"Индейская страсть" - читать интересную книгу автора (Бейкер Мэдлин)

Глава 31

Калеб стоял рядом с Келли. Рука девушки была холодна как лед и дрожала в его руке, лицо соперничало по белизне со свадебным платьем. Честно говоря, Келли не хотела надевать его, однако Калеб настоял.

– Между прочим, я за него заплатил немалые деньги, – напомнил он невесте каменным голосом. – И ты наденешь его, тут не о чем спорить.

Метис бросил быстрый взгляд на Фанни, затем на Орвилла Хоуга; оба они были приглашены свидетелями на свадебную церемонию. Фанни тепло, успокаивающе улыбнулась в ответ, Хоуг казался серьезным и задумчивым.

Во время обряда Калеб не сводил глаз с Келли. Ее «да» прозвучало нерешительно, его едва можно было расслышать. Невеста старательно избегала встречаться с Калебом взглядом, когда тот надевал ей на палец массивное обручальное кольцо.

Затем священник завершил обряд и объявил Келли Макгир законной женой Калеба Страйкера.

– Можете поцеловать супругу, – провозгласил отец Карделла и улыбнулся стоявшей перед ним паре.

Приподняв лицо Келли обеими ладонями, Калеб поцеловал ее. Сначала он хотел, чтобы этот поцелуй был легким, шутливым, но едва его губы коснулись губ Келли, желание, которое он всеми силами сдерживал в себе два последних месяца, вспыхнуло вновь. Страйкер молча вопрошал себя, сможет ли он держаться от нее на расстоянии, когда их узы скреплены священной церковью, когда она наконец стала его законной женой.

Когда Калеб отпустил ее, Келли вконец растерялась. Она почувствовала, как его поцелуй воспламенил ее чувства, угрожая растопить лед, сковавший ее сердце. Даже сейчас она не доверяла метису и не могла позволить себе полюбить его вновь после того предательства.

Ее бросилась обнимать толстушка Фанни, не переставая повторять ей в ухо, что Келли – самая красивая невеста, которую ей доводилось видеть, и что она от всей души желает ей счастья. Орвилл Хоуг пожал новобрачной руку, попрощался со всеми, извинившись, что ему как можно скорее нужно вернуться в город.

Отец Карделла с чувством поцеловал Келли в щеку, пожал руку Калебу и Фанни, сказал, что надеется увидеть молодоженов в будущее воскресенье в церкви, и уехал.

– Ну, мне тоже, наверное, пора, – заметила Фанни, встревоженная напряженностью между женихом и невестой. – Поеду-ка восвояси.

– Нет, пожалуйста, останься, – быстро проговорила Келли, – я сейчас приготовлю ленч.

Фанни взглянула на Калеба, затем на Келли.

– Хорошо, крошка. Только ленч я приготовлю сама.

– Спасибо, Фанни, – с облегчением пробормотала Келли. – Я пойду переоденусь.

– Калеб, не поможешь ли мне на кухне? – спросила толстуха.

Страйкер добродушно усмехнулся, прекрасно понимая, что уж кто-кто, а Фанни не нуждается в помощи. Проследовав на кухню, он плюхнулся на стул.

– Ну с чего это ты так разволновалась? Я не собираюсь обижать свою жену, и ты это знаешь.

– Ты уже ее обидел, парень, – ответила женщина.

– Хм… тебе об этом сказала Келли?

Фанни кивнула.

– Я не хочу брать чью-либо сторону, Калеб, не стараюсь разобраться, кто прав, а кто виноват…

– Я был не прав, Фанни, признаю. И признал это перед Келли. Но она меня не простила.

– Калеб, она хорошая, честная девушка. Будь добр к этой святой душе, прошу тебя.

– Постараюсь.

– Да нет уж, не старайся, а сделай это. Ты же знаешь, в каких условиях она росла – крошка заслужила хорошую жизнь. Она не знала своего отца, едва ли не с младенчества на каждом углу ей приходилось выслушивать самые ужасные сплетни о собственной матери и твоем папе. А она ведь не такая толстокожая, как ты. Келли хорошая, приличная девочка и заслуживает гораздо большего, чем получала от жизни до сих пор.

– Да, мэм.

– Прекрати, парень, я серьезно.

– Знаю. Фанни, я никогда не хотел хоть чем-то обидеть ее и, если она только позволит, сделаю для нее все, о чем ты говоришь.

– Не сомневаюсь. Ты всегда был хорошим парнишкой. Впервые за несколько недель Калеб от души расхохотался.

