"Планета туманов. Сборник научно-фантастических повестей и рассказов." - читать интересную книгу автора (Шалимов А., Шейкин Аскольд, Ларионова Ольга,...)ЛЕВ СТЕКОЛЬНИКОВ ПРЕДУПРЕЖДАЕТ "МЕРКУРИЙ-1"— Говорит рейсовый планетолет "Заря"! Говорит рейсовый планетолет "Заря"! В результате столкновения с неизвестным космическим телом сохранилась только носовая часть корабля с каютой штурмана (носовой отсек). Спаслись двое: штурман "Зари" Руал Петерсен и пассажир Алексей Донцов. Судьба остальных членов экипажа и пассажиров неизвестна. Катастрофа произошла в 14 часов по земному (московскому) времени, 20 июля 2064 года в семидесяти миллионах километров от Земли и в двадцати пяти миллионах километров от Марса. Прошу срочной помощи! Прошу срочной помощи! Перехожу на прием! Перехожу на прием!.." Штурман откинулся в кресле и напряг слух. Минута, вторая, третья… тишина. Работает ли передатчик? Петерсен посмотрел на щит управления. Знакомые, чуть подмигивающие, разноцветные огоньки сказали ему, что аварийные автоматы работают: искусственная гравитация поддерживается в пределах нормы, воздух, тепло и свет поступают в носовой отсек, а обломок корабля мчится куда-то, медленно вращаясь… Но куда он мчится? Телеэкраны кругового обзора не работали: их матовые овалы отражали только зеленые, синие, желтые и красные огоньки щита управления. Радио молчало. Это удивительно! На трассу Земля-Марс ежесуточно стартуют корабли, и пассажирские, и грузовые. Штурман вздохнул и подвинул к себе микрофон: "Говорит рейсовый планетолет "Заря"! Говорит рейсовый планетолет "Заря"!.." Алеша открыл глаза, пытаясь понять, где он. Удивительная комната. Пол выгнут блюдцем, а стены сходятся над головой. Похоже, что он находится внутри пирамиды. Слабый голубоватый свет струится от переносной лампы. За столом, заставленным приборами, сидит высокий худощавый старик в одежде работников космофлота. На черном рукаве блестит серебряный Сатурн знак штурмана корабля. Звучит ровный голос: — …Срочно жду помощи! Перехожу на прием!.. В глазах рябило, в ушах шумело. Голос Петерсена звучал как будто в стороне от неподвижно сидящего старика. Странно! Мысли разбегались. Никак не сосредоточиться. Вот так же плохо было, когда Саша Петров запустил футбольный мяч вместо ворот в голову Алеше. Как все тогда перепугались! Света побежала вызывать "Скорую", но Алеша потребовал отнести его домой… Мама ужаснулась… перед Алешей выплыло ее лицо. — Мама! — тихо, чуть шевельнув губами, позвал он. Всегда, когда было трудно, он звал мать. А она часто уезжала в командировки, уезжала, зная, что Алеша очень скучает. И всегда эти командировки были летом. Вот и в этом году она улетела на Марс. Там, вместе с отцом, она работала на ирригационной станции. И Алеша решил навестить ее на каникулах… Это было его первое космическое путешествие. Он подружился со штурманом "Зари". Старик часто водил его по кораблю, объяснял, как устроен космический лайнер. Очень интересно было сидеть в каюте Петерсена и рассматривать космокарты… Вспомнил!.. Он разложил карту на диване, и вдруг — толчок! Он ударился обо что-то и потерял сознание. — Очнулся? — штурман повернул к мальчику длинное, в резких морщинах лицо. Он говорил по-русски, но с сильным акцентом. — Что это было? — Если бы я знал, мальчик! Столкновение. Может, метеорит. Автоматика подвела, а почему — неизвестно. Сохранился только носовой отсек… Ты цел? — Цел, — Алеша схватился за голову, — только в голове шум и тошнит. — Ты легко отделался. Это все скоро пройдет. — А другие? — тихо спросил Алеша. Петерсен опустил голову: — Жалко. Хорошие люди… были. Они замолчали. Слышно было только равномерное щелканье часов и тонкие звонки автоматов. — Связи нет, — заговорил штурман, подходя к столу. — Если не наладим связь, плохо дело. — Нас будут искать, — Алешу знобило, но голова прояснилась. Он встал с дивана и подошел к старику. — Мы как иголка в стоге сена. Мальчик, ты храбрый? На неожиданный вопрос Алеша не знал, что ответить: сказать "храбрый" как-то неловко. — Думаю, что не трус. — Нам надо быть очень храбрыми, — продолжал Петерсен. — Я хочу знать, что со мной, стариком, будет стоять молодой мужчина, на которого можно положиться. Тебе сколько лет? — Шестнадцать. — О, это не мало. — Петерсен замолчал, сморщился и схватился за грудь: — Что-то у меня тут неладно… нет, ничего. Слушай, мальчик, у нас есть пища на месяц, но нет воды. Синтезатор воды находился в среднем отсеке. У нас только два термоса. Алеше сразу захотелось пить. Он облизнул губы и молча стал помогать штурману открывать иллюминатор. Это было сложным делом: от удара все затворы перекосило. После дружных усилий им удалось снять крышку, изоляционный слой и, наконец, раздвинуть стальные шторки… Плотный, нестерпимо яркий голубой столб света ударил внутрь каюты. Алеша вскрикнул и отшатнулся, зажав глаза ладонью. В тот же миг он почувствовал, как шершавая рука штурмана надевает ему очки. — Мы с тобой поторопились, мальчик. Так можно ослепнуть. Когда сквозь дымчатые стекла они опять взглянули в иллюминатор, им открылось прекрасное зрелище. На грифельно-сером небе сверкали, переливаясь радугами, тысячи и тысячи алмазно-белых глыб. Они бороздили пространство во всех направлениях. Одни проносились совсем рядом с "Зарей", другие поблескивали на пределе видимости. Если бы по огромному алмазу ударили чудовищной силы молотом, то, наверно, так бы летели во все стороны брызги-осколки. — Что это? — спросил Алеша. У него закружилась голова. Почему эти странные звезды так быстро движутся? — Потому что это не звезды. И, наверно, не они движутся, а мы вращаемся. А ты не находишь, что даль отливает зеленым? — Да, чуть-чуть, — помедлив, ответил Алеша. — Но где же мы? Где Земля? Где Солнце? — Земля там, где Солнце. А Солнце сразу не найти при таком блеске. Но оно должно быть видно. И Марс близок. Просто у нас мал обзор. — Но где же мы? — повторил Алеша. — Я начинаю понимать, где мы. В такое положение космонавты еще не попадали… будь мужественным, мальчик. По-видимому, мы находимся в плену у кометы. В ее голове. Даже больше в ее ядре! В комете! Они захвачены в плен кометой! Может ли это быть? Но если так, то эта зеленоватая дымка — хвост кометы. А что такое эти алмазнобелые глыбы? — Товарищ штурман, а что, если они изо льда? — Алеша показал на иллюминатор. — Я как раз думал об этом, — медленно ответил Петерсен, может, прав американский астроном Уилл. Он считал, что куски ядра кометы состоят из загрязненного льда. Но это не обязательно замерзшая вода. Углекислота тоже выглядит льдом… Надо рискнуть. Скафандр есть, аварийный люк работает… штурман вдруг сморщился и, закусив губу, схватился за левый бок. Алеша кинулся к нему. — Ничего, ничего, — бормотал Петерсен и вытирал со лба пот. — Сейчас пройдет. — Он распрямился, слабо улыбнулся: Ты испугался? Это у меня так… ушиб. Давай готовить скафандр. И вдруг в каюте прозвучал хрипловатый бас: "Говорит рейсовый планетолет "Заря"! Говорит рейсовый планетолет "Заря"! В результате столкновения с неизвестным космическим телом…" И они услышали слово в слово, посланное штурманом сообщение о гибели "Зари". — Вот они, фокусы кометы, — угрюмо сказал Петерсен. — Не пробиться! Радиоволны полностью отражаются… А все-таки попробуем еще. Он сел к передатчику, полминуты собирался с мыслями и начал ровным голосом: "Говорит