"Проклятие клана Топоров" - читать интересную книгу автора (Сертаков Виталий)Часть третья КВЕДДИНБУРГГлава восемнадцатая, в которой выясняется, что ловля птиц — не самое глупое занятие, зато законы рыцарства вызывают общий смехВсадники вышагивали в колонну по четыре, издалека похожие, как близнецы. На каждом новые сапоги из козьей шкуры, со шнуровкой выше щиколотки. На каждом — превосходная длинная кольчуга и длинные кожаные штаны с завязками и шерстяными чулками. На каждом — одинаковый шлем с меховой подкладкой и отороченный бобром хрустящий новенький плащ. Под кольчугой и плащом две рубахи из лучшего льна и шерсти и отдельно, в сумке — невиданная роскошь — отрез шелка для парадной одежды, специально для императорской аудиенции. У каждого на правом плече изысканная фибула с выбитым профилем Тора и налобная лента, стягивающая волосы в пучок. Впрочем, Тора носили не все. На стоянках, когда растягивали лини для длинных шатров, Харальд определял место для христианской часовни, а в противоположной части лагеря расставляли жертвенники для скандинавских богов. Первые ночевки прошли в полевых условиях, под шатрами, в кожаных спальных мешках. Вблизи не замечалось никаких крупных селений. Издалека дымили очаги нищих славянских деревень, их обитатели смотрели хмуро и при первом окрике разбегались. Чем дальше посольство продвигалось на юг, тем мощнее становились леса. И леса совсем не такие, как у Дага на родине: ели уступили место размашистым лиственным деревьям. Снег скрывал густую высокую траву, все реже и реже попадались обтертые временем валуны, которыми изобиловала суровая почва Свеаланда. Зато стало ясно, что любимая черника здесь почти не растет. Даг ощущал себя маленьким мускулом. Даже не мускулом, а крошечной частью свирепого разумного существа, от которого невозможно как — то отделиться или оторваться. На привалах он спрашивал себя, не пора ли бежать и вернуться к вольной жизни, вернуться к Ульме, или вообще добраться до родной усадьбы в Свеаланде, благо денег на все хватало. Да, он теперь не разбойник, а грим из отборной дружины конунга. У него завелись настоящие деньги, не тяжелые германские динарии, а блестящие монеты с профилем Харальда звякали в кожаном кошеле на поясе. Рыночные менялы в Хедебю уверяли, что новые деньги Дании даже чище динариев. У Дага появился суровый, дьявольски дотошный, но справедливый командир. Ярл Годвин никому не давал спуску, пресекал любые ссоры, отчитывал дружинников за любую провинность, требовал чистоты и усердия во всем. Вначале его требования казались Дагу чудовищными. Но постепенно он привык. Привык к тому, что по вечерам на привалах растягивается огромная палатка и устраивается баня. Что надо подравнивать бородку и вычесывать волосы гребнем. Что надо стирать платье. Привык, что пришлось бегать в строй на скорость и занимать свое место. Привык к своей очереди в караулах. Привык, что нельзя просто так повалиться на землю и спать, а следует вначале устроить лагерь. Телеги с провизией, высокие кареты священников, закрытые повозки с казной и дарами ставились в круг, затем возводилось укрепление из туго стянутых жердей, растягивались веревки с колокольцами и разводились десятки костров. Только затем назначались караулы, и можно было уснуть в строго определенном месте, имея под рукой оружие. Северянин привык, что правофланговые хольмы дерут три шкуры, если не содержишь в чистоте коня и снаряжение. Привык к жирной, разнообразной пище, от которой быстро набрал вес. Привык к тому, что платят, а воевать не заставляют. И сказал себе, что не такое это уж страшное приключение — безбедно проехаться в компании с епископом Поппо и прекрасной Карлен, а может еще доведется повидать самого германского кейсара! Какая разница, кому служить, ведь жизнь воина