"Отец невесты" - читать интересную книгу автора (Делински Барбара)

ГЛАВА ВТОРАЯ

Син Хоффман и Расти Шоу много лет учились вместе, но только перед самым началом последнего учебного года, в конце августа, они по-настоящему взглянули друг на друга и забыли обо всем на свете. Синтия до сих пор помнила тот день, когда вместе с подругами вошла в кафе и увидела Расти. Он споро работал за прилавком, разливая молочные коктейли и раскладывая банановые десерты. Синтия заказала напиток из лайма[2]. Карие глаза Расти казались бездонными, квадратный подбородок оттеняла щетина, чем могли похвастаться лишь немногие ее одноклассники. Но прежде всего Синтию заворожила улыбка Расти, от которой по ее телу от макушки до пят побежали горячие волны.

На следующий день Синтия снова зашла в то же кафе – и пошло-поехало! С каждым разом она приводила с собой все меньше и меньше подруг и наконец оказалась одна перед прилавком и заказала напиток из лайма, вкуса которого так и не ощутила, возбужденная близостью Расти.

Он был рослым и привлекательным, отлично учился и всерьез занимался спортом. Если бы он принадлежал к кругу общения Синтии, она обратила бы на него внимание гораздо раньше. Но Расти жил с отцом в той части города, в которой Син никогда не бывала, да и характер у него был несколько замкнутый.

Но куда только девалась вся его сдержанность, едва он заговорил с ней! С самого начала оба почувствовали, что их соединяют незримые узы. Они стали частью как бы единого целого – Расти и Син, Син и Расти – и, когда начинали болтать, смеяться и делиться сокровенными мыслями и мечтами, порой даже переставали обращать внимание на окружающих.

Когда Расти впервые поцеловал ее, Синтию переполнили острые и неведомые прежде ощущения. Ей и раньше случалось целоваться, но это было совсем не то. С Расти все ощущения многократно усиливались. Расти был способен воспламенить ее одним взглядом, а прикосновения его губ хватало, чтобы Синтия теряла всякий контроль над собой от возбуждения. Когда одних бесед в кафе им стало слишком мало, они начали встречаться в других местах, припарковывая скрипучий старенький «форд» Расти в укромных уголках. Поцелуи сопровождались все более смелыми и интимными ласками, пока не наступил тот день, когда и ласк оказалось недостаточно. Син была девственницей, да и Расс знал немногим больше, но любовь возместила недостаток опыта. От переполнявшего ее душу восторга Синтия не ощутила боли, и с каждым разом ощущения становились все восхитительнее, пока наконец они не поняли, что любовь необходима им как воздух.

К тому времени наступила весна. Единственным приемлемым исходом событий юная пара считала брак. Оба намеревались поступить в колледж; Расти надеялся получать стипендию, играя в баскетбольной команде, и вместе с Син рассудил, что этих денег и помощи от ее родителей вполне хватит им на жизнь.

Но Гертруда Хоффман была совсем иного мнения. По ее замыслу, Синтии следовало на год отложить поступление в колледж ради первого выхода в свет. Все мало-мальски влиятельные жители Сент-Луиса предвкушали ее дебют. Но замужняя дебютантка – неслыханный скандал, да и сам брак с Расти Шоу Гертруда считала недопустимым. Расти Шоу вышел из низов общества и, по ее мнению, не представлял собой ровным счетом ничего. Неподходящая партия для ее дочери!

Но Син обожала Расти. Ее восхищало буквально все: от ума Расти и его снисходительности до умения воспламенять ее единственным взглядом. А кроме того, Расс преклонялся перед ней – Синтия знала, что на это неспособны другие, более эгоистичные юноши. Синтия не представляла свою жизнь без Расти, поэтому через несколько дней после окончания школы влюбленные, по своей молодости и неопытности уверенные, что родители Синтии смирятся, стоит только поставить их перед фактом, тайно сочетались браком.

Но родители Син не сдались. Напротив, они выгнали дочь из дому без единого цента, лишив и пышных вечеринок по случаю окончания школы, и учебы в колледже. Син была готова отказаться не только от выходов в свет, но и от колледжа, лишь бы каждый день дожидаться возвращения Расти с занятий. Но ее беспокоило то, что и Расти пришлось на время забыть мечту о дальнейшей учебе. На свою стипендию он не мог содержать жену, а отец был не в состоянии помочь ему.

Вознамерившись обойтись без посторонней помощи, молодожены в конце концов решили поработать несколько лет, экономя каждый цент. Затем Рассу предстояло начать вечернюю учебу и добиться стипендии. Конечно, при этом учиться требовалось дольше, но трудности не пугали молодых супругов. Осуществлению их планов помешала беременность Син. Ребенок родился через девять месяцев после свадьбы. К тому времени Син и Расти исполнилось по восемнадцать лет.

