"Зов из бездны" - читать интересную книгу автора (Ахманов Михаил)

БОРТ КОРАБЛЯ «КОЛУМБ», 2036 год

Море было ослепительно-синим, безбрежным и совершенно пустым. Ни яхт, ни прогулочных тримаранов, ни белоснежных пассажирских лайнеров линии «Атлантис»… Ровным счетом ничего, лишь синева, яркие блики солнца на водной поверхности и волны в кружеве пены… Впрочем, по‑настоящему волны разглядеть не удавалось, и, скорее всего, их неторопливый бег и пенистые гребни были чистой иллюзией. Игрой воображения, и только! Море и волны нераздельны, и память охотно рисует картину, привычную с детских лет.

Морской простор сливался с горизонтом, с небом цвета бирюзы. Небосвод был полон солнечного сияния и казался таким же пустынным, как безбрежные воды. Эти далекие пространства, морское и небесное, виделись отчетливо – быть может, из‑за отсутствия ориентиров, каких‑то деталей, способных приковать к себе взгляд. Вблизи видение рассыпалось цветными пятнами, но в этом хаосе вспышками стробоскопа мелькало нечто знакомое: блеск бронзовой чаши, деревянная палуба, фигуры и лица бородатых мужчин, клочок белоснежной ткани, сложенный кольцами канат. Вероятно, то был корабль, и эта мысль тотчас сделала мираж более ясным, добавив к нему ощущение покачивания, в такт которому поднималась и опускалась морская гладь.

Действительно, корабль, но очень странный! Небольшой, от кормы до носа едва ли тридцать шагов… По бортам уложены весла, на единственной мачте – квадратный парус, привязанный к рее веревками. Корма немного приподнята, нос высокий и загибается изящным завитком, точно стебель вьющегося растения. Весла, мачта, реи, палуба и корпус – все деревянное, примитивной выделки, ни следа металла или пластика. На палубе – груз: ящики или, возможно, корзины, амфоры в рост человека, кувшины поменьше, набитые чем‑то мешки. Команда тоже странная – мореходы коренастые, бронзовокожие и почти голые, только вокруг пояса и бедер обмотаны полосками ткани. Лица, словно у разбойников на старинных гравюрах: нос крючком, растрепанная борода, из‑под прядей свисающих на лоб волос посверкивают темные, чуть прищуренные глаза. И взгляд неприятный, разбойничий, будто смотрят, чем поживиться у запоздалого путника… Двое на корме ворочают весло, пять или шесть сидят у мачты на мешках. Люди, корабль, море… Море по левому борту, а справа – темная полоска гористого берега.

Судно качается вверх-вниз, вверх-вниз. Доски палубы нагреты солнцем, почти обжигают. Ветер дарит прохладу – сильный ветер, с привкусом соли. Что‑то еще в этой гамме ощущений, что‑то гладкое в руках… Чаша! Медная или бронзовая, а в ней – немного воды. Эту воду можно пить. В странствиях морских вода – великое сокровище… И поэтому пальцы сжимают чашу крепко – никто не вырвет, не отнимет! Пальцы, что обхватили чашу, сильные и длинные, рука смуглая, большая… Мужская рука!

Один из сидящих у мачты встает, делает шаг, и смуглые руки, словно испугавшись, с торопливостью подносят чашу к губам. Вода не очень приятная, затхлая и пахнет землей, ее не сравнить с водами источников в долине Хапи. Но здесь и такая вода – драгоценность! Ее выдают дважды в день, утром и вечером. Не будь на судне чужака, мореходам достался бы лишний глоток. По этой причине чужаков здесь не любят, тем более из земли Та-Кем. Не любят, потому что…

Лаура Торрес открыла глаза. После видений с высоким небом и морскими далями медицинский блок казался особенно крохотным и тесным. Лабораторный стол с микроскопом и терминалом компьютера, пара световых пластин, привинченный к полу табурет, леера, помогавшие передвигаться, полки с инструментами, лекарствами и реактивами, у дальней стены хирургический модуль под прозрачным колпаком… Рядом с ним – проход в другой отсек, чуть более просторный; там кабина циркулярного душа, беговая дорожка, тренажеры и туалет. На судне, что привиделось Торрес, это заняло бы место от кормы до мачты. Не больше того, хотя кораблик примитивный, маленький, наверняка из античных времен… Но тех, кто плыл на нем, окружало море, теплое и живое, и вблизи была земля с лесами, горами и реками, и повсюду – сколько угодно солнца, света и воздуха. А здесь, за стенами «Колумба», лишь пустота и леденящий холод…

Вздохнув, женщина зажмурила глаза и принялась восстанавливать в памяти свой необычный сон. Такие отчетливые видения посещали ее очень редко; впервые – в детстве, лет в десять, когда сокрушительная волна цунами обрушилась на берега Индонезии и Таиланда. Потом еще пять или шесть раз, во время мощных землетрясений на Ближнем Востоке, в Мексике и Китае. Такой сон – точнее, мысленный сигнал огромной силы – всегда являлся вестником беды. Доктор Лаура Торрес имела репутацию блестящего врача и диагноста, и несомненно, этот ее талант был связан с особой ментальной чувствительностью. Не телепатия в полном смысле, но что‑то близкое к этому дару; во всяком случае, ужас тысяч и тысяч людей в моменты катастроф она ощущала безошибочно. Вместе с горем, страхом и отчаянием приходили картины бедствий: гигантские валы, что двигались к земле, чудовищный водоворот, круживший тела погибших, деревья, лодки и крыши домов, руины на месте города, развалины, объятые пожаром, толпы бегущих прочь, забитые машинами дороги… Все это воспринималось ею не по собственной воле, и в юности ее пугали тягостные видения и неизбежный эмоциональный шок. В зрелые годы она поняла, что против своей натуры не пойдешь, и смирилась с неизбежным. То была плата за дар сопереживания, сделавший ее одним из лучших врачей на планете.

Она лежала на спине, пристегнутая к койке широкими мягкими ремнями, и размышляла над странным сновидением. Решительно ничего ужасного, подумалось ей, никаких картин горя и смерти, даже наоборот – море, солнце и древний корабль. Пейзаж, сулящий приключения! Мужчину с чашей она не увидела, но понимала, что была им, этим странником, который отправился куда‑то на судне с бородатыми крючконосыми мореходами. Похоже, они не очень симпатизировали единственному пассажиру, но явно не собирались его убивать или вышвырнуть за борт… Если бы такие картины пришли к ней на Земле, Лаура решила бы, что поблизости снимают исторический боевик, и она улавливает излучение сотен актеров и статистов. Случай редкий, удивительный, но возможный… Возможный, однако на Земле, а не в сотне миллионов километров от нее!

