"Адская практика" - читать интересную книгу автора (Садов Сергей)

Глава 6

Первым делом я взял личное дело мужа Ненашевой — Ненашева Виктора Николаевича. Мне просто интересно было, какие же у подобного человека могут быть добрые дела.

— Добрый день, — поздоровалась со мной папка. — Вы сейчас держите в руке личное дело Ненашева Виктора Николаевича. Желаете ознакомиться с его добрыми делами?

— Желаю, — буркнул я. Вскоре у меня уже на разные вежливости нервный тик разовьется. Как бы я желал снова услышать привычное: Эзергиль, придурок ты этакий, куда прешь?

Папка тем временем раскрылась, и я увидел фотографию молодого, вполне приличного человека. Он шел по улицам тихого городка. Не слишком богатый наряд и папка в руке. Да и вообще, ничем не примечательная личность. Ну идет себе и идет.

— Студент первого курса Ненашев Виктор, — пояснила папка.

— Помогите!!! — неожиданно раздался крик. Я даже оглянулся от неожиданности, но крик шел из папки. Не отрываясь от показываемого папкой, я подошел к окну, положил личное дело на стол и сам пододвинул себе кресло. Я видел, как какая-то девочка лет семи попыталась с набережной достать мячик и свалилась в воду. Видел, как Ненашев, не раздумывая, бросился в воду.

Тут я вспомнил о разговоре со смотрителем.

— Слушай, а сколько на Весах Справедливости весит это дело?

— На самом деле не очень много. И в то же время очень много.

— Поясни, — хмуро попросил я. — Мне что-то не хочется сегодня отгадывать загадки.

— Очень просто. Он спас человеческую жизнь. Это дорого стоит. Очень дорого. Но для него это спасение ничего не стоило. Он не рисковал ничем. То есть если бы при спасении этой девочки была реальная опасность лично для него и он, зная об этом, все равно бросился бы спасать, то этот поступок ценился бы намного больше.

— Выходит, он виноват, что ему не грозила опасность?

— Нет. Я говорю про реальность. Он спас человеческую жизнь. На весах его жизни это учтено.

— Ладно, для меня это слишком сложно еще. Давай смотреть дальше.

За тридцать минут я повидал Ненашева Виктора в разных ситуациях. Видел, как он выручал друга, как помогал другим.

— Папка, помоги мне. — Четырехгодовалый малыш подошел к отцу. Ненашев рассмеялся и нагнулся к сыну.

— Что тут у тебя?

Карапуз протянул игрушку.

— Вот тут сломалось.

С некоторой оторопью я наблюдал, как этот человек опустился перед сыном на колени и начал возиться с его игрушкой. Видел его нежную улыбку, которая постоянно появлялась у него на губах, когда он глядел на сына. Я смотрел на это и не верил. Неужели это тот самый человек, который восемь лет спустя в пьяном угаре будет избивать сына ремнем за кражу денег, которой не было? Тот, кто виноват в смерти жены?

Однако дальше все стало понятнее. Я увидел, как он пришел слегка навеселе. Зоя вышла встречать.

— Витя, — позвала она мужа. — Где ты был? Я же волновалась!

— Да на презентации, понимаешь…

— Но ты мог бы позвонить?

— И что? Я должен звонить по любому поводу только потому, что дура-жена переживает по всяким пустякам?!

Зоя побледнела.

— Витя…

Муж отпихнул ее и прошел в квартиру. Я же никак не мог понять, почему этот эпизод попал именно в эту папку, хотя, судя по всему, он должен быть в папке у нас.

— Папа! — раздался испуганный крик от двери. Там в пижаме стоял уже повзрослевший мальчик. Он испуганно смотрел на отца. Виктор Ненашев замер, словно на стену налетел. Провел рукой по лицу. Резко развернулся и бросился к плачущей жене.

— Господи, — пробормотал он, — что ж я делаю! Зоя, Зоечка, прости меня, пьяного дурака.