планетолет "Заря". Второе сообщение. Шестнадцать часов по земному (московскому) времени. Открыли иллюминатор. Находимся в голове кометы, в огромном рое ледяных и каменных глыб. Первое сообщение о катастрофе вернулось, отраженное непроницаемым для радиоволн слоем. Повторяю: сохранилась только носовая часть корабля. Перехожу на прием. Перехожу на прием. Штурман Руал Петерсен". Старик встал, открыл маленький шкафчик, стоя спиной к Алеше, достал пузырек с лекарством и быстро, таясь от мальчика, проглотил таблетку. — Вокруг Земли ведь тоже есть слой, непроницаемый для радиоволн, — сказал Алеша. — Да. Ионосфера. И она честно нам служит. Не будь ее невозможно было бы наладить связь на коротких волнах. Это ты и сам знаешь, из школьного курса. А наша комета будто скорлупой нас одела — никаких волн не пропускает. — Но ведь нашу комету, наверно, уже открыли? — Может быть, мальчик, может быть, — штурман опять сел за передатчик и начал медленно, тщательно проверять его. — Ты хорош, — бормотал он, осматривая детали передатчика, — и ты тоже хорошо работаешь, а ты… и ты в норме… гм… — Петерсен опустил голову, задумался. Алеша опять подсел к иллюминатору. Да, Солнце все-таки видно, но диск его намного меньше привычного, "земного" Солнца. Сверкающие льдины продолжали свое кружение, но среди них Алеша заметил и темные глыбы. Это, возможно, были обыкновенные каменные метеориты, подобные тем, что изредка падают на Землю. Прошло несколько минут, и каюту наполнили оглушительные нестройные звуки: обе передачи штурмана вернулись и гремели, перебивая и перекрывая друг друга. Первая передача звучала чуть тише, вторая, по странному капризу неведомых сил природы, все время меняла тембр голоса. Трудно было узнать в свистящей торопливой речи неторопливый бас Петерсена. — Бедлам! — пробормотал штурман. Алеша молчал. Ему хотелось зажать уши, закрыть глаза… — Мальчик, — Петерсен резко выключил радио, — тебе приходилось плавать в космосе? — Нет. Но я знаю, что это не так уж сложно. — Как сказать. — Штурман потер свое длинное лицо. — Я хочу тебя отправить охотиться за водой. Не испугаешься? Алеша только головой потряс. Если он и боялся, то лишь того, что его заподозрят в робости. Петерсен молча открыл стенной шкаф и вытащил скафандр. Это был белый в черную клетку комбинезон, с магнитными присосками на подошвах и перчатках, с прозрачным рогатым шлемом (две антенны напоминали козьи рожки), с баллончиками в заплечном мешке. На спине блестело золотое колечко. На широком поясе висели два пистолета-ракетницы. — Я тебя выпущу на тросике, — сказал Петерсен, разматывая гибкий шнур. — Ты вылезешь в шлюзовую камеру и ляжешь на спину. Я закрою люк и нажму вот эту синюю кнопку. Тебя вытолкнет наружу. Ты начнешь кувыркаться, как кувыркались первые космонавты. Но ты не пугайся. Раньше не было такого приспособления — стабилизатора. Нажмешь вот эту кнопку, и вращение прекратится. Штурман внимательно проверил герметичность костюма. — А мы в школе изучали эти скафандры, — сказал Алеша. Даже надевали в кабинете космонавтики. Этот, кажется, рассчитан на сутки? — Да, — Петерсен положил костюм перед Алешей. — Он тебе чуть велик, но это не страшно. Вообще-то надо было бы лезть за борт мне, но… понимаешь ли, если выходная камера неисправна, то… то опаснее находиться здесь, в каюте, а не в космосе. Помни: захочется есть — бери в зубы правую трубку, трубку питания. Станет душно — продуй левую, вот эту… микрофон у подбородка. Все ли ясно? — Ясно, товарищ штурман! — Когда доберешься до ближайшей льдины, закрепись и дай выстрел из ракетницы в сторону, противоположную кораблю. Тебя вместе со льдиной потащит ко мне. Ну, одевайся. Влезать в скафандр было делом довольно сложным, но с помощью Петерсена уже через десять минут Алеша стоял в полном облачении. Штурман проверил все швы, все сочленения костюма и лишь тогда подтолкнул Алешу к люку. Навинтованная крышка с глухим звоном закрылась за мальчиком. Он лег на спину. — Готов? — услышал он голос Петерсена. — Готов! — Внимание!.. Пошел! …Резкий свет ударил в глаза. Алеша поспешно опустил светофильтр. — Смелее, смелее, — прозвучал в шлеме голос штурмана, выбирай ближайшую льдину — и к ней! Травлю трос! На спине, прикрепленный к золотому колечку, зашевелился трос. Алеша закрыл глаза и оттолкнулся от корабля. Первым, что увидел Алеша, была носовая часть "Зари", плывущая в пространстве. Она походила на огромную рыбью голову. В довершение сходства, как круглый желтый глаз, ярко блестел открытый штурманом иллюминатор. Трос медленно разматывался. Алеша отошел уже метров на десять от обломка корабля. "Где же Солнце?" — подумал Алеша. Все вокруг блестело и искрилось, но в одном месте, чуть правее "Зари", блеск был особенно сильным — там сверкало наше родное светило. Его теплоту Алеша ощущал даже сквозь светофильтр. Дышалось легко, и он совсем успокоился. Правда, его порой начинало "вращать", но с помощью стабилизатора Алеша быстро обретал устойчивость. Трос натянулся. Алеша повис почти неподвижно, разводя и вновь сводя руки и ноги… — Как дела, мальчик? — Все хорошо, но до льдины еще далеко. — Трос рассчитан на сто метров. Ближе ничего не видно? — Ничего. Штурман замолчал на несколько минут. Он, наверно, думал. — Товарищ штурман! — Да. — Я отцеплю трос и попробую достичь льда, стреляя из ракетницы. — Нет. Возвращайся. Этот маневр сделаю я. — Да почему же? Вот я сейчас нащупал кольцо… вот… Ах! Трос отстегнулся, и Алеша поплыл в сторону. Интересно, что натянутый трос остался висеть в пространстве, как проведенная по линейке линия. — Спокойно, спокойно, — заговорил Петерсен, — уж если так получилось, то держи курс на ближайшую глыбу. Алеша повернулся спиной к ближайшей льдине и, вытянув руку с пистолетом, нажал на спуск. И сразу неодолимая сила потащила его прочь от корабля. В первую минуту Алеше стало страшно, и он невольно задвигал руками и ногами, пытаясь задержаться… — Все хорошо, не пугайся, мальчик, — ободрил его штурман. Нет, было не совсем хорошо. Алеша пронесся мимо цели. Льдина проплыла мимо него метрах в пяти. Это была целая ледяная скала и очертанием напоминала пьедестал памятника Петру Первому в Ленинграде. — Ничего, ничего, — утешал его Петерсен, — прицелься и стреляй еще раз. Попробуй прицелься! Ведь надо прицеливаться спиной к цели. Алеша вытянул руку, примерился… Бац!.. На этот раз, кажется, удачнее. Скала растет, надвигается на Алешу. Ближе, ближе… Он вытягивает руки и — ура! — цепляется за острые грани ледяной глыбы. Да, это настоящий лед! Вот повезло! В скале оказалось углубление, маленькая пещера. Алеша залез в нее и, оглянувшись на далекий обломок "Зари", дал выстрел… Результат оказался совсем не таким, каким ждал его Алеша: глыба начала вращаться, и довольно быстро. — Товарищ штурман! Что делать? Она не летит к вам, а вращается! — закричал Алеша. — Не горячись. Главное сейчас — сосредоточиться. Сообрази, когда дать выстрел. Важно, чтобы толчок пришелся перпендикулярно к поверхности глыбы. Понял? Алеша все понимал, но попробуй найди перпендикуляр, когда у глыбы такая немыслимая форма! Наконец ему все-таки удалось направить скалу к "Заре". "Рыбья голова" заметно приблизилась. А вдруг он протаранит обломок корабля!.. От волнения засосало под ложечкой. Все ближе и ближе желтый глаз иллюминатора… еще минута — и две глыбы — стальная и