– Ты не считала так, когда я запустил камнем в окно твоей комнаты, а потом разлил помои на кухне.

– Очень хочется надеяться, что с тех пор ты повзрослел и мое окно теперь в безопасности.

Калеб ухмыльнулся и снова стал серьезным.

– Фанни, она мне не доверяет. И я боюсь, что никогда больше не будет доверять.

– Будь с ней терпелив, малыш. Келли оскорблена, но она тебя любит.

– Она так сказала?

– Не столь многословно. – Фанни улыбнулась, увидев появившуюся в дверях Келли. – Заходи, ягненочек, все готово.

На ленч был холодный ростбиф, картофельный салат и очень много охлажденного шампанского. Фанни непринужденно поддерживала беседу, подхватывая брошенные Калебом или Келли фразы, зависавшие в воздухе. Когда с едой было покончено, женщина бесцеремонно выставила Калеба с кухни.

– А ты, дочка, не суетись, – проворчала она, заметив, что Келли принялась убирать со стола. – Я вмиг все вымою.

– Я только хотела помочь.

– Ну-ка, не спорь со мной, молодка, отдыхай сколько можешь. Я знаю, что говорю, у меня как-никак шестеро детишек народилось, и понимаю, что к чему. Вот появится малыш, так у тебя не будет времени сидеть сложа руки.

– Ты очень добра ко мне, Фанни, впрочем, как и всегда.

– К хорошим людям легко быть доброй.

Налив в кастрюлю воды, толстуха поставила ее греться на печь, затем очистила тарелки от остатков еды и вытерла стол. Прожитые годы научили ее быть мудрой, и поэтому она отлично знала, когда нужно говорить, а когда и смолчать.

Покончив с посудой, Фанни чмокнула Келли в щеку, обняла Калеба и ушла, надеясь, что молодые сами смогут разобраться в своих отношениях. Ей было ясно, что оба обижены, и так же ясно было, что они трепетно любят друг друга. Оставалось надеяться, что два упрямца поймут это сами, пока еще не поздно.

Какое-то время Келли, нервно теребя пальцами ткань платья, смотрела на закрывшуюся за Фанни дверь. Ей так не хотелось, чтобы та уходила! Оставшись наедине с Калебом, она почувствовала себя не в своей тарелке. Теперь она по закону принадлежала Страйкеру. И пусть ранчо – ее по праву, но сама-то она с сегодняшнего дня принадлежит мужу.

Келли пересекла комнату, села на резное канапе и, взяв заказанный по почте каталог, принялась медленно перелистывать страницы. Ей не требовалось смотреть на Калеба, она и так знала, что он не сводит с нее глаз. Господи! Если бы все сложилось иначе, если бы он женился на ней по любви, то все было бы по-другому.

Калеб тяжело вздохнул. Отвернувшись от Келли, он сунул руки в карманы и выглянул в окно. Отныне Келли – его жена, ранчо тоже теперь принадлежит ему, хотя по закону владелицей по-прежнему остается Келли.

Метис криво ухмыльнулся. Если бы они жили в другом месте, после свадьбы имущество Келли перешло бы к нему, но в Вайоминге женщина могла владеть собственностью от своего имени. Тем не менее он получил то, чего больше всего хотел: Келли на законном основании стала его женой. Его охватывало чувство удовлетворения от мысли, что «Рокинг-С», которое он так любил, когда-нибудь унаследует его ребенок и так или иначе оно останется в семье. Казалось бы, эта мысль должна была его осчастливить, но победа, как ни странно, вызывала отвращение.

Оторвавшись от окна, он через плечо взглянул на Келли, склонившуюся над страницами каталога. Она носила его ребенка, но отказывалась выходить за него замуж, держала его на расстоянии, поклявшись, что ненавидит его, не доверяет ему, не хочет видеть его своим мужем. Внезапно все это потеряло значение. Калеб хотел ее и ждал достаточно долго.

Почувствовав, как в плечо впились пальцы Калеба, Келли судорожно вскрикнула, а он, не обращая внимания, заключил ее в объятия и на руках отнес из холла в большую спальню.

Посреди комнаты Калеб остановился; глаза его полыхали огнем.