Эта мысль заставила женщину вздрогнуть. Врач Лаура Торрес тщательно следила за состоянием собственной психики. Что вполне понятно – в конце концов, от ее здравого разума зависела жизнь еще пятерых людей.

Таймер мелодично прозвенел сигнал к завтраку. Торрес расстегнула ремни и поднялась – точнее, воспарила в воздухе, ухватившись за леер. В первые недели полета натянуть комбинезон было непростой задачей, но за четыре месяца она привыкла одеваться в невесомости. Отпустить леер, натянуть нижнюю часть с башмаками и штанинами… ухватиться за леер левой рукой, сунуть в рукав правую… ухватиться правой, сунуть в рукав левую… застегнуть «молнию» от пояса до подбородка… все! Уверенным движением она перелетела к столу, достала влажную салфетку, протерла руки и лицо. Затем сдвинула крышку люка и порхнула в коридор.

Коридор был овальным в сечении и нешироким, только-только разойтись двоим. Условный верх окрасили белым, условный низ – коричневым. Сверху и снизу тянулись леера, в стенах, рядом с люками, сияли световые пластины. Два люка справа вели в лабораторию и медицинский блок, два слева – в инженерный модуль и к шлюзу для выхода в открытый космос. Еще по люку в торцах коридора: передний – в кают-компанию, задний – к контейнерам с полезным грузом. Рубка «Колумба» находилась за кают-компанией, на носу, и от пилотских кресел до конца коридора было двадцать восемь с половиной метров. Эта жилая зона звалась у экипажа «наконечником» и составляла едва ли десятую часть корабля. Все остальное – решетчатые фермы, несущие танки с горючим, грузовые модули, антенны, главный двигатель и маневровые дюзы.

Ловко перебирая руками леер, Лаура Торрес добралась до кают-компании. Это было самое большое помещение на корабле, обставленное довольно скупо: стол, прикрепленный к условному полу, койки пилотов, сейчас убранные, компьютерный терминал с клавиатурой и большим экраном, контейнер для продуктов и рядом – крышка системы утилизации. Впрочем, в невесомости мебель была не нужна.

Лауру уже ждали у накрытого стола: тубы с чаем и кофе, тубы с соками, тубы с белково-углеводным концентратом. На десерт – ореховая паста, тоже в тубах. Экипаж называл эти трапезы кормлением младенцев.

Торрес улыбнулась мужчинам и заняла свое место за столом – согнула ноги и приняла сидячую позу. Первая марсианская экспедиция была в сборе.

Шесть человек, по одному от каждой части мира. Мир, конечно, невелик – всего лишь одна планетка рядовой звезды G4. Но другого у земных обитателей пока не было.

Джереми Фокс, австралиец, командир и первый пилот… Раджив Паран, индус, второй пилот и атмосферный физик… Питер Мои, кениец, геолог… Саул Дюкар, канадец, инженер… Николай Муромцев, русский, археолог… И Лаура Торрес, бразильянка, врач… Разные лица, разный цвет кожи, но других отличий нет: все невысокие, сухощавые, в возрасте от тридцати шести до сорока. Пять братьев и сестра. Что вполне естественно: на орбите Марса все земляне – родичи.

Лаура поднесла тубу к губам, выдавила концентрат, проглотила. Сегодня был выбран куриный стейк со ржаным хлебом и приправой из зеленых овощей, калорийный и довольно вкусный. Это блюдо ели все, но в выборе напитков сказывались личные пристрастия: Фокс, Дюкар и Муромцев любили чай, Паран и Мои – кофе. Чтобы уважить тех и других, Лаура пила временами чай или кофе, хотя на Земле ее день начинался с апельсинового сока. Но Земля осталась в прошлой жизни.

Скользнув взглядом по лицам мужчин, она приступила к обычной процедуре:

– Как спали?

Отлично. Хорошо. Нормально. Как всегда. Хорошо.

– Жалобы? Недомогания?

Кто качает головой, кто пожимает плечами. Слава Христу и Деве Марии, нет недомоганий! И чувства, что с кем‑то не все в порядке, тоже нет.

Лаура Торрес задумалась на пару секунд – не рассказать ли сон коллегам? Решила, что, пожалуй, не стоит по двум причинам: во‑первых, для таких историй необходимо объяснение, которого пока что нет, а во‑вторых, никто не должен заподозрить доктора в душевной слабости. Врач всегда бодр, весел, духом тверд и готов прийти на помощь. А сон о корабле и море под теплым солнышком – свидетельство тайной ностальгии. Во всяком случае, подобное толкование исключить нельзя.

Она сунула пустую тубу в утилизатор и принялась за сок. Мужчины обсуждали программу работ на день и показались ей немного возбужденными. Что было вполне объяснимо: они достигли Марса! Вчера, в семнадцать ноль пять по бортовому времени. И ночью – этот сон… Возможно, не у нее одной?..

– Джереми, – Лаура одарила улыбкой капитана, – могу я узнать, что вам снилось? Вам и остальным? В нашу первую ночь на орбите Марса?

– Ничего, ровным счетом ничего. – Фокс покачал светловолосой головой. – Спал как убитый. Думаю, от усталости. Эти маневры с выходом на орбиту… Утомительное занятие!

– Так не интересно, – произнес Муромцев. – Доктор задумала психологический эксперимент, а вы не поддержали. Надо же, спал как убитый! А вот я…

– Только не сочиняйте, Ник, – сказала Лаура. – Я знаю, воображение у вас богатое.

– Не буду сочинять, клянусь! Мне снились огромное Лицо и пирамиды в Сидонии[1]. Будто бы под этим изваянием – врата, створки медленно раскрываются, и я должен туда войти. В тоннель, ведущий в необозримое пространство, полное воздуха, тепла и света.

– Голливудский боевик тридцатилетней давности, – заметил Питер Мои. – Названия не помню, но это точно поделка янки. Все там было: и Лицо, и пирамиды, и врата, и свет в конце тоннеля. Ник, зря ты смотришь перед сном такую чушь.

– Вчера не смотрел и сон рассказываю честно!

– Верю. Принято! – Лаура Торрес хлопнула ладонью по столу. – Что у вас, Питер?

