"Мгла" - читать интересную книгу автора (Барановская Юлия Александровна)

Глава 10

Торжество было в самом разгаре. Незаметно, суета бала сменилась шумом пиршества. Неизвестно откуда были вынесенные широкие дубовые столы, поставленные буквой Т, и утомленные танцами гости оставили светские разговоры и увлеклись угощением, особенно налегая на вина, неосмотрительно извлеченные из наших подвалов. Музыканты оставили танцевальные мелодии, наигрывая что-то игривое и порывистое — под стать невесть откуда появившимся шутам, развлекающим раскрасневшихся гостей.

Наряженные в яркие камзольчики и причудливые шляпы, карлики и горбуны кривлялись, кричали по-птичьему, мяукали, ржали, разыгрывая сцены прошедшей охоты, привлекая к себе всеобщее внимание, чем и воспользовалась я, незаметно пробирающаяся к выходу.

Кружилась голова, вскруженная чередой танцев и легким игристым вином. Болели ноги, утомленные долгими плясками. Но я продолжала идти вперед, опасливо оглядываясь на родителей, устало и, как показалось мне, не без раздражения взирающих на Элоизу, словно обезумевшую со своей охотой.

Сестра была возбуждена. Гордо указывая на зажаренного и истекающего соком оленя, всем и каждому спешила она сообщить, что это — её добыча, подстреленная ею в прыжке. Не знаю, какой реакции она ждала от меня, но глядя на тонкую шею и изящную морду убитого животного я испытала лишь жалость и раздражение от бахвальства захмелевшей сестры.

Впрочем, сейчас, это было только на пользу, ибо уставшая от пристального внимания я собиралась провести остаток ночи с куда большей пользой. Альтернативу чревоугодию и вакханалии, зарождение которой я имела честь наблюдать, предложил Зак, неспешно цедящий красное вино.

— За ключом пойдем сегодня, после полуночи, — тихо сказал он, ведя меня в сложном рисунке ригодона. — Идеальное время. Все будут достаточно пьяны и веселы, чтобы не заметить нашей пропажи. А если кто и проявит наблюдательность, всегда можно сослаться за духоту и головокружение.

Я лишь кивнула очарованная красотой братьев, и бесконечной чередой комплиментов, которыми удостоили, наконец представшую перед ними меня наследники благородных семейств.

И вот теперь, спустя несколько часов после этого разговора, я кралась вдоль стены, не обращая внимания ни на крики, ни на взрывы беспричинного хохота. Надо признать, страх ушел, уступив место брезгливости.

«Пьяные мужчины, куда большие животные, чем те же олени…» — С отвращением подумала я, рассматривая побратимов собственного родителя, опорожняющих очередные кубки.

Большинство женщин, поднялись в отведенные им покои, придерживаясь, видимо, той же точки зрения, и это придало мне уверенности.

«Скажу, что голова заболела…» — Решила я, и нырнула в ближайший коридор, торопясь нырнуть в один из подземных ходов, ведущих, как мне теперь было известно, за крепостную стену, где ждали меня мои чародеи.

Пробежав по широкому, затянутому паутиной входу толкнула тяжелую дверь и шагнула в ночь, чтобы нос к носу столкнуться с большой любопытной мордой ночного чудовища.

Вместо того, чтобы закричать, я лишь обреченно зажмурилась, с ужасом ощущая как неожиданно мягкие губы прихватывают выбившиеся из прически локоны, и обдавая горячим дыханием осторожно касаются лица.

— Вестник, как не стыдно уводить прекрасную даму у собственного хозяина? — Разорвал тишину страшного момента знакомый искрящийся смехом голос, и широко распахнувшая глаза я поняла, что привидевшееся мне чудище — всего лишь рыжий жеребец Зака, с любопытством обнюхивающий выскочившую перед самым его носом меня.

Тихо выдохнув, смущенная своей глупостью я обошла кругом попытавшегося последовать за мной коня и остановилась в нерешительности, переводя взгляд на своих графов.

— А где же лошадь для меня?.. — Растеряно спросила я, с наслаждением вдыхая прохладный ночной воздух.