Долгие месяцы до появления Дайаны и после него молодые родители трудились не покладая рук, чтобы свести концы с концами. Но обстоятельства были против них. Заработанных денег не хватало даже на жизнь, не говоря уж о накоплениях. Незадолго до рождения Дайаны Син была вынуждена бросить работу: счетов прибавилось, а денег для их оплаты стало вполовину меньше. День исполнения мечтаний постепенно отдалялся.

Но мечты еще не казались несбыточными – по крайней мере Синтии. Они помогали ей преодолевать усталость и тревогу. Она цеплялась за робкую надежду, убежденная, что главное – их любовь, а все остальное приложится.

Но когда Дайане исполнилось три месяца, Расс исчез и разбил все мечты Синтии. В своем горе она была безутешна. В первые одинокие дни ее спасали только заботы о Дайане. Со временем Синтию поддержала мать, а затем – Мэттью Бауэр, но прошло немало лет, прежде чем Синтия смогла без слез вспоминать дни, проведенные с Рассом.

И вот теперь он вернулся. Синтии казалось, что она как следует приготовилась к встрече. Она настраивалась на свидание с прошлым с той самой минуты, как увидела имя Расса в списке гостей, приглашенных на свадьбу Дайаны, и теперь искренне считала, что готова ко всему. Она давно преодолела гнев и боль разлуки, давно перестала скорбеть о несбывшихся мечтах. Синтия надеялась просто увидеться с Рассом в субботу в присутствии сотен гостей, напоминающих ей о том, кто она такая и где ее место. Она рассчитывала поздороваться с Рассом, обменяться с ним рукопожатием, даже улыбкой, а затем, как ни в чем не бывало, вернуться к привычной, размеренной жизни.

Синтия не рассчитывала, что при виде Расса, такого высокого, широкоплечего и на редкость привлекательного, у нее сожмется сердце. Ей и в голову не приходило, что прожитые годы мгновенно забудутся и она вновь почувствует себя так, как в ту минуту, когда их глаза впервые встретились в кафе, а потом перенесется в ужасное утро, когда, проснувшись, обнаружила, что от ее прежней жизни не осталось и следа. Синтия не ожидала вновь почувствовать себя брошенной и несчастной.

На минуту она лишилась дара речи. При виде ее потрясения Расс собрался с силами и постарался справиться с волнением. Вспомнив, какое удовольствие он всегда испытывал, глядя на Синтию, Расс улыбнулся.

– Ты выглядишь бесподобно, Син, честное слово.

Синтии хотелось ответить таким же комплиментом, но язык отказался повиноваться ей. Вид Расса ошеломил ее. Он почти не изменился и был так же хорош собой – рослый, смуглый, подтянутый. Однако в его наружности и манерах появилось нечто новое: пожалуй, уверенность и выдержка. Он приобрел внушительный вид.

Впрочем, это справедливо и для нее, напомнила себе Синтия. По крайней мере ей полагалось выглядеть внушительно, ведь она – миссис Мэттью Бауэр, дочь Гертруды Хоффман. Но самое главное, она – мать невесты, свадьбе которой предстояло стать одним из самых знаменательных и шумных событий, какие видел за последние годы Сент-Луис. Ей не пристало теряться или конфузиться при виде отца невесты, несмотря на то что в последний раз они виделись много лет назад.

– Как живешь, Расс? – спросила она, жалея о проскользнувшей в голосе дрожи. Синтия вовсе не намерена была уклоняться от разговора и была рада уже тому, что вообще сумела собраться с мыслями.

– Прекрасно.

Синтия невольно впала в тон гостеприимной хозяйки – потому, что он был ей привычен, а еще потому, что Сент-Луис давно перестал быть домом для Расса.

– Как прошел полет?

– Без приключений.

– Номер тебя устраивает?

– Вполне.

Синтия перевела взгляд на руку Расса.

– Может быть, я помешала?

Расс положил надкушенное яблоко на тарелку рядом с корзиной.

– Ничуть. – Опустив руки, он застыл, не зная, что нужно Синтии, а тем более – чего ждет он сам. Они могли сказать друг другу так много и так мало. Расс не знал, что ему делать, но понимал, что беседовать у порога не стоит. – Не хочешь войти?

Больше всего в эту минуту Синтии хотелось опрометью броситься во Фронтенак, где и дом, и сад, и прислуга вернули бы ей ощущение безопасности и уверенности. Но бегством она бы ничего не добилась. Она явилась сюда не просто так. Шагнув через порог, Синтия дождалась, когда Расс закроет дверь. Он жестом предложил ей сесть, но Синтия молча покачала головой. В присутствии Расса, да еще после стольких лет разлуки, даже самая удобная поза не помогла бы ей расслабиться.