– У меня как обычно в последние месяцы. – Мои расплылся в белозубой улыбке. – Жены снились, все двенадцать. И в таких, знаете, позах…

Питер Мои был большим шутником, обожавшим развлекать коллег невероятными историями: будто были у него три гарема, в Кении, Судане и Сомали, будто он охотился на львов с копьем, будто каннибалы из Уганды чуть его не съели, будто он нашел алмазные россыпи в верховьях Нила, нефть в Сахаре и уран в пустынях Намибии. Правда в этих россказнях была одна: Мои являлся отличным геологом, исколесившим Африку вдоль и поперек. Ни жены, ни детей он не имел, зато мог похвастать железным здоровьем и тремя докторскими дипломами.

– Раджив, теперь вы, – сказала Лаура Торрес.

– Не уверен, но кажется, я видел Бомбей, – серьезно произнес индиец. – Очень, очень смутно… Вид как бы с океана: гавань, корабли, высокие здания центра за набережной… Что я делал, был ли какой‑то сюжет в этом сне?.. – Паран покачал головой. – Нет, не помню.

– Вы что‑то ощущали? Тревогу? Тоску?

– Нет, Лаура. Было такое чувство… чувство узнавания, и это понятно – я ведь родился в Бомбее. И еще… – Черные глаза Парана на миг затуманились. – Еще я знал, твердо знал, что вернусь туда. Вернусь в мой Бомбей.

– Я тоже хочу вернуться в твой Бомбей, – молвил Питер Мои. – Ты меня там случайно не видел? На каком‑нибудь белоснежном лайнере? Будто я приехал в гости?

– Не видел. Но если приедешь, в доме отца место найдется – для тебя и для всех твоих жен.

– Приеду, – сказал Мои и улыбнулся.

«Чем больше опасность, тем охотнее люди строят планы на будущее», – подумала Торрес. А вслух произнесла:

– Саул, теперь ваша очередь.

Инженер хитро прищурился. Он, как и геолог, был изрядный враль, но его истории не отличались простодушием Мои.

– Ужасный сон, моя дорогоя. Мне приснилось, будто я в Европе, в Греции или Италии – словом, в какой‑то южной стране, на отдыхе у моря. Захожу в отель с чемоданами, хочу обменять свои баксы и расплатиться за номер, а с меня за каждый евро требуют сто канадских долларов. Сто, черт побери! Я проснулся в холодном поту!

– А вот нечего видеть сны про Греции да Италии, – хмыкнул археолог Муромцев. – Пусть тебе Сочи снится или, скажем, Петербург. У нас за твой доллар сорок два рубля отсыпят. Правда, сервис в отеле будет не того… не очень навязчивый.

Случалось, мужская часть команды развлекала такими беседами друг друга, а главное, Лауру. Обычно она могла разобраться, шутят ли коллеги или говорят серьезно. Сейчас ее не морочили – во всяком случае, в том, что касалось снов. Уставший капитан спал без сновидений, археологу привиделось гигантское Лицо, Парану – родные края, а Дюкару, отнюдь неравнодушному к деньгам, валютные операции. Что до темпераментного Мои, то ему вполне могла присниться женщина – даже целых двенадцать.

– Поели, развлеклись, теперь за работу, – сказал капитан. Оттолкнулся от стола и нырнул в рубку. Паран – за ним, трое остальных членов экипажа тоже поплыли в свои отсеки.

Личных кают на «Колумбе» не имелось – отдых в невесомости не требовал сложных приспособлений, и объем жилой зоны был предельно минимизирован. Командир и второй пилот спали в кают-компании, Дюкар в инженерном модуле, Муромцев и Мои – в лаборатории, а Торрес в медблоке. «Колумб» был не пассажирским лайнером, а скорее баржой с двумя десятками спускаемых аппаратов. Перед членами экспедиции не ставили научных задач, кроме небольшой рекогносцировки; им полагалось спустить груз в указанный район планеты и вернуться обратно. Первое было обязательным, второе – желательным; специалисты в научном отделе ООН и сами участники прекрасно понимали, что по дороге в сотни миллионов километров может случиться что угодно.

Никаких политических целей экспедиция не преследовала, хотя оговаривалось, что первым на почву Марса шагнет темнокожий геолог. Шагнет, поднимет на мачте флаг ООН и установит скромный обелиск с именами шести первопроходцев. Только имена, без указания стран или национальной принадлежности; полет на Марс был достижением Земли и таким останется навеки. Как пирамиды египтян, говорил Муромцев; сейчас не важно, кто их воздвиг, они – символ гения древних. Пирамиды стояли пять тысячелетий, и когда пройдет такой же срок, на Земле – вернее, в Солнечной системе – не будет американцев и русских, испанцев и индийцев, чукчей и арабов, даже китайцев. Будут люди, потомки нынешних землян, и перед этими потомками нужно выглядеть достойно, не кичиться цветом кожи или могуществом своей страны.

В этом месте Дюкар обычно прерывал археолога и начинал допрашивать с ехидцей: а уверен ли Ник, что эти потомки будут вообще?.. или что они останутся людьми?.. что кто‑то увидит обелиск на Марсе?.. Вполне возможно, потомки вернутся в пещеры и превратятся в троглодитов. Возмутится природа и укатает людей оледенением или вселенским потопом, либо свалится на Землю астероид. Есть и другие возможности – экологический кризис, пандемии, войны и генетические мутации… Двухголовым монстрам будет безразлично, кто там строил пирамиды и летал на Марс.

Муромцев не соглашался, спорил отчаянно, ибо по натуре был романтиком и оптимистом. А Мои добавлял, что его народ, его кикуйю[2], переживут любые катастрофы. Род человеческий, как известно, появился в Африке; там люди и спасутся в случае чего. Мать Африка обширна и богата; море ее не затопит, ледник не достанет, а астероид непременно свалится в Сахару. И пусть! Сахаре уже ничто не повредит.

В полете было время для дискуссий и подначек, было, но истекло. Теперь «Колумб» кружил над Марсом – вернее, висел над заданной точкой экватора, согласовав свою скорость с вращением планеты. Корабль находился в восьмистах километрах над поверхностью, намного ниже, чем спутники Марса Фобос и Деймос[3]. Под ним простирались Долины Маринера, гигантская рифтовая система, чудовищный разлом коры, чьи склоны были почти недоступны земным телескопам. Все остальное – вулкан Олимп, плато Фарсида и Элизий, глубокие впадины Аргир, Исида и Эллада, равнины северного полушария[4] – все это было изучено весьма подробно с помощью наблюдений с Земли и Луны и многочисленных «Марсов»[5], «Викингов», «Маринеров» и «Молний».