— Она тебе не потребуется. — Ухмыльнулся Зак и пояснил, легко поднимая обомлевшую меня на руки и устраивая впереди себя. — Мы же — волшебники, и кони у нас самые, что ни наесть волшебные. Вровень с ветром скачут — вашим за ними не угнаться. Так что поскачешь с нами.

Я лишь беспомощно кивнула. Даже сидя в седле и сжимая в руках поводья я чувствовала страх перед таким большим и сильным животным, с ужасом ощущая напряжение мышц и ожидая падения. Что уж говорить о том, неудобном и даже двусмысленном положении в котором я оказалась совершенно неожиданно для себя.

Моля всех богов, чтобы никому из стражников не случилось увидеть нашу неоднозначную компанию, я обреченно зажмурилась, чувствуя сильную руку, придерживающую меня за талию… а в следующее мгновение кони сорвались с места.

Первый час безумной скачки, я не помнила себя от страха, судорожно сжимая в пальцах пряди мягкой, на беду Вестника, попавшейся мне в руки гривы, не рискуя даже приоткрыть глаз.

Но постепенно свежий воздух и бродившие, как думалось мне, в крови остатки алкоголя ослабили то паническое, страшное чувство, что рождала во мне ночная гонка.

И вскоре я уже не смело приоткрыла глаза, и вскрикнула, пораженная открывшимся видом. Я знала, что кони графов быстры. Но даже не представляла на сколько.

За время, прошедшее по моим представлениям с начала поездки, мы должны были добраться до края охотничьих угодий, не далее.

Однако широкая полоса леса темнела далеко позади, а сами мы неслись вдоль истоптанной копытами десятков хантеров дороги, залитой серебряным, неверным светом полной луны.

Осмелев, я подняла голову, с восторгом глядя в черно-фиолетовое, бархатное небо, раскинувшееся над нами.

— Время колдовства, — тихо рассмеялся все так же прижимающий меня к себе Зак. И я не могла с ним не согласиться.

Я всегда знала, что ночь красива, но никогда не представляла, что настолько.

Опустившаяся на землю тьма изменяла цвета, бросая причудливые тени на погруженный в сон и будто застывший мир. Чернело небо, на фоне которого неспешно бежали вслед за нами светлые, почти прозрачнее облака — словно убегали от полукруга убывающей луны.

А та неспешно плыла среди них, заливая поля хрупким, неверным светом, словно притягиваемым стенами старого здания, знаменующего конец нашей скачки.

Я никогда не видела этого места, но поняла, что мы прибыли стоило увидеть. Только Элоиза могла назвать его церквушкой. Белые, высокие стены, темные сферы частично обвалившихся крыш. Это место было так же далеко от современной религии, как я от того волшебного шлейфа, что окутывал братьев.

Лошади сбавили ход, плавно переходя на легкий, ничуть не утомленный шаг, а мы воззрились на частично обвалившиеся, частично заросшие диким виноградом стены.

— Красивое было место… и что от него осталось… — Печально сказал Светоч, кажущийся каким-то по-особенному бледным в неверном лунном свете.

— Грех. — Откликнулся его брат, указывая пальцем на купол самой широкой, чудом уцелевшей крыше. Там, на потрескавшемся и обгоревшем на солнце камне сгорбился, растянув пасть в злобном оскале свирепый с виду монстр, чем-то напоминающий наших шутов.

— Он страшный… — Поделилась своими ощущениями я. А в следующий миг уже оказалась на земле, рядом с разом спрыгнувшими со спин своих жеребцов магов.

— Он древний дух… — Ухмыльнулся Светоч. Поклонники рассветного, названного твоей матушкой богиней, проявили несвойственную им доброту, заточив высшую сущность в каменное тело, а не в смертную плоть, как в древнем лесу.

— Он тоже Страж? — Поразилась я, с куда как возросшим страхом уставившись на страшного горбуна. — Но что он охраняет? Тоже воду?

— То, что скрывается у него во рту. — Весело хмыкнул Зак, и не попросил — приказал разом расхотевшей приближаться к развалинам мне: — Поэтому оставайся здесь. Там за дорогой есть чудесная опушка, полная земляники. Поброди там, чтобы не пострадать, если эта милая зверюшка вырвется на свободу.