ледяная — соприкоснулись. Они лежали друг против друга на узких диванчиках и оба не могли уснуть. Алеша от усталости, а штурман — от тревожных мыслей. Тишину нарушали только щелчки автоматических приборов и тихий скрип обшивки "Зари". Это, чуть шевелясь, терлась о бок корабля ледяная глыба. — Товарищ штурман, — привстал Алеша, — вы не спите? — Нет, мальчик. Думаю, куда нас несет комета: к Солнцу или от Солнца, по эллипсу или по параболе. — Петерсен встал и потянулся: — Попробую спросить у нашего советчика. — Советчика? — Алеша соскочил с дивана. — Есть у нас кибер-советчик. Правда, данных маловато, но попробую, — и Петерсен углубился в вычисления. Он вытащил бортовой журнал, выписал из него последние данные, потом уселся с угломером у иллюминатора и долго ловил место наибольшего блеска… Кибер-советчик напоминал старинные стенные часы. Не было маятника, но зато на широком циферблате дрожали шесть стрелок разного цвета. Петерсен осторожно перевел их на нужные отсчеты и включил ток. Кибер-советчик загудел, защелкал и сказал металлически звонко: — Скорость около сорока километров в секунду. Расстояние от Солнца около ста восьмидесяти миллионов километров. Петерсен потер небритый подбородок: — Мы мчимся к Солнцу. Скорость еще увеличится. Мы пройдем вскоре мимо Земли. Неужели нас не заметят?.. Я хочу сказать, неужели наша комета не попалась на глаза ни одному астроному? Штурман встал и начал вытаскивать из ящика консервы, пачки концентратов и тубы с питательной пастой — традиционной "аварийной" пищей космонавтов. — Вот и все, — сказал старик, — мало. — Но вы же говорили, что пищи хватит на месяц? — удивился Алеша. — Это я так, чтобы ободрить тебя. Пищи хватит дней на пятнадцать. Разделим ее на пайки. Сперва будем есть консервы. Тубы — на конец. У Алеши сжалось сердце. Страх и горькое чувство беззащитности охватило его. Но он заставил себя выговорить побелевшими губами: — Нас найдут через несколько дней. Ответ как будто обманул Петерсена. Он поглядел на Алешу грустными выцветшими глазами и подумал: "Мне бы твою уверенность". А вслух заворчал: — Вот наша молодежь: всегда-то они спокойны, все им кажется обыкновенным. Как же! С детства привыкли слышать: десять миллиардов людей думают о тебе! Кругом автоматы. Захоти — и получишь… …Однообразно тянулись часы. Самым тяжелым было не ограничение в еде, а вынужденное бездействие, невозможность активно бороться с несчастьем. Они пересекли орбиту Земли, тщетно вызывая родную планету. В ответ, будто издеваясь над ними, гремела страшная какофония. Это возвращались к ним их же изуродованные передачи. Несколько раз Алеша просил Петерсена пустить его "поплавать" в космосе, но штурман не позволил: — Береги скафандр, Алеша. Если откажут наши автоматы и жить в каюте станет невозможно, скафандр спасет тебя. — А вы? Ведь скафандр у нас один. — Что я? Я — старик. Я прожил жизнь. А тебе еще только начинать ее. …Измученный Алеша крепко спал и не слышал, как осторожно поднялся со своего диванчика Петерсен. Старик был бледен до синевы и долго стоял, покачиваясь, упираясь плечом в стену. Потом, тяжело передвигая ноги, он подошел к ящику с продуктами и несколько минут о чем-то думал, перебирая тубы и пакеты с концентратами. Наконец, видимо приняв решение, вытащил из-под дивана противорадиационный плащ, и, громко шурша шершавой тканью, надел его на себя. Подошел к спящему Алеше, постоял над ним и, что-то прошептав, открыл в стене дверцу с красной надписью: "Без защиты не входить. Радиация". Долго не возвращался штурман. Из-за дверцы слышались странные звуки: шипение, свист, отрывистые фразы. Прошло два часа… Алеша открыл глаза. Перед ним в желтом, остро пахнущем плаще стоял Петерсен. — Проснулся, мальчик?.. Я тебе должен сообщить дурную весть: автоматы надо перезарядить, иначе мы пропали. Нам придется на время расстаться… Что же ты испугался? На время, да и голос мой ты будешь слышать. Я пойду, — старик указал на дверцу с красной надписью, — их перезаряжать. Это дело долгое. Я взял с собой продукты и воду. За меня не беспокойся. Ты будешь по-прежнему в каюте, а я там, за дверцей. Эта работа требует нескольких дней. Я там буду и днем и ночью. До свиданья, мальчик. — Подождите! — закричал Алеша. — Как же так? Я еще не понял: почему нельзя нам работать вместе? Я не хочу оставаться один! Я… я сойду с ума! Не уходите!.. Лицо Петерсена стало строгим и угрюмым: — Замолчи и выполняй приказ! Ты обещал мне быть смелым, быть настоящим мужчиной, а скис при первом осложнении. Привыкай! Космонавт не должен бояться одиночества. А ты… Я же буду за дверцей, близко. — Петерсен резко отвернулся от Алеши. — Прощай! Дверца со звоном захлопнулась. Алеша остался один. "Черствый, злой старик, — думал обиженный Алеша. — Я так к нему привязался, жалел его, а ему до меня и дела нет! Я ему, наверно, наскучил, вот он и заперся со своими автоматами. Назло ему не буду с ним разговаривать. Пусть сидит и работает". Легко было так решить, но не легко выполнить. Прошло всего два дня, а Алеше уже стало невыносимо одиноко. Он много спал, ел и пил, не соблюдая строго установленной штурманом нормы, и валялся на диване, насвистывая любимые песни. Песен было много, но это занятие Алеше вскоре надоело. Он достал тетрадь и принялся за дневник. Но, чтобы писать, надо переживать какие-то события, а с того дня, как Петерсен скрылся в автоматной кабине, никаких происшествий не было. Из-за дверцы с красной надписью слышались вздохи, кряхтенье и хриплые восклицания. Иногда Алеша слышал надоевшие ему до жути советы Петерсена; они сводились к одному: надо сохранять спокойствие, а если станет невозможно жить в каюте, то следует надеть скафандр… Алеша поймал себя на том, что пишет одну и ту же фразу: "Что делать? Что делать? Скорее бы штурман закончил ремонт…" Так тянулись день за днем, день за днем… — Мы приближаемся к Солнцу, — неожиданно громко проговорил из-за дверцы Петерсен, — не волнуйся, мальчик. Автоматы снизят температуру. Сейчас плюс двадцать пять. Я продолжаю работать. Еще много, много работы. Не скучай. — Товарищ штурман! — завопил Алеша и, подскочив к дверце, забарабанил кулаками в холодную сталь. — Впустите меня! — Не волнуйся, мальчик, — прохрипел в ответ Петерсен, открыть дверцу не могу. Радиация, У тебя нет плаща. Помни, мы приближаемся к Солнцу. Если станет очень жарко, невыносимо жарко, надевай скафандр. Да, становилось жарко. Алеша взглянул на термометр. Плюс 32! Он снял верхнюю одежду, опустился на пол. Выпил стакан воды. Вот этого делать не следовало. Пот залил глаза. Стало еще жарче. — Спокойно, мальчик, — опять заговорил Петерсен, — если станет жарко, невыносимо жарко, надевай скафандр. Я продолжаю работать. Еще много работы. А термометр уже показывал плюс 40! Алеша изнемогал. Ему казалось, что еще немного — и кровь в нем вскипит… — Я больше не могу! — закричал он, подполз к дверце и прижался лицом к стальному листу. Он ожидал, что почувствует прохладу, но стальная дверца уже нагрелась, как печь. — Спокойно, мальчик, — захрипел из кабины штурман, — если станет жарко, невыносимо жарко, надевай скафандр. Я продолжаю работать. Еще много работы. Мокрыми от пота, вялыми руками Алеша медленно натягивал на себя скафандр. Прорезиненная ткань выскальзывала из рук. Термометр показывал плюс 55!.. Уф! Какое облегчение почувствовал Алеша! Превосходный