Cамой заметной деталью Долин Маринера являлся каньон Титониус Часма[6], бывший целью Первой экспедиции. Его размеры впечатляли: протяженность больше, чем Уральский хребет, ширина – до ста пятидесяти километров, а глубина такая, что в этой пропасти скрылся бы Эльбрус, не говоря уж о вершинах Альп и Пиренеев. Как и вулкан Олимп, этот разлом не имел аналогов на Земле и на других планетах Солнечной системы. Можно было предположить, что условия на дне каньона отличаются от сурового климата плоскогорий: там теплее, давление скудной марсианской атмосферы выше, ветры и песчаные бури не столь сокрушительны. Не исключалось наличие подземных вод и даже примитивной жизни, бактерий или чего‑то подобного. Словом, Титониус Часма подходил для долговременной научной базы, которая с течением лет могла превратиться в крупное поселение.

Место для этой станции было выбрано с помощью космических аппаратов «Молния-15» и «Молния-16», запущенных к Марсу в 2031 году. Предполагалось, что на дне каньона, под защитой скальных стен, будет развернут городок с жилыми куполами, энергостанцией, ангарами для техники, цистернами с водой, горючим, сжиженными газами и складами оборудования. Все это полагалось доставить «Колумбу»: купола, ангары, тягачи, летательные аппараты, буровые установки, средства связи и сотни тонн всевозможных запасов – от сублимированных овощей до жидкого кислорода. Первая марсианская экспедиция должна было спустить в каньон двадцать модулей с полезным грузом, смонтировать энергостанцию и один купол с системой жизнеобеспечения, установить телеметрическую аппаратуру и антенну для посылки информации. Строительные работы завершат Вторая и Третья экспедиции, более многочисленные и состоящие из технического персонала; затем наступит черед ученых – они, по самым оптимистическим прогнозам, могли высадиться на Марсе лет через десять-двенадцать. Эта поэтапная технология была отработана при закладке базы на Луне, в которой на данный момент трудилось более сорока специалистов.

Итак, «Колумб» завис над точкой каньона, выбранной по снимкам, полученным с «Молний». Разумеется, этот район, выглядевший наиболее удобным, нуждался в дополнительных исследованиях, и капитан со вторым пилотом сбросили нескольких роботов, приземлившихся на дне и краях провала. Пошла телеметрия, и к ее изучению подключился геолог Мои. Роботы, передав визуальную картину и результаты измерений температуры и давления, принялись бурить грунт, анализировать состав породы и выяснять ее прочность. Как и ожидалось, стены каньона были сложены базальтами, а днище носило следы бурной деятельности водных потоков. Хотя те воды исчезли миллионы лет назад, в почве могли обнаружиться подземные источники или залежи льда. Их поиск не входил в задачи экспедиции, но Фокс все же отправил в каньон передвижную установку с эхолотом.

Пока три члена экспедиции вели дистанционные исследования, археолог висел на телескопе, разглядывая загадочное Лицо, а Саул Дюкар проверял автоматику расстыковки. Каждый спускаемый модуль закреплялся на решетчатых фермах с помощью «лап», управляемых сервомоторами; в момент старта «лапы» раздвигались, а «когти» в их основании выталкивали модуль в пустоту. Остальное было делом пилотов.

Лаура Торрес трудилась едва ли не больше прочих членов экипажа, загоняя их то в душ, то на тренажеры, то к обеденному столу. В долгие дни свободного полета гимнастика, водные процедуры и совместные трапезы считались развлечением, что скрашивало монотонность бытия, но это время кончилось; оттащить мужчин от пультов было нелегко, а «расстыковать» Муромцева с телескопом – просто невозможно. Однако этим приходилось заниматься, ибо невесомость – вещь коварная, и совладать с ней можно лишь с помощью эспандеров и беговой дорожки. Как показали эксперименты на околоземной орбите, для поддержания тонуса мышц необходим минимум час тренировок в сутки.

Поужинали, пожелали друг другу доброй ночи и разошлись по отсекам на отдых. Подвесились в койках, как говорил Муромцев. Койки были немудреными: рама из пластика с крупноячеистой сеткой и ремнями. Но спать это не мешало.

Закрыв глаза, Лаура подумала, что в невесомости одно становится проще, а другое намного сложнее. Спи, где хочешь, и летай по воздуху… А вот помыться и перекусить – проблема! Или навестить туалет… Или постирать… Или открыть дверь, сделать шаг и очутиться в саду, среди цветущих яблонь… Такое просто невозможно!

Невозможно?.. Так ли это?..

Вокруг темнели мощные древесные стволы, бугрилось переплетение корней, похожих на змеиные туловища, возносились к небу, солнцу и теплу зеленые кроны… Не сад, разумеется, а дремучий лес! Похож на сельву, решила Лаура. В сельве, в настоящих амазонских джунглях, она никогда не была, но нагляделась на их подобие в дендрариях; кроме того, вспомнились фильмы, знакомые еще со школьных лет. Какой же бразилец не видел сельву, пусть даже на экране! Сельва – фирменный знак Бразилии, такой же, как небоскребы в Нью-Йорке, русский снег, норвежские фьорды и сакура в Японии.

Лес виделся смутно, как бы в тумане. Деревья высоченные, с ровными стволами без ветвей – большие перистые листья свисают вниз с макушки, а у подножий их целые груды. Желтые, коричневые, совсем черные… лежат, гниют… И запах от них неприятный, как от болотной воды…

«Запах!» – подумала Лаура Торрес. В сне с кораблем ей тоже чудились запахи, и это было удивительно. В снах запах редкий гость – во всяком случае, прежние ее видения не сопровождались запахами.

Пейзаж внезапно изменился. Она стояла словно на опушке леса, на границе между джунглями и просторной равниной, заросшей травой. Тут и там зеленели деревья, но не такие, как в лесу, невысокие, развесистые, похожие на ивы. Вдали что‑то поблескивало – должно быть, река, струившая медленные воды среди песчаных берегов. Равнина не казалась безжизненной; среди трав и деревьев смутными тенями мелькали животные, но Лаура не могла их разглядеть – то ли движения этих существ были слишком быстрыми, то ли мешала туманная дымка. Из-за этой пелены мир вокруг напоминал картины импрессионистов: множество ярких мазков, серые и бурые пятна, разбросанные по изумрудному фону, солнце в смутном золотистом ореоле…

Тихий шелест травы нарушили низкие глухие стоны. Она не сразу поняла, что это рычание зверя – очевидно, хищника. Тварь уже выбралась из леса и неуклюже шагала к Лауре мерзким видением кошмара: вытянутая голова, пасть с огромными клыками, длинный хвост, могучие лапы и тупые, словно копыта, когти. Огромный зверь! Больше медведя, но не медведь, не лев, не тигр; все они, в сравнении с этим монстром, выглядели образцами ловкости и изящества.