Я лишь кивнула, а Зак приказал настороженно стригущему ушами Вестнику:

— Проводи её и возвращайся. Ты и Светозар можете понадобиться нам. — И рыжий жеребец качнул сухой головой и неспешно зашагал в указанном направлении, осторожно подтолкнув широким лбом обомлевшую от такого меня.

— Но?. — Возмутилась было я, беспокойно оглядываясь назад. Но лорды только улыбнулись: весело и как-то по-мальчишески:

— Не бойся, — ласково попросил Светоч. — Мы как-то в усыпальницу одного шаха залезли, вот там было весело. А здесь так, забава на пару часов.

Кажется, он хотел сказать что-то еще, но я перебила, спросив, неожиданно для себя.

— То, что в его пасти…оно поможет вернуть вам сокровище?

Братья вздрогнули, опустив головы, а я продолжала, переводя взгляд с одной напряженной фигуры на другую:

— Вижу, я права. Не бойтесь, я ничего не скажу родителям… Но вы покажете мне то, что заставило вас быть рядом со мной? Я не верю, что вы не справились бы без моей помощи…

— Может, и так… — не стал спорить беловолосый, неожиданно подходя ближе и прошептал, осторожно целуя в уголок рта, вспыхнувшую, будто маков цвет: — Не скрою, то, что находится в храме — важно. Но куда ценнее для нас часы, проведенные с тобой. Жаль, что они так редки…впрочем, впереди так много дней… Обещаю, ты все узнаешь. Чуть позже — луна клониться к краю и нам надо спешить. Но знай одно — в нашей дружбе нет корысти, и мы рядом с тобой — лишь от того, что тебе принадлежат наши сердца. А теперь иди… Я всё расскажу тебе…потом. А пока подумай, кто приходит после заката. — С этими словами он легко расстегнул массивную золотую фибулу, скрепляющую края теплого, кажется подбитого мехом плаща и протянул его мне:

— Если устанешь, расстелешь и сядешь. — Пояснил он.

— А моим накроешься, — вторил его рыжий брат, снимая и свой плащ, сверкнув темным, кажется, красным камнем на толстой цепочке. Я лишь растеряно кивнула, смущенная внезапным признанием и… едва не упала от нового толчка рыжего жеребца, деловито прихватившего меня за край хозяйского плаща и буквально потащившего все ещё оглядывающуюся и порывающуюся что-то сказать меня, крикнувшую напоследок своим деловито осматривающим стены графам:

— Удачи…

И заспешила за умным зверем, легко ступающему среди истоптанной десятками копыт травы. В отличие от него, я спотыкалась, путалась в пышном подоле, малопригодном для подобных прогулок, а потому все же добравшись до обещанной Заком поляны меньше всего интересовалась пресловутой земляникой, невесть как и в самом деле не только разросшейся, но и заалевшей на странной полянке.

«Наверное, здесь тоже время движется по-иному…» — Подумала я, и сама испугалась своих мыслей. Оглянулась, с ужасом обнаружив, что Вестник уже скрылся за деревьями, и уже собиралась бежать назад, когда в голове прозвучал тихий, насмешливый голос:

Сиди и ничего не бойся…

Дернувшись, я завертела головой, разом вспомнив и пресловутых человечках с крылышками, злобных духах и людях, обращенных в деревья.

— Кто вы? Имейте в виду, там рядом — два мага! — Дрожащим голоском пролепетала я, прижимая к груди все так же сжимаемые в руках плащи. А неизвестный отчего-то расхохотался и смех этот вызвал теплую волну в моей груди.

Я-то? Гномик я… обособленный. — Ещё более непонятно, но, кажется, дружелюбно заявил он, заставив меняя растеряно заморгать, рассматривая тяжелые темные ветки, качающиеся надо мной.

— Гномик? — Протянула я, совершенно не представляя, что значит это слово, но боясь разозлить невидимого собеседника. — А вы не могли бы… показаться мне?

Нет, — подумав, отказался гномик. И пояснил, блеснув новым незнакомым мне словом: — У меня комплексы…

— Вот как… — Огорчилась я, окидывая поляну быстрым взглядом, ища загадочные комплексы, мешающие появиться предо мной этому, наверняка, волшебному существу: — А что вы здесь делаете?