– Знаю, я обещал, что тебе не придется делить со мной твое ложе, – хрипло проговорил он, – поэтому мы будем делить мое. Я неоднократно говорил, что я не мальчишка, чтобы со мной играть. Так вот, я не собираюсь первую брачную ночь проводить в одиночестве. Можешь меня за это ненавидеть, – шепотом продолжил он, ища губами ее губы, – хотя ты и так меня ненавидишь…

Она хотела запротестовать, но Калеб заставил ее замолчать, прикрыв рукой ее рот. Быстро отнес ее на кровать, раздел и залюбовался ее телом. Выражение его лица не позволяло Келли остановить мужа.

Сдерживая дыхание, она наблюдала, как он сбросил одежду и предстал перед ней обнаженным – мужчина в расцвете сил, высокий, сильный, нетерпеливый. Молодая женщина ощутила внезапно беспричинный страх, и сразу же рядом оказался ее муж. Казалось, Калеба нисколько не заботило, что испытывает Келли, он желал лишь получить удовольствие, словно она была его пленницей, лишенной каких бы то ни было прав. Но вместе с тем она никогда в жизни не чувствовала, чтобы кто-нибудь когда-нибудь ее так любил. Поцелуи, которыми он ее осыпал, были нежны, жадны и до кончиков пальцев наполняли ее любовью.

Это был настоящий мужчина, муж, хранитель очага. А она была его женщиной, женой, она должна поддерживать огонь в очаге и одаривать его любовью и пониманием.

Вдвоем они составляли прекрасную пару.

Он был ведущим, она – ведомой. Сокрушительная лавина бурлящей страсти нахлынула на нее, и она отдалась ему без оглядки, а после, когда все было кончено, вдруг разрыдалась в его руках.

Калеб, охваченный чувством вины, гладил жену по плечам; ее слезы еще глубже вонзали кинжал в его сердце. Неудивительно, что она сейчас плачет, с горечью думал он, ведь он взял ее грубо, не спросив ее согласия, как будто она была какой-нибудь… Он выругался сквозь сжатые зубы, не в силах даже в мыслях вымолвить это слово.

Избегая его взгляда, Калеб выбрался из кровати и натянул брюки.

– Калеб…

– Что?

– Куда ты идешь?

– Сам не знаю. – Он набросил на плечи рубашку и уже в дверях добавил: – Не бойся, впредь это не повторится.

Келли хотела попросить его остаться, но он быстро выскользнул из комнаты.

И потянулись унылые будни, казавшиеся Калебу сплошным адом. Он работал на износ, стараясь подавить в себе страстное желание обладать Келли. Всеми фибрами души ненавидя зиму, он носился по открытым всем ветрам прериям и с нетерпением ждал прихода весны. Тогда он сможет занять себя на пастбищах, будет объезжать территорию, проверять состояние приплода, наличие воды в колодцах, тогда-то дел будет невпроворот.

А пока Страйкер много времени проводил на конюшне, чистил лошадей, подправлял упряжь. В конце концов ковбои даже начали ворчать, что скоро он оставит их без работы, но Калеб только посмеивался над их замечаниями. Как ни крути, он тут главный, и если ему нравится целыми днями торчать на конюшне, так это его личное дело.

Но несмотря на то, что руки его постоянно были заняты, думал он только о Келли. Она забеременела от него, а после свадьбы он взял ее, словно она была какой-то девкой из салуна, которой платили за ночь. Калеб хотел извиниться, но ему было стыдно показаться жене на глаза. Чем в конечном итоге отличался он от своего старика?

Калеб раньше никогда не думал о том, что ему тоже предстоит стать отцом, даже представить себя не мог в этой роли. Да, собственно, ему и не хотелось заводить потомство. Но когда в его жизни появилась Келли, все изменилось, теперь он хотел, чтобы она родила ему ребенка; он надеялся, что у него будет сын, непременно сын, и что малыш полюбит ранчо, как любил его он сам. Как любила его Келли.

Долгие вечера были особенно мучительными. Иногда Келли рано ложилась спать, оставляя мужа одного в гостиной, но чаще всего она подолгу сидела на диване у камина, шила приданое для малыша или читала пьесы Шекспира. Калеб иногда ловил на себе ее взгляд, как будто она хотела о чем-то поговорить, но он никогда не спрашивал, что у нее на уме, и она продолжала молчать.

Часто, собираясь ехать по делам, он наблюдал за Келли, отмечая, как меняется ее тело. Лодыжки припухли, груди налились, потяжелели. В такие минуты он представлял жену, сидящей в большом кресле у окна и баюкающей их ребенка.

Ему нестерпимо хотелось обнять ее, прижать к себе, уткнуться лицом в грудь, которая в скором времени будет вскармливать их ребенка. Наблюдая за происходящими в ней изменениями, он пытался представить, как растет в ее теле их дитя.