Понимая, что это чудище лишь ментальный образ, женщина, однако, содрогнулась в ужасе. Зверь, оставляя след примятой травы, двигался прямо на нее, и его рык, похожий на стоны, был оглушителен. Возможно, страх обострил ее чувства – этого хищника древних эпох она видела яснее, чем реку, лес и животных на равнине. У него были странные челюсти, вытянутые, будто у крокодила, со множеством острых загнутых клыков. Пахло от этой твари омерзительно.

Хищник прыгнул. Лауре почудилось, что огромная туша собьет ее с ног, а тупые когти сейчас проломят ребра. Этого, однако, не случилось. Каким‑то образом ей удалось увернуться, а может быть, кто‑то представил ей другую картину: вышедший из леса зверь терзал другое чудище, похожее на носорога, кровь текла ручьем, трещали кости, обе твари ревели, ворочались в траве, из‑под копыт и лап летела земля. Потом…

Потом случилось нечто непонятное. Лес, река, равнина, древние твари – все растворилось в тумане; теперь перед Лаурой Торрес появился вертикальный черный столбик на фоне сероватой мглы. Столбик рос, вытягивался, превращался в ствол, потом начал ветвиться: сначала – надвое, затем от каждого побега стали отделяться ветви, а от них – другие, и вся эта странная конструкция тянулась вверх и вверх, пока не стала похожей на дерево с облетевшими листьями. Миг, и эта фигура – схема?.. чертеж?.. – приблизилась, явив одно из разветвлений; у его основания вспыхнул алый крестик, и картина исчезла.

Раздался сигнал таймера – Лаура проснулась.

Весь следующий день она была задумчивой, хотя выполняла свои обязанности так же тщательно и терпеливо, как всегда. Экипаж ничего не заметил. Роботы копались на дне каньона, зондировали грунт, ползали у скал, около пересохшего русла и на краях огромной пропасти; информация текла рекой, и геолог Мои, загрузив корабельный компьютер, рисовал подробные карты местности. Пилоты сидели у обзорных экранов, высматривая ровный и достаточно большой участок под рифтовой стеной, подходивший для спуска посадочных модулей. Инженер Дюкар закончил профилактику систем расстыковки и теперь возился с «Ниньей»[7], малым кораблем, предназначенным для полетов над Марсом. Археолог запустил зонд в сторону Сидонии, разглядел таинственное Лицо во всех подробностях и убедился, что это не артефакт древних марсиан, а причудливая скала, над которой миллионы лет назад поработали вода и ветер. Это погрузило Муромцева в глубокую печаль; похоже, ему не светили лавры отца марсианской археологии. Лаура прописала ему для бодрости беговую дорожку в двойном размере и контрастный душ.

Впрочем, душ ей тоже пригодился, чтобы снять напряжение. Чувство, что случилось нечто удивительное и, может быть, очень важное, не покидало ее; вспоминая снова и снова свои сны, она искала и не находила объяснений. Исследования особых свойств мозга велись уже много десятилетий, но ученые так и не выяснили скорость ментального сигнала и дальность его распространения. Да и с природой самого сигнала были большие неясности, служившие почвой для сомнительных гипотез и спекулятивных домыслов. Ни в одной земной лаборатории не создали устройств, которые могли бы принять или воспроизвести ментальную посылку; для экспериментов привлекали «живые приборы», то есть людей, а эти «телепаты» и «ясновидящие» в подавляющем большинстве являлись мошенниками. Без объективных данных и опытов, которые удалось бы повторить, дело вперед не двигалось.

Итак, Лаура Торрес не могла опереться на научное знание, некую теорию или хотя бы на факты, пусть странные, но проверенные практикой. Предположение, что источником сигнала служит Земля, она отвергла; во‑первых, слишком далеко, а во‑вторых, в полете никакие видения ее не тревожили. Ментальная посылка явно приходила с Марса или из пространства вблизи планеты; значит, Марс не мертвый мир с погасшими вулканами и пересохшими морями, а нечто иное, загадочное и необъяснимое. От этой мысли кружилась голова, и на ум приходили сонмы чудовищ Уэллса, упакованных в боевые треножники.

«Чушь, нелепость! – думала она. – С чего бы марсианам передавать ментальные образы Земли? Возможно, они зафиксировали эти картины в прошлые времена, и теперь какое‑то устройство воспроизводит их для землян-первопроходцев?..» Тут было рациональное зерно, однако имелись и неувязки. Два представших Торрес видения разделяла пропасть в миллионы лет; древние твари жили в палеоцене или другой эпохе третичного периода, а корабль с веслами и квадратным парусом мог плавать по земным морям два, три или четыре тысячелетия назад. Получалось, что марсиане наблюдали Землю и в очень-очень далекое время, и в исторический период, а такая гипотеза казалась Лауре сомнительной.

Но, быть может, послание оставлено не марсианами? Быть может, какая‑то звездная цивилизация посылает корабли к Земле на протяжении миллионолетий… А передатчик ментальных сигналов – дальше, чем край света для примитивных землян… Передатчик здесь, на Марсе, куда люди доберутся на высокой стадии развития, вооруженные знанием, способные понять, что шепчет им голос из пустоты…

«Это больше походит на истину, – решила она. – Правда, инопланетяне могли бы сначала представиться и объяснить свою цель. С другой стороны, представление, надо думать, будет, ведь передача наверняка циклическая, и я восприняла только случайные фрагменты. Не станем торопиться и посмотрим, что еще они нам сообщат».

Эта мысль ее успокоила, и две ближайшие ночи Лаура старалась запомнить показанное ей во всех подробностях. Два новых видения были весьма интересны: в первом – огромный город на холмах, а во втором армия в походе, всадники, артиллеристы, пешие полки и под конец кровопролитная битва. Город был полон величественных храмов, статуй и дворцов и, несомненно, являлся Римом императорской эпохи – она узнала Колизей, колонну Траяна и несколько других сооружений. С марширующим воинством оказалось сложнее – в военной истории Лаура была не сильна. Впрочем, бронзовые орудия, пестрые мундиры, кивера, ружья, сабли и боевые лошади, а также местность, по которой двигались полки, ясно намекали, что перед ней Европа восемнадцатого века или, возможно, начала девятнадцатого. «Время войн и сражений, бунтов и революций», – думала Лаура, проснувшись; может быть, ей показали армию Суворова, или Фридриха II, или самого Наполеона.