Он опустился перед женой на колени и обнял ее. Рядом с ними присел и мальчик.

— Витя, ты же ведь не умеешь пить. Зачем ты это делаешь?

— Зоечка, но ведь я не могу. Скажут, зазнался совсем. Стал заместителем директора и перестал быть с коллективом.

— А ты наплюй! Ты же и себя губишь, и нас мучаешь.

— Я обещаю, что теперь буду меньше пить. И только вино.

Зоя покачала головой, и в этот миг изображение прервалось. Я еще некоторое время смотрел на чистый лист бумаги.

— А почему это здесь?

— Хочешь спросить, почему этот эпизод не в вашей епархии?

— Ну да. Как я понимаю, этот эпизод вовсе не в его плюс.

— Вот тут ты ошибаешься. Тебе ведь говорили, не смотри на внешнюю сторону, смотри в душу. И, между прочим, этот эпизод на Весах Справедливости весит больше, чем некоторые из его грехов.

— Но почему?

— Да потому что он извинился. Потому, что его раскаяние за свой проступок было искренним и шло из глубин души, чурбан ты чертов. Неужели ты не увидел этого?!

— Я попросил бы не обзываться! И что в том, что он раскаивался?

— А то, что искреннее раскаяние перевешивает вину.

— То есть если он искренне раскается в смерти жены, то его простят?

— Да. Однако ада он не избегнет. Только это будет этап чистилища. Ему будет дан еще один шанс. Но для этого он должен раскаяться. Искренне.

— О-о-о, — зловеще протянул я, — это я могу устроить. Он будет у меня так искренне раскаиваться, что все ангелы зарыдают. Тогда он действительно позаботится о сыне, душа его жены обретет покой, и я сдам эту проклятую практику!

Папка укоризненно поцокала… э-э… языком, что ли? Короче, просто поцокала.

— Ты так ничего и не понял. Ты не можешь заставить его раскаяться. Если это будет по принуждению, то какое же оно искреннее? Ты можешь помочь ему осознать степень его падения, но прийти к осознанию своей вины он должен сам.

— Я что, ангел?! — возмутился я. — Помочь осознать вину — это работа ангелов, а не чертей. А я черт!!!

— Да? Действительно. Я забыла об этом. Но кто лучше чертей знает о вине?

Я уже приготовился зашвырнуть эту вообразившую себя слишком умной папку куда подальше, но последнее замечание заставило меня замереть. Действительно, кто лучше чертей знает о вине? Это стоит обдумать. И не здесь, а в более спокойной обстановке. Однако в этот момент со всей очевидностью стало ясно, что решить проблему этой… этой… неприкаянной души, не решив проблему ее семьи, не удастся. А чтобы решить семейную проблему, необходимо отправиться на Землю. На Землю!!! Мамочка моя. Я же еще несовершеннолетний!!! Я маленький еще для подобного!!!

— Ну, дядюшка, я тебе при встрече все выскажу! Долго ты прятаться от меня не сможешь!

— И не буду.

Я резко обернулся. Позади меня стоял мой дядя и улыбался. Нет, он еще улыбается!!!

— Дядя!!!

— Тише. Тшш. Не надо здесь кричать.

Я моментально сбавил тон.

— Дядя, ну вы и подкинули мне работенку!

— А что тебе не нравится? Разве не интересно?

— Интересно?! Интересно?!!! Дядя, я черт, а вы заставили меня вникать во все эти тонкости человеческих отношений!!! Чтобы помочь!!!

Дядя вздохнул.

— Не хочется мне этого говорить, но, заметь, какую бы работу ты в будущем ни выбрал, именно знание тонкостей человеческих отношений лишним для тебя не будет. Вспомни, что говорил твой любимый Мефистофель.

Знал дядя, как меня уесть. Вообще, Мефистофель в аду был легендарной личностью. И мой кумир. Я зачитывался его жизнеописаниями, втайне мечтая быть похожим на него. Однако ангел, помогающий черту пойти по пути Мефистофеля… где-то тут была ловушка. Но где?