костюм отлично регулировал температуру. Алеша ожил, с жадностью сделал несколько глотков питательной смеси. Гермошлем не пропускал звуков. Связи с Петерсеном не было. Как он переносит такую температуру в тесной кабине автоматики! Скорее наружу! Алеша залез в тамбур, захлопнул за собой крышку. Некому было его катапультировать. Пришлось открывать наружный люк "вручную". С этой задачей он все-таки справился, и то, что Алеша увидел вокруг "Зари", на миг заставило забыть все: и уход Петерсена, и свое отчаянное положение. Огромное, раз в пять больше привычного Солнце! Его бело-желтый диск оброс кроваво-красными деревьями протуберанцев, испещрен иссиня-черными пятнами. Смотреть на него было страшно, но и оторваться совершенно невозможно — великолепное зрелище! Все тонуло в огне и свете. Сквозь скафандр Алеша, казалось, ощущал могучее жаркое давление лучей. Алеша отвернулся от Солнца и вскрикнул: где же глыбы льда, совсем недавно бороздившие пространство вокруг "Зари"? Их нет! Где зеленоватая дымка? Зеленый свет стал еще интенсивнее, он заливал полнеба. Но зато в светло-сером пространстве висел красновато-желтый диск, усеянный кольцами кратеров. Луна? Но какая же может быть Луна рядом с Солнцем… Меркурий! Ну конечно же, это Меркурий! Но ведь если это Меркурий, то на нем (Алеша знал) есть люди. Уже второй год работает на Северном полюсе планеты научная станция. Главная задача ее — изучение Солнца. У них есть небольшой планетолет на случай, если станцию придется срочно ликвидировать. Если бы Алеша мог дать о себе знать!.. Долго он смотрел на голый морщинистый лик Меркурия. Эта планета оказалась очень похожей на Луну. Не случайно начальником станции поставлен видный селенограф Жан Лекок… Потом Алеша заметил, что если исчезли ледяные глыбы, то каменные метеориты продолжали кружится вокруг общего центра тяжести. Да, комета существовала, хотя и растеряла часть своих сокровищ. Она огибала Солнце и, как знать, уйдя вновь далеко от жаркого светила, возможно, опять обзаведется запасами льда. Было нестерпимо глядеть на огромное косматое Солнце. Даже сквозь сильный светофильтр Алеше приходилось то и дело закрывать глаза. Он переполз на "теневую" сторону "Зари", но обломок вращался, и очень скоро Алеше пришлось опять спасаться от губительного жара. Так прошло несколько мучительных часов. От всех тягостных происшествий, нарастающих опасностей, грандиозных, необыкновенных картин кружилась голова. Повинуясь скорее инстинкту, чем разуму, он несколько раз переползал, прячась от Солнца, в тень. Потом — он никак не мог вспомнить, как это случилось, приподнял крышку люка и, как ящерица, вполз в тамбур. Там он лежал долго-долго. Наконец сознание вернулось к нему. "Пищи и воздуха в скафандре лишь на сутки", — вспомнил Алеша. Он решил рискнуть вернуться в каюту штурмана. Если автоматы еще работали, то там был почти неограниченный запас воздуха. Правда, воздуха горячего, но не вечно же комета будет кружиться у самого Солнца… Со страхом он снял шлем. Все тихо. Петерсен молчит. Только щелкают приборы. Температура понизилась — плюс сорок. Это много, но вынести можно. — Товарищ штурман! — крикнул Алеша, подойдя к дверце с красной надписью. — Вы живы? — Все в порядке, Алеша. Не волнуйся, — ответил хриплый голос Петерсена. — Я продолжаю работу. Алеша с сожалением вылез из скафандра, с отвращением вдохнул пахнущий резиной и кожей воздух. — Когда же вы кончите работу? — спросил он, ложась на пол. — Я прямо с ума схожу от скуки. — Не волнуйся, Алеша, — опять повторил штурман, — работы много. Если откажут автоматы, надевай скафандр… Алеша задремал и очнулся от холода. Вскочил и не сразу понял, почему на щите управления автоматами зажглись красные огоньки. Дышалось трудно. Лампы светили в полнакала. — Товарищ штурман! Товарищ штурман! — отчаянно закричал Алеша, молотя кулаками в стальную дверцу. — Что случилось? Почему вы молчите? — Не волнуйся, Алеша, — медленным хриплым шепотом заговорил штурман, — ра-бо-ты мно-го. Ес-ли отка-жут ав-то… — голос перешел в еле слышный вздох и смолк… — Автоматы отказали! — Алеша кинулся к скафандру и дрожащими руками натянул на себя тяжелую, ледяную на ощупь одежду. Он понял, что теперь уже не жара, а стужа угрожала ему. Комета обогнула Солнце и неслась прочь от него во тьму и в холод. Лампы вдруг ярко засияли, заискрились заиндевелые стены каюты штурмана. Но это была последняя вспышка энергии. Несколько секунд — и ледяной мрак обступил Алешу. Над зазубренным близким горизонтом в черно-лиловом небе висит огромное желтое Солнце. Залитые палящим светом, изрезанные трещинами, высоко торчат красные горы Меркурия. Странный мир! Одно полушарие изнывает от дикого света и жара, а другое спит в вечном мраке и холоде. Воздуха нет. Есть реденькая атмосфера из чужеродных газов, придающих небу лиловатый оттенок. В широкой расщелине красной горы, на самой границе дня и ночи, тепла и холода, серебристо белеет научно-исследовательская станция "Меркурий-1". Это увенчанный высоким куполом широченный цилиндр, на одну треть врытый в скалистый грунт. Шесть секторов-кают глядят на суровый пейзаж шестью глазами-иллюминаторами. И, как толстые веки, прикрывают их мощные светофильтры. Вот уже второй год работает станция — самое близкое к Солнцу поселение людей. Трудные задачи стояли перед учеными: главная из них — научиться предсказывать вспышки на Солнце. Ни один космонавт, странствующий в пределах Солнечной системы, особенно меж планет земной группы, не может быть уверен, что его корабль не подвергнется внезапному лучевому удару. Знать о них заранее, иметь возможность защититься было проблемой номер один. Даже картографирование Меркурия стояло у исследователей на втором месте. Шесть человек различных характеров и привычек, на долгий срок оторванные от родных и друзей, работали (это может показаться странным) слаженно и без ссор. На каком же языке они меж собой объяснялись? Каждый владел, кроме своего родного, еще по меньшей мере двумя языками. У исследователей в ходу была шутка: "Мы здороваемся, прощаемся и ругаемся каждый на своем языке". Проще сказать, они говорили меж собой на языке дружбы. На столе начальника "Меркурия-1" лежал список личного состава станции: 1. Жан Лекок — начальник, планетолог. 2. Ганс Гюнтер — заместитель начальника, астроном. 3. Роберт Джексон — физик, кибернетик. 4. Анти Тимонен — пилот-космонавт, связист. 