Сжав губы, Синтия подошла к окну. Встав спиной к Рассу, чтобы чувствовать себя более непринужденно, она произнесла:

– Мне неприятно беспокоить тебя по этому поводу, особенно после утомительного дня, но Дайана должна была хорошенько подумать, прежде чем совершить такой поступок.

– Ты считаешь, что ей не следовало приглашать меня на свадьбу? – уточнил Расс.

– Ей не следовало просить тебя быть посаженым отцом. Об этом я узнала только сегодня. Я просила Дайану позвонить тебе, но она заявила, что уже слишком поздно – ты давно в пути. – Синтия повернулась лицом к собеседнику. Ее зубы были плотно сжаты, глаза вызывающе поблескивали. – Будь Мэттью жив, он сам повел бы ее к алтарю. Он вырастил Дайану, он любил ее. Словом, он был ей отцом – во всех отношениях, кроме биологического. Но поскольку Мэттью уже нет в живых, его заменит его брат.

От Расса не ускользнул упрек, прозвучавший в похвале Синтии в адрес Мэттью. Отчасти Расс понимал, что заслужил его, но был готов решительно воспротивиться. Так или иначе, промолчать он не смог:

– Да, Рей действительно должен был заменить Мэттью. Дайана упоминала, что ты просила его об этом, но умолчала об осложнениях, которые вызовет мой приезд.

– Осложнения тут ни при чем, – терпеливо разъяснила Синтия. – Речь идет только о разумности и справедливости того или иного решения. Мэттью и Рей всю жизнь были рядом с Дайаной, а ты – нет. Тебе не кажется, что запоздалое и внезапное желание вспомнить об отцовских обязанностях выглядит с твоей стороны несколько странно?

Пропустить упрек мимо ушей один раз было еще можно, но выдержать два удара подряд оказалось сложнее.

– Я вовсе не считаю свой поступок странным, – возразил он. – Учитывая обстоятельства, я нахожу его совершенно оправданным.

– Какие обстоятельства?

– Мое родство с Дайаной. Кроме того, об отцовских обязанностях я вспомнил не вдруг мы встречаемся с Дайаной уже шесть лет.

– Верно, – согласилась Синтия.

– Значит, ты была против наших встреч? – спросил Расс. Он часто размышлял над этим вопросом, но ответа на него так и не получил. Дайана ясно дала ему понять, что не намерена обсуждать с ним Синтию. Отец и дочь понимали, что становление взаимоотношений – нелегкое дело, и предпочли не открывать ящик Пандоры и не касаться других щекотливых вопросов.

– Я знала, что Дайана видится с тобой. Она взрослая женщина и имеет право поступать так, как считает нужным.

– Однако ты осуждала ее – разве не так?

– Одобрять или осуждать ее поступки – не мое дело.

– Не надо лицемерить, Син, – с упреком произнес Расс, смягчив печальным тоном язвительность слов. – Дайана – твоя дочь. Если она выросла, это еще не значит, что тебе нет до нее дела. Я спросил, хотела ли ты, чтобы она встречалась со мной. Похоже, ты была против – ведь по твоей милости Дайана считала меня умершим.

Синтия отрицательно покачала головой.

– Ничего подобного я ей не говорила!

– Значит, это сделал кто-то другой. Дайана была убеждена в том, что меня нет в живых. Когда я впервые созвонился с ней, она была настроена так скептически, что прежде, чем встретиться со мной, отправилась в Вашингтон, поискать мое имя на памятнике погибшим во Вьетнаме. Ты знала об этом?

Синтия опустила голову и уставилась на ковер. Она знала обо всем, хотя предпочла бы не знать. Дайана проявила настойчивость. Понадобились долгие часы бесед, объяснений и рассуждений, прежде чем дочь Синтии наконец успокоилась.

– О твоей «смерти» Дайана узнала от моей матери, – призналась Синтия.

– А ты не стала опровергать ее слова.

– Да, не стала.

– Напрасно.

– В отличие от тебя Дайана заявила об этом, не стесняясь в выражениях.

– Даже в разговоре с бабушкой?

– К ней Дайана отнеслась снисходительнее. Дайана всегда зависела от Гертруды в меньшей степени, чем я. Похоже, Гертруда ее побаивается. В некоторых отношениях они близки, но в целом Дайана держит Гертруду на расстоянии. Правда, она каким-то образом научилась сочувствовать Гертруде.

– А я – нет, – нахмурился Расс, – и вряд ли когда-нибудь научусь. Как она могла сказать моей дочери, что я погиб?

