"Осень в Пекине" - читать интересную книгу автора (Виан Борис)

I

В прохладном, неподвижном воздухе веяло грозой. Зеленые травы, как всегда, упрямо топорщились, и неутомимое солнце играло белыми бликами на их остриях. Измученные гепатроли наполовину закрылись; Жозеф Баррицоне опустил шторы в своем ресторанчике, над крышей которого струился дрожащий воздух. У входа ждало желто-черное такси с поднятым флажком. Грузовики уехали за балластом. Инженеры работали в своих комнатах, а технические исполнители подпиливали косо срезанные рельсы; воздух звенел от мелодичного скрежета новых напильников. Из окна Анжель видел Олив и Дидиша, которые, взявшись за руки и прихватив коричневую корзинку, отправились собирать люмиток. На чертеже у окна сохла тушь. В соседней комнате Анна производил вычисления; еще дальше Амадис диктовал Рошель письма, а внизу, в баре, эта сволочь Арлан выпивал в одиночестве перед очередным разносом, который он собирался устроить Марену и Карло. На чердаке, над головой Анжеля, громыхали гулкие шаги профессора Жуйживьома, устроившего там образцовую клинику. Больных, правда, пока не было, поэтому на операционном столе профессор собирал авиамодели. Время от времени было слышно, как он прыгает от радости; а то вдруг принимался бранить практиканта, и раскаты его голоса с размаху ударялись в потолок, после чего начинали скрипеть плаксивые интонации студента.

Анжель снова склонился над планшетом. Если данные Дюдю верны, то сомнений быть не может. Он покачал головой и отложил рейсфедер. Затем потянулся и устало побрел к двери.

— Войти можно? — спросил голос Анжеля. Анна поднял голову и сказал «да».

— Привет, старик.

— Здорово, — сказал Анжель. — Продвигается?

— Угу. Почти закончил.

— Там чепуха какая-то выходит.

— Что еще?

— Придется экспроприировать Баррицоне.

— Ты что, серьезно? — спросил Анна. — Уверен?

— Абсолютно. Дважды проверял.

Анна погрузился в изучение расчетов и чертежей.

— Ты прав, — сказал он. — Дорога ляжет как раз поперек гостиницы.

— Что будем делать? Надо отводить ее в сторону.

— Амадис не согласится.

— Может, пойти спросить?

— Давай спросим, — сказал Анна.

Расправив могучее тело, он оттолкнул от себя стул.

— Не было печали, — сказал он.

— Это точно, — согласился Анжель.

Анна вышел. Анжель, закрыв дверь, последовал за ним. Остановились они около следующей двери, за которой гудел человеческий голос и сухими залпами взрывалась пишущая машинка. Анна постучал два раза.

— Войдите! — закричал Амадис.

Машинка остановилась. Анна и Анжель вошли в кабинет. Анжель прикрыл за собой дверь.

— Что там у вас? — спросил Дюдю. — Не люблю, когда мешают.

— Ничего не получается, — сказал Анна. — По вашим исходным данным дорога должна перерезать гостиницу пополам.

— Какую еще гостиницу?

— Вот эту. Гостиницу Баррицоне.

— Ну и что? — сказал Дюдю. — Подумаешь! Мы ее экспроприируем.

— А пустить дорогу стороной нельзя?

— Вы не в своем уме, друг мой, — сказал Амадис. — Во-первых, с какой стати Баррицоне поставил свою гостиницу посреди пустыни, не спрося даже, может, она мешает кому-нибудь?

— Но она никому не мешала, — заметил Анжель.

— Вы прекрасно видите, что теперь мешает, — сказал Дюдю. — Вам обоим платят за то, чтобы вы делали расчеты и чертежи. Работа готова?

— Не до конца, — сказал Анна.

— Так вот: идите и доканчивайте. А по этому вопросу я свяжусь с Правлением. Впрочем, не сомневаюсь: намеченная трасса должна остаться на прежнем месте. — Он повернулся к Рошель: — Продолжим, мадмуазель.

Анжель посмотрел на девушку. В рассеянном свете опущенных штор лицо ее выглядело нежным и правильным, только глаза выдавали усталость. Она улыбнулась Анне. Молодые люди вышли из кабинета.