так коротка, и так быстро нужно успеть стать самым первым! А Северянин в свои четырнадцать лет даже не сомневался, что станет самым знатным и сильным на этой земле. — Почему бы и нет, сын мой? — ласково спрашивал отец Поппо, хотя Даг уже сто раз просил не называть его сыном. — Не так плохо иметь честолюбие в твоем возрасте. Но без благородства души и чистоты помыслов оно превращается в адское зло… От речей пресвитера у Дага порой болели уши, но чаще в его палатке можно было услышать тысячу занимательных историй. Даже ярлы из свиты конунга приходили послушать, чтобы скоротать дождливые вечера. — Династия Меровингов держалась долго, но усобицы князей привели к волнениям черни. Горели замки, горели города, — увлеченно рассказывал пресвитер. — И вот, в девятьсот девятнадцатом году от рождества Христова, в городе Фритцлар, собрались самые влиятельные саксонские и франкские бароны, чтобы выбрать короля. Они выбрали Генриха Первого, а молва нарекла его Птицелов. Герцог как раз занимался охотой в любимом Кведлинбурге, когда ему доставили депешу об избрании королем. И надо отметить, новый король оказался не только отменным птицеловом! Он перестроил пограничные крепости по римским чертежам, наголову разбил дикие венгерские племена и первый создал настоящую рыцарскую конницу, освященную самим папой и епископами той поры. Благодаря рыцарской коннице Птицелов разбил полабов и прочих язычников — славян. Генрих отстроил столицу Кведлинбург, заложил там красивый монастырь, вы все его увидите, и был похоронен в монастырской церкви на горе Шлоссберг. Туда мы и едем, на место упокоения великого германского монарха, защитившего пределы страны… Многочисленное датское посольство вступило во владения империи. Даг не считал, сколько солдат, священников и аристократов окружало конунга Харальда, но выходило никак не меньше тысячи. Причем вся их небольшая, вооруженная до зубов армия служила лишь почетным эскортом. Когда чуть позже Даг повстречал почетный эскорт первого же германского герцога, он с горечью ощутил, какими убогими оказались все их приготовления. Несмотря на пышные золотые знамена и трубачей, вышагивающих впереди белого коня Харальда. Несмотря на богатейшие дары, надежно спрятанные от пурги и снегопадов под попонами и в сундуках. Но Северянина не разозлил встреченный на пути, украшенный вымпелами замок. Не разозлили рыцари в парадных доспехах, с булавами и шестоперами, которые строились в ряд и поднимали пики в знак приветствия конунгу данов. Северянина не разозлили шикарно разодетые женщины германских городов, и сама атмосфера, царившая там, — веселая, непринужденная легкость, по сравнению с угрюмой воинственностью Хедебю. Северянин не завидовал. Он сразу постановил для себя, что вот так жить лучше, интереснее и богаче он непременно будет сам, и очень скоро. Первые сильные впечатления Северянин получил в Гамбурге. Для начала он увидел людей, которые широкими скребками разгребали снег. Само по себе ничего удивительного в уборке снега не было. В родной усадьбе они занимались этим всей семьей. Но здесь Северянин встретил людей, которым, видимо, платили за расчистку главных дорог. И эти главные дороги оказались куда лучше, чем на родине. Многочисленный поезд конунга проехал под аркой городских ворот, на башенках стояли пышно разодетые трубачи и дули в трубы. Затем потянулась совершенно чистая от снега мостовая, аккуратные беленые дома, укрепленные брусьями. Деревянных тротуаров не встречалось вовсе, и сани пришлось спешно ставить на колеса. Дага заворожило обилие кирх, звон колоколов, запах курильниц и великое множество мужчин в церковных одеждах. Но гораздо интереснее было посмотреть на ряды встречающих баронов, которые нарочно выстроились перед ратушей. У каждого на выпяченной железной груди