Синтия пожалела, что не может присоединиться к негодованию Расса: не опровергнув сразу ложь матери, она стала ее молчаливой союзницей.

– Такое объяснение было удобно для мамы. Все ее друзья знали о нашем браке. Все помнили, что родные отреклись от меня. Говорить о том, что ты ушел воевать, маме было легче, чем объяснять, что ты бросил меня. – Помолчав, Синтия сухо добавила: – Хоффманов никто не бросает. Нами дорожат.

Если бы Расс не был так поглощен гневом, он различил бы в словах Синтии самоуничижительные нотки. Однако он кипел, возмущаясь тем, что долгие годы его считали мертвым.

– Твоя мать ненавидела меня. С самого начала она считала, что я ни на что не гожусь. Чтобы доказать это, ей требовалось заявить только об одном: что я сбежал.

– Смерть на войне почетнее побега. – Синтия нахмурилась, вспоминая, что к тем же доводам прибегала сама шесть лет назад, споря с Дайаной. – Мама – гордая женщина. И руководствовалась не чем иным, как стремлением «сохранить лицо». Она ясно дала понять своим друзьям и знакомым, что я совершила глупость, выйдя за тебя замуж. Но как только я вернулась домой, мама поспешила оправдать меня. Она не стала оповещать о твоей смерти весь город – Боже упаси! Боялась, что ее уличат во лжи те, кто знал, что на самом деле ты жив. И, не вдаваясь в подробности, отвечала на вопросы лишь некоторых близких знакомых.

– Например, Дайаны… – пробормотал Расс, стараясь сдержать гнев. – Разве в детстве она не расспрашивала обо мне?

Синтия взглянула на него в упор.

– Она считала своим отцом Мэттью. Он официально удочерил ее, она носит его фамилию. Я сказала Дайане правду, когда ей исполнилось восемь лет.

– Как же ты объяснила мое отсутствие?

– Сказала, что ты не захотел жить с нами. Обычное объяснение.

Но Расс знал, как ведут себя дети, в особенности смышленые, к числу которых принадлежала Дайана.

– Неужели она не спрашивала, куда я исчез?

– Я сказала, что ты ушел воевать.

– Но к тому времени, как ей исполнилось восемь лет, война закончилась.

– Мама объяснила Дайане, что ты погиб.

– А разве она никогда не спрашивала об этом у тебя? В таком возрасте она наверняка засыпала тебя вопросами о моей смерти. Что же ты ей отвечала?

– Просто уклонялась от ответа. И никогда не говорила ей напрямую, что ты мертв.

– Но и ничего не отрицала.

Укоризненно взглянув на Расса, Синтия выпалила:

– В моем положении отрицать что-либо было немыслимо, особенно слова моей матери. Может, ты забыл, в какой нужде я жила? Меня вышвырнули из дома, от меня отреклись. У меня не было денег, кроме тех, что оставил ты. Тебе известно, что почти месяц после твоего исчезновения я жила в нашей прежней квартире? – При этом воспоминании на глаза Синтии навернулись слезы.

Гнев Расса мгновенно утих.

– Я же велел тебе отправляться домой!

– Мне нужен был не дом, а ты! – выкрикнула она, не обращая внимания на собственную несдержанность. Очевидно, Расс считал, что она без всяких проблем вернулась к роскошной жизни. Ему следовало узнать, сколько страданий она вынесла! – Я надеялась, что ты передумаешь и вернешься. Я любила тебя, а ты – меня. Мне хотелось верить, что со временем все уладится. А потом кончились деньги, и мне не осталось ничего другого, кроме как с покаянием приползти к матери.

– Она не заставила тебя долго каяться.

– К ее чести, она сразу приняла нас, – подтвердила Синтия, вновь обретая сдержанность. – Не стала попрекать меня прошлым. И, видя мое горе, взяла на себя многие мои обязанности. Вздумай она сказать, что ты умер где-нибудь под забором с перепоя, я не стала бы возражать.

– И ты позволила бы ей сказать такое Дайане?!

Синтия долго медлила с ответом. Ей хотелось отомстить Рассу за причиненную боль, но мстительность была не в ее характере. Наконец, устав от внутренней борьбы, она покачала головой:

– Вряд ли. Я не допустила бы, чтобы Дайана считала тебя никчемным пьяницей. И не разрешила бы оклеветать тебя.

Выслушав это признание, Расс понял, что ненависть не убила в Синтии все чувства к нему.

– Спасибо, – еле слышно произнес он.