— Ну что? — спросил Анжель.

— Ничего не поделаешь, придется продолжать, — сказал Анна, пожимая плечами. — Что, в принципе, это меняет?

— Да ничего, — пробормотал Анжель.

Ему хотелось войти в кабинет, убить Дюдю и поцеловать Рошель. Пол в коридоре был сложен из неструганных досок и немного пах щёлоком; на стыках сквозь щели пробивался желтый песок. В конце коридора слабый ветерок теребил на окне тяжелую ветку гепатроля. И Анжеля охватило то же ощущение, что недавно вечером у Клода Леона: будто он просыпается.

— Осточертело мне все, — сказал он, — пошли прошвырнемся.

— Как это прошвырнемся? — не понял Анна.

— Да оставь ты свои расчеты. Пошли лучше погуляем.

— Но надо сперва доделать...

— Потом доделаешь.

— Я устал как собака, — сказал Анна.

— Сам виноват.

Анна мгновенно расплылся в улыбке:

— Я не один виноват. У меня есть соучастница.

— Тогда нечего было брать ее с собой, — сказал Анжель.

— Да, если бы не она, я бы не так хотел спать.

— Никто не заставляет тебя спать с ней каждый вечер.

— Но ей это нравится, — сказал Анна. Анжель поколебался, потом произнес:

— Ей бы это понравилось с кем угодно.

— Сомневаюсь, — ответил Анна. Он подумал и продолжал без тени самодовольства:

— Я, правда, предпочел бы, чтобы она занималась этим понемногу со всеми и чтобы мне было плевать. Но она хочет только со мной; кроме того, мне пока еще не плевать.

— Почему ты не женишься на ней?

— Ох, — вздохнул Анна, — потому что рано или поздно мне все-таки станет плевать. Вот я и жду, когда станет.

— А если не станет?

— Не стало бы, если бы она была моей первой женщиной. Но в этом деле всегда идет по убывающей. Первую женщину ты любишь очень сильно, ну, скажем, два года. Потом вдруг начинаешь замечать, что она для тебя уже не то, что прежде.

— Почему? — спросил Анжель. — Ведь ты ее по-прежнему любишь.

— Уверяю тебя, это так, — сказал Анна. — Любовь может длиться больше двух лет, может и меньше, если ты сделал неудачный выбор. Внезапно ты обнаруживаешь, что другая действует на тебя точно так же, как действовала первая, и ты молодеешь на два года. Но на этот раз все длится лишь год. И так далее. Заметь, что ты одновременно можешь все так же любить первую, встречаться с ней, даже спать, но все равно это уже не то, что раньше. Любовь опускается до уровня условного рефлекса.

— Ерунда все это, — сказал Анжель. — Не думаю, чтоб я был устроен так же.

— Ты не можешь ничего изменить, — заметил Анна, — все мы так устроены. В сущности, нет нужды в какой-то одной, определенной женщине.

— Физически — может быть, — сказал Анжель.

— Нет, не только физически. Даже с интеллектуальной точки зрения незаменимых женщин нет. Они все слишком примитивны.

Анжель не отвечал. Они стояли в коридоре, Анна подпирал дверной косяк своей комнаты. Анжель посмотрел на него. Потом задыхаясь произнес:

— И ты говоришь такое... И это говоришь ты?..

— Да, я знаю, — сказал Анна.

— Если бы мне отдали Рошель, если бы она меня любила, мне бы никогда не понадобилась любовь другой женщины.

— Понадобилась бы. Года через два-три, ну, четыре. И если бы к этому моменту она любила тебя, как прежде, ты сам постарался бы все изменить.

— Зачем?

— Затем, чтобы она тебя больше не любила.

— Но я сделан иначе, чем ты, — сказал Анжель.

— Женщины начисто лишены воображения, — продолжал Анна. — Они уверены, что достаточно их присутствия, чтобы заполнить жизнь. Но в мире так много всего другого.

— Неправда, — сказал Анжель. — Я тоже так рассуждал, пока не узнал Рошель.

