"Вашингтонская история" - читать интересную книгу автора (Дайс Джей)

11

Окна были распахнуты настежь, начинало смеркаться, но стояла такая же знойная духота, как и днем. Прозрачные белые занавеси из органди не шевелились, и только мотыльки, бившиеся о сетку, натянутую на окна, нарушали мертвую неподвижность воздуха. Начав раздеваться, Фейс вдруг взбунтовалась против условностей и решила не спускать шторы в тщетной надежде, что хоть чуточку повеет прохладой.

Она сидела перед зеркалом в лифчике и трусиках — в эту жару все липло к телу, и не хотелось надевать ничего лишнего — и стирала с лица кольдкрем. На полу жужжал электрический вентилятор, и точно так же в голове ее жужжали мысли; только жужжанье вентилятора было мерным и равнодушным, а мысли Фейс неслись в хаотическом круговороте, и каждая была связана с жгучими личными проблемами.

Фейс была в бунтарском настроении. Ей все казалось, что она рвется на волю из какого-то тупика. Она вернулась домой в обычное время, как если бы провела в Департаменте весь рабочий день; быть может, на ее счастье, Тэчер не звонил ей днем на службу. Он встретил Фейс без язвительных попреков, и она немного успокоилась. Рано или поздно наступит та страшная минута, когда придется рассказать ему о розовой повестке и о Дейне Чэндлере, — но это потом, не сейчас. Сейчас ей меньше всего на свете хотелось вступать в объяснения с Тэчером. Слава богу, он уходит на весь вечер играть в покер — по крайней мере так ей было сказано.

В комнату донесся запах любимого одеколона Тэчера — «Вспышка желания». Губы Фейс сжались в иронической усмешке; она вспомнила, о чем думала двадцать четыре часа назад перед витриной Жана Мату. Черное кружевное белье, которое может вызвать в Тэчере интерес к ней, — какой это все вздор по сравнению с самой насущной задачей — как-нибудь выжить! Любопытно, что Тэчер стал ей сейчас не нужен — совершенно не нужен. Будто она никогда и не знала его, а тело ее навсегда очистилось и от прошлых желаний и от будущих страстей. И вдруг она инстинктивно почувствовала, что Тэчер вряд ли когда-нибудь снова станет для нее желанным.

Она стерла с лица кольдкрем, а вместе с ним и косметику, и теперь критически разглядывала себя в зеркале. Давно прошли те времена, когда она подолгу любовалась собою, стараясь представить, какой она будет через много лет. Ну что ж, лицо с тех пор почти не изменилось, разве только тени под глазами стали заметнее. Гладкая кожа, чистый овал, темные брови, будто наведенные соскользнувшей у висков кистью, крупные яркие губы — все осталось таким, как прежде. Нет, только очень острый глаз мог бы найти перемены в ее лице — хотя из юного существа она превратилась во взрослую, немало испытавшую женщину.

«А тело все-таки изменилось», — думала Фейс, и это бросилось бы в глаза всякому, кто знал ее раньше. Она сердитым движением спустила с плеч бретельки лифчика. Тэчер издевался над полнотой ее груди — как это несправедливо! В его насмешках чувствовалось презрение не только к жене, но и ко всем женщинам вообще! Она тронула рукой правую грудь. Да, это грудь женщины, знавшей материнство, но еще крепкая и упругая. При желании можно было бы и вовсе не носить лифчиков. Дейн Чэндлер окинул ее особенным взглядом, — от нее не ускользнуло это, — и в его взгляде не было той обидной насмешки, с какою смотрел на нее Тэчер.

Бессознательным движением, словно стараясь успокоить, ободрить себя, Фейс провела рукой по длинным, до плеч, светло-русым волосам. Да, необходимо вернуть душевную бодрость, подумала она, и не только потому, что в розовой бумажке кроется зловещая угроза, но и потому, что каждая женщина, которой пренебрегают, неизбежно теряет уверенность в себе. Есть что-то глубоко оскорбительное в том, что Тэчер вот уже больше месяца не ищет близости с нею, — хотя это ее вполне устраивало. Но стоит ли женщине заботиться о своей наружности, если муж ясно дает понять, что больше не любит ее? Чэндлер окинул ее быстрым одобрительным взглядом, — это длилось одно мгновение, но она сразу почувствовала себя гораздо увереннее. И, надо сознаться, это немало способствовало ощущению, что теперь она в надежных руках.

