Белое тесто, чёрные дрожжи и костры на улицах

Планетарий

Белое тесто, чёрные дрожжи и костры на улицах

ПЛАНЕТАРИЙ

Владимир БОЛЬШАКОВ

В последнее время всё чаще говорят о «войне цивилизаций». По сути, речь идёт в большей степени о проблеме иммиграции. А точнее, о растущей с каждым годом в Западной, а теперь уже и в Восточной Европе армии темнокожих и белокожих иммигрантов-мусульман, враждебных христианству и не принимающих западную цивилизацию ни в чём, кроме развлечений и социального вспомоществования.

Они отвергают известную мудрость Do in Rome as Romans dо – «Веди себя в Риме так, как себя ведут римляне». А ведь, собственно, в этом-то и заключается проблема общения, взаимопроникновения и

взаимовосприятия цивилизаций. Отрицание же с порога этого правила пришельцами – зваными или незваными – и ведёт к тому, что стали теперь называть «войной цивилизаций». В своё время во Франции знаменитую актрису Бриджит Бардо обвинили в расизме за её книгу, в которой она упрекала наводнивших Францию иммигрантов именно в несоблюдении вышеупомянутого правила. «Мы же не позволяем себе, когда посещаем ваши страны, гадить в ваших храмах, – писала Бриджит. – Так почему же вы позволяете себе это делать в наших храмах во Франции?»

Вопрос был не риторический. Действительно, оккупировав один из парижских католических храмов «в знак протеста» против отказа им в натурализации, группа иммигрантов из Африки более недели справляла нужду в алтаре. Нельзя было сделать ничего более вызывающего для того, чтобы католики перестали этим иммигрантам по крайней мере сочувствовать. Можно теперь сколько угодно рассказывать им о том, что французские колонизаторы веками угнетали колониальные народы, и поэтому их потомки в сегодняшней Франции должны компенсировать их страдания, перед глазами простого католика всегда будет стоять этот обгаженный африканцами алтарь. И каждый город встанет стеной, чтобы защитить от подобных «протестантов» свой алтарь.

А ведь французы – одна из самых демократичных европейских наций. И их никак нельзя упрекнуть в том, что они расисты. Напротив – там издавна существует культ Африки и немало поклонников негритюда – идеологического течения, которое, по сути, является расизмом наоборот, прославляющим превосходство чёрных.

Негритюд стал составной частью мировоззрения интеллигенции Запада. Особенно Франции. Последствия этого не замедлили сказаться. Если прежде по старой колониальной привычке африканцев привозили во Францию вместе с мебелью из африканских поместий как слуг и рабочих, то с середины 60-х годов борцы за права человека начали говорить о том, что, раз уж все равны – и чёрные, и белые, и жёлтые, – то всем прежде завезённым на родину Французской революции африканцам следует предоставить право на воссоединение семей. Никто не подумал, что для людей, воспитанных в духе африканского трайбализма, племя – это и есть семья. А поэтому воссоединяться вчерашние слуги, а теперь уже полноценные граждане Пятой республики желали не просто с жёнами, которых, как правило, было несколько, но и со всеми произведёнными от них детьми, а также с дядями, тётями и троюродными племянниками.

Уже при Жискар д’Эстене, личном друге венценосного людоеда Бокассы, а затем при Миттеране начался лавинообразный рост иммиграции из Африки. Франция очищалась от греха колониализма. Лозунг «чёрных пантер» США Black is beautiful заворожил Францию. Всеобщее самоуничижение «белого теста» перед «чёрными дрожжами» поражало. В мой первый приезд в Париж в 1981 году я стал свидетелем того, как сотни парижан, раскрыв рот, слушали в полночь у Центра Помпиду пророчества какого-то темнокожего оборванца в духе негритюда – «Мы, африканцы, оплодотворим Европу!». Когда он закончил свои тирады, ему набросали полную шапку монет. Вполне респектабельные дамы приглашали его начинать оплодотворять Европу немедленно, прямо тут на площади. Но тогда всё это казалось какой-то экзотикой. И я не думал, что к Франции чёрный проповедник смешения рас имеет какое-то прямое отношение. Курьёз, да и только.

