"Проклятие клана Топоров" - читать интересную книгу автора (Сертаков Виталий)

Глава двадцать шестая, в которой коготь и волчья метка обретают смысл

Северянин катился по жерлу раскаленного колодца и не мог ни за что ухватиться руками. Падение все ускорялось, дышать стало совсем нечем, ему казалось, что вместо воздуха в легкие попадает сухой огонь. Скользкие камни обжигали ладони, и не было ни малейшей возможности замедлить падение. Где — то наверху, в недосягаемой вышине, он видел кусочек прохладного неба, в небе мерцала звездочка, звала к себе. Небо означало спасение, но тело стало слишком тяжелым, а слева в груди поселился зубастый червяк. Парень снова видел глаза, угрюмые, горящие враждебным огнем. Он почти забыл про свои видения детских лет, но прежний кошмар настиг его. Падение все ускорялось. И вдруг…

— Клянусь копьем Гримнира, — прогремел чей — то бас. — я уже однажды потерял сына и не хочу потерять его снова! Несите его в башню к тулам! И передайте — я скормлю их чайкам, если не спасут его!

Даг очнулся от дикой, сосущей боли в подреберье. Первое, что он увидел, открыв глаза, — кости. Дочиста обглоданные человеческие кости, принадлежащие детским скелетам. Он кое — как скосил глаза вправо и убедился, что лежит рядом с недавно разложившимся скелетом ребенка лет восьми. Такой же скелет, только аккуратно собранный и увешанный амулетами, покоился справа. В помещении с низким закопченным потолком стоял невыносимый смрад, но Даг скоро перестал его замечать. Ноги и руки его были связаны, а на голом животе ворочалось вонючее создание, безногая седая женщина с бородой, вся в бородавках и лишаях. В первый миг Даг решил, что уже умер, и, поскольку погиб не в честной битве, находится на самом дне ада, в плену у великанши Хель, и мучают его вечные порождения бездны.

— Лежи тихо и не дергайся! — Чьи — то прохладные ладони подложили под затылок волосяную подушку, дабы пленник не убил себя о камни. Потом зрение ослабло, Даг видел лишь колыхание огней и рогатые головы чертей, жадно склонившиеся над ним.

Сколько времени прошло, он не знал. Но падение в колодец прекратилось. Саднило связанные кисти и щиколотки. Очевидно, он дергался сильно, раз так крепко связали. Противная бородатая женщина никуда не делась. Она разрезала ему кожу на груди, с чавканьем отсасывала кровь, сплевывала на сторону, а затем приложила к ране добела раскаленный прут. Даг от боли потерял сознание, очнулся от ведра ледяной воды, выплеснутой в лицо.

И сразу догадался, что находится в башне, причем не на вершине, а глубоко под землей. Мучители преисподней оказались младшими тулами, наряженными в рогатые шлемы. Они хором пели и подбрасывали травы в котел. Бородатая женщина присыпала ожог пеплом и отползла в сторону.

— Все, что предопределено асами, непременно сбывается, — сказал кто — то невидимый. — Он убил свою мать, как предсказывали тулы…

— Так это мой сын или нет? — зарокотал знакомый бас. — Ведь по вашему наущенью я бросил его в море!

— Верховный тул умер, — торопливо напомнила бородатая каракатица. — Это все он, мы лишь гадатели…

— Развяжите его!

Сверкнули ножи. Дага подняли и переложили на мягкое. Рядом сел кто — то огромный, опустил прохладную ладонь на лоб. Золотые перстни на пальцах оцарапали кожу. Большой человек вздрагивал. Собравшись в кучку, жрецы ждали развязки.

— Знаешь, кто я? — спросил богатырь. Северянину хватило одного взгляда на лицо собеседника, чтобы увидеть в нем себя. Как в зеркале.

— Ты… ярл Пальнатоки, — выдавил он, не смея произнести главное.

— Токи, твоя наложница умерла в родах, — бесстрашно напомнил жрец.