5. Петр Орлянкин — биолог, врач. 6. Джакомо Трояни — механик, кулинар. В распоряжении ученых имелись два вездехода. Один для поездок в холодную зону планеты, а второй — для путешествий по жаркому полушарию. Один с мощной обогревательной системой, другой с еще более мощной системой охлаждения. На случай бедствия, срочной эвакуации в их распоряжении был небольшой планетолет "Гермес". Космодром, склады горючего, продовольствия, запасного оборудования и, наконец, атомная установка — все это находилось на теневой стороне Меркурия. С холодом бороться легче, чем с жарой! Жан Лекок видел неприятный и глупый сон: он стоит в белом лекционном зале Института космической физики и собирается рассказывать о действующих вулканах Меркурия. Народу — полно! Все смотрят ему в рот, а он никак не может выговорить первую фразу. Все смеются. Председатель звонит. Опять все смеются. Звон все громче… Тут только Лекок раскрыл глаза. Звонил видеофон. — Кто? — спросил он сипло. — Гутен морген, Жан, — в матовом экране проступило пухлое с голубыми глазами лицо Ганса Гюнтера. — Бонжур!.. Ты меня разбудил на час раньше срока. Что-нибудь случилось? — Плохая новость, Жан. Я дал анализировать свои годичные наблюдения Роберту… — Это я знаю. — Сейчас он получил ответ… впрочем, пусть он сам тебе скажет, — лицо Гюнтера отодвинулось, и Лекок увидел длинную, с могучим подбородком физиономию Джексона. — Салют, шеф! — забасил физик. — Так вот… надо ждать хромосферной вспышки исключительной силы. — А твои киберы не врут? Роберт пожал плечами. — Анализировано дважды. Результаты сошлись. — А когда ждать вспышки? — От ста до семисот часов. — Гм! — Лекок схватился за переносицу своего большого орлиного носа и сдвинул толстые черные брови — свойственный ему жест раздумья. — Зови всех! Надо срочно послать предупреждение. Вскоре все работники станции собрались в центральной комнате, кают-компании. — Тим, — обратился Лекок к рыжему зеленоглазому великану, — срочная передача! — И он громко прочел, старательно выговаривая каждое слово: Всем космонавтам, всем работающим по монтажу космических станций, всем исследователям планет, лишенных естественной защиты (атмосферы). На Солнце ожидается хромосферная вспышка исключительной силы. Необходимо принять меры защиты. Космическим кораблям вернуться на базы. Вспышка ожидается не раньше, чем через сто часов, и не позже, чем через семьсот часов. — Все согласны с таким текстом? — Бене, бене, маэстро! — ответил маленький крепыш с синими, несмотря на ежедневное бритье, щеками — механик Джакомо Трояни. Остальные тоже не возражали. — А все-таки это замечательно! — воскликнул "самый молодой человек на планете", так называли товарищи двадцатипятилетнего Петю Орлянкина. Лекок наморщил лоб: — Замечательно? — Конечно, замечательно! Впервые за всю историю Земли! Вы понимаете? Впервые! Человек предсказал вспышку на Солнце! Ай да мы! Я горжусь нашей станцией! — А не рано ли? — ответил Лекок. — Наш прогноз может быть неточен. Еще хуже, если мы опоздали с предупреждением. Может, вот сейчас, сию минуту Солнце — бах! Орлянкин замолчал, но не надолго. — Представляю, как после нашего предупреждения опустеет космос. Рейсы на Луну, на Марс, на Венеру отменят до особого распоряжения. Сколько это вызовет непредвиденных разлук!.. — Не задержали бы наш грузовой, — встревожился Трояни, мясо на исходе. Не хочется переходить на пасты в тубах. — Кстати, пора завтракать, — напомнил Джексон. — Надеюсь, сегодня не макароны? — Нет, о свирепый австралиец, тебе будет "стэйк" с луком, — и Трояни стал хозяйничать… Завтрак подходил к концу, и все удивлялись, что Тимонен опаздывает. — Неужели он все еще передает предупреждение? — спросил Лекок. — Ты его звал, Джакомо? — Звал. И в ответ услышал… как это?.. Перкеле! Финским я не владею, но это слово, как только узнал Тима, мне знакомо. Все засмеялись. — Наш радиомаэстро что-то ловит в космосе, — продолжал Трояни, — и у него сейчас такое лицо! Наверняка познакомился с прекрасной девушкой мира Альфа Центавра… — Сигнал бедствия! — прервал его Тимонен и положил перед Лекоком раскрытый вахтенный журнал. — Да. Но он не отвечает. Может… погиб? — Какой ужас! — Несчастные! — Надо запросить Землю! — Я знал Петерсена. Бедный старик! — перебивая друг друга, заговорили ученые. К их удивлению, Лекок был невозмутим. — Успокойтесь, товарищи! Это мистификация. Шутка глупого радиста, обалдевшего от долгой вахты в космосе. Вы не обратили внимания на дату. Двадцатое июля! Если ей верить, то радиограмма шла к нам двадцать дней! Откуда же она послана? С Трансплутона? С соседней галактики?.. — Подождите, Жан, — заговорил Гюнтер, — дату можно переврать при приеме. Тим, хорошая ли была слышимость? — Очень плохая, Ганс. Много помех, искажений. Но дату я слышал хорошо, — твердо сказал Тимонен. — Радиоволны не мясо, не овощи, — уже раздраженно кричал Лекок, — их нельзя законсервировать на двадцать дней! Через три часа — очередной разговор с Землей. Ручаюсь, мы узнаем, что "Заря" благополучно прибыла на Марс. — Но нельзя ждать три часа! — закричал Орлянкин. — Это особый случай! Надо срочно вызвать Землю! — подхватили все. Лекок обвел глазами ученых: — Вы так считаете?.. Хорошо. Запросим. Пошли, Тим! — и он скрылся с радистом в комнате связи. — А я пойду в обсерваторию, — встал Гюнтер. По винтовой лестнице он забрался под купол. Там была его рабочая комната. — Координаты, где у меня ее координаты? — бормотал астроном, роясь в ящиках стола. Спустя несколько минут труба телескопа с низким гудением плавно поднялась к центру купола. Купол с легким звоном раскрылся и снова сомкнулся, пропустив трубу в верхнюю часть обсерватории, предназначенную только для наблюдений. А Гюнтер сидел за столом, изредка нажимая кнопки. Там, наверху, автомат-наблюдатель искал недавно открытую комету, получившую наименование "Комета Гюнтера 2065". Число означало год открытия. — Ну, что? — Ну, как? — Что Земля? Орлянкин, Трояни и Джексон обступили Лекока, а тот хмурился и медлил с ответом: он не любил огорчать людей. — Земля, как и мы, приняла радио "Зари", — медленно, будто нехотя, заговорил Лекок. — Земля считает, что "Заря" действительно погибла, не долетев до Марса. Корабль искали, но не нашли. Его вычеркнули из списков Космофлота. — А Петерсен и Донцов? — спросил Орлянкин. — Земля опять же, как и мы, не может понять, почему радио "Зари" шло двадцать дней. "Это необъяснимо, — сказали мне, — но штурман и пассажир если и были живы сразу после катастрофы, то теперь, увлеченные кометой к Солнцу, наверняка погибли". — И Земля не пошлет корабль на поиски? — почти со страхом спросил Орлянкин. — И Земля не пошлет корабль на поиски. — Но почему? Это бесчеловечно! — А потому, что мы сами послали в космос предупреждение. Забыли? Вспышка! Нельзя рисковать людьми ради туманной надежды найти где-то в окрестностях Солнца обломок "Зари" с двумя трупами. Да и где искать? — Черт возьми! — невесело усмехнулся Джексон. — Наша старуха Земля до ужаса логична. Действительно, кто ответит, что это была за комета? Где она? — Я отвечу, — раздалось откуда-то сверху. Все подняли головы. На лестнице стоял Гюнтер. — Это была моя комета, — продолжал он, с нажимом на слове "моя". — Комета Гюнтера 2065. Ее ядро окружено сильнейшим электромагнитным полем. Настолько мощным, что к нам не мог пробиться ни один из сигналов Петерсена. — Но мы их все-таки услышали, — возразил Орлянкин. — Да, потому что комета, огибая Солнце, потеряла свою броню и вообще претерпела ряд изменений. Так было, скажем, с кометой Биэлы в 1872 году, так было со знаменитой кометой Энке, породившей поток метеоров Тауриды, так было… — Не отвлекайся, Ганс, к делу! — крикнул Лекок. — Я к делу. Моя комета лишилась электромагнитной брони, но приобрела роскошный хвост, — и Гюнтер бросил на стол фотоснимок. — Как? Эта хвостатая красавица и есть та самая?.. — удивился Трояни. — Да, да. В момент открытия я обнаружил размытое пятнышко с яркой точкой — ядром. Теперь ее не узнать. — Но если брони нет, — заметил Орлянкин, — то, если Петерсен и Донцов живы, мы можем с ними связаться! Астроном кивнул головой: — Одного нельзя понять — неувязки с датами. Законсервировать радиоволны нельзя. Загадка! Хорошо бы слетать к комете. До нее сейчас сравнительно недалеко — десять миллионов километров. И