Келли. Он должен найти способ сломать ее сопротивление, должен пробить стену недоверия, заставить понять, что он женился на ней не из-за ранчо и даже не из-за будущего ребенка, а потому что любит ее. Надо вымолить у нее прощение, и медлить больше нельзя. Их размолвка и без того слишком затянулась.

Завтра, решил Калеб. Завтра он соберет все свое мужество и раскроет ей сердце. Всей душой он надеялся, что на этот раз она ему поверит, потому что больше был не в силах выносить эту муку.

Келли проснулась, с удивлением обнаружив стоящего рядом Калеба.

– Вставай, – сказал он, – мы отправляемся на прогулку.

– На прогулку? Куда?

– Встретимся внизу. Оденься потеплее. – Не дожидаясь очередного вопроса, он вышел из спальни.

Келли нахмурилась. Что еще он задумал? На миг захотелось снова зарыться в одеяло, но любопытство пересилило сон.

Выбравшись из кровати, она постаралась одеться побыстрее, хотя растущая с каждым днем вялость давала о себе знать уже с самого утра. Через тридцать минут Келли спустилась вниз и на кухне встретилась с Калебом.

– Ты готова? – спросил он. Жена кивнула, он открыл дверь и вслед за ней вышел на улицу.

Коляска уже ждала у крыльца. Посадив в нее Келли, Калеб накинул ей на плечи плед, вторым заботливо укрыл ее ноги и вспрыгнул на сиденье рядом.

– Куда мы едем? – снова спросила Келли, но муж лишь покачал головой, сказав, чтобы она запаслась терпением.

Келли раздраженно вздохнула, сложила руки на груди и откинулась назад. День выдался на редкость солнечным и ясным. Небо голубым куполом взмывало вверх, в воздухе веяло прохладой и свежестью.

Проезжая по «Рокинг-С», она улыбнулась; при мысли, что все это принадлежит ей, миссис Страйкер почувствовала умиротворение. Ранчо служило основой, фундаментом того, чтобы обрести уверенность в завтрашнем дне, которой Келли была лишена ребенком.

Через час Калеб остановил коляску под высоким тополем.

Спрыгнув на землю, он откинул плед с колен Келли, расстелил его на земле и помог ей спуститься. Когда она села, метис достал из-под сиденья корзину с продуктами.

– Завтрак, – пояснил он, открывая корзину. Вытащил из нее полдюжины бисквитов и фруктовых пирожных, хлеб, масло, джем, мед. Были там и сваренные вкрутую яйца, несколько яблок и кувшин сладкого сидра.

– Надеюсь, ты голодна.

– Теперь я всегда голодна, – пробормотала Келли и взяла пирожное с клубникой. – Где ты все это раздобыл?

– Попросил нашего повара кое-что собрать.

Келли, ставшая в последнее время очень прожорливой, молча принялась за еду, наслаждаясь пикником и красотой дня. Она избегала встречаться взглядом с мужем, недоумевая, зачем он привез ее сюда, однако несколько раз перехватила его ласковый взгляд. После брачной ночи они впервые оказались наедине вне дома, впервые Калеб искал ее общества днем. Обычно он вместе с другими ковбоями пропадал на пастбищах, а по воскресеньям играл в бараке с работниками в покер. Иногда ездил в город. Как подозревала Келли, чтобы увидеться с Энжелой.

Келли раздраженно сдвинула брови. В последний раз она видела Энжелу в городе несколько недель назад. Та специально прошла так, чтобы Келли ее заметила и обратила внимание на отороченный мехом плащ. Подарок Калеба, сказала тогда вдова. На день рождения. Келли хотелось стереть самодовольное выражение с лица этой нахалки. Ты можешь быть за ним замужем, красноречиво говорил сам вид Энжелы, но хочет он меня. Да и как могла Келли сомневаться в этом?

– Налить еще сидра?

Келли подняла глаза, отвлеченная от раздумий голосом мужа.

– Спасибо, нет.

– О чем ты думаешь? – с любопытством спросил Калеб. – По-моему, ты так злишься, что готова вскочить и затопать ногами…

– Ни о чем я не думаю.

– Тебе не кажется, что нам пора перестать лгать друг другу?

– Не понимаю, что ты имеешь в виду.

– Так уж и не понимаешь? Скажи, если я до тебя дотронусь, ты как всегда оттолкнешь меня или все-таки признаешься, что давно ждешь этого?