— После того, как ты ее узнал, ничего не изменилось. Все так и осталось. Мир богат и разнообразен. Взять хотя бы эту острую зеленую траву. Ужасно приятно потрогать ее рукой и раздавить в пальцах скорлупку желтой улитки. Здорово растянуться на сухом горячем песке и смотреть на коричневые блестящие зернышки, из которых он состоит, и почувствовать, как он струится сквозь пальцы. Или смотреть на голый рельс — голубой и холодный... он издает такой чистый звук... А можно наблюдать, как пар вырывается из вентиляционной трубы, или... я даже не знаю, что еще.

— И это говоришь мне ты, Анна...

— Или возьми солнце с его черными лучами... Кто знает, что там, за границей черной зоны?.. А самолеты профессора Жуйживьома? Или облака? А копаться в земле и находить там всякую всячину? А слушать музыку?

Анжель закрыл глаза.

— Отдай мне Рошель, — попросил он. — Ты ее не любишь.

— Люблю, — сказал Анна. — Но я не могу любить ее еще больше. Не могу притворяться, будто мира вокруг меня не существует. Я отдам тебе ее, если хочешь. Только она сама не захочет. Она хочет, чтобы я все время думал о ней и жил только ею.

— А еще? Что еще она хочет? — спросил Анжель.

— Она хочет, чтобы весь мир вымер и высох. Чтобы все исчезло и остались лишь мы двое. И чтобы я занял место Амадиса Дюдю, а она стала бы моей секретаршей.

— Но ты же ее разрушаешь, — тихо проговорил Анжель.

— Ты хочешь сам ее разрушать?

— Я бы не стал ее разрушать. Я бы ее даже не касался, а только целовал бы и обнаженную заворачивал в белую ткань.

— Женщины созданы совсем не для этого, — сказал Анна. — Они не подозревают даже, что в мире есть еще что-то. Мало кто из них об этом догадывается. Впрочем, то не их вина. Они просто боятся догадаться. Им и в голову не приходит, как много всего вокруг.

— А что же есть вокруг?

— Вокруг земля... — сказал Анна. — Можно лежать на земле, на песке, чтобы в голове было пусто и веял легкий ветерок. Можно ходить и смотреть по сторонам, и делать что-нибудь, строить каменные дома для людей, делать для них машины, давать им свет или что-нибудь еще, что каждый мог бы получить — и они бы потом тоже могли ничего не делать, могли бы лежать на песке, на солнце, с пустой головой, и спать с женщинами.

— Ты сам то хочешь ее, то не хочешь, — сказал Анжель.

— Я хочу все время, но я хочу и всего остального тоже, — ответил Анна.

— Пожалуйста, не губи Рошель.

Анжель произнес эти слова с мольбой и дрожью в голосе. Анна провел рукой по лбу.

— Она сама себя губит, — сказал он. — Ты не сможешь ее остановить. Когда я ее брошу, она совсем сломается. Но если она тебя полюбит, то быстро восстановится. И будет почти такой, как вначале. Но потом она снова начнет себя губить и будет делать это вдвое быстрее. Ты не сможешь этого вынести.

— И что же?.. — спросил Анжель.

— А то, что я не знаю, как тебе быть. Она будет разрушаться, и скорость разрушения будет расти в геометрической прогрессии.

— Постарайся быть с ней гадким, — сказал Анжель. Анна засмеялся:

— Не могу пока. Я еще люблю ее, мне нравится с ней спать.

— Молчи, — сказал Анжель.

— Я пойду доделывать расчеты. Лопух ты все-таки. Смотри, сколько красивых девок кругом.

— Да ну их. И без них тошно.

Анна сжал ему плечо своей сильной рукой.

— Иди пройдись, — сказал он. — Подыши, проветрись. Отвлекись немного.

— Я и хотел пройтись, — сказал Анжель. — Это ты отказался. А думать о другом я все равно не могу. Она так изменилась.

— Да вовсе нет. Просто она лучше поняла, что надо делать в постели.

Анжель шумно вздохнул, повернулся и пошел прочь. Анна засмеялся, потом открыл дверь и вернулся в свой кабинет.