Обосабливаюсь… — Сквозь всхлипы откликнулся тот.

— Простите, если расстроила. — Извинилась я, от всего сердца жалея плачущего гномика.

Буквально в душу плюнула, — уверил меня он. И пожаловался: — как тяжело, когда вокруг существа без намека на чувство юмора. Собственная семейка и та не понимает.

— Это плохо… Мне тоже кажется, что меня даже сестра перестает понимать… — Вздохнула я, расстилая плащ на земле и опускаясь на самый краешек.

Может, и не начинала? — Неожиданно серьезно спросил гномик, переставая плакать.

— Конечно, нет. — Возмутилась я. — Элли любит меня. Она заботится обо мне, объясняла, все то, что я не понимала, даже расчесывала…

Ветки зашумели, осыпая плащ длинными сухими иголками ни одна из которых, как ни удивительно, не коснулась меня.

Делала большую куклу, которая может не только закрывать глазки, но и говорить. — Прервал мои объяснения злой гномик. — А что делают с куклой, когда она надоедает или выходит из строя? Выбрасывают, набирая новых — в пестрых платьицах… как дочурки ваших гостей.

— Это неправда. — Уже не так уверенно сказала я. А перед глазами внезапно замелькали сцены последних дней, плавно переходящих в годы. Элли не отходила от меня ни на шаг, пока я не знала этот мир, однако оставила, стоило мне начать становиться собой…

Это и Зак со Светочем поняли — потому рыжий так обозлился на тебя, там в лесу. Он — то видит, что ты нуждаешься в Элоизе, куда сильнее, чем она в тебе. Ты любишь человека, а она — игрушку. Которую отдали другим, и которую ей так не хочется отдавать. — Зло хохотнув, объявил вредный гномик. — Она бросит тебя, не задумываясь, уже бросила, даже не вспомнив о тебе за время охоты. А ты, не сможешь её оставить…

Гномик бил по самому больному, задевая те струны моей души, о которых я и сама имела весьма смутное представление. Но каждое слово достигало цели.

— Прекрати! Ты злой, гадкий и противный, — рассержено вскрикнула я, тряхнув головой. — Элли — моя сестра и я не позволю…

Твое дело… Пока что. — Не стал спорить гномик, и поинтересовался у горящей праведным гневом меня: — Чего землянику-то не ешь?

— Не хочу, — сердито буркнула я, скрещивая руки на груди. Слова мерзкого существа разрушили и очарование ночи, и признание Светоча, и меньше всего уставшая и расстроенная я, думала об этой самой землянике.

Ну и зря. Кто съест эти ягоды — тот правду увидит. А если на них подышать и угостить кого, ну скажем, бросив ягодку в бокал — он соврать не сможет. — Поделился знаниями хамоватый гномик. Ягоды мгновенно приобрели особую ценность, а озирающаяся я спросила, все еще недовольно, но уже не так зло:

— А больше здесь ничего не растет? Магического?

Гномик только вздохнул и пожаловался невесть кому, что женщины — удивительно корыстные и твердолобые существа, однако принялся перечислять все сокровища этого места. Справа от меня, подо мхом были скрыты грибы, что зеленее травы. Если намазать такой грибок кровью — станешь невидимой, но — увы, слышимой останешься. Ветки погибшей сосны, чей ствол был использован мною в качестве сидения, оказались полны ядом, а камешки, усеивающие землю, помогали видеть духов и призраков, а так же невидимые двери и тайные ходы.

А вот если взять горсть земли, и подуешь на неё, простирая руки к северу, — и сам, видимо, увлекшись, рассказывал невидимый гномик. — То поймешь, что вокруг тебя… идиоты! — Последнее слово было не произнесено — провыто, а в следующий миг где-то вдалеке раздался страшный грохот.

Увлекшаяся постижением таинств магии я, вздрогнула, собираясь подняться на ноги, но была остановлена магическим существом, приказавшим мне: — Сиди здесь.

Зашелестели ветви, заскрипели стволы, и я внезапно поняла, что третье узнанное мной волшебное существо пропало.