— Дядя, чегой-то вы решили помочь мне стать вторым Мефистофелем?

— Ну это тебе точно не грозит. Эзергиль, ты слишком талантлив и независим, чтобы стать простым подражанием кому бы то ни было. — Я задрал нос. Не часто можно услышать такие слова от дяди. — Я просто хочу помочь тебе найти свою дорогу. И чтобы ты не превращался в монстров наподобие Вельзевула.

Да уж, не будь помянуто на ночь это имечко. Хоть этот Вельзевул и был чертом, но брал в основном за счет тупой силы. Ох, и наделал он шороха в аду в свое время. Самый непримиримый противник реформ Горуяна.

— Дядя, а ты знаешь, что мне благодаря тебе придется теперь на Землю отправиться?

— Знаю. Более того, я уже выбил тебе разрешение от рая. С адом сам договаривайся. И эта поездка для тебя в любом случае будет полезной. Какой же ты будешь черт, если не увидишь жизнь людей изнутри? Между прочим, я эту мысль пробиваю и среди ангелов. А то многие всю жизнь прожили в аду или раю, решают судьбы людей, а на Земле ни разу не были. Разве это годится?

Я печально вздохнул. Ведь знал же, что спорить с дядей бесполезно. Все равно переубедит меня. И все равно горячился, хорохорился. Вот я ему скажу при встрече, выскажу все, что о нем думаю! Тьфу. Вот и высказал.

— Я еще маленький! — прибег я к последнему аргументу. — Мне еще нет и ста двадцати лет. Только в будущем году будет!

Дядя покачал у меня перед носом пальцем.

— Нечестный прием, Эзергиль. Не ты ли, когда я гостил у вас дома, доказывал своим родным, что ты уже большой? И, между прочим, приводил в качестве доказательства своей взрослости этот же самый аргумент. Говорил только, что тебе УЖЕ сто двадцать лет.

Шах.

— Но если ты настаиваешь, то можешь отказаться от этой работы. Ну потеряешь год в школе. Велика ли беда?

И мат.

— Давай свое разрешение от рая, — буркнул я.

По договоренности с раем, достигнутым Горуяном, посещать Землю чертям разрешалось только с разрешения ангелов и, соответственно, наоборот. Разрешения эти были простой формальностью, но помогали контролировать количество ангелов и чертей, находящихся на Земле. Таким образом, их общее количество там всегда должно было быть равным. Интересно, а кому в аду разрешили отправиться на Землю в обмен на мое разрешение?

— Итак, Эзергиль, поздравляю. Ты принял действительно ответственное решение. После этого путешествия ты изменишься. В лучшую или худшую сторону не знаю, но прежним ты не останешься. Но я верю в тебя.

Спасибо тебе, дядя, за теплые слова. Ты просто не представляешь, как меня вдохновил.

— У тебя еще есть в архиве какие-то дела?

Я покосился на две папки, лежащие передо мной.

— Да нет. Я все посмотрел, что меня интересовало. В общих чертах картина ясна. А подробности уже придется выяснять на месте.

— Ну что ж, тогда пошли.

Я убрал личные дела на место. И зашагал следом за дядей. На выходе дядя слегка приобнял меня за плечи.

— Да ты не переживай, тебе понравится на Земле. Это я тебе гарантирую. Ну что, полетели?

— Полетели, — кивнул я.

Дядя подхватил меня, и мы взлетели. Последнее, что я увидел перед архивом — это круглые от удивления глаза Ксефона, выглядывающие из-за забора, откуда тот, очевидно, вел наблюдение за входом, высматривая меня.

У входа в дом дядя гостеприимно распахнул передо мной дверь.

— Заходи, Эзергиль. Чувствуй себя как дома…

— …но не забывай, что ты в гостях, — добавил я. Дядя хмыкнул. Потом кивнул на гостиную.

— Ты посиди так пока. Мне надо звонок один сделать.