Что до работ экспедиции, то они шли по графику: осмотрели участок на дне каньона, проверили грунт, выбрали место для закладки базы, и Фокс с Параном перегнали в ущелье первые пять модулей. Там все еще трудились роботы, а управление спускаемыми аппаратами велось дистанционно, и пока ни один человек еще не ступил на поверхность планеты. Как предусматривал график, «Нинья» с экипажем отправится на Марс после транспортировки грузов, а на это отводилось еще четыре дня. Пилоты спешили; погода в районе Долин Маринера благоприятствовала операции, но все могло перемениться – песчаные бури на Марсе были внезапными и очень сильными. Когда все двадцать модулей окажутся в ущелье, можно будет считать, что выполнена главная задача экспедиции. Высадка людей – скорее акт символический, с которым не стоило торопиться.

После ужина Лаура Торрес пригласила командира в свой отсек. Их совещания не являлись чем‑то экстраординарным – напротив, происходили регулярно и довольно часто. Экипаж «Колумба» был невелик, и Фокс обходился без заместителя; в случае его гибели власть переходила к Радживу Парану, второму пилоту. Но все же у Фокса был заместитель, и не Паран, а доктор Торрес. Так случилось по воле экипажа, по молчаливому согласию, к какому приходят в тесной группе, определяя лидеров; и так же молча командир и врач разделили обязанности: дело Джереми Фокса – корабль и цель экспедиции, дело Лауры Торрес – люди. Она отвечала за их физическое и душевное здоровье, что, возможно, было самым главным; не только достигнуть Марса и вернуться, но сделать это в добром здравии, доказав, что человек способен жить и выжить в космосе.

– Есть проблемы? – спросил Фокс, ухватившись за леер и приняв сидячую позу.

– Есть, – произнесла Лаура, стискивая руки на коленях. – Есть, капитан. Я вижу сны.

– Все видят сны, – послышалось в ответ. Джереми Фокс, полковник австралийских ВВС, был немногословен, как подобает лицу военному. Еще он обладал быстрым умом и способностью вникнуть в любую проблему за считаные минуты. Вкупе с талантом пилота это делало его бесспорным лидером.

– Это особые сны, – сказала Торрес и после паузы продолжила: – Мы никогда не говорили на такие темы, Джереми… Я имею в виду нечто личное, даже интимное… Полагаю, вы знаете о моем даре?

Капитан кивнул:

– Да. Как и вам, мне предоставили полную информацию о каждом члене экипажа.

– Так вот, я способна…

Но Фокс уже понял:

– Тот разговор о снах, что вы затеяли четыре дня назад… Это ведь было не случайно?

– Не случайно, – подтвердила Лаура. – Мне следовало убедиться, что вы и другие коллеги не видите того, что явилось мне. Я подумала, что эти сны… собственно, не сны, а ментальные видения… словом, их интенсивность могла быть такой, что вы бы тоже их узрели. Но этого не случилось.

Фокс покачал головой.

– Ваш дар очень редок, Лаура. Мы не видели ничего. – Его лицо с резкими чертами стало задумчивым, потом оживилось. – И что же эти сны, будем называть их так? Что вы наблюдали?

– Некие сюжеты из земной истории. Лес и древних животных… любая эпоха от плиоцена до палеоцена… Cтаринное судно с экипажем, плывущее в море у берегов Греции или Малой Азии – примерно три-четыре тысячелетия назад… Рим на рубеже новой эры… Армию в походе, а затем сражение, полагаю, в Европе, восемнадцатый или девятнадцатый век… Еще какую‑то схему из ветвящихся линий, подобную дереву.

– Детали?

– Их немного. Мой дар, – Лаура пожала плечами, – не так уж силен. Что‑то виделось ясно, а остальное будто в тумане… Но иногда я слышала звуки и воспринимала запахи. Даже вкус воды!

– Тактильные ощущения?

– Тоже были. Солнечное тепло, ветер, фактура материала… В видении с кораблем в моих руках была бронзовая чаша… то есть не в моих, а в руках путника, который плыл на этом судне.

– Значит, ментальный сигнал. Наверняка чужой. – Капитан прищурился. – Можете определить источник?

– Нет, Джереми, я даже о направлении не имею понятия. Марс или околопланетное пространство… Но точно не Земля.

– Есть какие‑то гипотезы?

– Ну если без особых фантазий… Возможно, пришельцы с далекой звезды, очень древняя цивилизация. Иногда прилетают к нам, фиксируют некие события и оставляют их нам в подарок, разместив на Марсе ментальную установку.

– На Марсе, на Фобосе, Деймосе или на планетарной орбите, – хмурясь, молвил капитан. – Искать можно долго! Опять же, кто знал, что в составе нашей экспедиции будет… хмм… телепат!

– Я думаю, рано или поздно здесь появился бы человек с ментальным восприятием, – сказала Лаура Торрес. – Вы правы, это редкая способность. Считают, что она связана с высоким интеллектом… простите за нескромность, но это не мое мнение… В общем, если отбросить мошенников, такие люди редки, и обычно это ученые, писатели, художники. Как раз такие, которых влечет новое знание, новые ощущения, новые картины бытия. Кто‑нибудь из них добрался бы до Марса в ближайшую тысячу лет.

– Тысячу лет?

– Не удивляйтесь, Джереми. Авторы этих посланий очень долговечны или, возможно, воспринимают время по‑иному. Вот вам доказательство: между лесом третичного периода и тем старинным судном – миллионы лет. В плиоцене человека еще не было.

– Очевидно, вы правы, – все еще хмурясь, сказал капитан. – Меня занимает источник сигналов, хотя бы его примерные координаты. К сожалению, – он усмехнулся, – ментальный пеленгатор пока не изобретен. Сделаем так: сместимся из этой точки в двух-трех направлениях… немного – скажем, на пятьдесят километров, чтобы не мешать операциям с грузом. Я сделаю это прямо сейчас, а утром вы расскажете о своих видениях. Договорились?

Лаура согласно кивнула. Затем поинтересовалась:

– Что вы об этом думаете, Джереми? Только честно.

Лицо капитана стало сосредоточенным. Помолчав недолгое время, он произнес:

– Что я думаю… Хмм… Это великое открытие, Лаура! Можно сказать, открытие века! Если ваша гипотеза верна, мы, люди, впервые столкнулись с чуждым разумом. Не с мифическими пришельцами из НЛО, а с реальностью, с посланием, оставленным для нас у Марса! Серьезное дело! Давайте так: я выполню необходимые маневры, вы сообщите мне результат, а затем мы обсудим проблему всем составом экспедиции. Интересно, что они скажут.

Джереми Фокс оттолкнулся от туго натянутого леера и поплыл к люку. На пороге он обернулся.

