затеял фехтовальный турнир на кочерге против метлы. Ловким приемом выбив у противницы ее деревянную шпагу, Дубов начал теснить ее обратно к камину, великодушно оставляя путь к отступлению восвояси. Но тут за спиной из руин поднялся майор Селезень и схватил Бабу Ягу за шею, да так, что позвонки затрещали.

И в этот момент дверь отворилась, и на пороге возник уже знакомый нам глава сыскного приказа Пал Палыч. Оглядев разгром, царящий в гостиной, он деликатно кашлянул:

– Я тут шел мимо, услышал шум – дай, думаю, зайду…

– Да нет, мы уже сами разобрались, – устало, но довольно пробасил майор.

– Угомоните их! – неожиданно заскулила ведьма. – Они меня изнасильничать хотели!

– Что? – возмутилась баронесса, а Селезень ухмыльнулся:

– Размечталась! Пускай твой Горыныч тебя приголубливает.

– В три головы, – хихикнула баронесса. – Новый вид любви!

– Ба, старая знакомая! – обрадовался Пал Палыч, как будто только теперь разглядев налетчицу. – Давно ли тебя, сударыня Ягорова, выслали за двенадцатую версту, а ты опять к нам в город пожаловала!

– Какая ж она сударыня? – удивилась Надя. – Это ведь форменная Баба Яга!

– Ну, не знаю, – ответил глава приказа, – может быть, теперь ее кличка Баба Яга, а по нашему ведомству она числится как вдова боярина Ягорова. Они с подругами бесчинства учиняли, подбивали народ на бунт против царя-батюшки… В тот раз она избежала острога благодаря высокому заступничеству, но уж теперь – шалишь! – Повернувшись к дверям, он крикнул: – Эй, молодцы!

В гостиную вошли двое стрельцов, один из которых предусмотрительно держал в руках кандалы. Несмотря на отчаянное сопротивление ведьмы Ягоровой, она была благополучно закована в железо и уведена.

– Погодите, чего-то я хотел сказать, да из-за этой проклятой бабы все из головы вылетело, – поскреб в затылке Пал Палыч. – Ну ладно, потом вспомню. Счастливо оставаться. – И с этими словами он покинул гостиную, оставив гостей в порванных одеждах посреди дикого разгрома.

– Эх, хорошо поразмялись, – расправил плечи майор, – а теперь можно и продолжить наши, хм, интеллектуальные занятия. – С этими словами он пощупал здоровенную шишку, вскочившую у него в самой середине лба, и приложил к ней медный подсвечник.

– Ну ладно, продолжим. – Василий поправил расхристанный кафтан, извлек из-под стола тетрадку, изрядно помятую в ходе схватки, и возобновил чтение:

– «Надо бы наконец-то определиться в моих отношениях с Т. – люблю ли я ее по-настоящему? Точно знаю одно – когда я начал за нею ухаживать, моей целью было получить доступ к ее высокопоставленному родителю. Конечно, не для личной выгоды, как про меня судачат недоброжелатели, а чтобы иметь возможность делать то, что я делаю. Но она-то полюбила меня по-настоящему! За что? Не знаю. Но с удивлением понимаю, что мое чувство к ней с каждым днем становится все глубже и сильнее. И это уже вне зависимости от того, кто ее батюшка и каковы мои с ним отношения. Может быть, я ее и полюбил за ту искренность и безоглядность, с которой она полюбила меня?». – Дубов отложил тетрадку. – А дальше идет запись по-немецки.

– Разрешите мне. – Надя взяла тетрадку и стала переводить: -"Сегодня хоронят князя Владимира. Это был мой самый верный друг и сторонник преобразований, а ему приходилось изображать моего злейшего врага и таким образом служить нашему делу".

– Значит, все-таки Васятка был прав, – заметил Дубов. – Ах, извините, Наденька. Продолжайте, пожалуйста.

– «Бояре кричат, что это я заманил князя Владимира к себе под крыльцо и там убил. Знали бы они, что я лишился самого близкого друга и соратника! Он столько сделал для нашего общего дела, а я даже не могу отдать ему последний долг – из соображений конспирации. Если бы герр Дубов успел до отъезда найти истинных убийц Владимира! А с отъездом откладывать нельзя, иначе будет поздно. Конечно, я понимаю, что поступаю со своими гостями, мягко говоря, нечестно, но что мне остается делать? Если бы Дубов прибыл сюда один, то я мог бы с ним как-то столковаться. Но вместе с ним еще три человека, в том числе фройляйн Чаликова, профессиональная журналистка, и если я их выпущу, то раньше или позже тайна станет всем известна, и через Горохово городище начнут ходить все, кому не лень. И сюда мощным потоком хлынет современная цивилизация. Казалось бы, я должен этому радоваться, но опасность очень уж велика, даже более того – под угрозой окажется само существование этого параллельного мира. У меня есть все основания считать, что здесь куда скорее примут отнюдь не „Мадонну“ Рафаэля, не музыку Моцарта и не учение Льва Толстого, а алкоголь, наркотики и новейшие достижения военной индустрии. Чингисхан, вооруженный копьями и стрелами – тоже ничего хорошего, но Чингисхан с „Катюшами“, истребителями и ядерной бомбой – это уже угроза всему человечеству. К тому же аппетиты князя Григория могут и не ограничиться Кислоярским царством…» Ну вот, на этом рукопись обрывается, – закрыла тетрадку Надя.