— Это мой сын, — упрямо повторил хозяин Йомсбурга. — Я признаю его вторично, на Совете дружин. А теперь, парень, лежи тихо. Тебя укусила змея, но мы уже вырвали ее жало. И я еще разберусь, кто подослал этих ублюдков.

— Его хотели убить тихо, — подсказал кто — то. По голосу Даг узнал форинга Волкана. — Хвала Фрейру — защитнику, мы успели вовремя.

— Убить тихо, — как эхо, повторил ярл. — Убийство в Йомсбурге, этого мы не простим никому, все слышали?!

Даг скосил глаза и увидел то, что недавно было его врагом. Он узнал лицо человека, который охотился за ним. Хотя узнать было непросто. Голый мужчина висел на дыбе, весь в крови, лишенный глаз и ушей. Неподалеку, на крюке, вмурованном в стену, болтался еще один…

В очередной раз Даг проснулся совсем в другом месте На месте ожога крепилась липкая повязка, пропитанная мазью. Он удобно полусидел в чистой постели, на настоящем, чистом льняном белье. В окно било солнце. Девушка в простой одежде поила его травяным настоем. Дверь скрипнула, вошел Токи. Девушка поклонилась и бесшумно исчезла. При свете дня Даг смог лучше рассмотреть отца. Суровые губы, твердый подбородок, брови и борода, подпаленные сединой, жесткая осанка — все выдавало властную непреклонную натуру. Даг мог бы выглядеть так лет через пятнадцать. Лишь глаза у ярла были иные, совсем иные, и он первый об этом сказал.

— Я узнаю в тебе твою мать.

На мгновение голос Токи дрогнул, теплые воспоминания пронеслись и растаяли.

— Ты проделал большой путь, достойный йомсвикинга. Но ничто не поможет тебе, если не выдержишь наших испытаний. Однако, я пришел не за этим. Ты все равно захочешь узнать, почему тебя швырнули в море. Молчи и слушай.

В Дании жил мой дед, знатный человек, тоже по имени Токи. У него было двое законных сыновей, Аки и Палнир, и один незаконнорожденный. Когда дед умер, сыновья не захотели делиться наследством с бастардом Фелниром. Тогда обиженный бастард уплыл к конунгу и наговорил много неправды против Аки. Он сказал, что Аки хочет захватить всю власть в Дании. Аки часто ходил в викинг, собрал много богатств, его уважали и боялись. Но конунг поверил наветам и подослал к Аки убийц. Тогда Палнир, брат Аки, сильно опечалился и испугался за свою жизнь. Он спросил совета своего молочного брата Сигурда, а тот прослыл большим мудрецом. Сигурд взял дружину и поплыл в Готланд. Там он был в большой милости у ярла Отара и попросил для Палнира руки его дочери, Ингеборг. Сигурд хотел, чтобы Палнир уехал из Дании, получил хорошую поддержку и смог потом отомстить за брата. Случилось так, что Палнир и Ингеборг влюбились друг в друга, и ярл Оттар дал согласие на свадьбу. Спустя время родился я, твой отец. Я вырос в Фюне и с самого детства сопровождал отца в походах. Но, к сожалению, мой отец рано умер. После отца мне досталась сильная дружина и много кораблей. Мы отправились в викинг в Уэльс, там славно помахали мечами и взяли много серебра. Но мудрый Один видит все, он распорядился так, что мне полюбилась дочь самого ярла Уэльса. Ярл предложил мне земли, а дочь его согласилась стать моей женой. Так мы жили, и были это лучшие времена. Половину года мы проводили в своих владениях в Фюне, половину в Уэльсе, и все были довольны. Но после случилось так, что конунг данов Харальд заключил союз с вендами. Кейсар Мешко уговаривал Синезубого, чтобы тот отвратил своих людей от вендских земель, не давал им грабить там. Харальд, хоть и конунг Дании, не мог тогда обещать, что все мелкие ярлы послушают его совета. Тогда они встретились и решили так — кейсар вендов даст датчанам землю в Свиноустье, чтобы Харальд построил там город и населил верными людьми. И чтобы эти люди защищали земли Мешко от всех, кто будет нападать. Но Харальд сам не мог этим заниматься, еще жив был его отец Горм Старый. Тот был злой и неуступчивый человек. Он хоть и делил с сыном власть в стране, но не давал тому много воли. Синезубый стал думать, как поступить, чтобы остаться с вендами в союзниках. Ему сказали, что есть такой человек Пальнатоки, и он предложил мне встречу. Я сказал тогда, что земель и людей у меня достаточно, а если понадобится еще, мы добудем сами, не нанимаясь ни к кому в услужение. Харальд спросил меня тогда, не таю ли я зла за убийство моего дяди Аки. Я ответил, что дело давнее, разбираться с этим должен был мой отец, но он давно пирует в Вальхалле. А что я подумал при этом, сын мой Даг, этого никто не узнает. Так мы долго кружили вокруг и около, и не хотелось мне покидать Фюн. Но снова вышло иначе. Вышло так, что моя молодая жена умерла в Уэльсе. Об этом узнал кейсар вендов Мешко и пригласил меня к себе погостить. Я взял верного друга Сигвальди, несколько кораблей и, как только сошел лед, приплыл в Волин. Пир был щедрый, мы поладили во всем, особенно когда я увидел дочь кейсара…