красовался фамильный герб, такой же герб колыхался позади, на знамени, которое держал оруженосец. У оруженосца имелась своя лошадь, к седлу которой были приторочены связкой копья, мечи, щиты и прочее богатство, от вида которого у любого викинга потекли бы слюнки. Вместе с отрядом рыцарей их приветствовал посланник двора. Посланник привез особые грамоты для проезда среди многочисленных рогаток, устроенных местными хозяйчиками. Оказывается, на колоссальном пространстве империи каждый мелкий барон считал свой лес или речку личной вотчиной и старательно обдирал всех пришельцев. Гамбург звенел, дребезжал, свистел и стучал. Дымили высокие кирпичные трубы. Десятки мастеровых трудились в лавках, под крышами рынков грудами лежали ценные товары, по площадям бродили смешные люди на ходулях. Другие смешные люди прятались за ширмами и показывали кукол. Взрывы хохота сопровождали эти представления. Вдоль тротуаров пробирались цепочки слепых и прокаженных, дети швырялись в них отбросами. Навстречу слепым целая армия строителей катила тачки с камнем. Северная стена города, совсем недавно разрушенная в стычках со славянами, росла на глазах. Посланника императора звали смешно и трудно — майордом. Отец Поппо намекнул окружающим, что это одна из самых важных должностей в государстве. Майордом объявил, что назавтра в Гамбурге ждут послов от вендов, чтобы дальше ехать вместе. Потому для отдыха и развлечения публики открываются два турнира. Один потешный, для всяких бродяг и трубадуров, другой — для истинных рыцарей, решивших померяться силами. Только все оружие будет безопасным для жизни. Даг тут же спросил ярла Годвина, можно ли им тоже «померяться силами», но выяснилось, что драться на конях с пиками имеют право лишь местные аристократы. Это известие заставило зашуметь половину датского войска. Однако гораздо громче зашумели именитые горожане, когда войско Харальда полезло на трибуны, нарочно сколоченные для удобного обзора. — Здесь не принято, чтобы простые солдаты сидели вместе со знатными особами, — тихонько пояснил епископ. Даг огляделся. Трибуны, грубые сиденья, сколоченные из досок, были построены одна напротив другой, а между трибунами слуги вытоптали широкий проход, присыпанный соломой. Даг с приятелями занял на лавке места повыше и никому их уступать не собирался. Сам ярл Годвин и окольничий Сьеберн сидели рядом, а рядом, еще выше, стоило оглянуться, Даг встречал улыбку Карлен. Согнать гостей с почетных мест никто не решился, но солдаты местного герцога и простые ремесленники были вынуждены наблюдать за представлением из — за изгороди. И вовсе из — за этого не злились. — Как это так? — вслух удивлялся окольничий. — У них не чтут свободных бондов! Их вгоняют в грязь, как рабов! Даг тоже очень удивился. Ему казалось немыслимым, чтобы на тинге или в доме любого землевладельца кто — то вытолкал в сторону свободного человека! Но скоро его вниманием завладели местные красотки, рассевшиеся напротив. Дамы здесь выглядели иначе, чем, скажем, в Бирке или Хедебю. Замужние закрывали головы платками, девушки заплетали косы, носили платки у подбородка и длинные теплые платья со шлейфами и подвязанными рукавами. В глазах рябило от ярких расцветок их платков и шерстяных туник, от колец, пряжек и ожерелий, зато северные меха здесь уже считались роскошью. Некоторые дамы приехали в каретах вместе с майордомом, эти даже не вышли на площадь. Даг видел только гордо поднятые головки, укрытые вуалями с драгоценными камнями. Шел мелкий дождь. К сожалению, таинственная пасха, к которой старик Отто приурочил общее собрание европейских монархов, приходилась не на самое приятное время года. К счастью, отец и напыщенный братец Карлен давно ускакали вперед по своим делам. С девушкой ехали еще две дамы, а мужской