– Ну, что скажете, господа? – Василий обвел взглядом всех присутствующих.

– По-моему, его заметки не лишены здравого смысла, – задумчиво промолвила баронесса.

– А я все равно считаю, что это низость, – заявил майор. – Какими бы высокими идеями он не руководствовался.

– Темный колдун Чумичка оказался куда порядочнее и гуманнее этого «благодетеля и просветителя», – заметила Чаликова.

– И потом, насколько господин Рыжий честен даже перед самим собой? -задалась вопросом госпожа Хелена. – Мне кажется, его дневник не лишен некоторого фразерства…

– Прохиндей – он и есть прохиндей! – рубанул Селезень. – Будь он хоть самый распросвещенный.

– Постойте! – вдруг вскрикнула Надя. – Это писал… это писал человек из нашего времени!

– Ну разумеется, – чуть заметно улыбнулся Василий. – Я об этом догадывался уже давно, а дневник лишь рассеял последние сомнения.

– Может быть, дорогой Василий Николаич, вы еще и назовете его подлинное имя? – не без некоторой доли ехидства спросила баронесса.

– Охотно назову, – совершенно серьезно ответил Дубов. – Но будет лучше, дорогая баронесса, если его имя произнесете вы сами.

– Каким это образом? – изумилась баронесса.

– Хотя в следственной практике такие методы и не поощряются, но я вам задам парочку наводящих вопросов, – усмехнулся Василий. – Помните, баронесса, вы как-то говорили, что как будто где-то видели лицо Рыжего, но не можете вспомнить, где.

– Да, действительно, – подтвердила Хелен фон Ачкасофф. Дубов радостно потер руки:

– Так вот, вы могли его видеть не живьем, а на фотографии двадцати или более летней давности. В то время цветное фото еще не было распространено, а на черно-белом цвет волос не всегда соответствует действительности…

– Толя! – вскричала баронесса. – Толя Веревкин!

– Какой еще Толя Веревкин? – удивился майор.

– Тот самый студент из группы профессора Кунгурцева, который исчез на несколько дней на Гороховом городище, потом нашелся, а через некоторое время утонул в Финском заливе, – спокойно объяснил Дубов. – Я ничего не напутал?

– Да, так оно и было, – подтвердила госпожа Хелена. – Но теперь ясно, что он лишь инсценировал свою смерть, а сам перебрался сюда, в Царь-Город. – И тут баронесса переменилась в лице и со всей силы хлопнула себя кулачком по лбу. После чего вскочила и бросилась отплясывать нечто среднее между гопаком и канканом, отчего из нее посыпались рукописи и свитки.

– Крыша поехала! – радостно констатировал майор.

– Нет, это мы поехали! – завопила баронесса. – Мы можем хоть сейчас возвращаться домой!

– Не понял? – переспросил майор.

– А полнолуние как же? – удивилась Чаликова.

– Так ведь Толя Веревкин ходил туда-сюда, не дожидаясь никаких полнолуний, – радостно голосила баронесса, продолжая приплясывать. – Нам он сказал, что «окно» действует три дня в течение полнолуния, а сам пропадал неделю.

– Ну да, – отозвался Дубов, – а нам, выходит, просто голову заморочил, чтобы задержать в Царь-Городе.

– Ну так по коням! – взревел Селезень.

Майорский «Джип» несся по проселочной дороге на такой скорости, что случись тут инспектор ГАИ – и майор надолго лишился бы прав. Но гаишники здесь не случались. Встречные же селяне лишь истово крестились, а то и грозили кулаками вослед «чертовой телеге». Из-под мишленовских покрышек разбегались в разные стороны гуси и свиньи. Встречная телега с сеном, запряженная снулой лошадкой, при приближении «Джипа» лихо рванула с дороги. И лошадка внезапно выказала такую прыть, что сено полетело через придорожную канаву вместе с возницей. Дубов, стянув с себя красный кафтан с оторванным в последней потасовке рукавом, размахнулся и швырнул им в здоровенного борова, с недовольным хрюканьем покинувшего придорожную лужу. Баронесса, словно Свобода на баррикадах, размахивала какой-то здоровенной грамотой – видимо, ценным историческим документом. Но когда сей документ вырвался из ее ручек, она даже и не посмотрела ему вослед. А документ, порхая на облаке пыли, плавно крутясь, опустился к ногам некоего старичка, и тот живо подобрал его – видать, на самокрутки. Чаликова радостно обнимала Дубова и в порыве чувств хотела помочь ему вслед за кафтаном снять и остальные одежды. Глядя на них, и майор рванул на груди рубаху.

– Эх, прокачу! – радостно пробасил Селезень, и машина с развеселой компанией, подымая клубы пыли, влетела в сумеречный лес. Солнце опускалось за горизонт. До городища было рукой подать.