Пальнатоки рассмеялся каким — то своим воспоминаниям.

— Ты, наверное, не знаешь, что у старого Мешко, кроме сына Болеслава, были еще и прелестные дочери? Так вот…

— Я видел Болеслава, — вставил Даг, все больше гордясь тем, что волею судьбы побывал на имперском съезде.

— Вот как? Где? — удивился Токи.

Пришла пора рассказывать Северянину. Несколько раз он прерывался, накатывал кашель и слабость. Жжение в груди не давало забыться. Тогда отец сам бережно вытирал сыну пот и давал напиться. Даг сбивался, отвечал на вопросы, все глубже погружаясь в детство, до самых ранних воспоминаний, когда отцом он считал знатного бонда Олава Северянина с озера Ветерн.

— Кого ты еще оставил, кроме родных в Свеаланде? — проницательно глянул Токи.

— В Хедебю… — Даг покраснел. — Одна девушка, из дома германского посла. Из — за нее я подрался…

— Женщин у тебя будет много, — отмахнулся ярл.

— Нет… то есть я хочу найти ее. Но ее увезли, — не пускаясь в подробности, Северянин описал стычку с Роальдом и Гуго. Но почему — то не сказал отцу, чей дочерью была Карлен.

— И твой хевдинг продал своего дренга в гребцы, чтобы его не вздернули за честь чьей — то соплячки? — Токи недоверчиво покачал головой. — Что — то здесь не так. Форинг Юхо стоял трое суток в Хедебю, пополняя запасы. В последнее утро в городе начались пожары и был слышен шум, словно дралось целое войско.

— Я ничего не поджигал!

— Ладно, подождем вестей, — сменил тему Токи. — Твой приемный отец — наверняка достойный и благородный человек, — заключил Токи. — Я буду рад познакомиться и даже побрататься с ним.

— А что было дальше? — неловко напомнил Даг. — Откуда…

— Откуда взялся ты? — расхохотался ярл. — Случилось так, что венды предложили мне долю в добыче, если мы вместе пойдем вверх по Нево и нападем на дикарей — русичей. Но вышло иначе. Мы посоветовались и сами пошли в викинг. В том походе на Гардар я потерял многих верных товарищей, это очень трудно — сражаться в густых лесах, где в тебя стреляют из луков прямо с деревьев. Мы слишком далеко ушли от реки и от кораблей, слишком далеко углубились в лес. Но не пожалели об этом, привезли обратно полные драккары соболиных шкур и много другого. Мы захватили женщин и несколько мужчин. Обычно мы убивали всех мужчин, кто поднимал против нас меч, но в тот раз… — Токи тряхнул седой гривой, — в тот раз мы угодили в логово к настоящим колдунам. Русичи называют их волхвами. Они жили в городах, а не в усадьбах, как принято в Дании, и каждый маленький городок нам приходилось брать с потерями. Даже их старики, прежде чем погибнуть, выкрикивали имя Велеса и забирали с собой несколько моих парней. Они плевали нам в глаза соком разжеванных ядовитых ягод, от которого сразу слепнешь. Они делали так, что мои люди целую ночь кружили между трех сосен и погибали от бешенства. Они насылали на нас стаи волков, я никогда прежде не видел таких огромных… Вот следы, видишь? — Токи обнажил бок, показав страшные рубцы от клыков.