это расстояние будет сохраняться несколько суток. Сейчас ее орбита и орбита Меркурия сблизились. Но потом она обгонит нас и уйдет далеко в сторону. — А ее скорость? — спросил Орлянкин. — Около сорока километров в секунду. — Можно разогнать корабль, уравнять скорости, и… — начал Джексон, но его прервал возглас Тимонена: — "Заря" нашлась! "Заря" ответила! — Кто тебе ответил, Тим? Штурман? — Да. Хриплый такой бас. Только и успел сказать: "Говорит "Заря", перехожу на прием…" — и сразу прервался. Все переглянулись. — Что-то там опять случилось, — Лекок зашагал вокруг стола, — вот злополучный корабль! — Может, нет воздуха? — Может, они умирают от голода? — заговорили все. — Жан! — Гюнтер остановил начальника, — что же ты молчишь? Надо лететь на помощь. Назначай — кому? Лицо Лекока было угрюмо и печально. — Никто не полетит, — ответил он глухо, чуть отворотясь. — Почему? — спросили все разом. — Вспышка! Вы забыли о вспышке. Полет к комете займет в оба конца больше ста часов. Я не могу отправить вас на смерть. — Почему на смерть? — возразил Гюнтер. — Это рискованно, но всякий полет в космос рискован. Вспышка может быть и через семьсот часов. — Я сказал — нет! — Лекок резко отвернулся. — Тогда, начальник, — начал Тимонен и замолчал, но итальянец живо досказал: — Мы полетим без твоего разрешения. — Что? — поднял брови Лекок. Тимонен решительно зашагал к выходу. — Тимонен, стой! — закричал Лекок. — Что это? Где я нахожусь? На пиратском корабле или на научной станции середины двадцать первого века? Что вы молчите? Вы заодно с ним? — Пойми, Жан, — мягко остановил его Гюнтер, — если мы не полетим на помощь… как нам жить дальше? Ты не имеешь права запретить нам проявить человечность. — Я блокирую космодром! — Лекок бросился к щиту управления и натолкнулся на Джексона. — Ты, надеюсь, не будешь со мной драться? — усмехаясь, спросил австралиец. — Да поймите вы, — кричал в отчаянии Лекок, — я отвечаю за вас! Это мой долг! Исполнение долга — тоже проявление человечности. Как я буду смотреть в глаза людям Земли? Все десять миллиардов скажут: он погубил своих ученых! Он сознательно послал их на смерть! — А что скажут нам эти десять миллиардов? — вмешался Орлянкин. — Что скажут, если мы не попытаемся спасти две человеческие жизни? — В последний раз, — сухо спросил Гюнтер, — отпускаешь? — Нет, нет и еще раз нет!.. Или… действуйте без моего согласия! — и Лекок вышел, с силой хлопнув дверью. — Тогда… — Гюнтер пожал плечами, — беру все на себя… Вот мой первый приказ: Тимонен летит на помощь "Заре". Кто летит с ним? Инструкция не разрешает полетов в одиночку. — Я! — ответили хором все. — А я думаю, — Гюнтер улыбнулся, — командир корабля должен сам выбрать себе спутника. Все согласились, и когда пришел уже одетый в рабочий костюм космонавта Тимонен, Гюнтер предложил ему выбрать себе товарища. Зеленоватые глаза Тимонена пробежали по напряженным лицам ученых и, потеплев, остановились на итальянце. — О, грацие, грацие, радиомаэстро! — подпрыгнул от радости Трояни. — Тим, — Гюнтер вынул из кармана мелко исписанные листы, — корректировать полет буду я. Но, когда сблизишься с кометой, бери управление на себя. Там обстановка будет, думаю, сложная. Действуй, как найдешь нужным… Все, кроме Лекока, ушедшего в свою каюту, теснились за спиной Гюнтера. В глубине белого экрана они. видели блестящий в лучах прожекторов космодром, две фигурки, деловито поднимающиеся по узкой лестнице к входному люку "Гермеса". Вот экран мигнул и показал Тимонена и Трояни, лежащих в амортизационных креслах… — Как связь, Тим? — Гюнтер придирчиво вглядывался в экран. — Мутновато… а, вот теперь лучше. — Все в порядке, Ганс. Давай команду, — сказал Тимонен. — Разрешаю взлет, — спокойно, даже как-то буднично скомандовал Гюнтер. Палец Тимонена лег на кнопку… На столе звякнула посуда. Дом-цилиндр содрогнулся. Пол нажал на подошвы. Гюнтер тихо считал секунды: — Айн… цвай… драй… все в порядке. Летят. "Гермес" — небольшой космический корабль, рассчитанный лишь на шесть человек экипажа, имел один недостаток, точнее сказать — неудобство: на нем не было искусственной гравитации. Это сложное приспособление только-только входило в практику. Им оснащались лишь огромные пассажирские лайнеры, к типу которых принадлежала и погибшая "Заря". Зато автоматики на "Гермесе" было много: автоматы-синтезаторы воды, автоматы-возобновители и очистители воздуха, обогреватели, осветители — все они питались от атомного сердца корабля. В каюте штурмана, на видном месте, стояла небольшая кибер-машина. Трояни любил потешаться над ней, заставляя решать глупейшие задачи. Например: какое имя больше подходит космонавту: Жан, Роберт, Ганс, Петр, Анти или Джакомо? Бедная машина долго гудела и щелкала, добросовестно стараясь найти какой-то смысл в перечне имен, и, наконец, звонко отвечала: "Мало данных!" Когда "Гермес" достиг скорости пятьдесят километров в секунду, двигатели были выключены, и космонавтам пришлось привыкать к невесомости. — Мы делаем четыре миллиона триста тысяч километров за сутки, — Тимонен потер щеку, заросшую рыжей щетиной, — этого мало, чтобы догнать комету за несколько суток. — Так увеличим скорость, — Трояни висел над креслом пилота. — Рискованно. — Для нас? — Для горючего. Его понадобится много для торможения и для маневров, когда будем искать "Зарю". — Но… Тим, еще больший риск лететь тихо. Ты что, забыл о вспышке? — Ладно, — Тимонен положил руку на кнопку, — приготовься, сейчас тряхнет. "Гермес" вздрогнул, и Джакомо, не успевший пристегнуться к креслу, с проклятьем полетел вверх ногами. — Ничего, — усмехнулся Тимонен, — зато мы выжали шестьдесят километров в секунду. Пройдем за сутки пять миллионов сто восемьдесят четыре тысячи километров. Завтра войдем в комету. А на следующий день произошел такой разговор с "Меркурием-1": — Гутен таг, Тим! Как связь? — Терве, Ганс. Связь хорошая, устойчивая. — Вижу, что ты небритый. Получай выговор… Ну как, догнали? — Мы в заданной точке, но "Зари" нет. — А вы искали ее? — Экраны кругового обзора включены. Джакомо от них не отходит, но "Зари" нет. — А что есть? — Кое-где видели каменные глыбы. Самые разные: есть как булыжник, есть со скалу. Маневрировать трудно. Боюсь довериться автоматам. Гюнтер немного подумал и сказал: — Я ожидал, что найти "Зарю" будет трудно. Комета — "видимое ничто", так их называли еще в прошлом веке. А сейчас комета лишилась ядра, — это, в сущности, рой пылинок. Очень хорошо, что и электромагнитную броню она тоже потеряла, иначе мы бы не имели связи… Слушай, Тим, а не спутали вы обломок "Зари" с каменной глыбой? — Ну уж! — возмутился Трояни. — Хорошо, — сказал Тимонен, — мы будем делать вылазки наружу. А что у вас?.. как Жан? — Сидит у себя и дуется. — Ясно. Привет всем! Продолжаем поиски. Экран погас. Трояни, ворча под нос, проверял экраны кругового обзора… Ничего! Бескрайняя бездна с косматым Солнцем, с точками звезд. Как древняя медная монета, плывет диск Меркурия, слепит зеркально-белый серп Венеры… У Трояни заслезились глаза. "А что, если и вправду мы пропустили обломок "Зари", доверившись экранам? — подумал он. — Глаза устают так, что… Э-э, вот опять какая-то штука на пределе видимости…" — Давай скафандр! — повернулся он к пилоту. Через четверть часа итальянец, как рыба, проплыл в шлюзовую камеру. — Я готов! — услышал нацепивший наушники