эскорт составляли противный духовник Бруно и уже не злой за поражение кузен Гуго. Впрочем, скоро выяснилось, что Гуго простоват, но совсем не злодей. Перед началом схваток он с гордостью поведал Дагу и прочим знакомым, что его отец будет драться в четвертой паре, а самого Гуго отец уже в следующем году произведет в рыцари. Тогда у него в жизни все изменится: он сможет стать оруженосцем у сюзерена, будет подавать начищенное оружие, нарезать за столом мясо, скорее всего, отправится в поход на Сицилию и уж точно покинет промозглый Шлезвиг. Карлен выслушала все это спокойно, святые отцы только покивали, а Даг с товарищами вылупили глаза. Даже досточтимый ярл Годвин, хевдинг и прямой начальник Дага, не нашелся что сказать. — Как это — подавать оружие? Как это — нарезать мясо? Разве для этого нет рабов? Несмотря на полное всевластие датского конунга, оно касалось почти всегда лишь военных вопросов. Никому из датских ярлов в голову не пришло бы отдать подросшего сына в прислугу. — Он ненормальный? — осторожно спросил Северянин у Карлен, когда Гуго побежал поприветствовать отца. Его папаша, в гремящих наколенниках, нелепом тазу на животе и еще более нелепом ведре, которое он нес под мышкой, показался Дагу верхом глупости. Если все рыцари такие неловкие, то против кого же Синезубый строит великую стену, всерьез задумался Даг. Тем более что на площадке между трибун началось нечто несусветное. Мужчины, которые в одиночку даже не могли взобраться на коня, разбегались и тыкали друг друга в грудь тупыми жердинами. Иногда они попадали друг другу в ведра, одетые на головы, и тогда поединок быстро прекращался. Насмотревшись на подобное безобразие, Северянин улучил момент и перемахнул на скамью между Карлен и отцом Поппо. Девушка вспыхнула, но не отодвинулась. — Чему рад твой родич Гуго? Он рад, что залезет на коня, а потом ему дадут палкой по башке? — Он счастлив и горд, потому что его отец получил титул рыцаря на поле боя и в следующем году посвятят в рыцари его. — И что с ним станет? — с любопытством подхватил ярл Годвин. — Ему выдадут железное ведро на голову и пику, которой невозможно драться? — Я не мужчина, но я вам расскажу, — слегка покраснела дочь маркграфа. — Гуго — сын барона, его сюзерен — сам герцог Магдебургский. Его отец очень радовался, когда после троих дочерей наконец родился мальчик. — А что такого страшного в девочках? — Это же ясно, — улыбнулся отец Поппо. — За девочку, когда она вырастет, надо отдать в приданое часть фамильных земель. А мальчик означает рождение будущего сеньора, который будет охранять всех своих ленников. — Ленников? — задумался Даг. — Как один Гуго может кого — то охранять? Тем временем на турнирной дорожке еще двое вылетели из седла и были унесены с переломами. Причем женское население Гамбурга с большой радостью следило за чужими увечьями. — Мой брат до семи лет воспитывался няньками вместе со мной. Мы даже играли, как двое мальчишек, с деревянными мечами, — Карлен закусила губу. — Но после семи лет всех мальчиков забирают в поход. Если они дети графов, баронов, или даже дети мельника, которому присвоили звание рыцаря, мальчик должен драться, спать на земле, плавать и ездить на коне. Зато в нашей семье я одна умею читать и писать, кроме того, я считаю в уме и наизусть знаю Писание. — Подожди — ка, а Гуго, например, даже не знает толком, кто такой ваш Христос? — спросил Даг. — Зачем ему это? — улыбнулась девушка. — Мой отец и духовник считают, что достаточно воспитать в юноше отвагу, чтобы каждый рыцарь желал отомстить неверным за страдания и смерть Христа. Тогда слово божье разойдется по земле огнем и мечом… Хевдинг Годвин и окольничий конунга переглянулись. — А зачем для кого — то нарезать мясо? — не унимался Даг. — Мне сказали, что это большой