Послышался резкий треск — это Тэчер включил электрическую бритву, потом противный монотонный стрекот, так непохожий на успокаивающее жужжание электрического вентилятора. Фейс вспомнила милую сценку из фильма «Королева Виктория»: юная наивная королева впервые видит, как бреется принц-консорт, и очарована этим.

…Вот бы поглядеть на принца с одной из этих механических, зудящих штук, которые так любит Тэчер! Фейс чуть не рассмеялась — так смешна ей показалась королева; впрочем, разве сегодня она сама не смотрела на Дейна Чэндлера таким же завороженным взглядом, как Виктория на принца-консорта? Вспомнив об этом, Фейс невольно покраснела. Встреча с Чэндлером подействовала на нее странно — с тех пор где-то в дальнем уголке ее сознания все время витали смутные надежды.

Любопытно, какую жену выбрал себе Дейн Чэндлер? Эта мимолетная мысль уколола ее и исчезла, оставив ощущение пустоты и глухую боль. Она постарается никогда не встречаться с его женой, если это удастся. Было бы невыносимо грустно видеть, что и его брак — ошибка. Лучше совсем ничего не знать.

А какая теплая волна взаимопонимания захлестывала их во время беседы, какой живой отклик находила в каждом из них мысль, высказанная другим!.. Сердца их бились в едином ритме. Внезапно Фейс охватила непонятная тоска, на глаза ее набежали слезы и медленно покатились по щекам.

Зуденье электрической бритвы смолкло. Вошел Тэчер в трусах и безрукавке с круглым воротом, держа бритву в руках. Он искоса взглянул на жену.

— Ты что плачешь? — спросил он.

— Не знаю.

Тэчер ничего не сказал и вдруг с необычной нежностью наклонился и поцеловал ее в затылок.

Фейс вытерла глаза бумажной салфеткой и пошла в ванную.

После холодного душа ей стало как будто легче, кожа ее порозовела и освежилась. Надев тонкую белую ночную сорочку, Фейс принялась собирать свои вещи, разбросанные по всей комнате. Ей пришлось приучить себя к этому, ибо Тэчер был помешан на аккуратности. А завтра утром, перед тем как идти на заседание комиссии, совсем уж ни к чему выслушивать едкие упреки по поводу неряшества. После целого дня утомительной, требующей строгой точности работы, бывает так приятно сознавать, что можно расшвырять чулки и белье как попало. Но и этого уже нельзя себе позволить…

Прибрав в спальне, Фейс пошла в детскую взглянуть на Джини. Девочка мирно спала. От нее чуть-чуть пахло парным молоком, как от грудного младенца. Фейс пригладила ее каштановые завитки, поцеловала влажный лобик, вздохнула и, вернувшись в спальню, легла на большую кровать с четырьмя точеными столбиками и белым муслиновым пологом.

Она сказала Тэчеру, что ляжет пораньше, потому что у нее болит голова. На самом же деле она была душевно разбита. Только сейчас, вытянувшись на кровати, она поняла, какого напряжения стоила ей вся эта история с розовой повесткой. Решив во что бы то ни стало заснуть, она упрямо не открывала глаз и долго считала про себя. Горячие простыни жгли ее, ночная сорочка липла к телу. Чтобы забыться, она представила себе бесконечный, разматывающийся шланг и тотчас рассмеялась: надо же было выбрать такой фрейдистский символ! В последнее время она часто видела сны с символическим значением: ей снилось, будто Тэчер бросается на нее с ножом или грозит дуэльным пистолетом, но ей ничуть не было страшно. А иногда, в полудремоте, она представляла себе, как снова встречается с лейтенантом норвежцем. Фейс попробовала сосредоточиться на этом и сейчас, но розовая повестка вторгалась во все ее мысли.

Нет, надо заставить себя не думать об этом нелепом вызове. Она боялась сказать Тэчеру о повестке, и это лишний раз убеждало ее, что пора решительно изменить их отношения… быть может, снова предложить Тэчеру развод. Возможно, на этот раз попытка будет более успешной.

Тот вечер, когда она впервые заговорила о разводе, почти ничем не отличался от вчерашнего вечера у миссис Биверли, только дело было зимой, вскоре после того, как Фейс советовалась насчет мужа с психиатром. Твердо решив уйти от Тэчера, она не находила в себе смелости сделать этот шаг; у нее не хватало духу заговорить с ним о разводе. Время шло, и она не раз возвращалась к этой мысли, но всегда уговаривала себя, что, быть может, все обойдется, и их отношения в конце концов наладятся. И наконец однажды, после ссоры из-за такого пустяка, как меховое манто, Фейс не выдержала.