Кровь прилила к щекам Келли под пристальным взглядом метиса. Она покачала головой, но так и не смогла вымолвить ни слова.

– Келли, у нас все идет наперекосяк, и только потому, что мы оба наделали ошибок. Я очень хочу наладить наши отношения, но мне нужна твоя помощь.

Калеб подсел ближе и взял ее лицо в свои ладони.

– Я хочу тебя, Келли. Думаю, я уговорил тебя согласиться на эту фиктивную помолвку, так как стремился любым путем получить тебя, боялся, что ты исчезнешь из моей жизни, да и самому себе не хотел признаться, что ты нужна мне. Теперь я знаю, что это правда.

Она хотела что-то возразить, но Калеб заставил ее замолчать, прикоснувшись рукой к ее губам.

– Выслушай, Келли. Я люблю тебя, мне нужна ты, а не ранчо. Если ты не веришь, продай его, и мы тотчас переедем в город или еще куда-нибудь по твоему выбору.

Келли заморгала, глядя в его лицо. Что он сказал? Что любит ее? Ей не послышалось?

– Знаю, я должен просить у тебя прощения за то, что произошло той ночью, но пойми, я не могу извиняться за это, Келли. Я ни в чем не раскаиваюсь и с радостью снова поступил бы так.

Отняв от своего рта его руку, Келли хотела было отпустить ее, но вместо этого положила к себе на колени, любуясь цветом его кожи, такой темной по сравнению с ее.

– Калеб, я…

– Поверь мне, Келли. Поверь всего лишь раз.

– Я хотела бы, но…

Он приподнял пальцем ее подбородок, чтобы видеть ее глаза.

– Продолжай.

– А как же Энжела? Ты же все это время пропадал у нее.

– Это ровным счетом ничего не значило, Келли. Мне просто было очень одиноко, вот и все. Между нами ничего не было.

– А как же… – Келли закусила губу, но все же решилась и твердо посмотрела на него. – Как же плащ, который ты ей подарил?

Калеб нахмурился.

– Какой еще плащ?

– Тот, что ты подарил ей на день рождения. Он недоуменно потряс головой.

– Я ничего не дарил Энжеле на день рождения, и разрази меня гром, если я знаю, когда она родилась.

Уловив в глазах жены сомнение, Калеб ругнулся.

– Черт побери, Келли, ты должна поверить мне. Мы с Энжелой всего лишь старинные друзья, не более того. Клянусь, между нами никогда ничего не было.

Взяв ее руки в свои, он посмотрел в ее глаза и пылко проговорил:

– Я говорю правду. Ты – единственная женщина, которую я люблю. И единственная, кого я когда-нибудь желал по-настоящему.

Келли пытливо вглядывалась в его глаза в поисках подвоха, обмана, но видела только отчаянную надежду и бесконечную нежность, которые смыли последние сомнения с ее души.

– Келли, пожалуйста, поверь мне еще раз!

Она кивнула, не в силах отвечать из-за подступивших слез.

Еще осмеливаясь поверить, что Келли готова забыть прошлое, Калеб снова взял лицо жены в ладони и стал нежно целовать ее, чувствуя на губах соленые слезы, которые она уже не могла больше сдерживать.

– Черт возьми, Келли, каким же я был дураком! – прошептал он ей на ухо.

– Да и я тоже вела себя как идиотка. Отталкивала тебя из-за того, что ты обидел меня…

– Знаю.

– Но пойми, ведь ты больно ранил меня. А после нашей брачной ночи, после того, как мы так занимались любовью, ты вдруг ушел. Я пыталась сказать тебе, что все в порядке, что все было просто чудесно, но… но ты не позволил мне сделать это, и, представь, это обидело гораздо больше, чем все остальное.

– Мне было стыдно смотреть тебе в глаза после всего, что я сделал, Келли. Но если ты дашь мне еще один шанс, клянусь, я ничем больше тебя не обижу.

Калеб обнял ее; поцелуй был теплым, как солнце, играющее в ее волосах, и нежным, как легкое дуновение ветерка.

Метис немного отодвинулся от нее, взглянул в ее глаза и пылко повторил:

– Запомни, я больше никогда тебя не обижу! И на этот раз она ему поверила.

Следующие дни были самыми счастливыми в жизни Келли. Каждое утро она просыпалась рядом с Калебом и никак не могла насытиться их близостью.