почет у вас? — Когда моему брату исполнилось двенадцать, отец отвез его к своему сеньору, в Магдебург, чтобы тот стал оруженосцем. Вы еще не видели, как наступает настоящая рыцарская конница, — с ноткой гордости произнесла девушка. — Сорок человек отборных рыцарей рассеивают тысячную толпу полабов. Но рыцарям нужны оруженосцы. Кто — то должен подавать оружие взамен сломанного. Когда война закончилась, мой брат чистил лошадей сеньора, мыл его охотничьих собак и прислуживал, стоя за креслом… Даг переглянулся с товарищами, сидевшими близко. Все парни прислушивались к рассказу с явным недоверием. — И что теперь? Твой брат — уже рыцарь? — стараясь не язвить, осведомился Даг. — Он уже не режет никому мясо? — Да, его посвятили. Гуго это только предстоит. В этот момент на арене один из доблестных бойцов угодил другому затупленной пикой прямо в носовую перегородку, тот кувыркнулся назад и, цепляя головой булыжники, поскакал дальше, пока лошадь не поймали в конце площади. Даг подумал, что с одним мечом в раненой руке он сумел бы разделаться с этими недотепами. — Стать рыцарем не так просто, — похоже, девушка совсем не обиделась. — Если мальчик выдержит все испытания, то к его пятнадцатому году рождения вызывают на специальное поле. Я в таких местах никогда не была, женщинам это запрещено. Там должен быть священник, там должны быть старшие мужчины, они вручают юноше пояс и оружие, а священник благословляет его на подвиги во имя Христова. Ночью мальчики не спят, они читают молитвы подле храма, затем все обязаны искупаться в святой воде и надеть чистую одежду… — И что станет с Гуго, если его не убьют в бою? — Северянин намеренно не стал говорить о брате Карлен. — Чем он отличается от обычного графского сынка? Девушка подняла голову и принялась торжественно загибать пальцы. — Рыцарь никогда не лжет. Рыцарь верит в святую церковь и готов умереть за Христа. Он всегда защищает папу и церковь. А еще защищает слабых, вдов и сирот. Рыцарь никогда не отступает в бою. Он должен любить своего короля, должен воевать против неверных за веру Христову… — Ты уже раз шесть сказала про веру Христову, — поморщился Даг. Ему очень хотелось после представления уединиться где — то с девушкой или хотя бы прогуляться вдвоем, но мечты остались мечтами. Горнисты сыграли общий сбор. — Ваш бог не сильнее мудрого Одина. — Хорошо, расскажи мне об Одине, — примирительно попросила девушка. — Я хочу услышать от тебя, а не от моего духовника. — Рассказать? — Даг с шумом выдохнул воздух. — Это не слишком просто, я не скальд. — Скажи мне, ты мог бы молиться вон тому столбу? Или вон той корове? — хитро улыбнулась девушка. — Конечно, нет, — слегка обиделся Даг. — Тогда убеди меня. Раз ты не считаешь богом столб или корову, значит, ты можешь рассказать, чем Один от них отличается. — Хорошо. Тогда ты должна слушать и не перебивать. Твой бог всегда сидел на небе, а Один родился среди людей. Поэтому ты должна убеждать меня, а не я тебя. Но я расскажу… — Даг помял щеки, вспоминая детство, звуки кантеле и скальда Горма. — Так вот, далеко на востоке есть такая страна — Азия. Еще восточнее ее была страна Асов, а главный город звался Асгардом. Там правили двенадцать жрецов, они приносили обильные жертвы, и народ был доволен. Среди владык того народа и родился Один. Он рано прославился мудростью и отвагой. А еще он побеждал во всех битвах. И побеждали все, кому он возлагал руку на голову. Люди верили ему настолько, что избрали своим правителем. И тогда Один повел войско на войну против ванов, которые часто нападали на асов… — А кто такие ваны? — захлопала ресницами Карлен. — Не перебивай, — осадил Северянин. — Ваны были тоже потомки первых людей, были могущественными, почти как боги. Асы и ваны стали сражаться, но никто не мог победить. Тогда