В наступившем молчании Расс внимательно вгляделся в ее лицо, заново привыкая к знакомым чертам. Кожа Синтии, несмотря на возраст, осталась прежней – гладкой и шелковистой, и, хотя Расс видел, что она пользуется косметикой, ее макияж был искусным и почти незаметным. Время не тронуло скульптурную выразительность линий ее лица, не лишило губы мягкости, а изумрудные глаза и медовые волосы – ярких, насыщенных оттенков. Расс помнил, как эти волосы укрывали их обоих живой завесой во время поцелуев. Сейчас они были убраны в тяжелый узел, если не считать нескольких выбившихся прядей. Расс задумался о том, остались ли волосы Синтии такими же длинными, как прежде.

– Пожалуй… – хрипло выговорила она, прокашлялась и начала снова: – Пожалуй, я все-таки сяду. – Ноги держали ее не так надежно, как хотелось бы – взгляд Расса всегда оказывал на нее подобное действие, – и, кроме того, вопрос о его роли на свадьбе остался открытым. Усевшись на предложенный Рассом стул, Синтия положила ногу на ногу, сложила руки на коленях и вскинула голову, надеясь, что держится невозмутимо и с достоинством. – Что касается твоих взаимоотношений с Дайаной…

– Я не брошу Дайану, – твердо заявил Расс, – и никогда не откажусь от нее. Однажды мне уже пришлось покинуть ее – потому, что у меня не было выбора, – но больше такое не повторится. Дайана – моя дочь. Всякий скажет это, увидев нас вдвоем.

Последнее заявление Расса Синтия не собиралась оспаривать. Она помнила, с какой болью, особенно в первые тягостные годы, отмечала сходство Дайаны с отцом. Со временем яркая индивидуальность Дайаны оттеснила это сходство на второй план, но бывали моменты, когда взгляды или жесты дочери вновь напоминали Синтии бывшего мужа.

– Я вовсе не пыталась отрицать, что она твоя дочь, и не прошу тебя расстаться с ней. Я всего лишь хочу знать, разрешишь ли ты моему деверю повести ее к алтарю.

– Почему для тебя это так важно?

– Дайана всегда была близка с Реем и его дочерью Лайзой, которая будет одной из подружек невесты. Рей был внимателен и добр к нам – в особенности после смерти Мэттью. По-моему, мы должны оказать ему такую честь. Кроме того, я уже попросила Рея об этом одолжении. Мне неудобно говорить ему, что я передумала.

– Ты можешь просто объяснить, в чем дело.

– Я бы предпочла этого не делать.

Расс сел на стул напротив Синтии, положив руки на колени.

– Я могу понять, что тебе неудобно отказывать ему. Но неужели так трудно объяснить причину отказа? Если Рей любит Дайану, он должен считаться с ее желаниями. – Внезапно у Расса возникла неприятная догадка: – Может, ты встречаешься с ним?

– Разумеется, нет! Он мой деверь, к тому же он женат.

– Ты с кем-нибудь встречаешься?

– Сейчас речь не об этом.

Расс понимал, что Синтия права, но, затронув скользкую тему, не хотел идти на попятный. Он хотел узнать, что ждет его в субботу.

– Мне просто любопытно.

– Ты лишил себя права на любопытство в ту ночь, когда бросил меня. – Эти слова Синтия выпалила резче, чем намеревалась. При виде Расса в ней проснулись давние чувства, самым сильным из которых был гнев, вызванный его предательством. Прежде Синтия не подозревала, что гнев так прочно поселился в ее душе.

Расс повернул руки ладонями вверх и принялся разглядывать их, мрачно заметив:

– Я не бросал тебя. По крайней мере по тем причинам, которые ты подразумеваешь.

– Ты сбежал. А я осталась с трехмесячным ребенком на руках, в однокомнатной квартире с чужой мебелью и двумя сотнями долларов в кармане!

– У меня было и того меньше. – (Расс взял деньги только на билет, желая оставить как можно больше жене и ребенку.)

– Но в отличие от тебя я не могла работать! Ты был обязан обеспечивать меня.

– Каким образом? – Расс вскинул глаза. – Я имел свидетельство об окончании школы и никакого опыта. Я крутился на двух работах, каждая из которых изматывала меня, а в свободное время помогал тебе растить ребенка. Я был измучен, испуган и ненавидел себя за беспомощность. Поэтому и уехал. Можешь обвинять меня сколько угодно, но это решение далось мне нелегко. Я долго мучился, вновь и вновь перебирал варианты, пытался найти способ выкрутиться, не прибегая к решительным мерам, но каждый раз порочный круг замыкался. Без высшего образования у меня не было шансов заработать хорошие деньги, а получить высшее образование я не мог, поскольку у меня не хватало денег, чтобы перестать работать и начать учиться. – Он провел рукой по волосам. – Думаешь, мне не хотелось остаться? Я обожал и тебя, и ребенка, вы были моей единственной отрадой, светом в окне! Мне хотелось полностью обеспечить вас, но, если бы мы продолжали жить как раньше, я бы ничего не добился – кроме одного: приговорил бы тебя к тяжелому труду до конца дней. При мысли об этом у меня разрывалось сердце. Вот я и решил отослать тебя домой.