Но дело оказалось куда серьёзнее. Поначалу всё шло под лозунгом «открытости внешнему миру и культурам других народов». Вслед за Африкой и особенно странами Магриба Франции предстояло открыть для себя заново поэзию и музыкальные ритмы Антильских островов с той же темой негритюда, затем регги, карибские песенки на «пиджин-инглиш» и т.д. Окончательным триумфом негритюда стал концерт африканского ансамбля на лужайке Елисейского дворца в 1990 г. по поводу национального праздника Франции Дня взятия Бастилии, куда его пригласила тогдашняя премьер-министр Эдит Крессон. Оказывается, мадам премьер-министр уже готовила постановление о прощении нелегальных иммигрантов и предоставлении им статуса полноправных граждан Франции. Со всеми отсюда вытекающими.

Французская молодёжь 90-х годов вступила во времена рэпа, группы НТМ (что в расшифровке означает, мягко говоря, «имел я твою мать»), разрисованных граффити стен станции метро «Лувр». Это было время вдрызг размалёванных пригородов, банд, громивших витрины парижских магазинов и терроризировавших парижан в непрестижных аррондисманах, пора исхода коренных французов из своих собственных домов в парижских пригородах и вообще из Иль-де-Франс. Виной этого бегства была не только преступность и высокая агрессивность новых африканских, точнее, арабо-африканских хозяев этих городов и пригородов. Виной тому было явное желание сильных мира того (не только Франции, а вообще Западной Европы и США) запустить как можно скорее больше «чёрных дрожжей» в «белое тесто» европейского населения, смешать белую и чёрную расу ускоренными методами, не дожидаясь, когда это произойдёт естественным путём.

Что же смешивали и смешивают, с чем? Исторической виной колонизаторов было уничтожение коренных культур до основания. Традиции сохранялись в народных ремёслах и в народном творчестве на уровне тлеющего огонька. Увы, даже независимость не раздула эти огоньки в пламя. «Время пламенеющих деревьев», предсказанное известным антильским поэтом, не пришло. Колонизаторы привили свою культуру «хорошим неграм», уничтожив культуру их предков. Сам создатель теории «негритюда» Сенгор навряд ли овладел родными языками сенегальских племён волоф и фульбе, поэтому был и остался куда более французским поэтом и академиком, чем сенегальским народным бардом. Как человек, воспитанный на традициях французской культуры, он использовал африканскую тематику для своей чисто французской поэзии так же, как Гумилёв использовал образ «задумчивого жирафа», что «бродит у озера Чад» для своих «африканских» стихов. Африканские поэты писали на французском, английском, португальском, испанском, немецком и итальянском языках (в зависимости от колониальной империи), но ничего значительного до сих пор так и не создали ни на суахили, ни на кирунди, ни на зулу, ни на кимбунду, ни на свази, ни на прочих языках банту, на которых говорят свыше 100 млн. человек. И из этих племён, естественно, таких как Сенгор, вышли единицы. Остальная масса – народ без серьёзных корней национальной культуры, ибо официальный язык того же Сенегала – французский, а культура Франции никоим образом не вписывается в африканский пейзаж. Не ассоциировалась и французская поэзия у чернокожих её поклонников со знакомыми с детства видами и образами Африки.

Те, кто приезжает во Францию сегодня из Магриба и Французской Экваториальной Африки, не читали ни Рэмбо, ни Сенгора. Они часто вообще не умеют читать. Их «культура» поэтому обречена быть антикультурой изгоев, а их протест против европейской цивилизации социально оправдан лишь на примитивном уровне представлений об имущественном и прочем равенстве и неравенстве, но по уровню культуры он не поднимается выше протеста «ракаев» (шпаны) и погромщиков магазинных витрин и полицейских участков в пригородах.