Тимонен… Трояни зажмурился и прижался всем телом к иссиня-серой обшивке "Гермеса". Его затошнило. Он давно не был с космосом один на один. — Ну, как там? — спросил Тимонен. — Что ты молчишь? — Осваиваюсь, — был неопределенный ответ. Придя в себя после приступа слабости, Трояни поднялся на колени, а потом, благословляя человека, придумавшего магнитные присоски на подошвах и перчатках скафандра, довольно быстро пошел на четвереньках. Спустя минуту он уже всматривался в окружающую его бездну. — Ну, как? — опять спросил Тимонен. — Что ты торопишь? Дай осмотреться. "Любопытно, — думал он, — мы в самом деле внутри кометы. Какой-то зеленоватый ореол, какое-то бледное сияние есть, особенно в стороне, противоположной Солнцу… Э, что это за штука там блестит?" — Тим! — Да. — Убавь скорость. Сдается мне, что комета летит медленнее нас. Я какую-то штуку заметил, а она от нас отстает. — Тогда лезь обратно. — Зачем? — Тебя же инерция бросит вперед — и ты улетишь. Трояни с неожиданным для него проворством забрался в шлюзовую камеру, захлопнул крышку. Корабль содрогнулся. Из узких носовых дюз вылетело зеленое пламя. Прошло несколько минут. — Вылезай! — скомандовал Тимонен. — Подожди, не торопи. Трояни, кряхтя, снова вылез наружу. Где эта штука? Ага, вот она! Похожа на рыбу, у которой оторвали голову… Санта Мария! Да это же!.. Да, это была "Заря". Страшный удар вспорол корабль, будто огромным ножом. Трояни похолодел от ужаса. Он понял, что смерть настигла экипаж и пассажиров "Зари" мгновенно. Иссушенные, вымороженные мумии людей застыли навеки в тех позах, в каких застала их катастрофа. Двое играют в шахматы, один читает, удобно развалясь на диване. Кто-то из команды положил руку на кран синтезатора воды… — Тим! — хрипло позвал Трояни, — посмотри в левый иллюминатор. Видишь? Да, Тимонен видел все. Скорости "Гермеса" и "Зари" уравнялись, и долго-долго стояла перед глазами космонавтов жуткая картина. — Я больше не могу, — шепнул итальянец. Руки у него дрожали, и он с трудом просунулся в люк. Через несколько минут они вызывали "Меркурий-1". Гюнтер выслушал краткий доклад Тимонена и печально покачал головой: — Я понимаю, вам тяжело, но… надо искать носовой отсек "Зари". Он не может быть далеко… Ищите. — А что у вас? — спросил Тимонен. — Я сделал ряд новых наблюдений Солнца. Может, Роберту с его киберами удастся уточнить дату вспышки. — А что Жан? — Жан выверяет счетчики. Готовится к вспышке. — До свиданья, Ганс! — До свиданья, Тим! До свиданья, Джакомо! Сманеврировав, "Гермес" удалился от погибшей "Зари". Все чаще и чаще начали попадаться каменные глыбы самых причудливых очертаний. Одни походили на огромные зеленовато-черные огурцы, усеянные пупырышками; другие напоминали розовые раковины теплых морей. Все они ярко блестели, и несколько раз космонавтам казалось, что они нашли носовой отсек "Зари", но при проверке встречали просто крупный метеорит. На маневры уходило много горючего и много времени. Это все больше беспокоило Тимонена, и он решил посоветоваться с "Меркурием-1". — Возвращайтесь, Тим, — сказал Гюнтер, — вы сделали все, что могли. Возвращайтесь. Киберы проанализировали новые данные и дали ответ, что вспышка будет, — астроном взглянул на часы, — через пятьдесят пять часов… В этот миг Трояни, словно прилипший к экрану, вдруг сделал резкое движение и, крича: "Вот он! Нашел!" — взлетел и завертелся в воздухе. Тимонен бросил быстрый взгляд в иллюминатор… Да, в самом деле, чуть обгоняя "Гермес", проплыл обломок планетолета, похожий на рыбью голову. — Не буду вам мешать, — сказал астроном на прощание и, пожелав успеха, выключил связь… — На этот раз я выпущу тебя на тросе, — говорил пилот, помогая итальянцу надеть скафандр. — Ближе подвести корабль не могу. Что ты ежишься? — У меня развилась в последние дни болезнь… как ее? Боязнь пространства, — ответил Трояни. — Когда это ты успел заразиться такой редкой болезнью? удивился Тимонен. — Я бы сам полез, но на тебя боюсь оставить "Гермес". — Ах, вот как! — Трояни торопливо напялил на голову гермошлем. Пилот педантично проверил скафандр. — Счастливо! Советую в космосе не махать руками при разговоре. Это вредная привычка. Отвыкай. Тимонен закрыл за другом шлюз и сел к иллюминатору. — Уф! — услышал он. Это итальянец оттолкнулся от корабля и понесся к обломку "Зари". Вначале все шло хорошо, но Трояни забыл включить стабилизатор и начал вращаться, наматывая на себя трос. Потом он завертелся в обратном направлении, освободился и, выстрелив из ракетницы, помчался, наконец, к цели… — Эй! — закричал он, забыв, что на нем шлем. — Есть кто-нибудь живой? — Не кричи, а загляни в иллюминатор, — посоветовал пилот. — Иллюминатор закрыт… попробую проникнуть через аварийный выход. Прошло несколько минут, Тимонен слышал только тяжелое дыхание итальянца. Проникнуть внутрь было нелегко. — Ну, что там? Трояни не ответил. Дверца поддалась его усилиям. Подтянув трос, он полез в тамбур. Космический холод стоял в кабине штурмана. У разбитых приборов связи лежал человек в скафандре. Трояни перевернул его на спину, заглянул за опущенный светофильтр. — Тим! Нашел Донцова! — Живой? — Живой или мертвый, не знаю. Ищу Петерсена. Опять несколько минут молчания. — Срочно тащи сюда Донцова! — приказал Тимонен. — Что ты там копаешься? — Тащу! Приготовься!.. Когда Тимонен осторожно снял со спасенного скафандр, он увидел перед собой юношу лет шестнадцати с исхудалым иссиня-белым лицом. — Сердце бьется, — сказал Тимонен. — Поступим согласно указаниям доктора Орлянкина, — ответил итальянец и, набрав в шприц сильнейшего укрепляющего средства, быстро и уверенно сделал укол. Алеша открыл глаза. — Где Петерсен? Ты нас слышишь? Где Петерсен? — спросил Трояни. — Штурман… за дверцей, — шепнул Алеша. — За какой дверцей? — Автоматика… радиация… — с трудом произнес мальчик. Тимонен взглянул на часы. До вспышки осталось пятьдесят часов. Каждая впустую потраченная минута могла их погубить. Он взглянул на итальянца — и Трояни все понял. Понял и со вздохом вновь надел на голову шлем… Через полчаса он вернулся: — Мертв, — коротко бросил он Тимонену. Потом потряс почти пустые баллоны скафандра Донцова. — Тут мы успели вовремя. До вспышки оставалось сорок девять часов пятнадцать минут. Тимонен сел к пульту управления, откинулся в амортизационном кресле. Рядом, в другом кресле, лежал Донцов. — Он все еще не вполне очнулся, — заметил Трояни. — Это даже хорошо. Будет жестокая перегрузка. Ложись и ты. — Перегрузка по мне лучше невесомости, — ответил итальянец, болтаясь в воздухе. — Это ты говоришь потому, что не испытывал настоящей перегрузки… Держись! Из правой носовой дюзы вырвались зеленые язычки пламени. "Гермес" медленно повернулся — курс на Меркурий! — Начинаю ускорение! Корабль ринулся вперед. Джакомо прижало к полу. Пружины кресла пилота со скрипом сжались до предела. Алеша застонал. — Скоро ли? — хрипло, с трудом выговорил Трояни, — Скоро ли? Дьяболо!.. Глаза пилота налились кровью, но он не отрывал их от показателя скорости, расхода горючего и циферблата часов. Алеша опять застонал… И вдруг снова стало легко. Трояни "подлетел" к пульту: — Ну как, успеем? Тимонен ничего не ответил, только посмотрел на него, и Трояни понял, что опасность не миновала… А в эту минуту в кают-компании "Меркурия-1" было шумно. — Спасли! Спасли! — повторял