– Не спрашивая моего согласия, – добавила Синтия, но Расс мгновенно подхватил брошенную ею перчатку:

– Разумеется, тебе не хотелось возвращаться домой. Я знал об этом. Знал с самого начала, что твое место – рядом со мной. Но твоя мать не приняла меня и из-за меня отреклась от тебя и от ребенка. И ты незаслуженно пострадала. Вспомни, в какой нищете мы жили!

– По-моему, все было не так плохо.

– Ты продержалась бы не больше года, в лучшем случае – года два-три. Со временем ты бы все чаще вспоминала о том, в какой обстановке выросла, и жалела бы о собственном поступке. А потом возненавидела бы меня.

– Нет!

– Да, Синтия, да. – Расс решил во что бы то ни стало объяснить ей, что заставило его исчезнуть в ту далекую роковую ночь. – То же самое случилось с моими родителями. Мама надеялась, что со временем их жизнь наладится, но этого так и не произошло. Нищета убивает привязанность, как ничто другое. И последние годы перед смертью мама не могла даже видеть отца.

– Но мы любили друг друга!

– Мои родители тоже были влюблены, когда поженились. Я думал, у нас все будет по-другому благодаря твоим родным. Надеялся, что сумею прожить на свою стипендию, а они помогут тебе, пока я учусь, и все будет замечательно. Я просчитался.

– Мы оба просчитались, – возразила Синтия. Ей не нравилось, что Расс разыгрывает из себя мученика, ведь решение принимали они вдвоем.

– Итак, мы ошиблись. Просто попытались плыть против течения, Син. Но с такой скоростью, на которую мы были способны, нам ни за что не удалось бы удержаться на плаву. Я шел ко дну и тянул тебя за собой. Я должен был избавить тебя от обузы.

– И потому ты сбежал.

Расс вздохнул и выпрямился.

– Я ушел в армию. Ничего другого я не мог себе позволить.

– Ты ни разу не написал мне.

– Насколько мне было известно, ты вернулась домой. Мое письмо только осложнило бы тебе жизнь.

Синтия понимала, что он прав, но не могла признать это вслух. Годами ее мучила мысль о том, что Расс ни разу не попытался связаться с ней.

– Ты мог бы написать Дайане.

– Сначала она не умела читать, а к тому времени, как подросла, ты вышла замуж за Бауэра.

– Ты все равно мог бы прислать ей письмо, узнать, как она живет. Дать ей понять, что ее судьба тебе небезразлична.

– И ты думаешь, от этого ей жилось бы легче?

– Да! – выкрикнула Синтия, но выражение лица опровергло ее заявление.

– Вряд ли, – покачал головой Расс. – Ее жизнь и без того была чудесна. У нее были ты и Бауэр. Она училась танцевать, ходила в частную школу, а в дни рождения устраивала шумные праздники на лужайке перед домом. У нее была даже собственная лошадь!

– В то время ты об этом не знал.

– Ошибаешься. Семейство Бауэр принадлежит к высшему обществу. «Пост диспетч» постоянно освещал подробности вашей жизни.

– Ты читаешь «Пост диспетч»? – удивилась Синтия. Она знала, что Расс давно уже живет в Коннектикуте, и не могла представить, что и там продается сент-луисская газета.

– Я подписался на нее в тот же день, как демобилизовался из армии. Это был единственный способ оставаться в курсе твоих дел.

У Синтии сжалось сердце. За годы она смирилась с мыслью, что Расс давно вычеркнул ее из своей жизни. Поверив в это, она сумела последовать его примеру. А теперь, узнав, что Расс все эти годы помнил о ней, Синтия ощутила прилив пугающих чувств. Чтобы справиться с ними, она пропустила слова Расса мимо ушей и с неподдельным любопытством поинтересовалась:

– Почему же ты в конце концов связался с Дайаной?

– Из газеты я узнал, что она окончила школу и собралась поступать в Рэдклифф. Время учебы в колледже показалось мне подходящим для знакомства.

– Потому что, учась в колледже, она жила вдали от меня?

Синтия всегда говорила напрямик то, что думала, и Рассу нравилось это. Она не строила из себя милую глупенькую простушку, как другие девушки. Она стремительно делала выводы, часто угадывая мысли Расса до того, как он высказывал их вслух. Очевидно, Синтия совсем не изменилась.