– Вы можете ложиться. Маневр займет не больше четверти часа. Плодотворной вам ночи, Лаура.

– А вам – спокойной, – с улыбкой откликнулась Торрес.

«В самом деле, великое открытие, – думал капитан, включая маневровый двигатель. – Более великое, чем все космические достижения человечества. Люди добрались до Луны, теперь – до Марса, когда‑нибудь отправятся к звездам и обнаружат там множество мертвых миров, непригодных для обитания. Возможно, они изменят и заселят их, но все эти свершения зависят лишь от ума и трудов человека. Иными словами, они предопределены, если конъюнктура в науке, политике и экономике будет благоприятной. Но как бы ни старались будущие астронавты, сколько бы звезд и планет ни посетили, они могут нигде не обнаружить братьев по разуму. Это не закон природы, который один гений откроет, другой математически опишет, а третий соорудит что‑то полезное – компьютер, звездолет или вакуумный унитаз на гравитяге. Контакт с чужаками дело случая, и с равным успехом он может быть реализован или не произойдет никогда. От людей сие не зависит, и потому открытие Торрес поистине великое!»

Джереми Фокс переместил корабль, сделал отметку в вахтенном журнале, но остался сидеть в пилотском кресле. Сомнений в искренности медика у него не имелось, как и в ее необычном таланте и здравом разуме. Будучи командиром, он знал кое‑какие вещи, скрытые от других членов экспедиции, – в частности, был осведомлен о мнениях психологов по составу экипажа. Идея включить в него женщину вызвала среди этих ученых мужей бурные споры. Одни утверждали, что подобный шаг вызовет напряженность и конкуренцию среди мужчин за внимание дамы; кое‑кто подозревал даже попытку изнасилования с последующей поножовщиной. Ссылались и на то, что женский организм функционирует иначе, чем мужской, и, следовательно, в какие‑то дни женщина, как член команды, менее надежна и представляет собой слабое звено. Так говорили противники данной идеи, но у ее сторонников тоже имелись аргументы, причем довольно веские. По их соображениям, в чисто мужском экипаже возможны конфликты, игры гордыни и самолюбия, психические сдвиги на почве тоски и одиночества, приступы различных фобий и остальное в том же духе. Присутствие женщины сгладит эти негативные явления; она тот центр притяжения, что сплачивает экипаж, та, verbo tenus[8], исходная монада Лейбница, что побуждает спутников проявлять лучшие мужские качества – благородство, отвагу и готовность к самопожертвованию. И так далее, и тому подобное, в духе рыцарских романов и песен миннезингеров.

Победила третья команда ученых мужей, призывавших не стричь всех женщин и мужчин под одну гребенку. Да, в изолированной группе, говорили они, женщина может служить как поводом к раздорам, так и источником сплоченности – смотря по тому, какая femina[9] попадется, каковы ее внешность, возраст, опыт и моральные качества. Если выбрать подходящий экземпляр, все будет в порядке. Не старую, но и не очень молодую, лет сорока; не голливудскую красавицу, но и не дурнушку; с отменным здоровьем и не страдающую мигренями в «плохие» дни; незамужнюю, преданную делу, с обширным опытом и знаниями; а главное – врача, который способен не только лечить, но и утешить своих пациентов, сообщив им толику бодрости. Лаура Торрес оказалась подходящим кандидатом по всем параметрам и вдобавок была наделена редким даром к сопереживанию. Это с одной стороны, а с другой – она обладала рациональным умом и твердым характером.

Нет, Фокс в ней не сомневался!

Они встретились за утренней трапезой, и Лаура чуть заметно покачала головой. «Значит, ничего», – понял капитан и объявил экипажу, что вчера он проверял маневровый двигатель и что в ближайшие дни будет осуществлен ряд таких проверок. Затем Фокс и Паран направились в рубку, к пульту пилотирования грузовых модулей, инженер начал подготавливать вездеход и скафандры для высадки на поверхность, а геолог приступил к каротажным измерениям в шурфе, который пробили роботы. Археолог Муромцев попросил разрешения выпустить зонд к вулкану Олимп и тоже занялся делом.

В ближайшие дни груз был благополучно переправлен на дно каньона, а капитан трижды изменил положение корабля, вернувшись при последней коррекции в первоначальную точку. Оказалось, что только там доктора Лауру Торрес посещают картины прошлого; на сей раз она увидела амазонские джунгли и пробиравшийся по лесу отряд каких‑то оборванцев, с саблями, мушкетами и дюжиной тощих мулов. Они изъяснялись на французском и английском, а значит, были не испанскими конкистадорами, а, вероятно, пиратской шайкой. Их речи звучали неясно, глухо, и Лаура смогла уловить лишь десяток-другой малопонятных слов. Так что цель этого похода или, возможно, бегства, осталась столь же таинственной, как и сюжеты первых ее видений.

Тем не менее эксперимент был завершен, и хотя бы одно обстоятельство прояснилось: ментальный сигнал локализован и принять его можно лишь в определенной точке над поверхностью планеты – как раз над тем местом гигантского каньона, которое выбрано для долговременной научной станции.

Обсудив этот факт с доктором Торрес, капитан Фокс объявил день отдыха перед высадкой на планету. С утра занимались легкими делами: погрузили в «Нинью» продукты, баллоны с дыхательной смесью и кое‑какие инструменты, не забыв про флаг и памятный обелиск, еще раз проверили вездеход и скафандры, а капитан отправил на Землю (точнее, на МКС с ее огромными антеннами) отчет о выполненных работах. В пятнадцать часов по бортовому времени собрались в кают-компании на обед и, по случаю успехов первого этапа экспедиции, распили бутылку бордо. Затем Джереми Фокс попросил внимания и, в обычной немногословной манере, поведал экипажу о таланте доктора Торрес и ее видениях.

Наступило ошеломленное молчание. Потом Саул Дюкар усмехнулся и молвил:

– Разыгрываете нас, капитан? На пару с мадемуазель Лаурой?

– Отнюдь. Открытие доктора Торрес я считаю самым важным результатом экспедиции. – Фокс выдержал минуту молчания и добавил: – Нам повезло, что на борту есть человек с ментальным даром.

Он оглядел членов экипажа. Лишь инженер оставался в сомнении, остальные поверили полностью и сразу. Лицо обычно невозмутимого Парана порозовело от волнения, Питер Мои был явно возбужден, а археолог Муромцев выглядел так, словно узрел двухголового марсианина. Кивнув с довольным видом, капитан произнес:

– Полагаю, сейчас мы не будем информировать Землю о случившемся. Нужно провести ряд экспериментов и попытаться обнаружить источник сигнала. Доктору Торрес необходимо описать свои видения, как прошлые, так будущие, а я заверю эти протоколы, указав время и дату. Наконец мы должны обсудить этот феномен. Вы – специалисты; возможно, кто‑то подскажет здравую идею. Ну, кто первый?