Европейскую культуру уже разрушали неоднократно и сбрасывали «с корабля современности». Как правило, этим занимались невежды либо авантюристы. В любом случае «слияния» их примитивного протеста с европейской цивилизацией не произошло. Их «дрожжи» не сработали в силу импотенции духа тех, кто эти дрожжи изготовлял. В итоге европейская культура их отторгла, потому что они ничего не могли ей дать, а не потому, что она столь консервативна. В ней нашлась ниша для Сенгора, как и титул члена Французской академии для него. Но роль ниспровергателя этой культуры и этой цивилизации он уже не исполняет. Таковы правила игры.

И если Сенгор всё же мог немало дать и европейской, и африканской культуре как интеллектуал высокого класса, то его необразованные и обездоленные соплеменники ничего Европе, кроме разрушения, дать не могли. И те, кто Европой правит, решили, что если культурно они не интегрируемы, то они должны быть интегрированы социально и этнически. Логика этих новых «созидателей» на первый взгляд кажется извращённой – интересы большинства коренной нации попираются в интересах некоренного и чуждого ей по культуре, религии и традициям меньшинства.

И вот здесь большинству и предлагается всё та же самая теория «дрожжей». Оказывается, это меньшинство «несёт новую культуру» и «свежую кровь» древней европейской цивилизации. Означает ли это, что новую породу европейцев предлагается выводить по тому же принципу, что и новую породу лошадей, – не на базе уже отработанного селекционерами высококачественного материала вроде ахалтекинцев и орловских рысаков, а на базе дикой лошади Пржевальского? Потому что она выносливее? Но ведь в этом случае явно скакунов не получится, в лучшем случае тяжеловозы.

Многие, конечно, задумывались над тем, почему столь демократичные поборники расовой терпимости из США не спешат смешиваться с афро­американцами. Да, там могут избрать чернокожего сенатора президентом США. Но редкая аристократическая семья США – а к этой категории относят потомков первых переселенцев, прибывших в Америку на корабле «Мейфлауэр», потомственных политиков и судей, и американцев – просто очень богатых – предоставит своё фамильное «тесто» для обработки его «чёрными дрожжами». Единичные бунты излишне эмансипированных отпрысков знатных родов тихо подавлялись. Преуспевшие в бунте – изолировались.

По сути – то же самое и в Европе. С той лишь разницей, что афроамериканцы в США – по статусу в основном коренные американцы, а в Европе они в основном либо иммигранты, либо их дети. Редко – внуки. Тем не менее именно аристократия, высшая интеллигенция как США, так и европейских стран, проповедует оздоровительную силу «чёрных дрожжей», прелести африканского искусства, музыки и даже look.

Мотивация интеллигенции не всегда грешит неким социальным заказом. Трудно обвинить парижскую богему, которая обожает африканские рестораны, талантливого саксофониста Ману Дибанго и короля регги Боба Марли в том, что она ангажирована и выполняет социальный заказ государства: помочь африканским иммигрантам скорее интегрироваться во французское общество. Интеллигенция во многом движима стремлением добиться терпимости и в политике, и в обществе в первую очередь потому, что слишком горьки её исторические уроки. Она знает, чем кончилась нетерпимость к евреям, цыганам, масонам, священникам и коммунистам в нацистской Германии, чем обернулась нетерпимость к инакомыслящим в годы большевизма в России, что привело к «культурной революции» в Китае и к её страшному продолжению в Камбодже. Лучше поэтому никаких высших рас, никаких «абсолютно верных» теорий, никакого неравенства, никакого подавления. Все равны, все свободны, все братья.

В теории всё это прекрасно. На практике же…

Homo sapiens во всех вариациях и расах воспроизводится даже при разноцветных родителях, если таковые не страдают дурной наследственностью. Это давно доказали учёные, опровергая вымыслы расистов о превосходстве белой расы над всеми остальными. Нет такого врождённого превосходства и быть не может. Но благоприобретённым оно может быть, хотя опять же это не будет иметь никакого отношения к биологии и генетике человека. Речь идёт о превосходстве культурном, образовательном, поведенческом. Здесь чаще всего и наблюдается нестыковка. И не только между африканцами, арабами и коренными европейцами. Между восточными и западными европейцами тоже. Солженицын как-то сказал, что демократии нам, русским, придётся учиться ещё не одно столетие. Задуматься об этом – не одно столетие! Африканцам и арабам, выросшим в простых и многодетных семьях, к пониманию демократии, к общим ценностям европейской цивилизации прийти ещё сложнее, чем русским.