– Я не знал, что ты говорила ей обо мне, – объяснил Расс. – Не представлял, какие чувства остались у тебя ко мне, и потому решил дождаться, когда она покинет родительский дом. Я надеялся, что в этом случае мне удастся пощадить твои чувства.

– Но ты ждал слишком долго – пока Дайана не перешла на последний курс.

– Первые годы учебы в колледже и без того слишком трудны, новичкам приходится ко многому привыкать. Я дал ей возможность освоиться в колледже. Только поняв, что отчисление Дайане не грозит, я сообщил ей неожиданную новость. – Он слегка приподнял бровь. – И она восприняла ее совершенно спокойно – разве что не сразу поверила мне.

– Она всегда отличалась рассудительностью. – «Унаследованной от тебя», – хотела добавить Синтия, но удержалась.

– Дайана – чудесная девушка. Ты прекрасно воспитала ее, Синтия.

Комплимент прозвучал искренне. Синтия почувствовала это и была тронута, хотя и не пожелала признаваться. Опустив голову, она завертела кольца на пальце. А всего их было три: два золотых, а посередине – тоже золотое с бриллиантами и сапфирами, которое Мэттью подарил ей в честь помолвки. Вид колец напомнил Синтии о том, кто помог воспитать Дайану.

Не поднимая глаз, она произнесла:

– И все-таки я предпочитаю, чтобы посаженым отцом был Рей.

Расс, который считал, что Синтия мало-помалу поддается его доводам, испытал горькое разочарование.

– Если ты стыдишься меня, – выпалил он, подавшись вперед, – то совершенно напрасно. Я – доктор философии, занимаю престижный пост и могу похвастаться безупречной репутацией. Умею держаться в обществе, даже танцевать. А кроме того, уже заказал напрокат костюм и все остальное, поэтому буду выглядеть на церемонии ничем не хуже остальных мужчин, а если для тебя имеет значение сумма, лежащая в банке на моем счету…

– Деньги тут ни при чем, – прервала Синтия.

– Тогда в чем же дело? Может, ты боишься, что Рей обидится?

– Ничуть.

Расс бросил на собеседницу холодный взгляд.

– Значит, вся беда во мне. В моем существовании – не так ли? Ты заняла свое место в обществе и опасаешься потерять его. Ты не хочешь, чтобы окружающие вспоминали о твоем мезальянсе и о том, что отец Дайаны бросил ее. На церемонии будут присутствовать гости, не подозревающие о моем существовании, и ты желаешь, чтобы они и впредь ни о чем не знали.

– Неправда! – воскликнула Синтия. Выдержка начинала изменять ей – не столько из-за слов Расса, сколько из-за его взгляда. Прежде Синтия не замечала ледяного холода в его глазах. Никогда еще он не смотрел на нее так. В прошлом его взгляд выражал только нежность, понимание и любовь. Несмотря на всю нелепость происходящего, несмотря на то что они давно стали чужими, взгляд Расса ранил Синтию – так же мучительно, как его исчезновение двадцать пять лет назад.

Порывисто вскочив, она выпалила:

– Дело не в тебе, а во мне! Да, да, во мне! Мне больно видеть тебя! Я потратила несколько месяцев, планируя свадьбу до мелочей, желая, чтобы она прошла безукоризненно, поэтому я не только радуюсь, но и умираю от усталости. Когда Дайана внесла твое имя в список гостей, я сразу поняла, что мне предстоят неприятности, но смогла уверить себя, что справлюсь с ними. В конце концов, я взрослая, рассудительная женщина. Годы закалили меня. – На миг она умолкла и покачала головой. – Но видеть, как ты ведешь Дайану к алтарю, будет для меня невыносимо.

– В конце концов, я ее отец, а свадьба – одно из самых важных событий жизни!

– А где ты был, когда Дайана пошла в школу? Или впервые участвовала в состязаниях по верховой езде? Или впервые танцевала на сцене?

– В то время я не мог разделить с ней радость, – тихо произнес Расс, глядя на Синтию. – Я уже объяснял почему.

Но Синтия не помнила его доводов – она вновь переживала прошлые обиды.

– Тебя не было рядом, когда у меня кончились деньги. Тебя не было со мной, когда я поняла, что у меня остался только один выход. Тебя не было рядом, когда я думала, что снова жду ребенка!

Расс вздрогнул.

– Ребенка?

– Да!

– Второго ребенка от меня?

– А от кого же еще? – выкрикнула она. – Об этом свидетельствовали все признаки. Я не сомневалась в том, что беременна, и не знала, радоваться мне или горевать!

