"Обкуренные черти" - читать интересную книгу автора (Фосс Патрик)

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

21

— Это была группа «Сумеречные девчонки» с их великолепным хитом «Вперед! Вперед! Моя самая большая любовь!», занявшим восьмое место в хит-параде на этой неделе. Кэйко-тян, несколько дней назад ты встречалась с солисткой группы — Такако. Не так ли?

— Да, я с нею встречалась!

— Ну и что она за человек?

— Она такая прикольная! Прикольно одета, прикольно выражается, даже лицо у нее такое прикольное.

— Такая прикольная, прикольная, прикольная!

Синдзи Одзава лежал в темноте и слушал передачу «Горячая сотня Осака».

Уже в третий раз прокручивали хит-парад этой недели. Он уже знал, что седьмым номером пойдет новый хит Мистера Хип-Хоп Драйва «Пулемет». После этого девушка с Окинава, Ами, даст Кэйко-тян интервью о своем новорожденном ребенке. Потом новая песня Ами — «Чудесная жизнь», это был шестой номер. Пятый и четвертый номера Одзава не запомнил. Он ждал третий номер, «Счастливую семерку» группы «ВНА» («Власть Народного Артиста»). Она ему нравилась.

Он выучил уже целую кучу новых песен.

Смешно, но Одзава не мог вспомнить, когда в последний раз слушал радио. Ему просто никогда не приходило в голову включить его. Он считал, что это не для него. Что было еще смешнее, так это то, что организация контролировала четыре или пять кансайских радиостанций, включая (как он предполагал) и эту. Ему следовало бы хоть иногда настраиваться на их волны, чтобы следить за тем, куда идут инвестиции.

Теперь-то, конечно, он был настроен на волну двадцать четыре часа в сутки. Он не мог поверить, одна и та же песня может повторяться два-три раза в час. Для этого на радио был даже специальный термин — тяжелая ротация. Одзава был уверен, что это американское выражение. Он не до конца понимал, зачем слушателям навязывают определенные песни: на его слух, они все звучали одинаково. Один продюсер в интервью заявил, что все песни для своих певцов пишет с помощью компьютера. У него есть программа, которая самостоятельно аранжирует основную мелодию в разных стилях; все, что от него требуется, — так это сидеть и ждать, когда получится что-нибудь удачное. Одзава удивился: «Неужели детям это нравится?» Но в «Горячей сотне Осака» было семь разных групп, исполнявших песни этого продюсера.

Каждое утро в семь и одиннадцать часов, а затем в шесть часов вечера и в полночь были пятнадцатиминутные перерывы на новости, благодаря чему он мог следить за событиями. «Хансинские тигры» выиграли, и для него это был приятный сюрприз. На фондовом рынке по-прежнему был спад. О нем ничего не сообщали, и это казалось ему странным, хотя причина, возможно, была в том, что радиостанция была нацелена на детскую и подростковую аудиторию. Может быть, другие станции передавали? Кому-то должно было быть известно хоть что-то.

Прошло уже четыре дня.

Его последнее воспоминание: он сидит голый на краю кровати в любовном отеле и пьет скотч, а Джессика говорит, что привкус ей кажется странным. Не обратив на это особого внимания, он выпивает залпом свое виски, ставит бокал рядом с кроватью, ложится и засыпает. Все, что было после этого, расплывалось в его сознании. Он не знал, когда проснулся. Постепенно, с течением времени, его ощущения становились все более и более реальными. Во-первых, конечно, звуки радио. Наушники вставлены в уши. Лоб болит и саднит, словно от пореза. В рот вставлен какой-то мячик, кончиком языка он может ощутить его пластиковый вкус. Толстая пленка удерживает мячик на месте, а поверх пленки надето еще что-то, вроде врачебной маски. Тонкое полотенце и еще один слой пленки были обмотаны вокруг его головы, над глазами. Руки-ноги были связаны веревкой. На нем была какая-то одежда, но не его собственная. Ему казалось, что на нем длинные трусы, но это было маловероятно. Что бы это ни была за одежда, она была жаркая и неудобная, и Одзава чувствовал, что страшно вспотел.

Он не стал паниковать. Он помнил, что отнесся к своему положению спокойно, рассудительно. «Похоже, что меня похитили». Как будто это была самая естественная вещь на свете. Ему дали снотворное? Теперь, четыре дня спустя, он был уверен в этом. Вот почему Джессика заметила, что у выпивки странный привкус. Ей тоже дали снотворное.

Но если ей тоже дали снотворное, то кто тогда..

Нет, давайте все по порядку.