они договорились о мире и обменялись мудрейшими из людей, как заложниками. Асы послали в плен мудрого Мимира, но ваны убили его, а голову послали Одину. Тогда Один натер мертвую голову травами, сказал тайные слова, и голова Мимира стала с ним говорить. Голова открыла ему все тайны, скрытые людьми даже в далеких странах. Потом к Одину пришли люди его народа и сказали: римляне одолевают нас, они уже захватили страну турок и многие бегут от них. Что нам делать? Один уединился, чтобы подумать и сотворить волшебные заклинания. Ему открылось, что его потомство заселит северные земли мира. Тогда Один собрал сыновей и пошел на север. С ним была могучая дружина, а по пути к ним приставали еще многие достойные и храбрые люди. Один поступил мудро. Приходя в какую — то землю, он устанавливал честные законы, справедливый одаль и сажал там одного из сыновей. Так получилось, что его сыновья стали могучими конунгами в Гардаре и в стране Саксов. Когда Один поставил своих сыновей править, он направился дальше, к северным островам. Один привел с собой жрецов, возвел капища и стал обучать местных людей многим ремеслам и искусствам, которыми владели асы. Люди научились у него музыке и сложению стихов, охоте и ковке железа, и умению работать с глиной, и прясть шерсть, и многому другому. Так случилось, что все народы на Северном пути признали власть асов и все славили Одина. Он повелел, чтобы в северной стране были те же законы, что в стране асов, которую он покинул. Он научил сжигать покойников с их имуществом и приносить жертвы. Он сказал, что каждый достойный муж может попасть в Валхаллу и будет там распоряжаться тем, с чем взойдет на погребальный костер. С друзьями он был приветлив и добр, а для врагов оборачивался зверем, и никто не мог одолеть его. Иногда его тело будто мертвое лежало под охраной, а сам он мог бежать волком или лететь, как орел. Он мог дунуть, и человек становился слеп. Люди прозвали его Мастером песней, потому что он говорил так, как у нас поют скальды. Один имел дружину, от его дружины все бежали в страхе, потому что в ней были берсерки. Это умение тоже дал людям Один. Он построил себе корабль по имени Скидбладнир, который мог идти против ветра в любую бурю, а после Один мог свернуть его, как платок. Мертвая голова Мимира выдавала ему все секреты и научила его вызывать мертвецов. У Одина были два ворона — Хугин и Мунин, и восьминогий конь Слепнир и волшебное копье, которое всегда возвращалось к хозяину. Одину платили дань по всему Свеаланду и далеко за пределами. Когда он стал старым, он сказал, что отправляется в Небесную Усадьбу и будет ждать там всех, кто достоин этого. Поэтому, когда он умер и был насыпан курган, люди стали часто видеть Одина во снах, и много раз он делал верные предсказанья… Чтобы получить высшую мудрость, понять язык птиц и деревьев, Один сам себя лишил глаза и девять дней провисел на Мировом Древе. После этого испытания он получил высшую мудрость. Много раз он появлялся перед битвой и помогал достойным мужам советом. На землю он возвращался много раз, но брал себе много имен, и часто притворяется стариком в большой шляпе и синем плаще. Живет он в серебряном доме по имени Гладсхейм, с утра и до ночи разрешает споры, сидя на престоле, а волки и вороны прислуживают ему и приносят вести… Даг перевел дух. Ему самому понравилось, как долго и складно он говорил, но история нисколько не затронула воображение Карлен. Она смотрела на юного дана с сочувствием. — — Никогда вашему богу не победить Одина! — рассмеялся Даг, спрыгивая с насеста. И даже волчья метка, так часто угадывавшая будущее, не могла подсказать Северянину, что очень скоро под натиском смешных чудаков с ведрами на головах рухнет и Один, и Тор, и прочие любимые боги Северного пути… |
||
|