Я кивнул. Прошел в гостиную и плюхнулся в кресло.

Из журнального столика достал какой-то журнал и без интереса стал его смотреть.

— Але, — томно донеслось из коридора. — Милочка, ты соскучилась по своему попочке?

В комнату вошел дядя, хмуро смотря в коридор.

— Глупая птица, — буркнул он. — Теперь два часа будет трепаться со своей милочкой. Угораздило же его влюбиться в попугаиху центральной справочной. Я его пытаюсь перевоспитать. Внушить почтение к долгу службы. Постепенно он осваивается. Сейчас уже меньше треплется.

Да, все-таки дядя уже слишком давно ангелом работает. Теряет хватку.

— Дядя, а как вы его переубеждаете?

— Как? Конечно, любовью и заботой! Вот погоди, через годик ты его и не узнаешь.

— Ага, — кивнул я. — Через годик так, через два… Куда вы хотели позвонить, дядя?

— В бюро учета перемещений. Мне надо утрясти кое-какие мелочи по поводу твоего пропуска.

— Отлично. — Я поднялся и направился в коридор. Удивленный дядя прошел за мной. Я же молча подошел к телефону и нажал на рычаг. Попугай недовольно встрепенулся.

— Монтирий, как тебе не совестно, ты прер… — Тут попугай увидел, что говорит вовсе не с Монтирием. Его хохолок как-то резко опал.

— Мне нужен номер бюро учета перемещений, — мягко сообщил я и улыбнулся. Попугай дернулся.

— Сей момент. Центральная справочная? Сколько раз говорить тебе, что я не попочка, когда на службе! Да, срочный заказ. Мне нужно бюро учета перемещений. Понял. — Попугай клювом стал нажимать на кнопки. — Бюро учета перемещений? Вам звонок. Сейчас с вами будет говорить че… — Я пальцем показал на дядю. Попугай махнул мне хохолком. — Прошу прощения. С вами сейчас будет говорить ангел Монтирий. Передаю трубку.

Я принял из лапы попугая трубку, облокотился о стену и небрежно подал ее дяде.

— Разговор заказывали?

Дядя совершенно круглыми глазами смотрел то на меня, то на попугая, который умудрился каким-то образом сидеть на своей жердочке чуть ли не по стойке смирно. Потом взял у меня трубку. Я кивнул и отправился обратно в гостиную. Вскоре пришел дядя. Он сел напротив меня, подпер подбородок кулаком и окинул меня долгим изучающим взглядом. Я делал вид, что совершенно этого не замечаю. Первым молчание нарушил дядя.

— Да, Эзергиль, я знал, что ты талантливый ребенок… Да-с, черт, который смог заставить моего попугая отнестись к работе серьезно, пойдет далеко. Ты скажи, как тебе это удалось? На будущее.

Я пожал плечами.

— Право, даже не знаю, что сказать, дядя Монтирий. Мой способ, боюсь, вам не подойдет. Я его убеждал чертовскими шутками.

— Чертовскими шутками?

— Ну да. Пошутил немного.

Дядя посмотрел на меня как-то очень подозрительно.

— Ну честное слово, пошутил, — приложил я руку к груди. — Вот можете у Профани спросить. Мы с ним подружились. У вас такой хороший домовой.

— Вы с Профаней подружились?!

— А что тут особенного?

— Да так. Ничего. — Дядя мотнул головой. — Ладно. Давай о делах. В общем так, сейчас я утряс последние детали и с раем, и с адом. Разрешение тебе дано. Однако, поскольку у тебя еще нет хвоста, перемещаться самостоятельно ты не можешь. Так что в некотором отношении тебе придется даже не играть роль человека на Земле, а стать им…

В этот момент раздался звонок в дверь. Дядя поднялся.

— Ага, это именно то, чего я и ждал. Я сейчас.

Дядя вышел и вскоре вернулся с каким-то пакетом.