Услышав об этом, Расс словно перенесся в прошлое, и пережил вместе с Синтией весь ужас ее тогдашнего положения, и ощутил гнетущее чувство полной беспомощности.

– Об этом я не знал…

– Разумеется! Ты был слишком занят, играя в солдатики, уверенный, что совершаешь благородный поступок!

Глаза Расса широко раскрылись.

– Играя в солдатики? Да я был в отчаянии!

– Но не вернулся.

– Я просто не мог!

– А я так нуждалась в тебе!

Слушая ее упреки, видя выражение глаз, ясно свидетельствующее о том, что Синтия до сих пор остро переживает предательство, Расс понимал: вспышка эмоций неизбежна. Но они все ходили вокруг да около, и это было мучительно. Расс не знал, сколько еще сумеет продержаться.

Синтия мысленно задавала себе тот же вопрос. Она не собиралась терять самообладание. Нет, она не солгала, говоря, что в последнее время испытывала нешуточное напряжение, но это не оправдывало ее слова и поступки. Бессмысленно скандалить по поводу событий двадцатипятилетней давности.

– Вернемся к свадьбе… – начала она со вздохом, но осеклась, когда Расс резко поднялся со стула и направился к кровати. Он наклонился за лежащим на кровати пиджаком, и на его спине заиграли мускулы. Синтия перевела взгляд чуть ниже, на модные саржевые брюки, подчеркивающие упругость ягодиц и длину ног Расса. Синтии всегда нравились его ноги – сильные, стройные, но не чрезмерно мускулистые, поросшие волосками, но не густыми и жесткими, а мягкими и редкими. Она вспомнила, как сидела, обнаженная, рядом с Рассом, водя ладонью вверх-вниз по его ногам…

– Син, прочти вот это, прежде чем скажешь еще хотя бы слово о свадьбе.

Синтия перевела взгляд на свернутый листок бумаги, протянутый Рассом. А затем взяла его и положила к себе на колени, воспользовавшись этим предлогом, чтобы опустить голову и скрыть густой румянец, вспыхнувший на щеках. На ощупь бумага показалась ей знакомой. Не успев развернуть листок и прочесть отпечатанное вверху имя, Синтия уже поняла, что именно такую бумагу она заказывала для Дайаны полгода назад, одновременно с приглашениями на свадьбу, рассылка которых началась задолго до знаменательного дня.

Письмо она прочла неторопливо и внимательно. Его тон был непринужденным, дружеским, почти насмешливым. В письме рассказывалось о вечеринках и ужинах нескольких прошедших месяцев, а затем о самой свадьбе. Постепенно стиль письма становился все более серьезным – Дайана признавалась в своих чувствах к Нику, писала о том, что с нетерпением ждет свадьбы, делилась надеждами на будущее. И наконец совсем нежными и умоляющими словами попросила Расса повести ее к алтарю.

Не поднимая глаз, Синтия некоторое время держала письмо в руках, прежде чем вернуть его. Она поняла, почему Расс предложил ей прочесть это письмо. Никаким другим способом он не сумел бы яснее дать ей понять, какие отношения установились между ним и Дайаной за последние шесть лет. Кроме того, имелась и другая причина, непосредственно касающаяся вопроса о свадьбе. Дайана сама попросила Расса отвести ее к алтарю. Эта мысль исходила от нее. И не вызывало никаких сомнений, что в своем желании Дайана была искренней.

Возражения Синтии вдруг потеряли всякий смысл. Большинство поступков в своей жизни – в том числе и возвращение к матери после того, как исчез Расс, – она совершала ради Дайаны. Если бы не дочь, Синтия, вероятно, бросилась бы на поиски мужа. Но Дайана нуждалась в заботе и защите, и Синтия была обязана предоставить ей и то, и другое. Она любила свою дочь и хотела ей счастья. От своих принципов она не собиралась отступать.

Синтия протянула письмо Рассу, но отпустила его не сразу. Тихо и задумчиво, не сводя глаз с большой ладони Расса с зажатым в ней письмом, она произнесла:

– Когда Дайана была маленькой, я безмерно баловала ее. Впрочем, при ее нетребовательности избаловать ее было крайне сложно. Она просила только о том, что действительно хотела получить, а когда я исполняла ее просьбу, Дайана была бесконечно благодарна. И никогда ничего не принимала как само собой разумеющееся. Безусловно, она не помнит, в какой нужде мы маялись первые три месяца ее жизни, но бывали минуты, когда я была готова поверить, что давние события прочно засели в ее подсознании.

Отдернув руку от письма, она осмелилась поднять взгляд.

– Я поговорю с Реем, – пообещала Синтия и покинула комнату, не добавив ни слова.