На мгновение мной овладело желание, ослушаться его и бежать туда, на помощь к лордам. Однако я усидела на месте, вспомнив битву в лесу, где я, как стало казаться мне теперь, была только помехой.

«Они маги…» — утешила я саму себя, и встрепенулась, озаренная внезапной идеей: — «И я почти что тоже…»

Если бы маменька увидела, во что я превратила дорогие шелковые перчатки, ей стало бы плохо с сердцем. Не имея даже носового платка, но горя желанием стать обладательницей магических предметов, я нашла оригинальный выход, стянув дорогой голубой шелк и набивая показными гномиком сокровищами, словно прыгающим мне в руки.

Правая, туго набитая уже лежала на плаще Светоча. Левая — которой отводилась роль вместилища для ядовитых веток, была сжата в моей руке, когда в мои мысли ворвался тихий скрип, обернувшись на который я разом забыла о внезапной запасливости.

На поваленном стволе в десятки шагов от меня сидел волк. Рослый, с массивным костяком и широким лбом, зверь цвета молока пристально наблюдал за мной прозрачными тоскливыми глазами, не спеша, однако напасть.

— Гномик? — Робко позвала я, выронив перчатку и сама понимая, как нелепо мое предположение.

Зверь удивленно мигнул, и, как мне показалось, укоризненно посмотрел на меня серыми умными показавшимися мне отчего-то до боли знакомыми глазами. Затем, спрыгнул со ствола и неспешно направился ко мне.

Взвизгнув, я попятилась назад, запнулась за какой-то торчавший из земли корень и упала, больно ударившись о землю. И уже не вставая, поползла назад, пока не уперлась спиной в ствол старой раскидистой сосны, с ужасом наблюдая за приближающимся зверем.

А тот быстро пересек разделяющее нас расстояние, вновь заглянув в мои округлившиеся от ужаса глаза.

— За-ак… Светоч… — Обреченно простонала я, глядя, как тянется ко мне белая морда, и зажмурилась, не желая видеть, как распахнется алая пасть. А в следующее мгновение по моим губам скользнуло что-то горячее и влажное, заставившее меня испуганно распахнуть глаза. И вовремя, как оказалось, ибо и не думающий нападать зверь склонил голову набок и, осмотрев озадаченную меня, вновь скользнул по моим губам мягким и совсем даже не шершавым, как любят описывать в книгах языком, вызвав удивленный вскрик.

Поймав мой потерянный взгляд, волк чуть отступил, припал на передние лапы, и будто собака, виляя хвостом, пополз ко мне, доверчиво уткнувшись в мою ладонь теплым носом.

— Хороший волчик… — Не веря сама себе, пробормотала и осторожно погладила белую, словно светящуюся изнутри шерсть на загривке. И грозный хозяин леса ничуть не возражал, подвинулся поближе, опустив лобастую голову мне на колени, продолжая постукивать по земле хвостом, вылизывая осмелевшие руки, ласкающие его.

— Да уж, время колдовства… — Тихо прошептала я, удостоившись пристального взгляда от волка, на миг переставшего ластиться ко мне. Прежняя Вира умерла бы от страха, случись ей оказаться ночью в диком лесу. Она не стала бы говорить с гномиком, посчитав его плодом воспалившегося сознания, и бросилась бы прочь, едва завидев волка.

Но пришли они… и нет, мир остался прежним, но изменилась я, словно ожив после долгой зимы.

Мои лорды, мои друзья, мои…

Мне не было суждено закончить мысль, ибо где-то вдалеке, на крыше полуразвалившегося храма пробудился ото сна Страж, огласив окрестности страшным ревом.

Вздрогнув, я хотела вскочить на ноги, броситься прочь, но этого не дал сделать белый хищник всем весом придавивший меня к сосне.

— Пусти! — Отчаянно крикнула я, но он и не подумал подчиняться. Извернувшись под невозможным для живого существа углом, вновь посмотрел мне в глаза и вновь лизнул мои дрожащие губы — будто поцеловал.