Я удивленно смотрел на него. Дядя же молча положил пакет на стол и стал его разворачивать. Вот на столе появился блокнот. Какая-то инструкция. Ручка. Еще какие-то бумаги.

— Это из бюро контроля, — пояснил мне дядя. — А также кое-какой мой личный заказ. В частности, вот этот блокнот. На самом деле это не совсем блокнот. Это последняя разработка рая. Держи, пригодится.

Я взял блокнот и повертел его в руке.

— И зачем это? Что с ним делать?

— Ну это средство связи. На экстренный случай. Если что, пиши в нем мне. Я приду и заберу тебя. Только вот обратно уже доставить не смогу. Так что мой вызов с его помощью — это твой провал.

— Замечательно. А если я потеряю этот блокнот?

— Постарайся не терять. Кстати, блокнот для людей невидим и неощутим. Но если потеряешь, то беда, думаю, невелика. Блокнот — это просто на экстренный случай. Но у него есть еще одна функция, которая для тебя будет гораздо полезней. Он подключен к архиву как рая, так и ада. Если тебе понадобится какая-нибудь справка из любого архива, ты вот этой ручкой пишешь в нем вопрос.

— Ух ты! — Я схватил ручку и написал: «Ненашева Зоя Павловна. Личное дело». Буквы тотчас исчезли, а на странице блокнота появилась уже знакомая мне фотография молодой женщины. Потом пошли кадры из ее жизни с пояснением. — Здорово! — Я захлопнул блокнот и сунул его себе в карман. — Вот бы мне такой до моих поисков. Тогда не пришлось бы мотаться между раем и адом.

— Не пытайся облегчить себе работу, Эзергиль. Блокнот тебе не помог бы. Он всего лишь средство связи с ограниченными возможностями. Поиск, например, с его помощью ты осуществить не сможешь. Вернее, сможешь, но в очень ограниченном масштабе.

— Все равно пойдет. А что еще?

— А что тебе еще надо? Все остальное для различных инстанций. Тебе они не нужны.

— Отлично. Дядя, ты не представляешь, как я рад. — Однако мой кислый вид говорил прямо о противоположном. И никакой радости в голосе не было.

Дядя похлопал меня по плечу.

— Не трусь, прорвемся. Ты же ведь не хочешь всю свою жизнь просидеть в конторе?

— Конечно, нет!!!

— Так вот тебе шанс.

Ну да. Конечно. Ладно, как там сказал дядя? Прорвемся? Вот и будем прорываться. Только надо все хорошенько обдумать. Поход на Землю — это вам не прогулка в рай, куда регулярно ходит экспресс. Тут дело посерьезнее. Первое, что следует обдумать — так это что туда брать. В каком прикиде стоит появиться на Земле. Надо будет почитать о последних событиях там. Нет, поход на Землю слишком серьезен, чтобы подходить к нему с бухты-барахты. Я оценивающе посмотрел на дядю.

— Дядя, ты ведь бываешь на Земле? Как мне посоветуешь там появиться? Этаким богатеньким сынком какого-нибудь нового русского?

Дядя поморщился.

— До чего вы, черти, любите комфорт. Ты вот ответь мне, с кем ты собираешься чаще всего встречаться на Земле? С новыми русскими или обычными людьми? А если с обычными, то каким образом ты собираешься пересекаться с ними в своем облике богатенького сынка?

Я почесал лоб.

— Действительно. Я как-то об этом не подумал.

— Запомни одно из правил общения: если ты собираешься с кем-то заняться делами, будь на уровне этого человека.

— Да, дядя. А что ты можешь мне посоветовать? Ну… я по поводу того, как мне действовать?

— А вот это я оставляю на твое полное усмотрение.

Спасибо, дядя. Я всегда знал, что ты мне не откажешь в помощи.

— И не надо так тяжело дышать. В конце концов, не ждешь же ты, что я выполню за тебя твою практическую работу? Но не беспокойся, без помощи ты не останешься. А теперь я тебе посоветую следующее: забудь пока обо всех проблемах и пойдем прогуляемся. Я тебе город покажу. Если не ошибаюсь, ты ведь у меня лет тридцать не был? Посмотришь, как тут все изменилось.