Как он представлял себе все происшедшее сейчас, первым делом его положили в фургон или грузовик. Он помнил, что лежал на толстом ковровом покрытии, и поэтому временами ему казалось, что он оказался на полу в каком-то офисе. Или — что было более вероятным — все еще находится в любовном отеле. Но потом, пытаясь сесть, он наткнулся спиной на что-то металлическое, скорее всего, алюминиевое. В «Счастливом Казанове» не было ничего алюминиевого. Внезапно эта опора — чем бы она ни была — вдруг исчезла, и он упал на спину, головой вперед, и, сильно ударившись о землю, оцарапал лицо о камни и чуть не задохнулся от пыли. Он понял, что оказался на улице, но не имел возможности обдумать это, потому что что-то вроде ботинка ударило его в бок, в живот, а что-то другое — по голове, и он потерял сознание.

В следующий раз он очнулся уже в другом месте — там же, где и сейчас. Диджей по радио тогда объявил, что сейчас три часа дня, а это означало, что с момента похищения прошло уже около двенадцати часов. Он находился в каком-то помещении, лежал на тонком соломенном татами. Он был связан крепче, чем прежде, веревки врезались в его запястья и щиколотки. Было нестерпимо жарко, как в сауне, и пахло тухлой рыбой и дизельным маслом. Где он находился? Где-то рядом с водой. Чувствовал он себя прескверно. Все тело болело от ночных побоев. Что-то липкое текло по правой щеке, и он был уверен, что это кровь. Голова была словно в тисках. Пластиковый шарик во рту, казалось, приклеился к его языку и небу и мешал сглотнуть накопившуюся во рту слюну. Но что хуже всего, его мучили колики, раздирая кишечник острой, стреляющей болью. В тот момент он утратил контроль над своими чувствами. Как долго он лежал, стеная и перекатываясь с боку на бок? Он не знал. Весь этот период как-то стерся из памяти. Он помнил только, что вышел из забытья, когда какая-то женщина положила его голову себе на колени.

Одзава был уверен, что это женщина. Он чувствовал ее запах, его голова покоилась рядом с ее лоном. Кажется, он не думал тогда о том, что это может быть Джессика Тогда он еще не считал ее участницей похищения. Он осознавал только, что это была женщина, стройная, молодая. Ее ноги были горячими и влажными от пота. Он почувствовал, что она сняла с него маску, а потом последовала пауза, словно она размышляла, что делать дальше. Затем она отклеила пленку. Было ощущение, будто она тянет его за губы, но он не стал обращать на это внимания, потому что неожиданно испытал прилив несказанного счастья, когда пластиковый шарик выскочил из его рта и скатился по лицу вниз. Он принялся жадно хватать ртом воздух, и тут женщина стала вливать в него отвратительную на вкус воду, отчего он чуть не захлебнулся.

Вода была просто ужасная, но все же прохладная, и он выпил ее до конца. Ему хотелось еще, но прежде он попросил отвести его в туалет, потому что чувствовал, что кишечник уже готов взорваться. Сначала он обратился к женщине по-английски, не подумав, и заметил, что она замерла, склонившись над ним. Спохватился и попросил по-японски, более настоятельно, отчего незнакомка вдруг резко дернулась в сторону, и его голова брякнулась об пол. Из глаз посыпались искры. Он стал просить снова и снова. Понимала ли она, что ему нужно? Он не знал. Он не мог слышать собственного голоса, так как громко включенное радио забивало ему уши, и тогда он понял, что снова начинает выходить из себя: он заметался на полу так энергично, как только может человек со связанными руками и ногами. И вдруг, неожиданно, он ощутил, что его ноги свободны. Развязал ли кто-то веревки или они ослабились сами? Спазмы в кишечнике мешали ему сосредоточиться. Он почувствовал, как две руки взяли его под мышки и подняли на ноги..

Потом, снова придя в себя, Одзава понял, что с ним рядом находится всего один человек. Это была женщина. Она пыталась держать его ровно, одной рукой обнимая за талию, а другой — подтирая ему зад. Это удивило его. Почему ей никто не помогает? Он знал, что он невысок, но крепок; он чувствовал, что, пытаясь удержать его, женщина дрожит от напряжения. Неужели она одна? Он решил, что это так, должно быть, она одна. Он почувствовал, как: она встала перед ним и теперь натягивала на него короткие трусики и нейлоновые чулки.

Одзава не колебался. Поскольку одна его нога была свободна, он резко выкинул ее вперед и вверх, надеясь попасть женщине в живот. Падая, она навалилась на него, и он понял, что потерял равновесие. Она начала его опрокидывать. Он постарался стряхнуть ее, но было поздно: поскользнувшись на мокром полу, он сам упал и ударился головой, но только вот обо что? О трубу или что-то твердое. Полотенце или одеяло, которым была замотана его голова смягчили удар, но все же недостаточно. Он начал изрыгать проклятия, пытаясь не потерять сознание. Женщина все еще лежала на нем. Вложив последние силы в рывок, он дернулся влево, и женщина скатилась с него.