Даг слушал, затаив дыхание. Так вот какова она, его настоящая родина! Страна лесных городов, где правят Сварог и Велес!

— Я сразу влюбился в твою мать, — ярл заметно погрустнел, — хотя у нее была такая же метка на голове, как у тебя, и она могла бы отравить меня одним прикосновением языка к моим губам. Я смотрю на тебя, Даг, и вижу ее глаза… Когда мы выжгли частокол вокруг их городища, я был искусан волками. Огромные изрубленные волки лежали вперемешку с трупами дренгов. Наш верховный тул потом кричал, что все это были оборотни. Может и так… Мы не нашли там сокровищ, но я мог умереть от ядовитых клыков. Никто этого не знает, тебе я говорю первому. Когда твоя мать увидела, что я приказал казнить всех ее связанных братьев, она подошла и просто положила руки мне на раны. И кровь остановилась. Она не любила меня, она хотела спасти своих. Тогда я сказал, что оставлю в живых тех, кто добровольно вступит в мою дружину и пойдет со мной обратно в Йомсбург. Потому что тогда лишние рты мне не были нужны. Со мной пошли семеро. Они все отлично дрались топорами, а мечей у них не было. Поэтому в Йомсбурге мы назвали их «кланом Топоров». Мой друг Сигвальди, сын конунга Струтхаральда из Сканей сказал так — пусть у нас тоже будут кланы, для тех, кто лучше владеет каким — либо оружием… Из тех семерых, что пошли тогда со мной, четверо уже пируют в Вальхалле, один сбежал обратно. Но Волкан и Некрас честно служат нашему знамени, у них тоже есть когти неведомого зверя. Волкан стал морским форингом, я доверяю ему десять и больше драккаров, когда мы ходим в викинг. Девчонка спасла им жизни. Я поклялся копьем Одина и не тронул их стариков, но маленькую ведунью забрал с собой. Когда стало ясно, что она понесла от меня сына, я отселил ее в Волин, таковы законы нашего братства. Но наш законоговоритель стал нашептывать всем, что ты принесешь беду…

Токи встал, прошелся по комнате, раздраженно ударяя кулаком в бревенчатую стену.

— Жаль, старый лис не дожил до сегодняшнего дня, я спустил бы с него живого шкуру. Это он придумал хитрость — не убивать тебя, а отпустить на щите в море. На Совете дружин его многие поддержали, а я… я не мог ничего сделать. Потому что проклятый тул предсказал правду — твоя мать умерла при родах. Теперь ты все знаешь. Я не мог пойти против своих, поскольку сам установил законы братства. Мне жаль и того человека, кто напустил на тебя змею. Он был отважен и храбр, он был сыном хевдинга, и теперь мне придется платить вергельд. Его подослали убить тебя, потому что так хотели спасти мою жизнь… Слушай, сын мой! — Токи вперился тяжелым взглядом в побледневшего Дага. — Ты можешь поклясться, что не убил, нарочно или случайно, кого — то из своих родичей, или из моих дружинников?

— Клянусь, никого, — с великим облегчением прошептал Даг.

— Ибо молва догоняет всякого, — нехорошо ухмыльнулся ярл, — и горе лжецу! Все, ты устал. Спи. Говорить будем на Совете.

— Отец… — Северянин чуть не задохнулся, назвав так сурового ярла. — Отец, я могу тоже вступить в клан Топоров?

— Ты ничего не можешь, — отрезал Пальнатоки. — Тебе нет восемнадцати, это несложно доказать. Но никакое кровное родство тебе не поможет.

— Что же мне делать?

— Ждать испытаний.