— Но дядя…

— Знаю-знаю, но поверь, для дел тоже будет лучше, если ты пока отложишь их в сторону. Так как?

— С удовольствием, дядя.

Следующие несколько дней я запомнил плохо. После экскурсии дядя заказал два билета до ада и отправился со мной в качестве поддержки. И этот его шаг оказался вовсе не лишним. Мама устроила форменную истерику, когда узнала, что мне придется отправляться на Землю.

— Чтобы я отпустила своего сыночка туда? К этим распущенным, жестоким, наглым людишкам?! Они же его испортят!!! Научат разным гадостям!

— Черта научат гадостям? — вежливо переспросил дядя.

— Да!!! Эти люди… люди… Никуда я его не пущу!!! Все, точка! Пусть остается на второй год! Это лучше, чем хоронить мою кровинушку! Ну подумаешь, еще один годик проучится в том же классе!

— Мама, но что мне может грозить на Земле?

— Как что?!! А эти попы, вечно машущие своими вонючими кадилами! А эти бочки с так называемой святой водой! А разные святые места! А всякие там храмы, синагоги, мечети?

— Мама, но я не собираюсь прогуливаться в таких местах.

— Попробовал бы ты только собраться! Ты бы у меня потом неделю сидеть бы не смог! Никуда не пущу.

— А ну цыц, женщина! — вдруг рявкнул молчавший доселе отец. — Лучше помоги ему собраться в дорогу.

— Не пущу!!!

— Пустишь! Или ты хочешь, чтобы наш сын так и остался маменькиным сыночком?

— Пусть будет маменькин сынок, зато живой!!!

Дядя и отец переглянулись. В глазах обоих можно было прочитать одно и то же. «Ох уж эти женщины!» — говорили их взгляды. Я же сейчас обдумывал один моментик. Если мне сейчас показать хоть крошечное колебание, то мама, безусловно, настоит на своем и никуда я не поеду. Не надо будет ничего решать или делать. Ну останусь на второй год, единственный я, что ли, такой? Однако я также понимал, что если я так сделаю, то потеряю к себе всякое уважение. А без уважения к себе разве можно чего-то добиться в жизни? Я же определенно чего-то добиться хотел. Перспектива провести всю жизнь каким-нибудь мелким клерком, как мой брат, меня совсем не прельщала. Именно поэтому я молчал, предоставив разбираться с матерью отцу и дяде, понимая, что у них получится гораздо лучше моего убедить ее.

Эта битва для матери была слишком неравной и поэтому заранее обреченной на поражение. Поэтому вскоре она вынуждена была смириться с неизбежностью. Но сборы обещали быть не менее захватывающим зрелищем. Особенно когда мама начала пихать мне в чемоданы разные теплые вещи.

— На Земле так холодно, — приговаривала она. Мне же, когда мой взгляд падал на все растущую горку чемоданов и сумок, становилось тоскливо. В конце концов я не выдержал и отправился гулять, предоставив разбираться с матерью отцу и дяде.

Я прошел на детскую площадку, оседлал лошадку на карусели и задумчиво подпер подбородок. Честно говоря, я еще сам не разобрался, нравится мне эта поездка или нет.

— Ты катаешься?

Я поднял голову и встретился взглядом с совсем еще молоденьким чертенком. На вид ему было лет пятьдесят, не больше.

— Я занял твою лошадку? — спросил я. — Извини. Давай я тебе помогу.

Я подсадил малыша и раскрутил карусель. Малыш радостно завизжал. Делать мне было все равно нечего, и я стал работать «мотором» на карусели. Вскоре прибежали еще детишки. Зазвучал смех. Как ни странно, но мне было тоже весело. Наверное, мне надо было просто отвлечься от моего школьного задания. Расслабиться. И коль мне это действительно помогает, то стоит оторваться по полной. Так что вскоре я уже играл с детишками в лошадок, скакал с ними через препятствия. Наконец все они утомились. Я плюхнулся на траву и запрокинул голову. Тут кто-то подошел ко мне и замер. Я приоткрыл один глаз. Рядом стоял все тот же карапуз.