Никогда не забыть радостного удивления и счастья, когда она проснулась в то, первое утро и встретилась с его взглядом, полным предвосхищения последующих блаженных ночей.

А дальше были еще дни и ночи, когда Калеб занимался с ней любовью так, как она и вообразить не могла. Иногда, ранним утром, когда небо нежно пламенело в окнах, а земля была тихой и спокойной, Калеб любил ее спокойно и ласково, шепча о своей любви и преданности, повторяя снова и снова, что она прекрасней, чем сама Мадонна.

Иногда он обладал ею под покровом ночи и так разжигал в ней страсть, что ей казалось, от одного желания близости с ним она может сию же секунду умереть. А иной раз они занимались любовью при свете дня, той самой сладостной неторопливой любовью, растягивающейся на часы, когда любящий муж ласкает или расчесывает волосы любимой или, взяв в пригоршню душистое масло, массирует ее тело; когда большие смуглые руки замирают на ее округлившемся животе, а из глубины души рвутся едва слышные слова о еще не родившемся ребенке. Эти мгновения казались Келли самыми прекрасными…

И вот сейчас утро одного из таких дней подходило к концу. Келли лежала рядом с мужем. Ей не хотелось расставаться с ним даже на пару часов, не хотелось, чтобы он снова занимался делами на ранчо. Страйкер мирно спал, и она склонилась к его лицу.

– Красив, – прошептала она. – Господи, знаешь ли ты, как ты красив? Знаешь ли ты, Калеб Страйкер, как я тебя люблю?

Кончиком пальца она провела по его нижней губе, затем спустилась к шее и широкой груди.

Упиваясь зрелищем мускулистых бронзовых рук, широких плеч, немного помедлила, а потом едва слышно прошептала:

– Такой сильный.

Нежные пальчики продолжили свое путешествие, спускаясь по плоскому животу с выпуклыми буграми мышц, медленно проследовали дорогой из вьющихся волос, пока не исчезли под простыней.

– Не останавливайся.

Келли вспыхнула, поняв, что муж все это время не спал.

– Как тебе не стыдно? Почему не сказал, что проснулся? – смешливо пожурила его она.

– Зачем же? Тогда бы я так никогда и не узнал, что красив, – улыбнулся Калеб. Серые глаза весело заискрились.

С притворной досадой Келли бросила на мужа сердитый взгляд.

– Я врала.

– В самом деле?

– Врала самым наглым образом. Ты самый уродливый тип, которого я когда-либо знала. Приходилось мне видеть лягушек, так и те были покрасивее.

Калеб громко расхохотался.

– Ах вот как, лягушек!

– Да, и еще больших мохнатых крыс. И… и ящериц! Прежде чем Келли поняла, что происходит, Калеб накрыл ее своим огромным телом, опираясь на локти, чтобы ненароком не причинить любимой боль, и одной ладонью поймал обе ее руки.

– Закроем ужасный список на ящерицах, – прорычал он и небритым подбородком потерся о щеку жены. – Немедленно, сию же секунду возьми свои слова обратно.

– Ни за что! Даже старый уродец Морт Холли, и то выглядит лучше.

– Ну в таком случае остается только пожалеть нашего ребеночка. Представляешь, если он пойдет в меня?

Келли прыснула, а потом вдруг задумалась.

– Что случилось, милая? Я сделал тебе больно? – сразу заволновался Калеб.

– Нет, просто я подумала, сколько времени мы с тобой потеряли, дуясь друг на друга, вместо того чтобы…

Калеб изогнул бровь.

– Чтобы что, миссис Страйкер? – спросил он неожиданно осипшим голосом. – Чтобы заниматься этим?

И поцеловал Келли.

– Или этим?

Его губы мягко коснулись нежной кожи за мочкой ее уха.

– Или, может быть, этим?

Рот Калеба скользнул к ее груди.

Келли застонала от удовольствия, когда муж начал ласкать ее горячим языком. Никогда не приходилось ей испытывать большего блаженства; даже в самых сладостных снах не могло привидеться, что на свете может существовать такая любовь. Келли принадлежала Калебу всем сердцем, всей душой, всем своим существом. Теперь она понимала, почему ее мать отказалась оставить Дункана Страйкера, почему столько лет терпела презрение всего города. И не вина ее, что любовь она нашла в объятиях женатого человека, а скорее беда. Келли больше не осуждала мать за отказ покинуть Шайенн и навсегда забыть любимого.

И когда Калеб, сверкая потемневшими от любви и желания глазами, склонился к ней, Келли простила матери все.