Теперь ему нужно было снять с себя веревки. Он сумел встать на ноги и ринулся вперед, отклонив назад голову, чтобы не ушибиться, наткнувшись на что-нибудь. Он пытался найти угол. Налетев на что-то, похожее на грубую деревянную стену, он повернулся кругом и начал пробираться влево. Что-то острое вонзилось ему в бок, продрав кожу, и он чуть не задохнулся от боли. Кажется, крючок Одзава быстро поднял руки и начал двигать ими вверх-вниз и вправо-влево, сдирая кожу, но при этом чувствуя, что веревки заметно ослабевают, и вот наконец он может освободить руки. Он помнил, как с мыслью «Поторопись, старина!» схватился за полотенце на голове и начал сдирать его вместе с пленкой, а потом наушники выпали из ушей и полетели на пол. Он услышал скрежет металла о металл, приближение женщины. А потом он содрал пленку с глаз и яростно заморгал, потому что свет с непривычки болезненно резал глаза и тут женщина оказалась прямо перед ним и, черт побери, метнула ему в голову что-то такое…

Когда он очнулся в третий раз, было уже воскресенье.

Теперь, двое суток спустя, установился рутинный распорядок дня. По утрам, около семи, двое мужчин — Одзава был уверен в том, что это мужчины, — отводили его в туалет. Потом они водили его в туалет еще дважды — после обеда, а затем около девяти часов вечера Одзава подозревал, что это были все время одни и те же мужчины, но не был в этом уверен. Они не подтирали его, как это делала женщина, а окатывали водой из шланга, так что после этого задница у него долго не высыхала. Они не купали его и не чистили ему зубы. Им следовало поменять ему одежду. Веревки на руках и ногах были заменены стальными наручниками и кандалами.

Завтрак был в девять, а обед в пять. Ланча не было вообще. Кто-то сажал его, прислонив к стене и кормил с пластиковой ложки. В основном это была готовая еда из дешевых магазинов: затхлый рис, жесткая жареная курица, жареная лапша, резиновые суси. И соленая вода на запивку.

Остальное время он был предоставлен самому себе.

Большую часть он проводил в раздумьях, пытаясь не обращать внимания на постоянный шум радио. Где он находился? Это был хороший вопрос. Одзава был уверен, что где-то недалеко от воды. Возможно, все еще в Осака. Вкус воды и доносившиеся до него запахи убеждали его в этом. Он лежал на спине и делал глубокие вдохи, пытаясь определить, где он. Но запахи были разными. По утрам сильно пахло рыбой, но к середине дня обычно появлялся резкий городской запах. Дизельное масло — это он уловил с самого начала — смола, резина…

Похоже, что так может пахнуть причал.

Так, хорошо. Хорошо-то хорошо, да причал ого-го какой огромный!

Кто захватил его? Еще один вопрос. Он не имел никакого представления о том, кто эти двое мужчин, а также точно ли их двое или больше. Но ударила его, несомненно, белая женщина, иностранка. Кажется. Он не был в этом уверен, так как видел ее меньше секунды и свет резал глаза. Но если предположить, что это была иностранка, что он мог заключить? Что это была Джессика? Вполне вероятно. Однако Одзава был знаком со множеством других белых женщин, которые вполне могли претендовать на эту роль, и некоторые — даже с большим успехом. Времени у него было достаточно, и он развлекал себя попытками угадать, у кого из его знакомых хватило бы духа решиться на похищение.

Эти размышления вели к последнему вопросу: чего хотели похитители? Если среди них была Джессика, то Одзава знал, чего она хочет: того миллиона с плюсом, который лже-Дзэния хранил в сейфе. Джессика. Он надеялся, что это она. Эта женщина была такой предсказуемой, лучшей из всех его любовниц. Одзава было интересно, как она повела себя, когда обнаружила, что совершила ошибку. Хотел бы он увидеть ее лицо в тот момент.

Но может, она еще ничего не знает. Может, именно поэтому все так затягивается: ей просто не хватает ума вычислить, что к чему.

А если она связана и находится в комнате вместе с ним, сходя с ума от страха?

И это возможно.

Хотя сомнительно.

Хит-парад по радио завершился. Было десять часов, время прогноза погоды. Одзава уже подумывал о том, как бы заснуть, как вдруг услышал, что кто-то подошел к нему. Он удивился. Его уже кормили, и в туалет тоже водили. Он почувствовал, что его усаживают. Две руки, запах женщины. Одзава ждал. Потом ощутил на своем лице ее руки и еще раз удивился, когда она содрала пленку с его рта а потом стала снимать с его головы бинты…