Гюнтер. — Гип-гип-гип-ура! — ревел Джексон. — Ура! Знай наших! — вторил ему Орлянкин. — Спасли?.. Рано еще радоваться, — ворчал Лекок. — Жан, — заговорил Гюнтер, — надо сообщить хорошую новость Земле, а может, еще раньше — Марсу. Ведь на Марсе работают родители Донцова. Они считают его погибшим. Наверно, убиты горем. — А ты хочешь убить их еще раз? — От радости не умирают. — Пойми, когда этот мальчик будет вот здесь, среди нас, в безопасности, я первый вызову Марс. Но сейчас… неужели вам надо объяснять. Спасли Донцова для того… чтобы он умер от лучевой болезни. Все примолкли. — От лучевой болезни можно излечить, — заметил Орлянкин. — Но не от такого поражения! Гюнтер посмотрел на часы: — Я верю, что они успеют. — К чему самообман! — выкрикнул Лекок. — У них мало горючего. Им надо сохранить его для торможения. Они… они… погибли! — с вызовом заключил он и вышел. …Орлянкин пошел дежурить в комнату связи, а Гюнтер и Джексон, надев скафандры, вышли наружу. Надо было готовиться к вспышке. Странный вид приобрела станция "Меркурий-1". Она ощетинилась множеством астрономических труб и антенн. Ажурные чаши радиотелескопов чуть покачивались, будто фантастические огромные цветы. — Знаешь, Ганс, что мне напомнила сегодня наша станция? — спросил Джексон. — В старых фильмах о последней войне я видел рубеж обороны. Верно, похоже? — Да, если заменить телескопы пушками, а радиотелескопы звукоуловителями и прожекторами, — ответил Гюнтер. — А вообще ты прав. Это наш рубеж обороны и атаки — все вместе. На следующий день в комнате связи дежурил Джексон. Орлянкину поручили встречать "Гермес", а Лекок с Гюнтером работали в обсерватории. …Тимонен повел корабль в облет планеты, гася скорость короткими взрывами из носовых дюз. Он забыл и думать о вспышке на Солнце. Одно занимало его в эти минуты: хватит ли горючего для посадки? Он косил глаза на красную стрелку, медленно, но неумолимо ползущую к нулю. Корабль терял скорость. Тимонен приказал Трояни надеть скафандр на Алешу. Потом, помогая друг другу, оделись и они. Еще минута, еще… пора! Из передних боковых дюз полетели зеленые язычки пламени. Корабль начал поднимать носовую часть к медленно принимать вертикальное положение. Гигантская сигара начала стоймя падать на ярко освещенный круг космодрома. Из нижнего широкого сопла вылетел толстый столб зеленого огня и ударил в скалистую почву. Три опоры, напоминающие когтистые лапы орла, отошли от корпуса "Гермеса", готовясь принять на себя его тяжесть. Ниже, ниже… вот уже совсем немного осталось, метров пятнадцать, десять… В этот миг красная стрелка указала на нуль — горючее кончилось. И, тяжело рухнув огромной тяжестью на согнувшиеся опоры, корабль вздрогнул и замер… Орлянкин, забыв об осторожности, побежал к месту посадки, хотя каменистый грунт еще дымился вокруг "Гермеса". Планетолет был недвижим и тих. Казалось, он отдыхал после трудного пути. Но вот беззвучно открылся нижний люк — и легкая, но прочная лестница поползла вниз. Две фигуры в скафандрах высунулись, помахали руками, и Орлянкин услышал в своем шлеме голос Трояни: — Кто нас встречает — не разберу. Ночью все кошки серы, все люди в скафандрах одинаковы. — Это я! — Орлянкин подтащил к кораблю тележку с носилками. — А, доктор Орлянкин и "Скорая помощь"! — захохотал итальянец. Осторожно поддерживая Алешу, почти неся его на руках, спустился Тимонен… Когда они уже входили в первый тамбур станции, Тимонен спросил: — А вспышка? Была? — Ждем, — ответил Орлянкин. И в этот миг черно-лиловое небо прорезали радужные иглы, заплясали, заструились розовые ленты. Это в скудную атмосферу Меркурия ворвались солнечные излучения колоссальной мощности. — Успели-таки! — и Орлянкин накрепко завинтил толстенную дверь второго тамбура. Лекок слышал за дверью веселый разговор товарищей, иногда доносился слабый голос Алеши. После возвращения "Гермеса" прошло несколько дней. Все вошло в свою колею, но отношения Лекока с "меркурианами" оставались натянутыми. А как ему хотелось, чтобы все было по-прежнему! Сегодня станция празднует спасение Донцова, и сегодня же будет сообщено на Марс это счастливое известие. До чего же хочется принять участие в общей радости, пошутить с Трояни, потребовать из его "владений" бутылку шампанского… Нет, что-то мешает ему выйти вот сейчас к друзьям с улыбкой и с ясной душой. Как же назвать это "что-то"? Уязвленное самолюбие?. Нет, самолюбие не так уж сильно пострадало. Так что же другое? Престиж ученого?.. Тоже нет. Авторитет его, как ученого, не затронут. И неожиданная мысль заставила его покраснеть и закрыть лицо ладонями: а не проявил ли он трусость? Формально он прав. Начальник не имеет права посылать подчиненных почти на верную гибель, тем более, что Земля запретила все космические полеты на неопределенный срок, но… не скрывается ли за этим боязнь ответственности? Он, Жан Лекок, упорный, сильный, смелый человек оказался слабее мягкосердечного, стеснительного Гюнтера. Да и не только его. Слабее грубовато-мужественного Джексона, восторженного Орлянкина, весельчака Трояни, медлительного, молчаливого Тимонена. Все они готовы были взять ответственность на свои плечи, рискнуть не только своей жизнью, но и жизнями друзей. Так казнил себя Жан Лекок. …Как только Алеша пришел в себя, Орлянкин заверил товарищей, что мальчик без вреда для здоровья может рассказать о гибели "Зари". — Как ты думаешь, почему просьба о помощи шла к нам двадцать дней? — спросил Гюнтер. — Ты видел, как радировал Петерсен? Алеша задумался: — Видел. Это было в день катастрофы. Каждую радиограмму он передавал дважды. Когда я остался один… мне порой казалось, что штурман продолжает говорить в микрофон. Это я бредил, конечно. — Ты, Алеша, конечно, подружился со штурманом? — продолжал спрашивать Гюнтер. — Как же это случилось, что он на долгий срок оставил тебя одного? Он там и погиб, бедный старый космонавт. — Он мне сказал, что будет перезаряжать автоматы. — Это вздор, — пробурчал Джексон, — он не мог своими силами перезарядить автоматы. Это… отговорка. А главная причина… черт меня возьми, если я знаю настоящую причину! — Товарищи! — вступил в беседу Трояни. — Пора, как говорят, поставить точки над "и". Знаешь ли, Алеша, почему тебя оставил Петерсен? — Он не совсем оставил меня. Он даже говорил со мной. Давал советы. Трояни покачал головой. — Штурман умер в тот самый день, когда попрощался с тобой. Он знал, что умирает, и, наверно, решил избавить тебя от тяжелого зрелища. — Но я же говорил с ним! — закричал Алеша. — Я слышал его! — Это говорило автоматическое устройство. Петерсен записал свои советы на магнитофон. Вот они, ленты. Я нашел их в кабинке автоматики. И просьбу о помощи слал к нам уже не штурман, а тоже автомат. Алеша вспомнил свою обиду, свою досаду, когда штурман заперся в кабинке, и, покраснев, опустил голову. Молчавший во время этой беседы Орлянкин дождался, когда Алеша вышел, и знаком подозвал друзей: — Я не хотел говорить при Алеше. Мне пришло в голову — а что если Петерсен не просто умер, а… покончил с собой? — Не может быть! — возразил Гюнтер. — Это был человек-борец, один из самых смелых космонавтов нашего времени. На него это не похоже! — Понимаете ли… если бы они остались вдвоем, они бы умерли с голоду. Продуктов было очень мало. Своею смертью Петерсен спас мальчика. Он был способен на такое, добрый старый Руал! |
||||||||
|