Я лишь всхлипнула, а в следующий миг вокруг поляны замелькали тени. Деревья гнулись, будто игрушки, выл разгулявшийся ветер, а где-то в просветах между стволами мелькало тело и морда, страшного карлика. На миг наши глаза повстречались, и мне показалось, что вот-вот он прорвется на поляну, а в следующую секунду волк прыгнул вперед, страшно оскалился, закрывая меня собственным телом. И Страж отступил, издав новый ужасающий вопль, сорвавший все до последней иголки с застонавших сосен.

А следом за этим страшным ревом раздался иступленный крик, в котором я узнала голос Зака:

— Вира, не уходи с поляны!

Я лишь всхлипнула.

А там, за кругом из сосен, происходило самое настоящее сражение. Выл ветер, метались ожившие тени, небо озаряли вспышки молний. Наверное, я бы не выдержала и бросилась прочь, если бы не волк. Одним прыжком добравшись до меня, зверь прижался ко мне, позволяя зарыться в густую шерсть и то и дело проходя горячим, словно человеческим языком по моей щеке и шее, слизывая слезы ужаса, и доказывая, что я все еще жива.

А за поляной происходило что-то, чему не было места в привычном мире; Страж ревел, выл, сотрясая землю ударами каменных кулаков, и, казалось, этому не будет конца…но внезапно все стихло и на поляну ворвались растрепанные и грязные, но такие привычные и знакомые Зак и Светоч, словно на клинок налетевшие на взгляд моего волчка.

Остановилась и я, дорогу которой заступил белый хищник. Скалясь и рыча, он рыл землю когтистыми лапами, не позволяя мне приблизиться к моим графам.

— Вол…

— Ты?! — От ненависти в голосе Зака сжалось сердце. А спустя миг я поняла, что вся ярость и бешенство направлены вовсе не на меня, а на волка, рычащего у моих ног.

— Вира, отойди от него. — Приказал Светоч, словно из воздуха извлекая залитый чем-то черным меч. Словно поняв его слова, зверь рявкнул, прижимаясь всем телом к растерянной и ничего не понимающей мне.

— Светоч, я… — всхлипнула я, кулаком вытирая мокрую щеку.

— Потом. — Рыкнул беловолосый, и неожиданно произнес мягким, умоляющим голосом: — Вира, девочка моя, хорошая, умная, бесценная. Я всё тебе расскажу, но позже… Сейчас сделай, как я прошу — отойди от него. Он плохой — желает тебе зла…

Я только смотрела на него, не понимая, о чем говорит мой друг, но его понял волк, с разъяренным рыком бросившийся на беловолосого графа.

Я закричала, а в следующее мгновение наперерез белому бросилась черная тень, сбивая его с ног, за секунду до того, как страшные клыки сомкнулись на запястье бледного, выдержавшего целую битву Светоча. По поляне, сцепившись, покатились два волка — черный, как смоль, и белый, будто снег.

Но не успела я ничего предпринять, как ко мне бросился Зак. Схватил в охапку и в мгновение ока, добравшись до вынырнувшего из темноты Вестника, забросил меня в седло, вскочил сам и подхлестнул умного зверя, безжалостно подгоняя его. Спустя мгновение с нами поравнялся Светоч, бросивший на меня полубезумный, затравленный взгляд.

Мы неслись вперед с такой скоростью, что дорога слилась в смазанную полосу, а за нашей спиной разгорался новый день, тонкой полоской заалевший на западе.

Двумя тенями ворвавшись в пустой двор, братья буквально протащили меня по подземному ходу, втолкнув в комнату, озаренную первыми лучами нового дня.

«Он все-таки украл эти проклятые шторы» — Успела подумать совершенно растерянная и ничего не понимающая я, отстраненно рассматривая обрывки ткани, качающиеся в опустевших кольцах багета. Вся комната была залита мягким, словно ласкающим меня светом, которого так хотелось коснуться. Зачарованная, я протянула руку, позволяя первым солнечным лучам заскользить по коже, вызолачивая исцарапанные руки…

А в следующее мгновение жестокие руки Зака схватили меня за талию, заволакивая обратно в подземный ход; прыгнул вперед потрепанный и исцарапанный Светоч, торопливо задвигая картину, опустившуюся за мгновение до того, как в озаренном лучами входе возник храмовник, рассмеявшийся в лицо зарычавшим, словно дикие звери, братьям:

— Поздно!