В результате равенство, свобода и братство понимаются белыми и афро-арабами пригородов в той же Франции совершенно иначе. Культурный и образовательный барьер становятся непреодолимым препятствием к взаимопониманию. «Негритюд» непривилегированных поэтому обретает не культурные, а чисто агрессивные свойства: «мы тут всех белых девок перетрахаем...» и т.д…

Жизнь в фактических гетто обрекает бедных иммигрантов и их потомков на то, чтобы вертеться бесконечно в своём кругу, а следовательно, воспроизводить безработных и живущих на пособие, а поэтому всё более ожесточающихся людей. Французы их не воспринимают как своих, и это отчуждение расовые бунты только усугубляет, а сами иммигранты начинают люто ненавидеть французов за то, что они обеспеченнее, за то, что лучше говорят по-французски, за то, что не хотят их принимать в свой круг, за то, что не хотят поделиться тем, что имеют, с пришельцами из Африки, не хотят отдать им всё, что у них есть. Раз и навсегда.

И чем остановить их бешеные, отчаянные бунты?    Искусственное подталкивание к смешению рас и культур никогда не было плодотворным. Всё должно приходить естественно. Точки соприкосновения нужно искать.

«Я преклоняюсь перед мастерами уничтоженных колонизаторами древних культур Африки, – говорил мне один мой французский приятель-журналист. (Не буду называть его имени. Во Франции с этим надо быть поосторожнее.) – Я обожаю джаз и уверен, что могли его создать только негры, пропустившие через свою безысходность и тамтамовые ритмы христианские спиричуэлс. Я в восторге от африканских масок и статуэток. Я готов часами смотреть на то, как танцуют негритянки, и восторгаюсь королевской грацией суданок. Но я не готов к тому, чтобы открыть свой дом для посещений целого племени, к которому будет принадлежать мой негритянский друг, и, если он будет на этом настаивать, мы просто испортим отношения».

Конечно, он никогда не скажет это открыто. Но он так думает, как и многие его соотечественники. И в этом нет никакого криминала. Разница в цвете кожи и чертах лица, в религии и обычаях – это не просто расовые и культурные отличия, это различные миры. Их следует сближать, налаживать между ними всяческие контакты, но их нельзя сталкивать искусственно, ибо это может привести к взаимной аннигиляции. Миры человеческие взаимопроникаемы, но на это уходят тысячелетия, как показывает древняя история слияния чёрной и белой расы в Индии и Египте. И процесс этот куда более сложный, чем брожение и выпечка хлеба, где без дрожжей, в том числе чёрных, действительно не обойтись.

До поры нам в России казалось, что это проблема исключительно западная. Однако события последнего времени заставили заговорить о «войне цивилизаций» и наших властителей умов как по правую, так и по левую сторону российского политического спектра. От реальности мигрантов и гастарбайтеров нам теперь уже, видимо, никогда не избавиться. Но чтобы она не стала взрывной, власти предержащие в России должны позаботиться, чтобы эта реальность не напоминала вторжение инопланетян, которым местное население только мешает. Горящие пригороды Франции высветили часть этой гигантской проблемы, именуемой «война цивилизаций». Не дай бог, чтобы она заполыхала у нас.

Общая оценка: Оценить: 4,2 Проголосовало: 5 чел. 12345

Комментарии: 07.12.2010 22:29:09 - Леонид Серафимович Татарин пишет:

О ЧЁМ ВЫ, СУДАРЬ?

Для начала вспомните, сколько крови пролито ХРИСТИАНСКОЙ ИНКВИЗИЦИЕЙ в Европе, сколько народа было уничтожено крестовыми походами, почитайте, хотя бы строго документальную книгу Александра Парадисиса "Жизнь и деятельность Балтазара Коссы, Папы Иоанна ХХ!!!".

"Наш славный век, венец времён Своей стыдливостью силён. Бежит он, как от прокажённой От правды слишком обнажённой!"