— А почему ты был такой грустный сначала? — спросил он.

Я приподнялся на руках. Вот дотошный малыш. И что мне теперь ему отвечать?

— А почему ты решил, что я грустный? Может, я просто задумчивый?

— Ты был и грустный, и задумчивый.

Я присмотрелся к мальчику. Тот с какой-то недетской серьезностью смотрел на меня. Все ясно, наверняка будущий ангел. Не сможет этот малыш жить среди чертей. Он слишком близко к сердцу принимает чужие страдания. До Горуяна он наверняка просто умер бы от тоски. Сейчас же у него есть шанс. И очень может быть, что из него получится очень неплохой ангел. Я посадил его рядом с собой.

— Понимаешь, мне в школе дали одно задание. Но чтобы выполнить его, я должен уехать. Уехать далеко и очень, может быть, надолго. И задачка не из простых. Так что я даже не знаю, справлюсь ли с ней…

— Нет, — сообщил мне вдруг малыш. Я вздрогнул и уставился на него. Тот смотрел куда-то вдаль. — Не справишься, если сомневаешься. Когда я начинаю сомневаться, то у меня никогда ничего не получается. Вот я, помню, хотел построить башню из кубиков. Высоченную. Начал. А потом засомневался. А она возьми и рухни.

Я улыбнулся. Все-таки странный малыш. Тот вдруг повернулся ко мне.

— Ты не сомневайся. Просто захоти и сделай. А ты добрый. — Он протянул мне ладошку. — До свидания.

Я машинально пожал ее. Никогда и никто еще не называл меня добрым. Малыш встал, отряхнулся и направился куда-то со двора.

— Эй, — крикнул я ему вслед. Малыш обернулся. Я кивнул ему — Спасибо.

Тот помахал мне рукой и тоже кивнул в ответ. Потом отвернулся и побежал.

— Хм, значит, просто возьми и сделай, — хмыкнул я. — Чего уж проще. А вот возьму и сделаю. Всем чертям назло. В конце концов, я Эзергиль! И я сделаю так, что вскоре и рай, и ад услышат мое имя.

— Хвастун! — Я обернулся. Позади с нагловатой усмешкой стоял Ксефон.

— А, это ты. — Я растянул губы в злорадной ухмылке. — Как тебе понравился полет в раю? А администратор министерства наказаний тебя тоже, наверное, поблагодарил за помощь. Скажи, а архивариус при встрече с тобой вежливо здоровается?

— А ты одежду свою высушил?! — отпарировал Ксефон.

— О, да, — улыбнулся я еще шире. — Кстати, благодарю за купание. На улице такая жара была. Ты мне сильно помог. Да, мне жаль тебе это говорить, но я вынужден попрощаться с тобой. Я уезжаю и надеюсь, там тебя не будет.

— Это на Землю ты уезжаешь?! Ой-ой, напугал. Между прочим, я это уже отлично знаю! И мы там с тобой еще встретимся! Как только я получу разрешение.

Все-таки Ксефон дурак. Ну кто же кричит о том, что знаешь? Мои мысли моментально устроили в голове бег с препятствиями. Значит, Ксефон знает, что я отправляюсь на Землю. Но узнал об этом недавно, если только сегодня занялся выбиванием разрешений. Откуда узнал?