Возвращаясь из гостей домой, Тэчер сказал ей в машине:

— Послушай, правительство тебе платит хорошие деньги, не будь же скупердяйкой, потраться на хороший мех! Мне стыдно появляться с тобой на людях, когда на тебе этот облезлый хорек!

Тэчер сильно подвыпил, и Фейс сказала себе, что лучше промолчать. Но нервы ее были слишком взвинчены.

— О, господи! — воскликнула она. — А кто, по-твоему, заплатил вот за эту машину? Хорошо, я согласна, давай менять машину на меховое манто!

Фейс была права. Два года они откладывали деньги, чтобы купить этот ярко-желтый паккард, и два года Фейс отказывала себе во многом. Поступив во флот, Тэчер рыцарски предоставил машину в пользование Фейс. А потом всегда оказывалось, что деньги ему нужны на что-то другое, и он никогда не присылал ни цента для уплаты взносов за машину. Сейчас ее канареечно-желтый цвет превратился в уныло-бурый, крылья были помяты и поцарапаны, никель покрылся ржавчиной, а в щели потрепанного брезентового верха задувал резкий зимний ветер.

— А черт! — вспылил Тэчер. — Опять ты хочешь доказать, что я перед тобой — ничто! Хватит, надоело!

В свете мелькавших мимо уличных фонарей Фейс увидела, что Тэчер мрачно сжал губы и выпятил подбородок, словно раскапризничавшийся ребенок. Остановившись у светофора, он так резко рванул тормоз, что колеса забуксовали; а трогаясь с места, нарочно дернул рукоятку скоростей с таким неистовством, будто хотел выломать ее.

— Тэчер, — спокойно сказала Фейс, — мы с тобой давно уже не ладим. По-моему, лучше расстаться. Я хочу уйти от тебя.

— Ты спятила! — закричал Тэчер. — Ты просто не в своем уме! Не понимаю, как ты можешь не только говорить, но даже думать о таком! Сейчас же откажись от своих слов!

Фейс почти не верила своим ушам — такой испуг звучал в его голосе.

— Ведь это все только болтовня, — твердо возразила она. — Ты прекрасно понимаешь, что не любишь меня, — и разлюбил уже давно. А я — у меня стало пусто внутри. У меня уже нет никаких желаний, кроме желания, чтобы ты оставил меня в покое. Мне тоже все надоело. Надоело твое пьянство, надоела миссис Биверли и ее прихлебатели, надоели твои ехидные замечания, когда ты хочешь внушить мне — и не без успеха, — что я — ничтожество, особенно по сравнению с твоей матерью. Я хочу развестись с тобой!

Он ничего не ответил и гнал машину, словно торопясь добраться до дому. Однако у дома он не остановился, а с сумасшедшей скоростью помчался дальше.

— Тэчер! — тревожно воскликнула Фейс. — Куда ты едешь?

— Кататься, — последовал ответ. — Будем кататься, пока ты не передумаешь.

Он протянул дрожащую руку и включил радио на полную громкость. Раздались звуки венского оркестра: «Два сердца бьются в ритме вальса». Фейс не стала спорить с мужем; испуганная и усталая, она откинулась на сиденье, обитое вытертой красной кожей. Бесполезно усовещивать его, когда он в таком состоянии, и не только бесполезно, а даже опасно; пусть сначала пройдет у него приступ бешенства. Очевидно, она задела его самолюбие гораздо сильнее, чем думала; по правде говоря, Тэчер и так еле-еле поддерживал в себе чувство самоуважения, а она нанесла ему такой удар, что теперь он, пожалуй, никогда не уступит ее просьбам. Фейс сразу поняла, что ее нежелание жить вместе он истолковал только в сексуальном смысле, — она все испортила своей прямотой! Если б она сумела схитрить и повести дело так, чтобы Тэчер сам от нее отказался! Тогда он был бы куда покладистей и, вероятно, расставшись с нею, даже почувствовал бы облегчение. А теперь — ох, как все это сложно!