– Вы точно видели Рим? – Археолог уставился на Лауру с жадным интересом. – И колонна Траяна уже стояла? – Дождавшись кивка Торрес, он сказал: – Ее возвели после второй войны с даками, а она закончилась в сто шестом году. Значит, второй век новой эры… или третий… Как выглядела колонна? Новой или потемневшей от времени?

– Не могу сказать. За редким исключением картина была довольно смутной, смазанной, будто я глядела сквозь туман.

– Не можете сказать! – Археолог возмущенно всплеснул руками. – Но от этого зависит датировка!

– Погоди, Ник, – остановил его Мои. – Лаура сказала: за редким исключением… Значит, что‑то она видела яснее? Что?

– Например, хищника из второго сна, – ответила Лаура. – Огромная тварь, низкий вытянутый череп, в пасти сплошь клыки, когти тупые и похожи на копыта.

– Креодонт, – уверенно произнес геолог. – Были разные виды этих тварей, существовавших миллионы лет в третичном периоде. Вымерли в плиоцене, когда наступило похолодание.

– Не будем увлекаться датировкой, – промолвил второй пилот. – Мне кажется, есть более важные вопросы. Например, такой: можно ли зафиксировать эти видения? Имеется ли прибор, который перенесет сны Лауры на магнитный носитель? И можем ли мы изготовить такое устройство?

Торрес покачала головой:

– Боюсь, это невозможно, Радж. Мы не умеем переводить сны и другие мысленные видения в зримые образы. Аппаратура для этого пока не создана.

– Жаль! Мы располагали бы объективным доказательством. Как же ведут исследования в этой сфере? Вообще без приборов?

– Ну почему же… например, измеряют показатели активности мозга… Но главное все‑таки люди с особыми способностями.

– Экзотика, паранормальные штучки, – буркнул Дюкар. – Странный способ передачи информации! Почему не электромагнитный сигнал? Мы бы его легко записали.

– Этого я не знаю. – Торрес пожала плечами. – Возможно, инопланетным существам такой способ не кажется экзотическим.

– Лаура права, – вмешался в дискуссию капитан. – Нам ничего не известно о психике и физиологии существ, оставивших послание. Они могут быть природными телепатами.

– Думаю, это не стоит сейчас обсуждать, – заметил Паран. – Я бы сосредоточился на поисках источника сигналов. И похоже, что наш командир уже занимается данной проблемой, так? Эти ночные маневры… Вы ведь, Джереми, не двигатель проверяли?

Фокс усмехнулся:

– Хвалю вашу сообразительность, Радж. Двигатель в порядке. Мы с доктором Торрес попытались выяснить дальность и ориентацию сигнала. Самым примитивным способом – смещением точки наблюдения.

– И каков результат?

– Видения возникают только в определенном месте, в нашей начальной позиции. Когда корабль удалился на пятьдесят километров, доктору Торрес ничего не приснилось. Мы можем повторить эти опыты с перемещением на меньшую дистанцию.

– Это было бы интересно, – согласился второй пилот. – Но мы маневрировали над поверхностью планеты, оставаясь на прежней орбите. Почему бы не спуститься ниже, а затем подняться?

– Так и сделаем, Раджив. Горючего у нас достаточно.

Дюкар пошевелился, придерживаясь за край стола.

– Мне это кажется очень странным! Наши пришельцы или как их там… они ведь не идиоты, верно? Они ведь хотели, чтобы послание до нас дошло? А кто мог предвидеть, что мы окажемся в точке, благоприятной для приема? Мы могли сейчас висеть где угодно – скажем, над какой‑нибудь котловиной или вулканом Олимп. Выходит, что вероятность попадания в зону фиксации сигнала ничтожно мала. И как с этим быть?

– Действительно, странное обстоятельство, – поддержал инженера Муромцев, но тут же откликнулся Питер Мои:

– Не такое уж странное. Мы висим над местом, которое больше всего подходит для закладки базы. – Повернувшись к терминалу компьютера, геолог коснулся клавиш. – Вот смотрите… Дно каньона изрезано речными руслами, тот же рельеф, что у сахарских вади, и тянется он на сотни километров. А здесь нечто вроде полуострова, базальтовый «язык», выступающий из стены. Его разглядели с лунной станции, и мы убедились, что выбор удачен. Твердая, надежная и довольно гладкая скала… по вертикали «Колумб» сейчас над ней…

– Хочешь сказать, что у нас не было альтернативы? – Дюкар прищурился. – Что парни со звезд точно знали: мы окажемся здесь, над этим местом? Может и так, но верится с трудом.

Дюкару ответил капитан:

– Были, Саул, и другие варианты, другие районы в Долинах Маринера и в больших впадинах – например, на кратерной равнине в Исиде. Но с большой долей вероятности первую станцию заложили бы именно здесь. Что и происходит. Ну ладно! – Фокс похлопал ладонью по столу. – Завтра высадка на грунт, Раджу, Питеру и Нику нужен отдых. Предлагаю сейчас разойтись, а если будут какие‑то идеи, снова устроим совещание.

…Через четверть часа корабль наполнился дыханием спящих. Спал геолог Мои и видел во сне, как он шагает по марсианским пескам и камням. Муромцеву снились пирамиды Сидонии – будто нашлись в них тайные камеры, где лежат в анабиозе марсиане или, возможно, шестирукие пришельцы с Веги. Инженер Дюкар спал беспокойно; чудилось ему, что «Нинья» села на Марс, а вот взлететь не может – то ли горючее кончилось, то ли поймали ее в силовой капкан инопланетные монстры. У пилотов подобных кошмаров не было; как люди военные, они умели расслабляться и видеть только приятные сны.

К доктору Лауре Торрес пришло новое видение. Снился ей город на дне ущелья, накрытый хрустальным куполом; снился дворец из синего стекла, просторные залы с настенными экранами, коридоры, лестницы, тихие кабинеты и множество людей, кто у компьютера, кто у стола, заваленного книгами, кто у непонятных механизмов. Чем‑то важным занимался весь этот народ, чем‑то имевшим отношение к Земле и даже к жизни самой Лауры Торрес, но уловить смысл и цель этих занятий она не смогла.

Возможно, ей показали грядущий век?.. Но Лауре чудилось – больше того, она твердо знала! – что эти картины не из будущего Марса и Земли.

Откуда же они пришли? Из какого мира?