Цепочка вообще-то не слишком длинна. Мой дядя вряд ли стал бы просвещать этого болвана. А разрешения согласовываются с министерством наказаний — именно оно у нас в аду центральное. А значит, все эти просьбы шли через руки администратора. Тот может не любить Ксефона внутри министерства, но за стенами своего хозяйства Ксефон — его союзник. Ему, конечно, пришлось изловчиться, чтобы сообщить эту новость Ксефону и не нарушить заключенный договор с Викентием. Однако на то и черт, чтобы уметь вертеться. Значит, Ксефон узнал о моей поездке… Я оглядел наряд Ксефона. Судя по всему, он только недавно из рая. Час назад. И тогда же начал хлопоты. Отставать ему от меня никак нельзя. Он должен понимать это и своими куриными мозгами. Но вот чего ему определенно не следовало делать, так это сообщать мне о том, что ему известно о моей поездке. Не поиздеваться над Ксефоном я не мог. Я деланно выгнул бровь.

— Вот как? Что ж, спасибо за информацию. Теперь буду учитывать тебя в своих планах. Кстати, я что-то не пойму, чего ты ко мне привязался? У тебя что, никакого задания нет? Ах да, ты же у Викентия! Он не станет затруднять своего любимчика.

Ксефон взвился. Похоже, он и сам сообразил, что сболтнул лишнее.

— Мое задание тебя совершенно не касается! Я делаю то, что захочу. А тебе я все равно не дам выполнить твою практическую работу!!! И ты останешься на второй год!

Я расхохотался и захлопал в ладоши.

— Браво, Ксефон! Ты неподражаем! Ты великолепен!!! Ксефон, я тобой восхищаюсь!

Тот резко развернулся и ушел. Я же продолжал хохотать ему вслед. Нет, Ксефон — талант. Если бы я даже не знал о пари директора школы с Викентием, то сейчас при желании все вытянул бы из этого лопуха. Да он, по сути, сказал мне все открытым текстом. А раз так, то есть повод испортить настроение еще одному человеку сего дня. Я злорадно усмехнулся — какой черт сможет удержаться от такого соблазна? Я поднялся и направился к ближайшему телефону-автомату.

— Алло! Господин Викентий? Это вы? Вам звонит Эзергиль. Да-да, ваш ученик. Господин Викентий, я хочу выразить протест… Я имею право… По какому поводу? Повод простой. Я только что разговаривал с Ксефоном… нет… да… Точнее, это он разговаривал со мной. Подошел и стал насмехаться. А потом заявил, что сделает все возможное, чтобы сорвать мне выполнение моего практического задания… Да, я тоже считаю, что он идиот… и с кретином согласен… Что? Ну это уж слишком… хотя ладно, уговорили, и это он тоже. Так вот, господин Викентий, я к чему веду, я так полагаю, что свое задание он уже выполнил… верно, не мое дело, однако я могу поднять этот вопрос на собрании педагогов… Какие претензии? Претензии вполне обоснованы: что это за задания у учеников, если у них хватает времени мешать другим выполнять их задания? Я вот вынужден вставать с утра пораньше и целый день на ногах. И у меня времени не хватит просто, даже если бы я захотел, мешать другим… Что? Почему звоню вам? Так ведь вы же куратор Ксефона, кому я еще должен был звонить? Впрочем, если вы настаиваете, то я позвоню директору школы… Не надо? Почему? Ах, вы приструните его. Что ж, буду признателен. И еще, господин Викентий, вы ведь понимаете теперь, что если он встретится мне на пути в процессе выполнения моего задания, то я могу сделать с ним все, что мне взбредет в голову. Мешать ученикам в выполнении их практического задания — это не шутка. Короче, если только он попадется мне на пути, то пусть пеняет на себя.

Я повесил трубку и прислонился к стене, едва не сползая по ней. Представив, как сейчас Викентий рвет и мечет, я захихикал. Эх, дорого бы я дал, чтобы послушать разговор Викентия и Ксефона, который непременно состоится в самое ближайшее время.

С чувством глубокого удовлетворения от хорошо проделанной работы я отправился домой. Завтра утром я покидаю ад и отправляюсь на Землю, чтобы выполнить самое, пожалуй, странное задание в истории чертей. И не будь я Эзергиль, если не справлюсь с ним. Как там тот малыш говорил? Пойду и сделаю!