Задумавшись, она перестала следить, в каком направлении едет Тэчер. И вздрогнула, узнав по некоторым приметам, что они уже за городом, на Балтиморской дороге, главной магистрали, по которой идут тяжелые грузовые машины. Местами дорогу покрывала сплошная наледь, поэтому ехать с такой скоростью было опасно. Фейс взглянула на спидометр — стрелка медленно, от деления к делению, подбиралась к шестидесяти милям, потом поползла дальше. Лучи фар терялись в густой крутящейся измороси, угрожавшей перейти в мокрый снег. Фейс дорого бы дала за то, чтобы услышать пронзительный свисток полицейского патруля. Она искоса взглянула на Тэчера; тот сгорбился над баранкой, устремив в темноту ненавидящий взгляд. Фейс отодвинулась от него, впервые ощутив настоящий страх.

— Тэчер! Ты хочешь разбить машину!

Он передернул плечами.

— Туда ей и дорога!

Стрелка спидометра ползла все дальше. Машина мчалась уже со скоростью семидесяти миль в час. Какой-нибудь встречный грузовик, незамеченная наледь — и… Фейс вздрогнула.

— Прошу тебя, Тэчер, остановись!

— Не остановлюсь, пока не передумаешь!

Он обогнал грузовик, ползший, как динозавр. Машину занесло, шины завизжали, как бы предупреждая о смертельной опасности. Был первый час ночи, и вся полиция словно сквозь землю провалилась. Машина выправилась и помчалась дальше. Но если б тут был лед…

Фейс вдруг сообразила, что она всецело во власти Тэчера, а Тэчер не владеет собой. Его уже ничто не могло остановить, ибо он не знал другого способа настоять на своем. Сейчас он был лишен способности рассуждать, над ним властвовали только инстинкты. Как он сказал — так и будет. Машина не остановится до тех пор, пока не кончится бензин или пока они не разобьются. Да, он погубит себя и ее, но не прекратит эту бешеную гонку. Он охвачен жаждой самоубийства, и разум тут бессилен. Он будет мчаться вперед, оба они погибнут, а Джини… Джини останется на попечении его матери.

Стрелка спидометра колебалась около цифры «80».

— Тэчер! — вскрикнула Фейс. — Остановись! Остановись, слышишь? Я не уйду от тебя! Мы попробуем договориться… только ради бога, остановись!

Тэчер сразу же убрал ногу с акселератора, и машина постепенно замедлила ход. Он свернул на боковую дорогу и остановился. Схватив Фейс в объятия, он стал жадно целовать ее.

Но губы ее были холодны от страха, и она, не отвечая на поцелуи, оттолкнула его. Зубы ее стучали.

— О Тэчер! — воскликнула она. — Какой ужас! Как ты мог!

Он мгновенно пришел в себя.

— Я? — переспросил он. — А как могла ты? Погоди, я тебе еще когда-нибудь это припомню!

Сейчас, лежа в кровати, Фейс перебирала в памяти подробности этого случая, а сон все не приходил. Она почти завидовала Тэчеру — он где-то там оглушает себя виски и, наверное, забыл обо всех своих неприятностях… «Поесть! — воскликнула про себя Фейс. — Поесть, вот что сейчас необходимо! Стакан молока, крекер, потом две таблетки аспирина…»

Она зажгла лампочку у кровати, и взгляд ее упал на часы. Только одиннадцать! «Ровно через двенадцать часов, — подумала она, — я буду стоять перед…» Сердце ее забилось, сорочка прилипла к покрывшемуся испариной телу.

Ее блуждающий взгляд упал на фотографию Тэчера, стоявшую в кожаной рамке возле часов. Пятнадцатилетний Тэчер красовался в щегольской форме военного училища. Вскоре после того, как они поженились, Фейс попросила у него фотографию, которая нравится ему больше всех, и он выбрал эту. Он был очень хорош в форме, — такой подтянутый, с надменным выражением лица. У него был самоуверенный вид генерала, командующего тысячами роботов. Значит, таким, как на этом снимке, Тэчер нравился себе больше всего; ему было тогда пятнадцать лет, и он считал то время лучшей порой своей жизни.

Но в последние дни в Тэчере стало проглядывать что-то от этого юнца на фотографии. Фейс подумала с минуту и поняла: он смотрел на нее с такою же насмешливой и торжествующей улыбкой.

И когда она это поняла, ее словно что-то ударило, потом охватил страх, почти ужас. Она съежилась в постели и долго плакала над своей неудавшейся жизнью.